Текст книги "Казнить Шарпея"

Автор книги: Максим Теплый

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

Прорыв

...Машина Зубарова благополучно миновала все три поста. Игнатов, который слышал переговоры министра с охраной, отдал должное его мужеству. Тот действительно взял себя в руки и общался с охраной, сохраняя спокойствие. На третьем рубеже командир охраны объяснил, куда следует отправить машину после того, как министр ее покинет, и предложил показать дорогу.

– Спасибо, капитан. Я здесь не в первый раз, – отреагировал Зубаров, – дорогу знаю.

Когда машина отъехала метров на сто вглубь от ворот, из багажника раздался приказ:

– Стой!

Игнатов в долю секунды выпрыгнул наружу и открыл заднюю дверь машины.

– Дальше идем пешком. А ты поезжай медленно за нами, – приказал он водителю. – На стоянку уйдешь только тогда, когда мы войдем в здание.

Пристроив автомат под мышкой так, что его почти не было видно, Игнатов зашагал рядом с министром, демонстративно отпустив его на полшага вперед. Он вновь был в парике и берете, что скрывало его солидный возраст. Со стороны могло показаться, что по территории президентской резиденции спокойно идет министр, которого сопровождает то ли офицер охраны, то ли личный телохранитель.

Живописная парочка приблизилась к зданию президентской резиденции. На крыльце стояли несколько человек из службы президентского протокола и охраны премьера, который, видимо, уже находился в здании. Начальник протокольной службы приветливо кивнул министру и спросил:

– Вы, Франц Францевич, сегодня тоже с охраной?

Зубаров неопределенно мотнул головой.

– Понимаю! – продолжил начальник протокола. – День сегодня такой. Слышали, во время церемонии террориста застрелили? Нашли снайперскую винтовку американского производства. Так что все без шуток. Реально готовилось покушение на Президента.

Игнатов лихорадочно размышлял, как действовать дальше: то ли просто начать прорыв в резиденцию и попытаться захватить Президента в его кабинете, то ли действовать по обстоятельствам. Интуиция подсказывала Игнатову, что его где-то рядом подстерегает опасность: уж больно гладко все шло до этой минуты, уж больно беспечно вела себя охрана.

– Здравствуйте, Дмитрий Матвеевич! – неожиданно раздался из дверей голос Гирина. Он вышел на крыльцо, и тут же, как из-под земли, рядом с Игнатовым выросло человек десять в штатском, каждый из которых направлял на него оружие. Протоколисты и охранники премьера наблюдали за этой сценой, онемев, как в последней сцене «Ревизора»: было видно, что все происходившее явилось для них полной неожиданностью, не поддававшейся осмыслению.

Проявляя завидное самообладание, Зубаров медленно двинулся в сторону Гирина, интуитивно покидая круг людей, внутри которого вот-вот могла начаться ураганная стрельба.

– Бросьте автомат, господин Игнатов! Он вам здесь не понадобится! И заверяю вас, если вы сделаете хотя бы одно неосторожное движение, мы немедленно начнем стрелять на поражение. Шансов у вас нет.

– Шансы всегда есть, – спокойно ответил Игнатов. Он положил автомат на землю, поднял руки и дал себя обхлопать.

– Оружия нет! – отрапортовал один из подчиненных Гирина. – Но на нем какой-то пояс.

– Это бумаги, документы, видеодиски, диктофонные записи, – пояснил Игнатов и, спокойно взглянув на генерала, неожиданно предложил: – Поговорим?

– Обязательно поговорим! – ответил тот. – Только не здесь! А в камере, в СИЗО.

– Нет, здесь! – упрямо настаивал Игнатов. – И сейчас! И не с вами одним, а еще и с Президентом Российской Федерации! И в присутствии электронных средств массовой информации!

Гирин заподозрил недоброе. «Блефует, – с надеждой подумал он. – Нет у него никаких козырей. Проиграл партию вдребезги и блефует, демонстрирует выучку не теряться в критических ситуациях!»

Чтобы придать себе уверенности, он с вызовом обратился к Игнатову:

– Хватит изображать супермена, Игнатов! Вы проиграли! Вашего сына мы все равно достанем! И это вы обрекли его на скитания! Найдем! Если надо, Интерпол подключим. В любой точке планеты добьем!

Игнатов молча смотрел себе под ноги и никак не реагировал на слова Гирина. Тот напористо продолжил:

– Тихоня убит! И это вы отправили его на смерть! А ведь он геройский парень. Офицер. Вы думали, что мы поверим в ваши маневры, в этот цирк, в снайперскую винтовку? А мы, как видите, ждали вас здесь. И не ошиблись!

– Да нет, – возразил Игнатов. – Я вовсе не исключал, что вы ждете меня здесь. – Он заметно почернел лицом после информации о гибели Тихони, но продолжал держать себя в руках. – Мне важно было попасть сюда. И если бы я смог беспрепятственно проникнуть к Президенту, то мне не пришлось бы прибегать к крайнему средству.

– О чем вы?

– Помните, я говорил перед посадкой в вертолет, что у меня есть резервный вариант? Так вот, я приберег один, самый разрушительный заряд. Он установлен где-то в людном месте, в центре Москвы. Идет десятидневная отсрочка его подрыва. Сегодня – десятый день. Если я до 20 часов сегодняшнего дня не дам код на его обезвреживание, взрыв произойдет. Я прошу встречи с Президентом. Более того, я снимаю условие про телекамеры. Мне достаточно будет вашего присутствия. Вы честный офицер – я знаю. Сразу после этого разговора можете делать со мной что хотите, но сами вы должны отправиться в парламент, собрать лидеров всех фракций и проинформировать их о деталях нашего разговора с Президентом. Как только начнется ваше общение с лидерами фракций, я передам код на разминирование заряда.

Гирин инстинктивно дернул рукой и посмотрел на часы: было около часа дня. Едва сдерживая гнев и сжимая кулаки, он двинулся на Игнатова.

– Вы не хозяин своего слова. Как с вами иметь дело? Вы нас убеждали, что после того, как мы отпустим Фомина, вы передадите все коды. Вы гнусный шантажист! Где гарантии, что потом не будет еще одной бомбы, а потом еще и еще?

– Считайте меня кем угодно, но я оставлял для себя последний рубеж отступления на случай, если вы попытались бы со своей стороны нарушить ваши обязательства. Я в любом случае отдал бы вам код на разминирование. Но теперь, когда я нахожусь в двух шагах от Президента, я должен с ним встретиться. Я же не прошу ничего сверхъестественного. Я в присутствии Президента передам вам мои бумаги.

– Я могу их у вас забрать сейчас!

– Можете, но тогда я не отдам вам код. У меня нет гарантий, что вы не сожжете их за ближайшим углом.

– Ну и до чего же вы тут договорились, господа чекисты и террористы?

Все обернулись на голос и увидели, что в проеме двери, ведущей в резиденцию, стоит Президент страны, облаченный в синий тренировочный костюм, кроссовки и довольно плотную «толстовку», никак не вязавшуюся с лютой жарой, стоявшей на дворе. За его спиной стояла группа вооруженных людей с оружием на изготовку.

– Я слышал, что этот господин, который охотится за мной, хочет о чем-то со мной побеседовать? Так? – Шарпей закашлялся и побагровел. Один из охранников стал лихорадочно рыться в кармане и быстро протянул Президенту какую-то упаковку – видимо, с лекарствами. Но Шарпей решительно отвел его руку. – А, собственно, почему мы должны ему в этом отказать? – продолжил он, отдышавшись. – Раз уж он здесь, раз пробрался на столь охраняемую территорию, – Шарпей глянул пристально на начальника службы охраны и едко ухмыльнулся, – раз говорит о том, что располагает какими-то важными документами, то почему бы и не поговорить? Как думаете, генерал? – обратился он к Гирину.

Тот молча развел руками, давая понять, что ему эта затея не нравится.

– И кстати, о камерах. Я имею в виду не лефортовские, а телевизионные камеры. Зовите! – Шарпей увидел изумленный взгляд Гирина и повторил: – Зовите, зовите! Все влиятельные каналы. И вправду, мне есть что сказать. Я догадываюсь, какие документы принес с собой этот человек. Поэтому телекамеры нам пригодятся. Жду вас в своем кабинете через час. Нет, давайте через два! Мне надо подготовиться...

Шарпей развернулся и исчез так же быстро, как появился.

Через минуту из резиденции высыпала довольно большая группа мужчин, в центре которой быстро шагал невысокий молодой человек с редкой шевелюрой, в котором Игнатов признал главу правительства. Тот энергично разговаривал о чем-то с высоким и худым субъектом, который шагал с ним рядом. Они на секунду задержались возле Игнатова и окружавших его вооруженных людей. Премьер демонстративно покрутил пальцем у виска, как бы давая Игнатову понять, что он о нем думает. Затем все быстро двинулись в сторону парковки.

Подкатили один за другим несколько автомобилей, куда все участники совещания мгновенно загрузились. Машины, визжа колесами на быстром старте, двинулись в сторону выезда. Когда они исчезли из виду, Гирин дал команду, и Игнатова, предварительно надев на него наручники, повели в резиденцию, но не через центральный вход, а через какой-то боковой. Когда до двери оставалась пара шагов, Гирин вдруг крикнул подчиненным:

– Эй, мужики! Свяжите-ка ему руки ремнями. Я слышал, что «браслеты» он умеет снимать...

Погоня

Глава правительства – Эдуард Леонидович Зуев – олицетворял собой политическое наследство, полученное Шарпеем от ельцинского клана. Ликвидировать это под корень не удавалось никакими силами. Президент даже заметил, что, когда он начинал очередной виток войны против ельцинского кадрового наследия, оно только укреплялось. А в рядах его собственной команды тут же возникали бреши: то один, то другой из пришедших вместе с ним соратников оказывался по другую сторону баррикад и убеждал Шарпея не трогать «ельцинских» и «сохранять кадровую стабильность».

Зуев успел поработать на разных должностях в правительстве, был вполне добротным управленцем и неплохим финансистом. До поры до времени он Шарпея устраивал, особенно после того, как тот убедился, что сохранить Зуева политически дешевле, чем его снять.

Он обложил его «своими» вице-премьерами, урезал полномочия, столкнул с пропрезидентским парламентским большинством и сделал зависимым от своей политической воли. Ключевые решения Шарпей принимал сам, но ценил то, что Зуев четко организовал работу правительства, строго спрашивал с министров и пользовался, в отличие от самого Шарпея, благосклонностью со стороны Запада.

...Зуев был откровенно раздражен только что состоявшимся разговором с Президентом. Этот разговор расстроил его настолько сильно, что даже арест террориста прямо на крыльце президентской резиденции не мог отвлечь его от дурных мыслей. Он вспомнил, как демонстративно сухо пять минут назад распрощался с ним Шарпей. А тут еще этот Зубаров, которого он считал главным виновником дурного настроения Президента. Зуев увидел его, когда вышел на крыльцо резиденции. Тот был смертельно бледен и, казалось, вот-вот хлопнется в обморок. «Так тебе и надо!» – злорадно подумал премьер. Садясь в автомобиль, он специально отвернулся от министра. К тому же обстановка не располагала к тому, чтобы затевать с ним разговор.

Зуев демонстративно пригласил с собой в машину Дибаева, который также участвовал в совещании и докладывал Президенту, как обстоит дело со строительством нового парламентского центра.

Доклад Дибаева Шарпей разгромил, услышав, во сколько это обойдется казне.

– Бесплатно постройте! Бесплатно! – обращался он к Дибаеву, хотя было понятно, что указание было адресовано премьеру. – Пусть правительство заберет нынешнее здание на Охотном, этот дурацкий скотомогильник! Продайте его Москве. Дорого продайте! А на вырученные деньги стройте центр. Ни копейки из бюджета я вам на это взять не позволю! Небось уже и откаты в свою смету заложили? А, Дибаев?

– Я такими вещами не занимаюсь, Иван Михайлович!

– А вот это правда! – неожиданно согласился Шарпей. – Такой мелочевкой вы не занимаетесь. На откатах зарабатывают другие. Ваши дела покрупнее будут! Значит, так, господа! – продолжил Президент. – По первому вопросу, по проекту федерального бюджета... Мое мнение: я бы с таким проектом в Думу идти не рискнул. Вы, Эдуард Леонидович, конечно, человек отважный. Может, и рискнете, но не советую! Порвут на куски! И правильно сделают! Вы уже помешались на своей макроэкономике. Где, кстати, Зубаров? У меня ощущение, что вы идете у него на поводу! Так где он?

– Зубаров на подъезде, – тихо откликнулся кто-то из службы протокола.

– У нас все совещание было рассчитано на пятнадцать минут, и он умудрился опоздать. Он что у вас, уже к Президенту по своему графику является? Распустили вы его, Эдуард Леонидович! Вы только послушайте, что он с экранов несет! Зарвался, одним словом!

– Иван Михайлович! – не удержался премьер. – Вы же знаете, что в городе творится. Он ездит без сопровождения, сразу сильно отстал от меня. Вот и опаздывает. Весь город перекрыт. Кругом посты, проверки.

– Знаю! – недовольно буркнул Шарпей и продолжил: – Вы ему передайте... и сами наконец зарубите на носу: кончайте с этой вашей антисоциальной риторикой! Всю страну запугали. Пенсионеры уже чучела Зубарова жгут в регионах. Доиграется! Придется его снимать с работы, чтобы людей успокоить.

– Давно жду вашего решения на этот счет! – обрадовался Зуев. – Я вам уже три докладных записки по этому вопросу представил!

– Помню! Внимательно их читал! – спокойно отреагировал Президент и пристально посмотрел на премьера, затягивая паузу перед следующей фразой. – Вы вот что, Эдуард Леонидович! Вы, будьте любезны, заставьте министра работать в команде. И... берегите его! Он вам еще пригодится! Все, совещание окончено... Что там? – спросил Шарпей, обращаясь к влетевшему в зал заседаний начальнику личной охраны. – Убивать меня подано?

– Иван Михайлович, давайте поднимемся на второй этаж. Там безопасно...

– А вот фиг вам! Я как-никак боевой офицер. Где там ваш террорист? Мне с ним потолковать надо...

– Ты видел, как он меня размазал, видел? – горячился Зуев, обращаясь к усевшемуся рядом Дибаеву. – А за что? Я с ним раз десять проект бюджета обсуждал. Он же прекрасно знает, что мы не можем увеличивать расходы на социалку, на повышение пенсий больше того, что запланировано. Сам же меня настраивал: главное – запустить маховик экономики, создать финансовую стабильность. А теперь пенсионерами он, видите ли, озаботился! Да тут еще этот Зубаров... Это же он главные показатели бюджета согласовывал. По двадцать раз на дню к Президенту бегал, согласие у него получал!.. Ну что тебе? – резко выкрикнул премьер, обращаясь к сидевшему на переднем сиденье помощнику. – Что ты на меня пялишься?

– Извините, Эдуард Леонидович! – смутился тот. – Вы обещали взять секретное письмо от Карасева. Вас ждет его помощник. Во-он его машина. – Помощник указал на стоявший метрах в двухстах справа «туарег» Каленина.

– Это какой помощник? – вмешался в разговор молчавший до этого момента Дибаев.

– Да тот самый, Каленин, про которого написали, что он погиб. Уткой все оказалось.

– Что за бред? – раздраженно спросил Зуев. – Я же сам слышал по радио, что он погиб в результате несчастного случая. Вот и верь после этого прессе...

Слушай, – премьер снова обратился к помощнику, – сходи, возьми бумаги у этого воскресшего жмурика и принеси. У меня нет никакого желания с ним общаться. Сбегай, прошу тебя...

...Каленин, услышав просьбу отдать конверт, растерялся.

– Погоди, – смущенно настаивал он, – тут же сказано вручить лично в руки, вскрыть немедленно.

– Вот я и отдам лично в руки, он вскроет и тут же передаст ответ. Не дури, Беркас! Давай конверт, а то он пошлет тебя подальше вместе со мной и уедет! Он сильно не в духе. Давай! Не дразни гусей!

Помощник премьера мелкой трусцой побежал к кортежу и исчез в чреве удлиненного бронированного «мерседеса».

Зуев мельком просмотрел приглашение на день рождения, а потом прочитал записку Каленина и в сердцах бросил:

– Чушь какая-то! Всем теперь будут заговоры мерещиться! На-ка взгляни. – Он протянул письмо Дибаеву.

Тот быстро прочел и саркастически спросил:

– И ты с этим сейчас пойдешь к Президенту?

– Я? Из-за этой фигни? Ну уж нет! Приеду на работу – может быть... – Зуев поднял указательный палец, – может быть, позвоню Председателю ФСБ – пусть разбираются с этим воспаленным воображением. Да и то подумаю сперва. У этого парня после информации о его кончине вполне мог разум помутиться. Могу представить, что скажет Шарпей, если я через десять минут после сегодняшней стычки заявлюсь к нему с этим воскресшим фантазером!

– Давай сделаем так, – с готовностью предложил Дибаев. – Я позвоню охране. Мне-то как раз все равно надо вернуться. Я забыл свою папку со сметой в комнате протокольной службы. Я съезжу и передам эту драматичную записку начальнику президентской охраны. А он уж пусть принимает решение.

– Как хочешь, – равнодушно процедил Зуев. – Тогда будь здоров!

Зуев дал понять, что разговор окончен, и Дибаев быстро пересел в свой автомобиль, который стоял позади премьерского. Почти в ту же секунду его служебный «БМВ» сильно тряхнуло от мощных воздушных потоков, созданных пролетавшими мимо гигантскими внедорожниками из охраны премьера. На дорогу, сбиваясь с шага на бег, вылетел постовой и остановил движение на трассе.

Когда дорога опустела, постовой подошел к машине Дибаева и спросил:

– Для вас движение подержать, Николай Алексеевич?

– Не надо, Сергеич. А впрочем, придержи-ка пока во-о-он тот джип, чтобы не убег. Мне с его хозяином потолковать надо, мы с моими ребятами сейчас подойдем.

Увидев, как стремительно удаляется кавалькада премьерских машин, Каленин почувствовал неладное и понял, что его надеждам на встречу с Президентом не суждено сбыться. Но он не мог сразу тронуться, так как дорога была перекрыта, а постовой демонстративно встал перед ним с поднятым жезлом. В зеркало заднего вида он видел, как из черного «бумера» вышли трое мужчин и двинулись в его сторону. Когда расстояние между этой троицей и джипом сократилось до десяти метров, Беркас узнал в одном из пешеходов Дибаева, чья высоченная и худая фигура запоминалась любому, кто хоть раз общался с Николаем Алексеевичем.

Каленин рванул ручку коробки передач на себя до спортивного режима и вдавил педаль газа в пол. Джип на долю секунды задумался, потом взревел всем своим табуном и бросился на трассу. Каленин одним движением руля обогнул шарахнувшегося в сторону постового, с головы которого слетела фуражка и хрустнула под колесами. Понимая, что дорога забита, Беркас направил автомобиль на обочину и понесся в сторону области. Джип прыгал на кочках и с невероятной скоростью – далеко за сотню – летел по бездорожью, заставляя почтенных жителей Рублевки, покорно и привычно стоявших в пробке, отодвигать свои престижные машинки подальше от края обочины, по которой, рыча и отплевываясь пылью, мчался серебристый монстр.

Вскоре Каленину удалось вернуться на асфальт, и скорость возросла до максимума. Погоню он обнаружил не сразу. Уже свернув на второе Успенское шоссе, он увидел, что далеко позади появились огоньки автомобильных спецсигналов. Он понимал, что при любой скорости на трассе ему от погони не уйти. Рано или поздно ее перекроют. Тем более что, судя по цвету проблесковых маячков, среди которых было несколько красных, в числе преследователей были и милицейские автомобили.

Каленин лихорадочно стал набирать по мобильному телефону своего шефа, но вдруг услышал металлический женский голос: «Ваш телефон временно заблокирован». «Что за черт! – подумал Беркас. – Это же не думский служебный телефон, который действительно могли заблокировать в связи с моей мнимой гибелью. Этот номер я никому не давал и общался по нему только с Асей».

Беркас успел отметить, что за поворотом, за которым дорога пошла резко вниз, огни преследователей исчезли. Значит, и он в этот момент не был им виден! Поэтому он резко ускорился и ушел вправо – на первую же появившуюся проселочную дорогу. Она петляла по лесу, и Беркас молил Бога только об одном: о том, чтобы скорее осела проселочная пыль, которая могла указать преследователям, куда он свернул. На проселке он имел огромное преимущество в скорости, так как его «туарег» глотал проселочные ухабы не давясь, что позволяло поддерживать высокую скорость, которую явно не могли позволить себе на проселке его преследователи.

Вскоре он сделал еще один поворот, уходя на старую лесную дорогу, заросшую травой и молодой крапивой. Ему показалось, что преследователи его окончательно потеряли.

Он еще раз крутанул руль и сквозь низкий кустарник пробрался в чащу, маневрируя между деревьями. Машина застыла на лесном бездорожье, скрытая со всех сторон низким подлеском и возвышавшимися над ним густыми елями.

Стояла звенящая тишина. Беркас откинулся на сиденье и почувствовал, что у него почти нет сил на то, чтобы просто выбраться из машины, подумать и принять хоть какое-нибудь внятное решение. Он не представлял, где находится, как выбраться на трассу и что делать.

Беркас взглянул на свой мобильный телефон и вновь попробовал соединиться – теперь уже с Асей. Толку не было. Телефон отвечал все тем же неживым голосом.

Он вдруг почувствовал прилив необъяснимого страха, от которого на лбу выступила испарина и вспотели ладони. Он каким-то шестым чувством понял, что за отключением телефона стоит чья-то злая воля.

«Надо бросить машину здесь и потихоньку пробираться к дороге, – подумал Беркас. – А там поймать машину и... а что делать дальше? Искать Асю? Да, Асю и Баркова. Только рядом с ними можно рассчитывать хоть на какую-то безопасность. И все рассказать Гирину. И больше никакой самодеятельности. Надо было сразу все рассказать Гирину. Хотя черт их всех знает? Может быть, он кинулся бы звонить Удачнику или Дибаеву».

Они с Асей с самого начала договорились, что рассказывают Гирину и Баркову только все то, что знают про Игнатова, Фомина и Тихоню, про их намерение быть на площади перед храмом. Про пленку же решили умолчать именно потому, что боялись довериться кому бы то ни было. При этом Ася, потупившись, предложила:

– Давай и про этого... как его? Тихоню тоже не будем говорить. А? Он же меня и мальчиков моих спас, тебя с того света вытащил...

Каленин сжал зубы и решительно ответил:

– Нельзя, Ася! Нельзя! Он реальный участник покушения. Он, если что, будет стрелять. Именно он! И потом, эти трое с нас не брали слова молчать! – Беркас вдруг осекся. Задумался. Повторил, как бы про себя: – Не брали слова... Отпустили легко и беззаботно. Даже безалаберно. А зачем, Ась? Зачем они нас отпустили? Машину дали?

– Ну, наверное, они нас просто не боятся, в расчет не берут. Не думают, что мы можем им реально помешать.

– Как же можно нас не бояться, если мы были вместе с ними на даче, слышали про их планы? Как-то странно все это. Но про Тихоню промолчать нельзя! – решительно повторил Беркас. – Я лучше всю жизнь буду ему передачи в тюрьму носить, лучших адвокатов найму, семью его содержать стану, но промолчать нельзя.

– Нет у него семьи, – тихо сказала Ася. – Игнатов – его семья, Игнатова он как отца любит. За что только – непонятно! Мне сказал, когда на дачу вез, что Игнатов-де всей своей жизнью доказывает, каким должен быть честный офицер и человек. Бред какой-то! Как можно так ошибаться? Как можно так верить этому человеку?

– Видно, твой Тихоня сначала напрочь Бога потерял, – серьезно ответил Каленин, – а потом обрел его в лице Игнатова. Тихоня-то думает, что служит добру. Он же в этом не сомневается. А кто не сомневается, тому легко...