355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Максим Шаттам » Кровь времени » Текст книги (страница 22)
Кровь времени
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 01:18

Текст книги "Кровь времени"


Автор книги: Максим Шаттам


Жанр:

   

Триллеры


сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)

52

Грегуар оперся плечом о входную дверь.

– Так вы не знаете, что случилось той ночью? – настаивал он.

Сердце Марион забилось сильнее, готовое выскочить из груди. Ее жизнь оказалась связанной с этой историей теснее, чем она рассчитывала. Теперь это уже не просто чтение чужого дневника, как раньше, – это реальность, и частью ее является она сама.

Грегуар начал рассказ:

– Прежде чем исчезнуть в ту ночь, Джереми Мэтсон действительно позвонил в полицию и объяснил, где находятся тела сына Кеораза и гул. Полицейские пробрались туда и обнаружили все в таком состоянии, как описано в прочитанном вами дневнике. За исключением одного: ребенок не погиб. Он сидел в углу – еще живой. В этой суматохе Мэтсон совершил ошибку: убежденный, что гул убила ребенка, не стал как следует проверять его состояние. На самом деле к моменту появления детектива мальчик был без сознания, но живой. Он очнулся незадолго до того, как на место прибыла полиция.

Марион прижала дневник к себе.

– Джорджа Кеораза вылечили, – продолжал юноша. – Он вырос, отправился учиться в Англию, затем приехал во Францию. Наша страна ему настолько понравилась, что он решил остаться здесь навсегда. Именно в это время принял монашеский постриг. Обосновался в Мон-Сен-Мишель вместе с другими членами монашеского ордена, к которому принадлежал. Спустя несколько десятилетий внутренние склоки привели к тому, что аббат распорядился перевести Джорджа в другое место. Тот отказался: он был привязан к Мон-Сен-Мишель больше, чем ко всему остальному. Спустя год он покинул братию и поселился в этом доме. Прекратил посещать монастырские службы и вместо этого стал ходить в маленькую приходскую церковь. Так и состарился.

– Джо – это Джордж… – пробормотала Марион. – Джордж Кеораз…

– Да. Бывший член братии.

– Вот откуда у него ключи… Он сохранил связку еще с тех времен.

– Копии, – подтвердил Грегуар. – Они позволяют свободно передвигаться по аббатству и даже зайти к вам в дом.

– Это также объясняет неприязнь между ним и братом Жилем…

Грегуар ответил не сразу.

– Думаю, дело здесь в сестре Люсии… Оба были слишком близки с ней, и в итоге возникли проблемы, – предположил он без всякого смущения.

Внезапно все части головоломки сложились в единое целое перед мысленным взором Марион. Она открыла рот, но не произнесла ни слова. Джереми Мэтсон исчез той ночью… наверняка был убит. Женщина поняла, что побуждало Джо так энергично бороться за возвращение дневника: в нем вся правда о его отце; истина, которая так и не прозвучала. И которая стоила жизни Джереми Мэтсону. Джо изо всех сил старался вернуть книгу назад, чтобы не позволить никому глумиться над памятью отца. А это неминуемо произошло бы, если бы давняя история выплыла наружу. Фрэнсис Кеораз убил Джереми той же ночью, когда детектив пришел к нему в дом за признанием. Миллионер одолел его и избавился от тела. Расследование по делу об убийстве детей было закрыто: гул оказалась идеальным обвиняемым. Жуткий безумец в роли убийцы прекрасно отвечал запросам общественного мнения той эпохи. А Фрэнсису Кеоразу удалось добиться, чтобы скандал не посадил ни пятнышка на его безукоризненную репутацию, – богача никто даже не потревожил. Тем или иным способом Кеораз сумел заполучить дневник Джереми Мэтсона.

– Мне нужно с ним повидаться! – заявила Марион.

Грегуар вышел вместе с ней на улицу.

53

С западной террасы Марион могла любоваться великолепным видом на окрестности, укрытые звездным одеялом ночи. Сквозь высокую дверь монастырской церкви, расположенной у нее за спиной, доносились лирические речитативы «Времен года» Вивальди: звучали первые такты «Зимы» – allegro поп molto.[86]86
  Allegro non molto (не очень быстро; итал.) – музыкальный темп.


[Закрыть]
Марион задержала дыхание и попыталась как можно незаметнее открыть створку, чтобы войти внутрь храма. На концерте присутствовало около сотни слушателей; они с сосредоточенным видом сидели на скамьях. Стараясь не привлекать к себе внимания, вновь вошедшая пересекла придел и дошла до южного трансепта.[87]87
  Трансепт – поперечный неф в католических соборах (примеч. ред.)


[Закрыть]
Здесь она отыскала дверь, о которой ей говорил Грегуар, – не заперта. Женщина переступила через порог и стала подниматься по узкой винтовой лестнице. Ноги тут же выказали свое неудовольствие таким поворотом дела, налившись тяжестью. Эхо упоительной музыки гуляло по темному колодцу… Марион добралась до первой лестничной площадки и около минуты простояла здесь, отдыхая. Грегуар предупредил, что ей предстоит забраться на самый верх.

Одолев последнюю ступеньку, она приоткрыла еще одну дверь и протиснулась на крышу. Ветер тут же схватил новую игрушку – ринулся к женщине быстрее дикого зверя и обнюхал ее со всех сторон; вцепился в одежду, взъерошил волосы, грубо оттолкнул и вновь принялся кружить между щипцами крыши, под колокольней, подобно невидимому стражу, поставленному самим Господом. Постепенно Марион свыклась с этим беспокойным соседством; внимательно оглядевшись, пришла к выводу, что потерялась среди декоративных башенок, арок и колоколенок, которые торчали из крыши повсюду, то сливаясь, то вырастая одна из другой в виде живого букета каменных цветов. Мощные прожекторы, направленные на тонкие архитектурные элементы, создавали золотой занавес между высокими черными витражами и уродливыми мордами горгулий.

Покрытый резьбой гранитный мост протягивался над пустотой и соединял башню – Марион находилась на ее вершине – с крышей над хорами. Крутые ступеньки на мосту издали напоминали мехи аккордеона. Женщина рискнула пойти по этой лестнице, изо всех сил вцепившись в перила – настолько ажурные, с таким количеством отверстий, что возникало сомнение в прочности всего сооружения. Марион почувствовала, как мощное дыхание стихии раскачивает ее из стороны в сторону, и стала смотреть только под ноги, чтобы избежать головокружения. Взобралась еще выше и остановилась, не дойдя двух ступенек до вершины; там ее ждала величественная фигура.

– Лестница-кружево – так мы ее называем, – произнес Джордж Кеораз вместо приветствия, протягивая Марион руку. – Вы позволите?

Она не знала, что делать, и в итоге приняла его предложение. Старик взял ее за руку и помог подняться на самый верх.

– Люблю забираться сюда – здесь появляются восхитительные ощущения и рождаются новые идеи. Я не знал, когда вы дочитаете дневник – сегодня вечером или завтра, – и пришел размышлять сюда.

Джорджу приходилось кричать, чтобы она могла расслышать его слова среди шумного дыхания ветра. Не выпуская ее руки, он повел Марион за собой вдоль низенького парапета. Они очутились на северной стороне крыши, где ветер нападал на них не так яростно. С этой точки казалось, что залив не имеет конца; звезды отражались в недвижной морской глади; уловить, где находится линия горизонта, совершенно невозможно. Мон-Сен-Мишель плыл в самом сердце мироздания…

– Должен сообщить вам, что вы никудышная лгунья, – молвил Джордж. – Во время нашей встречи в четверг вы спросили меня, есть ли в Мон-Сен-Мишель англичанин, ссылаясь на городские сплетни как источник подобной информации. Это выглядело довольно смешно. Хотя затем я вдруг понял, что вы спутали меня с другим человеком.

– Идея втянуть Грегуара в ваши дела не кажется мне блестящей, – атаковала Марион с другой стороны.

Джордж покачал головой:

– Наоборот… Это позволило ему почувствовать себя нужным. Ему пришлось многому научиться – хранить тайну, вести беседу со взрослым человеком. Парень сообразительный. Сожалею только о вашем сегодняшнем столкновении – этого не должно было произойти. Грегуар имел право взять дневник только в том случае, если бы ему показалось возможным проделать это, не привлекая вашего внимания. Вместо этого он запаниковал. – Джо скрестил руки за спиной. – Впрочем, никто не пострадал, а это главное, – подвел он итог.

– Грегуар сказал мне, кто вы такой на самом деле. Признаюсь, сначала я приняла вас за самого Джереми.

– За Мэтсона?! – возмутился он. – Я что, выгляжу таким старым?

– Вы некогда состояли в братии. Почему вы скрыли это от меня?

Джо весело взглянул на нее:

– А вы и не спрашивали. В любом случае рано или поздно вы узнали бы. Это не имеет такого уж большого значения.

Прожекторы привлекали целую тучу насекомых, которые становились лакомой добычей для множества летучих мышей.

– А зачем понадобилась головоломка в первый вечер моего пребывания здесь? – спросила Марион.

– Ах это… Просто из любви к игре, чтобы бороться со скукой. Как и все остальные, я знал, что братия собирается принять послушницу на зиму. Мне захотелось по-своему отреагировать на это событие, приветствовать вас… несколько более оригинальным способом. Такой уж у меня характер… Скажем откровенно: это все, что мне остается. И поверьте мне, в этой игре я могу показаться даже страшным. Признаюсь, иногда получаю от подобных вещей какое-то садистское удовольствие. Например, в игре с вами я мог дойти до того, что потерял бы всякое чувство меры и измотал бы вас до предела. Это мой грех – вкус к интриге, которая всегда заходит дальше, чем нужно. В определенный момент у меня даже возникла идея переписываться с вами этим шифром.

– Это до того, как я нашла журнал…

– Да уж, вы мне достойно ответили… Признаюсь, я слегка занервничал. Это Грегуар шепнул мне о вашей находке. Вечером того дня, когда вы заполучили дневник, вы отправились в гости к Беатрис, показали ей книгу и сообщили о том, что это такое. А ведь ее сын сидел рядом. Вот так все и началось. Такого не предусматривалось. Если бы это было в моих силах, я сразу отбил бы у вас охоту ввязываться во всю эту историю.

– Не следовало оставлять книгу в библиотеке, у всех на виду.

– Запасники старинных фондов в Авранше закрыты для публики. Шансы, что кто-то явится туда за книгой на английском языке, ничтожно малы. Дневник содержит личную историю, она касается только моей семьи – только моей! Вы не должны были его читать. Взамен я присвоил себе право входить в ваш дом в ваше отсутствие и рыться в ваших вещах с одной лишь целью – забрать книгу. К сожалению, вы всегда носили ее с собой.

Воспользовавшись приступом красноречия у старика, Марион дала волю любопытству:

– Почему же дневник находился в Авранше?

Джордж скорчил недовольную гримасу:

– В общем-то, из-за моего малодушия. Когда я приехал сюда, около шестидесяти лет назад, я побоялся хранить дневник у себя в келье. Кто-то мог случайно на него наткнуться. Вот я и спрятал его среди других монастырских книг на английском языке. Наша библиотека тогда находилась здесь, в аббатстве. Вскоре все фонды перевезли в Авранш. Убедившись, что моя книга похоронена в запаснике вместе с прочими, я ее там оставил. Не способен был ее уничтожить, но имел еще меньше храбрости для того, чтобы хранить у себя.

Марион облизнула пересохшие губы.

– Не понимаю, почему вы решили сохранить дневник. Ведь эта книга представляет собой серьезную угрозу для памяти вашего отца.

Джордж восхищенно разглядывал безмятежную морскую гладь, расстилавшуюся у подножия горы Мон-Сен-Мишель.

– Вы вычислили меня благодаря своим умелым умозаключениям, – ответил он. – Однако в ваши логические построения вкралась одна ошибка, и очень серьезная. Я даже удивлен, что вы ее совершили, – обернулся и взглянул Марион в лицо. – Мой отец не совершал никакого преступления. Это сделал вовсе не он.

54

Летучая мышь едва не задела волосы Марион.

– Как это?! – воскликнула она, не обращая внимания на маленькое млекопитающее.

– Марион… Вы поразили меня в первую ночь нашей игры, когда быстро разгадали полибиев квадрат.[88]88
  Полибиев, или полибианский, квадрат, – разновидность шифра, известная в Древней Греции со II в. до н. э. Вариант этого шифра использован в начале произведения (см. главу 5); авторство шифра приписывают древнегреческому историку и философу Полибию.


[Закрыть]
После этого я полагал, что в процессе чтения дневника правда не ускользнет от вас. Подумайте… В том, что вы прочитали, есть ряд важных подсказок. Кто же истинный виновник преступлений?

У Марион не возникло никаких идей на этот счет. В дневнике все казалось настолько прозрачным – зачем в чем-то сомневаться… Не пытается ли Джордж просто отвлечь ее внимание, чтобы спасти доброе имя отца? Не могла она в это поверить, такая попытка выглядела бы просто ребячеством со стороны ее собеседника; она слишком уважала его для этого.

– Не понимаю, – призналась она наконец. – Фрэнсис Кеораз, пусть это и звучит для вас неприятно, выглядит очевидным преступником.

– Ну да, именно так сказано в дневнике. А я вас спрашиваю о том, чего нет на поверхности, но что при том выглядит наиболее логичным. Мой отец – нет, это полная бессмыслица; это может звучать убедительно разве что для Джереми Мэтсона с его болезненной ревностью. Ну же, сделайте еще одно усилие!

У Марион не получалось заставить себя мыслить по-другому, вопреки собственной воле. Здесь просто не могло быть другого виновника, расследование велось четко и профессионально, все объяснено вполне логично. Она не видела иной кандидатуры, кроме Фрэнсиса Кеораза.

– Отвлекитесь от всего, что написано в дневнике о моем отце… Получилось? А теперь скажите: если бы вам требовалось обвинить одно из действующих лиц этой истории, на кого в первую очередь пало бы ваше подозрение?

Марион вздохнула; ветер, хотя и более слабый на северном скате крыши, яростно стонал в открытых арках колокольни и вдруг замолчал. Стихия на короткий промежуток времени оставила Мон-Сен-Мишель в покое, и в эти мгновения Марион услышала грустные аккорды, доносившиеся из церкви.

– Иезавель. – Она сказала это не подумав, просто потому, что Джордж требовал назвать какое-нибудь имя.

У старика был очень раздраженный вид.

– Нет. Конечно же, нет. Она никогда не сделала бы ничего подобного… Ищите лучше.

Устав от этой игры, Марион наугад выбрала другое имя, упоминавшееся на страницах дневника.

– Врач… доктор Корк?

Джордж разочарованно хмыкнул и скрестил руки перед собой.

– Нет. Этот человек был у вас на виду на протяжении всей истории, – подсказал он.

– Азим? Нет, он же погиб в ходе расследования…

Она поискала ответ среди звезд; вдруг руки ее замерли, она еще колебалась. Джордж наклонился к ней.

– Есть идея? – прошептал он почти ей в лицо.

– Но… я не верю, что это возможно…

Насекомые сгорали возле перегревшихся прожекторов. Их было так много, что Марион почувствовала запах, напоминающий аромат жженого сахара.

– И это… – Джордж побуждал ее закончить фразу.

– …Джереми?

– Почему вы его назвали?

– Не знаю.

Старик выпрямился.

– Я скажу вам это: потому что иногда он вас немного пугал. Он заинтриговал вас, этот «великий белый охотник». – Джордж отчетливо выделил два последних слова. – И еще скажу, – продолжал он, – что вы совершенно правы.

Марион подняла перед собой ладонь в знак непонимания.

– Вы говорите ерунду! Джереми – автор дневника. Именно он вел расследование, он не имеет ничего общего с этими убийствами, это…

– Джереми Мэтсон, – произнес старик, тщательно выговаривая каждый слог и рассеянно глядя куда-то в пространство, – всех нас одурачил.

Марион вытащила дневник из кармана плаща – обложка книги скрипнула под ее пальцами.

– Он нас всех обвел вокруг пальца, – печально сказал Джордж. – Этот дневник – его самый большой успех.

– Нет, – возразила Марион, – он же расследовал эти убийства, он…

– Он добился того, чтобы расследование поручили ему. Хотел быть уверенным, что никто не выйдет на след истинного убийцы. Рискуя удивить вас, замечу, что почти все в этом дневнике правда – и факты, и чувства. Джереми лишь приукрасил некоторые события и умолчал о ряде других. В процессе чтения не перестаешь удивляться, как близко к сердцу принимал он это дело. А причина…

– Да что вы такое говорите?!

– Прочитав записки Мэтсона, поймешь, что теперь его хотя бы чуть-чуть знаешь. Так вот, произвел ли он на вас впечатление отзывчивого человека, всегда готового сострадать, например, египтянам? Свойственно ли ему великодушие? Что вы об этом думаете?

Марион молча уставилась на Джорджа, пытаясь понять, что именно он пытается этим сказать.

– Что касается меня, я бы счел, что нет, он вовсе не выглядит таким. И первая часть дневника с этой точки зрения порождает много вопросов. Вместе с Азимом Мэтсон посещает родителей убитых детей и дает деньги всем этим семьям. Интересный поступок, как будто свидетельствующий о его доброте и чувстве сострадания. Но не является ли этот жест попыткой хотя бы отчасти вернуть долги и таким своеобразным способом оправдаться за убийство детей?

– Джо… вы…

Старик поднял вверх указательный палец, призывая Марион к молчанию:

– Пожалуйста, подождите, пока я закончу излагать свои выводы. Вспомните тот день, когда Джереми и Азим изучали место преступления и тело очередного убитого ребенка. Англичанину едва удавалось держать себя в руках, он выглядел полностью выбитым из колеи. И его вывела из себя вовсе не запредельная жестокость убийства; на самом деле он находился во власти болезненного возбуждения – оно было связано с воспоминаниями о бесчеловечном злодеянии, которое он совершил. Кроме того, несколькими минутами позже, по его же словам, ему пришлось выбросить из головы некие «безумные картины», не имевшие ничего общего с чувством жалости – оно возникло бы у каждого нормального человека. А у него это был всего лишь наплыв ярких образов – отражение зверств, порожденных его собственной прихотью.

Джордж сделал короткую паузу.

– Вспомните также об эпизоде, когда Азим говорит Мэтсону, что все убитые дети посещали одно и то же учебное заведение. Джереми признается, что в этот момент почувствовал себя плохо, а лицо его приобрело мертвенно-бледный оттенок. Мы должны бы видеть причину такой реакции в том, что он чувствует самого себя целью злодеяний убийцы, – ведь англичанин сам работал в этом учебном заведении. На самом же деле Мэтсон осознал, что Азим сделал гигантский шаг в раскрытии дела.

– В этом нет никакого смысла! Зачем тогда ему было признаваться на страницах дневника, что он почувствовал себя не в своей тарелке?

– Именно в этом и заключается сила Мэтсона. Он скрывает только необходимый минимум правды и притом совершенно ничем не рискует. Если бы Азим в свою очередь сам написал дневник или пересказал кому-нибудь суть своих разговоров с Мэтсоном, ненормальность Джереми стала бы очевидной, и у него возникли бы серьезные проблемы.

Марион перешла в наступление:

– Нет, это предположение никуда не годится! С самого начала Джереми показал себя очень компетентным следователем. Он находит важные улики на месте преступления, делает верные умозаключения. Будь он виновен, наверняка хранил бы молчание!

– Только не Мэтсон! Наоборот, таким образом он укреплял свой авторитет в глазах Азима. Там, где египетский детектив в течение нескольких недель не продвинулся ни на шаг, Джереми быстро добился значительного прогресса. Это позволило ему без труда подчинить напарника своей власти. А ведь все, что сказал англичанин, ни в коей степени его не компрометировало. В тот момент он уже знал, что будет валить всю вину на своего главного врага – моего отца. Требовалось собирать факты, свидетельствующие о причастности Фрэнсиса Кеораза к убийствам, искать улики против него, даже если приходилось создавать их самому.

Старик не отводя глаз смотрел на колокольню.

– Есть еще более показательный эпизод, – объявил он, – это момент, когда Мэтсон обсуждает с Азимом самое первое преступление – убийство нищего в квартале Шубра. Оправдывается, говорит, что опросил всех и каждого, искал возможных свидетелей повсюду. Утверждает, что в тот день имел в своем распоряжении минимальное число подчиненных и фактически ему пришлось все делать одному. Однако на страницах дневника он неоднократно признается в незнании арабского языка. Как же тогда он опрашивал местных жителей? Надо ли напоминать: в другом месте он замечает, что Шубра – очень бедный квартал; значит, там никто не говорил по-английски.

– Ну, вероятно, он просто не стал утруждать себя мелкими деталями и не написал, что вместе с ним ходил драгоман… – пробормотала Марион; боевой задор внезапно оставил ее.

Джордж пожал плечами.

– Джереми Мэтсон не жертва ненависти того, кто убивал детей. Предполагать, что этот негодяй совершал свои злодеяния исключительно из-за Мэтсона, просто смешно. Англичанин связан с каждой деталью расследуемых дел потому, что сам и был убийцей. Послушайте: он поступил на работу в это учебное заведение, чтобы сделать приятное Иезавели. Там увидел детей, ставших его потенциальными мишенями. Именно он вел расследование первого убийства в Шубре. Быстро отыскал преступника – чернокожего великана, пораженного номой: вероятно, так звучит название болезни, превратившей этого негра в гул. Мэтсон не стал его арестовывать, а вместо этого подчинил своей воле.

Детектив был знаком с несчастным археологом и сам признавался, что часто с ним болтал. Наверняка тот рассказал ему о своем последнем открытии; возможно, археолог даже привел Мэтсона в подземелье, а потом тот его убил. Теперь англичанин располагал надежным тайным укрытием для своего «ручного монстра». В обмен на крышу над головой и протертую пищу он потребовал у негра пытать несчастных детей так же, как он мучил нищего. Ему осталось только найти подходящих малышей и привести каждого в условленное место. Мэтсон и отправился за учениками из школы Кеораза.

Еще раньше, взломав двери в канцелярию этого учреждения, он ознакомился с личными делами детей и потому имел всю необходимую информацию. Располагая этими ценными сведениями, он манипулировал детьми. Вдали от потенциальных свидетелей обещал им, например, деньги, неслыханные тайны, связанные с легендами, – все, что угодно, лишь бы это выглядело привлекательным для ребенка из бедного квартала. Вспомним, что дети знали его, – ведь он один из их преподавателей. Мэтсон назначал им тайное свидание, по возможности ночью, чтобы никто не заметил, как они выходят из дома. Что происходило затем – нам, увы, известно.

Ветер, который до последнего момента вел себя робко здесь, на северном скате крыши, вдруг взревел, прижался к Джорджу Кеоразу и принялся хлестать его по щекам.

– В действительности Мэтсон говорил по-арабски, я в этом уверен! – закричал старик изо всех сил, чтобы Марион расслышала его слова. – Он прожил в Каире девять лет. Трудно представить, что человек работал в таком городе детективом почти целое десятилетие и не овладел местным языком хотя бы на самом элементарном уровне. Не стоит также забывать, что Мэтсон был завсегдатаем кахвы, а посетители ее говорили по-арабски: рассказывали старинные легенды, сменяя один другого. Джереми был очарован восточной культурой, пропитанной мифами. Когда он увидел изуродованного болезнью чернокожего гиганта, ему на ум сразу пришли легенды о гул. Может быть, именно тогда в голове у него и возник весь сценарий. Он вспомнил, как Фрэнсис Кеораз соблазнил Иезавель, рассказывая ей истории из «Тысячи и одной ночи», и решил дать волю своим безумным наклонностям, а затем исказил истину таким образом, чтобы иметь возможность обвинить в преступлениях своего счастливого соперника. Быть может, он принял эту версию на вооружение позже, когда ему стали известны сплетни перепуганных жителей, и только тогда решил свалить вину за эти безумства на моего отца под предлогом, что тот страстно увлекается историей.

Марион схватила Джорджа за запястье.

– Скажите, Джо, вы сумели так тщательно проанализировать текст дневника, потому что в вашем распоряжении было семьдесят лет?

Он печально взглянул на нее.

– Мне потребовалось перечитать его дважды, и я нашел все, что искал.

– Но почему вы настолько уверены в собственной трактовке событий?

Старик ответил с недоумением:

– Вы что, забыли? Я ведь Джордж Кеораз. Меня же похитили… Я-то знаю, кто явился за мной в трамвай и забрал меня оттуда.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю