Текст книги "Рерих"
Автор книги: Максим Дубаев
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 34 страниц)
М. Л. Дубаев
Рерих
БОГАТЫЙ СЛАВОЙ
В год 1874-й, когда весь мир сотрясал первый экономический кризис, когда только задумывалось строительство Исторического музея в Москве, изменившего потом облик Красной площади, когда Лев Николаевич Толстой работал над своим романом «Анна Каренина», а Илья Ефимович Репин представлял публике свою картину «Бурлаки на Волге», в тот год, когда российский император Александр II объявил о всесословной воинской повинности, в Петербурге, на Васильевском острове, в один из осенних дней родился выдающийся художник, ученый, писатель и поэт, археолог и востоковед, путешественник и политический деятель, основатель всемирного движения защиты культуры – Николай Константинович Рерих.
Известный писатель Алексей Ремизов в 1915 году в сказе «Град – камен Рериха» так образно описывал предков Николая Рериха:
Из-за Варяжского моря дыбучими болотами, лядинами, дикой корбою показался на Руси муж, как камень, с кремнем и плашкой, высек жаркий огонь и сотворил себе град – камен.
И на версты вкруг города стал от жарких костров жаркий цвет.
А трон его из алого мха,
царский венец из лунного ягеля,
меч и шит из гранита.
За морями, за туманами шла молва о пропавшем викинге, скальды сагу сложили, великаны вспоминали —
что подолгу нет, не видать? —
и седой Морун над волнами по волнам гадал —
а не вернется уж,
никогда не вернется на родину!
…Из-за Варяжского моря змеиными тропами пришел на Русь муж, как камень, и жил в своем каменном городе.
В осенние синие сумерки он подымался на башню – и синели глаза его в сумрачной сини:
за три моря видели.
А ночами лапландские нойды при месяце ворожили с ним над каменным поясом – заклинали ветер и волны.
И на версты вкруг города от жарких костров горел жаркий цвет.
Как свой на Руси, строил он Русскую землю.
Со Святославом ходил на Царьград.
…Он слышал, как вопил Перун на всю крещеную Русь в Новегороде и на Волхове бился о бервь.
И видел он, как из-за Уральских гор прошли угры по Русской земле и, темные, канули за Карпаты.
Он был на Каяле-реке с полком Игоря, сына Святославля, внука Ольгова, —
и не забыть ему плача и жели,
когда измена русских князей
отворила врагу ворота на
Русскую землю.
Прошел век и другой – и, под камнем, снегом заваленный, слышал он, как грозный царь гулял по Руси.
И последняя память погинула.
Через сколько веков – вот и опять показался он на Руси, но не с моря Варяжского, а из Костромы города,
Фамилия Рерих – скандинавского происхождения. «Рерих» (Roerih) в переводе обозначает – богатый славой. «Рюриками» или «Рориками» в Скандинавии называли старейшин рода.
В семейных преданиях Рерихов упоминается рыцарь ордена тамплиеров, который жил в XIII веке. В России Рерихи оказались в начале XVIII века. Согласно легенде, во время Северной войны в армии шведского короля Карла XII служил генерал Рерих, прославившийся тем, что однажды на приказ короля разрушить церковь дерзко ответил: «С Богом не воюю». После войны генерал остался в России и поступил на службу к Петру I. Об этом случае Николай Константинович Рерих вспоминал:
«…Мой прапрадед, бывший комендантом крепости, отказался уничтожить пригородную церковь, из-за которой шло наступление. Из-за этого обстоятельства, происшедшего по его глубокой религиозности, он имел многие служебные неприятности» [2]2
Рерих Н. К.Листы дневника. Т. 1–3. М.: МЦР, 1999, 2000, 1996 (далее – Листы дневника). T. I. С. 509.
[Закрыть].
Прадед Николая Константиновича, Иоганн Рерих (Iohann Roerich) (1769–1859), жил в Прибалтике, где арендовал имение в Курземе (Вентспилс), недалеко от Айзпуте. Его жена Доротея родила ему пятерых сыновей, третьим из которых и был дед Николая Рериха – Фридрих.
Фридрих родился в 1800 году, позже имя и отчество он изменил в соответствии с русской традицией и стал называть себя Федором Ивановичем. В письме к своему другу В. Ф. Булгакову Николай Константинович рассказывал:
«Мой дед Федор Иванович жил сто пять лет. Очки не носил, да еще курил беспрестанно так, что его называли „рекламой для табачной фабрики“» [3]3
Там же. С. 481.
[Закрыть].
Старший брат деда, Иоганн Рерих, родившийся в 1797 году, стал кожевником и жил в Либаве (Лиепае), где и умер в 1875 году, другие братья разъехались по миру. Карл уехал в Кенигсберг (ныне Калининград), Генрих, став врачом, уехал в Архангельск. Старшие, Иоганн и Вильгельм, во время Отечественной войны 1812 года служили в специально созданном Павлом 1 привилегированном Кавалергардском полку гвардии Великого магистра ордена Святого Иоанна Иерусалимского, чем вызывали большую зависть у молодого Федора.
У Федора Ивановича и его жены Лизеты Конке, кроме сына Константина, было еще две дочери, Лаура и Юлия, обе они родились, как и Константин, в Газенпоте (Айзпуте). После смерти жены, в 1850 году, Федор Иванович женился второй раз на 33-летней Дорис Порен. Хотя ему было уже за 50 лет, в 1853 году у них родилась дочь Матильда, а в 1855 году – сын Александр. После женитьбы Федор Иванович переехал в провинциальный городок Тукмус, а сына Константина отправил учиться в Ригу.
Позже Федор Иванович Рерих большей частью жил в Риге, где служил в правлении Лифляндской губернии, сделав карьеру от простого архивариуса до высокой должности губернского секретаря.
В последние годы жизни дед вместе со своим сыном Константином Федоровичем проживал в Петербурге на Васильевском острове и только в конце жизни вернулся обратно в Ригу, где и умер в 1905 году.
Кроме дома в Риге, у Федора Ивановича была дача на Рижском побережье в Майори, где залив почти вплотную приближается к реке Лиелупе. На эту дачу летом из Петербурга и приезжала многочисленная семья Рерихов.
«…припоминаются Майоренгоф, Кеммеры, Туккум – все Рижское побережье, куда мы ездили летом, – писал Николай Константинович в своих „Листах дневника“. – Одним из самых ярких впечатлений было собирание янтарей. Оно соответствовало поискам в курганах, которые сызмальства привлекли внимание. Может быть, в поисках янтаря заключалось какое-то смутное предвидение будущих курганных находок, доказывавших существование далеких общений уже в неолите. В те же далекие дни услышались впервые сказания о народных героях Латвии, о зыбучих песках Куришгафа, о развалинах замков, хранивших увлекательные предания» [4]4
Там же. Т. 2. С. 69.
[Закрыть].
Дед Федор Иванович входил в Рижскую масонскую ложу, руководителем которой был великий мастер барон Унгерн-Штернберг, предок известного русского белогвардейского генерала барона Унгерна. Во время Гражданской войны именно у него служил начальником военного обоза младший брат Николая Рериха – Владимир Константинович. Многие из семейства Унгернов-Штернбергов занимали в масонской иерархии ведущие посты. В семье Рерихов только старшие состояли в масонских ложах. Что касается самого Николая Константиновича, то в масонскую (Розенкрейцеровскую) ложу он вступил в 1930-х годах, в Америке, получив сразу высшую степень посвящения.
Отец Николая, Константин Федорович Рерих, родился 1 июля 1837 года в Курляндии, в городе Газенпоте (Айзпуте), расположенном на высоком берегу реки Тебра, притока реки Сака, впадающей в Балтийское море в сорока километрах от Либавы (Лиепаи). После окончания Рижской гимназии он поступил в Петербургский технологический институт, а когда ему исполнилось 30 лет, он был утвержден в Петербурге нотариусом окружного суда.
Константин Федорович Рерих венчался со своей невестой Марией Васильевной Калашниковой 16 октября 1860 года в Троицком соборе города Остров. Сразу же после свадьбы молодожены переехали в Петербург.
Мать Николая – Мария Васильевна, урожденная Коркунова-Калашникова, родилась в городе Остров Псковской губернии 10 марта 1845 года. Это была культурная и довольно образованная женщина из купеческого сословия. В городе Остров ее родители имели большой дом.
В этот дом к Татьяне Ивановне, матери Марии Васильевны, Рерихи иногда приезжали погостить, пока не купили собственное поместье с усадьбой в Изваре, что около станции Волосово, в сорока верстах от Гатчины.
Через много лет Николай Константинович вспоминал о поместье:
«Все особенное, все милое и памятное связано с летними месяцами в Изваре…
Дом изварский старый, стены, как крепостные, небось, и посейчас стоит. Все в нем было милое. В прихожей пахло яблоками. В зале висели копии голландских картин в николаевских рамах. Большие угольные диваны красного бархата. Столовая – ясеневая. Высокий стенной буфет. За окнами старые ели. Для гостей одна комната зеленая, другая голубая…
Шуршат колеса ландо по гравию. Вот и белые столбы ворот. Четверка бежит бойко… Деревни – Волосово, Захонье, Заполье. Там даже в сухое время лужи непролазные. От большой дороги сворот в Извару. Коляска шуршит по гравию мимо рабочего двора, среди аллей парка. А там радость. За березами и жимолостью забелел дом. И все-то так мило, так нравится, тем-то и запомнилось через все годы.
Нужно сразу все обежать. Сперва дом и залу с большими угловыми диванами и копиями голландских картин, и темноватую столовую с ясеневыми шкафами, и зеленую и голубую комнаты для гостей, и кабинет с большим темным шкафом и старинным столом. И спальни, и девичью!
Со времен екатерининских амбар стоит недалеко от дома – длинный, желтый, с белыми колоннами. Должно быть, зерно, верно, хранится подле хозяйского глаза. По прямой аллее надо бежать к озеру. Ключи не замерзают зимою. Дымятся, парят среди снегов, вода светлая и ледяная. Дикие утки и гуси тут же, у берега. На берегу озера молочная из дикого камня – очень красиво, вроде крепостной стены. Такой же старинной постройки и длинный скотный двор. Быки – на цепях. К ним ходить не позволено. Такие же длинные конюшни. За ними белое гумно, картофельные погреба. Один из них сгорел. Остались валы – отлично для игры в крепость…» [5]5
Там же. С. 97–98.
[Закрыть]
Были и другие воспоминания об имении в Изваре, не такие радужные. Дело в том, что поместье было куплено на имя жены Константина Рериха, с оставшимися от прежнего хозяина судебными тяжбами по поводу межевой границы. Эти споры продолжались до 1900 года, то есть до самой продажи Извары новому хозяину, уже после смерти Константина Федоровича.
«Помню волокиту с управляющими, – писал Николай Константинович в „Листах дневника“. – Каких только не было. Один поляк, празднуя свои именины, сжег скирды хлеба. Другой – немец с отличными белыми бакенами – увез машины и угнал скот. Стал переезжать из уезда в уезд и еще потребовал выкуп… Третий заколол перед Пасхою всех телят и объяснил, что они пали от неизвестной болезни… Чего только не было… Со времен Павла шел с казною процесс о строевом лесе, неправильно отмежеванном…» [6]6
Там же. С. 100–101.
[Закрыть]
Сохранилось и загадочное предание о названии усадьбы, пересказанное Николаем Рерихом:
«Вблизи нашего поместья была мыза, еще во времена Екатерины Великой принадлежавшая какому-то индусскому радже. Ни имени его, ни обстоятельств его приезда и жизни история не донесла. Но еще в недавнее время оставались следы особого парка в характере могульских садов, и местная память упоминала об этом необычном иностранном госте. Может быть, в таком соседстве кроется и причина самого странного названия нашего поместья – Ишвара, или, как его произносили – Исвара. Первый, обративший внимание на это такое характерное индусское слово, был Рабиндранат Тагор, с изумлением спросивший меня об этом в Лондоне в 1920 году. Сколько незапамятных и, может быть, многозначительных исторических подробностей заключало в себе время Екатерины со всеми необыкновенными иноземными гостями, стекавшимися к ее двору» [7]7
Там же. T. I. С. 59.
[Закрыть].
Николай был вторым ребенком в семье Петербургского нотариуса. Он родился 27 сентября (9 октября по новому стилю) в 1874 году в петербургском доме отца, стоящем на пересечении Николаевской набережной (Университетская набережная) и 6-й линии Васильевского острова. В год рождения Николая сестре Лидии исполнилось уже семь лет, но после рождения братьев – Владимира в 1882 году и Бориса в 1885 году – Николай почувствовал себя старшим.
В архивах сохранилась копия свидетельства о рождении Николая Константиновича.
«Копия от 20 мая 1900 г. за № 19.
Сим свидетельствуем, что города С.-Петербурга, Андреевского собора в 1-ой части метрической книги о родившихся за сей 1874 год под № 202-м значится: у Нотариуса Округа С.-Петербургского Окружного Суда Константина Федоровича Рерих, лютеранского исповедания и законной жены его Марии Васильевой, Православной и обоих Первобрачных родился Сын Николай сего 1874 г. Сентября 27, а крещен октября 16 числа. При крещении восприемниками были: воспитанник 6 класса Ларинской Гимназии Александр Павлов Коркунов и дочь Означенного Нотариуса Лидия Константиновна Рерих, октября 23-го дня 1874-го года Андреевского собора.
Протоиерей А. Камчатов, Протоиерей Павел Налимов, Священник Петр Гиацинтов, Диакон Виктор Благовещенский, Псаломщик Иван Добросердов, Псаломщик Андрей Быляев, Псаломщик Василий Батиевский. Копия засвидетельствована у Нотариуса Успенского 1893, 2 июня по реестру № 2137» [8]8
ИОАЛ, ф. 14, оп. 3, ед. хр. 29 988.
[Закрыть].
«Так и жили на Васильевском острове, на набережной против Николаевского моста, – вспоминал Николай Рерих. – Наискось было Новое Адмиралтейство. На спуск военных судов приходили крейсера и палили прямо нам в окна. Весело гремели салюты и клубились белые облачка дыма» [9]9
Листы дневника. Т. 2. С. 97.
[Закрыть].
На первом этаже четырехэтажного каменного дома располагались лавки, второй и третий этажи занимали Рерихи: на третьем были жилые комнаты, а на втором нотариальная контора Константина Федоровича. Дом был арендован у генерал-полковника И. О. Рубана, хотя на том же Васильевском острове у Рерихов был свой собственный дом, но он не подходил для нотариальной конторы главы семейства, так как был деревянным, не таким большим, да еще и находился на 16-й линии Васильевского острова.
Однажды, по просьбе Константина Федоровича, всей семьей Рерихи поехали на его родину, в Газенпот, и зашли к сказительнице Анне Трейя, а потом на обратном пути мать Николая, Мария Васильевна, взволнованно повторяла мужу:
«Ты слышал, Костя, ты слышал? Она дважды повторила, что наш Коля будет великим человеком».
Вся семья возвращалась в свой петербургский дом, где глава семьи имел респектабельную нотариальную контору.
МАЙСКИЕ ЖУКИ
Школьные годы Николая Рериха прошли в одном из лучших учебных заведений Петербурга – частной гимназии Карла Мая. С этой гимназией была связана судьба всей мужской половины семьи Рерихов: ее окончили два младших брата Николая Константиновича, Борис и Владимир, потом в эту же Gymnasium und Handelsschule von К. May поступил старший сын Николая Рериха Юрий и, наконец, там же учился и младший сын Святослав, ставший, как и отец, известным художником.
Гимназия была основана в 1856 году простым школьным учителем Карлом Ивановичем Маем (Шарль Жан Май).
В первый год здесь обучалось всего 10 учеников и занятия были платными. Долгое время годовой взнос за учебу был постоянным и составлял 120 рублей в подготовительных классах и 160 рублей – в старших.
Каждый класс имел необычное для столичных гимназий немецко-латинское название: Unter-prima, Ober-prima, Secunda, Tertia, Quarta, Quinta, Sexta, Septima. В 1873 году, когда в гимназии ввели VIII класс, вместо Septima появились Unter-Septima и Ober-Septima. Карл Иванович всегда любил подчеркнуть свою приверженность к классическому образованию, он ориентировал учеников на вступительные экзамены в европейские университеты и институты.
Занятия начинались в 9 часов утра и продолжались до 16 часов. Среда и суббота были короткими днями – с 8 до 12 часов. Для изучающих древние языки вводился еще дополнительный час. Так что большинство учеников приходили в гимназию каждый день к 8 часам утра. Урок обычно продолжался 53 минуты, перемена была короткой – всего 7 минут. Но большая перемена продолжалась целый час. Это время отводилось для гимнастических упражнений и завтрака.
Весной 1882 года школе были присвоены права гимназии Министерства народного просвещения, и К. И. Май был официально утвержден в должности директора. В том же году, 8 июля, на основании особого доклада, учитывая многолетний положительный опыт двуязычного преподавания, император Александр III, в виде исключения, разрешил продолжить в гимназии Мая преподавание всеобщей истории, древних языков и географии на немецком языке. Если число учеников гимназии в 1882 году было 132 человека, то к 1884 году оно значительно увеличилось.
Поступив в ноябре 1883 года в Gymnasium und Handelsschule von К. May, Николай Рерих оказался в особой атмосфере, о которой писал в своих воспоминаниях товарищ Н. К. Рериха по гимназии, Александр Бенуа:
«…я довольно скоро удостоверился, что эта новая школа мне по вкусу. Никакой формы в ней не полагалось, большинство товарищей принадлежало скорее к среднему кругу, никаких особенно блестящих путей гимназия не сулила… Зато я нашел в ней нечто очень ценное: я нашел известный уют, я нашел особенно мне полюбившуюся атмосферу, в которой дышалось легко и в которой имелось все то, чего не было в казенном учреждении: умеренная свобода, известная теплота в общении педагогов с учениками и какое-то „несомненное уважение к моей личности“.
Это было довольно своеобразное заведение… Тон всему задавал основатель и директор гимназии, носящей его имя: Карл Иванович Май, человек, в момент моего поступления, уже очень пожилой, но все еще деятельный и достаточно подвижный. Только что помянутая атмосфера была целиком его созданием – как личных его душевных и сердечных качеств, так и его принципов и целой теории, выработавшейся на основании этих качеств. Карл Иванович твердо верил в то, что от юного существа можно всего добиться посредством выказываемого к нему доверия. Понятно, что среди нас было немало мальчиков, которые злоупотребляли добротой Карла Ивановича и даже, за спиной, издевались над этой самой его доверчивостью. Но большинство учеников уважали и любили своего директора, и это нежное чувство возникало почти сразу с момента первого контакта с ним самим. Во всяком случае, я „Карлушу“ полюбил именно в первый же день, а затем остался верен этому чувству до конца. Мне сразу понравилась и вся его своеобразная, я бы даже сказал, курьезная внешность. Это был маленький, щупленький, очень согбенный старичок, неизменно одетый в черный долгополый сюртук. В своей старчески исхудалой, точно дряблой руке он всегда вертел табакерку, которой нередко пользовался, а из заднего кармана сюртука у него торчал большой красный с желтым платок – что вообще полагалось всегда иметь нюхальщикам табака. Уже это одно „отодвигало“ Карла Ивановича во времени куда-то далеко и придавало его облику какую-то поэтическую старинность. Но совершенно своеобразным было и все лицо, вся голова Карла Ивановича: черные как смоль волосы (злые мальчики уверяли, что они крашены), „кокетливо“ подстриженные прямой челкой, выдающийся до карикатурности острый красный носик. Подбородок был „украшен“ опять-таки совсем черной бородкой a la uncle Sam [10]10
На манер дяди Сэма (фр. и англ.).
[Закрыть] , тогда как щеки и все вокруг рта было гладко выбрито. Подслеповатые, несколько воспаленные глаза были вооружены золотыми очками. Двигался Карл Иванович быстро, не совсем ровно семеня своими старческими ножками. Этой смеси признаков глубокой старости, чуть ли не ветхости, и сравнительной моложавости во внешности соответствовали и черты характера Мая. Нормальным состоянием Карла Ивановича было беспредельное благодушие. Его тонкие, еле заметные губы, вечно что-то не то жевавшие, не то посвистывавшие, охотно расплывались в приветливую улыбку. Но благодушие Карла Ивановича не было признаком слабости. Он мог при случае и гневаться, но только на то были всегда веские причины. В моменты огорчения он еще больше горбился, очки у него съезжали на кончик носа, и он скорбно глядел поверх них своими слезившимися глазками на провинившегося. Это уже действовало» [11]11
Бенуа А Н.Мои воспоминания. М.: Наука, (1990)1993 (далее – Бенуа). Т. 1. С. 473–475.
[Закрыть] .
Гимназия помещалась на Васильевском острове в трехэтажном доме, построенном в начале XIX века, недалеко от дома Рерихов. Одной стороной здание гимназии выходило на Николаевскую набережную, другой на 10-ю линию, и эта часть дома сдавалась внаем – там жили некоторые учителя, к которым часто захаживал Николай Рерих. Вход в гимназию был с другого подъезда.
Перед этим подъездом по утрам не выстраивалась вереница экипажей, как вблизи других петербургских частных школ. Ученики должны были пешком приходить в гимназию, невзирая на свое положение и благосостояние. Всем родителям директор школы говорил:
– Если ваше состояние позволяет вам отвозить вашего сына в школу на лошади или в моторе, я, конечно, не могу вам это возбранить. Но я категорически настаиваю на том, чтобы он выходил из экипажа где-либо на пространстве от угла 13-й линии до угла 14-й. И лучше – ближе к углу 13-й. Я настойчиво возражаю против того, чтобы в юных умах учеников с раннего возраста создавалось впечатление имущественного неравенства их и их товарищей.
Родители строжайшим образом исполняли это указание Карла Ивановича, поэтому утром, вдоль тротуара, вдалеке от школы, выстраивались экипажи, из которых выходили богатые гимназисты и уже пешком преодолевали оставшиеся метры к дверям гимназии Карла Мая.
Входная дверь гимназии была украшена мощной изогнутой медной рукоятью, каждый ученик эту дверь открывал сам, но зато следующую, внутреннюю дверь тамбура перед гимназистом, так же как и перед каждым преподавателем, распахивал швейцар Степан. Он был одет в светло-серую кургузую тужурочку с гладкими, всегда блестящими золотом, большими медными пуговицами. У швейцара были светлые небольшие усики и широкое лицо крепкого ярославского крестьянина. Всех гимназистов удивляла необыкновенная, не соответствующая его полноватой фигуре, легкость и проворность.
У Степана было много разных обязанностей: вручать преподавателям всевозможные записки, лежавшие на столиках перед двумя зеркалами у внутренней стеклянной стенки вестибюля, подметать пол, вытирать пыль, передавать устные распоряжения, иногда даже отвечать на телефонные звонки в вестибюле.
Гимназистам льстило, что утром, перед началом занятий, Степан распахивал перед каждым учеником дверь и с одинаково помпезным видом, неуловимо быстрым движением сняв со своей головы форменную фуражку с золотым околышем, отчеканивал, словно военный, при этом с высочайшей почтительностью: «Здравствуйте, господин Рерих!», «Здравствуйте, господин Бенуа!», «Здравствуйте, господин Философов!», «Здравствуйте, господин Скалон!» Поэтому, чтобы услышать такое приветствие, некоторые ученики приходили в гимназию даже раньше. Степан знал по фамилии каждого, несмотря на то что в гимназии учились более двух сот человек.
После занятий, так же как и утром, Степан, мгновенно отбросив в угол щетку, которой он подметал кафельный пол вестибюля, распахивал перед каждым гимназистом массивные двери и, вскинув фуражку высоко над головой, громко произносил: «Алибидерчик, господин Бенуа!» или «Алибидерчик, господин Рерих!»…
Поэтому гимназисты редко решались прогуливать какое-либо занятие, так как громогласное «Алибидерчик», казалось, разносилось по всем коридорам гимназии и, естественно, Карл Иванович обязательно поинтересуется, почему тот или иной ученик покинул гимназию слишком рано.
Зимой гимназисты играли в снежки, они собирали два войска, одно из которых обычно защищало снежную крепость, сооруженную на специально подготовленном холме. В штурме снежной крепости принимали участие и воспитатели, они всегда выступали в роли полководцев.
Преподавание в гимназии до 1890 года велось в основном на немецком языке, но после распоряжения российского правительства о запрещении преподавания в гимназиях на иностранных языках все уроки стали проходить на русском. Рерих тогда учился уже в шестом классе.
Закон Божий читался раздельно для лютеран и православных, Н. К. Рерих посещал уроки православного священника, дьякона церкви Академии художеств Постникова. У лютеран был свой пастор – Юргенс. Николай Константинович рассказывал, как в гимназии, на Пасху, поздравляли директора Карла Мая: «Христос Воскресе, поздравляю, Карл Иваныч!» А он обычно отвечал: «И я тоже».
Первым учителем рисования Николая был латыш Карлис Петерсон, работавший в гимназии Карла Мая, а близкий друг отца, известный скульптор Михаил Микешин, пропагандист украинского искусства и ученик Тараса Шевченко, одобрял первые работы Николая, давая ему профессиональные советы.
«От школьных лет, – писал Рерих, – в гимназии Мая оставалось несколько моих памяток. Были предметы из первых курганных раскопок вблизи нашего поместья Извара Царскосельского уезда. Был портрет директора К. И. Мая и рельефная карта. Была программа торжественного спектакля с портретом Гоголя. Гоголь часто ставился в ученических спектаклях и всегда был мне близок. Именно не реализм Гоголя, но его высокая духовность и тонкая потусторонность особенно увлекали. В те же области уводили и встречи с Микешиным, и учреждение Общества имени Тараса Шевченко, и постановка живых картин украинских – все это разнообразно сближало с мастерством Гоголя. Были эскизы, посвященные Хмельницкому, и „Страшной мести“, и „Майской ночи“.
К такому же увлекательному миру приводили и уроки географии Карла Ивановича Мая. Не только чертились богато расцвеченные карты, но и лепились цветными пластилинами рельефные изображения со всеми, так любимыми гимназистами горами. Поощрялись большие размеры и новые комбинации запоминаемых раскрасок. По правде говоря, такая внушительность изображения была очень увлекательна. На праздниках устраивались географические шествия, сопровождаемые самодельными стихами. Помню, как Бенуа изображал желтый Хуанхэ, а блондин Калин – голубой Янцзыцзян. Мне же досталась Волга» [12]12
Листы дневника. Т. 1. С. 149.
[Закрыть] .
Как-то, прочитав эти воспоминания, Александр Бенуа, со свойственной ему завистью к Н. К. Рериху, заметил: «К сожалению, что представлял он сам в „Шествии рек“, я не помню, пожалуй, он и не участвовал в нем, а сидел среди зрителей».
Не зря в Петербурге ходил анекдот, что однажды в светском обществе спорили, кто больше понимает в искусстве – Рерих или Бенуа. Тут и прозвучала знаменитая фраза, оставшаяся у всех в памяти: «Рерих будет всегда творить, а Бенуа все критиковать».
Азарт археолога рано овладел Николаем, еще в 1883 году, когда он 9-летним мальчиком в имении Извара наблюдал за раскопками, производимыми археологом Львом Константиновичем Ивановским.
Уже в 14-летнем возрасте Николай Рерих вместе с сыновьями деревенского дьякона и под руководством студента Технологического института помогал раскапывать несколько курганов вблизи имения. Тогда среди старинных предметов было найдено много серебряных и золотых монет X–XI веков. Большую часть найденного в кургане Николай отнес в гимназию, где через несколько лет был открыт этнографический музей, в основу которого легли его находки. Иногда он самостоятельно раскапывал курганы в Изваре. Это его увлечение поощрял преподаватель истории и географии – Александр Лаврентьевич Липовский, позже ставший третьим и последним директором гимназии имени К. И. Мая.
«Около Извары почти при каждом селении были обширные курганные поля от X века до XIV, – вспоминал Н. К. Рерих. – От малых лет тянуло к этим необычным странным буграм, в которых постоянно находились занятные металлические древние вещи. В то же время Ивановский производил исследования местных курганов, и это тем более подкрепило желание узнать эти старые места поближе. К раскопкам домашние относились укоризненно, но привлекательность от этого не уменьшалась. Первые находки были отданы в гимназию… Каждое лето открывалось нечто весьма увлекательное» [13]13
Там же. Т. 2. С. 106.
[Закрыть] .
Тем временем Николай, уже как заправский историк, составлял описи раскопок. В архивах сохранилась одна такая опись, относящаяся к 3 августа 1892 года:
«Курганы находятся между селом Грызовом и деревней Озертицы Царскосельского уезда Санкт-Петербургской губернии. Около нескольких растет в изобилии орешник, еще довольно молодой. Покойники засыпаны землею с каменьями, иногда даже довольно большими. В головах и в ногах на поверхности земли положено почти во всех по большому камню, что дает возможность приблизительно определить положение тел. Все тела положены лицом к Востоку… в одном кургане руки были положены по бокам, в другом – сложены на груди, одна повыше, другая пониже… В низких местах кости уже стали мягкими и рассыпаются, а в сухих местах сохранились хорошо. В первом курганчике, расположенном в низине, нашли только запястье…» [14]14
ОРГТГ, ф. 44, д. 48.
[Закрыть]
Такие же описи Николай Рерих составлял и в 1893 году, передавая все находки в гимназию Карла Мая.
Увлечение археологией Николай пронес через всю жизнь. Продолжая работать под эгидой Петербургского археологического общества, Н. К. Рерих вспоминал:
«Самые первые мои курганные находки не только совпадали с любимыми уроками истории, но в воспоминаниях близко лежат и к географии, и гоголевской исторической фантастике. Много очарования было в непосредственном прикосновении к предметам большой древности. Много непередаваемой словами прелести заключалось в бронзовых позеленелых браслетах, фибулах, перстнях, в заржавелых мечах и боевых топорах, полных трепета веков давних. Около курганов сплетались старинные легенды. Ночью там проходить страшились. Увлекательно молчали курганные поля, обугрившиеся сотнями насыпей.
Как будто от разных областей звучат курганные находки, или географические карты, или яркие образы творчества Гоголя. Но проходят десятилетия; через полвека вспоминаются эти будто бы различные предметы в одном общем кладе. Именно они своими убедительными зовами заложили многие возможности.
Недаром опытный географ предлагал не только заучивать названия, а именно запечатлеть иероглифы земли и линиями, и красками, и рельефами. В этом делании пробуждалась и любовь, и внимательность, и соизмеримость земных начертаний. Художество вносилось в эти прикасания к земле. А там, где знание будет сочетаться с искусством, там остается особенная убедительность.
Также спасибо вам, Изварские курганы. Еще недавно напомнились мне изображения их в трудах Спицына. Ничто и никаким способом не приблизит так к ощущению древнего мира, как собственноручная раскопка и прикасание, именно первое непосредственное касание к предмету большой древности. Никакое книжное изучение, никакие воспроизведения не дадут ту благодетельно зажигающую искру, которая зарождается от первых непосредственных прикасаний. Это не сентиментальность, не самоубеждение, ибо живет очарование старинных предметов, украшенных и замечательных в форме и соотношениях. Когда же предметы эти особенно близки с теми историческими обликами, которые как-то самосильно вошли и поселились в сознании, тогда все становится еще ближе и неотрывно убедительнее.
