Текст книги "Рерих"

Автор книги: Максим Дубаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 34 страниц)

ПАКТ РЕРИХА

Идея создания международной организации по охране культурных ценностей возникла у Н. К. Рериха еще до революции, в 1904 году, в Петербурге.

Замысел проекта сформировался в общественный договор всех стран мира под названием «Пакт Рериха» только к 1929 году. Николай Константинович начал активно привлекать к осуществлению своего плана видных общественных деятелей Америки.

Зинаида Лихтман в 1929 году написала в своем дневнике: «Затем пришли Николай Константинович и Светик. Н. К. говорит, что интересно, что [Уильям] Бора ответит на план of Art Treasures Protection [Защиты сокровищ искусства], который они оставили у него» [372]372
  Фосдик.С. 555.


[Закрыть].

Задуманный Николаем Константиновичем Пакт сразу нашел поддержку у многих конгрессменов и политиков. Было решено обнародовать проект и дать о нем информацию, но многие газеты не захотели печатать текст рериховского Пакта, считая его несерьезной забавой известного художника. Зинаида Лихтман 12 февраля 1930 года с сожалением писала:

«Хотя Фрэнсис и дала вчера в пять газет „Roerich Pact“, сегодня ни в одной из них ничего об этом не появилось. Николай Константинович очень огорчен этим отношением прессы» [373]373
  Там же. С. 576–577.


[Закрыть].

И только одна газета, «New York Times» [374]374
  Там же. С. 577–578.


[Закрыть], в этот день напечатала заметку о «Пакте Рериха».

За время пребывания Николая Константиновича в Европе его проекты обрели последователей во многих странах, и уже начиная с 1929 года можно было писать историю создания Пакта.

В Нью-Йорке первые комитеты учредили в 1929 году, а в Париже и Брюгге – в 1930 году.

Из разных государств стали поступать приветственные письма, выражавшие восхищение идеей создания «Знамени Мира» и одобрение Пакта. Это движение породило многих энтузиастов. Поэт Марк Шено (Chesneau) и писатель Александр Лемариес (Lesmaries) совершали турне по городам Франции, призывая всех присоединиться к благородной миссии Н. К. Рериха. Две французские академии, «Academic des Baux-Arts» и «Academic des Sciences Morales et Politiques», одни из первых поддержали проект «Знамени Мира», были написаны докторские диссертации, посвященные рериховскому движению.

13 сентября 1931 года в Бельгии в городе Брюгге открылась Первая Международная конференция Пакта, которая вызвала большой резонанс в культурных кругах. В том же году, в издательстве Музея Рериха, вышел первый том сборника приветствий и документов «Roerich Banner of Peace».

Теперь каждый день, в разных газетах появлялись сообщения о конференции в Брюгге.

Так, газета «New York Times» сообщала о принятых на конференции документах и о ходе самих заседаний:

«BRUGES, Бельгия, 12 сентября древний город Брюгге готовится к конференции Рериховского Пакта. Здесь собралось 400 делегатов из многих стран, в том числе и из Соединенных Штатов. Конференция начнется завтра с праздничной мессы в соборе и официальной церемонии во Дворце правительства провинции.

В понедельник начнет работу Генеральная Ассамблея. Секции конференции рассмотрят возможность защиты картин и художественных объектов в военное время.

Одна секция поднимет вопрос о подземных хранилищах при музеях, в то время как другая будет обсуждать проблемы защиты библиотек и коллекций монет… Ассамблея рассмотрит программы воспитания детей, программы по организации лекций в военных академиях, школах местной полиции и пожарных командах, о необходимости защиты произведений искусства.

Делегат от Бельгии, археолог Камилл Тюльпинк, организатор и президент конференции, заявил, что главная ее цель состоит в том, чтобы научить людей предпринимать необходимые меры для сохранения ценных предметов искусства прежде, чем начнутся военные действия… Почетным президентом конференции был избран Николай Рерих, всемирно известный художник и основатель „Roerich Pact of Peace“» [375]375
  The New York Times. 1931. 13 September.


[Закрыть].

На следующий год 8 августа в том же городе Брюгге состоялась Вторая Международная конференция «Пакта Рериха», в результате которой основали новую международную организацию «Fondation Roerich pro Расе, Arte, Scientiae et Lahore».

Следующий шаг был сделан в 1933 году, когда 17–18 ноября в Вашингтоне состоялась Третья Международная, теперь уже, конвенция «Пакта Рериха», в которой участвовали дипломатические представители из 36 государств. Отчет Конвенции, которую директор Панамериканского союза признал «одной из самых удачных конвенций, когда-либо состоявшихся в Вашингтоне», был напечатан в виде отдельной книги, названной вторым томом «The Roerich Pact and Banner of Peace».

Международная конвенция утвердила Постоянный комитет, избрав почетными президентами академика Николая Константиновича Рериха и его супругу Елену Ивановну Рерих, а почетным председателем и покровителем Пакта – министра земледелия Генри Уоллеса. Председателем Пакта стал Луис Хорш. Вице-председателем – журналистка и сотрудник рериховских учреждений Фрэнсис Грант, а генеральным секретарем – профессор Нью-Йоркского университета археолог Ральф Макгоффин.

Постоянный комитет размещался, как и все учреждения Рериха, в высотном здании «Мастер-дома». В декабре 1933 года в городе Монтевидео в Уругвае состоялась Седьмая конференция Панамериканского союза, объединившего страны двух американских континентов. Ее участники единогласно приняли «Пакт Рериха» и рекомендовали своим правительствам подписать этот договор. В течение 1934 года руководители 21 государства Северной, Центральной и Южной Америк назначили своих делегатов, дав им полномочия подписать международный договор. Своим представителем президент Соединенных Штатов Америки выбрал министра земледелия Генри Уоллеса.

Вот одно из его выступлений в переводе В. А. Шибаева, личного секретаря Н. К. Рериха, напечатанное сразу в нескольких газетах:

«Я считаю, что „Пакт Рериха“ является неизбежной ступенью в развитии международных отношений. Никогда еще раньше не было такой необходимости в этом идеале. В то время, когда отдельные нации работают над своими индивидуальными экономическими и национальными проблемами, также важно, чтобы они признали свою ответственность, как члены мировой общины наций. Я не один из тех, который предложил бы туманные мечты вместо творческого действия, и именно поэтому я утверждаю, что настало время всем идеалистам создать действительность завтрашнего дня и собраться вокруг символа международного культурного единения. Настало время произнести зов к признанию красоты, науки и образования, которые идут поверх национальных ограничений, чтобы укрепить то, что мы ценим каждый в своей форме управления и обычаях. Именно ввиду этого я считаю ратификацию „Пакта Рериха“ таким значительным шагом вперед. Принятие Пакта знаменует наступление новой эпохи, когда все, кто действительно любят свою собственную страну, в добавление к этому признают также и необычайные вклады в Культуру, приносимые другими странами, и будут почитать то общее духовное начало, которое объединяет в одно братство всех художников, всех ученых, всех воспитателей и всех истинно религиозных людей, какова бы ни была их вера. Я чувствую, что наш теперешний век является крупным должником по отношению к академику Рериху, благодаря созданию им этого идеала – ибо только такие идеалы дают реальность нашим попыткам создать и материальное благо, и выработать усовершенствованную общественную организацию для его распределения. И в то время, когда мы работаем над этими мириадами индивидуальных проблем, мы должны иметь объединяющий принцип, которому все наши сердца могут дать свою высшую клятвенную верность. Только так можем мы работать с верою и в ожидании той духовной и культурной деятельности, символом которой является „Пакт Рериха“» [376]376
  H. К. Рерих. Рига: Izdevis «Ziemelstars», 1935. С. 66–67.


[Закрыть].

Председателем комитета в Париже стал член Гаагского Верховного Международного трибунала барон М. А. Таубе, а генеральным секретарем доктор международного права Г. Г. Шклявер. Комитетом в Брюгге руководил вице-консул Греции Камил Тюльпинк. Покровителем Пакта в Бельгии избрали М. Адачи, председателя Гаагского Верховного Международного трибунала. Город Брюгге предоставил в распоряжение комитета целый дом для организации музея, посвященного деятельности «Fondation Roerich».

В 1934 году были основаны комитеты «Пакта Рериха» в Харбине, в Манчжоуго, в состав которого вошел архиепископ Нестор, председателем стал Н. Л. Гондатти, а вице-председателем назначили профессора Г. К. Гинса. Появился комитет и в Брюсселе, руководимый председателем М. де Мунком и генеральным секретарем Гендриксом, членом Верховного суда. Почетными членами этого комитета были избраны – министр граф де Виарт и губернаторы Люксембурга и Западной Фландрии. Местные комитеты образовались и в Балтийских странах под председательством К. И. Стуре. Появились они практически во всех странах Европы за исключением Германии и СССР.

15 апреля 1935 года в Вашингтоне в Белом доме «Roerich Pact» подписали все члены Панамериканского союза: США, Аргентина, Боливия, Бразилия, Чили, Коста-Рика, Куба, Доминиканская Республика, Эквадор, Эль-Сальвадор, Гватемала, Гаити, Гондурас, Мексика, Никарагуа, Панама, Парагвай, Перу, Колумбия, Уругвай и Венесуэла. Считалось, что «Пакт Рериха» впервые по-настоящему объединил страны Северной и Южной Америк.

Ожидалось, что в скором будущем к этому культурному договору присоединятся и другие государства. Центральные газеты Соединенных Штатов Америки печатали статьи, посвященные этому событию, приводился полный текст обращения президента, речи представителей правительств и иностранных министров. По всему миру газеты отдавали целые полосы под статьи об этом историческом дне.

Подписание «Пакта Рериха» происходило в кабинете президента Рузвельта, где собрался весь дипломатический корпус. В присутствии министра иностранных дел Корделла Холла, министра земледелия Генри Уоллеса, директоров Панамериканского союза д-ра Лео Роу и д-ра Гиль Боргеса и членов правления Музея имени Рериха, представителей Постоянного комитета, за большим круглым столом «Roerich Pact» был подписан. Министр Уоллес, покровитель Пакта, передал перо Луису Хоршу, председателю Постоянного комитета, как исторический сувенир. На торжестве не было самого главного человека, инициатора этого международного договора Николая Константиновича Рериха.

В этот же день президент США Франклин Рузвельт обратился к американцам по радио со следующей речью:

«Можно приветствовать, что именно в этот день, обозначенный как День Пан-Америки всеми правительствами республик Американского континента, членами Пан-Американского союза был подписан договор, отмечающий еще одну ступень к охранению культурных достижений наций этого полушария. Открывая этот договор для присоединения к нему всех наций мира, мы предоставляем этот насущный принцип сохранения современной цивилизации к всемирному признанию. В основе этого договора лежит гораздо более духовное значение, нежели это явствует из самого текста Пакта. Это лишь одно из многих выражений основной доктрины континентальной ответственности и солидарности, столь важной для настоящего и будущего… По случаю празднования Дня Пан-Америки, снова посвятим себя задаче проведения в действие основных общих интересов всех наций этого материка. Провозгласим снова нашу приверженность к этим высоким принципам международного сотрудничества и взаимопонимания, которые, как я уверен, явятся великим приношением Америки для цивилизации» [377]377
  Там же. С. 69–70.


[Закрыть].

После президента Рузвельта по радио выступили министр Уоллес, министр Панамы доктор Рикардо Альфаро и президент Музея Рериха Луис Л. Хорш.

Генри Уоллес в своей речи провел параллель между «Пактом Рериха» и «Красным Крестом» и говорил о необходимости «охранения тех культурных сокровищ, которые признаются просвещенными умами всех стран достойными для охранения, несмотря на всю напряженность и озлобленность борьбы в физическом и экономическом мире… Сегодня нам приличествует выразить признание гению академика Николая Рериха, в уме которого впервые возникло это Знамя и Договор. Желательно, в переживаемое нами время, поднять над миром этот идеал единства человеческого сердца вне национальностей, в преклонении перед красотою, культурою, религией, наукой и просвещением. В каждой стране имеются тысячи людей, воодушевленных этими высшими, широкими человеческими устремлениями, и они приветствуют „Пакт Рериха“, как средство проявления на земле этих неосязаемых сил, которые издавна были признаны ими, как истинные путеводные светочи международного дружелюбия… Я верю, что „Пакт Рериха“ находится в полной гармонии с глубочайшими и самыми сокровенными законами Вселенной и что он стал реальностью в особо значительное время!» [378]378
  Там же. С. 70–71.


[Закрыть]

Луис Хорш тоже отдал дань уважения инициатору Международной конвенции:

«Договор, который был заключен сегодня в Белом доме между двадцатью одной нацией Америки подписанием „Пакта Рериха“, ввел в жизнь соглашение о ненарушимости произведений человеческого гения – таким образом, сохраняя истинное достояние человечества для потомства. Это светлое событие ставит значительную веху в деле международного понимания и дружелюбия, а также полагает новую ступень для духовного и культурного прогресса человечества» [379]379
  Там же. С. 71.


[Закрыть].

Все говорили о мире и, конечно, о Н. К. Рерихе. Так, министр Панамы, доктор Рикардо Альфаро, сказал, что «совершившийся сейчас исторический акт является знаменательной победой в вечной борьбе лучших чувств человека против разрушений войны… И тогда великий идеалист, и ревностный апостол мира, академик Николай Рерих дал миру план международного договора о признании нейтральности и об охранении культурных ценностей человечества. И сегодня республики Западного полушария достигли великой чести провести высокий проект к успешному заключению. Конференция в Монтевидео поддержала „Пакт Рериха“, и сегодня все страны Америки подписали этот договор, открытый для подписи всех наций мира. Таким образом, впервые в истории мира нейтральность и охранение Культуры включены в единый и цельный закон международного права. Глубокое значение этого события было подчеркнуто любезным гостеприимством, оказанным президентом США Рузвельтом всем уполномоченным наций, подписавших Пакт, приглашением их утвердить этот исторический акт в Белом доме» [380]380
  Там же. С. 71–72.


[Закрыть].

Жаль, что Николай. Константинович не смог услышать восторженную речь министра иностранных дел США Корделла Холла, произнесенную вечером в помещении Панамериканского союза, в которой он восхищался гением Н. К. Рериха.

Индия также поддержала идею «Пакта Рериха», но ратифицировала его только через много лет, когда перестала быть колониальным государством. Среди поддержавших Н. К. Рериха и выступавших в его поддержку были: Рабиндранат Тагор, Джагадис Боше, Радхакришнан, Ч. В. Раман, Джэмс Казинс, Калидас Наг, Сунити Кумар Чаттерджи, Кашияп, С. Ф. Рамасвами Мудельяр, О. С. Ганголи; художники: Асит Кумар Халдар, Биресвар Сэн, Н. С. Мехта, Шри Девамитга Дхармапалла и многие другие. Поддержали «Пакт Рериха» и общественные, и государственные учреждения: Индийский институт исторических исследований, Аллахабадский музей, Бхарат-Кала-Бхаван в Бенаресе, Общество Маха-Бодхи, Союз женщин Индии, Союз буддистской молодежи на Цейлоне, Маданапалле колледж, Траванкорское культурное общество. Известный индийский писатель Свами Джагадисварананда (Swami Jagadiswarananda) говорил:

«Академик Рерих, основатель и водитель единственного в своем роде гуманитарного движения, сам является олицетворением мирового Искусства и мировой Культуры. Правильно доктор Казинс признал его „от Гималаев в духе“, ибо он действительно пророк нового человечества и вестник нового мира культуры, Рерих – наш вождь – открыл новую знаменательную главу в истории человечества тем, что основал движение Пакта. Да докажет предстоящая Конвенция культуры всем воинствующим народам мира, поднимая Знамя Мира Рериха, что искусство и культура являются божественными проявлениями – мировым сокровищем всего человечества, и да будет написано на вратах всех учреждений мира: „Не вражда – но Помощь! Не разрушение – но Утверждение Гармонии и Мира! Не ненависть – но Единение!“»

У РУБЕЖА

В марте 1934 года русскоязычная американская газета «Рассвет» писала:

«На пароходе „Париж“ прибыл в Нью-Йорк известный художник Николай Константинович Рерих со своим сыном Юрием Николаевичем.

Рерих провел в Пенджабе (Индия), около самых Гималайских гор, четыре года. Там же находится основанный Рерихом институт научных исследований, посвященных археологии, этнографии, местной медицине и местным языкам…

– Самое главное, – заявил Рерих, – это сотрудничество между всеми людьми, ибо настоящий кризис не материальный, как это принято считать, а духовный.

Николай Константинович рассказывает о том, что во всех странах очень сердечно относятся к его искусству. В Алахо-боде в Бенаресе его искусству посвящены специальные залы, где выставлены многие его картины…» [381]381
  Рассвет. 1934. Март.


[Закрыть]

Николай Константинович и Юрий приехали в Америку, чтобы закончить переговоры об организации Второй Американской Центрально-Азиатской экспедиции, которую в отличие от первой назвали ботанической. Дело в том, что министр земледелия США Генри Уоллес, друживший с Николаем Константиновичем, предложил ему под эгидой своего министерства провести ботаническую (агрикультурную) экспедицию по Центральной Азии.

Еще не утвердили план маршрута, а Луис Хорш уже вел переговоры с Генри Уоллесом о финансировании экспедиции. Заманчивое предложение Генри Уоллеса, при поддержке американского правительства, казалось чуть ли не единственным спасением учреждений Рериха от банкротства. Генри Уоллес хотел обойти Государственный департамент США и самостоятельно, силами министерства, организовать экспедицию. Но задуманную слишком масштабно, ее невозможно было скрыть ни от журналистов, ни от Госдепартамента. Началось противодействие американских ученых-биологов, которые считали, что такой экспедицией должен руководить только американский специалист-биолог, а не какой-то русский эмигрант. Подобные рассуждения впоследствии привели к тому, что в Маньчжурии, куда она отправилась в 1934 году, Н. К. Рерих оказался в странном положении руководителя, которому не подчиняются его же сотрудники.

Еще в конце 1931 года Николаю Рериху пришлось оправдываться перед журналистами:

«В письмах ваших сообщается, что какие-то индивидуумы упрекают друзей наших в том, что они будто бы считают меня богом, желая этим как бы задеть и друзей, и меня. Какая вредительская чепуха!

Ответ на все готов. Посмотрим, насколько нелепо кощунство темных. В чем же заключается в моей деятельности то, что вызывает их негодование?

Я пишу книги, посвященные искусству и знанию, посвященные культуре. Очень многие делают то же самое. Метерлинк, Бернард Шоу, Уэллс, Тагор часто появляются со своими книгами и занимают общественное внимание, но никто не негодует.

Мне посвящено несколько биографий и симпозиумов, но сравнительно с литературою, посвященной другим художникам и деятелям знания и искусства, их гораздо меньше издано в Америке. Правда, в России и в Европе за период от 1907 до 1918 года было издано девять монографий и несколько десятков особых номеров художественных журналов, посвященных моему творчеству. Но никто не негодовал, и все это считали совершенно естественным реагированием общественного мнения.

В течение семнадцати лет до приезда в Америку я руководил художественными школами и различными просветительными, художественными и научными учреждениями. Школа Общества поощрения художеств, в которой было до двух с половиной тысяч учащихся и восемьдесят профессоров, в обиходе постоянно называлась школою Рериха. Учащиеся говорили: „Пойду к Рериху“ или „учусь у Рериха“, и никто из комитета нашего не претендовал на такой глас народный… И опять никакого негодования не возбуждалось в общественном мнении… Я пишу картины, что совершенно естественно для всякого художника. Я пишу много картин, что опять-таки не является небывалым в истории искусства. Мои художественные выступления, как в России, так и в Европе, доставили мне как признание общественное, так и почетные награды и избрания. Никто не негодовал на эти проявления общественного мнения. На международных выставках меня приглашали занять отдельные залы, и никто не протестовал против таких решений жюри.

Мне приходилось постоянно выступать за сохранение сокровищ творчества и за улучшение быта художников и ученых. И эти мои зовы никто не считал чем-то сверхъестественно божественным, но, наоборот, к моему сердечному удовлетворению, мне неоднократно удавалось помочь моим собратьям в искусстве и науке… Возьмем ли мы идею Знамени Мира и последний номер бюллетеня нашего музея, посвященный конференции в Бельгии, – быть может, какой-то злоязычник начнет упрекать в том, почему „Пакт Рериха“ называется так, а не иначе. Но почему же он тогда не возражает против „Пакта Келлога“ и всех прочих пактов и установлений, символически носящих определенное имя. Возьмем ли мы образование многих Обществ, которые захотели принять мое имя, новость ли это? Уже давно в России существовали кружки Рериха, и все время нам приходится совершенно неожиданно наталкиваться на существование подобных кружков, даже совершенно нам неведомых…

Наконец, когда из темных намерений, из вымогательства известная темная личность почтила меня большою статьею под названием „Шарлатан“, то в самом содержании статьи он привел столько раздутой лжи якобы о торжественных моих всемирных шествиях, что в самых дружественных статьях не было сказано столько величия и мощи, сколько приписал язык злобы, и автор статьи сам не заметил, что содержание статьи опровергло его же название.

Спрашивается, что же делается мною такого дурного, что бы могло возбудить чье-то негодование, если только это не есть выражение мелкой зависти или злобы?

Гималайский Институт научных исследований – неужели это дурно или сверхъестественно? Или моя забота о собирании отделов искусства кому-то не дает спать? Или кажется „божественным“, что мое двадцатипятилетие праздновалось в России, а сорокалетие деятельности в Америке, когда пришло десять тысяч друзей. Все мои призывы к охранению сокровищ искусств и науки – разве это противоестественно? Писание картин, сам смысл которых, казалось бы, должен был вызывать добрые мысли, неужели и это противоестественно? Руководство школою с желанием дать хорошее художественное образование массам, неужели и это или „шарлатанство“, или „божественность“? Поднесение мне особой медали, выбитой в Бельгии, – но ведь не я же сам ее себе поднес. Почетный Легион – но ведь многотомны списки носителей этого ордена? Звезда Св. Саввы или Северная Звезда Командора – но, вероятно, шведский король был бы очень изумлен, узнав от шептунов, что он дал мне ее не за художество, но наградил бога или шарлатана. Французские ученые и художественные Общества, Югославская академия, Археологический институт Америки и другие учреждения во многих странах – неужели они давали свои отличия не за факты, им вполне известные, но за божественность или за шарлатанство. Или кого-то тревожит имя на здании?..» [382]382
  Листы дневника. T. I. С. 35–37.


[Закрыть]

В 1934 году, оказавшись в Харбине, Николай Рерих столкнулся с безграничным почитанием, а спустя полгода с такой же неудержной злобой и неприятием. И если первая была порождена его искусством и книгами, то вторая – политической конъюнктурой, главную роль в которой играли интересы оккупировавшей территорию Китая Японии. Только во время маньчжурской экспедиции Н. К. Рерих понял, какую роковую ошибку совершил, высказав в прессе восторженное отношение к японцам. В сложившейся политической ситуации это шло вразрез с генеральной линией дипломатического корпуса США.

В 1935 году американские газеты опубликовали несколько статей, в которых связывали работу ботанической экспедиции с работой некоего пропагандистского центра, организованного Николаем Константиновичем Рерихом. Экспедиция постепенно превращалась из ботанической в политическую. Поводом для такой газетной атаки послужили санкционированные японскими властями еще в конце 1934 года публикации в харбинских изданиях. Японцы хотели, чтобы русские эмигранты считали Н. К. Рериха советским или американским агентом, желающим разрушить все устои, чудом сохранившиеся в среде русской эмиграции.

Николай Константинович опять вынужден был оправдываться в письме к Генри Уоллесу:

«В опубликованной в „Вашингтон Стар“ статье упоминается господин А. П. Фридлэндер из Пекина, представленный в качестве моего уполномоченного в этом городе. Это совершенно не соответствует действительности. Господин Фридлэндер – служащий Тихоокеанской грузовой корпорации, которая предоставляет нам транспортные услуги (эта пекинская фирма была представителем экспедиций Эндрюса и доктора Гедина).

Нелепо утверждать и о каких-либо подозрениях в адрес экспедиции среди монгольских властей. Многим из них известна моя нынешняя репутация и моя репутация в бытность мою в России, и они даже намекали, что кто-то из последних иностранных путешественников по Внутренней Монголии и прилегающим регионам пытался вызвать недоверие к экспедиции. Вы заметите также, что факты о моей деятельности в Соединенных Штатах грубо искажены в этих статьях. Очень схожая статья, очевидно исходящая из того же источника, появилась в британском тяньцзинском ежедневнике „Пекин-Тяньцзин Таймс“ от 24-го июня (копия статьи будет направлена Вам сразу же, как только мы ее получим). Редактор газеты признался, что источник его информации исходил из Калгана. Господин Пауэл, автор статьи в „Чайнес Трибюн“, посещал Калган в июне, прибыв из Маньчжурии. Некоторые газетные заявления были упомянуты нами в Пекине еще до нашего отъезда во Внутреннюю Монголию, и несколько наших американских друзей предупредили нас о том, что кто-то в иностранной колонии в Пекине и Тяньцзине очень активен в распространении ложных слухов. Наши изыскания на месте показывают, что существует некий иностранный источник, вовлеченный в это дело, но это, разумеется, не оправдывает недозволительных действий господина Пауэла. Мы будем держать Вас в курсе всех событий, хотелось бы лишь добавить, что до сих пор экспедиция не имела никаких конфликтов ни с японскими, ни с монгольскими, ни с китайскими, ни с советскими властями. Поистине, кажется странным, что несколько лет назад те же газеты обвиняли меня в просоветских симпатиях, а сейчас, похоже, обвиняют в связях с русской Белой Эмиграцией».

Через много лет журналист Пауэл, а за ним и Пеглер вновь стали публиковать компрометирующие Н. К. Рериха материалы. Это было связано с начавшейся президентской предвыборной кампанией Генри Уоллеса, которая и привела к полному провалу его политической карьеры. Сам Николай Константинович крах Уоллеса связывал с предательством Луиса Хорша, который присвоил себе практически всю собственность Рерихов в Нью-Йорке. В этой истории Генри Уоллес играл неблаговидную роль, поддержав необоснованные претензии финансиста рериховских учреждений на имущество Николая Константиновича в США.

Американские участники экспедиции, приехав в Харбин, где их несколько месяцев ожидали Николай Константинович и Юрий, заявили, что Н. К. Рерих руководителем экспедиции не является, а документы, выданные департаментом земледелия, подложны. От такой наглости Н. К. Рерих даже не знал, как защититься, так как ботаников поддержал американский консул в Харбине. Николай Константинович, сам того не желая, нажил в его лице врага, еще раньше послав в государственный департамент США письмо, в котором рассказал о нескольких неблаговидных поступках консула.

В конце концов, Николай Константинович все же добился отправки ботаников обратно в Соединенные Штаты. Но японцы, боявшиеся до этого связываться с Н. К. Рерихом, видя за ним могущественную сверхдержаву – США, теперь почувствовав некоторую слабость его позиций, тут же нанесли Николаю Константиновичу очередной удар. В эмигрантских газетах Н. К. Рериха называли не иначе, как агентом Москвы или США. Кроме того, японцы ограничили маршрут экспедиции, не позволив ей пройти по территории, примыкающей к границе Монголии. Конечно, при этом они заботились о своих геополитических и военных интересах и вряд ли даже какой-либо другой экспедиции позволили бы двигаться тем же маршрутом. Оказавшись в довольно трудном положении, в конце 1934 года Николай Рерих вынужден был перебраться из оккупированной японцами Маньчжурии в пока еще свободный Китай.

В июне 1935 года Николай Константинович писал:

«Вчера читаем в „Норд Чайна Стар“ знаменательную статью под заглавием „Песчаные бури приканчивают эру пионеров в Соединенных Штатах“. В статье приводятся слова заведующего оросительным отделом департамента внутренних дел. Он указывает на умножающиеся песчаные бури и засухи, препятствующие делу земледелия. При этом замечается, что если в ближайшем же будущем не будут приняты меры для закрепления почвы растительностью, надвигающееся бедствие приблизится с необычайной быстротой.

Поистине, меры, принимаемые президентом Рузвельтом и министром земледелия Уоллесом, неотложны и своевременны. За время одного поколения уже можно убеждаться, как меняются климатические и прочие условия местности. Даже немногие годы жестокого небрежения уже отзовутся труднопоправимо. Потому-то всякие насаждения так неотложно нужны.

Также еще вчера, когда брались образцы почв, думалось: конечно, почвы должны быть исследованы и сопоставлены. Не только почва, но даже виды насекомых могут способствовать и своеобразному размножению и питанию растительности. Но поверх всего все-таки будут полезны семена тех злаков, которые в течение столетий противостояли суровым условиям.

Несомненно, что условия Монголии на границе степи и барханной пустыни могут давать множество поучительных примеров. Когда из Гоби, из далекого Такла-Макана, приносятся вихрями клубы песка и пыли, иногда можно опасаться, что местная, вообще поздно появляющаяся растительность не выдержит; но любопытно наблюдать, как, несмотря на всякие затруднения, трава все же начинает пробиваться.

Можно наблюдать, что кажущиеся бедными травы очень питательны и жадно поедаются скотом. И скот на глазах оправляется.

Не так много разновидностей этих сухостойких трав и кустарников. Очевидно, в веках произошел отбор. В то время как в соседней Маньчжурии, где условия немногим сравнительно отличаются, имеется более восьмисот видов растений, тогда как в барханной Монголии, по-видимому, их не более трехсот. Но не в том дело. Важно иметь перед собою хотя бы и немногочисленные, но устойчивые и питательные злаки. Они вполне выполняют обе необходимые задачи – и закрепляют почву, и пригодны для питания скота.