Текст книги "Двое из будущего (СИ)"
Автор книги: Максим Казакевич
Жанры:
Альтернативная история
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)
– Мне очень жаль, но я не могу ответить на ваш вопрос. Это не в моей компетенции. Но могу лишь намекнуть – золото с черного континента. А откуда именно и от кого... – тайна!
Щепина, похоже, устроил наш намек. Про богатейшие залежи бурского золота в Южной Африке были наслышаны все, в газетах об этом много печатали. Англо-бурская война здесь еще не произошла, но очень многие из современников уже догадывались, что подданные Английской короны захотят прибрать это богатство, залежи которого по несправедливому недоразумению оказались на территории немецких и голландских поселенцев.
– Неужели вы это золото приобрели у Оранжевой республики? Или у Трансвааля? И как вы с Крюгером смогли договориться?!
Мишки извиняющее улыбнулся и развел руками:
– Не могу сказать. Могу лишь уверить вас, наша сегодняшняя встреча вам ничем не угрожает. Здесь нет никакого криминала. А что по поводу новой партии... – она не исключена, загвоздка только лишь в сроках. Мы не знаем, когда будет собрано нужное количество.
– Что ж, понимаю. С золотом всегда было сложно работать, – принял к сведению Щепин, нервно подкрутив кончик уса. – Но, если всё же партия будет собрана, то я бы предпочел бы приобрести ее у вас на тех же условиях.
– Договорились, уважаемый Евгений Эдуардович, – согласился Миха и скрепил договоренность крепким мужицким рукопожатием.
– О-о, какие у вас часы интересные, – заметил вдруг Щепин золотой хронометр на правой руке Михи. – Никогда таких не видел. Это британские? Можно посмотреть?
Как тут можно было отказать? Мишка с явным неудовольствием расстегнул кожаный ремешок и протянул часы Щепину. Тот их аккуратно взял и с восхищенным блеском в глазах рассмотрел изделие. Поцокал языком, восторгаясь тонкой ювелирной работой. Посмотрел на солнце блеск камней, толстыми пальцами промял крепкий ремешок. Покачал седой головой и с сожалением вернул часы владельцу.
– Это британцы сделали? – снова повторил он свой вопрос.
Мишка, застегивая на запястье ремешок, не стал врать, ответил правду:
– Швейцарцы. Купил по случаю в Базеле.
– Надо же, никогда бы не подумал, что швейцарцы могут делать такие хорошие вещи. Надо бы и мне посетить Швейцарию – давно не был. А у нас такие часы случаем не продают?
– Сомневаюсь, – ответил Мишка, и Щепин с ним предпочел согласиться.
– Да, если бы у нас было что-то подобное, то я бы уже знал. Что ж, увижу подобные часы – непременно куплю, сколько бы они не стоили. Знатная вещица и удобная, – и широко улыбнувшись в седые усы, он еще раз протянул ладонь для прощания. – Что ж, нам пора. До встречи Михаил Дмитриевич. Надеюсь, наша сделка была не последней, – и, сделав знак племяннику и великану-охраннику, заставил их выйти. А следом и он сам, вежливо распрощавшись с Голубиным и пообещав погасить кредит в конце месяца, вышел из кабинета управляющего.
Через пару минут, и мы двинулись было на выход, но уже в дверях нас остановил голос Голубина:
– Подождите, пожалуйста, еще минутку. Не торопитесь.
Мы остановились. Управляющий медленно подошел к нам и вкрадчиво проговорил.
– Не уходите сразу же. Подождите какое-то время.
– А что так? – спросил я настороженно. Все же двадцать с небольшим тысяч за моей спиной не располагали к спокойствию.
Голубин прикрыл поплотнее дверь, подошел к окну, настороженно посмотрел из-под шторы на улицу.
– Ваш покупатель непростой человек, он очень ценит безопасность, – пояснил он, когда соизволил обернуться. – Дайте ему немного времени, чтобы отъехать с товаром подальше. А вам, чтобы не терять это время впустую, я бы рекомендовал открыть в нашем банке счет и положить на него основную часть суммы. Поверьте, так будет лучше. А через пару недель вы сможете спокойно забрать все деньги.
– Вы серьезно?
– Очень серьезно. Я не шучу и настойчиво прошу вас последовать моему совету.
Мы переглянулись. Управляющий явно намекал на что-то нехорошее и взгляд у него был такой серьезный, не располагающий к шуткам. Мы отошли в сторону на совещание.
– Ну, что скажешь? – спросил меня Мишка.
– У нас крупная сумма, – ответил я, оглядываясь на Голубина. – А покупатель наш, похоже, из криминала. Не думает же он, что нас могут ограбить? Миха..., у меня снаряженный револьвер в кармане. Если что – отстреляемся.
Мишка на секунду задумался и несогласно мотнул головой.
– Нет, не похож он на бандита – зачем нас ему грабить? Скорее всего, он просто жесткий бизнесмен, который может задавить не раздумывая. Деньги наши он отбирать не будет, тем более после того как мы намекнули ему на возможность приобрести еще одну партию. Но... кто его знает? Я бы поверил банкиру.
Я внимательно посмотрел на друга. Тот и в самом деле прислушался к предостережению.
– Нам нет никакого смысла переть все деньги домой. Все равно сюда придется возвращаться за скупкой драгоценностей, – ответил я. – Можно взять с собой рублей пятьсот на всякий случай, а остальные положить на счет. Потом, когда придем сюда опять, будем снимать по мере необходимости.
– Я тоже так думаю. Так и сделаем?
Я кивнул согласно, и Мишка озвучил наше решение управляющему. Голубин даже выдохнул облегченно от того, что мы прислушались к его мнению.
Оформление счета заняло по времени полчаса. Оформили его на двоих человек. Из общей суммы на руки мы взяли только тысячу, а остальное оставили в банке. Мишка решил совершить повторную вылазку в прошлое через пару недель.
Когда мы вышли из банка солнце светило уже по-летнему жарко. Посмотрев на свои драгоценные швейцарские часы, друг сообщил:
– Почти три часа. Целый день угрохали на вылазку, а во рту ни крошки не побывало. Ты как?
Мой желудок, вспомнив о еде, недовольно заворчал.
– Вот и я так же, – ответил он, усмехнувшись. – Жрать хочу – голод слюной запиваю.
– Миха, – усомнился я, – а мы домой-то успеем? Сейчас весна и темнеть должно рано.
Мишка, прищурившись, посмотрел на светило и отмахнулся:
– Успеем, Вась. Пара часов у нас с тобой в запасе есть. Поедим по-человечески, а потом на пролетке домчимся до леса, а там уже близко будет. Ну, так как? Согласен?
Я был согласен, и Мишка повел меня в ресторан "Старый двор". Целых полтора часа мы потратили на ожидание заказа и на его поглощение. Было очень вкусно, качество еды приятно удивило. Бойкий половой был вежлив и расторопен, за что получил свое от Михи на чай. Расшаркиваясь перед нами, он изображал искреннее подобострастие. Я к такому навязчивому обхождению не привык, мне было неловко и неуютно, так что, уходя, мне хотелось дать половому в ухо и сбежать из этого места подальше. Но, слава богу, под насмешливым взглядом друга я сдержался и, одарив полового сердитым и недовольным бормотанием, покинул ресторан.
Извозчик на пролетке охотно согласился подвезти нас до Апраксино. До места назначения мы, конечно же, не доехали – слезли раньше и бодрым шагом углубились в лес. Мишка по этой стороне уже ходил, поэтому наш поход был недолог. Очень скоро мы вышли к месту. Мишка остановился, оглядываясь, нашел приметный куст шиповника. Кивком пригласил следовать за собой и сам прошел вперед. Взял меня за руку.
– Ну что, Вась, готов? – спросил он, напряженно вглядываясь в невидимое марево прохода.
– Пионер всегда готов, – ответил я, решительно выдохнув.
Мишка тоже выдохнул, сжал меня крепче за ладонь и сделал шаг. И я, зажмурив глаза, следом за ним. Перехода, как и прошлый раз, мы не почувствовали. Я сделал глубокий вздох, желая ощутить запах своего времени, но... ничего не изменилось – лес пах по-прежнему. Тогда я разомкнул веки, недоуменно осмотрелся и к своему ужасу понял, что переход не состоялся. Пень с муравейником из нашего будушего не появился, а ощипанный куст шиповника словно издеваясь, рос на своем родном месте и колыхал молоденькими листочками.
– Что за...!!!
Мишка растерянно озирался. Для него несостоявшийся переход стал очень сильным потрясением. Не ожидал он такого подвоха от сил космоса.
– Почему мы не перешли? – спросил я с дрожью в голосе.
Миха непонимающе огляделся.
– Черт его знает! Давай еще раз.
Но и на второй раз ничего не получилось. И на третий и на четвертый. Миха матерился и я его поддерживал, ругаясь на неизвестного шутника. Друг ходил вокруг точки выхода, раздраженный, напуганный. Пробовал зайти в проход с разных точек. Но ничего не получалось. Наконец, севшим голосом он выдал:
– Вася, проход исчезает, – и дрожащим пальцем показал на невидимую точку в воздухе.
– Как! Ты что говоришь такое? Ты же уже несколько раз ходил сюда, как он может закрыться?
– А я знаю?! – выкрикнул он мне и зло пнул ногой издевательский куст. – Марево исчезает, проход исчезает, мы не можем через него пройти! И я не знаю почему!
Вот так, оказывается, перспектива навсегда застрять в прошлом может здорово напугать. Я теребил друга, требовал пробовать пройти снова и снова, мы пытались и каждый раз неудачно. Он пробовал пройти один, без меня, пытался я и всегда результат был один и тот же. А между тем стало темнеть. Тени удлинись, краски посерели и Мишка перестал видеть свое марево прохода. И только тогда мы поняли – мы застряли и временно, до утра смирились.
«Нас утро встречает прохладой, нас ветром встречает река. Кудрявая, что ж ты не рада веселому пенью гудка?»
Дурацкая песня привязалась ко мне под утро, когда уже показалось зарево. Толстое бревно в ночном костре прогорело, и холод сковал все тело. Конечно же, я не спал всю ночь. После того сюрприза, что нам преподнесли, любой бы не смог заснуть. Уйти в прошлое за легкой копейкой и застрять в нем на... надеюсь не навсегда. Мишка кое-как закемарил, но сейчас, едва я пошевелился, открыл глаза и пытается сообразить, где находится. Вспомнил вчерашнее происшествие и с какой-то болью в голосе простонал. Он медленно поднялся с лапника, со стоном размял затекшую ногу. Бросил с надеждой взгляд в сторону прохода и сразу как-то осунулся, сгорбился. Устало поднял с земли несколько веток и подбросил в угасающий костер.
– Проход исчез, – сообщил он мне через минуту молчаливого созерцания огня.
Я невольно оглянулся.
– Совсем?
– Абсолютно....
Безысходность, вот что я услышал в голосе друга. Не было ни малейшей надежды на возврат.
– Миха..., – тихо позвал я его.
– Что?
– А может он еще появится? Через день или два?
Он отрицательно качнул головой.
– Проход всегда стоял открытый, – пояснил он. – В любой день, что я приходил, он всегда был. Я свободно мог ходить туда-сюда в любой момент. Нет, Вася, он не откроется....
– А может ты сам его открывал, а не он стоял открытый? А?
Он криво усмехнулся и молча мотнул головой. Я скрежетнул зубами. У меня же там семья осталась! Я вспомнил своих дочек, жену, представил, как они узнают о моем исчезновении и на сердце лег такой тяжелый камень, что захотелось взвыть. Не прощу себе своей легкомысленности.
Мы провели возле прохода почти до полудня. Надеялись на что-то, снова пробовали пройти и все безрезультатно. Ловушка захлопнулась. И когда мы окончательно смирились, и слабое тело напомнило о себе подавленным голодом, мы решили вернуться в город.
В городе зашли в первый же попавшийся кабак и "по-русски", в хлам нажрались. Нажрались так, что хозяин заведения приказал оттащить наши бесчувственные тела в одну из подсобок и бросить на пол. На следующее утро протрезвевшие и злые, мы, дыша перегаром в наветренную сторону, пошли на заветное место. И опять осечка, и снова мы плетемся в кабак и снова нажираемся. На следующее утро сценарий повторяется. Но на сей раз на возврате в город я тяну друга в сторону от кабака и прописываю нас в гостинице. При гостинице ресторан, вот там мы и гасим свою душевную боль. И уже оттуда нас тащат не подсобку на пол, а в нумера и в мягкую постельку.
Я не знаю, сколько дней прошло в этом угаре. Может пять, а может и все десять. Только однажды проснувшись на перине, я понял, что пить так больше нельзя – здоровье стремительно ухудшается, а вот душевная травма никак не залечивается. Так что, опустив босые ноги на пол, я решительно отодвигаю в сторону графинчик, оставленный на опохмел, и вдосталь напиваюсь капустным рассолом. Голова трещит как царский колокол, во рту ночевали тараканы, но я перебарываю себя и медленно, морщась от накатывающей дурноты, одеваюсь. Смутно вспоминаю, что друг должен быть в соседнем номере. Плетусь к нему и пытаюсь привести в чувство. Мишка мычит, отмахивается от меня и пробует дрожащими руками опохмелиться. Но он не получил такой радости. Вместо графина я сую ему в руки кружку с рассолом и заставляю выпить. Он пытался возразить, но искоса взглянув на меня, передумал и большими, жадными глотками осушил емкость. Через минуту у него появился осмысленный взгляд.
– Аспиринку бы, – жалуется он, потирая потный лоб.
– Нету здесь аспиринок, – жестко отвечаю я. – Не изобрели еще.
Мишка глубоко и тяжело вздыхает и встает с постели.
– Ну, что? Опять пойдем?
Я мотнул головой.
– А смысл? Сходить, чтобы увидеть тоже самое? А потом опять нажраться? Извини, Миха, но я так больше не могу.
Мишка лишь согласно кивает – пить ему тоже, по-видимому, надоело.
Уже под вечер, когда мы более или менее пришли в себя после многодневного загула, мы снова спустились в ресторан. Половой на входе встретил нас как дорогих гостей. Провел нас до свободного столика, усадил и, не спрашивая ни слова, упорхнул на кухню. А через минуту появился с тяжелым подносом в руках в центре которого величаво возвышался массивный запотевший графин. От вида плескавшейся в нем жидкости меня замутило. Половой сгрузил на столик различных видов горячих закусок, салатов и схватился было за горлышко пузыря, как Миха его решительно остановил:
– Вот, что, милейший, сегодня мы обойдемся без алкоголя. Принеси-ка лучше кваса.
Опешивший молодой человек часто заморгал, явно не готовый к подобному повороту сценария.
– Ну, что застыл как соляной столп? Давай, живо!
Командный голос подействовал и водка стремительно исчезла с нашего стола, а вместо нее в графине заплескался холодный ржаной квас. Мы размеренно и лениво стали поглощать закуску. Утолив первый голод, я откинулся на спинку стула и огляделся. В ресторане было полно народа. Оно и понятно – время вечер, к тому же воскресенье. И свободных столов не было. Странно, что для нас оказалось свободное местечко.
А народ в ресторане закусывал, выпивал, громко разговаривал, и казалось, чего-то ждал. Ждал развлечений, это было видно по их внимательным взглядам бросаемых на небольшое возвышение, похожее на театральный помост в миниатюре, некую сцену. Но там было пусто и народ, узрев эту пустоту, возвращался к поглощению.
Неожиданно для меня откуда-то из-за спины вышел полный человек и, сверкая ослепительной улыбкой, с легким наклоном головы поздоровался:
– Здравствуйте, Василий Иванович, здравствуйте Михаил Дмитриевич, как поживаете? Как здоровье?
Я с удивлением посмотрел на подошедшего, напряг память. Было какое-то смутное, нехорошее воспоминание об этой гнусной роже.
– Спасибо, хорошо, – напряженно ответил я. – А как ваши дела э...., Яков Эдмундович?
– Неплохо, господа, очень неплохо, – он, не спрашивая разрешения, подсел к нам за столик. – Сегодня необычайно много посетителей.
– Отчего ж так?
Он еще ослепительнее сверкнул вычищенными зубами.
– По Костроме уже разнесся слух об вашем удивительном таланте. И все эти люди пришли лично лицезреть вас и приобщиться к вашему, без всякого сомнения, великому гению.
Мишка, глотая в этот момент ледяной квас, подавился и зашелся кашлем. Я непонимающе уставился на гнусную улыбающуюся рожу.
– Чего?
– Ну как же, Василий Иванович, всю неделю вы у нас тут под гитару исполняли романсы собственного сочинения. Народ был в восторге от вашей манеры исполнения. Такого у нас в губернии еще не слыхивали.
– Э-э, романсы? – только и выдавил я из себя. И тут же вспомнил как я с гитарой в руках орал прямо вот с этой сцены какие-то песни. Помню поили меня за это безмерно. Брр..., аж передернуло. – И что же я пел?
– "Горочку" вы пели восхитительно, "Восьмиклассницу", "Над полями туман"... и еще другие, я не помню слов.
М-да, "Восьмиклассница" это однозначно Цой, "Над полями туман", наверное, тоже он, а вот "Горочка".... Я такой песни не знаю.
– Особенно посетителям понравилась "Горочка", – гнусная рожа ощерилась довольно. – Если вы не возражаете, то я хотел бы попросить снова вас спеть свои чудные романсы.
Ах, вот оно что! Вот почему этот тип ассоциируется у меня с какой-то гадостью. Он же, гад мерзкий, понял, что на мне можно заработать и пользовался моментом. Когда я был пьян, я с легкостью шел у него на поводу. Да в тот момент и по хмельному делу мне и самому хотелось проораться под гитару, но сейчас-то! Ненавижу когда на мне так в наглую ездят.
– Ну, нет, Яков Эдмундович, петь я больше не буду. Настроение, знаете ли, не то.
Он долго сверлил меня взглядом, а я его и он, наконец, понял, что халява закончилась. Но не слишком этому расстроился. Медленно склонил голову, признавая мою правоту, и ошарашил новой идеей:
– Тогда вы, наверное, не будете против, если ваши песни исполнит другой человек? Нет? Ну, вот и хорошо, – и встав из-за стола, поклонился, прощаясь и, развернувшись, крикнул во всю глотку. – Гришка! Давай, выпускай певца!
Вот же гад предусмотрительный. Подготовился и к такому варианту.
На сцену сей же момент выскочил франт в сценическом костюме, присел на любезно подставленный табурет, взял гитару наизготовку и.... От такой манеры исполнения "восьмиклассницы" неродившийся еще Цой, наверное, волчком в гробу закрутился. Оно и понятно, лабух никогда не слышал оригинала. Ему не к чему было стремиться вот, и корчил он чужую песню по собственному разумению.
Следующей была "Горочка". Я поторопился, когда подумал, что не знаю ее. Прекрасно знаю, это была старая советская песня "Вот кто-то с горочки спустился". Бабка моя, еще несостоявшаяся в этом мире покойница, очень любила запевать ее за веселым хмельным столом. Голос у нее был – заслушаешься. Никто с ней тягаться не мог, всех перепевала своими хрустальными связками.
С "Горочкой" у певца получилось намного лучше, даже, можно сказать, близко к оригиналу. Он проникновенно выводил ее, передергивал струны, жмурил глаза, якобы от брызнувших слез. Публика была в восторге, некоторые дамы даже утирали носики платочком и промокали уголки глаз. А кавалеры не забывали подливать своим дамам ароматного вина.
– Пошли отсюда, Миха, – сказал я, вставая из-за стола, – трезвому здесь совсем неинтересно.
Мишка бросил в рот кусочек запеченной семги и поднялся.
– Пойдем, Вась.
А на сцене певун закончил исполнять "Горочку" и после бодрых аплодисментов взялся за терзание другой песни. На этот раз была "Осень" Шевчука. Я по этой песне в армии учился играть на гитаре.
Мы продрались сквозь толпу, что стояла за дверьми, ожидая освободившегося столика, и медленно пошли вдоль улицы. Торопиться было некуда, солнце еще не село, да и погода стояла просто замечательная. Было тепло и безветренно. Мишка за копейку прикупил кулек семечек у бабушки и сейчас шел рядом, безбожно засоряя мостовую.
– А ты у нас оказывается талантище! – толкнул меня локтем друг и повеселел. – Вон, какие романсы сочинил, бабы рыдают от умиления.
Я отобрал у него горсть семян и присоединился к активному замусориванию территории.
– А то! Я такой! Миха, а ты помнишь, как я пел по пьяному делу?
– Конечно, помню. Лабал так, что бабы от тебя с ума сходили. Записочке тебе оставляли.
– Какие записочки?
– Так вот эти же, – и он вытащил откуда-то несколько мятых листочков и всучил мне. – Они через меня их передавали. А ухажеры ихние хотели морду тебе отрихтовать.
Про ухажеров я пропустил мимо ушей. Перебрал пальцами бумажки, а потом выбросил их, скомкав – ерунда, не стоящая внимания.
– Миха, а я там не буянил?
– Ну, как тебе сказать.... Когда один из ухажеров захотел с тобой поговорить по душам после твоего выступления, ты толкнул его, и он неудачно так мордой об мостовую приложился, что два зуба потерял. И его приятель тоже подавился на вдохе и не мог потом отдышаться. Вот и все, а так... – нет, Вася, не буянил ты.
Да, сейчас мне стал вспоминаться тот случай. Девушка, из-за которой случилась драка, была совсем еще сопливой и прыщавой гимназисткой. Грудь у нее была, правда, хорошо развита и, живи она в наше время, сниматься бы ей в порнофильмах. А так.... Она строила мне глазки, вздыхала, пока я выводил соловьем под гитару, а два ее спутника, краснели от злости все больше и больше. Студенты-задохлики, решившие кутнуть на папкины деньги и охмурить дамочку, подстерегли меня во время похода в сортир и получили свое на орехи. Я хоть и пьяный был, но все же не на столько, чтобы не успокоить двух ботаников.
Утро следующего дня принес нам новый вопрос – «Что делать дальше?» Мы здесь застряли, надолго или даже навсегда. Бесцельно жрать, спать, гулять и насиживать жестким ресторанным стулом геморрой не хотелось. Последняя неделя безделья и пьяного угара показала нам, что надо заняться делом. И мы с Михой решили устроить совещание. Были куплены две тетради с перьевыми ручками и чернилами и стали вспоминать произошедшие знаковые события и будущие технологии. Прогрессорством мы и не думали заниматься, просто были у нас знания об этом самом прогрессе, и грех этим было не воспользоваться.
Итак, первым делом на растерзание пошли наши рюкзаки и первым, что мы вписали в тетрадь, была застежка-молния. Не заметили мы наличие таких деталей у предков, а значит, запатентуй мы ее и наладь производство и будущее наше здесь будет обеспечено. Затем второй строкой была вписана опять же застежка, но уже кнопка, которая также присутствовала на рюкзаке. Потом, ругаясь после испачканных чернилами пальцев и пары клякс, Миха вписал в тетрадь "шариковую ручку". Затем друг снял с запястья часы и показал мне:
– Как думаешь, Вась, что из них можно будет вписать в тетрадку?
Я пожал плечами. Кто его знает, какие технологии будущего скрывают в своих недрах дорогие швейцарские часы. Я в этом не разбирался.
– А я ведь заметил, что все часы у них на цепочках. Никто на руке не носил.
Подумав с секунду, Миха вписал в тетрадь "Часы наручные".
Мы прозанимались этим делом весь день. Вспоминали все, до чего дотянулись наши воспоминания. Мишка основательно прошелся по линии своего бизнеса из будущего и почти несколько страниц оказались заполнены всевозможной мебельной, дверной и оконной фурнитурой. Также различными видами замков, защелок, шпингалетов и прочим. Я вписал все, что знал о пластмассе – о полиэтилене, ПВХ, полистироле и всевозможных изделий из этих материалов и способах их применения. Я понимал, что вряд ли смогу применить свои знания в этом времени, но все же.... Вдруг мы изобретем с Мишкой способ производства пластика? А потом мы стали вписывать все, что могли вспомнить, и что как-то могло нам пригодиться.
На утро следующего дня у нас было две исписанных тетради, за содержимое которых можно было смело выкладывать несколько состояний. Нам с Михой оставалось лишь выбрать то, с чего можно было начать. Продумав целый день, проспорив и наоравшись друг на друга, мы пришли-таки к единому мнению – пожалуй, в нашем нынешнем положении самому лучшему. Мы решили производить кнопку. Самую обыкновенную, классическую, канцелярскую – круглую с выдавленным уголком. Технология ее изготовления элементарна до не?льзя и наладить ее производство будет простым делом. Возникал лишь вопрос с ее патентом. И тут у нас возникли проблемы. Как и куда подать заявку на патент? На кого оформлять его, на физическое лицо или же юридическое? Какую платить пошлину и как правильно оформить заявку? Всего этого мы ничего не знали. И потому мы решил сначала проконсультироваться у нотариуса. Кто как не он сможет дать нам дельный совет и направить в нужном направлении.
В приподнятом настроении от проделанной работы мы вышли из гостиницы и направились вдоль по улице. Где-то там, впереди Мишка видел вывеску нотариальной конторы. Был уже вечер и был слишком небольшой шанс застать контору открытой, но мы все же решили сходить. Делать все равно было особо нечего. Подойдя к зданию, в котором находился нотариус, мы с неудовольствием обнаружили, что двери конторы закрывал на ключ молодой человек в щегольском костюме-тройке. Он торопился, ругал старую дверь на чем свет стоит, дергал массивную бронзовую ручку и с явным усилием пытался провернуть ключ в замке. Дверь над ним издевалась, скрипела несмазанными петлями, но входить в пазы и закрываться злонамеренно отказывалась. Понаблюдав с минуту на отчаянную борьбу между парнем и дверью, Мишка деликатно кашлянул.
Парень оставил сражение с неподатливой дверью и, побеждено выдохнув, обернулся:
– Вы что-то хотели? – спросил он, взглянув на нас с надеждой.
– Да, собственно, хотели проконсультироваться, – ответил я, вглядываясь в слишком правильное, даже классическое славянское лицо. Прямой нос, широкие скулы и русые кудри, выбивающиеся из-под отглаженного картуза. И маленькие круглые очечки на носу, что придавали его лицу некую комичность.
– Консультации от одного рубля, – срезал он нас, явно ожидая, что мы потеряем к нему интерес. Но, не заметив у нас разочарования, сделал правильный вывод, поправил мимолетным движением круглые очки на носу и, распахнув приветливо тяжелую дверь, пригласил нас внутрь. Усадил нас на вполне комфортные стулья, а сам плюхнулся за стол начальника.
– Ну-с, слушаю вас, господа? Какого рода консультация вам нужны?
– Даже не знаю, как начать, уважаемый.... э-э....?
– Яков Андреич, – представился натариус, неглубоко склонив голову, – Мендельсон.
Мы улыбнулись. Однофамильцем, однако, оказался знаменитому композитору. Славянин с еврейской фамилией или же еврей со славянской внешностью.
– Так вот, Яков Андреевич, – Мишка положил нога на ногу и облокотился на стол. – Мы с товарищем изобрели кое-что и хотели бы оформить надлежащий патент. Что бы все было по правилам и мы бы стали полноправными обладателями изобретения. Только вот загвоздка у нас получилась – не знаем мы как все правильно оформить и кто должен этим заниматься. Дельце, похоже, должно быть выгодным.
Нотариус уставился на нас с недоверием. Долго сверлил нас взглядом, пытаясь понять, что же мы за шутники такие. Ковырялся в наших физиономиях, пытаясь разглядеть хоть тень розыгрыша. По какой-то причине он нам не доверял.
– И на сколько может быть выгодным? – спросил он с сомнением.
Мишка сделал задумчивый вид, устремив взгляд к недавно побеленному потолку, пожевал губами, якобы подсчитывая, и произнес:
– На несколько десятков тысяч рублей, я полагаю.
Мендельсон, все еще не доверяя нам, нервно побарабанил пальцами по столу и спросил:
– Позвольте поинтересоваться, господа, а какими средствами вы располагаете и как быстро планируете внедрить ваше изобретение в производство?
Миха хищно улыбнулся. Узнал знакомые нотки делового человека.
– А позвольте встречный вопрос, уважаемый Яков Андреевич, с какой целью вы интересуетесь нашим состоянием?
Они сцепились взглядами. Поборолись несколько мгновений и нотариус сдался, отвел глаза.
– Гм..., вы, похоже, раньше никогда не сталкивались с правом привилегий, я прав?
Мы кивнули, подтверждая его догадку.
– Тогда, господа, позвольте вам объяснить, – менторским тоном произнес Мендельсон и пристально посмотрел на Мишку поверх очков. – Для того чтобы владеть какой-нибудь привилегией, или как вы говорите патентом, на изобретение, нужно быть готовым платить большие деньги. Размер пошлины немал и каждый год она увеличивается – то есть за первый год вы платите двадцать рублей, за второй тридцать, за третий сорок. За последний год пользования привилегии вы должный будете отдать шестьсот рублей. При этом, господа, заметьте, что никто не гарантирует вам право исключительного обладания. Ваше изобретение могут подделать и очень маловероятно, что вы добьетесь от чиновников правды. К тому же вашу заявку могу рассматривать в течение нескольких лет и нет никаких гарантий ее удовлетворения. И если после оформления вы в течение пяти лет не начнете производить и продавать изобретение, то ваша привилегия потеряет силу. Теперь вы понимаете мой вопрос о вашей состоятельности? Если у вас не очень большое состояние, то вам имеет смысл просто делать то, что вы изобрели и забыть о привилегии. Так вам будет дешевле.
Что тут сказать, я к такому был не готов. Ждать несколько лет оформления заявки и после столкнуться с волной подделок, против которых ты ничего не сможешь сделать.... И эта прогрессивная шкала пошлин! Оно просто душит изобретателя....
Так думал я, а вот друга моего, похоже, все устраивало. Он даже улыбнулся как хищный кот.
– Что ж, Яков Андреевич, я понял ваши аргументы. И понял, что с нашим изобретением мы можем сесть в лужу, но все же.... Мы бы желали его оформить. Мы готовы подождать год-два и готовы заплатить безумную пошлину. И у нас есть достаточно средств, чтобы поставить производство и успешно его развивать. Нам лишь нужна помощь знающего человека.
После этой фразы нотариус понял, что поймал удачу за хвост. Это был не глупый розыгрыш приятелей – это было по-настоящему. Он даже зажмурился на миг и задержал дыхание, боясь спугнуть долгожданную удачу. Он, конечно, не знал досконально все тонкости оформления документов по привилегиям, но ведь ради этого можно и потрудиться? Почитать законы, пообщаться с нужными людьми. Не век же оформлять завещания дряхлеющим старикам.
– Позвольте, не знаю вашего имени, – спросил он, немного придя в себя. Мы представились и он, представительно огладив себя по лацканам пиджака, продолжил. – Михаил Дмитриевич, Василий Иванович, я был бы рад представлять ваши интересы в оформлении вашей привилегии. Могу заверить вас в моем желании поспособствовать в максимальном возможном ускорении в принятии положительного решения. Чего бы мне это не стоило.
Слишком сложно сказал, но смысл был нам понятен. Мендельсон хотел на нас заработать. Я посмотрел на Мишку, он на меня и, с моего согласного кивка, он поднялся и крепко, по-мужицки сдавил ладонь парня.
– Договорились, Яков Андреевич. Нам как раз и нужен был такой человек.