Текст книги "Двое из будущего (СИ)"

Автор книги: Максим Казакевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

   – Не говорите чепухи! – проорал он мне в ответ. А по глазам было видно, что он очень хочет схватить меня за грудки. – Какие профсоюзы? О чем вы? Да мы сделаем с рабочими все, что захотим. В бараний рог их свернем. А вы и ваша дурость лишь все портите. Немедленно прекращайте ваши заигрывания с рабочими. Слышите? Пока не поздно! А не то мы вас силой...!

   – Вы меня? – заорал я на него и схватил его за лацкан пиджака. Крепко дернул, так что нити затрещали, а у посетителя щеки пошли волнами. – Уже вчера было поздно! Вы понимаете? Это уже не остановить! И в ваших же интересах пойти навстречу рабочим и облегчить им жизнь. Пока вы можете, создайте свой профсоюз и встаньте в его главе. Прислушайтесь к своим рабочим!

   Он дернулся, безуспешно попытавшись освободиться от хватки, потом вцепился в мою руку, попытавшись оторвать ее от лацкана. Он пыхтел, краснел, сопел, покрывался пятнами. От том, чтобы казаться презентабельным и речи уже не велось.

   – Отпустите меня! Немедленно! – возопил он, но меня уже понесло. Этот пухлый боров меня взбесил. Еще чуть-чуть и я готов был ему врезать. – Отпусти-ите! – перешел он вдруг на фальцет, когда он заглянул в мои глаза, и я ослабил хватку. Толстяк прянул в сторону, рефлекторно закрылся от меня руками. Он испугался.

   Как-то неожиданно для меня все это произошло. Не в моей натуре так терять над собой контроль, но этот сноб, который пришел ставить мне условия, по-настоящему вывел меня. Еще немного и не обошлось бы без крови. Мое состояние почувствовал и мой посетитель. Сторонкой-сторонкой он обошел меня, затравленно следя за моими движениями и, едва оказался рядом с дверью, что есть прыти рванул вон из комнаты.

   – Портфель забыл, придурок! – проорал я вслед и отправил чужое имущество вслед хозяину. Портфель ударил пухлого по спине, придав ему дополнительное ускорение и упал, рассыпав по грязному полу исписанные бумаги. Туда же вслед по витиеватой траектории полетел и дорогой цилиндр.

   Охранник Фрол, что видел бегство богатея, озарился злорадной щербатой улыбкой, а Иван Фомич спал с лица, утонул в тени угла и мелко-мелко перекрестился.

   Весть остаток дня я приходил в себя. Шутка ли, едва не подрался с солидным господином. И главное из-за обычного, в общем-то, переговорного момента. Не брось посетитель тогда мне в лицо фразу «а не то мы вас силой...» и я бы сдержался. Каждую минуту я вспоминал его слова и с каждой минутой я все более укреплялся во мнении, что мне этого не простят. Моя выходка выйдет нам боком.

   Я удрученный съездил домой, рассказал все другу. Мишка внимательно меня выслушал, нахмурил лоб и поставил неутешительный диагноз моим умственным способностям.

   – Что делать будем? – спросил он риторически.

   – Готовиться к нападению надо. Предприятие на осадное положение ставить.

   – Как готовиться? К какому нападению? – покрутил пальцем у виска Мишка. – Как бы не засудили тебя. Я, так понимаю, тот человек был какой-то серьезной шишкой.

   – А что мне могут сделать через суд? За что судить?

   – Дурак ты, Вася. За оскорбление во все времена отвечали. И дай-то Бог, если мы отделаемся простым нападением на предприятие. Как бы чего хуже не вышло.

   Я развел руками, показывая свое бессилие.

   – Как бы то ни было, нам все равно надо подготовиться. Я с Мендельсоном переговорю, может он чего по своей части посоветует. А ты, Вася, поднимай своих вояк. Похоже, и для их способностей время настало.

   В тот же день я собрал всех своих охранников на предприятии. Кратко описал им произошедшую неприятность. Фрол, похоже, почти всем уже растрепал об инциденте, так что основная масса наших работников оказались в курсе. И все они поддержали меня, удрученно посетовав при этом, что посетителю так мало досталось на орехи. Сложилось впечатление, что данный господин был им знаком.

   – Кто-то его знает? – спросил я, оглядев своих архаровцев. – Что это за тип?

   – Дык, Баринцев это, – ответил один из них – мой тезка. – Знатная гнида.

   – Откуда он? С какого завода?

   – С Невского стеаринового он – один из хозяев. Рабочих гоняет в хвост и в гриву. Мастера его лютуют, штрафуют рабочих почем зря.

   – Стеаринового? Свечки делает?

   – Ага, и мыло тоже.

   – Это мыло варит что ли? Так вот почему он был облит одеколоном, – догадался я. – А что он за человек, на что он способен? Он может отомстить?

   – Этот еще как может, – подтвердил Василий. – За ним не заржавеет.

   Ну что ж, противник определился. Надо бы сообщить об этом Мишке. Остается, правда, неясным момент с "некими лицами", которые уполномочили его на разговор со мной. Были ли они на самом деле или же Баринцев просто их придумал. Вполне возможно, что он с кем-то объединился.

   – А ты откуда его знаешь?

   – Брат мой работал на стеариновом, и я пытался туда устроиться, но мастер меня не взял. Видел я тогда эту гниду там – как павлин важный ходил, нос морщил, – сообщил мой тезка. – А здорово вы его взашей прогнали. Я брату-то расскажу – он порадуется.

   Наше предприятие мы поставили на осадное положение. Мои охранники продолжили нести вахту как и прежде, что на производственной площадке, что и на территории НИОКРА, а остальные свободные от работы легли на матрасы. Через дорогу от проходной в домике были сняты пара комнат и мои люди ожидали там нападения. Сидели там тихо, не высовывались, не буянили и за водкой не бегали. Я иногда навещал их втайне, контролировал их. За главного поставил моего тезку Василия со смешной фамилией Орленок, как наиболее толкового. Соображал он неплохо, выводы из возникающих проблем делал правильные, да и кое-каким авторитетом у товарищей пользовался. С грамотой, правда, у него плоховато, но это дело поправимое. Будет время – научим. С ним мы и обсудили все детали нашего возможного противодействия. К нападению мы были готовы.

   Прошло пару дней, а у нас все было тихо. Никто на нас не нападал, никто из посторонних нами не интересовался. Я в очередной раз проверил своих ребят, скоротал часик за чашкой крепкого чая. Настроение у них было бодрое, с нетерпением ожидали предстоящей драки.

   – Ну, ладно, товарищи охранники, мне пора, – сказал я, сделав последний глоток из стакана. Так уж повелось у нас, что я обращался к нам по советскому образцу. Я так привык в армии и мне было так проще. Для них это поначалу было непривычно, кого-то коробило мое "панибратсво", но затем они привыкли. Сообразили, что это просто моя причуда.

   – Завтра придете? – спросил меня Василий.

   – Конечно. Если ничего не случиться, то приду. Может принести чего надо?

   – Да не-е, не надо. Мы тут по очереди в лавку бегаем. Что надо там покупаем.

   – Ну и хорошо. Пойду я. На завод заскочить надо бы, с Поповым встретиться.

   Я неспешно спустился по лестнице. Разминулся на выходе с какими-то женщинами с чумазыми детьми, которые жили здесь же, обогнул угол дома и аккуратно переступая через собачье и лошадиное дерьмо, неспешно побрел в сторону нашего предприятия. Странно, что дворник здесь не убрал это непотребство. Хоть и окраина Питера, но все ж не захолустье.

   На проходной, едва я ступил на дощатый настил крыльца, услышал радостный и знакомый вопль:

   – Иваныч!

   Я удивленно обернулся и увидел, как из-под полога подъехавшего фаэтона спешно выбирается старший Мальцев. Его седую окладистую бороду я узнал бы из тысячи.

   – Степан Ильич? – удивленно воскликнул я, и Мальцев радостно затряс бородой. – Как? Какими судьбами?

   Наконец он спрыгнул на земле, кинул деньгу извозчику и подошел ко мне.

   – Ну, здоровеньки булы, что ли? – сказал он довольно и сграбастал меня в свои богатырские объятия. Сдавил как следует и тряхнул слегка. – Ты что ж, не рад меня видеть?

   – Рад, конечно же, рад, – ответил я, восстанавливая сбитое дыхание. – Это просто невероятно, что мы здесь встретились!

   – Да ладно тебе – невероятно, – отмахнулся он от моего предположения как от нелепицы. – Я к тебе специально ехал. Посмотреть хотел, чем ты тут занимаешься.

   – Специально в Петербург?

   – Да нет, конечно же. В столицу по делам, а вот к тебе уже специально. Раз уж я здесь, то давай – показывай свое хозяйство. Хвастайся!

   И я похвастался. Битых два часа его водил по предприятию, все рассказывал, показывал. С гордостью продемонстрировал как живут у меня рабочие, какие у них условия труда. А Мальцев старший все смотрел, щупал, кивал головой и вникал. А потом сказал:

   – Добренький ты очень, Иваныч. Как бы до беды не дошло.

   – Это почему же до беды?

   – А ты думаешь, остальным фабрикантам твои новшества понравятся? Странно, что у тебя до сих пор все спокойно. Я б на их месте давно к тебе лихих ребят подослал. Порушил бы все до чего руки смогли б дотянуться.

   Я досадливо хмыкнул, и Мальцев уловил перемены в моем настроении.

   – Неужто уже?

   Я кивнул, признаваясь. А он, нахмурив лоб, взял меня под локоток, отвел в сторонку и проникновенно сказал:

   – А ну-ка, рассказывай давай все, Иваныч.

   И я все откровенно и без утайки рассказал. Рассказал про первый случай нападения, из-за которого я был вынужден в спешке покидать Москву, рассказал про недавний визит Баринцева. Подробно рассказал о нашей ссоре и моем едва сдержанном желании разбить нос шантажисту. Степан Ильич внимательно меня выслушал, крякнул от досады, когда я описал, как Баринцев выбегал из комнаты, а потом спросил меня:

   – Иваныч, ты дурак?

   Я нахмурил брови, намереваясь обидеться.

   – Кто ж так с людьми-то разговаривает? – продолжил он, не щадя моих "нежных" чувств. – А если он дворянин и на тебя в суд подаст?

   – Не дворянин он. Простой управляющий.

   – А все равно – дурак. Что теперь делать собрался?

   Я махнул рукой.

   – Ждем нападения на предприятие. Но волноваться не о чем – мы его как следует встретим.

   – А в полицию обращался?

   – А что я им скажу? Так, мол, и так, оскорбил уважаемого человека и теперь опасаюсь его мести? И доказательств у меня никаких на его планы нет. Я могу только предполагать.

   Степан Ильич задумчиво покивал головой, словно соглашаясь с моими доводами.

   – А если он нападет то, что ты будешь делать?

   – Да я не знаю пока. Ребра пересчитаем, наверное, а там посмотрим. В полицию сдадим – там разберутся.

   – Моя помощь нужна? – участливо спросил он.

   – Нет, сами справимся. У нас все под контролем.

   – Ну-ну, под контролем у него, – ехидно пробубнил Мальцев. – Но если что – обращайся. Помогу чем смогу. Я в столице еще с неделю буду.

   – Хорошо, Степан Ильич, непременно обращусь. А где вы остановились?

   И на этой фразе Мальцев как-то хитро сощурился, улыбнулся в бороду:

   – В гостинице... пока. А думал у тебя остановиться. Пустишь переночевать по старой памяти?

   – Конечно, пущу! – воскликнул я. – Надо было сразу ко мне приезжать.

   – Только я не один, – добавил он и довольный хлопнул меня по плечу. – Я с Маришкой приехал.

   Ну как можно было отказать хитрому старику? Конечно же, он воспользовался моим гостеприимством, и дочь свою ко мне поближе пристроил. Уж не знаю, какова основная цель его визита в Петербург – по делам ли или нет, но вот главную цель в своей жизни – выдать дочь замуж, он из виду не терял. И, похоже, на роль счастливого жениха он выбрал именно меня.

   Мишке пришла в голову хорошая мысль – он решил пропиариться на нашей беде. А что, напомнить о себе лишний раз дело хорошее, а повод для этого просто замечательный. Он в красках описал мне будущую статью – как мы с ним станем несчастной жертвой жадных до денег и рабочего пота фабрикантов-конкурентов, которым не понравились наши нововведения. Он и журналиста под эту статью уже нашел и договорился о публикации в одном из центральных изданий. Журналист, кстати, уже несколько дней безвылазно сидел вместе с моими хлопцами в засаде и нетерпеливо ожидал нападения.

   Прошло еще несколько дней, а у нас так ничего и не происходило. Рабочие будни шли своим чередом, наш заводик круглосуточно выпускал различную канцелярию и потихоньку штамповал пробную партию кнопок-застежек. НИОКР тоже работал в своем привычном режиме. Мои охранники уже извелись от безделья, откровенно маялись, ходили из угла в угол и смолили одну папиросу за другой. Они стали беззлобно ворчать на меня, на Василия и что есть свет костерить нерешительного Баринцева. И вправду, ожидание что-то затянулось, уже давно было пора этому "оскорбленному достоинству" совершить справедливый акт мести. И вот, наконец, в ночь с субботы на воскресенье это случилось.

   Черной безлунной ночью, когда казалось, собственной руки не было видно, в конце улицы появилось три крытых экипажа. Не доезжая до проходной нашего завода пару сотен метров, они остановились, возницы притушили фонари, и из недр появилось с десяток темных фигур. Собрались в кучу возле первого экипажа, и высокий человек с тростью в руках последний раз напомнил им об исполняемых ролях. Потом через пару минут рассыпались в разные стороны и медленно двинулись в сторону проходной.

   Мои ребята заметили начало атаки вовремя. Василий поднял своих бойцов и они тихо, что б никто не заметил, высыпали на улицу. Одного человека, как и было условлено заранее, он бегом отправил в НИОКР. Там был телефон и оттуда мне должны были сообщить о нападении.

   Я уже глубоко спал и видел цветные сны из будущего, когда меня настойчиво растормошила Варвара – женщина в преклонных годах из прислуги. Я проснулся мгновенно, с полтычка включив сознание.

   – Звонили? – резко спросил я, соскакивая с кровати.

   – Да, Василий Иванович. Телефон звонит.

   – Кто?

   – Я не знаю, я не отвечала, – опасливо ответила она. Как и большинство людей в возрасте, сталкивающихся с новой техникой, она побаивалась необычного аппарата и всеми правдами и неправдами уклонялась от обязанности отвечать на телефонные вызовы.

   – Ч-черт! – выругался я и как был, в кальсонах выбежал из комнаты. Сорвал с рожка подпрыгивающую трубу динамика.

   – Алле! Кто это? – заорал я что есть мочи в аппарат.

   – Василий Иванович, – донесся до меня искаженный голос моего подчиненного. – На нас нападают.

   – Когда случилось?

   – Только что! Еще не закончилось. Стреляют!

   – Твою мать! – злобно выругался я и крикнул в ответ. – Я еду. Поаккуратней там. Понятно?

   – Так точно! – прохрипела мне в ухо трубка, и я спешно надавил на отбой.

   – Варвара, штаны мне! – заорал я, будя всех кого только можно. – И Козинцева предупреди, пусть полицию вызывает. Срочно!

   На шум выглянул заспанный Мальцев. В белоснежных кальсонах на завязках и в такой же рубахе.

   – Чего шумишь, Иваныч? – спросил он, растирая заспанную рожу.

   – Напали на нас! До стрельбы дошло.

   – Ох ты ж..., – мгновенно взбодрился старик. – Ты едешь? Я с тобой!

   – Нет уж. Дудки, – воспротивился я, спешно напяливая на задницу штаны. – Случись, что как я буду перед Мариной Степановной объясняться? Что я ей потом скажу?

   – Ну, тогда я точно поеду, – решил Мальцев и, не терпя возражений ни моих, ни своей дочери, стал спешно одеваться.

   Через десять минут мы втроем уже неслись до нашего предприятия. Мишка тоже не захотел оставаться в стороне, вырвался из цепких лап Анны Павловны, надел штаны, накинул на прямо на голое тело пиджак и прихватил с собой пистолет. Мой короткоствольный «Бульдог» тоже болтался в кармане пиджака, вселяя в меня малую толику успокоения. Мальцев же поехал с голыми руками, но лицо у него было такое суровое, что думалось, будто у него подмышкой спрятан целый пулемет «Максима». Он был готов серьезной драке.

   Мы прилетели на наш завод, когда уже все закончилось. На проходной были разбиты фонари, стекла выбиты и с мясом выломана из косяка наружная дверь. Нас встретил Василий.

   – Ну что? – с ходу прокричал я обеспокоенно.

   – Нормально все, Василий Иванович. Всех скрутили, – ответил он довольно и поздоровался за руку с Мишкой и на всякий случай с Мальцевым.

   – Говорят – стреляли?

   – Да, – кивнул он. – Был тут одни смелый, стрелять в нас вздумал. Ну, так мы его....

   – Неужто убили? – ужаснулся я, пытаясь рассмотреть в потемках кровь.

   – Зачем убили? Ногу прострелили и все. Потом я ему лично зубы пересчитал. Лежит он сейчас в комнате спеленатый – страдает в свое удовольствие.

   – А остальные?

   – И остальные там же, – подтвердил мою догадку Василий. – Никто не ушел. Всех взяли.

   У нас как гора с плеч свалилась. Пережили мы этот давно ожидаемый ужасный день. Мальцев сразу расслабился, вытер потный лоб рукавом, будто сбросил с себя невидимый, но такой тяжелый пулемет.

   – Сами-то как? – поинтересовался я, когда слегка успокоился. – Пострадавшие есть?

   – Да не, все в порядке. Мы их лихо скрутили, они даже сделать ничего не смогли. Как дети, честное слово.

   В помещении было темно. Единственная уцелевшая керосиновая лампа не могла дать много света и потому по стенам прыгали длинные черные тени. Видимо, от пережитых тревог и волнений, эти прыгающие сумерки меня раздражали. В глаза словно песка сыпанули и они заслезились. Я отвернулся от белого пламени одинокой керосинки и пальцами потер по векам, разгоняя застоявшуюся кровь.

   – Ты что там – плачешь что ли? – недоуменно спросил меня Мишка. – Ты чего?

   – Да нет, свет просто..., – ответил я, понимая как нелепо выглядит мое оправдание. И потому снова разозлившись сам на себя и заведясь, крикнул. – Принесите еще света! Что мы как во тьме Египетской сидим?

   Освещение организовали довольно быстро. Стало светло и я, наконец, смог разглядеть своих широкоплечих бойцов. Они были довольны, нервное напряжение потихоньку их покидало, они стали шутить, смеяться и вспоминать детали захвата. Василий времени даром не терял, отвел рябого в сторону и что-то ему выговаривал. Рябой вяло отбрехивался, но в целом признавал свой проступок. Как потом мне рассказали, он, когда скручивали нападавших, сильно переусердствовал и сломал об спину высокого, что был руководителем диверсионной операции, его же собственную трость.

   – Дайте мне лампу, я хочу на них посмотреть, – попросил я.

   Мне подали керосинку и я с другом, Мальцевым и настырным журналистом вошли в комнату, где в потемках сидели понурые мужики, которым так сильно не повезло. Я прошелся мимо каждого из них, освещая лица. Удивленно отметил грустного мужика в рваной одежде и с куском колючей проволоки насмерть вцепившейся в штанину. Такое не распутать, только ножницами вырезать. Потом ненадолго остановился возле раненого. Тот сидел, прислонившись к стене и отвернув голову. Простреленная нога была умело перебинтована прямо поверх штанины. Беглого взгляда хватило понять, что с ним ничего серьезного – просто навылет прострелянная ляжка. Кость цела, крупные сосуды не задеты. Если заражения не будет, то заживет довольно быстро.

   Потеряв к нему интерес, мы продвинулись к другому человеку. Тому самому длинному. Поднес лампу поближе, заставляя того щуриться от яркого света и отворачиваться. А типчик-то оказался из богатеньких. Золотая цепочка от часов чего только стоила. А были еще и щегольские постриженные усики, и болтающийся на груди монокль в золотой оправе.

   – Это кто ж у нас такой будет? – с интересом спросил я. – А ну-ка, господин хороший, повернитесь к свету.

   Он нехотя исполнил просьбу. Повернул голову к свету и нагло, с вызовом уставился на меня.

   – Вас как зовут?

   – Вам мое имя без надобности, – сухо буркнул он и сжал губы в узкую полоску. Глубокие морщины обезобразили его сухое лицо.

   – И все же? – повторил я, но длинный мне не ответил, демонстративно отвернувшись от света. – Вы на Баринцева работаете?

   Он едва заметно усмехнулся. И по его усмешке я понял, что Баринцев ему не работодатель. Длинный был как минимум из той же обоймы. Что удивительно, люди из высшей когорты всегда стремятся проворачивать темные делишки чужими руками, но никак не собственными. А этот, видимо, не из таких.

   – Да черт с ним, Вася, пусть и дальше мнит из себя оскорбленное достоинство, – обратился ко мне Мишка. – Полиция во всем разберется. От нее мы все и узнаем. Они-то церемониться не будут – враз все ребра пересчитают и до истины достучатся.

   – Ладно, пойдемте, – согласился я с доводами друга.

   Полиция притащилась примерно через час. Все сонные, недовольные тем, что их подняли с постели. Самый старший из них, сдвинув кустистые брови, с некой угрюмой ленцой подошел к нам. Приставив пару пальцев к козырьку фуражки, представился:

   – Околоточный надзиратель Хруцкий. Это у вас тут стреляли? – и величественно пригладил шикарные усы.

   – Да, у нас, – подтвердил я. – На нас произошло нападение.

   Полицейский устало прочистил горло легким кашлем.

   – Ограбление? Разбой?

   – Я б назвал это попыткой диверсии.

   – Вот как? – усмехнулся он и нисколько не стесняясь с громким хрипом высморкался прямо в пальцы. Затем размазал свое художество по стене. – Что ж, разберемся, – сказал он и, достав из кармана простой ситцевый платочек, вытер ладонь от известки. – Нападавшие, конечно же, скрылись?

   – Всех задержали, – возразил я.

   – Сами? – удивился он. – Так это вы стреляли?

   – Мы только защищались, – ответил я, пожимая плечами. Не нравилось мне, как потек наш разговор. Хруцкий то ли мне не верил, то ли просто был недоволен тем, что его подняли с постели посреди глубокой. – Мы всех повязали, одного слегка ранили в ногу, но он в нас сам стрелял. Вон они там все, в комнате запертые сидят.

   – И сколько их? – лениво поинтересовался околоточный.

   Я вопросительно посмотрел на Василия и тот быстро подсказал.

   – Одиннадцать человек.

   Околоточный усмехнулся, но более не стал нас ни о чем спрашивать. Кивком показал на дверь, требуя ее открыть. Затем, взяв лампу в руки, заглянул:

   – Ба! – воскликнул он через несколько секунд созерцания. – Коваль, ты ли это? Ну что, голубчик, добегался? А я ведь тебя, засранца, предупреждал что добегаешься. Получил теперь по сусалам?

   Ему, естественно, никто не ответил. Тогда, околоточный, кликнул одного из своих подчиненных:

   – Ванин, вытаскивай всех этих субчиков из конуры и вези в участок. Разбираться будем. А ты, Евстафьев, зафиксируй тут все, запиши как надо. Ну, ты знаешь. У всех присутствующих здесь имя, фамилию, дату рождения, где проживает. Все-все, просыпаемся! Работать надо!

   А затем, раздав первичные указания, обратился ко мне как к старшему:

   – Простите, не помню ваше имя....

   Я охотно представился. Но руки для знакомства не подал. Не любят в эту эпоху ни полицейских, ни жандармов. Никто бы ни понял моей вежливости. Да и околоточный, похоже, ничего подобного от меня не ожидал.

   – Что ж, Василий Иванович, давайте-ка рассказывайте все по порядку.

   После моего недлинного рассказа Хруцкий понял, что дело не по его части. Его задача была следить за порядком, гонять мелкую шушеру, разнимать семейные свары и по-тихому брать на лапу. Наш случай относился, скорее, к охранному отделению и потому с чистой совестью он выполнил часть своей работы и распрощался с нами, передав все бумаги в местное КГБ.

   А через пару дней нас стали вызывать на допрос. Сначала мои охранники по очереди отметились на Фонтанке, затем по неведомым причинам под раздачу попал журналист, а после и я был вынужден посетить Департамент полиции.

   Петр, наш штатный извозчик, подвез меня до самого входа, помог спуститься.

   – Мы вас с Семеном ждать будем, Василий Иванович, – сказал он, придерживая меня под локоть. Истомин, что остался сидеть в люльке, подал портфель. Он после происшествия теперь сопровождал меня почти повсюду, выполнял роль личного телохранителя. Он первым высказался по поводу моей безопасности и сам же вызвался выполнять обязанности личной охраны. Я б и не стал его привлекать из-за его увечья, но видя его горячее желание, отказать не смог.

   – Хорошо, – ответил я Петру, принимая портфель и поправляя на голове черный котелок. Хотя, правильнее было бы на встречу надеть цилиндр, но я ненавидел его носить. Он был чертовски неудобен – высок, тяжел, давил на голову. Котелок в этом плане был намного комфортнее. – Я, наверное, там надолго. Можете зайти в ресторан пообедать.

   – Ба! – воскликнул насмешливо Петр. – Ресторан! Это ж деньжищи какие! Нет, мы с Семеном лучше в трактир. Здесь недалеко есть хороший.

   – Как знаете, – ответил я и на подрагивающих коленках поплелся к центральному входу зловещей здания. Много страшных историй я слышал про работу этого отделения и никогда я не думал, что придется мне с ним столкнуться столь рано. Думал, что году эдак в четвертом-пятом, когда по стране пойдут волнения, я буду иметь честь лично познакомиться с работниками тайного сыска и политических репрессий, но никак не сейчас.

   На входе меня встретили, выспросили причину визита, а затем проводили до невзрачного кабинета с толстой дверью. Провели вовнутрь, усадили на жесткий стул перед пустым столом и приказали ждать. И пока я ждал – осмотрелся.

   Кабинет был обычен для своего времени. Одно большое окно, высокие потолки, гипсовая лепнина и свечные канделябры на стенах. Несколько массивных столов, за которыми восседали служащие, кипы бумаг у них перед носами, скрип дешевых перьевых ручек, что царапали и рвали бумагу, и раздражающий запах бумажной пыли. Что заметил – у каждого на столе были наши скрепки. Этот факт меня слегка порадовал и немного успокоил.

   Наконец, объявился хозяин моего стола. Мужчина средних лет с одутловатым, красного цвета лицом выпивохи и с мясистым шмыгающим носом. Пройдя мимо меня, он плюхнулся на свой стул, бросил на стол головной убор. Поерзал, поудобнее устраиваясь, болезненно шмыгнул и, безо всяких любезностей, сразу обратился ко мне с требованием.

   – Паспортную книжку.

   Я безропотно протянул ему документ. Чиновник взял его в руки и, до боли мне знакомыми движениями, стал начальственно, слюнявя указательный палец, листать страницы. Дошел до последней, удовлетворился увиденными и отложил документ в сторону. А затем, достав чистый лист бумаги и обмакнув перо в чернила, принялся за сам допрос.

   – Фамилия, имя, отчество?

   – Рыбалко Василий Иванович.

   Он старательно записал мой ответ.

   – Дата рождения и место?

   – Одна тысяча восемьсот семьдесят первый, двадцать седьмого марта. Город Верхнеудинск, Забайкальской области.

   – Вероисповедание?

   – Православный.

   И это было записано с угрюмым молчанием. После этого он откинулся на спинку стула, устало вздохнул.

   – Ну-с, Василий Иванович, давайте рассказывайте.

   Ну я и рассказал. Все как есть без утайки. Рассказал про свои нововведения на заводе, про свои "заигрывания" с рабочими, про ультиматум Баринцева, про наш конфликт. Чего мне стесняться, зачем врать? Я чувствовал себя правым и знал, что ничего предосудительного не сделал. Баринцева за лацкан пиджака оттаскал – это да. Но и только. А мои нововведения на заводе это моя забота и моя головная боль и никого они не должны касаться.

   Дознаватель меня внимательно слушал, быстро записывал мои показания, иногда задавал уточняющие вопросы. Он не высказывал никакого интереса к моей особе, просто делал свою работу. Я подробно рассказывал, он обстоятельно все записывал. Наконец, когда моя история закончилась, он отложил перо в сторону, сцепил вместе пальцы рук и, подавшись вперед, спросил?

   – Это все?

   – Да, – с чистой совестью ответил я.

   – Вы ничего не забыли мне сообщить?

   – Н-нет, – ответил я пару секунд спустя, заново вспоминая ход конфликта.

   – Что ж, – усмехнувшись, сказал он и жестом фокусника достал из ящика стола пухлую папку, а из нее несколько исписанных листов. – А вот по показаниям господина Баринцев, помимо того, что он был прилюдно оскорблен и унижен, вы отобрали его портфель с важными документами, а также несколько раз сильно ударили. А также пообещали организовать на его предприятии профсоюз и поднять рабочих на стачку. Несколько человек могут подтвердить его показания. Как вы можете это объяснить?

   Я только ахнул. Такой наглой лжи я не ожидал. Знал, что этот великовозрастный гаденыш будет юлить и спихивать всю свою вину на меня, но чтобы так!?

   – Да вы с ума сошли! – возмутился я. – Он нагло врет!

   – То есть про союз рабочих он говорил неправду? Вы такого не говорили?

   – Конечно же, не говорил, он врет! Ничего я не обещал ему устроить. Я предостерег его о том, что его рабочие сами поднимутся, если он и дальше будет их зажимать и штрафовать. У людей просто терпение кончится, и они сами устроят стачку.

   – Ага, значит так ему и сказали?

   – Да, так и сказал. Я не обещал ему ничего устраивать. Зачем мне это?

   – Хорошо, – кивнул он и, взявшись за перо, дописал мои показания. – А что насчет портфеля? Вы его отбирали?

   – Да больно нужен был мне его портфель! – воскликнул я, в очередной раз возмутившись. – Он его сам оставил, а я честно ему пытался вернуть. Он мог бы, и нагнуться и подобрать – не рассыпался бы.

   – Так вы подтверждаете, что в тот момент, когда господин Баринцев спасался от вас бегством, портфель был у вас? Он и сейчас у вас?

   – Ну да. Лежит никому не нужный.

   – А документы?

   – Там же и документы. Их никто не трогал.

   – Ага, – снова кивнул дознаватель и дописал мои показания. – И по вашим словам выходит, что вы его не били?

   – Нет!

   – А вот рабочие Вахрушев и Артакуни прямо утверждают, что вы не только оскорбили господина Баринцева, но и несколько раз его ударили.

   – Что?! – в который раз возмутился я наглой лжи и дознаватель шикнул на меня, требуя вести себя тише. – Это вообще кто такие? Да у меня у самого есть свидетели, что я его и пальцем не трогал. Кинул в него его же собственный портфель – это да, но, упаси Боже, не бил.

   – Ну-ка, ну-ка, – снова взялся за перо "особист". – Имена и фамилии своих свидетелей назвать можете?

   – Конечно, – я с готовностью поделился информацией. – А кто они такие Вахрушев и Артакуни? Откуда они вообще взялись?

   – Да как же? – удивился дознаватель. – Это ж ваши собственные рабочие. Они своими глазами видели, как вы избивали несчастного господина Баринцева, а тот потом был вынужден от вас спасаться бегством.

   – Мои?!

   Честно сказать – я был поражен. Я все делал для своих рабочих, холил и лелеял их, чесал за ушком и гладил по шерстке. И зарплату я им поднял, и штрафы я им снизил, и рабочее время сократил, и бытовые условия на предприятии наладил. А они вот так мне отплатили. Вот найду я этих предателей – поговорю с ними по-мужицки. А потом уволю к чертовой матери с волчьим билетом. Больше они никогда ко мне не устроятся.