Текст книги "Двое из будущего (СИ)"

Автор книги: Максим Казакевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

   – Вот о чем я говорю. Посмотрите, стоит ли такая вещь наших усилий? Продастся ли она?

   Он изучал причудливую вещицу минут десять, расстегивал-застегивал, хмыкал, пытался представить куда ее можно применить. Наконец, отложил ее в сторону:

   – М-да, занятная вещь. Тут я с вами согласен. А сколько такая застежка стоит?

   – Она еще не внедрена в производство и цена пока еще не определена. Но могу сказать, что на первых порах цена ее будет крайне высока. До неприличия. И не всякий сможет ее себе позволить. Можно сказать, что первые несколько лет эта вещь будет весьма популярна в среде людей богатых, а значит, она, скорее всего, приобретет некую э-э..., – запнулся я, не в силах с ходу подобрать определение, – ... статусность.

   Моллер молча, смотрел на меня, кусал в задумчивости край черного как смоль уса. К своей чашке с чаем он даже не притронулся.

   – Ну, хорошо, я понял, – сказал он, после того как я замолчал. – Вы все прекрасно мне расписали. Однако ж, мы с вами отошли от темы.... Зачем вам нужен банк? Я читал ваш, как вы его называете, "бизнес-план" и кое-что понял. Но все же.... Сама суть вашего банка – для чего?

   Все ж не напрасно мне его порекомендовал Голубин. Цель из виду господин Моллер не упускает, пытается докопаться до самой глубины вопроса.

   – Суть? – переспрашиваю я его. – Суть проста как пять копеек. Нам нужны деньги для развития. Вы правы, те двести с небольшим тысяч слишком малы для наших грандиозных целей. И потому через банк мы надеемся привлечь дополнительные средства – через вклады, через облигации или векселя. Через банк мы будем кредитовать тех производителей, кто выразит желание выпускать нашу продукцию. С них мы будет получать лицензионный отчисления. Будем помогать в закупке оборудования для производства наших изделий и, если это будет возможно, выступать совладельцем этих предприятий. Мы желаем быть у основания цепочки производства, желаем поставлять производителям наше сырье и полуфабрикаты. Желаем производить оборудование для производства наших изделий. И в наших интересах чтобы объемы производства наших изобретений только росли – чем больше объем, тем ниже цена исходного материала, тем ниже стоимость конечного изделия, тем выше спрос, а значит тем выше и наша прибыль.

   Я выдохся после такого монолога. Присел на мягкий стул, хлебнул остывший чай. Господин Моллер в задумчивости ворочал в пальцах коробок со скрепками. Он не спешил с ответом, думал. Голубин говорил, что этот человек желает достичь очень многого, хочет сделать карьеру, осесть в верхушке управления. Что ж, такая возможность ему предоставляется, надо лишь согласиться. Но согласиться тяжело – за спиной годы тяжелой работы в банке, высокий пост и хорошее жалование. Терять все это ради возможной перспективы...? Наконец, после долгого молчания, господин Моллер спросил:

   – Что будет входить в обязанности управляющего банка?

   Я удивленно развел руками:

   – Всё! Всё, начиная от подбора персонала и заканчивая кредитной политикой банка. Если вы согласитесь работать у нас, то вам придется всем этим заниматься. Выстраивать всю работу банка с нуля. Общаться с властями, налаживать с ними отношения – этим тоже придется заниматься вам. У нас есть неплохой юридический отдел и на первых порах он будет вам помогать. А потом вы создадите свой.

   – А помещение?

   – Помещение для банка находится на стадии проектирования, строительство начнется весной. Но ваши пожелания, безусловно, будут приняты во внимание. Только вы один знаете, что там будет необходимо. Сколько кабинетов, сколько персонала.... Но на первых порах, пока здание банка не построено мы будем арендовать помещение. Небольшое, но на пару-тройку лет его хватит. Кстати, предприятие обеспечивает вас и вашу семью жильем, обучение ваших детей также частично компенсируется. Ваша супруга, если она того пожелает тоже может устроиться к нам на работу... по специальности. Или она может пройти у нас обучение на новую специальность.

   Господин Моллер ухмыльнулся и пренебрежительно махнул ладошкой:

   – Да какая там специальность. Домом она занимается и детьми. А оклад? Какой вы мне предложите оклад?

   – Сто пятьдесят рублей, – ответил я и, заметив, что на губы Моллера легла тень усмешки, поспешил добавить, – на первое время, пока банк не заработает. Потом плюсом к окладу будет премия в виде процента от прибыли банка. Чем больше прибыль, тем больше премия. Андрей Григорьевич, у нас еще много разнообразных условий для работы, у вас будет много прав, но и ответственность будет большая и потому чтобы нам не разговаривать впустую, я могу вам просто дать договор, который должен быть подписан. Там вы все прочтете – неспешно и обстоятельно. Вы хотите его изучить?

   – Гм..., да, это было бы не плохо. Так снимутся многие вопросы.

   – Тогда, пожалуйста, возьмите, – и с этими словами я достал из портфеля договор на нескольких листах и положил перед господином Моллером на стол. – Изучайте сколько потребуется. Если будут вопросы – звоните. Вы знаете, где меня найти.

   На этом мы закончили нашу встречу. Господин Моллер проводил меня до двери, вежливо попрощался, а сам заперся изнутри. Видимо решил наскоро пробежаться по тексту договора.

   А на улице осенний холодный дождь уже закончился. Было темно и безлунно, черные низкие облака проносились над головой едва не задевая маковки церквей. Я поежился, укутался поглубже в пижонское драповое пальто, поднял воротник и улыбнулся.

   – Ну, вот, полдела сделано, – пробормотал я довольно и шумно, с облегчением выдохнул.

   Я жил в Москве еще целую неделю. Откровенно бездельничал – ходил по магазинам, ресторанам, театрам, да синематографам. Просто гулял под теплым осенним солнцем и наслаждался неспешной прогулкой по выкрашенному осенью в ярко-желтый и оранжевый цвет парку. Сидя на ажурной лавочке, почитывал газетки и журналы, попивал горячий кофе и заедал его пышной булочкой. Даже вспомнил свое хулиганистое детство и рискнул купить толстую ароматную сигару. Прикурил, откусив кончик, неглубоко, но со смаком затянулся и... подавился, закашлявшись. После этого дорогая сигара полетела в урну, а я, прополоскав рот остатками кофе, навсегда зарекся от этой дурной привычки.... В общем, у меня был маленький отпуск – я отдыхал.

   В гостинице я был дорогим гостем. Я снимал не самый дешевый номер, платил всегда без возражений, пользовался услугами прачки и брадобрея, обедал в ресторане при гостинице. Ежедневно мне пытались навязать услуги ночных бабочек, но я отнекивался. Не желал подцепить банальный сифилис, который в эту эпоху никак не лечился. Ради интереса зашел в аптеку, посмотрел презервативы. Но с сомнением пощупав изделие, сшитое из свиной кишки, решил, что амурное воздержание в этом времени самая лучшая профилактика венерических заболеваний. И поэтому доступ к моему тренированному телу и толстому кошельку проститутки не получили. К большому их разочарованию – ведь я для них был богатый и добрый клиент.

   Однажды днем я увидел на улице настоящий автомобиль. Старинной компоновки, как самодвижущаяся телега с восседающим на козлах водителем. Автомобиль громко ревел мотором, гремел жесткими колесами по брусчатке и нещадно коптил. Ехал он не слишком быстро – бегущий человек легко обгонит. Гордый водитель крепко держался за рукоятку управления и часто давил грушу клаксона, прогоняя из-под колес любопытную ребятню, крыл матом особо настырных. Кто-то из пацанов сумел ухватиться за выступ кузова и оседлать машину, а его друзья радовались этому дерзкому поступку и азартно свистели в два пальца.

   Я стоял на перекрестке, когда автомобиль прогромыхал мимо меня, обдав клубами выхлопных газов. Носом я учуял ностальгическую смесь запахов бензина, масла и выхлопов и невольно проводил взглядом медленно удаляющийся агрегат в окружении возбужденной ребятни. Улыбнулся своим воспоминаниям, вздохнул грустно о потерянном, да и собрался идти дальше по своим отпускным делам. Уже разворачиваясь, я услышал юношеский требовательный окрик "С дороги!" и звон подков о мостовую. А обернувшись, увидел прямо перед собой могучую грудь иссиня-черного коня, его бешеные, налитые злостью, глаза и открытую пасть с натянутыми железными удилами. А через долю секунды конь врезался в меня, сшиб как детскую пластмассовую кеглю, и я полетел на мостовую, прямо под его копыта. Я ударился головой о камни, лицом прошлифовав засохшую грязь старой лужи, потерял на пальто пуговицы. Конь чудом меня не затоптал, его копыта простучали в нескольких сантиметрах от моих пальцев и головы. В голове от удара о камни звенит, картинка перед глазами плывет, нещадно горит лицо и что-то теплое растекается под шапкой. Какая-то баба истошно заверещала "Уби-или-и!", а другие ее самозабвенно и истерично подхватили. На краю сознания я успел заметить как всадник, молодой парнишка с гимназисткой форме резко осадил коня и с перекошенным ртом и с ужасом в глазах смотрит на меня. Могучий конь не унимается, гарцует под ним, звонко щелкает подковами, стремится встать на дыбы, так что парнишка еле справляется со своим "Буцефалом", изо всех сил натягивая поводья. Ко мне бросаются люди, пытаются помочь, но я их уже не замечаю, сознание покидает меня. А парнишка, видя, что я закатил глаза и обмяк, дал волю своему коню, развернулся на месте, оттянув поводья, и, каблуками сапог ударив животное по ребрам, сорвался в карьер, стремясь поскорее скрыться. А в след ему полетели крепкие мужицкие маты и бабьи проклятия....

   Очнулся я от резкого, вонючего запаха, что неожиданно возник в самом центре моего мозга. Я дернулся, отвернул голову, запах на секунду исчез, а затем появился снова, немилосердно раздражая мое обоняние и, казалось, царапая сам мозг. Тогда я сделал попытку отмахнуться от противной вони.

   – Он очнулся? – услышал я неизвестный женский голос.

   – Да, – ответил ей голос мужской. – Очнулся. Открывайте глаза, голубчик. Ну же....

   И я послушно открыл глаза. Прямо надо мной нависало уже немолодое лицо мужчины с аккуратно стриженой седой бородой и морщинистыми, добрыми глазами. Увидев мое ответное действие, он слегка улыбнулся, поправил на носу толстые очки, отнял от моего носа пузырек с нюхательной солью и сказал куда-то в сторону:

   – Ну, вот. Он очнулся, – а затем снова обратился ко мне. – Как вы себя чувствуете?

   – Вроде нормально, – ответил я через несколько секунд и облизал губы. – Дайте попить.

   – Ага, ага, секундочку....

   Где-то в стороне я услышал, как забулькала наливаемая в стакан вода, попытался повернуть туда голову.

   – Не торопитесь, – предупредил меня пожилой мужчина. – Не делайте резких движений, у вас может быть сотрясение. Я сначала вас должен осмотреть.

   Мне подали воду. Я медленно сел на край... гм..., дивана, принял из молодых женских рук стакан и отпил несколько глубоких глотков.

   – Спасибо.

   Мужчина принял у меня стакан, поставил его на журнальный столик.

   – Как вы себя чувствуете, – еще раз спросил он меня. – Голова болит? Тошнит? Тремор? Зайчики в глазах?

   – Голова болит, – признался я, – и тошнит чуть-чуть.

   – Ага..., ну-с, давайте тогда осматриваться, дорогой вы мой. Раздевайтесь.

   Я послушно разделся, ни мало не смутившись молодой симпатичной девушки, что присутствовала в комнате. Она же отвернулась к окну, дабы не стеснять меня. А пока я раздевался, внимательно осмотрелся. Я, судя по всему, находился в одной из комнат зажиточного дома. В комнате находился кожаный диван с высокой спинкой, журнальный столик, ажурные стулья, а вдоль глухой стены располагался массивный шкаф используемый в качестве библиотечного хранилища. На диване на том месте где покоилась моя голова пока я пребывал в беспамятстве, валялось окровавленное полотенце. Мельком глянул в окно – там был виден небольшой клочок зажиточного подворья – жирный боров с ленивым довольным похрюкиванием чесал спину об угол хозяйственной постройки, да несколько гусей вышагивали вдоль небольшой лужи.

   Доктор пододвинул к себе классический врачебный саквояж и приступил к тщательному осмотру. Минут через пятнадцать он вынес вердикт – легкое сотрясение мозга, незначительные гематомы и ссадины по телу, рассечена кожа на затылке и до мяса разодрана щека. После осмотра он поинтересовался у девушки:

   – Лечить будем здесь или в больницу повезем вашего гостя?

   – Здесь, Валерий Алексеевич. Не надо ни куда его везти.

   – Хорошо, – согласно кивнул доктор. – Тогда, Марина Степановна, мне будет необходим таз с горячей водой и мылом, полотенце, чистые не нужные тряпки, ножницы и бутылка водки. Организуете?

   – Конечно. Сейчас прикажу.

   Скоро все необходимое в комнату принесли служанки. Таз с горячей водой поставили на табурет, доктор снял с себя пиджак, закатал рукава белоснежной крахмальной сорочки и тщательно вымыл руки. Затем попросил девушку налить стакан водки, что та и исполнила послушно.

   – Пейте, – сказал мне доктор.

   – Зачем? – не понял я.

   – Зашивать вас буду. Или вы так терпеть будете?

   – А другого обезболивающего у вас разве нет?

   Доктор беззлобно засмеялся.

   – Нет, дорогой мой, нету. Есть только веселящий газ, но он дорог и никто не станет его тратить на такую пустяковую рану.

   – А новокаин? – робко поинтересовался я. Я не знал, изобрели ли его уже в этом времени или нет.

   – Это что такое? Первый раз слышу. Но если хотите, то я могу дать вам кокаин. Он хорошо снимает боль.

   Я обреченно вздохнул, потянулся за стаканом. Поморщился, представив как обожжет глотку, выдохнул в сторону и опрокинул в себя огненную воду. Осушил стакан в несколько глотков, сморщился в кулак. Девушка услужливо наколола мне соленый огурчик.

   – Ну-с, голубчик, приступим.... Присаживайтесь, пожалуйста, к окну.

   И пока я медленно пьянел, доктор аккуратно остриг рану на моей голове. А потом достал из саквояжа кожаный пенал, выудил из него кривую толстую иглу и моток тонкой шелковой нити.

   – Ну-с, голубчик, а теперь надо потерпеть. Я постараюсь все сделать как можно быстрее. Вы готовы?

   Похоже, хмель в моей голове к этому моменту достиг максимальной концентрации. И я пьяно и радостно сообщил ему о том, что пионер всегда готов. Штопал меня доктор действительно быстро и умело. Ловкими и четкими движениями он пронзал иглой мою кожу и стягивал рану, я лишь громко ойкал и скрипел зубами во время экзекуции. Девушка, вопреки моим ожиданиям, не стала бледнеть и падать в обморок, а внимательно наблюдала за процессом. А я, скосив глаза, наблюдал за ней, вглядывался в отражение зеркала в ее красивое курносое лицо и в серые, с хрустальным огоньком глаза. У нее была пышная, высокая прическа по моде этих лет и светлое с голубым оттенком платье в пол, перетянутое узким пояском с легкомысленным желтым цветком на пряжке.

   Через пару минут мои мучения закончились. Хирургическая игла нашла свое место в пенале, а на мою рану была наложена сухая повязка.

   – Ну, вот, готово. Через недельку можно будет швы снять, и будете как прежде. А теперь дайте-ка я посмотрю вашу щеку.

   Он долго обрабатывал мою рану на щеке. Оттирал ее от грязи и крови. Потом сказал:

   – Наложу повязку с раствором карболовой кислоты. Потом посмотрим. Загноиться не должна.

   – До свадьбы заживет? – пошутил я, косясь на девушку.

   – Конечно, заживет, – ответил он, смеясь, – особенно ежели еще не женаты. Не женаты ведь?

   – Нет еще, – признался я. – В статусе активного поиска.

   – Ну и хорошо. Повернись-ка к свету....

   Я повернулся. Доктор наложил мокрую марлю мне на щеку и приклеил ее пластырем. Надо же, а я думал, что пластырь в это время еще не изобретен.

   – Ну вот, порядок. Теперь только отдыхать. Я приду завтра, сменю повязки и посмотрю как раны. Вы же, насколько я понимаю, будете здесь?

   – Здесь, здесь, – поспешила заверить доктора девушка.

   – Постойте, – возразил я. – У меня вообще-то номер в гостинице снят. И я не могу здесь остаться – я ожидаю важный ответ.

   Девушка махнула рукой на мои глупости.

   – Приходите завтра сюда, Валерий Алексеевич. Нашего гостя мы никуда не отпустим.

   – Да подождите же вы..., – опять попробовал я возразить, но меня опять осадили.

   – Ерунда! Вы напишите записку в гостиницу, а я отнесу. Не стоит беспокоиться.

   Мне оставалось только смириться перед неожиданно властной девушкой. Я возмущенно развел руками, показав смеющемуся доктору, что сдаюсь на женскую милость.

   – Вот и славно. Тогда до завтра, Марина Степановна. До завтра... э-э....

   – Василий Иванович, – запоздало представился я.

   – До завтра, дорогой Василий Иванович. Помните – вам нужен отдых и постельный режим.

   И с этими словами доктор ушел. Хозяйка дома проводила его и, похоже, заплатила ему за визит. Это я понял по сдержанному разговору, донесшемуся через дверную щель.

   Через несколько минут девушка вернулась ко мне. Я поднялся со стула навстречу:

   – Большое вам спасибо, Марина Степановна, – горячо произнес я, приложив руку к сердцу. – Но, право, не стоило беспокоиться по поводу врача. Мои раны были не так уж и серьезны.

   Она ухмыльнулась.

   – Вам доктор наложил на затылок четыре шва. Как, по-моему, так это серьезная рана. А ваша щека выглядела вообще отвратительно. И плюс сотрясение мозга.

   – Гм, ваша правда..., спасибо за заботу, – слегка смутился я, взглянув в ее серые хрустальные глаза. – Сколько я вам должен?

   Она глубоко вздохнула, отвела взгляд.

   – Ни сколько, – ответила она.

   – Как так? Вы позаботились обо мне, приютили, вызвали врача, потратились на него. Я должен вам хотя бы возместить стоимость врачебных услуг.

   – Вы мне ничего не должны, – упрямо повторила она, дернув подбородком и поджав губы.

   – Но почему? Я хочу вас отблагодарить за вашу заботу.

   – Не стоит..., – буркнула она. – Я была обязана вам помочь.

   Я недоуменно вскинул брови и она, предвосхищая мой вопрос, сообщила:

   – Этой мой братец вас конем сшиб. Мелкий засранец.... Поэтому это я должна перед вами извиняться, а не вы передо мной. Я просто исправляла то, что натворил мой глупый братец.

   Ей было неловко передо мной. Она не смотрела на меня, теребила пальцами глупый цветок на пряжке и медленно краснела. А я совершенно по-глупому растерялся и лишь хмыкнул от удивления.

   – Что ж, тогда... – не нашелся я что ответить. – Зачем же он так гоняет? Люди же кругом.

   Она вздохнула, подняла на меня блестящие глаза.

   – Я ему уже столько раз говорила, и папенька с ним серьезную беседу имел, а ему все неймется. Чуть что – седлает Бурно?го и на пустыри. Ну, ничего, приедет скоро папенька – он ему хворостиной мозги-то поправит.

   И на этой угрозе хозяйка дома оставила меня. Я так понял, что ночевать мне придется в этой комнате. Что ж, тогда надо бы прилечь, а то и вправду голова болит – до тошноты. И кое-как пристроившись на жестком диванчике, я задремал. Но не надолго. Пришедшая женщина из прислуги, бесцеремонно растормошила меня и сообщила, что комната для меня обустроена. И попросила сходить туда и переодеться в чистое. А мне и вправду было неловко за свой вид – брюки грязные, в пыли, сорочка и жилетка испачканы кровью. А дорогое пальто, что валялось в углу комнаты, было вообще безнадежно испорчено – левый рукав разодран в лохмотья, подклад оторван, половины пуговиц не хватает. Такое не починить, только выбрасывать.

   В комнате, куда меня определили, было намного лучше. Она находилась на втором этаже дома, а окна выходили прямиком на улицу. И, самое главное, здесь была нормальная кровать с пуховой периной, в которую проваливаешься как в облако. Мне принесли бадью с горячей водой, где я и ополоснулся. А затем переоделся в чистое. Сюда же в комнату мне принесли поесть.

   Дело было к вечеру. Стемнело по-осеннему рано, в доме зажгли керосинки. Мне тоже принесли пузатую лампу и сообщили, чтобы я не стеснялся, взял что-нибудь почитать в библиотеке. Но я, устав от приключений, решил лечь спать. Ухнул на воздушную перину, с блаженством уткнулся носом в накрахмаленную и холодную подушку и укрылся с одеялом головой.

   Утром я проснулся от легкого, но настойчивого стука в дверь. Я потянулся, зевнул и нехотя выполз из теплой кровати. Передернулся от прохлады воздуха и, сунув ноги в дубовые и стылые тапки, прошаркал до двери.

   А за дверью находилась девчушка лет пятнадцати. Из прислуги видимо. Широко распахнув дверь, я вопросительно воззрился на нее. А так как я был в одних лишь кальсонах, то девчушка вспыхнула пухлыми щечками и, опустив голову, быстро пробормотала:

   – Вас просят спуститься на завтрак.

   И убежала, не забыв искоса бросить взгляд на мой голый мускулистый торс. Я лишь удивленно проводил ее взглядом и уже в пустоту пробормотал:

   – А умыться?

   Что ж, пришлось спускаться вниз с немытой рожей. Но прежде я оделся и сбегал до клозета, что одинокой будкой торчал в углу двора.

   Комнату для приема пищи я нашел сразу же. Самая большая в этом доме, с широким овальным столом по центру и с десятком крепких стульев по окружности. И за столом уже сидела моя спасительнице Мария Степановна и какой-то неизвестный мне мужик под пятьдесят лет с окладистой с проседью бородой и с тяжелым внимательным взглядом. А рядом с мужиком, виновато опустив голову, сидел тот самый лихой парнишка на могучем коне.

   – Утро доброе, – поздоровался я, слегка неуверенно. Как я понял, мужик с бородой был главой семейства.

   – И вам доброго утречка тоже, – охотно откликнулся мужик и поднялся со стула. – Меня зовут Степан Ильич... Мальцев,– он подошел ко мне и протянул руку.

   Я, в свою очередь, представился тоже.

   – Рыбалко Василий Иванович.

   – Что ж, рад встрече. Прошу присаживаться, у нас завтрак в самом разгаре, – и широкой мозолистой ладонью он показал мне на стул. И сам он вернулся на свое место и продолжил уничтожать поданное на завтрак.

   – Мне моя Маришка рассказала о вчерашнем происшествии. Вы и вправду неважно выглядите, – сообщил он, после того как прикончил последний блин на своей тарелке. – Я должен перед вами извиниться за своего лоботряса.

   – Ну что вы, не стоит, – любезно попытался принизить значимость случившегося и легко коснулся повязки на лице. – Все произошло случайно.

   – А я и не сомневаюсь, что это было случайно, – охотно согласился Степан Ильич, вытирая жирные руки о полотенце. – Если бы это было специально, то я б Петьку собственными руками задавил. А так просто выдеру его – с неделю на пузе спать будет, – пообещал он и многозначительно повернул голову к своему нерадивому отпрыску. А тот еще больше склонил голову над полной кашей тарелкой и, казалось, забыл как дышать.

   – Ну, бать... – попробовал было он возразить, но отец звонким подзатыльником его осек.

   – Молчать! Ешь давай, чего носом кашу пашешь? – и мальчишка послушно опустил серебренную ложку в тарелку с уже остывшей размазней.

   После завтрака, когда хозяин дома поднялся из-за стола, а следом за ним и его дети, он сказал мне:

   – Не возражаете, Василий Иванович, если мы прогуляемся?

   – Конечно, отчего ж нет?

   Он кивнул, жестом отправил своего провинившегося сына прочь с глаз и пошел на выход. Я следом, а за мной, чего я не ожидал, и Марина Степановна. Мы вышли во двор усадьбы, хозяин прикурил толстую папиросу, предложил мне. Я отказался.

   – Ну и правильно, – сказал он мне с непонятно интонацией в голосе. – Курево, дохтора говорят, вредно. Надо и мне бросать, а то кашель по утрам донимает. А вы как бросили?

   – Я, вообще-то, и не курил, – удивил его я.

   – Правда? Надо же.... Ну, ладно, пойдем, Иваныч, покажу тебе своего красавца.

   И мы втроем прошли до одной из хозяйственных построек, коей оказался стойлом.

   – Вот, смотри, Иваныч, какой у меня конь! Огонь! Красавец!

   И торопливо затянувшись пару раз, а затем отбросив в лужу недокуренную папиросу, подошел к могучему коню. Жеребец, увидав хозяина, радостно закачал головой, фыркнул, стукнул подкованным копытом о настил и потянулся мягкими губами до хозяйской ладони.

   – Бурно?й, – с гордостью проговорил хозяин и, достав из кармана припасенный кусок сахара, угостил им коня. Жеребец жадно уткнулся мордой в широкую ладонь и довольно захрустел куском рафинада. – Видишь, какой у меня конь, Иваныч! Целое состояние за него отдал – из Нижнего с ярмарки его мне пригнали. Красавец, правда?

   – Да, – вынужден был я согласиться. Конь и вправду был загляденье. Мощный, мускулистый, в каждом его движении чувствовалась сила. А черная шкура в солнечных лучах, что проникали в стойло, лоснилась мелкой цветной радугой.

   – Красавец! – еще раз воскликнул хозяин семейства и довольно хлопнул коня по упругому крупу. И глубоко вздохнул. – Только нельзя такому коню в стойле долго стоять – ему выгул нужен. А у меня времени нет, понимаешь? Зато у Петьки его хоть отбавляй, вот он и выгуливает Бурного после гимназии. Да только увлекается он....

   Я кинул и тут же вспомнил о швах наложенных на затылок, что врезались в кожу.

   – Молодой он, ты уж прости его. Я всыплю ему по первое число, научу разуму.

   Я вздохнул. Как можно было отказать такой просьбе? И я пообещал Степану Ильичу, что зла держать на мальчишку не буду – сам в детстве был такой.

   – Вот и славно, Иваныч. Спасибо тебе. А Петьку я со следующего года в кадетское училище отдам. Любит на конях скакать – пусть скачет, только с пользой. Там из него быстро всю дурь выбьют.

   – А сам-то он хочет этого?

   Степан Ильич хохотнул, а Марина Степановна улыбнулась смешной шутке.

   – А это мы сегодня и узнаем.

   Я понятливо покивал. Судьба детей в эти времена редко решалась самими детьми. Чаще всего их будущее определяли родители. И я поддакнул отцу семейства присказкой из будущего:

   – Нравиться, не нравиться – терпи моя красавица?

   Степан Ильич откровенно заржал, запрокинув голову, затряс бородой мелкой судорогой. Думал, что Марина Степановна покраснеет от пошлости, но нет, она улыбнулась скабрезной шутке. Какая ж, однако, интересная дама – вида крови и рваных ран не боится, к пошлым шуточкам относится с пониманием и, похоже, они ей даже нравятся. Готов поспорить, что она и голову петуху может свернуть не поморщившись и котенка ненужного утопит без душевных колебаний.

   – Ну, ладно, – отсмеявшись и вытерев с уголков глаз слезы, сказал Степан Ильич. – Ты, доча, иди, я тут с нашим гостем побалакаю. А Петьке скажи, чтоб на лавку ложился и порты снимал. И розгу пусть покрепче выбирет.

   – Хорошо, – ответила она охотно. – Только ты, папенька, не долго. Нашему гостю доктор прописал полный покой и постельный режим.

   – А то ж. Мы просто погуляем, да поговорим. Не расклеится он, иди.

   И она ушла, еле заметно мне улыбнувшись. Подобрала подол платья и величаво, словно венценосная особа, пропарила над лужами. Отец проводил ее взглядом, хмыкнул чему-то своему, да и потянул меня за рукав в сторону. Выволок со двора на улицу, насильно усадил на лавку у палисадника. Сам ухнул рядом, быстро оглянулся на закрытые окна дома и вполголоса жарко зашептал мне в ухо.

   – Слушай, Иваныч, я тебя спросить хочу....

   – Ну? – попытался было я отстраниться от щекотливой бороды, но старик цепко держал меня за рукав.

   – Как тебе моя Маришка?

   – В смысле?

   – Как она тебе как баба? Только честно.

   Я и не знал что ответить. Его дочь на лицо была приятна, голос нежный. Фигура..., про фигуру пока сказать ничего не могу – нынешняя мода не дает возможности ее разглядеть. Но, похоже, все было при ней. Зато характер у Марины Степановны чувствовался – с людьми она разговаривала так, что становилось понятно – все ей должны. Меня это пока не пугало, просто настораживало.

   – Ну..., ничё так, – невнятно промямлил я. Старику это не понравилось.

   – Ты не юли, отвечай. Как жопа, титьки? На мордашку славненькая, да?

   – Ну да.

   – Тогда женись на ней! – огорошил он меня жарким шепотом. – Девка она ладная, по хозяйству, да и так. Я тебе приданого богатого дам. Я вижу ты парень хороший, не балабол и не нищий студент. Делом, вижу, хорошим занимаешься. Ты ей понравился, это заметно – так почему бы и нет? Женись, а?

   Я отстранился от него, удивленно вскинул брови:

   – Жениться?!

   – Да ты не кричи..., – зашипел мне в ухо Степан Ильич, – услышит еще, ругаться будет.

   – Жениться?! – еще раз воскликнул я, слегка понизив тон. – Мы ж даже толком не знакомы.

   – Да это ерунда, – махнул он рукой. – Познакомитесь еще. Баньку растопим там и познакомитесь. Да не убегай ты, дослушай. Маришка у меня девка справная, красавица. По хозяйству всех баб заткнет, по морде, если надо, чужому человеку съездит – не испугается. Да не бойся ты, тебя она не тронет, ты ей нравишься.

   Он цепко держал меня за локоть, не давал вырваться. Его борода неприятно щекотала мне шею, а жаркий шепот обжигал ухо. Я попытался было отстраниться, высвободиться из крепкой хватки, но не смог. Ильич еще крепче сдавил мою руку своими стальными пальцами.

   – Так как, договорились? Ты подумай, приданое богатое будет. Тридцать тысяч дам! Богатство! – он хотел было что-то еще сказать, но не успел. Его взгляд стрельнул куда-то поверх моей головы, железная хватка мгновенно ослабла, а сам он отстранился от меня, отодвинувшись на полметра, и принял вид скучающего и утомленного жизнью старика. Даже сгорбился слегка. Артист!

   Я обернулся. А за моей спиной, уперев руки в бока, стояла грозная Марина Степановна. И взгляд у нее метал молнии.

   – Что?! Опять?!

   Ильич демонстративно откашлялся и полез в карман за папиросой.

   – Что? Доча, ты о чем?

   – Опять меня замуж выдаешь?

   – Нет, что ты, что ты! Мы так, сидим просто, болтаем. Иваныч мне вот от своей жизни рассказывает. Так же, Иваныч? Так, где ты говорил, работаешь? В канцелярии, говоришь?

   Я еще раз обернулся на грозную Марину Степановну. Наш разговор она, похоже, не слышала – могла только делать предположения. А Ильич отчаянно, но незаметно для дочери, семафорил мне, просил не выдавать его. И я его поддержал:

   – Да нет же, говорю, Степан Ильич. Бизнесмен я.

   – Кто-кто? Что за зверь такой?

   – Предприниматель, – поправился я, косясь на дочь хозяина дома.

   – Кто?! – в очередной раз не понял старик.

   – Э-э... фабрикант я, – наконец-то смог подобрать нужное слово.

   – А-а, понятно. Ну, вот видишь, доча, Иваныч человек серьезный и разговоры у нас с ним серьезные. И никто тебя замуж не пытается выдать. Да и как можно, вы ж толком еще и не знакомы. Не могу же я незнакомого человека женить на собственной дочери. Не по-христиански это.