Текст книги "Том 14. Повести, рассказы, очерки 1912-1923"
Автор книги: Максим Горький
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)
[А.Н. Алексин]
А.Н. Алексин умер так же легко и просто, как жил.
Мне рассказали, что часа за два до смерти своей он пришел к себе в санаторию, настроенный бодро, весело, и, как всегда, начал шутить с больными, поддразнивать их. Вероятно, он говорил им то же самое, что говорил мне двадцать семь лет тому назад, в начале нашей крепкой дружбы.
Он как бы стыдился своего ума. Он часто повторял:
– Наиболее деятельным союзником болезни является уныние больного.
Он старался побороть это уныние, внушая больному бодрость грубовато-добродушным издевательством над страхом смерти, и всегда достигал желаемого: больной в своей борьбе за жизнь чувствовал в этом докторе умного и верного союзника.
В свой последний день он вышутил больных за то, что, боясь весенней свежести, сидели, закрыв дверь в парк, сам открыл дверь, сел обедать с больными, а когда ветер притворил дверь, он, выругавшись, хотел встать со стула и почувствовал, что у него отнялась нога.
– Это, кажется, кондрашка, – сказал он и лишился сознания.
Все, кто знал Александра Алексина, согласятся, что это был человек интересный и, по-русски, разнообразно талантливый. К медицине он относился несколько скептически; возможно, что именно поэтому он так удачно лечил. Это был идеальный русский земский врач, «мастер на все руки», хирург и гинеколог, окулист и «спец» по туберкулезу. Его интуиция в деле распознавания болезней была поразительна. Помню – московская купчиха привезла в Ялту сына, девятилетнего мальчика, у него болела голова, он страдал рвотой, часто под влиянием боли кружился на одном месте, на его мучнисто-бледном личике тускло светились серые глаза с расширенными очень жутко зрачками. Три доктора – Бородулин, старик Штангеев, автор солидной книги «Лечение легочных болезней», и еще кто-то – определили менингит. Алексин не согласился с их диагнозом.
Его плотная, несколько тяжелая медвежья фигура, грубоватое лицо, прямой, пристальный взгляд умных, насмешливых глаз и малословная, резковатая речь всегда возбуждали в людях доверие к нему, женщины же особенно легко подчинялись влиянию его воли, как бы сразу чувствуя его духовное и физическое здоровье. Мать больного мальчика, узнав, что Алексин не согласился с диагнозом коллег, привела к нему мальчика, это было при мне.
– Я верю вам, лечите его.
Он угрюмо предупредил ее, что хотя и не согласен с товарищами в определении болезни, но не понимает ее. Мать плакала, кричала, пыталась даже встать на колени, у нее были совершенно безумные глаза, дрожало лицо, она щелкала зубами. Подняв ее с пола, мы положили на диван, А<лексин> дал ей вина с водой, наговорил ей, попутно, грубостей, – он часто грубил, чтоб скрыть свое волнение, – потом сказал:
– Ну, не кричите! Прошу понять: врачи не делают ни чудес, ни фокусов.
Помню, как неприятно поразило меня его дальнейшее поведение; он обращался с мальчиком так, что напомнил мне описания шаманства: громко шмыгая носом, – его привычка в затруднительных случаях, в моменты смущения, – сидя в кресле, отчаянно дыша дымом папиросы, он заставил больного бегать по столовой, потом, зажав его в коленях, начал говорить с ним о каких-то детских пустяках, пощекотал под мышками, заставив мальчугана визжать. Мать спросила о чем-то, он грубо ответил:
– Это не ваше дело.
Он увел мальчугана в кабинет к себе, вызвал там у него обильную рвоту, и мальчуган, давясь, изрыгнул целый ком глистов.
– Гришка, – орал Алексин, испачканный, возбужденный до смешного, расталкивая стулья, – убирай!
А мальчик, извиваясь на коленях матери, стонал в приступах рвоты и все извергал глисты, – отвратительно было видеть обилие их.
Вечером, когда мы пили вино, я спросил:
– Как ты узнал, что это глисты?
– Да я не узнал, а – попробовал, – сказал он, усмехаясь.
Был страшно обрадован и рассказал мне, что известный гинеколог Снегирев предложил ему проводить в Москву, в клиники на операцию, даму, у которой он констатировал внематочную беременность.
– Еду я с ней и, знаешь, не верю в эту беременность, а она как на смерть собралась. Я и говорю ей: «А я вот не верю в вашу болезнь». В то время я был молодой еще, практиковал всего пятый год, однако она, вижу, слушает меня с надеждой. «Дайте, говорю, осмотреть вас». Согласилась. Остановились в Курске, в гостинице, стал я осматривать ее и нечаянно прорвал нарыв на матке. Вот – испугался! «Ну, думаю, убил бабу». А она, вижу, превосходно чувствует себя. Пролежала четверо суток, поехали дальше. Привез я ее не в клинику, а к мужу, он мне – полторы тысячи гонорария отвалил. Пили, конечно, с ним дня три по всем кабакам. Снегирев обиделся: «Вы, говорит, дерзки, молодой человек, могли убить ее». Ну, конечно мог…
Таких случаев не мало было в его практике, вообще крайне удачной. Проф<ессор> Бобров, хирург, несколько раз приглашал его на консультации, и А<лексин> помогал ему даже на операциях.
– Ваш приятель – удивительно счастливый врач, – говорил мне Бобров, – у него совершенно исключительная интуиция, не знаю врача, у которого так тонко было бы развито чутье особенностей индивидуальности каждого больного.
Так же высоко оценивал талантливость Алексина дерматолог Ш., сифилидолог Тарновский.
– Пора бы вам, батенька, на кафедру, в университет, лентяй вы, да-с!
А. П. Ч<ехов> очень уважал Алексина как человека, но, должно быть, чувствуя, что этот человек не любит его, говорил:
– Ему слонов лечить, а не людей.
Видел я, как этот грубый вологодский мужик плакал от радости. В амбулаторию к нему гречанка принесла трехлетнюю девочку с огромным нарывом на шее, девочка умирала, лицо у нее было синее, глаза, синенькие и жалобные, закатывались, дыхание короткое, жадно хватающее воздух. Выхватив ребенка из рук матери, Алексин погрозил ей кулаком, крича:
– Ты бы, дура, еще подождала прийти, у-у! – И непозволительно обругал всех греков, включая древних, а потом начал орать:
– Софья – стол!
Огромная, уродливая, старая, – великолепная душа, – Софья Витютнева живо приготовила всё потребное для операции, и А<лексин> – тотчас же, рыча, дико ругаясь, начал резать шею ребенка. Тут был действительно потрясающий момент: когда облитая обильным гноем и кровью грудка девочки высоко поднялась, вздохнув свободно, и мертвенная синеватость лица стала исчезать, и полузакрытые глазки ее вдруг открылись, заблестели радостью возвращения к жизни, – из дерзких, насмешливых глаз ее спасителя полились слезы, он крикнул, не скрывая восторга:
– Софья, вытри мне морду, видишь – пот!
Она, улыбаясь, вытерла глаза и щеки его рукавом халата, отвернувшись, чтоб скрыть свои слезы, а доктор, накладывая повязку, бормотал:
– Что? Мигаешь? Ага-а. То-то…
Потом, вымыв руки, одною рукой сунул гречанке три рубля, а другой дергая ее за ухо, сказал:
– Следи за ребенком, следи, блоха!
Через несколько дней я зашел к нему в больницу, он держал веселую, черноволосенькую, синеглазую девочку на коленях у себя, играя с нею; он хвастливо, с гордостью сказал:
– Вот она! Видишь – какая?
А идя со мною по набережной Ялты в сад, он говорил:
– Дать жизнь ребенку – это и дурак может, а вот вырвать человечка из лап смерти – это может только наука.
Я несколько раз присутствовал при его операциях, он делал их всегда, исключая случай с девочкой, хладнокровно и даже с некоторой щеголеватостью мастера, уверенного в своем искусстве.
– Хуже всего переносят боль греки, затем наши крестьяне, терпеливее – татары, – говорил он.
Был он добр, хорошо, по-мужицки, незатейливо умен, очень терпимо относился к людям и небрежно к себе. Любил музыку, хорошо знал и понимал ее, играл на пианино и, обладая хорошим голосом, нередко с успехом пел в «благотворительных» концертах. Книг читал мало, даже и по своей специальности, а в часы отдыха любил читать ноты; ляжет на диван, почему-то сняв один ботинок с ноги, возьмет Бетховена, Моцарта, Баха или какую русскую оперу и читает, молча или напевая с закрытым ртом. Его очень любили женщины, он щедро платил им тем же, и на протяжении двадцати с лишком лет моей с ним дружбы ни один из его романов не окончился драмой. У него была очень развита здоровая брезгливость к излишествам лирики и «психологии».
– Избыток хотя бы и драгоценных камней – уже пошлость, – говорил он.
Но в то же время он обладал тонко разработанным чутьем эстетики сексуализма и, когда говорил о любимой женщине, я всегда чувствовал, что он говорит о партнерше, с которой ему предречено спеть дуэт по славу радости жизни.
Его первой женою была очень известная в свое время концертная певица, контральто Якубовская, она умерла после родов; он говорил о ней всегда с печалью и морщась при воспоминании о той глубокой боли, которую причинила ему смерть, похитив женщину.
– Я, знаешь, решил идти на сцену, но, когда она умерла, сказал себе: нет, буду лечить людей.
Он лечил композитора Калинникова, безнадежно больного.
– Умрет, чёрт возьми, – говорил он, крепко потирая лоб. – Невыносимо досадно, а спасти – нельзя. Знал бы ты, какой это талант… Если б я встретил его месяца на три раньше, можно бы протянуть несколько лет. А теперь ткань легких расползается у него, как гнилая тряпка.
Был он сын сельского попа Вологодской губернии, в университет пошел против воли отца.
– Говорю ему: «Отец, я хочу в университет, учиться». – «Прокляну!» – «Серьезно?» – «Как бог свят – прокляну!» – «Что же – проклинай». Не проклял, хотя был мужик твердого характера.
Был у него слуга Григорий, черноволосый тамбовский мужик, очень умный и влюбленный в доктора, как нянька в ребенка. Часто вечерами он приходил в кабинет Алексина и спрашивал, стоя в дверях:
– Можно с вами поговорить?
– Иди, садись, чёрт.
Григорий садился на диван у ног Алексина и заводил философическую беседу:
– Не понимаю я, Александр Николаевич, какой у бога расчет детей морить? Економии не вижу я в этом…
Комментарии
Хозяин. Страница автобиографии
Впервые напечатано, с подзаголовком «Повесть», в журнале «Современник», 1913, книги 3, 4 и 5, март-май. Одновременно вышло отдельной книгой в издании И.П. Ладыжникова, Берлин; включено в собрание сочинений в издании «Жизнь и знание», Петроград, 1915, т. XVIII; во всех последующих собраниях сочинений печаталось с подзаголовком «Страница автобиографии».
Повесть написана в конце 1912 года; в декабре этого года М. Горький писал Е.А. Ляцкому – одному из редакторов журнала «Современник»: «Повесть – окончена, скоро я её пришлю, называется она «Хозяин». (Архив А.М. Горького). В январе 1913 г. рукопись была направлена в журнал.
Замысел повести предположительно можно отнести к 1901 г.: в письме от 24 октября 1901 г. М. Горький писал К.П.Пятницкому, что на предложение Н.К. Михайловского напечатать пьесу «Мещане» в журнале «Русское богатство» он ответил: «…драму – не могу дать, а дам на январь – декабрь очерк «Хозяин», который ещё не написан» (Архив А.М. Горького).
Повесть содержит факты из биографии М. Горького, относящиеся к периоду его жизни в Казани, когда он работал в пекарне В.С. Семёнова. В «Моих университетах» М. Горький пишет, что этот период очерчен им в произведениях «Хозяин», «Коновалов», «Двадцать шесть и одна».
Для собрания сочинений в издании «Книга» первоначальный текст повести был заново отредактирован автором и значительно сокращён. Так, например, был исключён целый раздел повести, изображавший начало «бунта» крендельщиков.
Повесть включалась во все собрания сочинений.
Печатается по тексту, подготовленному автором для собрания сочинений в издании «Книга» (Архив А.М. Горького).
М.М.Коцюбинский
Впервые напечатано одновременно на русском и (в переводе) украинском языках в киевском журнале «Лiтературно-Науковий Вiсник», 1913, т. LXIII, книга 6, квiтень-червень. В июле того же года воспоминания появились в журнале «Вестник Европы», СПб, 1913, книга 7, о чём сохранилось письмо М. Горького редактору Д.Н. Овсянико-Куликовскому.
Воспоминания написаны вскоре после смерти знаменитого украинского писателя Михаила Михайловича Коцюбинского, последовавшей 12 апреля 1913 г.
С М.М. Коцюбинским (1864–1913) М. Горький впервые встретился на острове Капри (Италия) 2 июня 1909 г. (см. книгу «О.М. Горький и М.М. Коцюбиньский. Збiрник матерiалiв». Киiв, 1937). Между писателями быстро возникли дружеские отношения, ещё более укрепившиеся во время последующих приездов Коцюбинского на Капри (летом 1910 и осенью-зимой 1912 гг.)
Чтобы иметь средства к существованию, Коцюбинский почти до самой смерти вынужден был служить статистиком в Чернигове, в губернской земской управе. Эту службу он и имеет в виду, когда рассказывает в письмах М. Горькому об изнуряющем характере своей работы.
Воспоминания о М.М. Коцюбинском включались во все собрания сочинений.
Печатаются по тексту, подготовленному автором для собрания сочинений в издании «Книга» (Архив А.М. Горького), сверенному с первопечатными изданиями.
Кража
Впервые напечатано в большевистском журнале «Просвещение», 1913, номер 6, июнь. Одновременно рассказ был послан автором в сборник, посвящённый Ивану Франко в связи с сорокалетием его литературной деятельности (1874–1914). В этом сборнике, вышедшем на украинском языке во Львове в 1916 г., он был напечатан под названием «Лука Чекин».
Рассказ включался во все собрания сочинений.
Печатается по тексту 16-го тома собрания сочинений М. Горького в издании «Жизнь и знание», Петроград, 1915, послужившему оригиналом набора для собрания сочинений в издании «Книга», сверенному с первопечатным текстом.
Музыка
Впервые напечатано в газете «Русское слово», 1913, номер 150, 30 июня.
В собрания сочинений не включалось.
Печатается по тексту газеты «Русское слово», сверенному с авторской рукописью (Архив А.М. Горького).
Самовар
Впервые напечатано в сборнике «Ёлка. Книжка для маленьких детей», издание «Парус», Петроград, [1918].
Сказка написана М. Горьким в 1913 г., о чём свидетельсвует авторская пометка на рукописи.
В собрания сочинений сказка не включалась.
Печатается по тексту сборника «Ёлка», сверенному с авторской рукописью (Архив А.М. Горького).
В театре и цирке
Впервые напечатано в газете «Русское слово», 1914, номер 297, 25 декабря.
Написано в 1914 г. Первоначально входило в повесть «В людях».
В собрания сочинений не включалось.
Печатается по тексту газеты «Русское слово».
Рассказы
Впервые напечатано в газете «День», 1915, номер 79 от 22 марта. Второй и третий рассказы, заново отредактированные М. Горьким, были опубликованы под общим заглавием «Легенды о Тамерлане» (с цифровым обозначением «I» и «II») в литературном сборнике «В помощь пленным русским воинам», М., 1916.
Произведения включались во все собрания сочинений под заглавием «Рассказы».
Первый рассказ печатается по тексту газеты «День», второй и третий – по машинописному тексту, подготовленному автором для сборника «В помощь пленным русским воинам» (Архив А.М. Горького).
Пожар
Впервые напечатано, с подзаголовком «Очерк», в журнале «Вестник Европы», 1915, книга 5, май.
Рассказ включался во все собрания сочинений.
Печатается по тексту шестнадцатого тома собрания сочинений М. Горького в издании «Жизнь и знание», Петроград, 1915, послужившему оригиналом набора для собрания сочинений в издании «Книга».
Письмо
Впервые напечатано в газете «Борисоглебское эхо», 1915, номер 95 от 29 ноября.
В собрания сочинений не включалось.
Печатается по тексту газеты «Борисоглебское эхо».
Театральное
Впервые напечатано в газете «Киевская мысль», 1915, номер 357 от 25 декабря, под заглавием «В театре (Отрывок из повести «В людях»)». В печатную редакцию повести «В людях» не вошло.
Небольшая часть текста вошла в очерк «В театре и цирке».
В собрания сочинений не включалось.
Печатается по тексту газеты «Киевская мысль», исправленному автором (Архив А.М. Горького).
Несогласный
Впервые напечатано в газете «Киевская мысль», 1916, номер 85 от 25 марта; затем – в журнале «Жизнь для всех», 1917, номер 2 за февраль.
В собрания сочинений не включалось.
Печатается по тексту журнала «Жизнь для всех».
В собрания сочинений рассказ не включался.
Барышня и дурак
Впервые напечатано в журнале «Солнце России», 1916, номер 358(52), декабрь.
В собрания сочинений не включалось.
Печатается по авторизованной машинописи (Архив А.М. Горького).
[День сгоревший хороня…]
Впервые напечатано после смерти автора. Время написания стихотворения предположительно можно отнести к 1910-м годам.
В собрания сочинений не включалось.
Печатается по рукописи (Архив А.М. Горького).
[Иду межой среди овса…]
Впервые напечатано после смерти автора. Время написания стихотворения предположительно можно отнести к 1910-м годам.
В собрания сочинений не включалось.
Печатается по рукописи (Архив А.М. Горького).
Из дневника
Впервые напечатано в «Журнале журналов», 1917, номер 1 за январь.
В собрания сочинений не включалось.
Печатается по тексту «Журнала журналов», сверенному с авторизованной машинописью (Архив А.М. Горького).
Миша
Впервые напечатано в газете «Русское слово», 1917, номер 73 от 1[14] апреля.
В собрания сочинений не включалось.
Печатается по тексту газеты «Русское слово».
Из воспоминаний
Впервые напечатано в газете «Новая жизнь», 1917, номер 22 от 13 мая.
В собрания сочинений не включалось.
Печатается по тексту газеты «Новая жизнь» с исправлениями по авторизованной машинописи (Архив А.М. Горького).
Как я учился
Впервые напечатано в газете «Новая жизнь», 1918, номер 102, 29 мая, под заглавием «О книгах», и одновременно, с подзаголовком «Рассказ», в газете «Книга и жизнь», 1918, номер 1, 29 мая.
В основу рассказа положена речь, которую М. Горький произнёс 28 мая 1918 года в Петрограде на митинге в обществе «Культура и свобода». Речь начиналась словами: «Я расскажу вам, граждане, о том, что дали книги моему разуму и чувству. Читать сознательно я научился, когда мне было лет четырнадцать…» Несколько раз произведение переиздавалось под заглавием «Как я учился» с пропуском первой фразы и небольшими добавлениями в конце рассказа.
В 1922 году М. Горький значительно расширил рассказ для отдельного издания 3.И. Гржебина, Берлин – Петроград – Москва, 1922.
В собрания сочинений рассказ не включался.
Печатается по тексту отдельного издания 3.И. Гржебина.
Из воспоминаний о В.Г. Короленко
Впервые напечатано в книге «Жизнь и литературное творчество В.Г. Короленко. Сборник статей и речей к 65-летнему юбилею», Пгр. [1918]. Частично вошло в очерк «Время Короленко».
Написано, по-видимому, летом 1918 года: юбилейная дата В.Г. Короленко – 15[28] июня 1918 года.
В собрания сочинений не включалось.
Печатается по тексту сборника «Жизнь и литературное творчество В.Г. Короленко», сверенному с авторизованной машинописью произведения (Архив А.М. Горького).
Песня
Впервые напечатано в журнале «Альбатрос», 1918, номер 1 от 27 ноября.
В собрания сочинений не включалось.
Печатается по тексту журнала «Альбатрос».
Яшка
Впервые напечатано в журнале «Северное сияние», 1919, № 1–2, январь-февраль.
В собрания сочинений не включалось.
Печатается по рукописи (Архив А.М. Горького).
Лев Толстой
Впервые в неполном виде напечатано в газете «Жизнь искусства», 1919, номер 241 от 13 сентября; номер 242 от 14 сентября; номер 273 от 21 октября; номер 274 от 22 октября, и номер 275 от 23 октября. Полностью впервые опубликовано в книге М. Горького: «Воспоминания», издание «Книга», 1923.
Воспоминания «Лев Толстой» имели длительную и сложную творческую историю. Как указал в предисловии автор, материалом для этого произведения послужили отрывочные записи, которые он делал в период частых встреч с Л.Н. Толстым, когда оба писателя жили в Крыму, в конце 1901 – начале 1902 года. В предисловии к воспоминаниям в издании 1919 года М. Горький писал, что считал эти заметки потерянными, но недавно нашёл часть их. По свидетельству Е.П. Пешковой, в годы пребывания М. Горького за границей (1906–1913) его крымские заметки о Л.Н. Толстом хранились у неё вместе с другими материалами. После возвращения писателя в Россию эти записи были переданы ему Е.П. Пешковой (Архив А.М. Горького).
Архив А.М. Горького располагает материалами, говорящими о том, что в 1917–1918 годах, в кругу знакомых, М. Горький подробно рассказывал о встречах с Л.Н. Толстым и сообщил о своей работе над воспоминаниями. Очевидно, воспоминания, изданные в 1919 году, оформились как литературное произведение в 1918–1919 годах. Подготовляя воспоминания к печати, М. Горький присоединил к ним письмо, адресованное В.Г. Короленко, написанное в ноябре 1910 года в связи с уходом Л.Н. Толстого из Ясной Поляны и смертью его; письмо это не было закончено и не было отправлено адресату.
В 1919 году М. Горький объединил первые тридцать шесть заметок о Л. Толстом с письмом к В.Г. Короленко в одной книжке, озаглавив её «Воспоминания о Льве Николаевиче Толстом» и снабдив предисловием (издание 3.И. Гржебина, Петроград, 1919). Два года спустя книжка со вставками в «Заметках» III, VI, XXI и XXXI была переиздана издательством И.П. Ладыжникова, Берлин, 1921. В 1923 году в журнале «Беседа» (номер 1, май-июнь) М. Горький опубликовал ещё восемь (XXXVII-ХLIV) новых отрывков под названием «Заметки. О Льве Толстом».
По свидетельству автора, воспоминания о Толстом были прочитаны В.И.Лениным по выходе первого отдельного их издания. М. Горький вспоминал об этом в очерке «В.И.Ленин». «Как-то пришёл к нему и вижу: на столе лежит том «Войны и мира».
– Да, Толстой! Захотелось прочитать сцену охоты, да вот вспомнил, что надо написать товарищу. А читать – совершенно нет времени. Только сегодня ночью прочитал вашу книжку о Толстом.
Улыбаясь, прижмурив глаза, он с наслаждением вытянулся в кресле и, понизив голос, быстро продолжал:
– Какая глыба, а? Какой матёрый человечище! Вот это, батенька, художник… И, – знаете, что ещё изумительно? До этого графа подлинного мужика в литературе не было.
Потом, глядя на меня прищуренными глазками, спросил:
– Кого в Европе можно поставить рядом с ним?
Сам себе ответил:
– Некого.
И, потирая руки, засмеялся, довольный» (см. том 17 настоящего издания). Под заглавием «Лев Толстой» воспоминания, начиная с 1923 года, включались во все собрания сочинений.
Печатаются по тексту пятнадцатого тома собрания сочинений М. Горького, Гиз, М.-Л., 1927, издание 2-е, исправленное автором.
