Текст книги "Диамат (Роман)"

Автор книги: Максим Дуленцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

– Киллерам платят гораздо меньше, – мрачно усмехнулся банкир, – не надо никого убивать. Завтра еще в Ленинске?

– Да.

– Приходи на рынок, у входа встретимся, поедем к людям, они все объяснят. Придешь?

Витя пожал плечами: если уж он уехал на Байконур отрабатывать долг в сто тысяч, то почему бы не встретиться с людьми, которые за ерунду, как утверждал банкир, предлагают миллион?

– Приду.

Наутро, когда Леха еще метался в алкогольном бреду после вчерашнего, Витя стоял у входа на рынок. Сбоку прогудела машина, Витя обернулся. Банкир вышел из видавшего виды «Москвича» и пригласил в машину.

– Я не смогу с тобой, вот Серек тебя довезет, потом обратно, поговоришь. Тебя ждут.

Витя уселся на переднее сиденье, водитель, казах по имени Серек, дал газу, и машина, чудом не растеряв основные части, трясясь и поддувая холодным ветром в щели, помчалась вон из города, прямо в степь. Серек был молчалив, удерживал машину, которая все время норовила соскочить в кювет на пустынной дороге, отвлекаясь лишь на какие-то безлюдные городки, которые они проезжали, небольшие, одиноко стоящие в степи поодаль от трассы. Когда проезжали их, Серек склонял голову к рулю, переставая обращать внимание на дорогу, шептал что-то, потом поднимал глаза вверх, отпускал руль и вытирал лицо руками. В этот момент Витя в испуге пытался ухватить руль сам, потому что машина виляла и норовила вылететь с трассы. В конце концов он спросил, что тот делает и что это за поселения. Серек ответил:

– Это кладбища. Я, как правоверный, должен прочитать суру Аль-Фатиха и сделать Амен. Разве вы не почитаете своих умерших и не молитесь за них?

Витька был далек от религии и промолчал.

Приехали они через пару часов в поселение под названием Джусалы, где стояли глинобитные одноэтажные дома; возле каждого были сложены дрова из веток саксаула. Дым, несмотря на хороший морозец, шел не из всех труб. Серек остановил «Москвич» у одного из домов, пригласил Витю войти. В темной прихожей без света Витя наткнулся на женщину, молча стоящую с кувшином. Серек подставил руки, женщина полила немного воды на них. То же самое она сделала и для Вити. Он оглянулся в поиске мыла, но такого не было, да и воды было полито скупо, на пару пальцев не хватило. Серек подтолкнул Витю к двери, из-под которой пробивался свет.

Они вошли в комнату, посредине которой были рассыпаны какие-то желтые комочки – как понял Витька, жареное во фритюре тесто. Вокруг этого импровизированного стола-ковра сидели восточные люди. Вите указали место между бородатым человеком в камуфляже с пистолетом на ремне и баем в каракулевой шапке. У противоположной стены сидел явный маргинал в мутоновой, видавшей виды ушанке и грязном спортивном костюме «адидас». Когда все расселись, маргинал начал качаться, как обкуренный, и завывать, закрыв глаза. После каждого завывания люди, сидевшие вокруг, делали то же самое, что и водитель Серек, проезжая мимо кладбища, – жест Амен. Продолжалось это довольно долго. Витя не знал, что ему делать, да и сидеть было неудобно: по-турецки он сидеть не умел, а поджав под себя ноги долго не высидишь, начало колоть в ступнях, ныла поясница. Наконец маргинал закончил, человек в камуфляжной форме с пистолетом, наклонившись к Витьке, шепнул:

– Мулла. Молитву читал. Сейчас кушать будем.

Как будто услышав его слова, женщина внесла в комнату огромное блюдо с рисом и огромными кусками мяса сверху. Бай в папахе начал руками раздирать мясо и раздавать всем. Витя бросил взгляд на не очень чистые его руки и решил, что есть не будет. Но когда попробовал отказаться от протянутого ему куска, человек с пистолетом покачал головой, весомо сказав:

– Ешь. Обидишь!

Перед ним единственным положили столовую ложку. Когда все поели, с рычанием отрывая крепкими зубами куски мяса от костей, зачерпывая рис с общего блюда пальцами, Витя – ложкой, человек в камуфляже вытер рот и бороду о черную волосню, густо покрывавшую его руки, и обратился к присутствующим с речью на языке, которого Витя не понимал, то есть точно не на русском, а потом сказал по-русски с сильным акцентом:

– Я представил им тебя как умного человека, который умеет ценить достойные предложения и готов помочь нам. Ты, уважаемый, как мне сказали, в городе Пермь живешь?

Витя кивнул.

– Ты нас не бойся. Мы добрые мусульмане. Ты нам достанешь одну вещь в своем городе. А мы тебе денег дадим. Много денег. Сто тысяч дадим.

Витя кашлянул.

– А мне сказали, что миллион. Сто тысяч мало, – с дрожью в голосе, понимая, что просто так ему отсюда не выбраться, но желая идти до конца, произнес он.

– Ай, какой жадный! Зачем тебе миллион?

– Пригодится.

– Ладно, умный ты. Давай потом о деньгах, давай сначала скажи: сможешь ли ты добраться на север?

– Смотря на какой.

– Там у вас на севере есть зоны. Я знаю, я там был давно. Последняя зона в Ныробе. Дальше никого нет. Туда сможешь добраться?

– До Ныроба смогу, автобус ходит.

– А еще дальше?

– Смотря куда.

Человек в камуфляже нетерпеливо заерзал, нервно проговорив что-то на своем языке, бай в папахе плавным жестом остановил его, продолжив сам. Витя его плохо понимал, акцент был ужасный и словарный запас небольшой.

– Ты на север, Ныроб дальше, можешь?

– Могу, наверно.

– Ты правду говорить!

– Я правду говорю.

Черный бородач в камуфляже подхватил:

– Ну вот туда надо. Там есть одна штука, в земле, ее надо выкопать. Выкопаешь, привезешь нам, как металлолом привезешь, сюда, мы тебе денег дадим.

– Миллион?

– Сто тысяч дадим. Не надо много просить, ты нас обидишь, мы тебя обидим. Расходы мы оплатим, вот тебе сразу десять тысяч, – человек протянул ему пачку долларов.

– Нет, я за сто тысяч не буду ничего делать, – удивляясь своей смелости, настаивал Витя. Бородач засунул в его карман пачку денег, похлопал по плечу.

– Иди. Подумай еще. Мы тоже подумаем.

Сказав несколько слов на своем наречии, он махнул рукой. Серек поднялся, взял Витю за руку и вывел на улицу. Было за полночь. Звезды сияли на небосклоне, указывая мохнатой спиной Большой Медведицы путь на север, туда, где в двух с половиной тысячах километров отсюда находилось то, что жаждали получить эти неизвестные восточные люди.

* * *

Геннадий Николаевич, директор крупного холдинга «Красный металл», сидел в своем уютном офисе на Десятой линии Васильевского острова, с входом, скрытым во дворе и охраняемым десятком сотрудников ЧОПа, и с наслаждением потягивал коньяк, запивая вкусным кофе. Рабочий день начинался с хороших новостей: пареньки из Перми отправили за неделю четыре вагона с нержавейкой из Казахстана по смешной цене. Геннадий Николаевич был доволен. Цена на лом на бирже росла, а кризис подкосил рубль так, что покупать тут и продавать там стало невероятно выгодно. Деньги текли рекой как никогда, бизнес процветал.

В дверь кабинета постучали, заглянула секретарша Ниночка, красивая молодая, фигуристая. Геннадий Николаевич вздохнул: эх, молодые бы годы вернуть, он бы эту Ниночку… Но молодые годы утекали, дети уже закончили институт, и страсти улеглись в душе и физиологии Геннадия Николаевича, коего в прошлые времена знали как первого на Петроградской бабника и весельчака по прозвищу Генри.

– Ну заходи, красавица, – подмигнул Геннадий Николаевич Ниночке, подманивая жестом. Ниночка, игриво улыбаясь, подошла поближе, Геннадий Николаевич ущипнул ее за упругую попку. Забытые чувства стали наполнять его от близости молодой плоти.

– Нинка… Вечером зайди ко мне после работы. Выпьем кофе, может поужинаем, – Геннадий Николаевич, конечно, ужинать с Ниночкой не собирался, все по-быстрому, в кабинете, максимум чай и конфеты после соития, но по старинке заигрывал с жертвой любовного приключения.

– Хорошо, Геннадий Николаевич, зайду, – быстро согласилась Ниночка. – К вам Алексей Васильевич пришел.

– Так что же ты сразу не сказала, зови!

Алексей Васильевич был одним из акционером «Красного металла», который «крышевал» холдинг как авторитетный человек в криминальных кругах. Он просто так сам никогда не приходил, даже за деньгами у него приезжали быки-бригадиры. Геннадий Николаевич встал, встречая важного гостя. Алексей Васильевич был не один, вместе с ним в кабинет вошел неизвестный человек восточного вида, с аккуратной седой бородкой. Гости расположились в креслах, Геннадий Николаевич весь превратился в слух:

– Доброе утро, господа, внимательно вас слушаю, сделаю для вас все, что в моих силах.

– Здравствуй, Геннадий. Как отец? – Алексей Васильевич хорошо знал его отца, но где они познакомились, ни тот, ни другой Геннадию Николаевичу не сообщали.

– Болеет, но держится. Думаю, поправится. Знаете, старость не прибавляет здоровья.

Алексей Васильевич кивнул.

– Вот, Геннадий, хочу познакомить тебя с человеком. Уважаемый человек, мы с ним еще в восьмидесятых вместе зону топтали. У него к тебе дело есть, прошу, не отказывай в просьбе.

– Конечно, все чем могу…

Человек с бородкой достал из кармана четки и, перебирая каменные шарики, с акцентом произнес:

– У вас есть два парня из Перми, работают в Казахстане. Сколько они вам должны?

Геннадий Николаевич замешкался. О ком речь, он понял, но долг те давно закрыли, просто Геннадий Николаевич уменьшал сумму покрытия, чтобы ребята работали еще.

– Я точно не помню, возможно… – Геннадий Николаевич задумался.

– Я хочу купить их долг. Сто тысяч устроит?

– Думаю, что мало, они задолжали пятьсот, – по старой привычке соврал Геннадий Николаевич.

– Куплю за триста, – ответил человек с бородкой.

– А зачем они вам?

– Там, в Перми, где-то на севере, есть одна штука. В семидесятых взрывали промышленные ядерные устройства и, по моим сведениям, одно устройство оставили в земле. Я посылал туда своих людей, но они не вернулись. Ни один. Там лес, звери. Нужны местные. Вот и хотел твоих должников попросить.

Геннадий Николаевич сглотнул, залпом выпил коньяк. Прокашлявшись, спросил:

– А откуда вы знаете про это устройство?

Восточный человек хмыкнул, пригубил чай:

– Тут моим попался один бомж, на рынке ходил в Новосибирске, воровал овощи. Мои его поучить хотели, а он рассказал вот про это. Работал там, что ли, или служил, Иван его звали, Денисов. Рассказал, что одну шахту не засыпали, провода не проверили, не взорвалась она. Об этом только один человек знал, да ему никто не поверил. А этот Иван поверил, потому что сам шахту вместо цемента бревнами засыпал. Умер он.

Человек потряс четками, улыбаясь и глядя в глаза Геннадию Николаевичу.

– Ну как, продадите долг? Пусть мальчики поработают на меня.

Алексей Васильевич кивнул головой: мол, надо соглашаться. Геннадий Николаевич, желая быстрее избавиться от воспоминаний и этого человека, протянул ладонь:

– По рукам!

Восточный гость пожал руку, что-то сказал по-своему в приоткрытую дверь кабинета. Из приемной в кабинет вошел черный абрек с чемоданом, из которого на стол выложили аккуратные пачки зеленых бумажек. Сделка была завершена. Гости покинули кабинет, а Геннадий Николаевич, сложив деньги в сейф, остался мечтать о вечере и Ниночке, распростертой на столе в истоме страсти.

* * *

Второй раз Серек повез Витю в Джусалы уже в марте, хотя наступление весны в степи не чувствовалось, морозы давили похуже, чем на родине, под минус тридцать. Леха, услышав от Вити необычную историю про деньги и просьбу неизвестных, отрицательно покачал головой, сказав, что все это попахивает криминалом, что надо отказаться и отдать деньги, которые сунули Вите. Но банкир был настойчив, Серек молчалив, и Вите пришлось снова поехать на встречу. На сей раз встреча происходила в заброшенном ангаре военной части. Того бая, что рвал и делил мясо, не было, были только несколько человек в черных кожаных куртках и бородач в камуфляже. Он и вел беседу, от которой у Вити побежали по коже мурашки.

– Ну что, дорогой, подумал? Очень долго думал. Надо было тебе раньше думать. А сейчас уже поздно. Ты сколько должен был Геннадию Николаевичу?

Витя удивился – откуда они знают о долге, – но пробурчал:

– Десять тысяч.

– Ай, обманываешь, дорогой. Ты много был должен. Сейчас еще больше должен. Вот, смотри, видишь, написано: триста тысяч должен. Как отдавать будешь?

Бородач сунул под нос Вите бумажку, где было отпечатано, что он должен какому-то Гасану триста тысяч долларов.

– Это же подделка! Тут даже подписи моей нет! – возмущенно воскликнул Витя, но получил удар в живот.

– Я маму твою зарежу, папу зарежу, всех зарежу, а потом тебе голову отрежу и бумажку эту в рот запихаю, понял, гяур? Ты бабки должен, понял? Надо долг платить! Ты раньше бы думал, когда я тебя просил, а сейчас поздно. Ты поедешь к себе и выкопаешь нам ту штуку, положишь в вагон и привезешь сюда, тогда мы тебе долг спишем, понял? Другу своему скажи, что он тоже должен. А теперь сядь и слушай.

Витю насильно усадили на пол, дыхание после удара восстановилось, но говорить с бородатым желание пропало.

– Вот, смотри, карта. Умеешь карту смотреть?

Витя кивнул. Бородач развернул знакомую карту Пермской области, ткнул пальцем в кружок, нарисованный ручкой на самом краю, на севере.

– Видишь, тут нарисовано? Поедете туда, деньги у вас есть, я дал тогда, хватит вам. Там, около вот этого озера, – бородач указал на длинное голубое пятнышко, – есть котлован. Где-то у котлована, на севере, есть старая скважина. Скважина большая, больше полуметра в диаметре, сверху залита бетоном. Бетон надо вскрыть, его немного, метр-два, потом будут бревна. Бревна достанешь, там кабель, трос. За трос потянешь – достанешь то, что нам нужно, штука тяжелая, лебедку возьмешь, друга возьмешь. Эту штуку доставишь в город, в Соликамск, на станцию. Там наш человек погрузит ее, я тебе дам потом его контакты. Как доставить, сам думай, ты умный, я знаю. Погрузишь в вагон – все, долга нет у вас, понял?

– А что это за штука?

– А много будешь знать – скоро умрешь, дорогой. Все запомнил?

Витя кивнул, хотя не понимал, зачем все это надо.

Бородач указал на выход из ангара. По дороге обратно Витя спросил молчаливого Серека:

– А почему мы? Если ваш начальник все знает, почему сам не пойдет и не достанет?

– Если он пойдет, будет плохо. Он нерусский, сейчас война на Кавказе, его остановят. А вас не остановят. Вы там свои, все знаете.

– Так мы там ни разу не были, а он рассказывает, как будто был.

– Не, он тоже не был. Он одного бомжа нашел, тот служил давно в этом месте, за бутылку тот бомж рассказал, что плохо заделал одну скважину, что можно достать оттуда штуку А другой, тоже работал там, сказал, что штука не взорвалась, осталась в скважине.

– Так что это, Серек? Что мы вам достать должны?

– А ты не знаешь? Там у вас бомбу атомную взрывали тридцать лет назад, но не до конца взорвали, так говорят, – на удивление, Серек выказал эмоции, слабо усмехнувшись. – Только ты в ментовку не ходи. Пойдешь – Гасан зарежет, у него везде люди свои, ты должен понимать. Вот тебе мой телефон, как все сделаешь – позвони, я тебе дам человека в Соликамске на станции, ему все передашь. И не тяните, Гасан ждать не любит.

Услышав про такой поворот событий, Леха запил, а как протрезвел, кинулся в аэропорт, лететь в Питер к самому Геннадию Николаевичу. Витя же за отсутствием финансирования со стороны «Красного металла» подождал еще немного в Ленинске. Но тут полковник Жолмуханов обеспокоенно спросил, когда уважаемые оплатят вторую половину денег за поставленный металл, ту, что пойдет не на повышение благосостояния бедных руководителей аэрокосмического агентства, а в казну, задолженность по которой накопилась уже в размере миллиона долларов, и Витя решил, что пора смазывать пятки. Тем более что и Леха потерялся и не отвечал на телефонные звонки, и Геннадий Николаевич, и хороший человек Миша перестал почему-то отзываться и даже денег, ему полагающихся, не просил. Мишу Витя не нашел и в Перми. В его офисе на бывшей обувной фабрике сказали, что Мишу убили. Витя-то надеялся, что Миша поможет. Но мертвый Миша помочь уже ничем не мог. Апеллировать по линии криминала было больше не к кому.

Леху Витя обнаружил дома в полубессознательном состоянии, заблевавшим весь пол и покинутым девушкой Дашей, которая хлопнула дверью со словами: «Я с нищим алкоголиком жить не буду». Витя кое-как отпоил Леху пивом, и к концу недели, когда тот начал соображать, они обдумали ситуацию. Ситуация была хреновой. Задача имела два решения – либо голова в кустах, либо ехать на север. Решение пришло быстро. Витя развернул подробную карту, стащенную его знакомым географом с кафедры университета, провел рукой по дороге, ведущей от Перми к искомой точке на дикой границе области. Дорога, судя по карте, заканчивалась километрах в ста от объекта. Знакомый географ, призванный подтвердить показания его уворованной карты, икнув после выпитого с Лехой очередного стакана «для конструктива», подтвердил:

– Да жопа там! Нету там дорог. Мы туда после универа на практику ездили в геологоразведку. Только на гусянке. Или зимой на лыжах. Или по реке. Но как по реке, я не знаю, я воды боюсь – плавать не умею.

Географ выпил еще и упал на карту, прикрыв собой аграрно-нефтеносный юг области. Витя его не трогал, его интересовал север. Дорога кончалась в Ныробе, дальше было направление. Внимательно промерив линейкой дорогу, он выяснил, что от Ныроба десяток километров до реки Колвы, а по ней можно проплыть еще двадцать до устья реки Вишерки, по которой почти через сто километров можно заплыть в озеро. Но это было лишь предположение, а как все будет в реальности, Витя не знал. Решили следующее: сначала пойти налегке, разведать, найти скважину, а уж потом снова с техникой прийти – лебедка, инструмент, все, что понадобится.

По знакомым туристам собрали палатку, спальники, надувную лодку. Леха взял отцовский дробовик, чтобы отбиваться от медведей, которые, по словам того же географа, кишели в тех местах и мечтали полакомиться человечиной. Закупили провиант в виде тушенки и макарон с гречкой. И ранним летним утром вдвоем, провожаемые лишь шатающимся географом, который указывал им дрожащей рукой путь в сторону севера и ронял слезы жалости к себе: из-за работы он не может поехать с ними в увлекательный поход, а водки за всю неоценимую помощь в его подготовке они ему не оставили, – Леха и Витя выдвинулись в сторону прославленных пермских мест лишения свободы.

Леха и Витя выдвинулись в сторону прославленных пермских северных мест лишения свободы. Средством передвижения выбрали «сапог», в огромное «голенище» которого вошли все вещи. До Ныроба доехали без приключений, дорога была кочковатая, асфальт то и дело пропадал, поэтому Витя не гнал, ловя рулем ровную поверхность. За стеклами бежали поля, покрытые свежей зеленью, сколки берез, осин и елей, позже – сосновые молодые леса, высаженные то ли трудолюбивым советским народом, то ли пленными немцами. По мере приближения к Уральскому хребту дорога становилась холмистее, впереди проглядывали скромные вершины гор.

Проехали встречающий гостей Соликамска огромный террикон калийного рудника, торговую площадь с Троицким собором, Воскресенской церковью и – в низине у речки Усолки – Крестовоздвиженской, которую без купола почти не видно было.

Далее была Чердынь, старинный город, без видимых изменений, как законсервированный, переживший столетия – с множеством церквей, смотрящихся в быструю Колву и стесняющихся своей бескрестовой наготы перед великаном Полюдом, издали посверкивающим лысыми камнями вершины, с тюремной больницей, из чьего окна прыгал поэт, которым гордится страна, его сгубившая, а читала только малая часть ее населения. А вот и Ныроб, стыдливо прикрывший колючку и вышки зоны чудом сохранившимся забором давно снесенной часовни над ямой боярина Романова, как и многие, принявшего здесь смерть в неволе. Но ничего этого Витя и Леха не знали. Леха спал, а Витя вообще головой не крутил, шея затекла от долгого сидения за рулем, глаза устали: как-никак пятьсот километров вел машину один.

В Ныробе растолкал Леху, они подивились на ограду колонии, поплевали через левое плечо по старинной русской традиции, спросили дорогу. Кое-как, плутая по лесным грунтовкам, выехали к крутому берегу реки.

– Колва. Вон там, на другом берегу, деревня, так нам туда, – указал Витя. Но моста через реку не было. Освежив в памяти карту, он предложил надуть лодку и на веслах проплыть вверх, а там потихоньку, зайдя в устье Вишерки, и до озера дочапать, но Леха покачал головой:

– Зря мы лодку взяли. Против такого течения нам не выгрести. – Леха бросил в воду щепку, та, подхваченная потоком, быстро понеслась вниз. – У тебя план «Б» есть?

Плана «Б» у Вити не было. Если только переплыть реку и пешком по берегу. Наступила минута уныния, которая грозила перейти в пьянку, потому что Леха уже откупорил бутылку водки и хлебнул, закусив сосиской. Отвлек их от этого местный житель, уверенно пересекающий реку на лодке странной конструкции, длинной и узкой, умело орудуя шестом. Подъехав к берегу, он сплюнул и спросил:

– Куревом не богаты?

Леха протянул сигареты. Абориген степенно выкурил одну, вторую засунул за ухо. Указал на початую бутылку водки:

– Чо это, есть еще?

Витя пожал плечами, не понимая темы и ожидая агрессии со стороны незнакомца, но Леха молча протянул тому бутылку. Небритый кадык аборигена заходил вверх-вниз, жидкости в бутылке поубавилось.

– Так чо, это, вы чо тут? – задал мужик еще один непонятный вопрос, с сожалением возвращая водку Лехе.

– Нам на озеро надо, – задумчиво произнес Леха без надежды на понимание, просто так, риторически.

– Так чо, это, давай подвезу. Чо, на рыбалку? Короче, три бутылки и бензин, так чо, поехали?

Абориген произнес свою тираду так быстро, что Витя сначала не понял смысла и только через какое-то время осознал, как им повезло. Леха достал три бутылки водки, которые перекочевали в бездонные карманы аборигена, тот прыгнул в лодку, оттолкнувшись от берега.

– Щас, мотор прицеплю, канистры привезу. Чо, с «сапога» бензин сольем, нет? Шлангу тож привезу, щас, мужики, я мигом.

Лодка быстро удалялась от берега.

– Водку, гад, взял, не приедет, обманет, – простонал Витя, но Леха, закурив, отрицательно помотал головой:

– Приедет, не дрейфь.

И он не ошибся. Абориген не только вернулся с установленным на высоком транце древним мотором, но и сам слил с «сапога» бензин, причмокивая губами, когда засасывал его в грязный шланг, помог перетащить вещи и даже погрузил бесполезную резиновую лодку, сказав, что на озере пригодится. Удивленно спросил, где же рыбацкие снасти, но тут же, увидев чехол дробовика, понятливо кивнул: мол, сам ружьишком балуюсь, браконьерю. Назвался он челдоном Валерой: челдон – это, по его словам, «человек с Дона», а он, мол, потомок лихих казаков Ермака.

К вечеру, с трудом преодолевая мощное течение Колвы, лодчонка, тарахтя мотором и огибая красивые скалы, которые челдон Валера называл камнями, зашла в устье Вишерки. Мотор сломался через полчаса. Валера матюгнулся, пару раз попробовал завести, но быстро темнело, и он, взяв топор, ушел в лес за дровами. Леха уже был пьян, а Витя сидел в темноте, вздрагивая от каждого шороха. Казалось, из подступившего близко к воде страшного черного леса вот-вот выйдет медведь и задерет, а из воды выползут якобы несуществующие, но такие сейчас реальные кикиморы, уволокут в холодные струи и защекочут там до смерти. Но вместо медведя притащился Валера с бревном на плече, сказав:

– Ты, ептыть, иди туда, там я сушину завалил, притащи ее.

Витя осторожно пошагал в указанном направлении. Медведи окружали его, стараясь зайти сзади, он чувствовал их затылком. Кое-как найдя сушину, подхватил ее под мышку и потащил, сучья щелкали ломаясь, медведи, вроде, разбежались от шума. Челдон уже развел огонь, который весело перебегал с сука на сук, подлизывая толстые чурбаки, грея безмятежно спящего Леху и разгоняя образы страшных медведей за спиной.

– Ага, бросай тут, ночи в июне холодные нонеча, все сгорит. Ептыть, ты чай бушь или чо, водку? Так лучше всего водка с чаем. Давай-ка черпни воды в котелок, – Валера передал Вите закопченную посудину.

Витя зашел в темную воду, черпнул, принес. Вскоре вода зашипела на стенках котелка, потом зашумела и наконец, забурлила.

– Ну вот, давай, будем, – Валера заглотнул из горла водки и с удовольствием потянул горячущий настой трав. Витя сделал то же самое. Водка обожгла горло, чай обжег язык, но все это разлилось благостью внутри, стало спокойно и радостно. Он откинулся на спину, открыл глаза, и в расширенные зрачки волной вкатилось северное небо, усыпанное звездами, без Млечного пути, который в этих широтах, да еще в июне, редко увидишь.

Наутро, проснувшись и удивившись, что так и отрубились без палатки и спальников прямо у костра, попили чай, согретый челдоном, который уже копался в моторе.

– Ох, ешкин кот, свеча посыпалась. Ну, ничо, щас мы ее, – бормотал Валера, что-то закручивая и откручивая. Потом обмотал веревкой маховик, дернул, мотор чихнул и застрекотал – сначала одиночным кашлем, потом все быстрее и быстрее. – Ну вот, ептыть, а вы сдрейфили. Сидай, поскакали!

Вишерка петляла, как пьяный заяц. Повороты следовали один за другим – казалось, им нет конца. Где-то через несколько часов такой езды неожиданно впереди из-за крутого берега показались следы человеческого бытия: ржавый трактор, остов баржи, торчащий посреди реки, который Валера с лихостью обогнул, серые полуразрушенные домики, лодки у берега.

– Чусовской, – пояснил Валера. – Оттуда уж почти все уехали, немного осталось. Кто браконьерит, кто рыбу сеткой берет, тем и живут. Человек пять точно осталось. Раньше-то тут огромный поселок был. Я по малолетству с батей сюда за продуктами ездил летом. Тут продукты были баские, не то что у нас в Вижаихе. Тогда военные еще стояли, бомбу каку-то взрывали. Но давно, я еще угланом был, батя рассказывал. Потом зона была, лес валили, а щас все сдохло.

«Бомба, – подумал Витя, вспомнив человека из Джусалы. – Зачем им бомба? Какая там бомба, как мы ее достанем? А если она рванет по дороге?»

Ответов не было, челдон Валера мало что знал об этих вещах. Он весело курил за румпелем стрекочущего мотора, иногда подпинывая бак с топливом. Вторую канистру давно туда вылили.

Леха тоже увидел это и спросил:

– А обратно ты как? Бензин кончается.

– Да как всегда, ептыть, по течению, на шесте. Течение-то вниз! – насмешливо сказал Валера, удивляясь непониманию городских. – Вона, глядите! – он указал пальцем на левый берег, там виднелись совсем разрушенные редкие дома. – Это деревня была, Семисосны. Там щас эти поселились, как их, ептыть, отшельники, что ли, короче, монахи каки-то. Крест поставили, молятся то ли Иисусу, то ли голове сушеной, у них даже баба есть, тоже монахиня, наши бабки в деревне всяки страхи про них рассказывают.

Река начала петлять еще бойчее, по бокам появились заросшие осокой разливы. Справа возникла серебристая лента рукава. Челдон направил лодку туда. Пройдя по рукаву немного, ткнулся в берег, заглушил мотор. Витя и Леха удивленно посмотрели на него.

– Все, паря, приехали, ептыть. Там дальше, в километре, озеро, а я на Ларевку завернул. Тут до Васюков идти километров двадцать с гаком, а по другому берегу не дойти – болота, ептыть, да и Артамон там, на Банях, появляется. Я с Артамоном не дружу.

– Что за Артамон?

– Да я сам толком не знаю, ептыть. Появился тут, бабки грят, леший. Жил тут один леший, Васька, типа Екатерины царицы сын – дак, мол, это евойный сын. Мужиков запутывает, охотиться не дает, сети рвет. Я его не видел сам, но батя говорил: не связывайся. Ну вот, ептыть, туда пойдете – и до Васюков дойдете. Там и рыбалка знатная, и косачи сидят в достатке. А я домой.

– А бомбу где рванули? – осторожно спросил Витя, от растерянности из-за потери проводника чуть не забыв самое главное, зачем они сюда ехали.

– Так там, у Васюков, и рванули. Там малое озеро, вода чистая, как слеза, батя был, рассказывал. Рядом где-то, я-то не был, но найдете, от Васюков километра три, ептыть. Но я бы не ходил туда, там Артамон все время и появляется, страшный, как черт. Порыбальте в Васюках, там избушка осталась, перекантуетесь. А то сгинете вы на взрыве у Артамона на мушке. Тута власти нет – тайга, ептыть.

С этими словами челдон Валера оттолкнулся от берега шестом, помахал рукой и, не заводя мотора, поплыл вниз по чистой и быстрой Ларевке, по пути распутывая удочку – видимо, в надежде порыбачить. Друзья остались на диком берегу, имея в наличии дробовик, восемь банок тушенки, пару пачек макарон с гречкой и складной нож.

– Ну, что делать будем? – обреченно спросил Леха окружающую природу. Из всего многообразия растений, насекомых и невидимых млекопитающих ответить ему мог только Витя, который изучал карту, положив рядом компас.

– Видимо, мы здесь, – ткнул он нерешительно пальцем в обширный зеленый цвет на карте, – значит, нам надо идти на север.

И они пошли. Лодку бросили примерно через два километра, тащить ее было очень тяжело. К вечеру, еле волоча ноги, вышли к огромному водному пространству, противоположный берег был виден, но на север воде не было конца и края.

– Озеро, – переводя дух, предположил Витя. Леха упал на траву навзничь, не снимая рюкзака.

– Озеро не озеро, жрать охота и полежать. А если лежать, то нечего будет жрать. Дилемма, однако! Давай: кто готовит, а кто за дровами?

Бросили монетку. Вите выпало идти за дровами, Леха с удовольствием разлегся на траве. Топор был только маленький, но Витя сумел нарубить сучьев и приволок сушинку. С грехом пополам развели костер, изведя на это зажигалку и полкоробка спичек. Но огонь потихоньку отозвался на изможденное дыхание походников и весело затрещал сосновыми сучками. Леха уже принял водки, был бодр и весел, шутил невпопад, отвлекая Витю от мыслей о ночлеге. Палатку никто из них ставить не умел. Вскоре макароны с тушенкой были готовы, парни взялись за ложки, уплетая то, что в городе никогда бы даже не понюхали.

Неожиданно в ивняке что-то затрещало. Витя, перепугавшись, уронил ложку, Леха схватился за дробовик, от которого было мало толку, потому что он его не только не зарядил, но и из чехла не достал. Раздвигая ветки молодой ивы, к ним двигалось что-то черное, большое и страшное. Витя нащупал позади себя топорик, сжал рукоять так же крепко, как сжалось его яростно стучащее сердце. Из кустов вышел человек в черной хламиде в виде длинного платья, в черной шапке и с черной бороденкой, с большими черными глазами на осунувшемся лице. Глаза эти дико сверкали в языках костра, пальцы рук сжимались и разжимались. Человек был похож на жертву скуратовской опричнины времен Ивана Грозного, пока что не посаженную на кол. Он вышел к костру, упал на колени, отбил поклон выставившему перед собой топорик Вите и молвил: