Текст книги "Последний бой Василия Сталина"

Автор книги: Максим Алексашин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 33 страниц)

Писал он и Михаилу Степаняну – единственному адъютанту, не сдавшему его на следствии: «Привет, Миша!.. К тебе просьба: сходить к Екатерине и помочь ей наладить телевизор. Жалуется, что плохо работает, а сейчас детские передачи и надо бы его подправить…».

Пишет он и бывшим соратникам отца. Узнав об опале Маленкова, пытается отделить его от Хрущева, обвиняя вместе с Берия во всех своих бедах. Он понимает, что решение об освобождении может принять лишь один человек – Никита Сергеевич Хрущев. Из письма Василия Сталина Никите Хрущеву, 10 апреля 1958 года: «Никита Сергеевич! Знаю, что надоел, но что же мне делать, но что же мне делать, Никита Сергеевич?! Хочется быть с Вами, помогать Вам! Хочется, чтобы Вы испытали меня в деле и поверили мне…. Но оглянешься… опять 4 стены, глазок и так далее. Берет злость, дикая злость…» (Программа «Кремль, 9», Василий Сталин. Падение, эфир 27.08.2003).

18 апреля 1958 года Василий Сталин, находясь под впечатлением речи Хрущева, переданной по радио, отправил ему из тюрьмы еще одно письмо, полное комплиментов, при этом он восхищался личной отвагой Никиты Сергеевича на фронте. Спустя год, обращаясь к тому же адресату, назвал членов так называемой антипартийной группы обманщиками, фарисеями, интриганами, карьеристами.

К 1958 году Василий Сталин превращается почти в инвалида. Здоровье его резко ухудшается, о чем Шелепин, шеф КГБ, докладывает Хрущеву. И тот, похоже, испугался. Смерть сына Сталина в тюрьме – это скандал. В результате Комитет госбезопасности получает команду готовить Василия к освобождению, впрочем, тянут до последнего. В 58–м Василия переводят в Москву, вновь в Лефортовский изолятор, а затем везут к Хрущеву. Забирал Василия из Лефортова начальник следственного отдела КГБ генерал—лейтенант Николай Чистяков, которого поразил внешний вид 40–летнего генерала. Василий был в ужасном состоянии. Реденькие рыжие волосы на голове, изможденное, больное лицо. Уже по дороге в Кремль ему сказали, что везут к Хрущеву. Заключенный Сталин не верил своим ушам и глазам.

Потом Шелепин рассказывал, что Василий в кабинете упал на колени и стал умолять его освободить. Хрущев был очень растроган, называл «милым Васенькой», спрашивал, «что они с тобой сделали?» Прослезился, а затем… еще целый год продержал Василия в Лефортово. На свободу тот вышел лишь по частной амнистии 11 января 1960 года, на год раньше срока. Разобиженный и обозленный, прямо из Лефортово Василий едет к первой жене – Галине Бурдонской. С Капитолиной Васильевой они поссорились в последний период заключения…. Дома его ждут дети Надя и Саша. Удивительно, но он предлагал Галине Бурдонской вновь создать семью! А она не приняла его… У нее была уже своя жизнь. Она успела устроить свою судьбу, вышла замуж. Александр Бурдонский вспоминает: «Мама сказала нам с сестрой: лучше к тигру в клетку, чем хоть день, хоть час с вашим отцом. И это при всем том сочувствии, что она испытывала к нему. Мама больше не хотела снова оказаться в той жизни, из которой ей удалось вырваться…» (http://jzl2.narod.ru/Stalin.htm).

Но это ли стало причиной отказа Бурдонской? Как известно, Галина в свое время чуть ли не добровольно отказалась от детей. У Капитолины Васильевой с Василием своих детей не было. Но именно Капитолине и пришлось воспитывать детей Галины Бурдонской и Василия Сталина. На вопрос, почему Василий Сталин отстранил от воспитания Саши и Наденьки их мать Г. Бурдонскую, Капитолина Василева все откровенно рассказала: «Для меня до сих пор это загадка. Если верить ему, то Галина вела „богемную жизнь“, ей было не до детей. Впервые я увидела Галю на Лубянке, когда хлопотала о каких то документах для детей. Сказала ей по—бабьи прямо, что если бы у меня уводили родных детей, то я на голом брюхе ползла бы за ними, чтобы не отдать. Я могла помочь ей воссоединиться с ее детьми, стоило только с Василием поговорить. Но, похоже, Галя осталась равнодушной к моим словам. Но мать есть мать. Пришло время, и дети расстались со мной безболезненно…» (http://www.tam.ru/sezik/vasya.html).

Тем не менее, по тем или иным причинам все три жены его оставили, хотя, надо им отдать должное, отношения не прерывали, всячески поддерживая опального генерала и отца их детей.

По решению ЦК после освобождения Василию Сталину была предоставлена трехкомнатная квартира на Фрунзенской набережной в Москве, право на ношение генеральской формы, пенсия, 30 тысяч рублей единовременного пособия и бесплатная путевка в санаторий в Кисловодск на 3 месяца. Кто—то скажет, 30 тысяч рублей – это целое состояние (хлеб стоил от 1,6 до 2,2 рубля, мясо от 9 до 11 рублей, водка 22–28 рублей), но, во—первых, это пособие единовременное, а сама пенсия составляла 150 рублей, а во—вторых, это пособие – своеобразная плата за молчание, эдакие тридцать сребреников, которые Василий так и не получил, так как молчать не собирался. Извинений за содержание в тюрьме естественно, тоже не последовало…

«Когда он вышел из тюрьмы – поехал лечиться, – рассказывала Капитолина Васильева. – Я не могла поехать. Он взял Надю. Дочку свою. Надя провела некоторое время и уехала. Потому что там вокруг него, знаете… Какие—то люди окружали. Способствовали… Не отдыхал, а чер—те что… Короче говоря, он пил там». (Программа «Кремль, 9», Василий Сталин. Падение, эфир 27.08.2003).

Действительно ли пил на отдыхе получивший долгожданную свободу Василий, тяжело сказать. Капитолина Васильева описывает как раз тот период времени, когда их отношения с Василием разладились окончательно. Даже если он и пил, то что в этом такого страшного, после восьми—то лет без грамма алкоголя во рту? Ее «чер—те что вместо отдыха» тоже вполне объяснимо: на юге столько красавиц отдыхает, что даже самого заядлого семьянина после столь длительного воздержания не то что налево потянет, а куда подалее. Естественно, все это дошло и до Капитолины, и до органов. Странно только, что Надежда, дочка Василия, единственный человек, поехавший с ним в Кисловодск, ничего подобного припомнить не может: «Семь лет, пока отец был в тюрьме, дни тянулись очень медленно. Как—то я сидела вечером одна дома, когда раздался телефонный звонок. Я подняла трубку. Знакомый голос сказал: „Дочка, это я – твой папа, я звоню с вокзала. Скоро буду“. Я так растерялась, что спросила: „Какой папа?“ Его ответ я запомнила дословно: „У тебя что, их много? Отец бывает только один“.

Через полчаса он приехал. С белым узелком и тростью в руках. На другой день он пошел оформлять документы. При выписке паспорта ему предложили принять другую фамилию. Он отказался. После этого его вызвал Шелепин. Разговор был долгий. Вернувшись от него, отец сказал, что он лучше будет жить без паспорта, чем с другой фамилией. Его поселили в гостинице «Пекин», а через некоторое время – на Фрунзенской набережной. Тогда же его смотрел профессор А.Н. Бакулев. Его вывод был такой – сердце в порядке, печень здорова, единственное, что вызывает опасение, так это болезнь ноги от длительного курения.

На свободе он пробыл всего два с половиной месяца. За это время мы побывали с ним в санатории. Он загорел, чувствовал себя хорошо. Как—то ему передали вина, мы с ним его отдали сестре—хозяйке. После отдыха его тянуло к работе. Он говорил мне, что хотел бы работать директором бассейна. Такая у него была мечта. Вообще он был очень добродушным человеком. После перевода в Лефортово ограниченность в передвижении отрицательно сказалась на нем и во многом подточила его здоровье» (Колесник А. Хроника жизни семьи Сталина. – Харьков, СП «Интербук», 1990. – Стр. 71–72).

Итак, дочь Надежда, которая в отличие от Капитолины Васильевой находилась рядом с отцом в поездке неотлучно, вспоминает, что «как—то ему передали вина, мы с ним его отдали сестре—хозяйке». Эти слова свидетельствуют о двух вещах: во—первых, контакт с алкоголем если был, то скорее носил случайный характер, и ни о каких «попойках, которые он устраивал на отдыхе регулярно», говорить не приходится, и, во—вторых, хронические алкоголики вино сестре—хозяйке не отдают.

После возвращения Василия из Кисловодска 9 апреля 1960 года состоялся его разговор с Ворошиловым. И разговор, надо сказать, более чем любопытный, больше напоминающий общение глухого с немым. Василий в течение, в принципе, небольшого разговора восемь раз просил работу! А Ворошилов требовал от него «исправиться».

«Ворошилов: Ну, рассказывай, Василий, как дела, как ты живешь?

Сталин: Плохо, Климент Ефремович. Работать надо, прошу помочь, иначе без работы пропаду…

Ворошилов: Конечно, тебе дадут работу, однако, прежде всего ты должен стать другим человеком. Ты еще молодой, а вон, какая у тебя лысина… Сталин: Вы во всем правы. Полностью с Вами согласен, мне надо исправляться, но для этого надо работать….

Ворошилов: К тебе потянулась всякая дрянь. Ты мог бы занять себя чем—нибудь полезным, читал бы хоть книги, писал бы что—нибудь… Какую ты хочешь работу…

Сталин: Любую. Тяжело сидеть без дела. Выпрашивать неудобно, какую дадут…

Ворошилов: Еще раз говорю тебе – немедленно брось водку.

Сталин: Не такой уж я отпетый пьяница… Пойду работать, и все встанет на свое место, исправлюсь…

Ворошилов: И надо, у тебя есть сила воли, исправляйся. А из твоих слов выходит, пока не работаешь, можно выпивать. Возьми себя в руки.

Сталин: Будет сделано, Климент Ефремович… Полностью согласен с Вашими словами, Климент Ефремович. Я убежден, что Вы меня любите и желаете только добра…

Ворошилов: Ты вышел из тюрьмы. Теперь ты на свободе, тебе помогают найти свое место в нашем обществе. Ты должен оценить это по достоинству. Повторяю, ты необъективен к своим поступкам. Ты должен об этом хорошо подумать. Имей в виду, в компании с тобой могут быть и провокаторы, и люди, подосланные нашими врагами. Сестра твоя ведет себя правильно, хорошо, к ней никто не придерется. Она считает тебя неплохим человеком. Она прямо говорит – во всем виновата проклятая водка. Повторяю, ты неправильно себя ведешь, за тебя душа болит. Наберись сил и возьми себя в руки.

Сталин: Спасибо, Климент Ефремович.

Ворошилов: Ты должен твердо заверить, что больше такие безобразия не повторятся. Ты даешь мне слово?

Сталин: Что говорить. Надо делать. Я докажу делом.

Ворошилов: Работа будет в зависимости от того, как будешь себя вести дальше. Если по—прежнему, то это не может быть терпимым.

Сталин: Первое и главное – надо работать.

Ворошилов: Прежде чем начать работать, надо покончить со всем тем, что тебе мешает жить и работать. Если ты не заверишь нас, что будешь вести себя хорошо, то работы не дадим».

Когда Ворошилов поставил Василию в пример сестру в первый раз, Василий сдержался, но когда Ворошилов снова о ней начал разговор, то Василий сорвался: «Дочь, которая отказалась от отца, мне не сестра. Я никогда не отказывался и не откажусь от отца. Ничего общего у меня с ней не будет».

Многие скажут, что напрасно он так сказал хрущевцам, уже отказавшимся от Иосифа Виссарионовича Сталина, но если бы он это не сказал, то не был бы Василием Сталиным.

Справедливости ради надо заметить, что просьба Василия о работе не была такой простой, как кажется. Кем должен работать Василий Сталин? Служить он уже не мог, а ничего другого делать не умел. Не отправлять же его токарем на завод! Докладная от Ворошилова к Хрущеву по кремлевскому коридору шла 20 дней, и потерявший терпение Василий делает роковой для себя шаг: 15 апреля он идет в китайское посольство и просит помощи в переезде в Китай, трудоустройстве и лечении там. И это в период резкого обострения отношений Китая с Советским Союзом. «Оценил» поступок Василия Президиум Верховного Совета СССР мгновенно: уже 16 апреля прежнее постановление о досрочном освобождении немедленно отменили. Сына Сталина предписывалось взять под стражу и лишить всех званий и льгот… Василий же после разговора с Ворошиловым о работе в надежде, что его вернут в авиацию, начал интересоваться делами ВВС, звонить бывшим своим сослуживцам. Об одном из этих разговоров рассказал А.Е. Боровых, в годы войны командир полка в подчинении у Василия, а в тот период командующий армией истребительной авиации войск ПВО страны, дважды Герой Советского Союза: «Звонок Василия застал меня в кабинете. Он подробно расспросил о сегодняшнем дне авиации, о людях, о задачах, о тех проблемах, которые решаем сегодня. Мы договорились встретиться. Я выехал. Но встреча не состоялась. По дороге Василий попал в аварию с представителем иностранного посольства, с которым он вдобавок и поскандалил» (Колесник А. Хроника жизни семьи Сталина. – Харьков, СП «Интербук», 1990. – Стр. 70).

Как утверждает Серго Берия в своей книге, во второй раз Василия Сталина отправили в тюрьму после автомобильной аварии в пьяном виде. «Знали ведь, что ему пить нельзя, но напоили, посадили за руль», – утверждает автор, но эта очередная «пьяная выходка» Василия – ложь (Берия С.Л. Мой отец – Лаврентий Берия. – М.: Современник, 1994. – Стр. 67). Василий Сталин в тот день был трезв. Серго Берия не мог знать подробностей, так как не был очевидцем тех событий. Их знала только дочь Надежда, сидевшая в машине с Василием, ехавшим по служебным делам. «Что касается утверждения о его аварии и заключения его после этого в Лефортовскую тюрьму, то, на наш взгляд, она была устроена. Все это было на моих глазах, когда мы ехали с отцом» (Колесник А. Хроника жизни семьи Сталина. – Харьков, СП «Интербук», 1990. – Стр. 70–72).

В результате уже 16 апреля 1960 года без всякого судебного решения Василия снова арестовывают за… «продолжение антисоветской деятельности», и он досиживает в Лефортово свой 8–летний срок заключения. Как свидетельствуют документы, «В.И. Сталин сколотил вокруг себя группу националистически настроенных грузин» (за три—то месяца?), чтобы потом на родине отца занять пост какого—нибудь партийного секретаря в целях подготовки государственного переворота… Это сейчас понятно, что подобное обвинение – бред, но тогда в ЦК КПСС решили реагировать адекватно и немедленно… Но и по истечении срока отбытия тюремного заключения 28 апреля 1961 года полную свободу Василий Иосифович Сталин так и не получил.

14 октября 1988 года после встречи с Надеждой Васильевной Сталиной Дмитрий Волкогонов рассказывал: «Безусловно, Василий – жертва обстоятельств. А. Н. Шелепин, посетивший его в тюрьме после получения очередного письма, был потрясен его видом, состоянием. После его доклада Никита Сергеевич приказал доставить Василия к нему. Через несколько дней его освободили. Но вот после случая с аварией вновь встал вопрос – что делать? Ясно было, что в тюрьме он погибнет. Остановились на варианте высылки в Казань…» (Колесник А. Хроника жизни семьи Сталина. – Харьков, СП «Интербук», 1990. – Стр. 73).

Смерть Василия Сталина в тюрьме в планы новой кремлевской верхушки не входила. Но это совсем не означает, что в эти же планы не вписывалась смерть как таковая, по естественным причинам, например, в той же Казани…

Глава 7
Смерть

Так и буду сидеть я в тюрьме, и смотреть на луну.

Но не выть на луну, а смотреть на луну все без толку.

Словно волка меня загоняют в огне и в дыму,

Только волку тому самому впору зубы на полку.

Ну, а я убегу, не бывает набоб на бобах

И в далеких снегах отыщу по возможности суть и

Пусть меня стерегут, пусть осудят на страшных судах —

С Богом я не в ладах, а иные не праведны судьи…

Александр Градский

В Казани Василий Сталин появился 29 апреля 1961 года в сопровождении трех офицеров КГБ. В 11 часов утра его принял председатель КГБ Татарии В. Семичастный и сообщил об условиях содержания: однокомнатная квартира, пенсия в 150 рублей, запрет на выезд из города. В ссылке бывшему командующему военно—воздушными силами Московского военного округа надлежало отбыть долгих пять лет.

В первый же день один из жильцов дома по улице Гагарина – летчик—испытатель Каримов – узнал в соседе—новоселе Василия Сталина, под началом которого некогда служил. Слух о прибытии сына «кормчего нации» в Казань моментально разнесся по городу.

Этому в каком—то роде способствовало и то, что дом на Гагарина, 105 был заселен работниками казанского авиазавода, многие из которых, как, например, Анатолий Михайлович Исаев, были оповещены руководством завода о прибытии сына самого Сталина.

Анатолий Исаев – коренной москвич, родился на Больших Грузинах. Отец его работал на заводе Хруничева (бывшем «Юнкерсе»), так что уже первые детские воспоминания были связаны с авиацией. После окончания летного училища Исаев работал в Заполярье, потом в Сибири. Тогда его, командира экипажей Ил–12 и Ил–14, и приметили. Перевели сначала в Москву, где начал летать на реактивных самолетах, а затем в Казань, испытателем. Здесь весной 1961 года и произошла встреча, наложившая отпечаток на всю дальнейшую судьбу Анатолия Михайловича.

Как—то Исаева вызвал директор завода Петр Петрович Смирнов:

– Приезжает Василий Иосифович Сталин, подселим его к тебе, у тебя дом хороший. Он из тюрьмы только что вышел, у него ничего нет, помоги, если что понадобится.

Через несколько дней после этого разговора Исаев поздно вернулся с работы. Видит – в подъезде суета, таскают мебель. Как потом оказалось, из квартиры № 82 под Исаевым, на четвертом этаже, отселяли жившего там конструктора Соколова, освобождали квартиру для Сталина.

Поднявшись к себе, летчик вышел на балкон.

– Внизу во дворе наши ребята играли в домино. С ними сидел незнакомый человек, лысый, бледный, очень худой, в белой косоворотке, – рассказывает Анатолий Михайлович, – ребята меня окликнули: спускайся, мол. Я говорю: «Ладно, сейчас», – и пошел готовить себе ужин.

Через несколько минут – звонок в дверь. Василий Сталин сам пришел знакомиться…

Недели через две приехала к нему жена Маша с двумя маленькими девочками. Всей семьей, вчетвером, они жили в такой же квартирке, что у Исаева. Одна комната с небольшим углублением в стене, альковом, где стояла кровать, и кухня (Куликов А. Не стучите – дверь открыта. // Труд Беларусь, № 087, 15 мая 2003 г.).

Неделю спустя 7 апреля 1961 года В. Семичастный от своего московского шефа А. Шелепина получил краткую характеристику Василия, из которой следовало, что заключенный не исправился, считает руководство страны и партии убийцами своего отца И.В. Сталина, ведет себя вызывающе. Также согласно рекомендациям центра при выдаче нового паспорта Василию Сталину рекомендовано было сменить фамилию. Еще через неделю после обмена мнениями центр, чтобы «подопечный» не «рыпался», приставил к сыну вождя миловидного надзирателя.

Еще в 1960 году, когда Василий Иосифович пребывал в Московском институте им. Вишневского, за ним ухаживала медсестра Мария Нузберг. Это случилось как раз в то время, когда профессор Бакулев осматривал Василия и пришел к выводу, что, кроме отдыха в санатории, в каком—либо особом лечении его пациент не нуждается. Впоследствии, как мы знаем, Василия еще на год упекли в Лефортово, где здоровье Василия было все—таки подорвано. Несмотря на год разлуки с Василием Иосифовичем, Мария Нузберг отправилась с ним в казанскую ссылку. Мария Игнатьевна в девичестве была Шевергиной. Родилась она в 1932 году в селе Мазеповка Курской области. Училась на курсах медсестер в Рыльске и после переезда семьи в Подмосковье работала по специальности в той больнице, куда поместили генерал—лейтенанта Сталина.

Василий Сталин, его новая «помощница» и двое ее дочерей Людмила и Татьяна поселились в предоставленной им однокомнатной квартирке в неприметном доме на улице Гагарина, 105.

Это официально зафиксированные события. В их достоверности мало кто сомневается, так как жизнь опального генерала была на виду. Но именно эта открытость и породила массу слухов, самых невероятных и противоречащих друг другу. Все дальнейшие описания последних дней Василия Сталина настолько запутаны, что то и дело приходится обращаться к документам КГБ по делу № 1588 (в котором беспорядочно собран «материал» в основном в виде докладных записок «шестерок»). Но даже сейчас, спустя более сорока лет после смерти Василия, это дело не рассекречено полностью. Придана огласке незначительная часть сведений. Это вносит еще больший хаос в и без того запутанный клубок событий, повлекший за собой гибель сына «отца народов».

Читая произведения разных авторов о жизни Василия Иосифовича Сталина, невольно наталкиваешься на вопросы: что же происходило в эти последние месяцы жизни Василия? Почему и отчего он все—таки умер? Очень подробно описаны детские годы Василия, авиашкола, война, командование округом, тюрьма, но ни одна из книг или газетных статей не дает четкий ответ на вопрос: что же происходило с Василием в казанской ссылке? Все довольствуются короткой строкой с датой смерти, предположениями о ее причине и бессвязными на первый взгляд воспоминаниями жен и детей Василия. Никто даже не попытался восстановить хронологию, которая проливает свет на события последних месяцев жизни Василия Сталина. А выводы, к которым можно прийти, сделав это, более чем интересны…

Итак, первые две недели пребывания в Казани были ознаменованы двумя событиями в жизни Сталина—младшего, которые чуть ли не день в день совпали по датам, что не случайно. Первое событие – это приезд Нузберг, который повлек за собой событие второе, а именно реакцию Василия на появление медсестры: он отправил Хрущеву письмо, в котором в горьких выражениях жаловался на «беззаконие и бесстыдство». По словам Василия, его просто «хотят заклевать». Хрущев на жалобу не прореагировал. Ведь кроме писем Василия, на стол руководителя Советского государства ложились стенограммы других откровений ссыльного: «Кто такой Никита? Он был секретарем партбюро в академии, и там мать моя училась. Она его привела в дом. Отец его – трах – секретарем райкома партии назначил. Трах – вторым секретарем МК. Трах – и он уже первый секретарь МК и секретарь ЦК…» В целом Василий верно описывал карьеру советского лидера, но тем больше оснований имел Хрущев быть им недовольным. Отсюда и это зловещее молчание. Знал ли опальный генерал авиации, что за ним следят и подслушивают? Безусловно. Только терять ему уже было нечего. За его спиной осталась блистательная карьера, война, убийство отца, тюрьма, и вот теперь в ссылке, чем он рисковал? Зыбкой надеждой, которой его дразнил «дядя Никита»? Работой, которой у него не было? Семьей, которую он только планировал создать? Что мог противопоставить Хрущев словам человека, все еще носившего грозную фамилию Сталин, которую, несмотря на XX съезд КПСС, все—таки уважали в народе.

Среди документов казанского КГБ была найдена докладная записка от 13 июня 1961 года. Председатель местного КГБ доносил по инстанции: «Поведение „Флигера“ после прибытия в Казань показывает, что он, вопреки предупреждению, стремится как можно шире распространить в городе слух о себе. Почти каждому, кто с ним сталкивается (соседи по дому, водители такси, почтальоны), он подробно, порой не дожидаясь вопросов со стороны собеседников, рассказывает о своей биографии, мотивах ареста в 1953 году, пребывании в заключении, обстоятельствах, при которых оказался в Казани. При этом во многих случаях „Флигер“ старается пояснить, что его арест связан с тем, что он не хочет отрицательно отзываться об отце, а „прячут“ его потому, что он „слишком много знает“. Он говорил правду. Его действительно именно из—за этого и упекли сначала в тюрьму, а потом отправили в ссылку, не найдя иного предлога, как злоупотребление служебным положением. Поэтому он совершенно открыто делился с окружающими мыслью о том, что стоит ему шепнуть и за него „пол—Грузии встанет“. Докладную записку „шестерки“, шпионившего за Василием, вообще рассматривать как серьезный документ не следует (но приходится за неимением других). Казань – огромный город. Что означает фраза „стремится как можно шире распространить в городе слух о себе“? Не на фонарях же афиши о своем прибытии вешает. Круг общения обычен для любого нормального человека – соседи по дому, водители такси, почтальоны. Думаю, не столько сам Сталин, сколько любопытствующие граждане, узнав, кто он такой, разносили по городу слухи. А Василий просто делился подробностями жизни. Для провинциальной тогда Казани появление Сталина было действительно событием.

У соседа, жившего этажом ниже, Анатолия Исаева была машина «Победа», иногда он одалживал ее Василию, который водил автомобиль лихо. Бывало, сам по просьбе Сталина возил его в город.

Как—то Василий попросил съездить с ним в самый большой комиссионный магазин. На стол приемщика он выставил две коробки. Из одной достал подставку с закрепленным на ней шаром, выточенным из слоновой кости. Как объяснил Сталин приемщику, внутри сувенира еще 360 шаров. В другой коробке оказалась искусно сделанная восточная лодка с тремя парусами. Через увеличительное стекло можно было даже разглядеть выражение лица каждого из матросов, хотя фигурки были величиной всего в пару сантиметров. Приемщик комиссионки сказал, что не может взять эти вещи – они, мол, очень дорого стоят.

– Это были подарки Василию Сталину, как он сам рассказал, от Мао Цзэдуна, а продавцов, видимо, проинструктировали, чтобы они у него ничего не покупали, – говорит Исаев.

Скорее всего, эти сувениры и были единственными ценными вещами, оставшимися у сына Сталина. Вообще же Василий легко готов был отдать последнее. Однажды Исаев увидел на одном из рабочих завода американский летный комбинезон, который принадлежал Василию Иосифовичу.

– Я его пристыдил, небось, говорю, выменял на бутылку вина. Парень внял моим наставлениям и комбинезон Сталину вернул. Пил сосед, конечно, постоянно, но не так, как об этом иногда рассказывают, – говорит Анатолий Михайлович, – и в настоящем запое я его не видел.

В том, как плотно «опекали» Василия Сталина в Казани представители «органов», летчику—испытателю Исаеву пришлось убедиться лично. Сначала его отчитали за то, что он давал Василию свою машину. А однажды как—то прямо в перерыве между полетами вызвали к телефону.

– Ждем вас сегодня на Черном озере, – заявил ему какой—то тип, не представившись.

На Черном озере, в элитном районе Казани, находился особняк управления госбезопасности. Комитетчик, который звонил по телефону, встретил летчика на лестнице и провел к себе в кабинет. Для начала небрежно сообщил: мы все про тебя знаем.

– Сказал он это и подвигает мне пачку папирос, закуривай, мол, – волнуясь, вспоминает тот давний разговор Анатолий Михайлович. – Меня злость взяла. Да ни черта вы про меня не знаете, говорю, даже то, что я не курю. – «Ну, хорошо», – говорит комитетчик и начинает объяснять, зачем вызвал. Им нужно было, чтобы я раз в месяц приносил отчет – что делал Сталин, с кем встречался, о чем разговаривал.

Нет, говорю, делать этого я не буду. И встаю, чтобы уйти. А он заявляет: «Куда собрался? Теперь здесь останешься». Но я—то цену себе знал. Сверхзвуковые самолеты испытывали в то время всего двое летчиков – я и Борис Машковцев. О каждом полете докладывали министру. Так что я понимал: задержать не посмеют.

Только тогда комитетчик подмахнул пропуск и бросил через стол, но когда я уходил, прошипел:

– Ты еще пожалеешь…

Анатолий Исаев после смерти Василия Сталина, с которым на короткий срок свела его судьба, проработал летчиком—испытателем еще пятнадцать лет. Не раз за это время рисковал жизнью.

Поначалу Анатолий Михайлович недоумевал, почему его все время обходят в наградах и званиях. Многое стало понятно, когда захотел перевестись на работу в Москву. Легендарная Валентина Гризодубова только руками развела и объяснила Исаеву, что его кандидатуру не утвердили… в органах (Куликов А. Не стучите – дверь открыта. // Труд Беларусь, № 087, 15 мая 2003 г.).

Сжимавшееся вокруг Василия кольцо почувствовали не только соседи, но и он сам. Лето прошло более или менее спокойно для опального генерала, но это было затишье перед бурей. Если Анатолий Михайлович Исаев отделался только неприятными минутами общения с комитетчиками и не согласился стать стукачом, что, в конечном счете, отразилось не самым лучшим образом на его карьере, то, просеивая круг новых знакомых Василия Сталина, работники КГБ все—таки выискали тех, кого сумели «уговорить» сотрудничать с «органами». В итоге нелицеприятные слова Василия в адрес «дяди Никиты» и остальных «дядей», а также прочих «родственников» все же были услышаны и наверняка был дан ход делу по устранению строптивого ссыльного. Василий подписал себе приговор. И, конечно же, устранение его должно было пройти незаметно. Ну, умер своей смертью человек: что поделаешь, 42 года – это, братцы, возраст, кроме того, алкоголик, болен таким количеством болезней, что на троих бы хватило. В общем, причин для смерти было более чем достаточно. Одна беда – умирать Василий Сталин в ближайшее время и не планировал! Зато его смерть уже была спланирована «наверху» и от этого факта никуда не денешься, как и оттого, что Василий действительно слишком много знал. Он уже не командовал дивизией, не жил в Москве, круг людей, с которыми он общался, был ограничен, но он являлся носителем информации, смертоносной для режима Хрущева, а с этим лидер СССР не мог мириться. И роковую роль должна была сыграть, естественно, женщина…

Стоп! Именно с этого периода у всех без исключения исследователей жизни Василия Сталина в Казани наблюдается какой—то информационный вакуум. Здесь у музы истории Клио, видимо, случился приступ ретроградной амнезии. Однако КГБ не был бы КГБ, если не привел эту болезненную даму в чувство и не оставил на ее теле следов своего общения с ней в виде дела № 1588, заведенного на Василия Сталина.

Хронологию событий, которая приведена выше, я составлял, опираясь на информацию профессора Казанского университета Алексея Литвина. Именно он одним из первых ознакомился с «делом Флигера» № 1588 из архивов ФСБ.

По данным профессора Литвина, ордер на квартиру (это серьезный документ, прошу запомнить этот ордер. – Авт.) был оформлен не на ее фактического хозяина В.И. Сталина, а… на медсестру Нузберг, которая на тот момент не являлась его женой (Самоделова С. Культ без личности. // Московский комсомолец, 21 марта 2003 г.).

Итак, «миловидная» Мария Нузберг ухаживает за Василием после Владимирского централа. Выполняет несложные обязанности медсестры. В больнице Василий Сталин пробыл недолго и после медицинского заключения об удовлетворительном состоянии здоровья выписывается. Общение с Нузберг должно было перерасти максимум в безобидное увлечение. Тем более что после больницы Василий пытался наладить жизнь с Галиной Бурдонской. Если предположить, что Сталин—младший влюбился в Марию Нузберг, то с Галиной отношения возобновлять бы не стал. То есть о серьезных чувствах к тридцатилетней медсестре со стороны Василия в 1960 году говорить не приходится. На развитие каких—либо отношений вообще у него было слишком мало времени. Если вычеркнуть пребывание в больнице и поездку в Кисловодск, то между тюремными заключениями во Владимирском централе и Лефортово свободными для развития романа с Нузберг оставалось каких—то двадцать—тридцать дней. Если допустить, что Мария Игнатьевна посещала Василия в Лефортово в 1960–1961 годах уже не в качестве медсестры, а влюбленной женщины, то и здесь время их общения было ограничено уставом тюрьмы. Их свидания не могли быть часты и продолжительны (не более одного часа в две недели). Тем более не приходится говорить о каких—либо более серьезных отношениях. И вот здесь рождается первая загадка: по одной из версий, выпущенный из тюрьмы 28 апреля 1961 года Василий Сталин появляется в Казани 29 апреля (на следующий день после освобождения) уже с Марией Игнатьевной Нузберг. Стало быть, она должна была встречать Василия Сталина уже сидя на чемоданах. Причем с билетом на поезд до Казани. Откуда она узнала, куда ссылают Василия и каковы дальнейшие планы опального генерала? Этот вариант развития событий неточен. По воспоминаниям Анатолия Исаева, Нузберг прибыла в Казань через две недели. Но ордер на квартиру выписан был задолго до ее переезда в Казань. В квартире, которую вынужден был покинуть инженер Соколов, поселился Сталин. Причем жил он две недели по сути без прописки на чужой жилплощади, а основной квартиросъемщик (Нузберг) въехала в нее только через полмесяца. Странно, не правда ли? Но это еще не все. Именно через две недели Василий Сталин и отправил свое письмо Хрущеву, в котором жаловался на «беззаконие и бесстыдство» и утверждал, что его «хотят заклевать». Кто? Соседи? Нет, по словам Каримова и Исаева у них были прекрасные дружеские отношения с Василием. КГБ? Караул у дверей не стоял, агенты в магазин не сопровождали. Вот и выходит, что две недели опальный генерал жил нормальной жизнью, радуясь, что освободился от непосредственной «опеки» КГБ, как вдруг появляется Нузберг, и все его надежды на спокойную жизнь летят в тартарары. Вот Василий в отчаянье и написал Хрущеву письмо, больше похожее на жалобу арестанта на надзирателя. Василий прекрасно сознает, что Нузберг в квартире, где он живет, будет шантажировать своего невольного сожителя, человека без паспорта, прописки и работы.