Текст книги "Взгляд василиска"

Автор книги: Макс Мах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

– Сударыня! – Крикнул он, спускаясь по ступеням. – Сударыня! У вас колесико…

Но женщина на его окрик внимания не обратила, продолжая быстро приближаться ко все еще ничего не подозревающему переодетому офицеру.

– Сударыня! Ваша коляска!

А вот ее "муж" Вадима увидел сразу, и улыбка мгновенно исчезла с его губ, а рука медленно, как в дурном сне или при замедленной съемке, поползла вверх из кармана плаща. Однако услышал Вадима не только он. Еще несколько человек на бульваре оглянулись на Реутова, почти сразу же, как и следовало ожидать, переводя взгляды на женщину с коляской. Посмотрел на нее и казак – она как раз остановилась вдруг и нагнулась над коляской – посмотрел, нахмурился и начал подниматься со скамейки.

В следующую секунду рука "Артема" возникла из кармана, уже удлиненная зажатым в ней пистолетом, но от Вадима его внимание отвлекло резкое движение казака, и Реутов, уже не просто шедший, пусть и быстрым шагом, а бежавший к ресторану, не раздумывая, воспользовался этой столь удачно возникшей паузой. Он выхватил револьвер и выстрелил навскидку, одновременно фиксируя взглядом переодетого офицера, который сгоряча, и не разобравшись, мог ведь и в него самого пульнуть. Но у того табельный "Гурьев", уже наполовину вытянутый из кармана пиджака, за что-то там зацепился – вероятно, за подкладку – и Вадим тут же перевел взгляд на женщину, с которой как раз теперь поравнялся. Он увидел главное, она не поправляла одеяльце, как следовало бы ожидать, и не соску младенцу давала, а снимала в это как раз мгновение с предохранителя какой-то не знакомый Реутову автомат. Но, разумеется, все произошло так быстро, что он не только не задумался над тем, что это за пистолет-пулемет такой, он вообще сейчас ни о чем не думал, действуя исключительно спонтанно и почти без вмешательства сознания. Поэтому Вадим просто ударил ее на бегу в висок, увидел "Артема", которого удар пули в правое плечо толкнул назад, останавливая и разворачивая вокруг своей оси, "ряженого", все еще лихорадочно тянущего из кармана свой застрявший там пистолет, и естественно "барышню с цветами". Букет, отброшенный за не надобностью, еще не успел упасть на тротуар, а она уже расстреливала в упор тех двоих бедолаг, что только что неторопливо – под разговор – потягивали пиво. А еще он увидел – каким-то образом охватив бульвар одним коротким взглядом – ее парня, доставшего из портфеля такой же, как уже виденный им чуть раньше в детской коляске, короткоствольный автомат, и разворачивающегося теперь ему навстречу, и тяжелый черный Коч, выехавший вдруг из потока машин на тротуар, и несущийся, распугивая прыгающих во все стороны людей, ко входу в ресторан.

"На раз!"

Преодолев одним прыжком пространство, разделяющее их с казаком, Вадим на мгновение блокировал тому вооруженную руку, крикнул прямо в лицо – "Спасай генерала, мудак!" – и, не дожидаясь ответа, отшвырнул офицера в сторону, выводя тем самым из-под огня, а сам бросился дальше, непрерывно стреляя на бегу, пока в револьвере не кончились патроны. Ударил выстрел, другой, но, добежав до переулка перед рестораном, и, свернув в него, Реутов на несколько мгновений перестал быть мишенью. Однако около служебных дверей ресторана, о которых он как раз подумал, находился еще один подозрительный субъект, который сразу же обернулся в сторону Вадима.

– Не стрелять! – Властно приказал Реутов, переходя на шаг. – Полковник Реутов. Третье Главное Управление! Доложите обстановку.

– Какой Реутов? – Опешил мужчина, пытаясь, вероятно, сообразить, где он слышал это имя, но в тот момент, когда он это все-таки вспомнил и хотел, было, вскинуть руку с пистолетом, Вадим швырнул нож.

То, что клинок вошел мужчине в правую половину груди, Вадим увидел еще на бегу, но в это время на бульваре и где-то в глубине здания – по-видимому, в ресторане – загремели частые выстрелы, и ему стало не до того, остался тот, жив, или нет. Он только подхватил выпавший из руки раненого или убитого им человека пистолет, перебросил его в левую руку, одним резким движением вырвал из груди лежащего на асфальте человека свой нож и, перехватив скрытым хватом, то есть, так, что окровавленное лезвие легло точно вдоль линии руки, ворвался в служебные помещения ресторана.

Здесь было пусто, если не считать нескольких поваров попрятавшихся от вспыхнувшей перестрелки в углу большой кухни, где от пуль их должна была защитить огромная железная плита. Однако для Реутова они опасности не представляли, и интереса, соответственно, тоже. Пробежав через кухню и маленький предбанник, он сходу ворвался в ресторанный зал, и, как тут же выяснилось, успел, что называется, в последнюю минуту. С улицы стреляли прямо сквозь разбитые вдребезги высокие ресторанные окна. А в зале, в общем-то, и укрыться было негде. Поэтому все посетители находились сейчас на полу. Большинство из них просто лежали среди битой посуды и разбросанной еды, прикрывая головы руками, но несколько женщин и мужчин целенаправленно ползли под огнем к дверям на кухню. Так что Вадиму сразу же пришлось перепрыгнуть через одного такого пластуна и тут же самому упасть на пол, откатываясь в сторону, потому что его появление вызвало крайне оживленную реакцию по ту сторону выбитых окон, где за черным Кочем прятались нападающие, не попавшие в зал только потому, что здесь им все-таки дали отпор. В противоположном углу за перевернутым столом лежали Полина и ее отец, который экономно, но опасно отвечал на выстрелы с улицы из своего пистолета. Это, по-видимому, и задержало нападавших.

– Держитесь! – Крикнул Реутов и пошел перекатами вперед, нацеливаясь на слепое пространство между дверью и окном.

– Полина, – крикнул он оттуда. – Следи за кухонной дверью.

И в следующее мгновение, встав в полный рост, швырнул в окно, подхваченный с пола стул. Стул еще летел, притягивая к себе внимание противника и его выстрелы, а Реутов уже выглянул из-за стены и, прежде чем снова за ней скрыться, успел поймать взглядом неясное движение по ту сторону Коча и выстрелил наугад прямо через все еще целые тонированные стекла внедорожника. Наградой ему были, крик боли и трехэтажный мат, раздавшиеся снаружи, но он не почивал на лаврах и тут же снова выглянул из-за стены, но теперь уже по другую ее сторону, в дверь. И, надо сказать, очень удачно выглянул, потому что его снова очевидным образом прошляпили. Оно бы и ничего, если бы он просто выстрелил наугад и опять ушел под защиту стены, но Вадим ситуацию "прочитал" верно, а главное быстро. Не мешкая, он выскочил через распахнутую дверь на улицу, и, оттолкнувшись от асфальта, прыгнул через капот машины, на ходу, переводя нож, во внешний хват. По нему выстрелили, но, упав на капот, и скатываясь с него на землю по другую сторону Коча, Реутов на мгновение оказался вне направления огня, а в следующую секунду стрелял уже он. Четыре выстрела в упор, хотя, по-видимому, хватило бы и двух, но в горячке боя ему, разумеется, было не до снайперской стрельбы. Не поднимаясь с земли, он перекатился в сторону, выискивая взглядом новых врагов, но давешние парень с девушкой обстрелять его не успели. Раздалась дробь автоматной очереди, и оба рухнули на асфальт рядом с теми двумя казаками, которых они убили несколькими минутами раньше, а бежевый Нево, из окна которого раздались выстрелы, уже подъезжал к Вадиму.

– Давай! – Крикнул в открытое окно Давид, и Вадим бросился обратно в ресторан.

– Полина! – Он остановился на пороге, тщательно фиксируя все пространство разгромленного ресторана. – Быстро! Генерал!

Из-за опрокинутого стола возникла растрепанная голова Полины с глазами на пол-лица, но тут же раздался мат, и огромная ладонь, как молоток гвоздь, отправила ее обратно под защиту столешницы.

– Господин полковник! – Крикнул Вадим. – Время! Быстро в машину! Оба!

– Раскомандовался! – Генерал поднялся из-за столешницы, стремительно оглядел "поле брани", хмыкнул, и одним движением вырвав Полину из-за импровизированной баррикады, буквально швырнул в сторону Реутова. – Держи, казак!

Вадим подхватил девушку и, придержав, выглянул наружу, но там все было в порядке, если таковым можно, конечно, считать бедлам, возникший на набережной в ходе скоротечного уличного боя.

– Беги в машину! – Приказал он и толкнул Полину в сторону Нево.

– Теперь вы!

На этот раз, Шуг спорить не стал, а довольно бодро для своего возраста побежал за дочерью. Реутов задержался еще на мгновение, готовый прикрыть их огнем, но никто в данный момент атаковать их, похоже, не собирался. И, бросив последний взгляд на все еще бьющуюся в истерике "улицу" и увидев там между прочим распростертого на тротуаре казака, так и не успевшего помочь своему генералу, но зато выручившего Вадима, связав противника перестрелкой, побежал вслед за Полиной и генералом к машине.

8.

– Что произошло между нами весной пятьдесят девятого? – Неожиданно спросил Шуг, когда их Нево, покружив по городу, выскочил на окружное шоссе.

– Между нами? – Вопрос генерала застал Вадима врасплох.

"Он что, не верит, что я это я?"

– Не помню. – Зло ответил Реутов и отвернулся к окну.

"Вот же сука! Да пошел он со своими проверками на… О!"

– Я вас на хер послал, – сказал он, не оборачиваясь.

– Не на хер, а на хуй, – поправил его генерал. – А за что?

– За высоту.

– За высоту, – согласился Шуг совершенно другим тоном.

– За высоту… – Повторил он задумчиво. – Я тебя обматерил и пообещал…

– Отдать под трибунал.

– Точно, а ты мне посоветовал…

– Повеситься.

– Так точно, – уже совершенно обычным тоном подтвердил Шуг. – Ну, и на закуску. Что я тебе сказал, когда ты меня послал.

– Дословно не помню, – ответил, оборачиваясь, Вадим. – Но по смыслу, что мое счастье, что мы наедине. И если еще раз себе позволю, да еще, не дай бог, при подчиненных, сами на месте расстреляете.

– Примерно так, – кивнул Шуг, буквально буравя взглядом лоб Реутова.

– Нету там ничего, – сказал Вадим. – Нету.

– Нету, – согласился Шуг и тронул Давида за плечо. – Вы город знаете?

– Не очень.

– Тогда, на следующем съезде направо и до первого светофора.

Минут десять сидели молча, только генерал время от времени командовал, куда нужно свернуть.

– Здесь, притормози, – сказал он, наконец, когда они оказались около неприметного серо-кирпичного здания, окруженного глухим забором, и снова повернулся к Вадиму.

– Дело гавно, – сказал он, глядя Реутову прямо в глаза. – Поля тебе потом все расскажет, а сейчас жалко время на повторы тратить. Дорогу на Старую Руссу знаете? Ну, найдете. Ждите меня на заправке у поворота на Успалань, это уже недалеко от Старой Русы будет. Там есть кабак придорожный, называется "Сосны". Он открыт всю ночь, в нем и ждите от полуночи до часа. Если не смогу приехать сам, пришлю смышленого человека. Пароль – "Это вы Константиновскую мызу покупать хотите?", отзыв – "Собирались, но передумали". Ну, а если нет, сами не дети, думайте, а лучше всего вот с этим, – он кивнул на Давида. – За океан сматывайтесь до выяснения. Дерьмовые дела здесь завариваются, если в столице на генерала Генерального Штаба вот так вот… Суки! Ну, я до них доберусь!

– Ладно, – сказал он через секунду, снова беря себя в руки. – Проехали. Я пойду, а вы… Вот, что, полковник, я так понимаю, у вас тут любовь… Сбереги девку, Христом богом тебя прошу, – неожиданно закончил он и, крякнув по-стариковски, вылез из машины.

9.

До девяти вечера сидели в пивной в районе станции Новгород-Сортировочная. Место было неприметное, посетители в основном работяги, шоферы-дальнобойщики да железнодорожники. Просторный зал под низким сводчатым потолком, опиравшимся на краснокирпичные колонны, был затянут табачным дымом, а меню не блистало изысками и разнообразием, но зато на них здесь никто не обращал внимания. Сидят себе люди в нише за колонной, едят, пьют, тихо разговаривают, и пусть себе. А им троим только это, и было нужно. После пережитого стресса и мужчинам, и в особенности Полине нужен был отдых, да и Лили где-то надо было дождаться, не мозоля при этом глаз на улицах города и уж, тем более, не шляясь по его центру.

Честно сказать, чувствовал себя Реутов отвратительно, и психологически, и физически. Нервы разыгрались не на шутку, и во всем теле ощущалась страшная усталость и ломота. Казалось, ноют и "жалуются" на непомерную нагрузку все до единой мышцы, какие ни наесть в его несчастном старом уже, если признать очевидное, теле. Но в присутствии Полины ни жаловаться, ни кряхтеть по-стариковски было не удобно. Да и Казареев, посматривавший время от времени на Реутова с не прикрытым интересом, к откровенной демонстрации своей мужской несостоятельности не располагал. Однако, как бы то ни было, поначалу Вадим даже есть, не мог. Буквально кусок в горло не лез. Только ужасно хотелось пить, так что пол-литровую кружку пива он выпил едва ли не залпом, но этого даже не заметил. Впрочем, аппетита не было, кажется, и у остальных.

Посидели молча, выпили по паре кружек темного пива, вкуса которого Вадим, если честно, даже не почувствовал. Пришли немного в себя, чуть расслабились, и тогда уже заказали рассольник с почками и ушное, [42]42
  Ушное– блюдо русской кухни из тушеной говядины.


[Закрыть]которые им настоятельно и, как выяснилось, не без причины рекомендовал услужливый половой, и вот под еду – а аппетит-то вдруг возьми да проснись у всех троих – начали уже говорить.

– Что же это такое?! – По-видимому, Полина созрела, наконец, чтобы задать этот давно напрашивающийся вопрос. – Кто они? Ведь папа…

– Да, – совершенно серьезно ответил ей Давид. – Осуществить посреди дня нападение на начальника делопроизводства Генерального Штаба, это что-то.

– Они не на него нападали, – возразил Вадим. – Им нужна была Полина.

– Ну, да, – зло усмехнулся в ответ Давид. – Не играйте в слова, господин полковник. Если вы еще не обратили внимания, – кивнул он на экран телевизора, висевшего на стене совсем рядом с их столиком. – Полина Спиридоновна Кетко в розыск не объявлена. Ее имя, как и наши с тобой, к стати, в связи с инцидентом на Софийской набережной даже не упоминаются. Ты, Вадик, куда свой револьвер дел?

– Бросил где-то, – пожал плечами Реутов.

– Бросил, – кивнул головой Давид. – Ты бросил, а на нем, между прочим, пальчики… А отпечатки твоих, Вадик, пальцев, насколько я знаю, еще с той войны в банке данных МВД лежат. Или я ошибаюсь?

– Ну, да, – неуверенно признал Вадим, начиная понимать, какими надо обладать возможностями, чтобы рискнуть напасть на генерала Шуга, а потом сделать так, чтобы ни Вадим, ни Давид, ни Полина не попали в сводки новостей. И это притом, что генерал Шуг остался жив и, следовательно, может рассказать, кто там был, на самом деле, и кого там не было.

– Вот именно. – Продолжил гнуть свою линию Давид. – А о тебе, mon cher ami, [43]43
  Mon cher ami– дорогой друг ( фр.).


[Закрыть]между прочим, даже не вспомнили.

Действительно, в сводках новостей об инциденте на Софийской набережной говорили много и едва ли не с упоением, что, в принципе, и понятно. Не каждый день случается вооруженное нападение на ресторан, да еще в центре города. Во всяком случае, в России, такое было редкостью, а в столице каганата тем более. Для обывателей это, разумеется, был не малый шок, а для журналистов – хлеб насущный. Настоящая сенсация! Однако поражало в этих сообщениях другое. Имея огромное количество свидетелей, а Реутов, как никто другой, знал, сколько народу находилось в тот момент внутри ресторана и на набережной, репортеры, описывавшие инцидент, рассказывали совершенно невероятные истории, ничуть не похожие на то, что произошло там на самом деле. Единственным более или менее достоверным фактом в их фантазиях являлось лишь упоминание некоего офицера Генштаба N, который и дал отпор налетчикам из табельного оружия. И все. Остальное полный бред. Криминальные разборки… Война между враждующими бандитскими кланами… Налет с цельюограбления… Но, бог с ними с репортерами уголовной хроники, однако именно такую версию – «налет с целью ограбления» – высказал и высокопоставленный чин сыскной полиции, у которого взял интервью один из журналистов.

– Что рассказал тебе отец? – Спросил Вадим, решительно меняя тему.

– К нему обратились вчера утром, – ответила Полина и в третий раз на памяти Реутова потянулась к лежащей на столе пачке за сигаретой. – Он не сказал, кто, но по его словам можно понятья, что это была какая-то весьма высокопоставленная фигура. Возможно, кто-то из правительства, а может быть, и нет. Я не поняла. Но папу настоятельно попросили помочь задержать меня для приватной беседы. Ему так и сказали, "задержать" и "приватная беседа". И тут же заверили, что мне ничего не грозит, но одновременно намекнули, что я замешана в каком-то крайне неприятном деле, которое может стоить мне свободы, а ему карьеры. Ну и… Вы просто не знаете отца! Он, конечно, солдафон, но это по большей части напускное. Вообще-то он образованный и умный… И того человека, я так думаю, отец знает давно и не сильно ему доверяет. Поэтому он и подстраховался, хотел сначала выяснить, что происходит на самом деле. И еще, в тот же день, в новости центрального телевидения попало сообщение из Петрова об исчезновении Вадика. Фамилия отцу показалась знакомой, то есть, он ее знал и очень удивился, когда совпало еще и имя. И он попросил контрразведчиков дать ему подробную сводку по этому делу. Так что уже вчера вечером у него на столе лежало подробное досье на профессора Реутова, а в нем твои фотографии и биография, опубликованная в Архивах Академии Наук. Ну и что должен был подумать отец, учитывая, что он твердо знал, что ты убит? Лицо то же самое – у него вообще память на лица и имена феноменальная – в биографии черным по белому записано, что воевал ты во 2-м казачьем корпусе… Но и это не все. Там, в Петрове, один репортер уголовной хроники раскопал и выдал в местных новостях, правда всего один только раз (потом эта информация больше ни разу не повторялась), что Вадим Реутов исчез, по-видимому, ночью, после того, как накануне вечером был в ресторане со своей студенткой Полиной Кетко, – на этом месте Полина явно несколько смутилась, но рассказывать не перестала. – И другом детства Давидом Казареевым… А супруги Казареевы, оказывается, тоже исчезли, и госпожу Кетко найти, никак не удается… В общем, он понял, что происходит что-то экстраординарное, и уже начал предпринимать попытки найти нас своими силами, потому что если после всего этого, мое появление в Новгороде кому-то кажется вероятным, следовательно, мы, или, во всяком случае, я, живы и невредимы. И, разумеется, он был готов к моему звонку. Он хотел спрятать нас "до выяснения" на какой-то своей базе, но…

– Все выяснилось само собой, – не весело усмехнулся Вадим и тоже потянулся за сигаретами. Купить папиросы он опять забыл.

– Да, – Полина была очевидным образом расстроена. Дела явно обернулись совсем не так, как она, судя по всему, надеялась, направляясь в столицу. Ведь если даже отец – генерал Генерального Штаба – на которого она рассчитывала, как на бога, ничего не может сделать, а, напротив, сам, как простой смертный, оказался под огнем, то означать это могло лишь то, что мир перевернулся, или, лучше сказать, рухнул, а жить на руинах мироздания страшно и неуютно. И Реутов ее очень хорошо понимал, сам он испытывал точно такие же чувства.

– Он тебе еще что-то рассказал? – Спросил он, пытаясь вести себя, как мужчина. – Что-то обо мне?

– Не успел, – покачала головой Полина. – Мы с ним больше обо мне говорили, и он меня о тебе расспрашивал. Какой ты, как выглядишь, как ходишь и говоришь… Обо всем, в общем. Спросил, говорили ли мы о твоем прошлом, и я рассказала ему о Марке Грече, и про казачий сайт тоже. А потом… Потом началась стрельба, и стало уже не до этого.

– Ну и что все это может означать? – Вадим почти дословно повторил вопрос Полины, с которого, собственно, и начался их разговор, но этого даже не заметил.

– Понимаешь, Вадик, – Давид сказал это так, как если бы, на самом деле, говорил сейчас сам с собой, или рассуждал вслух. – Не оставляет меня впечатление, что все это каким-то образом связано с тобой.

– Со мной? – Удивился Вадим. – Но тебя же тоже арестовали, причем в то же самое время, что и меня.

– Да, я и не спорю. – Сразу же согласился Давид. – Возможно, что все дело в том, что мы с тобой встретились. Знаешь, как работают бинарные боеприпасы?

– Читал, – буркнул в ответ Вадим. – Но пока не понимаю, к чему ты клонишь.

– Видишь ли, в чем штука. Я в каганате уже третий раз. Два года назад приезжал, был в Харбине, Порт-Артуре, Хабаровске, Владивостоке. Два месяца прожил, и никто ничего ко мне не имел. Никаких вопросов. Ни единой претензии. Потом еще раз, чуть меньше года назад. Казань, Нижний, Итиль… Все нормально. И вот приезжаю я теперь, встречаюсь с тобой, и… Что изменилось?

– Я появился, – согласился Вадим. – А у меня появилась Полина.

– Тебя выдвинули на премию, – добавила Полина.

– На какую премию?

– Ламарковскую, – нехотя объяснил Реутов.

– Ламарковскую?! – Ну, что ж, Давид был искренне удивлен, вот только удовлетворения это Реутову не принесло.

– Ну, мне об этом сообщили как раз в тот день, когда…

На самом деле, это уже было кое-что. Искать связи между разрозненными и, казалось бы, мало связанными между собой фактами, являлось основой его работы, при том самой интересной для него лично, если не сказать любимой, частью работы исследователя. И сейчас Реутов снова оказался в своей стихии, и мог только удивляться, что во все предыдущие дни даже не попытался обдумать случившееся с этой точки зрения.

– Есть еще подъесаул Каменец, – сказал он и помахал рукой половому, одновременно указывая другой рукой на пустые кружки.

– Что за Каменец? – Сразу же спросил Давид.

– Да, странная история, – объяснил Реутов, закуривая очередную сигарету. – Спасибо, – кивнул он половому, практически мгновенно оказавшемуся рядом с ними с тремя кружками темного пива. – А папиросы у вас есть?

– Не держим, – покачал головой половой, расставляя на столе кружки. – Но если желаете, могу кого-нибудь послать. Десять копеек наценка.

– Идет, – сразу же согласился Вадим. – Беломор или Константинопольские.

– Сию минуту, сударь!

– Так, что там с этим подъесаулом? – Спросил Давид, как только ушел половой.

– Ну, на самом деле он войсковой старшина, – ответил Вадим, погружаясь в воспоминания. – А подъесаулом он пришел в бригаду после госпиталя. Он кадровый был и в начале войны служил в Русском. [44]44
  Город Русский расположен в Северной Америке в 30 километрах от залива Румянцева и в 80 километрах от Новогеоргиевска, крупнейшего порта русской Америки (в реальной истории – Форт Росс, находящийся в 80 километрах от Сан-Франциско).


[Закрыть]Мы не то что бы дружили. Нет, пожалуй. Во всяком случае, не так, как с Гречем, но приятельствовали… А в июне, я был в Эдинбурге на конгрессе когнитивных психологов, и вдруг увидел Сему Каменца. Ну, он изменился, разумеется, но не настолько, чтобы совсем не узнать. Я еще удивился, что вот, мол, еще один психолог из нашей бригады вышел, – Вадим потер лоб, только сейчас по-настоящему понимая, что же на самом деле произошло тогда в июне. – Он тоже удивился. Теперь-то я понимаю. Ведь он наверняка считал меня убитым, но мне ничего такого не сказал. Ну, мы поговорили накоротке… Он вроде бы спешил, да и у меня была встреча назначена… Я только спросил, чем он занимается, а он… – Реутов даже глаза прикрыл, чтобы лучше вспомнить эту крайне странную, как он начинал теперь понимать, встречу. – А он…

«Чем ты занимаешься, Сема?» – Спросил Вадим, выуживая из пачки беломорину.

«Да, похоже, тем же, чем и ты, Вадик, – хмыкнул в ответ Семен Каменец. – Но это не телефонный разговор, не так ли?»

– Так и сказал? – Переспросил Казареев.

– Да.

– А потом? Потом вы еще встречались?

– Нет, – покачал головой Вадим. – Не вышло.

– А почему ты о нем вдруг вспомнил?

– Да, потому что этименя как раз о Каменце и спрашивали.

– Вот, как! – Давид глотнул пива и на секунду задумался, но затем сразу же продолжил. – И ведь твой Греч тоже сначала подумал, что ты работаешь под прикрытием…

– Ты думаешь, Каменец…?

– А что бы подумал на его месте ты?

– Но я не работаю под прикрытием, – возразил Вадим и посмотрел на молчащую Полину, как будто просил ее подтвердить его слова.

– Вадик, – мягко сказал Казареев. – А ты вообще спортом занимаешь?

– Спортом? – Удивился Реутов неожиданному вопросу. – Каким, мать твою, спортом? Ты совсем спятил?!

– Я не спятил, – усмехнулся Давид и снова отхлебнул пива, и это простое действие как-то сразу успокоило Вадима, возвращая его к реальности.

"Мы всего лишь разговариваем…"

– Я не хотел тебя обидеть, – миролюбиво объяснил Давид и, улыбнувшись, взял из пачки сигарету. – Я просто спросил, занимаешься ли ты спортом.

– Да, нет, пожалуй, – ответил Вадим, все еще не понимая к чему этот вопрос. – Последний год вообще забросил, а так… Ну, как все, наверное. Бассейн, трусцой бегал, спарринги пару раз в неделю.

– Какие спарринги? – Поинтересовался Давид, прикуривая от зажигалки.

– Дзюдо, – объяснил в конец сбитый с толку Реутов. – Кара Каплан [45]45
  Кара Каплан– черный тигр, тюркское боевое искусство.


[Закрыть]…

– А бассейн?

– Зимой, пару раз в… А ты почему спрашиваешь?

– Потому что я не уверен, что средний человек, каждый день бегает трусцой… Сколько, к стати, километров?

– Обычно пять, – кивнул Реутов, наконец, ухвативший мысль Казареева.

"Я или тупой, или…"

– По выходным, десять, – сказал он вслух. – Плюс плавание и спарринги. Но ты не там ищеш, Додик. Я когда из госпиталя выписался в шестьдесят третьем, еле ходил. Мне тогда врач и сказал, не будешь, мол, бегать и плавать, не восстановишься. А потом привык…

"Допустим, что это правда, – вздохнул он мысленно. – А когда я в последний раз метал нож? А стрелял когда?"

В принципе, он готов был сказать это и вслух, но Давид задал ему еще один вопрос, и Реутову стало не до своего физического состояния.

– А этот Каменец, – спросил Давид. – Он когда получил войскового старшину?

– Месяца за два до меня, – автоматически ответил Реутов и вздрогнул, потому что сейчас он отчетливо вспомнил ту каварню в полуразрушенной Рожняве, [46]46
  Рожнява– город в Словакии.


[Закрыть]где за не имением другого выбора, они в декабре шестьдесят первого обмывали четвертую звездочку Каменца…

"Двадцать четвертого, – вспомнил он, потому что на следующий день должно было быть католическое рождество. – А мою четвертую…

Его четвертую звезду они обмывали почти в той же самой компании. Греч, Каменец, Чичек… Шумилов… Перста не было, его как раз в конце января ранило в бедро, но зато были сотник Касар и есаул Лифшиц, командовавший к этому времени первой ротой. И еще кто-то… Человека два или три… И дело происходило в кунге батальонной радиостанции. Было тесно и жарко, но это не главное. Главным было другое. Сейчас Реутов ясно помнил события, которых совершенно не помнил еще сегодня утром.

"Шестьдесят второй год, – повторил он мысленно. – Господи, это же был февраль шестьдесят второго…"