Текст книги "Девушка с золотистыми волосами. Часть 1"

Автор книги: Макс Гришин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Линда коснулась его руки. – Не переживай, рано или поздно все наладится и будет как прежде.

Джон улыбнулся и, сделав несколько глотков, отставил от себя чашку.

– Кевин спрашивал о тебе... – сказал он после небольшой паузы.

– Обо мне? – быстро переспросила Линда и вспыхнула. – И что спрашивал, и что ты ему сказал?

Джон улыбнулся. – Он часто спрашивает меня о тебе.

– К чему бы это? – лицо Линды окончательно залилось краской и она, встав из-за стола, отошла к окну. – Снова надвигается туча, – поспешно проговорила она, – только не было бы снова шторма.

– Не должно быть. Прогноз обещает дождливую, но безветренную погоду. – Джон не отводил от Линды своих глаз, и та чувствовала это своим затылком.

– Почему ты смотришь так на меня? – не выдержав, она, наконец, обернулась к брату со сверкавшими глазами.

– Да так. – Джон снова улыбнулся. – Я про Кевина. Он по-прежнему к тебе не равнодушен.

– Мне все равно! Мне нет до него дела!

– Кевин хороший человек, Линда, я знаю его еще со школы. В этой жизни нас многое связывало, да и связывает: армия, работа, друзья. Он тот, кого бы я смог назвать мужчиной и сильным человеком, но... – Джон остановился, видимо подыскивая слова, – мне кажется то, что вы расстались это правильное решение и вряд ли стоит пытаться что-то...

– Зачем ты говоришь мне это! – Линда вспыхнула еще сильнее и посмотрела на него недовольным взглядом. – С ним у меня ничего нет и...

– И не будет? – спросил Джон, не отводя глаз от лица сестры.

Лиза смутилась и не сразу ответила:

– И не будет... Но, Джон... Давай больше не будем об этом! Я уже не маленькая девочка, за которой брат должен следить, мне двадцать пять лет и я...

Послышался звонок мобильного телефона и Джон потянулся в карман брюк.

– Хорошо, – улыбнулся он ей и перевел взгляда на высветившийся номер на телефоне.

– Фрэнки! – произнес он, нажимая кнопку вызова и поднося телефон к уху. – Слушаю тебя!

– Джон! – послышался в трубке писклявый голос начальника. – Ты будешь еще сегодня?

– Буду. Я на пути, заехал к сестренке. Что-то срочное?

– Мне сегодня надо будет отъехать пораньше. Хотел попросить тебя сегодня задержаться.

– Кончено! Все в порядке, Фрэнки? – спросил Джон, чувствуя сегодня что-то особенное в его голосе.

– Все в норме, старина, все в норме! Ряд вопросов так сказать личного плана. Ты знаешь, моя мать не здорова, хотел повидать ее сегодня вечером.

– Да не проблема, босс, скоро буду...

– Спасибо, старина! – проговорил Фрэнк и, не прощаясь, сбросил вызов.

– Вот мне и пора. – Джон приподнялся из-за стола и несколькими большими глотками допил остатки чая из кружки. – Ах да! Забыл тебе рассказать, – начал он, вспомнив недавний странный случай. – Представляешь, вчера поздно вечером, когда возвращался домой, на лесной дороге встретил раздетого парня... какой-то больной...

– Да? – Линда с любопытством посмотрела на него. – Расскажи!

– Шел почти голый по дороге – в одних порванных брюках и шляпе! Я остановился, пытался до него докричаться – ничего, будто не слышал и двигался дальше. Глаза безумные, смотрит как... черт знает кто. Признаюсь, напугался, даже пистолет достал... мало ли что у того на уме...

Линда недоумевающе посмотрела на него.

– Он что, был вооружен?

– Нет, я говорю, на нем практически ничего не было, но лицо, глаза... будто он не понимал, что происходит, где находится... от таких людей можно ожидать чего хочешь!

– Может наркоман? Ты сам знаешь, – проговорила она с легким упреком в голосе, – в нашем городе это не редкость!

– На наркотик не похоже, вены в порядке, зрачки не расширены. Речь немногословна, но связная. Говорит ничего не помнит, откуда, как зовут – по нулям, ничего не знает.

Линда заинтересовалась и придвинулась ближе к Джону.

– И что в итоге ты с ним сделал?

– Ничего. Эту ночь он провел у нас в участке. Он выспался, его накормили, под утро пришла Анна, уборщица, и только с ее помощью смогли понять кто он такой и откуда.

– И... кто он?

– Сын какой-то алкоголички, соседки Анны. Говорят, ушел из дома в шестнадцать лет и все это время жил где-то в лесу. Она узнала его по шляпе, помнила ее с тех далеких времен. Когда стали шляпу осматривать, с обратной стороны, на подкладке, было написано его имя.

– И где он сейчас?

– Анна предложила ему пожить у нее, пока его документы не восстановят. Как ты понимаешь это займет время, а у него ничего нет за душой – ни дома, ни денег, ни родных. Весь забитый, зашуганный, волосы обожжены. Непонятно, что у него там произошло и почему решил вернуться, но думаю... думаем, что и здесь без шторма не обошлось – видимо разрушил его хижину или где он там жил. Вот ему ничего и не оставалось, как выбраться к людям.

– Ты говоришь, он ничего не помнит? Возможно он травмирован? Его кто-то осматривал?

– Его осмотрел сегодня утром один медик. Много всяких ссадин и царапин, но говорит для жизни и здоровья опасности нет, в скором времени все пройдет и... и он сможет продолжать свое путешествие дальше.

На лице Лины выразилось недовольство.

– Джон, надеюсь ты понимаешь, что человек, не помнящий даже своего имени вряд ли может считаться здоровым. Ты говоришь, что он с трудом говорит и всего боится – по мне так его нельзя просто взять и отправить «дальше»!

Джон поморщился. Он уже начинал жалеть, что черт дернул его за язык вообще поднять эту тему перед сестрой.

– Да послушай, все в порядке, я всяких фриков встречал в своей жизни... может выпил немного, может действительно чем-то закинулся. Но теперь все в порядке, через день-два, думаю, придет в себя, опомнится. Зря ты за него беспокоишься, тем более ты его даже не видела...

– Я могла бы на него посмотреть, – произнесла она, не отводя взгляда своих пристальных глаз от брата. – Как ты понимаешь, это не простое любопытство, я психолог, это моя профессия, возможно я чем-то смогу помочь ему!

– Думаю, это временное расстройство, кто знает, что там с ним произошло. – Джон подошел к входной двери. – Я не видел его сегодня, но Фрэнк рассказывал, что он уже даже говорить стал, стал улыбаться. Не беспокойся так, все под контролем, – он улыбнулся и положил руку на плечо Линды. – Впрочем, это твое дело, если хочешь, могу вас познакомить. Единственное, мне бы не очень хотелось, чтобы ты ехала к Анне и к ее двум сынкам, это компания не для тебя...

– Очень жаль, офицер Симмерс, – засмеялась Линда, подавая ему со стула фуражку. – Вы лишаете меня возможности общаться с самыми лучшими представителями мужского пола нашего города.

Джон надел фуражку и с улыбкой приложил руку к козырьку.

– Мэм, давайте вы просто будете делать так, как я говорю.

Линца поцеловала брата в покрытую щетиной щеку и вскоре на дворе снова послышались звуки автомобиля.

VII.

Черное Шевроле свернуло с асфальта на покрытую лужами грунтовую дорогу и медленно поползло вперед. Влажные от многодневного дождя ветви забарабанили по кузову, оставляя листья и мокрые полосы на стеклах.

Фрэнк докурил сигарету и, в этот раз, вопреки своей всегдашней привычке, не выкинул ее из окна, а аккуратно засунул в пепельницу на передней панели. Его взгляд, всегда такой уверенный и самодовольный, как-то нервно переполз на зеркало заднего вида. Там была лишь уходившая вдаль дорога и шевелившиеся, подсвечиваемые красными габаритными огнями, ветви кустов.

Он снова перевел взгляд вперед и снова потянулся за пачкой сигарет. Он был здесь уже не в первый раз, он был здесь уже несколько раз, но каждый раз, делая этот поворот на грунтовку, он по-особому нервничал, ощущая за своей спиной чей-то скрытый, но пристальный взгляд.

Шипевшее от помех радио давило на нервы. Он выключил магнитолу и открыл окно. Шелест кустов и шум колес по песку слабо перекликались с тихо работавшим двигателем. Вдох сигареты полной грудью и синяя струйка дыма вылетела в уже начинавшееся смеркаться пространство. Под колесами громко хрустнула ветка и Фрэнк опять посмотрел в зеркало заднего вида. Опять никого, опять грунт дороги и кусты, эти тянущиеся вдоль дороги плотные кусты.

Вскоре справа появился большой камень и за последним поворотом дорога плавно пошла вверх. Большая лужа, колеса девятнадцатого радиуса без проблем прошли это препятствие, вытаскивая машину на небольшую лужайку, которой оканчивалась дорога. Фрэнк сделал полукруг и заглушил двигатель. Кругом была тишина. Минуту Фрэнк сидел неподвижно и прислушивался: ни ветра, ни шелеста, лишь редкие крики вечерних птиц, да слабые удары по капоту капель, которые слетали с ветвей высоких деревьев. Он отстегнул ремень, достал из бардачка пистолет и плавным движением вынул полный магазин. Пальцы пробежались по латунным гильзам патронов. Старая привычка, от которой он никак не мог избавиться, старая привычка доставать и проверять патроны каждый раз, когда страх одолевал его. Но все было на месте, все было в норме. Фрэнк убрал его в кобуру под курткой, засунул в пепельницу погашенную сигарету и тихо открыл дверь. В лицо пахнуло свежим воздухом и лесной сыростью. Какая-то зябь пробежалась по телу, то ли от холода, то ли от нервного напряжения.

Не закрывая дверь, он отшагнул от машины. Где-то вдалеке слышалось ауканье лесной птицы. Слабо потрескивала остывающий кузов машины, крупные капли от шедшего недавно дождя продолжали слетать с веток и с глухим звуком бить по кузову. Стараясь не замочить джинсы, Фрэнк вышел на траву к дереву и вдохнул полной грудью. Чувствовался запах мокрого леса. Он полез в карман и достал телефон, чтобы посмотреть время. Но телефон не работал. Аккумулятор лежал рядом, в том же кармане, предусмотрительно вынутый заранее. Фрэнк слишком долго работал в полиции и слишком хорошо знал, что даже выключенный телефон мог использоваться для обнаружения местоположения или как микрофон; он знал это, поскольку он сам несколько раз прибегал к этим мерам, ловя преступников. Только теперь все было иным, теперь этим преступником был он... Он, шестидесятидвухлетний Фрэнк Стаймер, полицейский с безукоризненной послужной линией, герой непопулярной войны, отец двоих детей, и дед трех внуков оказался по ту сторону закона, того закона, который он защищал почти всю свою жизнь, рискуя и жертвуя собой! «Но ведь я не делаю ничего того, что не хотят делать они сами, – снова и снова в своих мыслях утешал он самого себя одной и той же логической линией. – Никто никого не заставляет, никто никого не...»

Но он не успел докончить ту мысль, с которой всегда начиналось его оправдание перед самым главным судьей в его жизни – перед самим собой. Где-то вдалеке, еще на асфальтированной дороге, послышался рев двигателя. Он знал его. Знал потому, что рев этот был ему уже знаком, рев этот он слышал уже много раз, слышал здесь, на этом самом месте, стоя точно так же на лужайке, в глухом лесу, снова и снова проверяя магазин своей Береты.

Рев сменился визгом тормозов, разлетевшимся по кронам высоких деревьев, и через минуту Фрэнк услышал пробивавшийся сквозь плотные деревья басы рэпа.

– Чертова обезьяна! – проскрежетал он сквозь зубы. Вскоре на дороге раздался скрип тормозов и удар, будто подвеска автомобиля грохнула со всей силы о землю и через минуту, визжа колесами и заходя в занос, внизу, у камня, появился Форд Мустанг черного цвета с яркими ксеноновыми фарами из которого, казалось, на километры, в разные стороны разносился голос очередного ниггера, хвастающегося тем, что он «нарубил херову тучу бабла» и «что теперь все черные бабы будут ложиться перед ним в ожидании того, как он снизойдет до секса с ними».

Машина влетела на поляну, разбрызгивая грязь и воду, и, сделав полицейский разворот, встала перед припаркованным с краю шевроле. Музыка затихла и через несколько секунд из машины появилась высокая и коренастая фигура Майка О"Нилла. Фрэнк поморщился, но не сказал не слова. Ему было как-то по-особому интересно наблюдать за всем этим цирком.

– Мой ниггер, – заорал Майк, направляясь к нему своей развалистой походкой и вытягивая к нему свою черную, увешанную перстнями руку. – Старик, твою мать, рад тебя...

– Я не твой ниггер и не старик, – в миг побагровев, ответил тот. – Меня зовут Фрэнк Стаймер, я офицер полиции, еще минимум несколько месяцев я буду офицером полиции и ты, – он хотел сказать «черножопая свинья» или «обезьяна», как любил называть их за глаза, общаясь с друзьями, но сдержался и произнес, – «молокосос» не смеешь общаться со мной так, как общаешься с прочим шлаком из своего окружения...

– Ладно, чё ты, офицер, – язвительно заявил тот. – Партнер! Хочешь буду называть тебя партнером, ведь мы партнеры, мужик, а?!

Фрэнк сделал шаг ему навстречу, чувствуя, как кипит его кровь. Он с удовольствием съездил бы ему по физиономии кулаком, выбил бы ему челюсть, сломал ребра, отбил почки. Но Розарио доверял этому черножопому и считал его своей правой рукой; Розирио послал к нему именно его и ему, Фрэнку, офицеру полиции, придется иметь дело с ним – разговаривать с этим отбросом, говорить с ним так, будто между ними было в этот момент нечто большее, чем трава, на которой они стояли.

– Положи руки на это дерево!

– Чё, мужик?!

– Руки на дерево! – повторил Фрэнк тем тоном, который заставлял любого преступника, каким бы крутым куском говна он бы не был, подчиняться. – Иначе...

– Да че ты, успокойся. Мы же... мы же партнеры... – Майк положил обе руки на стоявшее дерево и расставил ноги, заранее догадываясь что тот хотел сделать. Фрэнк приблизился к нему и в привычной полицейской манере, резкими ударами ноги по внутренней стороне ног Майка раздвинул их еще шире.

– Э! Ниггер! Мужик, осторожней! – запротестовал тот, чувствуя, как руки Фрэнка сильными движениями, похожими больше на удары, обыскивают его брюки и куртку.

– Повернись!

Майк повернулся, в этот раз решив ничего не возражать. Фрэнк пробежался руками снизу-вверх. – Нет оружия?

– Только та здоровенная черная пушка, которую ты только что трогал! – улыбнулся Майк своими белоснежными на черном лице зубами.

– Что здесь? – рука Фрэнка вдруг обнаружила какой-то плотный предмет на груди. «Микрофон», – была первая мысль, почему-то пустившая мурашки по его коже. Но нет, через секунду разуверил он себя. Современные микрофоны по своим размерам не больше пуговицы от рубашки и обнаружить их можно только специальными приборами, ловящими радиосигнал. – Что это? – повторил он, нащупав на плече Майка цепочку и вытягивая по ней здоровенного размера золотой доллар, висевший на груди.

«Чертов придурок», – подумал про себя Фрэнк, почему-то вспоминая умирающих с голода в Африке ниггеров, которыми день и ночь пичкают сознание всякие говнолиберальные каналы и издания.

– Йоу, мужик, твою мать... – Майк взял доллар из руки полицейского и засунул его обратно под футболку. – Имей ко мне уважение! Надо учиться доверять людям. В нашем гребаном бизнесе это необходимо!

– В машину! – скомандовал тот и быстрыми шагами направился к себе в Шевроле. – Садись рядом, на пассажирское сиденье! – прикрикнул Фрэнк, увидев, что Майк собирался сесть сзади, за его спиной.

Майк обошел машину и плюхнулся на сиденье рядом.

– Закрой дверь, – проговорил Фрэнк, включая двигатель и закрывая свое стекло.

– Йоу, мэн, мы едем куда? – в голосе Майка в первый раз послышался испуг. – Это не было частью договора. Я тут чтобы просто...

– Помолчи! – прервал его Фрэнк, включая радио и дожидаясь как тот закроит дверь. – Мы никуда не едем, я не хочу, чтобы наш разговор был доступен еще кому-то, – Фрэнк поймал какую-то поп-волну и увеличил громкость.

– Мужик, это хлам! – почти сразу запротестовал Майк. Давай я принесу тебе диск с реальным дерьмом! – он дернул за ручку, но Фрэнк схватил его за шиворот и крикнул:

– Давай ты свое дерьмо оставишь у себя в штанах и начнешь делать то, ради чего ты здесь оказался!

С недовольной миной на лице, Майк захлопнул дверь и потянулся в карман толстовки. Фрэнк, хоть он и обыскивал его минуту назад, как-то машинально запустил руку под куртку, чувствуя ободряющую прохладу рукоятки Береты.

– Да успокойся ты! Все нормально, мы же партнеры, партнеры, понимаешь, – Майк хихикнул. – У нас же с тобой бизнес, понимаешь! – Он извлек из кармана сложенный вдвое плотный конверт и бросил его на панель управления. – Держи и проверяй, мужик!

Фрэнк отпустил рукоятку пистолета и взял в руку конверт. С негодованием на самого себя, он заметил, что руки его дрожат. Хуже всего было то, что это заметил и Майк, пухлые губы которого растянулись в той наглой улыбке, которую он хотел в тот момент разбить кулаком. Но он здесь был не для этого. «Партнер», – пронеслось в голове то, что произнес он ему уже несколько раз. «Я и он, этот отброс, – мы партнеры», – думал он, но запах и хруст стодолларовых купюр в руках, как сильнодействующий наркотик, загасил его душевную боль, и он, проглотив в себе свою былую гордость, продолжил пересчитывать толстую пачку.

– Мужик, все нормально? – спросил через минуту Майк, заметив, как тот, пересчитав пачку повторно, убрал ее в конверт и положил обратно.

– Все верно, – произнес Фрэнк уже мягче. Созерцая перед собой свой годовой заработок, он чувствовал, что нервы его начинают приходить в порядок.

– Почему Розарио просто не захотел где-то оставить эти деньги?..

– Личное общение, мужик! Личное общение! Посылая к тебе одного из своих лучший людей, он оказывает тебе почтение... Тем более... – Майк помолчал несколько секунд, – у него к тебе есть маленькая просьба...

– Что такое? – прорычал Фрэнк.

– Тебе необходимо будет встретиться кое с кем и кое-кому что-то передать! ...

– Я тебе не мелкий курьер-жопоподтиратель! – взревел Фрэнк, забыв про то, что он собирался говорить как можно тише. – Я не занимаюсь передачками, это ваш сраный бизнес, мое дело лишь закрывать на это глаза...

– Остынь мужик! Остынь! Он так и говорил, что ты будешь говниться... то есть выражать недовольство, – поправился Майк, – но поверь, за эту маленькую услугу ты получишь столько бабла, что то, что ты получил сегодня, покажется тебе сдачей с пива в ближайшем магазе! Тем более, – на лице Майка появилась прежняя усмешка, – тебе уже седьмой десяток, старик! Что бы ты еще ни сделал, если тебя накроют, ты все равно уже просидишь в тюряге до конца своих дней! Так что расслабься!

Фрэнк снова почувствовал приступ раздражения и желание осадить этого молокососа. Но сквернее всего было то, что он был прав и что он был втянут в это дерьмо по самые уши и сколько бы не было дерьма под ногами, споткнись, и он уже по-любому утонет в нем по самые уши.

– Что у тебя там? – хмуро проговорил он, отворачиваясь куда-то в сторону.

– Другое дело, мужик! Вот этот подход уже интереснее. Жди меня здесь!

Фрэнк молча проводил его взглядом до машины. Майк юркнул внутрь, не закрывая двери. Фрэнк на всякий случай снова засунул руку под куртку. Вскоре фигура Майка появилась из-за двери с коричневым пакетом в руке. Своей развалистой походкой он подошел к машине Фрэнка, залез внутрь и положил на приборную панель, рядом с пачкой пересчитанных денег, пакет.

– Что это? – спросил Фрэнк с нескрываемым раздражением в голосе, уже заранее зная ответ.

Майк не ответил.

– Сколько здесь? – спросил Фрэнк через минуту.

– Килограмм, ровно!

Фрэнк молчал. Он и не мог говорить, он чувствовал, как от нервного напряжения захватывало дыхание, как сердце, давно колотившееся в груди, теперь просилось наружу.

– Чистое дерьмо, мужик! Чистей-ше-е! – протянул Майк.

– И что... что я должен буду делать с твоим этим чистейшим дерьмом? – не без труда проговорил Фрэнк.

– Ничего такого, что могло бы подвергать тебя опасности. Тебе всего-то надо будет передать это Робу и его корешам, ну и забрать у них то бабло, которое они наработали.

– Это этим мелким ублюдкам из школы?

– Ублюдки? – засмеялся Майк. – Эти ублюдки приносят нам с тобой бабло, это двигатели нашей экономики, мужик!

– Сколько я с этого получу?

– В два раза больше! – Майк кивнул головой на лежащую рядом пачку денег. Фрэнк посмотрел на него с удивлением, которого уже не мог скрыть. Лицо Майка в этот раз было серьезно, всякий намек на то нахальное выражение, которое он видел совсем недавно, полностью исчез. – Это дохрена бабок и делов-то – совсем ничего!

Фрэнк протянул руку и взвесил пакет.

– Ровно килограмм, мужик.

– Почему я? – спросил тот, не отводя глаз от пакета.

– Розарио доверяет тебе больше, чем разным торчкам. Он говорит, что ты понимаешь особенность этого бизнеса как никто другой. И, кроме того, – Майк снова ухмыльнулся, – человек, которому есть что терять, не будет делать разных глупостей...

Фрэнк ничего не ответил. Но по его лицу Майк увидел, что тот согласен.

– Держи симку, – Майк протянул Фрэнку небольшой конверт. – Вставь ее сегодня вечером в какой-нибудь телефон. Ближе к полуночи тебе перезвонят.

Фрэнк кивнул головой, молча перегнулся над сидением Майка и нажал на ручку двери. Та открылась со слабым щелчком.

– Свободен, – сказал он тихо, кладя пакет на приборную панель перед собой. – Хорошо... в этот раз хорошо... Но... послушай внимательно, и донеси это до своего босса – больше этим говном я заниматься не намерен!

– Отлично, мужик, отлично! Видишь, с тобой можно работать! – он хотел сказать еще что-то, но, увидев по лицу Фрэнка, что этого лучше не делать, вылез, хлопнул рукой по крыше и, не закрывая за собой дверь, направился к машине. Фрэнк не отводил взгляда от зеркала заднего вида. Лишь когда фары машины зажглись и та, пробуксовывая и дрифтуя, ринулась вниз по дороге, тяжело выдохнул.

«Да, я по уши в этом дерьме... – думал он, слушая как хрустят колеса его машины по узкой грунтовой дороге. – Я стал тем, кого я ненавидел и с кем боролся всю свою жизнь. Но в чем именно моя вина? – боролось в нем совершенно другое начало. – Что в том, что я помогаю достать людям то, чего они сами хотят? Ведь это и есть свобода, ведь в этом и есть выражение истинных прав человека, а не в том либеральном дерьме, которое течет в глотку со всех сторон. Ниггеры, пидоры – ты должен их любить, ты должен их уважать, но ты не имеешь свободы делать то, что хочешь ты». «Алкоголь, – вспомнились ему слова, сказанные ему в тот вечер Розарио, слова, которые имели для него особый смысл – это самый сильный наркотик. Если бы его изобрели сегодня, он попал бы в один лист с героином и кокаином. Ни один наркотик не убивает столько людей, сколько алкоголь. Но всем на это насрать. Почему? Потому что это деньги, это индустрия, это традиция. Все поколения на всех континентах употребляли алкоголь. Алкоголь вошел в историю всех культур мира. Алкоголь убил и испортил жизни большему количеству людей, чем все вместе взятые войны и катастрофы. Так чем же хуже то, что лежит у меня сейчас в бардачке?»

Он сам не заметил, как подъехал к своему дому, и лишь когда металлическая дверь гаража начала медленно перед ним открываться, Фрэнк очнулся от своего странного состояния, огляделся по сторонам и медленно заехал внутрь.

VIII.

Когда Кай вернулся в дом, на улице уже смеркалось. Тени выползли из углов, покрыв полумраком всю комнату. Птицы в дворе замолкли и лишь где-то под окном, в траве, громко щебетал кузнечик. Он взял стул, стоявший рядом со столом, и поднес его к кровати. Осторожно, боясь содрать заживавшие болячки, он снял с себя рубашку и хотел лечь, но в этот момент заметил, что входная дверь слегка приоткрыта. Он подошел к ней и потянул на себя, но в этот момент на улице послышалось шарканье шагов по траве. Кто-то шел в его направлении.

Им овладели прежняя нерешительность и страх. Он шагнул назад, с каким-то трепетом ожидая того, кто войдет к нему. Вот послышался стук шагов по ступенькам и их тихий жалобный скрип. Дверь заскрипела, Кай сделал еще один шаг назад и остановился. Дверь раскрылась и на пороге показалась фигура Джо.

– Нравится тебе у нас? – Джо сплюнул в сторону и, не разуваясь, прошел к столу.

Избегая взгляда Джо, Кай попятился назад, дошел до стула, присел на него на секунду, потом снова соскочил, почесал шею и тихим голосом, смотря куда-то на свои босые ноги проговорил, – да, очень... спасибо вам, что... что помогли.

– Это хорошо, что нравится. Ты садись, чё вскочил! – Джо кивнул на стул.

Кай послушно сел.

– Ты, вообще, помнишь меня?

Кай на мгновение взглянул на Джо, но поймав на себе его пристальный взгляд, покраснел как ребенок и, снова уставившись вниз, тихо проговорил «не помню».

– А что ты, вообще, помнишь?

– Я не знаю... мало что помню... лишь помню, как шел по дороге, а потом вспышки и полицейский автомобиль. Меня подобрали... подобрал...

– Джон Симмерс! Мать мне это уже рассказала! Мерзкий тип, говно как человек, впрочем, они все копы такие. И чё ты делал там на этой дороге?

– Я... я вышел из леса, но я... я этого уже не помню.

– Ты помнишь свою мать?

Нет, -мотнул головой Кай.

– А я ведь помню тебя! Я помню тебя еще таким! – Джо опустил руку вниз, на метр, демонстрируя рост того Кая, каким видел он его в последний раз. – Мы – ты и я, часто тусовались вместе. Играли в войнушку в заброшенных гаражах. Я был индейцем, бегал с луком и томагавком, ты был ковбоем, потому что у тебя была эта идиотская шляпа, – Джо показал пальцем на лежавшую на соседним стуле потертую шляпу.

– Да? Но... – на мгновение Кай замялся, однако решился продолжить дальше, – Анна... ваша мама говорила, что моя мать меня редко пускала на улицу...

– Ты больше верь ей! Она стара и память у нее стала такой же, как у тебя. Впрочем, твоя мать не любила нас, твоя мать вообще никого не любила, но ты был не простым ребенком, не слушал ее, бегал из дома. Ты и тогда убежал от нее, в лес...

– Я не помню этого... – все еще не решаясь посмотреть в глаза собеседнику проговорил Кай, – расскажите мне, пожалуйста, что тогда произошло?

– Да чё рассказывать-то? Мамаша твоя любила бухнуть и тебе часто доставалась, когда она была кривой. Однажды, вернувшись домой в жопу пьяная, она отдубасила тебя так, что ты несколько дней не мог ходить. Видимо тебя тогда это все достало, и ты решил вскоре уйти из дома. Я не знаю куда ты пошел – кто говорил, что в крупный город, кто говорил, что ты ушел в лес. Но с того дня я тебя больше не видел.

– Мне... мне приятно, что мы снова встретились...

– И мне... мне тоже очень приятно... Но... есть одна вещь, которую я тебе должен рассказать. Ты, естественно, этого тоже не помнишь, но перед тем, как уйти, ты взял у меня должок; деньги не большие, но пятьсот баксов есть пятьсот баксов, мужик! – Джо замолк и уставился на Кая, лицо которого, хоть в комнате и было уже темно, снова заметно залилось краской.

– Я... я извиняюсь, я... я, видимо, обещал тогда вернуть деньги при первой возможности...

– Обещал!

– ...я верну, обязательно верну, единственное, у меня сейчас ничего нет...

– Да не кипятись ты так! Это подождет еще пару дней, в конце концов, я и так уже ждал херову тучу лет! – Джо достал из кармана рубашки сигарету, зажег о край стола спичку и закурил. – Но долги надо возвращать, мужик, иначе ведь это получается не долг, а херня какая-то, грабеж...

– Конечно, конечно... – заторопился Кай. – У меня нет, но я планирую найти работу, я при первой возможности найду эти деньги и... и отдам...

Джо пустил в лицо Каю струю табачного дыма, от чего тот закашлялся и невольно подался назад.

– Не сомневаюсь. Ведь тебе еще жить в этом городе... – произнес он своим сиплым голосом. Еще с минуту он сидел за столом, внимательно осматривая лицо Кая, будто изучая его. Под тяжелым взглядом того, Кай невольно смущался, смотрел, как виноватый куда-то вниз. Наконец Джо поднялся, почесал живот, не спеша вышел из-за стола и направился к двери, но на пороге остановился, бросил остаток сигареты на пол, затушил ее ботинком и снова заговорил:

– Только, старина, одна вещь, о которой чуть не забыл тебе сказать. Тогда пятьсот баксов были деньги. Сейчас это... «пуф», – произнес он и щелкнул пальцем, – просто бумажка. Инфляция, понимаешь? Деньги теряют свою ценность, бакс обесценивается.

– Я... не беспокойся... я верну и верну больше...

– Мне кажется мы с тобой найдем общей язык, – Джо повернулся и, больше не оборачиваясь и не закрывая дверь, вышел на улицу.

На следующее утро Кай проснулся поздно. Летнее солнце уже во всю светило в окно и в комнате стояла невозможная духота. Все происходившее с ним до этого легло на него тяжелой мрачной тучей, он начал усиленно рыться в своих воспоминаниях; он вспомнил все, до малейшей подробности; но вспомнил с того момента, как Джон Симмерс подобрал его на дороге. Но то, что было до этого, по-прежнему оставалось загадкой. Он совершенно забылся в этих своих мыслях и лежал на кровати до тех пор, пока кто-то не дернул с силой за ручку входной двери.

– Закрылся! – услышал он вдруг тихое ворчание Анны. – Эй! Ты чего закрылся-то! – крикнула она уже громче и ударила ногой в дверь.

Кай вздрогнул, будто снова пробужденный и быстро спустил ноги с кровати. Живо представилось пред глазами ее худое морщинистое лицо со злыми, бегающими по сторонам глазками. Ему снова стало не по себе.

– Открывай, тебе говорят!

– Сейчас, я... я... одеваюсь, – ответил Кай, поспешно натягивая на себе рубашку и брюки.

Удары в дверь прекратились, но слабое ворчание старухи продолжалось. Кай поспешно отпер дверь и натянуто улыбнулся стоявшей на ступенях хозяйке.

– Чего ты закрываешься-то! Боишься, что портки твои дырявые украдут что ли? – набросилась он на него. – Или тебя самого боишься, что украдут?

Кай было попытался ей что-то ответить, но та, видимо, не имея ни малейшего желания выслушивать возражения, отвернулась и поспешно пошла к дому.

– Завтрак на столе! Иди, а то остынет, или сожрут без тебя (Кай понял, что она имела ввиду Билли). Как поешь, сразу спускайтесь вниз, вам надо сегодня снять это сраное дерево.

Через несколько минут Кай переступил порог хозяйского дома. Билли, смотревший в это время очередной сериал, давно закончив со своей порцией, косо посматривал на порцию Кая. Но появление того на пороге его остановило.

– А-а-а! Успел! – проговорил он с нескрываемой злобой в голосе. – На! Это твое! – он запустил себе в рот большой кусок котлеты, взятый с тарелки Кая и подвинул ему остатки. – У нас тут знаешь, как при коммунизме, кто первый встал, того и ботинки, – его шутка, видимо, понравилась ему же насколько, что тело его с полминуты беззвучно тряслось, передавая вибрацию стоявшему рядом столу.

Кай молча опустился на стул, боязливо посмотрел на тучную фигуру Билли и принялся за еду, которая казалась ему какой-то дрянью.

– Смотри! Смотри! – заорал вдруг Билли, разбрызгивая перед собой перемешанные со слюнями остатки еды! – Вот эта баба мочканула того... как его Рождерса... или как звать этого пидора!