Текст книги "Тут и там. Русские инородные сказки - 8"

Автор книги: Макс Фрай

Соавторы: Сергей Малицкий,Александр Шакилов,Алекс Гарридо,Юлия Зонис,Алексей Толкачев,Ольга Лукас,Елена Касьян,Юлия Боровинская,Марина Воробьева,Лея Любомирская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)

Иска Локс

ОДИН С СЕМГОЙ И СЫРОМ

О них слагали стихи и пели песни. Она любила его всем сердцем и клялась, что будет с ним вечно. Он любил ее безумно и клялся, что найдет ее и в будущей жизни. Об их любви говорили, что она на тысячу перерождений. Конечно, те, кто так говорил, и не подозревали, насколько они правы. И конечно, их история закончилась трагично: он был убит, она повесилась. Но остались обещания.

В следующей жизни он долго ее искал и нашел. Она была очень бедна и не очень чиста, поэтому брала за ночь сущие копейки. Он заплатил ей вдесятеро, а затем уехал в глушь, где и провел остаток своих дней в одиночестве. Она же потом долго мучилась от ощущения, что упустила свой случай. Умерли они почти в один день, от сифилиса.

Затем она была богата, а он беден. Конечно, ее бы это не смутило, если бы она нашла его. Но она искала и искала, а он все не находился (он в этот раз не искал и еще очень боялся проституток). Она начала отчаиваться и стала употреблять опиум. Но конечно, судьба не настолько жестока – она дала им шанс. Один раз, сквозь опиумный туман, она увидела его и попыталась сказать ему, как рада, что нашла его, но вышло у нее, признаться, не очень внятно. Он пробормотал себе под нос: «Куда катятся женщины, ей один шаг до шлюхи» – и ушел. Она быстро сошла с ума и умерла, он жил долго и очень несчастно.

Потом случилась война, и ее взяли в плен совсем ребенком. Ее купил и подарил ему на день рождения его отец. Она любила его всей душою и старалась ублажать как могла. Он полюбил ее всей душою, но проговорился другу. Друг проговорился другому другу, и вскоре над его любовью к малолетней рабыне смеялся весь город. Он перерезал себе горло, ее продали богатому старику, который вскоре скончался от инфаркта. Тогда ее прирезали, на всякий случай, – ведь наверняка это она приносила несчастья.

Затем было много чего, и они оба искали друг друга с переменным успехом, но ничего хорошего не выходило. А затем она шла по улице, к «Теремку», чтобы купить блин с семгой и сыром. Он стоял рядом и пил пиво, хотя было утро. Он сразу узнал ее и, закричав: «Я ждал тебя тысячу лет, но ты все не приходила! Посмотри, до чего я дошел, это все из-за тебя!», полез ее лапать, но она увернулась от его грязных рук и, быстро купив свой блин, заявила: «Мужчина, отстаньте! Идите и ждите кого-нибудь другого!» И ушла. И тогда он задумался: «А ведь правда, почему бы мне не начать ждать кого-то другого?» Он бросил пить и пошел работать к детишкам. Там он встретил симпатичную женщину, и они поженились.

Она доела блин с семгой и сыром и пошла на свидание. Ее молодой человек подарил ей цветы и сводил на нового Бонда. Она была счастлива.

Да, а умерли они счастливыми в старости, в своих постелях, в один день. Но о последнем, конечно, никто никогда не узнал.

ХОЗЯИН ПУСТОТЫ

Так получилось, что пустоты у него всегда было в избытке. То купленный в магазине пакет молока дома вдруг оказывался пустым. То не было денег купить мебель в съемной квартире. А один раз из машины вычистили все, включая сиденья. Доходило до абсурда: один раз друг дал ему подержать свою сумку, а когда взял обратно, из нее пропали все документы.

Даже сны ему снились пустые. Вначале он бродил по ним туда-сюда, пытаясь найти что-нибудь, но потом ему надоело, и он просто сидел в пустоте и ждал утра.

А затем к нему в сон зашел джентльмен в одном желтом ботинке и с саквояжем.

– Здравствуйте, – сказал джентльмен и оценивающе огляделся. – Если я здесь поставлю свой саквояж, он не пропадет?

– Нет, – не очень уверенно ответил он (для удобства назовем его Сашей).

– Да, – продолжил джентльмен, – вижу, пустота у вас качественная. Ни мухи, ни пылинки. Комар носу не подточит.

– Вы о чем? – спросил Саша.

– О пустоте. – Джентльмен обвел взглядом все (то есть ничто) вокруг и вздохнул. – Понимаете, раньше я покупал ее в одном заведении… да, надо признать, я знал с самого начала, что у них не все чисто. Пустота в том числе. И что к пустоте они подмешивают пыль, забвение, обветшалость. Но я смирился! Где еще в наше время купить пустоты? Все продают то трамваи, то дома, то цветы и ботинки. – Тут он жестом показал на свой желтый ботинок. – А пустота совершенно исчезла с прилавков! Ведь никто ее не берет! Вот поэтому я приходил к ним и покупал понемногу, на сколько денег хватало. Откладывал с зарплаты.

По когда в очередной пустоте я нашел не только двух жирных мух, но и полстола с чашкой чая, я не выдержал. Да, да, я разорвал с ними контракт! И тут, счастье, я нашел нас! И ведь совершенно случайно – помните, вы вчера шли по улице, а потом у вас, простите, из левого уха упал на дорогу кусок пустоты, и двух машин как не бывало!

Саша, к счастью, не помнил.

– Ну, неважно! – сказал джентльмен. – Вы, может, это случайно. А помните, как у вас пропали все ТВ-каналы и интернет-связь?

– А откуда вы знаете?

– Ну, – джентльмен немного смутился, – должен же я был понаблюдать, а то вдруг у вас пустота тоже с примесями или не первого сорта? Нижайше прошу прощения, но после тех ужасов, о которых я вам говорил, я должен был убедиться! Не хочу, чтоб опять пропал только один ботинок.

– Ну… и как вам моя пустота? – спросил Саша растерянно.

– Отлично, отлично! О такой пустоте можно только мечтать! Вы ведь боретесь с ней каждый день, все покупаете, и приносите, и приобретаете, но она даже и при таком напоре не сдается! Вот, пока вы здесь спите, вижу, у вас мыши унесли три чайные ложки из серебра! Ну, не смею вас больше задерживать своей болтовней. Почем продаете?

– Э… я даже не знаю. – Саша действительно не знал, даже примерно. По правде сказать, мысль о том, что пустоту можно продать, ему раньше в голову не приходила. Он начал жалеть, что сам не додумался поискать покупателей в интернете, тогда он хотя бы знал расценки.

– Не стесняйтесь, за такую пустоту я готов заплатить щедро! – Джентльмен возбужденно притопнул ботинком. – Говорите же, сколько! Я куплю все и сразу!

– Э… дом, на берегу моря. В Испании…

– И все?

– Я еще не закончил! И яхту. Белую. И… постоянный вид на жительство там же.

– Я так полагаю, что машины… трех хватит? Вся обстановка, все это тоже должно быть приложено?

– Да, да, конечно! – Саша поспешно кивнул.

– Ну что же, это даже не так дорого, как я ожидал, – обрадовался джентльмен. – Давайте скорее подпишем контракт, пока бумага и ручки еще не пропали!

Он вытащил из саквояжа ручку и два листа и принялся быстро писать.

– Так вас устроит? – спросил он, закончив.

– Да, вполне!

– Прекрасно, прекрасно! – Джентльмен улыбался так радостно, что Саша начал жалеть, что продешевил. – Подписывайте!

Они подписали. Джентльмен схватил его за руку и воодушевленно потряс, затем отпустил, схватил за другую и потряс ее тоже.

– Спасибо, спасибо, я так счастлив! – сказал он. – Вы даже не представляете, что это для меня значит! До свидания, успехов и счастья! – Тут он развернулся и пошел прочь, почему-то уже без саквояжа. Затем у него пропал и ботинок, а потом (Саша не был уверен, так как джентльмен почти уже исчез из его сна) строгий костюм и левое ухо. И вроде еще джентльмен начал весь как-то светиться.

А затем в его сне появился стул, на который Саша с радостью сел, два окна с видами на горы и помойку, три маленьких монстра и семейство мышей в большой корзине. Но Саша и им был рад и, несмотря даже на то, что, когда он проснулся, на него вдруг свалились откуда-то два горшка и кастрюля, счел, что вышло все очень удачно.

СТЕКЛЯШКА

Стекляшка закатилась под кровать, и пришлось лезть туда, в самую пыль. А потом еще отчищать стекляшку от кошачьей шерсти и отдирать кусок клейкой ленты.

Стекляшка была зеленоватой, если смотреть слева, красно-синей – если справа, зелено-желтой – если сверху, а с остальных сторон ее цвет было не определить. Откуда она прикатилась, Инна так и не поняла: в комнате не было ничего, откуда она могла бы выпасть, разве что ее забросили в окно, но окно было закрыто.

Инна покатала ее по руке туда-сюда и полюбовалась переливами, а затем легла спать.

Назавтра с утра ей позвонили.

– Здравствуйте, – сказал женский голос, – по моим сведениям, у вас в доме появилась стекляшка. Если она вам мешает… ну, знаете ли, всякое бывает, я готова у вас стекляшку забрать.

– Нет, спасибо, она мне совсем не мешает, – ответила Инна и положила трубку.

Затем в офисной столовой к ней подсел мужчина. Кажется, он работал в безопасности, но Инна точно не знала.

– Сколько берете? – спросил мужчина громким шепотом. – Дам сто двадцать и процент от дел.

– За что?

– За стекляшку!

– Нет, спасибо, – ответила Инна, – я не продаю.

Потом два дня прошли спокойно, а на третий к ней в квартиру позвонили. В шесть утра.

– Понимаете, у нас королевство, – рассказали брат и сестра, обоим лет по двенадцать. – И без стекляшки его никак не спасти. Разве что дудочкой. Но дудочки обычно дороже, а мы хотели еще накопить денег на игровую приставку…

– Нет уж, – сказала Инна, – играть на приставке вредно. Купите дудочку и книжки читайте.

Затем ей опять позвонили, и кажется, та же самая первая женщина.

– Я все еще готова забрать у вас… – начала она, но Инна ее перебила:

– Как вам не совестно! Вы хотя бы предложили ее купить! А то все «готова забрать», «готова забрать»! Постыдились бы!

Больше женщина не звонила.

Потом еще приходили маг и две ведьмы и курьер в офис, но Инне продавать стекляшку почему-то совсем не хотелось.

А затем она шла домой мимо озера, и кто-то очень вежливо к ней обратился:

– А у вас это, совершенно случайно, не…

Инна нащупала стекляшку в кармане и кивнула:

– Да, она самая.

– А откуда она у вас? Не подскажете?

– Не знаю, сама прикатилась.

– Да, – вода колыхнулась, – так обычно оно и бывает. А я вот… но это неважно…

– Да нет, говорите, мне интересно!

– А я тут уже давно и сколько себя помню мечтала о… но это так невежливо с моей стороны! Нет, вы не подумайте, я вовсе не хочу у вас ее выманить. Просто тут так грязно и душно, и этот мусор. А если бы… Вот я и думала, что вы, может быть, мне подскажете, где ее можно взять, но не судьба. Простите и до свидания…

Инна задумалась и оперлась на ограду у берега.

– А если бы вы нашли такую, ну или купили, то что бы вы сделали? – спросила она.

– Бросила в воду, – мечтательно сказало озеро.

– Просто бросили, и все?

– Да.

Инна снова задумалась. А потом достала стекляшку и бросила в воду. Та, конечно, была очень красивой, но не будешь же на нее смотреть целый день. А потом она шла домой, а за ней на воде расцветали кувшинки и лотосы, на деревьях болтали русалки, а под водой карпы плели бусы из мух и пели песни.

ЗАКРЫТАЯ КНИГА НА ПЫЛЬНОЙ ПОЛКЕ

– Эти книги мы выдаём только по пятницам после полуночи. Да, и проследи обязательно, чтобы их возвращали ровно через две недели и два дня. Здесь книги только для детей, выдавать их взрослым нельзя. Даже если те говорят, что пришли с детьми. Будь внимателен! Эти взрослые любят приврать, еще, бывает, скажут: «У меня дочка больна, но просила вот эту вот книгу». Все равно не давай! Только в руки ребенку, понятно?

– Понятно.

– Здесь книги, которые можно выдавать только по пять в руки, не меньше. Иначе они тоскуют и обложки рвутся. А потом и текст пропадает. Приводить их в норму – хлопот не оберешься! Да, а вот там, на верхней полке, две красные книги, никогда не давай их обе вместе. Даже если даешь одну, спрашивай справку от невропатолога. А то они пошутить любят, а нервы не у всех крепкие. Что еще… да, а вот эта книга на пыльной полке, видишь?

– Да, вижу.

– Называется «Закрытая книга на пыльной полке». Так что пыль не счищай и не открывай. На руки давать ее можно, но с замком и без ключа. Впрочем, ключа все равно нет.

– Но, простите, а в чем тогда смысл?

– Это уже не твое дело. Твое дело – выдавать книги. Так, что еще… ну, остальное я расскажу завтра, а то ведь все забудешь.

Вечером, когда почти все разошлись, он пошел к пыльной полке. А затем достал из кармана ключ, снял книгу с полки и открыл замочек.

– Тьфу! – сказала книга. – Сколько пыли! Ненавижу пыль!

Он достал из кармана платок и протер книгу.

– Так-то лучше! – заметила книга. – Ну что, куда теперь?

– Выбери на свой вкус, – сказал он.

– О, какое доверие! Ну ладно, постараюсь выбрать не очень мрачное место… и даже приятное. Ты любишь рыбу?

– Есть – люблю. Когда она меня ест – не особо.

– Хорошо. А ромашки?

– К ним я равнодушен.

– Тогда мне все ясно, заходи. – Книга раскрылась пошире.

Он зашел, а книга захлопнулась и упала на пол. Детские книги завистливо охали, а две красные над чем-то смеялись.

СОННЫЙ СБОР

– У нас ничего не получится, – сказала она.

– Почему? – спросил он, натягивая свитер.

– Не хочу тебя обижать, но ты даже не настоящий мужчина. Ты – моя мечта. Сновидение.

– И? А кого еще ты ожидала встретить в своем сне? Реальных мужчин там точно нет, я бы заметил!

– Но в этом и проблема. Не хочу показаться расисткой, но жить с собственным сновидением – это как-то… несерьезно.

Он сел на кровать и обиженно посмотрел на нее большими голубыми глазами.

– Это дискриминация! Я же не виноват, что я – твой сон. И потом, почему вдруг это стало тебя смущать? Познакомиться со мною тебе это не помешало! Напротив, насколько я помню, ты была очень рада…

– Ну да, конечно, – она смутилась, однако сдаваться не собиралась, – но… извини, я тебе не сказала. Я ходила к психотерапевту.

– К кому?

– Ну, это такой человек, который исследует сны и мечты и еще расспрашивает о твоем детстве. А потом помогает тебе понять саму себя. Так вот, психотерапевт, он сказал, что ты – мой Анимус. И что я тобою одержима. И что мне нужен настоящий мужчина, который сможет заменить мне фантазии…

– А что ты ему рассказала, этому психотерапевту?

– Ну что мне все время снишься ты. И как мы познакомились. И про наши свидания.

– И про нашу первую ночь вместе?

Она покраснела.

– Да, и про это тоже. Но это же психотерапевт! Ему нужно рассказывать все!

Он встал с кровати и подошел к окну.

– А о том, что я продал свой замок в самом престижном районе твоих снов, только чтобы купить эликсир, который позволяет сновидениям жить в мире реальных людей, ты рассказала? А о том, что я устроился здесь на работу, чтобы оплачивать твой институт? И о том, что мы уже год живем вместе?

– Нет, но ведь этого он бы не понял.

– А о том, что я наплевал на твой лишний вес, которого, заметь, не было ни в одном сне; наплевал на то, что ты учишься на историка, а значит, зарабатывать много не будешь и мне придется тебя содержать? А еще о том, что в реальном мире у тебя волосатые ноги!

– А вот это подло! – сказала она, отвернувшись. – Теперь я уверилась, что нам и правда лучше расстаться.

Он тяжело вздохнул и отвернулся к окну.

– Ну что же, дело твое. Живи дальше как знаешь.

И она жила дальше как знала. Вначале она по нему очень скучала, но потом привыкла. Через полгода ока встретила студента пятого курса, который ей очень понравился, и они стали встречаться. Она была очень довольна, что теперь живет так, как положено, и ее психотерапевт тоже.

Студент очень любил ее и всегда повторял, что она – идеал и что ему повезло ее встретить.

Они встречались полтора года, а затем он сказал, что им нужно обсудить планы.

– Слушай, – начал он неуверенно, – даже не знаю, как тебе сказать, но… только ты не пугайся! В общем, ты – это сон. И вокруг все – тоже сон. Мой сон.

– Что? – спросила она.

– Мы сейчас в моем сне, – пояснил он, – поверь мне, это так! Это, конечно, невероятно, что я тебя здесь встретил, ведь началось все с кошмара.

– С кошмара? Но это полная чушь! – сказала она. – Ты сошел с ума, если веришь, что все вокруг – сон.

– Да ты же помнишь, как мы познакомились? Я защищал диплом, а оказалось, что забыл надеть штаны дома, и, в общем, все бы закончилось очень плохо, как всегда в таких снах, но ты меня выручила, дав свои тренировочные. Ну подумай, кто на самом деле придет на защиту диплома без штанов? К тому же я давно уже не студент, просто иногда в кошмарах я до сих пор вижу своего научрука. Он был тот еще тип.

Она задумалась. Да, тогда она просто не обратила внимания, но ведь и правда это было так странно…

– А кто тогда я? – спросила она с испугом. – Если все вокруг – твой сон, то откуда здесь я?

– Ты только не бойся, все будет нормально! – Он положил руки ей на плечи. – Понимаешь, и ты мой сон. Но это не страшно! Я был у психотерапевта, тот сказал, что ты – моя Анима. И что это очень хорошо, что мы встречаемся, ведь не каждый мужчина в состоянии признать свою Аниму и ее не бояться…

– Я – твоя Анима? – повторила она чуть слышно.

– Да, ты – моя Анима. Но мы это исправим. Я нашел одного человека, он продает такие пилюли… если ты будешь есть по одной в день, то сможешь жить в мире реальных людей. Ну, что скажешь?

– Подожди. – Она задумалась. – Если это – твой сон, то тогда наяву ты должен выглядеть не совсем так?

Он смутился:

– Да. Ну я ведь сказал, что уже не студент. Давно. Мне пятьдесят. И еще я сейчас без работы. И люблю играть в «Линейку»…

– Нет, так не пойдет, – сказала она. – Мне нужно подумать. Больше сюда не приходи, через месяц я сама тебе позвоню.

Честно говоря, звонить ему она не собиралась.

Своего Анимуса она нашла за неделю. Они встретились в кафе в его обеденный перерыв. Он выглядел загоревшим, растолстевшим, и прическа у него была дурацкая и ему совсем не шла.

– Ты знаешь, – сказала она, – я была не вполне права. Я подумала, может быть, у нас есть еще шанс? После всего, что мы пережили…

– Ты знаешь, – ответил он, – боюсь, что уже поздно. Я встретил девушку… в общем, она чей-то давно забытый сон, поэтому она скучала, сидя в библиотеке, а я как раз пришел туда, чтобы найти какую-нибудь книгу о том, как вернуться в свой мир… ну и мы встречаемся уже полгода. И собираемся переехать в другой сон, потому что здесь все эти полуголые школьницы, и студентки, и эльфы, так что она ревнует. Мы решили попробовать наяву…

– Наяву? Три ха-ха! – сказала она. – А ты знаешь, что это твое «наяву» – всего лишь сон?

– Конечно. Все наяву – чей-то сон. И все сны – чья-то реальность.

– Ну хорошо, приятно было с тобой повидаться.

Она вышла из кафе, решив прогуляться и собраться с мыслями. Побродив полчаса, она направилась в аптеку, где нашла полку с травами.

– А что у вас есть для крепкого сна? С хорошими снами? – спросила она у консультанта.

– Возьмите сбор сонный.

– Отлично, беру. Мне, пожалуйста, две пачки.

Танда Луговская
ВРАЧ МЕРТВОЙ ВОДЫ

Бенда – лучший врач в провинции. На ежегодном празднике белых лучей его место – по правую руку от управителя, и всего лишь третьим, после главного астролога и казначея. Бенда – один из самых уважаемых людей провинции, и все это знают, а кто не знает, пусть посмотрит на праздновании или спросит у людей.

Бенда – чужак, его волосы светлы не от возраста и втекшей в тело мудрости, а глаза серы, как небо в редкий дождь. Бенде не любят смотреть в глаза, отводят взгляд, ибо неосторожны лишь глупец и дитя, и никто не знает, что ощущает душа, когда ее вытягивают из тела светлыми глазами, как щипцами холодного металла – ребенка из тела измучившейся роженицы.

Бенде – лучшего курдючного барана из стада того дома, откуда исцеленный. Бенде – светло-золотистого акациевого меда и отборных темно-рубиновых на разломе гранатов. Бенде – праздничный халат, где птицы вышиты серым и сиреневым речным жемчугом, и мягкие сапоги с серебристой отделкой. С каждой удачной рыбалки на озере Бенде приносят рыбу, и собиратели хвороста тоже оставляют часть на его дворе. Дом Бенды не огорожен забором, лишь деревья, дающие благословенную тень, да виноградные лозы с прозрачно-розовыми гроздьями, оплетшие подпорки, отделяют владения врача. Источник во дворе у Бенды, и в поросшую темным мягким мхом каменную чашу вытекает чистая вода из бронзовой трубы-кувшина – можно приникнуть и пить, и хвори от того не будет. Ни один разбойник или грабитель не тронет Бенду и имущество его – ибо если жадность и способна лишить ума, то уж точно остановит лихого человека страх.

Ни один отец в провинции не выдаст за Бенду дочь, если осталась в сердце хоть капля любви к порожденной. Ибо не будет ей счастья и иссохнет она в несколько лет. Если же успеют появиться дети – тем хуже для них: недолго им видеть солнце и радовать собою мир. Краткие годы отпущены тем, кто слишком приблизился к Бенде и таким, как он, – повянет ранний цвет и не даст плодов. Разве что совсем дальнюю чужачку, не знающую законов, может взять Бенда себе или же сговоренную по клятве: тут уж ничего не попишешь, слово свято, отдадут – да и оплачут, не по-свадебному, а полным голосным плачем, и черным рисом просыплют дорогу позади нее, и обернуться несчастная не посмеет.

Бенде не нужны несчастья соседей. Он вообще не думает о женитьбе. Он столько раз прикасался к женщинам хирургическим ножом, щипцами и трубками, что ночи его опустели, как у старика, – хотя Бенда не стар. Его отец в этом возрасте взял третью жену, и еще четыре брата появились на свет, прежде чем Бенда покинул дом. Но отец был купцом, и деньги вились вокруг него, словно ночная мошкара возле лампы, и Бенда не знает, сколько теперь у него братьев и сестер. На миг задумывается, какие они нынче – те, кого он помнил? Но память скрыла лица, знакомые с детства, мягкой пеленой, и Бенда останавливается, усмехается – зачем это? Молчит кровь, не тянется к родству – так тому и быть. Все уже в том возрасте, когда идти – самим.

Не о том думает Бенда, не то горит в солнечном сплетении сухим непраздничным огнем.

Много сил положил он, чтобы стать врачом. Много бессонных ночей и выжженного масла в лампах позади. Многие книги прочитаны им, и страницы встают перед глазами – только вспомни, и не только слова, но почерк, лапах, шорох – все осталось с Бендой. Не худшим был он учеником и врачом стал – одним из лучших в стране. Не лучшим, нет.

Есть старый Зиявуш, и заслуженно он первый врач столицы, и пока не сравнялся Бенда с ним, и смиренно учился у него, и если будет на то воля Солнца, еще выучится, чему сможет, в нечастые приезды. Щедр Зиявуш к ученикам своим, не таит знаний – оттого и сам черпает их из мира полной мерой, и нет зависти – лишь глубокое почтение.

Есть Фару, бывший соученик Бенды. Никто не понимал, зачем принц – пусть из тех очередей, что никогда до престола не доходят, но все же – спустился из Верхнего дворца к больным, где зараза, гной и вопли боли. А учился – словно бедняк, взятый из милости и старавшийся доказать, что нужен, и оперировал – словно пел или старался что-то забыть. Сколь известно Бенде, Фару так никогда и не вернулся в Верхний дворец. Уехал на острова, стал там живой легендой. Создал там свою школу – хоть и молод, а пошли к нему. Начни Бенда жизнь сначала – и он бы пошел. Чему-то еще научился Фару – что Бенда не уловил, не понял, не смог.

И ведьма Фаренга в горах еще есть, о которой рассказывают чудеса, но не видел этого Бенда, не проверял, с исцеляемыми не разговаривал. Может, и действительно черный талант дан – не от учености, а от тела. Может, убедительными сказками да фокусами владеет. Если правду говорят о ней – четвертый Бенда по счету, лгут – третий.

Не от тщеславия Бенда это считает. Был бы тщеславен – остался в столице, не уехал бы на восток. Нет. Думает Бенда.

В теплом влажном сплетении тел рождается жизнь. Так у человека, так у собак, так у мышей. Не нужен разум – только мужчина и женщина, самец и самка – и достаточно, и создается – чего не было еще, и подобное чему было всегда. Ляжет ли деревенский дурак-пастух с последней нищенкой или же правитель со своей женой – и у тех и у других получится.

А лучшие врачи мира – не могут. Нет, разделят они ложе с кем-нибудь – и будет так же, бесхитростно и слепо. Несложное дело. Но сами, разумом, знаниями, умениями, – нет. Убить – легче легкого, оттого и строжайший воспрещающий обет на них лежит. Никогда не убивал Бенда – но не может не знать, как это. Не бывает медицины – без. Удержать жизнь – чем больше знаешь и умеешь ты, тем больше жизней удержишь. Но никогда – все. И великий Зиявуш от родных, что с нетерпением и надеждой отчаянной слов мастера ждут, голову отворачивал в стыде. И учитель Зиявуша. И все врачи во все времена. Никому не миновать.

Ворочается в солнечном сплетении Бенды глухая обида. Душно Бенде. В сад вышел, в лиственную кружевную тень.

Возле водяной чаши девочка играет – что-то лепит из влажной земли. Лечил ее Бенда от лихорадки, потому вспомнил, как зовут: Арнавак она, из дома напротив. Далеко ей до возраста крови, лет шесть или восемь еще, потому бегает пока где хочет, и голова ее не покрыта.

Подошел Бенда, присмотрелся. Несколько фигурок – вроде как двое людей, вроде как собака или лошадь еще. Арнавак напевает невнятно, лепит тщательно, но расплывается мокрый песок под пальцами. Не успевает закончить человечка – а его ноги уже снова надо подправлять. Но не унывает Арнавак: что рассыпалось – по-другому слепит. И песенка самодельная, ни в склад, ни в лад, за историей этой расплывающейся ведется: как поехали куда-то двое, рыбу наловили, а потом одного из них птица Рух унесла… и общем, понятно, из какой сказки, только тут не от записанного в книге идет, а от высыпающегося из героев этой нескладушки песка.

Долго смотрел на игру Бенда, потом спросил:

– Зачем ты это делаешь?

Вздрогнула Арнавак, смутилась и испугалась. Ведь не приглашали ее в сад лекаря – а ну как погонит сейчас хозяин? Вдруг что не то сделала и ругать сейчас будут? Услышала бы – сама бы убежала, но заигралась.

– Не буду больше, – тихо говорит. – Простите…

Махнул Бенда рукой:

– Да не к тому я. Можешь дальше лепить. Зачем тебе это? Зачем тебе фигурки эти нужны?

Еще больше Арнавак растерялась. Никогда ее об этом не спрашивали. Ну потому что играется, хочется, интересно – как это объяснить? Но ведь не просто взрослый спрашивает – лекарь, важный человек, перед которым и отец Арнавак кланяется низко и говорит тише.

Вдохнула глубоко Арнавак, вспомнила, как бабушка сказку рассказывала, и начала так же – что запомнила. Что не ладилось – просто пропускала.

Слушал Бенда внимательно, не перебивал – словно историю болезни.

Поняла Арнавак, что не выходит – чтобы понятно. Сбилась совсем, еще больше смутилась. Замолчала. Вроде такая большая и хорошая сказка была – а расползлась, как мокрая земля под пальцами.

– Хорошо, – сказал Бенда. – Вот смотри. Есть сказка – верно? Тебе ее рассказали, ты запомнила. А фигурки вот эти земляные – тебе зачем?

И смотрит глазами светлыми, нездешними.

Отводит взгляд в сторону Арнавак. Как отвечать-то?

– Чтоб они живыми были…

– Но ведь не живые они? Это просто фигурки из песка. Они же сами не ходят, не дышат, не думают…

Пожимает плечами Арнавак виновато:

– Когда я в них играю, они живые…

Сдержался Бенда, промолчал. В дом вернулся. Грустно думать, что, сколько бы лет ни прошло, а все равно ты не умней маленькой замарашки, что возится в грязи.

На следующий день предупредил Бенда, что уезжает, и, может статься, надолго. Помощника вместо себя оставил. Предупредил, чтобы детей из сада не гонял. Чтоб книги берег – и предупреждать не надо. Немногое с собой взял. Сел на любимого пегого мула. В столицу направился. К учителю.

Доброе дело дорога. Пыль, присыпая тебя, как только что написанную страницу, вытягивает непокой. Мул идет вперед, раздвигая простор, словно купальщик воду. Любит Бенда этого мула, сам себя с мулом сравнивает: крепок, вынослив, работает много, ест мало, хвори не липнут, подков не требуется. К тому же умен и осторожен. А что красотой особо не задался и потомства ждать не стоит – о том ли печалиться? Немыслимое небо вокруг, цвет его – голубой, качество – совершенство.

Вовремя добрался, как чувствовал. Заболел старый Зиявуш, ослабел нехорошо, глаза погасли. Сразу как приехал – за работу Бенда взялся. Вспомнил все – и чему выучили, и до чего сам дошел, и чего не знал никогда. Новые ученики да помощники к концу дня уже на ходу засыпали – загонял их Бенда с поручениями. Четыре дня и три ночи сражался – вытянул. И долго выхаживал потом, пока в силу не вошел Зиявуш. Медленно старое тело жизнь вбирает, отпускает слишком легко.

Помнит Бенда, что врач тогда побеждает, когда больной на стороне врача – против болезни. Примет сторону болезни – беда. А слабый может и не заметить этого. Много говорил Бенда, на голос свой выводил больного, словно рыбак – крупную, мощную рыбу суген. Аккуратен рыбак. Не сорвется.

Лишь когда переломилась зима и расцвело даже то, что из одних колючек состоит, уехал Бенда от учителя. Выздоровел Зиявуш. Будет жить еще. Хорошо закален этот меч, ржавчина очень не враз возьмет.

Только вот не получил Бенда ответа.

К горам направился. В гости к ведьме неведомой – авось не прогонит незваного.

Пока ехал, думал – кого увидит? Рисовались видения то ли темнокожей выбеленно-седой карги с высохшими, почти птичьими пальцами, то ли девушки такой красоты, что только обманом быть может, мороком смертным. И на краю губ – невидимый ответ дразнился.

Доехал до гор, гневных морщин старой земли. Ну что же – и там люди живут: виноград выращивают, пчел держат, овец и коз пасут. Спросил про ведьму – рассказали да проводили без осторожности.

Не красавица, чтобы голову потерять, не уродина ветхая, чтобы детей пугать. Сначала не разобрать-понять, то ли двадцать пять ей весен, то ли тридцать пять, а может, и сорок. Полное рябоватое лицо, узкие черные глаза, волосы убраны под платок вроде сарбанда, да меньше размером. Крепкие ноги на земле стоят, крепкие руки тяжелый глиняный кувшин держат: льет молоко, чтобы сыр делать.

Поклонился Бенда, назвался. Удивленно приподняла густые брови Фаренга, но в дом пригласила – сама, как хозяйка и мать сыновей. Сосуды с вином, ледяной водой и дугом на стол поставила, горную дыню разрезала, свежих лепешек положила и связку чурчхел. Не скоро беседу закончили и порешили так: поработает Бенда помощником у Фаренги, сколько сам захочет, не возьмет Фаренга платы иначе как вопросами, если же Бенда отвечать откажется, тут и договору разрыв. А жить Бенда может на мужской половине дома – есть там свободная комната: по обычаю, если сын погибает, в комнате его родственники не селятся, а путника пригласить не запретно. Младшие сыновья матери не возразили.

Пять лет в горах прожил Бенда. Многое из того, чему в столице не учили, узнал. Различными дымами лечить смог, о целебных травах записей на книгу набралось, к полупрозрачным обсидиановым ножам рука привыкла поболе, чем раньше к бронзовым. Много видел того, что чудесами счесть можно, – но расчислил их и познал.