Текст книги "Зеркалам нельзя доверять (СИ)"

Автор книги: Макс Фальк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

– Новому колдовству?.. – оживился Криденс.

– Почти колдовству, – Грейвз засмеялся. – Танцевать.

– Вы умеете?.. – радостно удивился Криденс. В его голове тут же вспыхнула музыка, которую он слышал, проходя мимо отелей и ресторанов: фортепиано, саксофон и виолончели. Перед глазами промелькнули пары, будто слетевшие с красочных афиш: мужчины в чёрном и белом, женщины в длинных платьях, струящихся, будто вихрь. Локти, чёткие профили, гибкие спины… О, конечно же, Персиваль должен был уметь танцевать, как неловко было спросить об этом!..

– Конечно, умею, – с ласковой снисходительностью ответил Грейвз. – Каждый хорошо воспитанный человек должен уметь.

– Давайте, – смущённо отозвался Криденс. – Но… мне же не придётся танцевать с другими в гостях у ваших друзей, когда мы вернёмся?.. Я бы не хотел… Или… чтобы вы танцевали с девушками, – ревниво добавил он.

– Я не позволю тебе ни с кем танцевать, – с шутливой суровостью отозвался Грейвз. – Даже не мечтай.

– Шкуру спустите?.. – не без кокетства спросил Криденс.

– Отшлёпаю так, что сидеть не сможешь.

– Хорошо, – неожиданно легко согласился тот. – Тогда я не буду сидеть, я буду лежать.

И добавил шепотом:

– Попой вверх.

Грейвз рассмеялся, легко и весело. Поцеловал его за ухо. Прикусив губу, Криденс таинственно улыбался. Значит, вот как это делается… Это уже флирт?.. Да?.. Нет?.. Неважно. Это заставляет Персиваля смеяться. Он любит шутки про стыдные вещи… О, теперь Криденс знал множество стыдных вещей, и шутить о них, не краснея, он обязательно научится.

Грейвз опустил иглу на граммофонную пластинку, и просторную столовую заполнила густая, резковатая музыка.

– Это вальс?.. – слегка робея, спросил Криденс. Он не разбирался ни в танцах, ни в музыке, но одно-единственное название всё-таки знал.

– Фокстрот, – ответил Грейвз, подходя ближе. – Он медленный и не очень сложный.

– Он вам нравится?.. – Криденс устыдился, что Грейвз выбрал для него что-то, наверное, очень примитивное.

– Я его люблю, – просто ответил Грейвз, и Криденс вздохнул с облегчением.

Грейвз положил ему ладонь высоко на спину, привлёк к себе, взял за руку, держа её на весу.

– Я иду вперёд, ты – назад. Я начинаю с левой ноги, ты – с правой. Понял меня?

Криденс решительно кивнул.

– Очень плавно, – сказал Грейвз, глядя ему в глаза. – Два шага назад, один – в сторону. Следи за мной, слушай меня – я подскажу, куда двигаться.

– Да, сэр, – взволнованным шепотом отозвался Криденс.

Он постарался расслабиться, как всегда, когда Персиваль говорил ему – “слушай меня”. Он как будто слегка растворялся, выплывал из своего тела, осязание обострялось, позволяя отчётливо ощущать каждое прикосновение – нажатие пальцев, ладони, наклон корпуса… Криденс приподнялся на пальцах, чтобы каблуки оторвались от пола. Грейвз держал его за руку уверенно и твёрдо. Раз – два – три – четыре. Назад – назад – в сторону. Назад – назад – в сторону. Криденс как будто всё время падал спиной назад, а Персиваль догонял его, ловил, не давал упасть. Криденс чувствовал себя невесомым, как птица.

Они смотрели друг другу в глаза – они никогда раньше не смотрели друг на друга так долго. Тёмные глаза Грейвза казались почти чёрными, когда на них падала тень. Криденс пытался разглядеть цвет, но не мог разобрать его. Он смотрел на короткие густые ресницы, широкие брови – он вдруг понял, что никогда не рассматривал это лицо вблизи. Он видел тонкие, почти невидимые морщины у глаз – от улыбок, которых было немного. Глубокую складку между бровей – от забот, которых было без счёта. Горечь в опущенных углах рта. Седину в волосах. Не только на висках – везде, надо лбом, тонкие серебряные нити времени.

Криденс вдруг испугался: Персиваль на много лет старше его. Он не знал точно, на сколько… на двадцать?.. на пятнадцать?.. Он будет стареть. На этом лице проступят морщины. Оно кажется таким красивым сейчас, но что будет, когда время начнёт разрушать его?

– Что случилось? – спросил Персиваль, когда тот остановился, как вкопанный.

– Сколько вам лет?.. – тревожно спросил Криденс.

– Сорок два, – удивлённо ответил тот. – Почему тебя это вдруг так взволновало?

– Я подумал… вы старше меня на… почти на двадцать пять лет, – прошептал Криденс.

– Да, и что с того?.. – Персиваль слегка нахмурился. – Тебя это раньше не беспокоило.

– Я не хочу, чтоб вы умерли так быстро, – с ужасом прошептал Криденс.

Сорок два!.. Даже если он сможет защитить его от Гриндевальда – отогнать старость он будет не в силах.

– Ах, вот ты о чём, – Персиваль с облегчением улыбнулся, стёр с его щеки мокрый след. – Не бойся. Волшебники живут очень долго.

– Долго?.. – недоверчиво переспросил Криденс. – Сколько?

– Сто лет… двести, – Грейвз пожал плечами. – Нынешнему директору Хогвартса почти триста.

Криденс глубоко вздохнул, успокаиваясь.

– Живите, пожалуйста, триста лет, – попросил он.

Персиваль опустил руки, посмотрел на него долгим задумчивым взглядом. Криденс смотрел в ответ. Будто видел его в первый раз. Человека, мужчину, аврора. Они будут рисковать жизнью уже очень скоро. Может быть, завтра. Может быть, завтра будет очень страшно, потому что Персиваль выйдет из дома, и придётся ждать его, тревожась и обгрызая ногти. Но это будет завтра.

Персиваль смотрел на него, положив руки в карманы. У него были грустные глаза. Криденс не знал, почему он так смотрит, и не хотел спрашивать. Ему просто хотелось, чтобы они перестали быть такими. Чтобы пристальный строгий взгляд снова стал ласковым. Чтобы Персиваль улыбнулся, глядя на него, чтобы возле глаз собрались тонкие лучики морщин.

– Давайте ещё раз, – сказал Криденс, положив одну руку ему на плечо. – Я почти всё запомнил.

Громкий звон дверного колокольчика прервал их.

– Почтальон, – сказал Грейвз, прислушавшись. – Наверное, письмо от Модести. Пойдём, встретим его.

Криденс задержался на пару мгновений, чтобы снять иглу с пластинки, когда Грейвз пошёл открывать дверь. Краем уха услышал какой-то возглас, потом кто-то чихнул, и стало тихо.

Непонятный страх вдруг ударил ему в голову, он выскочил из столовой. Незнакомый человек, бледнокожий и беловолосый, положил Грейвза на пол, под стеной. Тот как будто внезапно заснул, голова моталась из стороны в сторону, глаза были закрыты. Криденс оцепенел от ужаса, глядя на них.

Человек выпрямился, заметил Криденса, удивлённо поднял бесцветные брови. У него было неприятное лицо и глаза разного цвета.

– Что вы… что вы с ним сделали?.. – прошептал Криденс.

– Ну, здравствуй, мой славный, – ответил тот и широко улыбнулся. – Не ждал тебя тут найти.

========== Глава четвёртая. Геллерт Гриндевальд ==========

Двухэтажный каменный дом с белыми окнами и мощной дубовой дверью, потемневший от времени, вызывал… разочарование. Как же так, Перси? Где же изящество, где строгость и чёткость линий? Что это за пошлые цветы на зелёной лужайке, как ты мог здесь поселиться?

Геллерт стоял у границы защитного поля, которое окутывало территорию возле дома, вглядывался в окна, но видел только светлые занавеси. Здесь всё дышало деревенским покоем и тишиной. От невысокой изгороди, через которую можно было перешагнуть, к дому тянулась вымощенная камнем дорожка. Геллерт бы не удивился, если бы из-за дома сейчас показался какой-нибудь гусь и потопал ощипывать крокусы. Хотя, учитывая присутствие здесь Скамандера, скорее стоило предполагать появление взрывопотама.

Тишина и покой. Клумбам, обложенным круглыми камнями, явственно не хватало могильных плит. Они вызывали смертельную усталую скуку. Будто так и звали: приляг, отдохни, закрой глаза. Всё безнадёжно. Всё бессмысленно. Всё проиграно. Наверное, однажды утром Перси выйдет из дома, ляжет среди цветов, и земля проглотит его, только чавкнет. Был Персиваль – и больше нет.

Да что там – его уже нет.

Тот Персиваль Грейвз, который был до самой последней грязной мыслишки знаком Геллерту, не поселился бы здесь. Тот Персиваль был бунтарём. Он был упрямым, заносчивым, самовлюблённым гадом. Тот Персиваль не мог жить здесь, в этом пасторальном, ярко раскрашенном мирке. И всё же, как у него получалось создавать такою правдоподобную иллюзию гармонии, пряча в душе мерзкий, зловонный гнойник?

В его доме в Нью-Йорке – изысканная роскошь старой могущественной династии – благополучие ещё можно было объяснить влиянием семьи, накопленным за поколения. Но здесь это объяснение нельзя было принимать в расчёт.

Жить в доме Грейвза возле Центрального парка было одно удовольствие. Его домашние эльфы из-под Империо даже пикнуть не могли. Геллерт с ностальгией вспоминал то время, когда он был Персивалем Грейвзом. Теперь от настоящего Грейвза, похоже, осталась лишь тень, живущая в старом и мрачном доме. Странно, что он не разбил перед домом огородик с травками – отличительный признак деревенского колдуна, к которому приходят с насморком или с просьбой излечить какую-нибудь корову.

Стать Персивалем Грейвзом оказалось нетрудно, а быть им было даже приятно. Коллеги благоговели перед ним. Грейвз был прав, конечно – его репутация оказалась такой непрошибаемой, что промахи Геллерту прощались, стоило лишь улыбнуться и состряпать правдоподобное объяснение. И ни одна живая душа не заподозрила, что с мистером Грейвзом что-то не так. Потому что ни одна живая душа не знала Грейвза так близко, как его узнал Геллерт. Он держал на расстоянии всех, у него даже не было постоянной пассии. Там, на сверкающей вершине, где он творил историю и держал в одной руке – пряник, в другой – хлыст, будто державу и скипетр, усмиряя своих шпионов, авроров и конкурентов, там было слишком шумно и тесно для дружеских бесед. Нет, конечно, как и на любой вершине, там всё держалось на связях, но что они, его коллеги, его соперники, знали о Персивале Грейвзе?

Они знали, что он любит чёрный чай с бергамотом, с прохладцей относится к прерафаэлитам, всерьёз увлечён Кандинским и Климтом, они знали, что ему нравится джаз, астрономия и шахматы. Они знали его политические взгляды, привычку работать допоздна, склонность влезать в дела коллег и брать ответственность на себя. Но что они знали о нём, как о человеке?..

Ничего. Они не знали, что он никогда не спал с женщиной, что он встречается в казино с не-магами, что он мечтает о сыне, что он сентиментальный распутник под всей своей великолепной чёрно-белой бронёй, что он перечитывает на досуге Гомера и делает в книгах пометки карандашом, что в его спальне нет ни одного окна, что он любит запах свежих цветов и его привлекают полные губы.

Приятели его круга не знали Грейвза, потому что всегда были слишком заняты – политикой, порядком, мироустройством. Коллеги, стоящие ниже, не знали его, потому что он никого не подпускал. Он как будто всю свою жизнь занимался тем, что готовился к появлению Геллерта Гриндевальда.

В его великолепном доме всегда было так спокойно, будто ось мира проходила не через полюса Земли, а через этот высокий многоэтажный особняк у Центрального парка. Геллерт жил там, читал его книги, спал на его простынях, разбирал его рабочие записи, приобретал, почти забываясь, его привычки. Иногда там догоняло неприятное ощущение, что этому дому сильно не достаёт его настоящего хозяина. Грейвз был там везде, в каждой детали – и одновременно его там не было. Иногда это почти вызывало недоумение.

Он казался таким мощным, несокрушимым, практически вечным. И вот… это. Сельский дом. Рутина. Крокусы. Геллерт ощущал разочарование так сильно, что его даже подташнивало. Он всё же надеялся, что Грейвз не сломался окончательно. Он же так боролся! Продержался четыре месяца – а некоторые не выдерживали и четырёх дней. Даже когда он был в отчаянии, он скалил зубы, язвил и вёл себя так, будто не он тут пленник. Даже, принуждённый рассказывать о своих грешках, он не терял лица.

Геллерт был немного напуган, когда первый продолжительный допрос ничего не дал. Никаких тайн. Никаких страстей. Даже какие-то старые трагедии были уже полузабыты, и ковыряться в них было скучно. Грейвз не менялся в лице, рассказывая о том, что платил проституткам – он как будто не считал это чем-нибудь выдающимся или постыдным. Будто это было рядовое явление для человека его круга. Да, это была славная подробность для шантажа – но это была совсем не та тайна, которую Геллерт искал.

Нужная нашлась случайно. И как будто на сверкающей полированым серебром броне вспучилось уродливое грязное пятно. Мальчик. Порочная страсть. Эльдорадо стыда, отчаяния и мрака. Грейвз корчился, стоило только произнести имя – “Криденс”. Он краснел, как полевой мак, прятал глаза, у него сразу менялся голос. Он говорил, говорил, говорил, у него были десятки подробных фантазий, настоящее порнографическое ателье в голове. Иногда даже просто слушать его было мерзко, но в то же время это было по-своему захватывающим.

А теперь Грейвз сломался. Этот дом подтверждал: Грейвза больше нет. Он разбился, упав с вершины, он больше не встанет. Он калека. Глядя на окна, откуда слышалась негромкая музыка, Геллерт испытывал странное желание зайти в дом, встряхнуть Грейвза за плечи и сказать: “Что ты раскис?.. Вставай! Сделай что-нибудь!..”

Интересно, какой он сейчас? Тогда он держался до последнего – а теперь? У него потухли глаза? Побледнел рот? Прибавилось седины? А может, он опустился, перестал бриться, следить за собой? Геллерт медлил у края барьера. Длил надежду, что его соперник окажется прежним Грейвзом. Поставил же кто-то на дом это великолепное защитное заклинание, выплетенное так тщательно, что им хотелось любоваться, как кружевом. Никто в округе так не умел. Даже Альбус. Это не его рука.

Защита на земле была куда слабее. Не кружево, а небрежно связанные узлы, из которых во все стороны торчали нитки. Чтобы расплести их, нужно просто найти нужную и потянуть. Любому, кто не увлекался древней и тёмной магией, это было бы не под силу. Но Геллерт был одним из тех немногих магов, кто был влюблён в магию, кто старался узнать как можно больше о великих волшебниках тех времён, когда магглы ещё даже не изобрели письменность. По сравнению с теми тайнами, что открывались ему в древних папирусных свитках, защитные заклинания Грейвза были просто нелепы.

Шутки ради можно было бы обратить их против создателя, но Геллерт не стал возиться. Он развеял сторожевые чары, подошёл ближе к дому. Кружево мерцало, будто живая хрупкая тень скользила по стенам. Здесь требовалось время. Защитное заклинание не пропустило бы внутрь никого, кто желал бы зла обитателям дома – умно, тонко, надёжно. Грейвз наверняка заметит, если оно вдруг исчезнет – насторожится. Но если внести в узор небольшие поправки, можно сделать самого себя исключением. Поправки и толкования, мелкий шрифт на последней странице – самая опасная вещь в мире.

Вносить изменения в готовые чары – дело трудное и опасное. Словно пытаешься прилепить живую бабочку в центр паутины так, чтобы паук не заметил. Сначала оторви бабочке ножки, чтобы не трепыхалась – нежно, аккуратно, чтоб не сдохла, пока ты ещё не закончил. И не раздави маленькую дрянь, держи её бережно. Замотай её морду паутиной, чтоб не верещала, свяжи ей крылья. И только потом – опускай на липкую нить, не дыша, медленно, медленно… Вот и всё.

Первоначальным планом Геллерта было немного поболтать с Грейвзом, но заклинание было слишком искусным, выдавая могущественного союзника, и он передумал. Можно просто сделать, за чем пришёл, и этого будет достаточно. Поболтать выпадет шанс в другой раз – когда станет известно, какого такого защитника завёл себе Грейвз, и где он его подцепил.

Геллерт, конечно, следил за его жизнью. Вполглаза. Газеты немного пошумели, когда он сбежал перед самой казнью, а потом вынырнул в Нормандии, у своей дальней родни, и скакнул через Ла-Манш в Лондон, а оттуда – в Шотландию. Уже в конце февраля английские газеты были увлечены обсуждением маггловского военного конфликта в Китае, который угрожал секретности Школе Лазоревого Дракона Цинлун. Пришлось искать глаза и уши здесь, в Гленгори. За парочку галеонов один местный лавочник согласился время от времени присылать сову с новостями о жизни пришлого американца, который, как писали газеты (а газеты не врут) работал на Гриндевальда. Геллерт внутренне покатывался со смеху каждый раз, читая очередное послание волшебника, который патриотично следил за “гриндевальдовским шпионом”.

Новая жизнь Грейвза была скучной, как зубная боль. Он жил не один – завёл себе какого-то невзрачного маггла по имени Артур. Ходил на почту, писал мисс Голдштейн. Дважды в неделю принимал у себя Скамандера. Что этих двоих связало друг с другом, было загадкой. Грейвз и младший Скамандер ни разу не встречались раньше, у них не было абсолютно ничего общего. Грейвз никогда не увлекался разведением тварей, ни магических, ни обыкновенных, а Скамандер старался избегать любого лишнего контакта с представителями власти. Также осталось неясным, что за тварь однажды разметала дом Грейвза по камешку, а потом, по слухам, полночи летала и выла над озером. Скамандер, похоже, так и не научился плотно запирать свой чемодан.

Чемодан, собственно, и был главной причиной визита Геллерта. Во время обыска, ещё в Нью-Йорке, Гриндевальд нашёл в его карманном зоопарке, помимо маленького обскура, целую коллекцию чудесных опасных тварей. С некоторыми даже опытному волшебнику было бы трудно справиться, что уж говорить о магглах, которых эти крошки щёлкали бы, как семечки. Выпусти их на свободу – и они устроят такой хаос, что число жертв за одни сутки станет трёхзначным. Потребуется маленькая армия, чтобы их обуздать. А главное – их не жалко, и можно не подставлять под аврорские палочки ценных союзников. Люди – ресурс возобновляемый, но, к сожалению, конечный.

Конечно, натравливать на магглов стоит лишь тех тварей, кого нельзя использовать как-то иначе: выдрессировать, выдоить, выпотрошить… Фокус с погружением в забвение Нью-Йорка – шесть миллионов человек! население маленькой страны! – поразил Геллерта до глубины души. А что, если провернуть этот фокус ещё раз, только вместо забвения внушить магглам какую-нибудь простую и понятную идею – например, подчиняться магам? Всего-навсего потребуется одна хорошая гроза, которая накроет часть Европы. И тварь из чемодана Скамандера, которая даёт нужный яд. И сам Скамандер, разумеется.

Геллерт охотился за Скамандером осторожно, без лишнего шума. Взять его на воле, из Министерства магии, было бы невозможно. Но как только Геллерт узнал, что рыжий начал постоянно гостить у Грейвза, план родился сам собой. Оставалось только подгадать время, появиться, забрать чемодан – ну, а дальнейшее не представляло никакой сложности. Скамандер так привязан к своим тварям, что если пригрозить ему хлопнуть одну-другую, он раскиснет, как печенье в горячем чае. Это не Грейвз. Грейвз был гранитным орешком. После каждого визита к нему Геллерт уставал так, как не уставал на его проклятой работе в Конгрессе…

К Мордреду и Моргане. Всё в прошлом.

Геллерт дёрнул за хвост колокольчика, за дверью раздался мелодичный звон, перекрывая музыку. Вот мы и встретились снова, мой дорогой друг. Интересно, кто же откроет дверь – этот мальчишка-маггл или сам?..

Сам. Беспечный – даже палочку не держал наготове. А ведь аврор!..

– Ты!..

Грейвз дёрнул руку к карману, но не успел, получил щедрую горсть сонной пыльцы в глаза. Геллерт держал её наготове, драться с Грейвзом он не собирался: даже имея в руках Старшую палочку, он не хотел рисковать. То, что он заявился сюда лично, а не использовал, как всегда, связи и возможности герра Лихтенберга, было достаточным риском. Но он хотел быть уверен, что всё пройдёт гладко. И тянуло взглянуть: как ты живёшь теперь, дорогой Персиваль, нравится ли тебе новая жизнь?

Грейвз вдохнул и шатнулся, врезался плечом в дверь. Геллерт подставил руки, чтобы поймать, уложил его на пол, чтобы он не мешался, валяясь посреди холла. Смолкла музыка, Гриндевальд повернулся.

Это, конечно же, был сюрприз.

Криденс.

Чудовищный и чудесный мальчик-обскур. Он казался выше, чем раньше, и одет был приличней, но был всё таким же бледным, а в глазах был всё тот же испуг. Как он выжил? Как он попал к Грейвзу? Нет – как он выжил? Его казнили, от него ничего не осталось – и вот он стоит здесь… да, это точно он. И не он ли помог сбежать из тюрьмы своему драгоценному мистеру Грейвзу?

– Что вы с ним сделали?.. – Криденс испуганно уставился на сонное тело под стеной.

– Ну, здравствуй, мой славный, – ответил Геллерт и широко улыбнулся. – Не ждал тебя тут найти.

Криденс! Какая удача! Спасибо, Перси, что приволок сюда своё помешательство. Ты просто источник всяческой благодати. Собрал в одном доме и Криденса, и Скамандера – а ведь ещё упирался когда-то, сотрудничать не хотел. Смотри, как отлично у нас получается!.. Нет, не смотри – спи.

Криденс кинулся к Грейвзу, упал на колени, взял его за лицо.

– Сэр!.. Вы не ранены?..

Наскоро обшарил тело руками – шея, запястья, грудь. Никакого стеснения – видимо, щупал не в первый раз. Ай да Перси, всё-таки выдрессировал мальчонку, научил маленького плохому, да?..

Криденс сердито развернулся, с милой дерзостью свёл брови:

– Кто вы такой? Что вы сделали?..

Геллерт смотрел на него жадно и пристально. Криденс, маленький дурачок, как ты выжил?.. Тебя ведь разметало по всей станции метро, все это видели – и вот ты здесь, сидишь и сверкаешь глазами. Неужели обскур такой силы делает тебя, фактически… бессмертным?..

Мерлин, в этом мире есть хоть капля справедливости?.. Почему такая великолепная мощь поместилась в такой невзрачный сосуд? Он же не способен оценить её, понять её, использовать. Криденс – отвратительное, бессмысленное чудо, алмаз, потерянный в пригоршне стекла. Он не должен владеть такой магией, он её не заслужил. Почему, почему она досталась ему?

– Я не убил его, Криденс, – сказал Геллерт, стараясь улыбаться сквозь досаду. – Он просто спит, можешь проверить. Мне незачем его убивать.

Криденс поднялся на ноги, глаза у него затянулись белой пеленой – в точности как в прошлый раз, лицо стало злым, некрасивым.

– Вы… Это вы!

Геллерт успел прикрыться Протего: в этот раз облик мистера Грейвза не был ему защитой. Обскур выстрелил в него едкой чернильной тучей, ударился о щит, отпрянул, кинулся снова. Любопытно: стены сейчас он не трогал. Даже обои в узорчик не треснули, даже люстра не зашаталась. Круглое зеркало в золотой раме осталось целым, только в белой напольной вазе качнулись ветки цветущей вишни, белые и розовые лепестки сорвало в воздух, они вспыхнули и сгорели, коснувшись щита.

– Криденс, не делай глупостей, я же твой друг, ты помнишь? – сказал Геллерт. – Я хотел тебя защитить, я был добр к тебе.

– Вы – Гриндевальд, – прошелестел Криденс, обвиваясь вокруг купола кругового щита, как клубящийся змей.

– Криденс, я так рад, что ты выжил, – сказал Гриндевальд. – Послушай меня, не бойся. Я хочу тебе помочь, как и раньше. Я думал, ты умер! Если бы я знал, где ты, я пришёл бы гораздо раньше.

Мальчишка научился неплохо себя контролировать: он не только членораздельно разговаривал, но ещё и не буянил, разнося дом: он упрямо пытался пробиться сквозь щит, обхватывал его, как осьминог, растекался по мерцающей преграде.

– Я знаю о тебе всё, – сказал Геллерт, глядя на тьму перед глазами. – Про тебя и про Персиваля. Он всё рассказал мне. Криденс, он тебя не заслуживает. Он мелкий и скверный человек, ты для него – просто игрушка. Иди со мной, малыш. Он не сможет тебя защитить – посмотри, он даже себя не защитил.

– Я вам его не отдам!

Обскур оплетал щит собой, заслоняя свет. Он не спорил – да что бы он мог возразить, в самом деле, забитый, невежественный мальчишка, который шарахался от собственной тени?..

– Хочешь оставить его себе? Хорошо, – согласился Геллерт. – Оставь. Мне он больше не нужен.

Обскур яростно ударился в щит, но тот выстоял.

– Криденс, пришла пора выбирать, – настойчиво сказал Геллерт. – Иди со мной. Хочешь учиться магии? Я научу. Я дам тебе истинную магию, Криденс – древнюю, сильную, такую же сильную, как ты сам.

– Я не хочу вашу магию, – прорычал обскур.

– Почему? – спросил Гриндевальд. – Ты даже не знаешь, что я тебе предлагаю! Если хочешь, давай возьмём с собой Перси. Если ты к нему привязался – я не против! – он развёл руками, демонстрируя мирные намерения. – Пусть он тебя развлекает. Но подумай, Криденс – что он может тебе предложить?.. Ты для него – всего лишь каприз. Он не сделает тебя ни сильным, ни могущественным, ни свободным. А я предлагаю тебе свободу, Криденс. Без поводка, без ошейника. Иди со мной!

Обскур обвивался вокруг защитного купола, и Гриндевальду показалось, что тот начал как будто прогибаться под его напором. Это была лишь иллюзия – заклинание, сотворённое Бузинной палочкой, невозможно было отменить, отразить или преодолеть, но выглядело это, тем не менее, зловеще.

– Криденс, я могу предложить тебе даже больше, – сказал Гриндевальд, вовлекая обскура в разговор, чтобы тот отвлёкся от попыток совладать со щитом. – Мне тоже нравится Перси. Да, да, не удивляйся. Мы давно знаем друг друга. Наши отношения начались гораздо раньше, чем он встретил тебя. Мы вели большую игру, в наших партиях на кону стояли страны и континенты. Мы были почти друзьями! Посмотри, что теперь с ним стало – он всё потерял, про него все забыли. Его принципы… Криденс, если бы ты меня понимал! – горячо сказал он. – Дай мне помочь вам, тебе и ему. У меня есть и власть, и магия. Я единственный, на кого можно положиться!

Обскур без носителя бесполезен, говорил Скамандер. Но обскура можно было отделить от носителя. Человек от этого, кажется, умирал, но это Геллерта, в общем, не волновало. Обскур без носителя бесполезен. А если дать ему нового носителя? Новое тело? Поместить эту удивительную, разрушительную силу в подходящий сосуд?

О, если бы это было возможно – Геллерт сладострастно впитал бы в себя каждую капельку, каждую искру дымного чёрного роя, который сейчас клубился у него перед лицом. Он заслуживал эту силу – он, не Криденс, жалкий огрызок человека, безвольное, бесхребетное существо.

В чемодане Скамандера был и второй обскур. Маленький, детский. Что, если проверить на нём?.. Взять подходящего человека, кого будет не жалко, и заставить Скамандера соединить новое тело с обскуром. Получится или нет? Если бы получилось – о, как бы тогда изменилась жизнь! Криденс сейчас демонстрировал: своим обскуром можно владеть. Даже в Нью-Йорке Криденс владел собой. Он мог это контролировать. Не хотел – но мог.

Геллерт помнил его взгляд, затянутый белой пеленой. Жестокий, твёрдый, безжалостный. Почему Криденс не убил его тогда? Из-за Грейвза? Не смог встать против своего “друга”, даже когда тот предал его? Значит, не только Грейвз одержим Криденсом, это уравнение решается и наоборот. Криденс одержим Грейвзом. Вот почему он оказался здесь и сейчас. Он нашёл, к кому прилепиться, сильную руку, которая и направит, и щёлкнет по носу, если нужно. Он просто не знал, что есть руки и посильнее.

Обскур вился по щиту, тыкался в него дымными щупальцами, искал слабое место, не понимая, что это бесполезно. Убогий мальчишка, которому лишь по счастливой случайности досталась огромная сила. Он понятия не имел, что с ней делать, на что её применить!

Геллерт устал его убеждать. У него было не так много времени на разговоры. Он пришёл сюда за Скамандером – а тот в любой момент мог высунуться из своего чемодана и всё испортить. Убедить Криденса сходу не получилось – и ладно, с ним можно разобраться потом. Он прицепился к Грейвзу и никуда от него не денется – и Грейвз тоже никуда не денется, ему некуда больше бежать.

– Ладно, Криденс, – сказал Гриндевальд, отбросив мягкие убеждения. – Мы ещё встретимся и поговорим при других обстоятельствах. В следующий раз ты будешь намного внимательнее к моим словам.

Взмахом палочки он поджёг диван в центре гостиной, швырнул на него бесчувственное тело Грейвза. Обскур, чуть не взвизгнув, как собачка за мячиком, кинулся прочь, накрыл Грейвза собой, как шевелящимся одеялом. Гриндевальд подпалил шторы, чтобы тот не отвлекался. Бомбардой разрушил стену, через обломки вышагнул на задний двор. Чемодан из потёртой кожи лежал на траве у дорожки, возле клумбы с нарциссами. Крышка была приоткрыта, рядом сновала синяя пернатая змея. Заметив Геллерта, она вздыбилась, закудахтала, разрастаясь выше дома.

– Пошла прочь!..

Коротко брошенное Акцио швырнуло чемодан в руки Гриндевальду. Защёлкнув замки, он отогнал змею парой ударов хлыстовых молний. Нет, если ты хочешь защитить своё добро от чужих рук – окками не поможет. Всё, на что она способна – вырасти до неприличных размеров, как лягушка, которой сунули в зад соломинку и надули.

Из дыры за спиной потянуло дымом. Криденс жив. Пусть пока побудет под присмотром у Грейвза. Меньше возни, меньше беспокойства. Не нужно думать сейчас, куда его пристроить и как его сдерживать. Пусть Грейвз сам делает всю работу, пусть он следит за Криденсом – до поры.

Что, Персиваль, уцепился за него, как за соломинку? Нашёл единственное живое существо, которое теперь будет тебе подчиняться – забитый, слабый, трусливый мальчишка, который пугается громкого голоса, и готов был собственную сестру продать, если ему как следует врезать. Отличная пара из вас вышла!

Сжав в руке удобную ручку чемодана, Гриндевальд аппарировал из этого унылого места. Сначала – Скамандер. Потом – всё остальное.

========== Глава пятая. Персиваль Грейвз ==========

Боль растекалась по коже, как кипящее масло. Обжигала половину лица, стекала на левое плечо, струилась по руке, по тыльной стороне ладони, по пальцам. Грейвз пошевелился, морщась, раскрыл глаза. Над ним оказался незнакомый серый потолок, исцарапанный трещинами. В голове шумело, будто накануне он изрядно накачался виски. На грудь давила мерзкая ватная слабость. Очень знакомая. Гриндевальд до отвала кормил его сонными заклятиями, пока разгуливал в его шкуре.

На мгновение Грейвза накрыл ужас, что пара последних месяцев были лишь сном или иллюзией. Расследование, приговор, бегство, Шотландия, Криденс… Он резко сел. Голова закружилась, он шатнулся, пережидая дурноту, сглотнул несколько раз. Пошарил взглядом вокруг.

Это был не тот дом на острове, с разбитым стеклом позади правого плеча. Это была бедная, плохо обставленная тесная комната. Грязно-белые стены, мутное пыльное окно, сор на полу. Дверь висела на одной петле. Не дом в Гленгори. Но и не дом на острове.

От приступа облегчения на него накатила тошнота. Он глянул на руки. Правая – тяжёлая, вялая, с непослушными пальцами. На левой рукав рубашки был оторван начисто, кожа от плеча до пальцев покраснела характерными неровными пятнами, прикасаться к ним было больно. Ожог. Откуда?..