Текст книги "Зеркалам нельзя доверять (СИ)"

Автор книги: Макс Фальк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

– Отдай запонки, – с угрозой прошептал Криденс, – а то заколдую – будешь таким всегда.

Ниффлер жалобно заскулил, прижав кулачки к груди.

– Считаю до трёх, – Криденс протянул к нему ладонь. – Один… Два…

Ниффлер швырнул запонки ему в руку, метнулся в уголок и начал нервно приглаживать шерсть лапками.

– И не смей больше ничего красть у мистера Грейвза, – предупредил Криденс, вставая.

Ветер гулял по траве. С одной стороны щеку грело солнце, с другой – над холмами висела огромная луна. Иногда Криденс гадал, можно ли уйти в это пространство так далеко, что потеряешься и не найдёшь дорогу назад?..

Когда-то ему хотелось потеряться здесь. Давно, когда он только встретился с Ньютом, когда его ещё пугали волшебные существа, он ушёл далеко в пустой луг с холмами на горизонте. Шёл так долго, что устали ноги. Он не знал, зачем он ушёл, просто ему хотелось побыть одному, чтобы никто не смотрел на него, чтобы не слышать ничего, кроме шелеста ветра по траве и свиста невидимых птиц за облаками.

Облака и солнце висели на одном месте. Он шёл и шёл, по горячему лугу, полному незнакомых травяных запахов, а потом понял, что у него нет ни воды, ни еды, и он не знает дороги назад. Тогда он сел прямо на землю, обхватил колени руками и подумал, что умрёт здесь, и никто никогда не найдёт его. Ему было так грустно, что он тихо плакал, обнимая колени. У него не было сил, чтобы пойти назад.

Но Ньют нашёл его, потому что на самом верху было не небо, а край полотнища и деревянные рейки под потолком чемодана. Ньют однажды пытался объяснить, как работает эта странная магия, но Криденс так и не понял, то ли они все в чемодане становятся ужасно маленькими, то ли чемодан становится ужасно большим.

Ньют перелез через тент и спрыгнул совсем рядом с Криденсом. Подобрался ближе, сел рядом, обнял за плечи. Криденс молча плакал, не шевелясь. Ему было ужасно хорошо, что Ньют нашёл его, и можно больше не умирать. И ужасно грустно, что раньше никто не сидел с ним так, обнимая за плечи и прислонившись головой к голове. И ужасно, ужасно жалко себя.

С Ньютом было легко: он говорил тихим голосом и почти никогда не смотрел в глаза. Он разрешил Криденсу жить в деревянном сарайчике, где сушились травы, а на полках стояли разноцветные пузатые склянки и жестяные банки. Ньют приходил, уходил, приносил еду. Он всегда разговаривал с Криденсом, глядя в сторону, будто говорил сам себе.

Потом Криденс подружился с Хоуп – она была смешной и очень красивой. Он подружился с морскими конями, с лунтелятами, с маленьким рунеспуром и даже с ниффлером, который обожал всё блестящее. Потом Криденс начал помогать Ньюту следить за порядком в зверинце, а когда Ньют уходил, он бродил из одного вольера в другой. Разговаривать с Ньютом было очень тяжело. Разговаривать с теми, кто отвечал, курлыкая и бодаясь в колени, было намного легче.

А потом его нашел мистер Грейвз.

Когда он пришёл за ним, Криденс едва не умер от страха. Ньют успел рассказать ему про злого колдуна Гриндевальда, который украл мистера Грейвза и притворился им так, что никто не мог отличить его от настоящего. И правда, Криденс помнил, что однажды мистера Грейвза как будто подменили. Он стал странным. Чужим и холодным. Приходил ненадолго, задавал странные вопросы, заискивающе смотрел в глаза. Когда он обнимал Криденса, становилось ещё холоднее, и Криденс изводил себя мыслями, что он сделал не так, что мистер Грейвз так изменился.

Когда Ньют рассказал про злого волшебника, Криденс понял, что мистера Грейвза действительно подменили – но где он теперь?.. Что с ним стало?.. А вдруг Гриндевальд убил его?..

Перед сном, стоя на коленях у набитого соломой тюфяка, Криденс молился, чтобы мистер Грейвз оказался жив. Он надеялся, что, если он будет молиться усердно, это поможет. Иногда он даже позволял себе подумать, что его молитвы как-нибудь спасают мистера Грейвза. Он представлял, будто на гладковыбритую щёку ложится тёплый солнечный луч, и всё становится хорошо, и мистер Грейвз поднимает голову, смотрит на облака и тихо говорит: “Криденс…”

Ньют иногда приносил газеты. Или, точнее – он иногда заворачивал в газеты еду, которую приносил с собой – сэндвичи, четвертинки сыра, варёные яйца, сладкие пирожки, яблоки, ветчину. В газетах были зачарованные фотографии, которые двигались, как живые. Однажды Криденс увидел на одном обрывке часть заголовка: “…ит П. Грейвз”. Он сразу догадался, что речь идёт о его мистере Грейвзе, но не осмелился развернуть и прочесть дальше – ему было страшно, что “…ит” означало “убит”. С тех пор он молился ещё усерднее, иногда даже шёпотом, а не про себя, будто отгонял беду от мистера Грейвза.

А через неделю мистер Грейвз пришёл за ним.

Настоящий мистер Грейвз.

Тот самый мистер Грейвз, который смотрел тёмными глазами в самую душу, который пах горьким табаком и чем-то резким и сладким, который обнимал горячими руками и держал у своей груди, будто Криденс был для него кем-то особенным.

Криденс испугался, что сейчас мистер Грейвз отругает его за то, что Криденс уехал из Нью-Йорка. Может быть, мистер Грейвз искал его, а нашёл только развалины церкви, и очень разозлился? Но мистер Грейвз сказал:

– Посмотри на меня, – и Криденс поднял глаза на мгновение, и не заметил гнева. Хотя он совсем не знал, каким мистер Грейвз бывает, когда сердится. Раньше мистер Грейвз никогда не сердился на него. Раньше мистер Грейвз всегда был к нему добр. Но раньше он не знал, что Криденс – чудовище…

– Я видел тебя последний раз прошлым летом. В начале августа, – спокойно сказал мистер Грейвз, и от его голоса захотелось плакать. Это был настоящий мистер Грейвз. Его мистер Грейвз. Криденс не понимал, как мог его с кем-то спутать. – Был вечер жаркого дня, – продолжал мистер Грейвз, и Криденс, как во сне, видел ограду Ботанического сада, серый асфальт под ногами, чужие ботинки, чужие руки… И руки мистера Грейвза, который остановился прямо перед ним и взял листовку.

У мистера Грейвза были такие красивые руки, что хотелось их целовать. На них не было ни одного шрама, у него были аккуратные, блестящие, ровные ногти, на тыльной стороне ладони виднелись тёмные волоски. Когда Криденсу удавалось увидеть запястья под манжетами рубашки, он замечал, что там они росли гуще, и это почему-то волновало его до дрожи в коленях. Мистер Грейвз прикасался к нему своими красивыми руками – поправлял галстук или воротник, мог снять пушинку с тесного истрёпанного пиджака, а ещё он обнимал ими Криденса, привлекал к себе и удерживал, так что у Криденса трепыхалось сердце и темнело в глазах. Криденсу хотелось умереть от стыда каждый раз, когда от листовок на подушечках пальцев мистера Грейвза оставались уродливые грязные пятна. Но мистер Грейвз знал одно заклинание, как избавиться от них. Тергео. Когда Криденс мыл посуду в церкви или скрёб шваброй пол, он твердил его про себя, будто оно могло помочь ему справиться с работой. Будто он умел колдовать так же, как мистер Грейвз. Тергео. Тергео.

– Это был жаркий день. К вечеру у тебя потрескались губы. Я увёл тебя в парк, – сказал мистер Грейвз.

Это был долгий, жаркий день. Криденс провёл на солнце пять часов, у него подгибались ноги и кружилась голова от слабости, он вспотел и устал, но у него оставалась почти половина листовок, и поэтому он продолжал стоять. Мистер Грейвз остановился рядом с ним. Взял одну листовку. Затем вторую, которую Криденс машинально протянул следом. Потом забрал всю пачку – всё, что оставалось.

– Ты давно здесь стоишь?.. – тихо спросил мистер Грейвз. Он никогда не здоровался с Криденсом и никогда не прощался, и Криденс радовался этому, будто это означало, что они не расставались, когда мистер Грейвз уходил.

Мистер Грейвз приложил ладонь к его лбу и сказал:

– У тебя жар. Тебе нужно в тень.

Он взял Криденса за запястье и увёл за собой в парк. Криденс шёл за ним, и сердце прыгало у него в груди до самого горла, от волнения его даже подташнивало. Ещё ему ужасно хотелось пить, в пиджаке было тесно, на спине и в подмышках всё намокло от пота, шея чесалась от тугого воротничка. Криденс шёл за мистером Грейвзом, опустив голову, и старался очень незаметно, чтобы никому не помешать, смотреть по сторонам.

Здесь по широким ровным дорожкам гуляли люди в красивой одежде, с зонтами от солнца и коротколапыми собачками на поводках. Тут были зеркально гладкие пруды, тихие и звонкие ручьи, а над ними – уединённые мостики. Тут были фонтаны, и ветер сдувал с них водяную пыль, освежая лицо, так что Криденс мог вдохнуть поглубже. Тут на него со всех сторон смотрели цветы, а над головой поднимались деревья с резными листьями. Здесь через пруды плавали разноцветные утки и большие белые лебеди. Утки крякали друг на друга, а лебеди шумно хлопали крыльями, вытягивая шею. Здесь было так красиво, что Криденс старался не очень сильно наступать на землю, чтобы случайно не оставить следов.

Мистер Грейвз купил ему большой стакан сладкой воды со льдом, и Криденс вспомнил, что ужасно хотел пить. Он выпил всё почти сразу, в стакане остался только колотый лёд, который шуршал, если его поворошить трубочкой, и немного сиропа на дне.

– Хочешь ещё? – спросил мистер Грейвз, и Криденс затряс головой, боясь показаться жадным. Но мистер Грейвз понял, что Криденс обманывает, и вернулся к лотку, чтобы купить второй стакан. В этот раз Криденс пил медленно, чтобы мистеру Грейвзу не пришлось тратиться на него снова, и чтобы запомнить восхитительный ледяной вкус лимонада. Чтобы освежить рот, Криденс часто облизывал холодным языком горячие губы, которые болели от солнца, а мистер Грейвз пристально смотрел на него и чуть-чуть щурился, улыбаясь сжатыми губами.

Они вдвоём ушли в дальнюю часть парка, мистер Грейвз остановился на мостике с каменными перилами, под которым ручеёк бежал в пруд. Он оглянулся, вынул волшебную палочку, и Криденс с замиранием сердца понял, что сейчас будет колдовство. Мистер Грейвз швырнул листовки в воздух и прошептал:

– Навикула чартариус.

На тихую воду пруда опустились белые корабли – почти настоящие парусные корабли, только маленькие, бумажные. Медленное течение уносило их от каменного мостика на простор. Криденс зажал рот рукой, чтобы не засмеяться. Мистер Грейвз весело посмотрел на него, подобрал из-под ног камешек и предложил:

– Бросай.

Криденс попятился, опустил руки: он не мог бросить камень в чудесные корабли, ему бы хотелось, чтобы они плавали по этому пруду вечно, как лебеди. Тогда мистер Грейвз размахнулся и сам швырнул камень. Тот пробил бумажный парус, сломал мачту – кораблик зачерпнул носом воду и начал раскисать.

– Я утоплю эти проклятые листовки все до одной, – негромко сказал мистер Грейвз. – С тобой или без тебя.

С берега в воду кинулась рыжая собака. Криденс возненавидел её в одну секунду за то, что она хотела схватить своей пастью и разорвать волшебные корабли, но мистер Грейвз повёл рукой, и они вильнули в сторону, будто их подхватило течение. Они описали широкий круг по пруду, собрав оживлённое внимание людей с собачками и зонтами.

– Я не могу, – Криденс виновато поднял брови, когда мистер Грейвз снова предложил ему камень. – Они такие красивые…

– На них написано, как распознать колдуна, – сказал мистер Грейвз, совсем не рассердившись. – Ты же не хочешь, чтобы кто-то выловил листовку, прочёл её и догадался, кто я такой?..

– Нет, сэр, – прошептал Криденс.

– Тогда бросай, – и мистер Грейвз протянул ему руку.

Криденс попытался взять камешек у него из пальцев, но оказался таким неловким, что уронил его мистеру Грейвзу в ладонь. Ладонь раскрылась – ровная, твёрдая, сильная. Криденсу больше всего на свете хотелось прижаться к ней губами, но он запретил себе даже думать об этом. Он взял камешек, встал у перил. Замахнулся от локтя, прицелился, немного отведя руку назад. Швырнул – камень описал широкую дугу и пробил борт корабля. Тот медленно завалился набок, намочил паруса и расплылся смятым листком бумаги в зеленоватой воде.

– Практиковался на голубях?.. – с довольной улыбкой спросил мистер Грейвз.

– Да, сэр, – смутился Криденс. – И… на крысах.

– У тебя твёрдая рука, – мистер Грейвз погладил его по затылку, встав ближе. Криденс тут же попятился и прижал руки к бокам, чтобы мистер Грейвз случайно не заметил у него запах пота. От мистера Грейвза всегда пахло приятно, и когда он обнимал Криденса, казалось, что запах табака ненадолго задерживается на его одежде. А когда он курил, Криденс всегда старался встать так, чтобы дым тянулся в его сторону. Потом, дома, он прижимал к носу ворот пиджака, вдыхая чудесный и слабый аромат.

Мистер Грейвз тут же шагнул за Криденсом, взял его за локоть.

– Ты куда-то торопишься? – спросил он, нахмурившись.

– Нет, сэр, – прошептал Криденс, ужаснувшись от мысли, что мистер Грейвз мог подумать, будто Криденс хочет уйти от него.

– Тебя ждут дома? Когда ты должен вернуться?

– К восьми часам, – сказал Криденс, опустив голову.

– У нас ещё почти час, – мягко сказал мистер Грейвз, и Криденс не посмел поднять на него глаза.

Мистер Грейвз за локоть потянул его к себе, Криденс невольно шагнул ближе, от ужаса сгорбился ещё сильнее. Рядом с мистером Грейвзом его всегда охватывала непонятная слабость, в груди становилось тесно, а в брюках – неудобно.

– Ты весь красный. Тебе нечем дышать, – тихо сказал мистер Грейвз, поднял ухоженные руки и расстегнул одну пуговицу у горла Криденса. Коснулся шеи кончиками пальцев, расправляя воротничок. Ослабил узел узкого галстука. Криденс стоял, покачиваясь, не смея остановить его.

– Так будет лучше, – тихо проговорил мистер Грейвз, убрал руки, спрятал их за спину. Криденсу в самом деле стало легче дышать, но неудобство в брюках становилось всё сильнее, а пиджак был слишком короткий, чтобы это скрыть, и Криденс боялся пошевелиться, чтобы его ужасное положение не стало слишком заметным. Он бы умер от стыда, если бы мистер Грейвз узнал, что в его присутствии эта штука между ног иногда распухала сама по себе, и возникало такое чувство, будто у Криденса там что-то болит.

– Знаешь, к чёрту, – вдруг тихо сказал мистер Грейвз, и Криденс вскинул глаза, испугавшись, что тот сейчас что-то сделает. Мистер Грейвз вытянул руку, даже не глядя на корабли, и утопил их все одним жестом, вызвав разочарованный вздох у зевак, собравшихся на берегу. – Ты же весь день на ногах. Устал. Я совсем не подумал…

– Я совсем не устал, – Криденс испугался, что мистер Грейвз принял его смущение за нежелание разговаривать и сейчас уйдёт. – Я могу постоять ещё, если вам здесь нравится. Я не устал, – он затряс головой.

– Давай сядем, – предложил мистер Грейвз, и Криденс с облегчением понял, что он не исчезнет прямо сейчас в пугающем вихре заклинания.

Они устроились на скамье в густой прохладной тени, лицом к длинному пруду с водяными лилиями. Цветы поднимались над водой на длинных толстых стеблях, лежали на ярких широких листьях. От блестящей воды тянуло прохладой. Криденс сел и вдруг почувствовал, как у него гудят ноги, как им тесно и жарко в старых заскорузлых ботинках. Как у него кружится голова от яркого солнца, как ноет спина, как ему хочется лечь, вытянувшись ничком, закрыть глаза и провалиться в сон. Он сидел, ссутулившись, держа руки на коленях, чтобы прикрыть пах, глядел на свои грязные от типографской краски пальцы, машинально потирая их друг о друга. Мистер Грейвз сидел рядом, совсем близко, их колени соприкасались. У мистера Грейвза были брюки из гладкой тонкой ткани, которая чуть заметно блестела на солнце. У Криденса – старые, в бледную полоску, они задирались выше щиколоток, когда он сидел.

Криденс молчал, не смея спросить, когда мистер Грейвз сумеет забрать его в мир волшебников. Мистер Грейвз обещал, и он обязательно это сделает, надо только подождать. Нельзя быть гадким и задавать такие вопросы. Криденс никогда не видел от мистера Грейвза ничего, кроме добра. Мистер Грейвз ни разу не повысил голос на Криденса, ни разу не отругал его, не ударил. Каждое его прикосновение было ласковым и сильным. Криденс злился на себя за то, что сейчас у него есть целый час, который можно провести с мистером Грейвзом, а он чувствует себя так плохо, что язык едва шевелится во рту. Он отвлекается на головокружение и слабость в ногах, упуская драгоценные минуты, когда можно было бы поговорить с мистером Грейвзом. Криденс опустил голову ещё ниже, ругая себя за такую несвоевременную болезненность. Если мистер Грейвз поймёт, что что-то не так, он наверняка передумает забирать Криденса с собой и больше никогда не придёт. Зачем ему такой слабый, больной и убогий?..

– Что-то случилось?.. – мистер Грейвз подвинулся ближе к Криденсу, взял за подбородок и повернул его лицо к себе. Криденс чувствовал его пристальный взгляд и слышал особенную тихую хрипотцу в его голосе – и он знал, что когда мистер Грейвз говорит вот так, глаза у него становятся почти чёрными, и он сжимает губы, будто хочет удержать какие-то слова, и хмурится – но не сердито, как поначалу кажется, а как-то иначе. Криденсу ужасно хотелось поднять взгляд, чтобы проверить, но он не смел. Смотреть в лицо мистеру Грейвзу, когда оно было так близко, было никак невозможно. Он только дышал, тяжело, будто бегом поднялся на крышу по пожарной лестнице. И ужасно хотелось плакать.

– Криденс, ты сам не свой, – сказал мистер Грейвз. Отпустил его подбородок, взял за руку, повернул ладонью вверх – но там не было новых ссадин, только старые белые шрамы. Мистер Грейвз медленно, будто задумчиво, провёл большим пальцем по ладони, вздохнул и убрал руку. Криденс не знал, что сказать, просто сидел, надеясь, что мистер Грейвз не уйдёт.

И мистер Грейвз не ушёл. Они просидели на скамейке у пруда с розовыми лилиями целый час. Криденс смотрел, как по земле ползут тени. Мистер Грейвз курил, сбрасывая пепел на землю, их колени соприкасались. Криденсу показалось, что прошло совсем немного времени, когда мистер Грейвз сказал с сожалением:

– Тебе пора.

Криденс искоса посмотрел на него, опустил взгляд.

– Я должен идти, сэр.

– Пойдём, – мистер Грейвз провёл ладонью по его спине.

Криденс встал, с удивлением ощущая, что голова стала свежее, а ноги больше не чувствуются, как костыли. Было ужасно обидно, что ему не стало лучше час назад, когда можно было бы погулять по парку с мистером Грейвзом, покидать камни в бумажные кораблики или даже расспросить его о магии.

– Я провожу тебя немного, – сказал мистер Грейвз. Криденсу очень хотелось спросить, когда мистер Грейвз придёт в следующий раз, но он опять не решился.

Они расстались за несколько кварталов до церкви.

– Криденс, – сказал мистер Грейвз, застёгивая ему воротничок и поправляя галстук, пока Криденс стоял без движения. – Я был очень рад повидаться.

– Спасибо, сэр, – еле слышно ответил Криденс.

Они опять не прощались. Как будто это было не расставание. Как будто мистер Грейвз исчезал не на несколько дней, а всего на пару часов. Они не прощались, но мистер Грейвз обнимал его, прежде чем уйти, и Криденс держался за лацканы его пиджака, положив голову ему на плечо, и жадно дышал: табак, сладкая чистая горечь, немного бумажной пыли, горячий сургуч, бергамот, чернила, запах свежей рубашки, запах нагретой солнцем ткани, и самый волнующий, самый удивительный, самый нескромный запах, от одной мысли о котором у Криденса загорались щёки – запах самого мистера Грейвза. Закрыв глаза, Криденс глубоко дышал, чтобы украсть его для себя побольше. Никто в мире, ни злая Честити, ни даже Мэри Лу не могли бы отнять у него это сокровище – они не могли бы даже узнать о нём, потому что его нельзя было увидеть, а значит, нельзя было и забрать.

Мистер Грейвз стоял вплотную к нему, поглаживал между лопатками. Криденс думал, что будет очень сильно ждать новой встречи.

Он не догадывался, что ждать придётся почти полгода.

Но если бы он знал, что услышит через полгода – безропотно согласился бы ждать даже дольше.

Потому что через полгода мистер Грейвз сказал ему:

– Я пришёл за тобой, Криденс. Подойди.

Криденс шагнул к нему, но споткнулся о мысль, что, наверное, мистер Грейвз хотел сказать что-то другое. Он же не имел в виду сейчас, что заберёт Криденса с собой. Он пришёл, чтобы убить Криденса. Потому что Криденс – чудовище.

От этой мысли вдруг стало очень легко. Если мистер Грейвз убьёт Криденса, будет хорошо. Совсем не страшно. Надо только попросить его – наверное, он сможет – чтобы это было не больно. Мистер Грейвз никогда не причинял Криденсу боль. Он и сейчас не станет, если его попросить.

– Подойди ко мне, – приказал мистер Грейвз, когда Криденс остановился.

Криденс шагнул вперёд и понял, что сейчас правда умрёт. Умирать было грустно. Не страшно – Криденс верил, что мистер Грейвз не будет его мучить. Но очень грустно. Хорошо, что это сделает его мистер Грейвз, это будет хорошо, это будет… правильно.

Криденс вдруг вспомнил, что слышал, будто приговорённым к смерти позволяют сказать одно последнее желание. Наверняка мистер Грейвз не откажет, если его попросить.

Что же у него попросить?.. Провести вместе час?.. День?.. Попросить, чтобы, когда он будет убивать, он держал Криденса в объятиях, как если бы они просто прощались?.. Попросить его провести с Криденсом целый день, сутки, двадцать четыре часа. А потом обнять, будто они прощаются – и убить как-нибудь незаметно, нестрашно…

– Криденс, я жду, – сердито сказал мистер Грейвз, протянув к нему руку, Криденс торопливо шагнул вперёд, чтобы тот не разозлился. Мистер Грейвз взял его за плечо сильными пальцами и сказал: – Хорошо… Молодец. Ты пойдёшь со мной.

Криденс стоял, не понимая, что будет дальше. Надо куда-то идти?.. Куда?.. Зачем?.. Он запутался в своих мыслях и страхах. Мистер Грейвз отведёт его в какое-то место?.. Что будет там?.. Кто-то другой будет убивать его второй раз?.. Снова люди в шляпах и та страшная женщина с тёмной кожей?..

– Криденс имеет право сам решать, куда он пойдёт… и с кем, – почему-то сказал Ньют.

– Нет, – спокойно и твёрдо сказал мистер Грейвз. – Это буду решать я.

И вдруг стало спокойно. Так просто. Криденс шагнул ближе, поднял руки к груди. Ему стало совсем всё равно, куда мистер Грейвз поведёт его, и что они будут там делать. Он понял самое важное – мистер Грейвз будет решать. Он будет решать, умрёт Криденс или будет жить. Он будет рядом. Он скажет, что делать.

Криденс прикоснулся костяшками пальцев к отвороту мантии мистера Грейвза, потрогал, взялся за неё кончиками пальцев, проверяя, настоящая ли она. Она была настоящей. И мистер Грейвз был настоящим, снова таким же тёплым, каким Криденс запомнил его в тот жаркий летний день.

– Я не мог прийти раньше, – тихо сказал мистер Грейвз, наклонив голову, будто говорил лишь для одного Криденса. Он придерживал его возле себя, и тот чувствовал горячую ладонь на спине у лопатки – даже через жилет, рубашку и майку.

– Мне жаль, мой мальчик, – тихо сказал мистер Грейвз, и Криденс вдруг понял, что не умрёт. Не сейчас. Не сегодня. Ни от рук мистера Грейвза, ни от чьих-то других.

Мистер Грейвз пришёл за ним. Он искал его. А Криденс…

Он ведь чувствовал, что мистер Грейвз изменился, стал другим, далёким, холодным! Но Криденс не искал мистера Грейвза, даже не подумал, что тот мог попасть в беду, ничем ему не помог, наоборот – злился на него, хотел сделать ему больно… А мистер Грейвз в это время был в плену. Настоящий, добрый мистер Грейвз искал Криденса, пока Криденс прятался от него…

– Простите, – прошептал Криденс, сознавая невероятную тяжесть своей вины. – Простите, что перепутал вас с ним, мистер Грейвз…

Он перебирал плотную ткань мантии, почти такую же, как раньше, чёрную с блестящей скользкой подкладкой. Мистер Грейвз накажет его за недогадливость, но если потом он останется рядом, то Криденс вытерпит всё.

– Я думал о вас плохо, – признался Криденс, и пообещал: – Теперь я никогда не перепутаю вас ни с кем.

– Почему, мальчик мой?.. – спросил мистер Грейвз, и Криденс опустил голову ещё ниже, коснулся лбом его плеча. Мистер Грейвз положил ему тёплую ладонь на затылок и привлёк ближе, позволяя прижаться к себе, совсем как раньше, будто он совсем не сердился – ни на то, что Криденс не заметил обмана, ни на то, что оказался ужасной тварью.

– Потому что с вами тепло, – прошептал Криденс, чувствуя, как мурашки бегут по спине от ладони, которая ласково поглаживала по голой шее. – Тот был холодным…

Мистер Грейвз обнял его обеими руками, и Криденс вздрогнул от счастья, боясь поверить, но всё равно веря в то, что сейчас всё изменится. Мистер Грейвз пришёл за ним. Сказал то, что Криденс так долго мечтал услышать – он заберёт его с собой. Неважно, куда. Неважно, как далеко. Было бы здорово, если бы это было очень, очень далеко, чтобы дорога была долгой-долгой, потому что в дороге они будут рядом не час и не день, а, может быть, целую неделю или даже дольше. Криденс прижался теснее, чтобы мистер Грейвз понял, что Криденс пойдёт с ним куда угодно, и будет делать всё, что мистер Грейвз скажет, и примет любое наказание за каждый проступок. Переносицу защекотали слёзы.

– Шшш-ш-ш, – тихо сказал мистер Грейвз, поглаживая его по затылку. И поцеловал в висок. Он совсем, ни капельки не сердился.

Криденсу показалось, у него сейчас разорвётся сердце. Ему хотелось кричать от радости и острого ужаса, что так хорошо не бывает, он наверняка проснётся сейчас и окажется, что мистер Грейвз не приходил к нему, чтобы забрать с собой. Но он всё стоял и не просыпался, чувствовал тяжёлую руку на затылке, губы у виска, жёсткую складку мантии под щекой и запах, почти тот же самый и одновременно другой, но это всё равно был настоящий мистер Грейвз, его голос, его интонации, его руки. Криденс пальцем стирал с носа слёзы, чтобы не намочить одежду мистера Грейвза, а они всё бежали и бежали сами по себе, застилая глаза.

– Ты пойдёшь со мной, – повторил мистер Грейвз, и Криденс судорожно вздохнул, закивал, чтобы мистер Грейвз точно понял, что Криденс пойдёт с ним куда угодно, даже к вратам преисподней. Он не злился на Криденса. Он не хотел его наказать. Он обнимал его, прижимался щекой к его виску, стоял на месте, и казалось, что это не на час, не на день, а насовсем.

Криденс не мог справиться с этой мыслью. Как это – насовсем? Что это значит?.. Мистер Грейвз будет рядом?.. Всегда?.. Каждый день?.. Завтра?.. Послезавтра?.. Через неделю?.. Через год?.. Криденс задыхался от неизвестности, он хотел спросить, правда ли это, но не знал, как это сделать, чтобы мистер Грейвз не решил, будто Криденс чем-то недоволен. Потом он придумал и прошептал:

– Мистер Грейвз… можно я спрошу?..

– Спрашивай, – разрешил тот так спокойно, что это придало сил.

– Можно мне будет иногда возвращаться сюда?.. – спросил Криденс, надеясь по ответу угадать, как долго мистер Грейвз будет оставаться рядом и руководить его жизнью. И торопливо добавил, чтобы мистер Грейвз не подумал, будто это какой-то каприз или что Криденсу не хочется каждую минуту быть рядом с мистером Грейвзом: – Мистер Ньют говорил, я был очень полезным.

– Полезным?.. Не сомневаюсь, – ответил мистер Грейвз, наклонив голову к его уху так близко, что едва не задел губами. – Но я хочу, чтобы теперь ты был полезным мне.

У Криденса подкосились ноги. Мистер Грейвз, наверное, хочет куда-то устроить его… Может быть, к себе в дом?.. Наверняка там есть какая-то работа, наверняка у мистера Грейвза огромный дом, и там нужно мыть полы и большие окна, смахивать пыль с книжных полок, мыть посуду, разрезать газеты, ходить за покупками…

– Конечно, сэр, – торопливо ответил Криденс. – Я могу. Я буду. Всё, что скажете.

Он хотел начать перечислять свои умения, чтобы показать, каким полезным он может быть, но мистер Грейвз сказал дальше:

– Иногда ты сможешь видеться с Ньютом. Здесь – и в моём доме.

В его доме. В его доме. В доме мистера Грейвза. Криденс закрыл глаза, чувствуя, как кружится голова, только и смог выдохнуть “спасибо”, не зная, как ещё он может отблагодарить мистера Грейвза. Значит, всё правда. Он будет жить рядом с мистером Грейвзом, в одном с ним доме. В его доме. Среди его вещей. Будет видеть его каждый день. Разговаривать с ним. Может, мистер Грейвз позволит ему следить за своей одеждой. Криденс будет чистить щёткой его мантии, не оставляя на них ни пылинки, до блеска полировать ботинки или даже гладить утюгом брюки… От таких перспектив кружилась голова, а мистер Грейвз прижимал его к себе, держал за плечи, гладил по спине и говорил, будто хотел, чтобы Криденс немедленно умер от счастья:

– Я обещал забрать тебя. Я пришёл за тобой. Ты будешь учиться магии. В тебе так много магии, Криденс. Я научу, что с ней делать. Ты дождался меня. Ты молодец.

– Меня зовут Персиваль Грейвз, а это Криденс, – сказал мистер Грейвз странному маленькому существу с огромной головой, громадными зелёными глазами и смешными ушами.

Так Криденс узнал его имя. Персиваль. Персиваль Грейвз. Криденс чувствовал себя так, будто его посвятили в запретную тайну. Он никогда не задумывался, как зовут мистера Грейвза, а теперь, глядя на него, понимал, что его не могли звать никак иначе. Персиваль… Сладко и горько на языке. Криденс повторял его про себя, чувствуя себя ужасно распущенным. Повторял, будто катал во рту леденец, украденный с лотка. Персиваль. Было душно, и голова снова кружилась.

Криденс украдкой наблюдал за мистером Грейвзом, изнывая от непонятной тоски. Ему всё время хотелось, чтобы мистер Грейвз подошёл и обнял его. Хотелось прижаться к нему, положить голову на плечо и стоять так целую вечность, и чтобы мистер Грейвз гладил его по спине, целовал в висок, у самого глаза, а Криденс бы молча шептал “Персиваль…” с колотящимся сердцем. Но мистер Грейвз был занят тем, что колдовал над домом, и Криденс не смел его отвлечь.

А потом они сидели за ужином за одним столом. У Криденса дрожали руки. Он никогда не бывал в таком красивом доме – а теперь он будет здесь жить, и мистер Грейвз будет спать за стеной, совсем рядом. Ему было страшно сделать что-то неправильное или дурное. Если он разочарует мистера Грейвза, тот скажет, чтобы Криденс отправлялся обратно в чемодан к Ньюту или просто выкинет за порог.

Криденс так и не понял, для чего он нужен мистеру Грейвзу, он не знал, что ему можно, а чего нельзя, поэтому старался сидеть тихо и не отвлекать мистера Грейвза от ужина и от газеты. Хотя ему хотелось задать тысячу вопросов, он молчал и медленно ел, и украдкой разглядывал мистера Грейвза.

Персиваля.

Пальцы слабели, сердце заходилось бешеным стуком, когда он тайком глядел на него, мысленно повторяя имя. Криденс смотрел, как он придерживал страницу сложенной газеты двумя пальцами левой руки, мизинцем и указательным, как в правой держал вилку с изящной ручкой. Как его глаза бегали по строчкам. Как он аккуратно окунал в чашку с соусом половинку маленькой картофелины, отправлял в рот и медленно пережёвывал. Как иногда, задумавшись, он прихватывал вилку зубами и застывал на пару мгновений – тогда Криденс задерживал дыхание и боялся пошевелиться. Как иногда его глаза останавливались на какой-то строчке, он немного хмурился, и вдруг бросал на Криденса короткий взгляд исподлобья. Криденс тут же утыкался в свою тарелку, краснея от смущения и страха.