Текст книги "Беспощадные клятвы (ЛП)"
Автор книги: М. Джеймс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)
Что, по иронии судьбы, заставляло меня любить его еще больше.
Матвей разговаривает с Николаем, а я сижу в полный рост, перекинув ноги через бортик гостиной. Неважно, куда ушел тот человек. Я на работе, и прямо сейчас Матвей обсуждает с Николаем условия своей премии.
Я изо всех сил стараюсь выкинуть рыжеволосого мужчину из головы. Все равно я его больше не увижу.
Сейчас мне нужно сосредоточиться на клиенте, который, судя по всему, нужен Николаю.
4
ФИНН
По правде говоря, я не ожидал от этого вечера ничего особенного. Я думал, что мы пойдем, выпьем пару бесплатных напитков, может быть, купим еще пару, а потом уйдем, когда Флинн закончит глазеть на девушек и поймет, что этот вечер не будет чем-то большим, чем просто покупка удовольствий, которые никто из нас никогда не сможет себе позволить.
И тут Флинн бросает взгляд на девушек, расхаживающих по комнате, и покупает единственное место, оставшееся в этой чертовой игре.
– Что, черт возьми, ты себе позволяешь? – Я смотрю на него с удивлением. По правде говоря, я знаю, что он делает – думает, что получает шанс на что-то, что в обычной ситуации было бы ему недоступно. Но если бы я мог поспорить на что-нибудь, то только на то, что даже бай-ин на игру отнимет у него все лишние пенни.
– Это пустая трата денег, – говорю я ему, когда он протягивает свою карту. – Когда ты в последний раз играл в покер?
– Примерно полгода назад. – Флинн ухмыляется. – Все будет в порядке.
– Это было с друзьями. – Я качаю головой. – Ты просто потеряешь все свои деньги.
– А что, если нет? – Ухмылка все еще на лице Флинна, и я пожимаю плечами.
– Только не приходи ко мне потом плакаться. – Я киваю в сторону бара. – Удачи, брат. Я пойду выпью.
Я уже наполовину готов просто уйти. Я ожидал провести ночь, поболтав с другом, а не сидеть одному в баре, пока он играет в покер. Если он хочет, чтобы вечер прошел именно так, то я не нужен ему в качестве зрителя.
Два напитка, говорю я себе, подхожу к бару и заказываю виски с имбирем у мужчины, стоящего там и протирающего стакан. Полагаю, что после этого я смогу уйти, как только наслажусь бесплатными напитками, любезно предоставленными Николаем. Я вижу его в стороне, разговаривающего с женщиной, которая стоит ко мне спиной, и думаю, узнает ли он меня. Мы не так часто общались, последний раз я видел его, когда мы вызволяли его сестру из подвала, в котором ее приковал похититель.
Мы оба не очень-то друг другу понравились. Но если я буду управлять делами Тео, то, скорее всего, мне придется чаще иметь дело с Николаем.
Женщина отходит от Николая и поворачивается к ступенькам сцены, когда игроки начинают рассаживаться за столом. На мгновение я вижу только вид сзади – прекрасный вид. У нее идеальная попка в форме сердечка, обрамленная серебристыми кружевными трусиками, которые изгибаются именно в том месте, за которое так хочется ухватиться мужским рукам, ее волосы густыми черными волнами ниспадают по спине. Я чувствую искру любопытства, ожидая, когда она обернется, чтобы подняться на сцену, и сразу после этого – укол глупости. Я уже говорил Флинну, что он идиот, раз интересуется всеми этими недоступными девушками.
Мне вообще не очень нравится идея покупать женщину. Они все здесь по своей воле, я знаю, что Николай ведет приличный бизнес, или настолько приличный, насколько это возможно в подобных заведениях, но все равно это кажется… безвкусным. Табу в том смысле, которое, наверное, может возбудить кого-то, но мне от этого немного не по себе.
Я допиваю виски и прошу вторую порцию. Только одну, а потом я уйду, думаю я про себя, а потом оглядываюсь на сцену, и она оборачивается.
Господи, она чертовски красива. На мгновение я могу только смотреть на нее. Она совершенна во всех отношениях, которые я только могу себе представить: великолепное бледное лицо, обрамленное густыми черными волосами, темные глаза, окаймленные длинными ресницами, полные губы в красном цвете, за которые любой мужчина умер бы, лишь бы они обхватили его член. Корсет, который она носит, придает ей еще более изящную фигуру, чем я себе представляю, – узкая талия, увенчанная грудью, которая переполнила бы мои ладони, и пышные бедра, которые я практически чувствую, как прижимаются к моим бедрам. Мой член подергивается, слегка набухая на ноге, когда я смотрю на нее, и я вдыхаю воздух от внезапного, неожиданного возбуждения.
Давненько меня так не привлекала женщина, чтобы я возбуждался на публике. Парням время от времени удавалось затащить меня в обычные стриптиз-клубы, и каждый раз женщины казались мне достаточно привлекательными, но не настолько, чтобы я сидел там со стояком. Даже те несколько раз, когда меня убеждали купить танец, не вызывали у меня особого возбуждения. Это кажется искусственным, настолько неискренним, что это скорее отталкивает, чем что-либо еще.
Но эта женщина…
Все в ней кричит о сексе, и в ее глазах появляется загадочный, соблазнительный блеск, когда она растягивается на установленном на сцене шезлонге, выгибаясь и извиваясь на его поверхности, когда она начинает устраивать шоу, о котором говорил Флинн. Я не могу сказать, относится ли она к тому типу девушек, которые опускаются на колени и умоляют доставить удовольствие мужчине, или к тому типу, которые дразнят и мучают, но в любом случае я могу представить, что это будет незабываемо.
Может быть, не тот опыт, который стоит пяти тысяч, но…
Вся цель ее шоу, конечно же, заключается в том, чтобы отвлечь игроков за столом. Забавно наблюдать, как быстро Флинн поддается на нее: его глаза постоянно мелькают туда-сюда между его картами и ею, когда она встает и отходит к краю сцены. Надеюсь, у него хорошая рука, потому что в противном случае я не знаю, как он вообще пройдет первый раунд.
Она знает, как устроить шоу, это точно. Меня это не удивляет, я полагал, что, поднявшись на сцену, она исполнит обычный для подобных мест стриптиз, что сделает игру немного сложнее. Наблюдать за ней несложно, это точно, она, возможно, самая красивая женщина, которую я когда-либо видел, и когда она дразняще поворачивается, расстегивая лифчик сзади, у меня пересыхает во рту при мысли о том, что я увижу ее великолепную грудь обнаженной.
Когда она поворачивается, они оказываются настолько прекрасными, насколько я мог себе представить. Она поднимает руки над головой, дразняще покачиваясь в такт музыке, и я бездумно провожу ладонью по бедру, представляя, как ее мягкая плоть будет ощущаться под моими пальцами. Ее груди полные и круглые, подтянутые корсетом, сумрачно-розовые соски мягко выделяются на фоне кремовой плоти. Интересно, какова она на вкус?
Мысль мелькает в голове, прежде чем я успеваю ее остановить: как ее нежная кожа будет ощущаться на моем языке, будет ли она пахнуть мылом и духами, и я представляю, как ее сосок напрягается в моем рту, какой стон она издаст…
Мой член снова дергается, неловко набухает, и я понимаю, что уже на пути к полному стояку, сидя здесь, в баре. Этому не способствует то, как она снова идет к лаунжу, ее полные груди колышутся при каждом движении. Когда она снова откидывается на спинку кресла, ее тело извивается на бархате, слишком напоминая то, как она могла бы двигаться подо мной, если бы я был там с ней, она вдруг поворачивает голову в сторону бара… могу поклясться, что она смотрит прямо на меня.
Черт.
Вожделение пульсирует во мне, кровь бурлит в моем члене, и я ошеломленно смотрю, как она скользит рукой по корсету, вниз по животу, к вершине бедер.
Она не…
Это слишком много, даже для такого места, как это. Я думал, это будет стриптиз, не более того. Но я наблюдаю за тем, как она медленно раздвигает ноги, упираясь серебряным каблуком в сцену, и понимаю, что серебристо-серые трусики имеют разрез как раз там, где…
О боже.
Даже ее киска идеальна. Мягкая, розовая и сверкающая в свете со сцены, ее пальцы охватывают клитор, проникая между внешними складками, пока она медленно гладит себя. Я смотрю на нее, ошеломленный масштабами шоу, которое она устраивает. Ее спина выгибается, взгляд по-прежнему прикован ко мне, а пальцы на мгновение замирают…
А затем она раздвигает себя пальцами, демонстрируя всю эту влажную, интимную плоть зрителям внизу сцены, включая меня.
Я чувствую внезапное, пульсирующее возбуждение, которое пронзает меня, и мой член становится полным, почти болезненной твердости, когда я смотрю на великолепную женщину, извивающуюся на лаунже, ее пальцы снова теребят ее клитор, когда она обнажает свою киску перед морем глаз, наблюдающих за ней, и я вижу, что она действительно мокрая.
И она все еще смотрит прямо на меня.
Не могу вспомнить, когда в последний раз я был так напряжен. Странное, почти ревнивое чувство охватывает меня. Мне хочется встать, подойти к сцене, схватить ее и стащить с нее так, чтобы никто не видел, затолкать в темный угол и упасть перед ней на колени, чтобы ощутить на языке вкус этой сладкой, влажной киски. И в то же время я хочу подойти к ней, раздвинуть ее ноги пошире, засунуть в нее свой пульсирующий член и трахать ее, пока все мужчины в комнате смотрят, пока…
Ткань на моем члене прохладно влажная, с кончика капает сперма, пульсация усиливается, когда моя рука сжимает бокал. Я никогда в жизни не видел ничего такого чертовски горячего, никогда не испытывал ничего подобного. Все мысли о том, чтобы уйти, вылетели у меня из головы, пока я смотрел, как она извивается и пыхтит на бархате под собой, как пальцы быстрее трутся о ее клитор, и с тусклым удивлением понимал, что она сейчас кончит.
Она не может… это не может быть реальностью, не так ли?
Это должно быть представление. Я говорю себе это, наблюдая за тем, как она напрягается, как ее тело выгибается дугой, что говорит мне о том, что она близка к кульминации, настоящей или притворной. И то, как она двигается, как открывается ее рот, чистое удовольствие на ее лице, когда ее ноги раздвигаются шире и она вздрагивает, стонет достаточно громко, чтобы это было слышно за музыкой…
Это не выглядит фальшиво.
Это ее работа, идиот, думаю я, наблюдая за ней, но не могу оторвать взгляд. Я никогда не видел ничего столь прекрасного, как ее лицо во время оргазма, как двигается ее идеальное тело в форме песочных часов, и все, о чем я могу думать, это как она будет ощущаться подо мной, как эти ноги будут обхватывать мои бедра, и ее влажная, горячая киска будет сжиматься вокруг моего члена, когда она кончит для меня…
Ее взгляд все еще держит мой. Он был моим все время, вплоть до того момента, когда она кончила и ее глаза закрылись, и мне кажется, что она кончила для меня, что все это было для меня…
Мой член опасно пульсирует, и я с ужасом понимаю, что очень близок к тому, чтобы потерять контроль над собой. Мой член путается в трусах-боксерах, ткань прилипает к нему, и я резко и немного болезненно отпиваю остатки виски, отталкивая стакан через бар к блондину, стоящему за ним.
Я знаю, что я не единственный мужчина в комнате со стояком, и от этого становится еще хуже. Я снова чувствую жжение ревности, горячее, злобное чувство по отношению к каждому мужчине, который сейчас хочет ее, и это не имеет ни малейшего смысла.
Я знаю, что это бессмысленно. Еще меньше смысла в том, что я чувствую злость, когда вижу, как победитель встает из-за покерного стола, с самодовольным выражением лица смотрит на сцену на свой приз, и я представляю ее с ним.
И еще больше, когда я понимаю, кто это или, по крайней мере, улавливаю суть, даже если не могу вспомнить имя этого человека. Трудно вообще о чем-либо думать, когда мой член пульсирует, вытесняя из головы все остальные мысли, кроме того, как отчаянно я хочу кончить, пока я смотрю, как мужчина идет к Николаю. Женщина сидит, ее ноги уже сомкнуты, и все, о чем я могу думать, это о том, что она, вероятно, все еще трепещет внутри, ее клитор пульсирует, а ее жар все еще сжимается вокруг моей ноющей длины…
Господи, я должен кончить. Я протискиваюсь сквозь толпу, не обращая внимания на Флинна, пока иду к указателю на мужской туалет, стараясь не думать о том, что лидер новой организации Братвы в городе тот, кто будет трахать ее сегодня вечером. Мы с Тео говорили о нем на прошлой неделе, о том, какие трудности он может вызвать… Но все эти мысли вылетают из моей головы лишь наполовину, когда я быстро прохожу через дверь в ближайшую кабинку, и моя рука тянется к молнии еще до того, как я полностью закрываю дверь.
Я издаю шипение, когда моя рука обхватывает мой твердый член, а другой рукой я упираюсь в стену, наклоняясь вперед и поглаживая его быстро и сильно, пока я представляю себе женщину на сцене. В моей голове мы оба на сцене, я сижу на ней, прижавшись головкой члена к красным губам, помада размазывается по кончику, а ее язык…
– О боже. Блядь… – Я впиваюсь в руку, сперма размазывается по пальцам, когда я прижимаю их к кончику члена и трусь, представляя, как она сосет меня, как ее темные глаза расширяются, когда она смотрит на меня и стонет вокруг моего ствола. Я позволил бы ей сосать меня почти до самого конца, почувствовал бы, как пульсируют мои яйца, когда я проникаю между этими идеальными губами… Я представляю, как ее рука снова проникает между бедер, перекатывается по клитору, доставляя себе удовольствие, пока она не вберет мой член глубже в горло, пока я не окажусь так близко, что не смогу больше терпеть, и я вырвусь.
Я сжимаю свой член, задыхаясь, когда моя рука замирает над его пульсирующей длиной, представляя, как я широко раздвигаю ее ноги, раздвигаю их, развожу ее колени в стороны, когда я вхожу в нее, и все глаза в клубе наблюдают, как я беру ее, трахаю ее, делаю ее своей, пока она не застонет и не кончит на мой член, кончая для меня, и тогда…
– Блядь, блядь… – шиплю я сквозь зубы, когда мой член жарко пульсирует в моей руке, сперма выплескивается внезапным горячим потоком из кончика, а мои бедра дергаются вперед, трахая мою руку так, как я представляю, что трахаю ее, оргазм словно поднимается от самых пальцев ног, застигая меня врасплох своей силой. Я уже давно не кончал так сильно от дрочки, и, сжимая рукой ствол, я низко и глубоко стону, а последняя сперма вытекает наружу, когда я содрогаюсь.
Мир вокруг меня снова обретает четкость, и я испытываю слабое чувство стыда, осознавая, что я только что сделал – дрочил в ванной, думая о женщине, которая даже не знает, кто я такой. Но даже когда я думаю об этом, я вспоминаю ее взгляд на меня, то, как она наблюдала за мной, пока трогала себя, то, как это выглядело так явно, будто она кончила для меня, и только для меня.
Это было не по-настоящему, говорю я себе. Она артистка. Эскорт. Ничто из того, что она делает, не является настоящим.
Я должен быть более уверен в этом, чем уверен сейчас. И пока я убираю свой член со слабым ожогом смущения на щеках и застегиваю молнию, я совершенно не должен думать о том, как бы снова увидеть ее.
Это нелепая идея. И, уходя на поиски Флинна, я не могу полностью избавиться от нее.
5
АША
– На колени, сучка.
Я ненавижу Матвея с того момента, как мы переступили порог приватной комнаты, которую я использую для клиентов. Он закрывает за собой дверь и поворачивается ко мне с выражением холодного высокомерия в глазах, его рука небрежно скользит в мою сторону, когда он произносит команду, которую я знаю.
Предсказуемый человек.
Я не могу не оттолкнуть его. Если ему это не нравится, я быстро это пойму. Я сужаю глаза, откидывая волосы назад.
– А что, если я не хочу? – Спрашиваю я дразнящим, знойным голосом. Иногда мужчины, которым нужны сабмиссивы, хотят еще и неповиновения, и эту роль я могу сыграть без особых проблем, хотя мне все равно не нравится та часть, где я в конце концов должна уступить. Но я могу сопротивляться, по крайней мере, какое-то время.
Но Матвей движется ко мне быстрее, чем я успеваю моргнуть, его пальцы проскальзывают под кожу ошейника на моем горле и сжимаются вокруг него, опуская меня на колени.
– Я сказал, встань на свои гребаные колени, – рычит он, прижимая меня к земле так сильно, что мои колени ударяются об пол с резким толчком боли. Я сжимаю зубы, чтобы не заскулить, и смотрю на него, а его вторая рука вцепляется мне в волосы, оттягивая голову назад.
Он еще не перешел все границы. Но он уже близок к этому.
– Черт побери, – тихо бросаю я ему. Я вышвырну тебя отсюда, и ты больше никогда не увидишь эту дверь. Думаю, он и сам это знает. Он отпускает ошейник, прежде чем давление на мое горло становится слишком сильным, и, подойдя ближе, запускает обе руки в мои волосы.
– Расстегни молнию, шлюха, – рычит он, и я вижу твердый гребень его члена за ширинкой, толстый и угрожающий. – Вытащи мой член.
Медленно я подчиняюсь. Я тянусь вверх, напоминая себе, что меня ждет, если он не зайдет слишком далеко и мы закончим сеанс. Только моя доля от гонорара – хорошая плата, и тогда он даст хорошие чаевые, а если не даст, Николай пошлет ему напоминание, что девушки ожидают вознаграждения за свои услуги, и щедрость ожидается для дальнейшего покровительства клубу. Если он и дальше будет слишком скупым, его доступ ко всем услугам клуба будет закрыт. Мужчины не обязаны давать щедрые чаевые, чтобы оставаться членами клуба, но они должны проявлять щедрость, иначе Николай сочтет это оскорблением.
– Хорошая маленькая шлюшка, – бормочет он, когда я расстегиваю брюки его костюма и спускаю молнию вниз, а мои пальцы тянутся внутрь к его члену. – Обхвати его своей маленькой хорошенькой ручкой и погладь. Привыкай к нему, пока мне не понадобился твой рот.
Он говорит об этом как о чем-то огромном, и я сдерживаю смешок, когда освобождаю его. Он не маленький, конечно, но и не впечатляющий, ничего такого, что я бы беспокоилась о том, что смогу обхватить губами. Среднего размера, приличный член, достаточно большой, чтобы жестко трахнуть девушку и удовлетворить ее, если она этого захочет, но не такой, чтобы из-за него волноваться.
Интересно, как выглядит член у того мужчины в баре, думаю я, прежде чем осознать это, представляя себе твердый гребень в его брюках, как он, должно быть, пульсировал, наблюдая за мной. Он так быстро ушел… Интересно, не сидит ли он сейчас в мужском туалете, поглаживая себя при мысли обо мне, и только когда я чувствую резкий рывок руки Матвея по моим волосам, меня возвращают в настоящее.
– Погладь мой гребаный член, – рычит он, выкручивая руку. – Что за шлюху я выиграл? Я думал, ты лучшая девушка из всех, что есть у этого мудака из Братвы.
– Да, – шиплю я, на мгновение забывая о себе. Он издает еще один недовольный рык и внезапно поднимает меня на ноги за волосы, его эрекция колышется, когда он тянет меня к кожаной скамье для шлепков.
– Я научу тебя, для чего нужен твой милый ротик, – огрызается он, толкая меня на скамью и наклоняясь, чтобы застегнуть наручники на моих лодыжках, пока я скриплю зубами.
Я не люблю, когда меня сковывают мужчины, которые мне не нравятся, а этот мужчина – особенно. У меня есть стоп слово, напомнила я себе. Он согласился с ним, когда подписывал контракт. Если он его не выполнит…
Матвей идет к шкафу, где хранятся инструменты, и я вздрагиваю, ожидая, что он выберет. Он долго рассматривает ассортимент флоггеров, весел, тростей и мешков, прежде чем выбрать весло с тонкими вырезами. Он знает, что действительно причинит боль, мрачно думаю я, когда он достает его и с улыбкой на лице трет деревяшку о ладонь, направляясь ко мне.
– Думаю, это должно подойти, – говорит он, проводя пальцами по краю моих трусиков. – Или, может быть…
Его кулак внезапно смыкается вокруг тонкого кружева, и я вскрикиваю, не успев подавить этот крик, когда он разрывает их, ткань оставляет ссадины на моей коже, когда она разрывается. Это не более жестоко, чем делали другие в прошлом, но что-то в моем нутре неприятно колышется от его прикосновений, от того, как он это делает, какое-то внутреннее чувство подсказывает, что этот мужчина не просто наслаждается причинением боли или властью в качестве извращения. Он не просто хочет возбудить меня, он хочет, чтобы я боялась, по-настоящему боялась. Даже здесь, в месте, где есть правила, ограничения и границы, которые он должен соблюдать, он получает удовольствие от того, что заставляет меня сомневаться, действительно ли он собирается подчиняться правилам.
Это человек, который никому не подчиняется и который возмущен тем, что от него требуют соблюдения каких-либо правил.
И это меня немного пугает. Более чем немного, как только он начинает.
Я стараюсь не показывать этого. Я сжимаю губы, когда он опускает весло, стараясь не дать ему увидеть, как сильно он меня расстраивает. Я испускаю небольшие всхлипывания, позволяю своим бедрам дрожать о кожу в попытке дать ему возможность продемонстрировать то, что он хочет, но я отказываюсь позволить ему увидеть мои истинные эмоции. Он не заслуживает того, чтобы видеть во мне что-то истинное и настоящее.
Но это только еще больше злит его.
Он хочет, чтобы я плакала. Он хочет, чтобы я умоляла. И впервые за свою карьеру я понимаю, что дело не только в том, что мне не нравится делать то, что требуют от покорной. Все во мне кричит о том, что нужно бороться с этим человеком. Сказать ему, чтобы он отвалил, и перестал прикасаться ко мне.
Доверие между доминантом и сабмиссивом – хрупкая вещь. Сабмиссив верит, что доминант соблюдает его границы и не пытается переступить их, уступит, когда сабмиссив произнесет стоп-слово. Доминант верит, что сабмиссив заговорит, если эти границы будут пересечены, и не позволит этому зайти слишком далеко.
Здесь нет никаких ограничений, кроме тех, которые навязываются. Матвей хочет переступить мои границы, грубо переступить их. За пределами этого клуба я не могу представить, что он делает с женщинами, которые оказываются в его постели, и я не хочу этого делать. Он хочет, чтобы я боялась, что он не отреагирует на мое стоп-слово, когда я его произнесу. Недостаточно причинить боль и притвориться, что я в опасности, он не сможет уйти, если я на самом деле не буду опасаться за свою безопасность. Подозреваю, что в этом кроется часть его разочарования, потому что в таком месте, как это, всегда есть кто-то, кто поможет мне, если ситуация выйдет из-под контроля.
Весло опускается сильнее, чем когда-либо в моей жизни, и внезапно рука Матвея оказывается у меня в волосах, откидывая мою голову назад с такой силой, что я чувствую, как завтра что-то защемит у меня в шее, выгибая меня дугой почти за пределами того, что может выдержать мое тело
– Кричи для меня, малышка, – шипит он, его пальцы впиваются в кожу головы, дергая меня за волосы, пока я не начинаю опасаться, что он что-то вырвет. Затем он снова и снова опускает весло – за гранью боли, за гранью игры. Я открываю рот не для того, чтобы закричать, как он требует, а чтобы произнести слово, которое положит конец всему этому.
Я редко им пользуюсь. У меня редко бывают клиенты, которые заходят настолько далеко, что нуждаются в нем, и никогда не было клиентов, которые отказались бы от него. В контракте, который они все подписывают, черным по белому написано: отказ от стоп-слова означает немедленное аннулирование членства, без возврата денег.
– Ты для меня даже не мокрая, тупая пизда, – шипит Матвей. – Что это за гребаное место?
Что-то твердое вдруг протискивается между моих бедер, и на мгновение мне кажется, что он внутри меня, а потом я понимаю, что это рукоятка весла. Никакой прелюдии, даже смазки для облегчения, только твердый предмет, засунутый в меня, и Матвей, выплевывающий оскорбления за мгновение до того, как я успеваю произнести слово, которое должно положить конец всему этому.
– Жемчужина. – Я задыхаюсь от боли и жду, что все это прекратится. Он отпустит мои волосы, отпустит меня, уберет весло. Он уйдет, а потом у меня будет долгий разговор с Николаем о том, можно ли этому человеку вообще иметь здесь членство.
Я точно больше не буду с ним встречаться, и другим девушкам тоже не советую.
И тут я понимаю, что ничего этого не происходит.
Он не останавливается. Его рука все еще в моих волосах, он больно тянет их назад, а другой рукой он все еще тычет веслом в меня.
– Ты, блядь, кончишь на нем для меня, – рычит он. – Если ты не намокла от моего члена, может, это унизит тебя настолько, что ты хоть как-то отреагируешь, ты, блядь…
– Жемчужина! – Я снова произношу это слово, пытаясь вывернуться, но, конечно, это невозможно, пока я пристегнута к скамье. – Это мое безопасное слово, придурок! – Время притворяться покорной прошло. Он отпустит меня или будет жалеть, что не отпустил.
– Мне плевать на твои глупые словечки, – рычит Матвей. Боль снова вспыхивает во мне, когда он ударяет твердой деревяшкой весла по нежной плоти. – Я заплатил за это…
Мои пальцы нащупывают кнопку. В комнатах не может быть камер или микрофонов ради конфиденциальности клиентов, но для таких случаев есть маленькие кнопки паники, спрятанные на большинстве поверхностей, везде, куда может дотянуться рука, даже будучи связанной. Они почти никогда не нужны, но я никогда не была так благодарна за их наличие, как сейчас, когда обхватываю пальцами ножку скамьи, к которой пристегнута моя рука, и нажимаю на маленькую кнопку.
Через несколько секунд дверь распахивается, и я слышу низкий, грубый голос Деймона, дежурного вышибалы.
– Вам нужно отойти от девушки, мистер Котов.
На короткую секунду я думаю, что Матвей все равно откажется, и все это перерастет в эскалацию. А потом я чувствую, как его рука убирается с моих волос, как исчезает назойливость весла, и выдыхаю медленный, облегченный вздох. Меня даже не волнует моя нагота или положение, в котором я нахожусь, я не особенно скромная или застенчивая женщина, а Деймон сделает вид, что ничего этого не видел.
– Вам придется пойти со мной, – категорично заявляет Деймон, когда Мередит – наша, так сказать, домашняя мать, обходит его и идет расстегивать мои запястья и лодыжки. Она существует здесь исключительно для того, чтобы помогать девочкам в такие моменты или выслушивать их, если у них есть жалобы, опасения или трудности, которые они не могут донести до Николая и которые требуют профессионального внимания. Это высокая женщина с русыми волосами, которые она держит в короткой аккуратной стрижке, и добрыми зелеными глазами, и она смотрит на меня, когда помогает мне подняться, профессионально оглядывая меня.
– Это нелепо. – Голос Матвея жесткий и сердитый, когда Мередит протягивает мне халат. – Я выиграл сегодня. Эта девушка будет моей еще два часа. Как ты смеешь…
– Она нажала тревожную кнопку. – Голос Деймона ровный, но я слышу в нем сталь и злость. Он презирает любого, кто грубо обращается с женщиной, что делает его одновременно идеальным и ужасным для этой работы, он отлично справляется, если нам нужна чья-то помощь, но ему всегда смутно не по себе, когда он слышит, что происходит, или слышит любой рассказ об этом. – Это значит, что вы не отреагировали на ее стоп-слово.
– Я не сделал ей ничего такого, из-за чего стоило бы останавливаться, – огрызается Матвей, и Деймон поднимает бровь.
– Полагаю, это должна решать Аша. В этом и заключается цель безопасного слова. А теперь, пожалуйста, пройдемте со мной, господин Васильев захочет поговорить с вами, прежде чем вы уйдете.
– Николай Васильев может идти в жопу. – Матвей сплевывает на пол. – Мне обещали его лучшую покорную. А я получил девчонку с умным ртом, которая не может справиться с простейшим наказанием или подчиниться самому незначительному приказу. Это место гребаный…
– Вы можете передать все эти претензии мистеру Василеву лично. – Сталь в голосе Деймона застывает. – И сейчас вы должны пройти со мной.
Матвей резко поворачивает голову в мою сторону, его глаза гневно сужаются.
– Ты пожалеешь об этом, – шипит он на меня. – Никто не унижает меня и не выходит сухим из воды. Ты ведь понимаешь это, маленькая шлюшка? В конце концов, ты должна покинуть это место…
Деймон открывает рот, но я говорю раньше, чем он успевает.
– Ты не узнаешь, что такое доминирование, пока оно не укусит тебя за задницу, – говорю я ему спокойно, не сводя взгляда с его лица. В моем выражении лица и голосе нет страха, и он его не увидит. – И ты не заслуживаешь лучшего сабмиссива Николая. Неудивительно, что ты не получил того, чего хотел.
– Это не тебе решать…
– Вообще-то да. – Я одариваю его натянутой улыбкой. – Может, мне и платят за это, но я выбираю своих клиентов. Я согласилась взять тебя. И теперь я прекращаю это соглашение. Сомневаюсь, что ты сюда вернешься, мистер Котов, но если и вернешься, то не для того, чтобы увидеться со мной. И я не советую тебе подходить ко мне на улице или где-либо еще, если это то, чем ты угрожаешь, – мило добавляю я. – Для меня здесь тоже есть свои правила. На улице они не действуют.
Дэймон входит дальше в комнату, за ним следуют еще двое мужчин.
– Вы можете пойти со мной добровольно или нет, – говорит он, и в его голосе отчетливо звучит угроза. – Но вы покинете эту комнату, мистер Котов. Немедленно.
Матвей бросает на меня еще один долгий взгляд. В его взгляде, направленном прямо на меня, пылает ненависть, в каждой линии его тела чувствуется напряжение, в котором, как я вижу, кипит ярость. Я держусь очень спокойно, выражение лица пустое, но я чувствую небольшой толчок страха от того, как он смотрит на меня.
Он не собирается забывать об этом. Он принял это на свой счет, и у меня появилось внезапное глубокое чувство, что он планирует сделать это моей проблемой сегодняшнего вечера.
Когда он отворачивается, резко выходя вслед за Деймоном из комнаты, я чувствую, как мое плечо слегка опускается.
– Ты в порядке? – Мередит спрашивает меня, ее глаза сужаются, когда она оценивает меня, и я даю ей небольшую улыбку. – Ты хочешь о чем-то поговорить?
До работы здесь она была психотерапевтом, и это видно. Она пригодилась многим девушкам, которым нужно было с кем-то поговорить, но я редко пользовалась ее услугами. Я предпочитаю держаться в тени, и сама разбираться со своим дерьмом, но это не значит, что я не рада, что она сейчас здесь.
– Я в порядке, – заверяю я ее. – Мне просто нужно несколько минут. Я пойду посижу в гримерке и успокоюсь, а потом меня отвезут домой, чтобы я могла принять душ и немного отдохнуть. Ничего страшного. Николай ему запретит здесь появляться, и он больше не вернется. Но если Николай спросит тебя, даже если бы Матвей не проигнорировал мое стоп-слово, его нельзя подпускать ни к одной из девушек.
– Конечно. – Мередит кивает. – Но игнорирование стоп-слова означает, что ему сразу же закроют вход. Не о чем беспокоиться. Он не вернется.
