Текст книги "Беспощадные клятвы (ЛП)"

Автор книги: М. Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

Финн смотрит на меня, но не может сказать иначе. Он тоже хотел, чтобы я просила и умоляла, дразнил меня до тех пор, пока я отчаянно не хотела кончить. Я наблюдаю, как он извивается под моими прикосновениями, его челюсть сжимается от мольбы, которая, как я знаю, в конце концов сорвется с его губ.

Моя рука обхватывает его ствол, скользит вверх по набухшей головке, двигаясь медленными, уверенными движениями, которые заставляют его стонать.

– Знаешь, я никогда раньше не играла с проколотым членом, – говорю я ему, слегка поглаживая ладонью металл. – Мне нравится играть с твоим.

Финн откидывает голову назад и стонет.

– Ты можешь играть с ним, когда захочешь, девочка. Только… о боже… – Его бедра снова дернулись, член запульсировал от моего прикосновения. – О, блядь…

– О, нет. – Я замедляю свои движения, позволяя пальцам дразняще танцевать по его напряженной плоти. – Я сказала тебе, что ты не сможешь кончить. И я серьезно. – С головки его члена уже постоянно капает вода, и я вижу, как Финн нахмуривает брови, пытаясь понять, что я имею в виду, пока он пытается добиться большего трения в моем ослабленном захвате.

Когда я наклоняюсь вперед и провожу языком по его чувствительному кончику, он издает почти первобытный звук.

– Боже, Аша…, – стонет он, снова и снова, когда я провожу языком по его кончику, дразня пирсинг, вдыхая его вкус, и небрежно поглаживаю его ствол, а моя рука опускается ниже, чтобы погладить его набухшие яйца. Его звуки мучительного удовольствия наполняют воздух, и это снова и снова заводит меня, когда я слышу его стоны, когда я играю с ним.

Я продолжаю долгое время, дразня его пальцами, губами и языком, заставляя его быть твердым и истекать спермой, пока все его тело не начинает дрожать от почти болезненной потребности.

– Господи, девочка, мне так нужно кончить, что это больно, – задыхается он, распахивая глаза и глядя на меня сверху вниз. Его лицо напряжено от вожделения, глаза темные и стеклянные, мышцы напряжены. Его член красный и набухший, вены пульсируют, и я знаю, что, если я сниму кольцо, он кончит от одного прикосновения.

Но это не то, что я запланировала для него на сегодня.

– Я вижу. – Я еще раз провожу пальцем по его члену, прослеживая вену, и еще раз медленно, взасос целую его кончик, прежде чем отступить назад. – Но не сегодня.

Финн смотрит на меня в полном шоке. Мне кажется, он не сразу понимает, что я имею в виду, пока я не расстегиваю наручники, отворачиваясь от него, когда кожа отпадает.

– Можешь оставить себе кольцо, – говорю я ему небрежно. – Это может быть единственным способом сдержать данное мне обещание. В конце концов, ты ведь так же не можешь дрочить, когда вернешься домой.

– О чем ты, блядь, говоришь, девочка? – Возмущенно восклицает Финн, и я медленно поворачиваюсь, натягивая на голову черный слип, и удовлетворенно улыбаюсь ему.

– Ты обещал, не кончишь, – напоминаю я ему. – Нет, пока я тебе не разрешу. Так что вот так. Не кончай. Я знаю, что ты твердый, но ты не можешь даже прикоснуться к нему. А если прикоснешься… – Я пожимаю плечами. – Не думаю, что ты мне солжешь. Но если ты не сможешь сдержать слово, я больше не позволю тебе прикасаться ко мне.

Финн прекрасно знает, что я все равно не позволю. Что я могу вернуться домой, одуматься и вспомнить, что мы должны работать вместе, а не трахаться. Я жду, что он скажет мне, чтобы я отвалила, что это нелепо, что он заставлял меня кончать снова и снова, а я оставляю его пульсирующим и неудовлетворенным.

Он вдыхает, выпуская воздух в медленном, вздрагивающем вздохе, в котором, как мне кажется, запрятано проклятие, которое он пробормотал на выдохе. Но, к моему удивлению, он кивает.

– Хорошо, девочка. Придется потрудиться, чтобы засунуть его обратно в штаны. Но я справлюсь.

Я в шоке смотрю на него, пока он пересекает комнату, чтобы собрать свою одежду, его член по-прежнему упирается в рельефные мышцы живота, поблескивая в слабом свете комнаты. Он выглядит как статуя бога, когда собирает свои вещи, мускулистый, твердый и мужественный, его глаза снова скользят по мне с нескрываемым вожделением, когда он надевает джинсы и футболку.

– Я буду здесь завтра вечером, девочка, – пробормотал он, доставая ключи и бумажник. А затем, не сделав ни единого попытки прикоснуться ко мне или попросить о поцелуе, он поворачивается и оставляет меня стоять на месте, глядя ему вслед.

17

ФИНН

Честно говоря, я не знаю, о чем, черт возьми, я думал, соглашаясь на это.

Вообще-то, знаю.

Я думал о том, что, когда она была с Матвеем, у нее не было никакого контроля. Она была бессильна, явно не была уверена, что он вообще подчинится ее стоп-слову, ведь мы должны были принять меры предосторожности на случай, если он откажется… мое присутствие рядом, браслет. Я не могу представить, каково ей, обычно предпочитающей не подчиняться, было позволить мужчине, которого она презирает, прикасаться к ней таким образом. Позволить ему приказывать ей делать то, что он хочет, проглотить свою гордость и подчиниться ему.

Я не могу этого сделать. Я даже не могу заставить себя позволить Аше властвовать надо мной так, как она хочет, а я хочу ее. Только не таким способом.

Ты уверен в этом? Голос в затылке дразнит меня, пока я иду к мотоциклу, напоминая, что у меня не пропала эрекция, когда она пристегнула меня наручниками к этой Х-образной штуке. Я даже нисколько не почувствовал, как она застыла. Даже наоборот, я стал еще тверже, если это вообще возможно, думая о том, что она будет ласкать меня, пока я буду беспомощно висеть, выпятив член и умоляя ее делать все, что ей заблагорассудится.

Может быть, я не так уж противен всему этому, как мне хочется думать.

Как бы то ни было, я хотел вернуть ей часть этой власти. Я хотел, чтобы она снова почувствовала себя хозяйкой положения, вернулась в то безопасное место, в котором, как я начинаю понимать, ей нравится находиться. Этот мир властных игр и извращенного секса для меня в новинку, но я начинаю думать, что это не столько связано с ее собственным удовольствием, сколько с тем, что быть главной помогает ей чувствовать себя в безопасности и независимости. Когда она контролирует ситуацию, ничто не может причинить ей боль. Никто не может игнорировать то, что она хочет, потому что она сама решает, что делать.

Я не могу не понимать, насколько она доверяла мне, чтобы я пристегнул ее наручниками к этой скамейке. Мне смутно кажется, что я должен злиться на то, что она оставила меня без сил, когда я заставлял ее кончать снова и снова, но, зная, что я знаю о ней и Матвее и о том, что она, должно быть, чувствовала из-за всего этого, я не могу этого сделать. Я не могу заставить себя злиться на нее за то, что она хочет вернуть себе часть того, что позволяет ей чувствовать себя защищенной и сильной.

Даже если у меня от этого стояк, который, блядь, болит всю дорогу домой.

Это самое трудное, что я когда-либо делал, без всякого каламбура, чтобы сразу же не снять кольцо с члена и не погладить себя до быстрого, грязного оргазма, как только войду в дом. Но если я увижу Ашу завтра вечером, она спросит меня, в любом случае, если я скажу ей, что не смог удержаться, или попытаюсь скрыть это, это будет ложью.

Единственный способ сдержать слово – это держать руки подольше от члена.

Я так возбужден, что даже не уверен, что смогу снять кольцо, не кончив от прикосновения пальцев, но я не могу спать с ним. Я уверен, что если циркуляция крови в моем члене будет прервана на всю ночь, это хороший способ потерять его навсегда, и я не могу придумать много судеб хуже, чем эта, поэтому вместо этого я решаю принять холодный душ, скрипя зубами, когда я стою под струей и тянусь за кольцом, шипя сквозь зубы, когда я медленно прокатываю его на своем напряженном члене.

Пальцы ног упираются в кафель, и на мгновение мне кажется, что это все. Я чувствую покалывание в яйцах, тугое напряжение в животе, пульсацию в члене, и я ожидаю брызг спермы на стену душа, мой измученный член наконец-то вырвался на свободу. Но когда я медленно открываю глаза и смотрю вниз, мой член все еще остается твердым, и я еще не кончил.

Но и душ совершенно не облегчает моих мучений.

Я даже не знаю, как мне уснуть. В итоге я ложусь в постель голым, мысль о том, чтобы попытаться втиснуть свою упрямую эрекцию в пижамные штаны, слишком удручающая, и я долго лежу, глядя в потолок и гадая, как долго у мужчины может быть эрекция, не вызванная химическими препаратами, прежде чем ему придется обратиться в травмпункт.

У меня, конечно, никогда не было такой проблемы, но я начинаю думать, что у меня будет постоянный стояк до тех пор, пока Аша будет в моей жизни. В конце концов, каким-то образом я засыпаю. Но даже засыпая, я думаю только о ней.

Сны странные и разрозненные, но все это она: ее руки, ее рот, ее тело, трущееся обо мне гладкими, влажными, извилистыми путями, терзающее меня жаром и влажным, липким от слюны удовольствием, но никогда не достаточным. Она подводит меня так близко, снова и снова, пальцы гладят, язык ласкает, мягкий, влажный жар ее киски охватывает меня всего на одно сокрушительное мгновение, и в этот момент я просыпаюсь, задыхаясь, мои бедра мокрые, а простыня прилипла к коже. С приливом горячего смущения я понимаю, что кончил во сне впервые с тех пор, как мне было, наверное, шестнадцать.

Черт. Первое, что я думаю, это то, что мне придется сказать ей правду, когда она спросит, и что она скажет, что я солгал. У меня больше не будет с ней ночи, и тут мне в голову приходит идея. Прежде чем я успел остановить себя, я потянулся к своему телефону на тумбочке и пролистал строку сообщений, которые мы отправили последними. Быстро, пока не передумал, я набираю сообщение и нажимаю "отправить", сердце колотится в груди.

Ты мне снилась. Так хорошо, что я потерял контроль над собой во сне. Клянусь, я не прикасался к себе, ты просто настолько хороша, даже в моих снах.

Долгое время я лежу ничком, мое тело все еще покалывает от воспоминаний о наслаждении, которое не приносит такого удовлетворения, как могло бы быть, а член все еще наполовину твердый, прижатый к ноге. Затем я слышу жужжание своего телефона.

Всего два слова от Аши. Покажи мне.

Я чувствую прилив смущения от этого. Прошли годы с тех пор, как я посылал кому-то обнаженную натуру, и даже тогда это было гораздо сексуальнее, во всяком случае, на мой взгляд, чем показывать девушке, которую я хочу трахнуть, фотографию своего случайного оргазма. Но она хочет именно этого, и я включаю прикроватный свет, приподнимаю одеяло и простыню, чтобы навести камеру телефона на вид моего члена, прижатого к бедру, и спермы, разлитой по коже.

Видишь, что ты со мной делаешь?

Я почти не могу поверить, что действительно отправил фотографию. Какая-то часть меня думает, что ей будет противно, хотя она сама попросила об этом, мне было бы противно, но спустя несколько мгновений мой телефон снова зажужжал.

Ты плохо себя вел, Финн. Тебе придется понести наказание.

Я застонал, позволяя одеялу опуститься на меня, а телефону зажаться в руке. Я могу просто не возвращаться, думаю я про себя, но я уже знаю, что это гиблое дело. Как бы ни властвовала надо мной Аша, неважно, что в качестве наказания мне придется провести еще две ночи, доводя свой член до напряженной лихорадки, прежде чем она отправит меня домой до оргазма в моих снах, я все равно вернусь. Я хочу ее слишком чертовски сильно, и никогда раньше не испытывал такого возбуждения, восхитительного и мучительного одновременно, сводящего с ума и лучшего, чем все, что я когда-либо испытывал одновременно.

Мой телефон снова зажужжал. Я тянусь к нему, чувствуя себя полубезумным от прерванного сна и разочарованного возбуждения. Открыв его, я чувствую, как мой член мгновенно пульсирует несмотря на то, что на моих бедрах все еще тепло.

Это фотография Аши, растянувшейся на собственной кровати, прикрывающей рукой свою идеальную грудь. Все, что я вижу, это ее подбородок, изящные ключицы и полную форму груди с прикрытыми сосками, вплоть до изгиба талии, но этого достаточно, чтобы я начал твердеть снова, особенно когда появляется еще одна фотография, и еще, и еще.

Ее плоский живот, до самых бедер. Ее ноги, голые и раздвинутые, но фотография останавливается как раз напротив ее киски. Все ее обнаженное тело, бедра прижаты друг к другу, соски напряжены и топорщатся, умоляя меня о языке.

И еще одна фотография, сделанная между ее бедер, ее пальцы, раскрывающие себя для меня.

Не смей трогать себя. Но покажи мне, как ты возбуждаешься от этого, Финн.

Мне не нужно трогать свой член, чтобы сфотографировать его. Он уже снова твердый как железо, прижатый к моему прессу, и я делаю снимок. Потом еще один, когда сперма начинает капать с головки на мой живот, и я быстро отправляю их ей.

Я не знал, что смогу так быстро снова стать твердым.

Мне нужно кончить, Аша. По-настоящему кончить.

Я отправляю ей еще одну фотографию, сверху, чтобы она увидела всего меня, мои яйца, подтянутые к члену, напряженные бедра. Удивительно, что мои яйца не стали фиолетовыми от того, сколько времени я провел сегодня в напряжении, но они выглядят нормально, хотя и немного чувствительно. А мгновение спустя мой телефон снова зажужжал.

Такой великолепный член. Жаль, что рядом нет никого, кто мог бы с ним поиграть.

Я застонал, глядя на него снизу вверх. Головка так раздулась, что начинает напрягать мой пирсинг, и я хочу только одного: протянуть руку вниз и быстро, крепко погладить себя, прикоснуться к нему на мгновение. Небольшое облегчение, но если я это сделаю, то не знаю, смогу ли остановиться.

Я здесь, Аша. Я могу послать тебе фотографии, пока играю с ним. Пусть ты увидишь, как я приду за тобой.

Это попытка в темноте, но я должен попробовать. И все же я не удивляюсь, когда в ответ получаю твердое нет.

Если ты будешь вести себя хорошо и не притронешься к нему, Финн, возможно, я вознагражу тебя завтра вечером.

Я застонал, отбросил телефон в сторону и откинул голову на подушку, закрыв глаза. Сегодня мне не удастся поспать ни минуты, я в этом уверен.

***

Хорошо, что на следующий день у меня вообще ничего не запланировано. Я провожу день, выполняя поручения и дела по дому, пытаясь хоть как-то отвлечься от своего расстроенного возбуждения, эрекция ненадолго отступает, но возвращается с новой силой, как только я подумаю о том, чтобы пойти к Аше. Я думаю только о ней и почти забываю, что через несколько дней она снова будет встречаться с Матвеем. Я почти забываю, что не могу вечно выкупать ее ночи, что в конце концов она вернется на работу. Что я не буду единственным мужчиной, который прикасается к ней, который слышит ее дразнящий, приторный голос, который напрягается от ее прикосновений. Что другие мужчины будут делать с ней то, что делал я, и получать от нее те же прикосновения, что и я.

Когда я думаю об этом, то чувствую густую, злую ревность, собственническое чувство, на которое я не имею права и от которого не могу избавиться. Мне хочется увезти ее далеко-далеко отсюда, туда, где только я смогу прикоснуться к ней, попробовать ее на вкус, обладать ею.

Это более чем тревожно, потому что никто и никогда не вызывал у меня подобных чувств. И из всех женщин Аша не должна этого делать, потому что она никогда не станет моей.

И все же я возвращаюсь в "Пепельную розу" тем же вечером, потому что не могу остановить себя от желания увидеть ее.

На этот раз она одета в короткий красный шелковый халат того же цвета, что и ее помада, отделанный нежным кружевом, которое покрывает ее ключицы и верхнюю часть бедер так, что мне хочется провести по ее коже губами и пальцами. Она приподнимает бровь, когда я вхожу, на этот раз сдержанная и элегантная, а не раскинувшаяся с зажатыми между бедер пальцами, как накануне вечером.

При одной только мысли об этом я испытываю боль, как только вижу ее.

– Ты был очень плох, – мурлычет она, покачиваясь в мою сторону, ее длинные темные волосы рассыпаются по плечам. – Тебя нужно наказать. Ты даже не можешь контролировать себя в течение одной ночи во сне…

Ее рука поднимается, чтобы провести по моей груди, и я ловлю ее в свою, удерживая запястье достаточно крепко, чтобы ее глаза слегка расширились, когда я встречаю ее взгляд своим.

– И ты тоже, – говорю я ей, голос густой от вожделения, и вижу, как у нее перехватывает дыхание. – За то, что так много дразнила меня, маленькая лисица.

Я тяну ее руку вниз, прижимая ее к передней части моих джинсов.

– Чувствуешь, как сильно ты меня заводишь? – Я хриплю, наслаждаясь тем, как темнеет ее взгляд, как желание, которое она не может побороть, наполняет ее выражение. – В том, что член твердый, виновата ты, Аша. Он был твердым с прошлой ночи, когда я думал о тебе. И что ты собираешься с этим делать?

Я отпускаю ее запястье, не желая пугать, но ее рука на мгновение задерживается, прижимаясь к толстому гребню.

– Мы снова заключим сделку, – тихо говорит она. – По одной вещи, которую мы хотим.

– Ты снова будешь первой, – говорю я ей, и она поднимает бровь.

– Ты собираешься заставлять меня кончать снова и снова и рисковать тем, что я не смогу с тобой кончить?

Я одариваю ее медленной, лукавой улыбкой, совсем не похожей на ту, которой она одарила меня прошлой ночью.

– Подожди и увидишь, – говорю я ей, и глаза Аши немного расширяются, когда я указываю на скамейку. – На этот раз лицом вниз.

Аша колеблется, и на мгновение мне кажется, что она собирается отказаться. Но она кивает, ее пальцы тянутся к поясу халата, пока она идет к скамье, и когда она медленно снимает его, стоя ко мне спиной, я вижу, что под ним ничего нет.

Боже, она совершенна. Она ложится, подстраивая скамью так, чтобы лечь на живот, прижавшись щекой к ее верхушке, а ее задница выгнута вверх. Она полная и круглая, так и просится, чтобы я провел по ней руками, а ее язык дразняще скользит по губам, когда она позволяет мне снова застегнуть наручники на запястьях и лодыжках.

– Что ты собираешься со мной сделать, Финн? – Мурлычет она, и я пожимаю плечами.

– Подожди и увидишь.

На этот раз я остаюсь одетым. Я знаю, что это будет мучить ее еще больше, если она не сможет наслаждаться видом моего обнаженного тела и твердого, пронзенного члена, пока я разыгрываю задуманный сценарий. Когда я подхожу к шкафу, где, как она сказала мне, лежат инструменты для шлепков, я слышу ее тихий, быстрый вздох.

– Я думала, тебе не нравятся такие вещи, – мурлычет она, и я пожимаю плечами, открывая его.

– Может быть, я становлюсь более открытым, – говорю я ей, глядя туда, где она привязана к скамье, с раздвинутыми ногами, уязвимая и обнаженная. – Твердый член в течение почти двадцати четырех часов делает это с мужчиной. И полезно попробовать что-то новое, не так ли? – Я перебираю инструменты. – Думаю, вот это.

Я достаю мягкий кожаный флоггер, который, по крайней мере, на мой неопытный взгляд, выглядит так, будто он не причинит ей слишком сильной боли. Я подхожу к ней и вижу, как она провожает меня взглядом, когда я становлюсь позади нее, и на мгновение все, что я могу делать, это смотреть на нее, едва дыша от того, как моя грудь сжимается от желания.

Я понятия не имею, возбудит ее это или нет. Она сказала, что подчинение ее не возбуждает, обычно, а я не могу придумать ничего более покорного, чем оказаться в наручниках лицом вниз. Тем не менее я вижу, как ее бедра двигаются на скамье, когда я медленно кручу в воздухе флоггер, привыкая к тому, что он у меня в руке, и я не совсем уверен, что ее это не возбуждает.

Она впивается зубами в нижнюю губу при первом же ударе кожаного полотна по ее заднице, и я приостанавливаюсь, беспокоясь, не причинил ли я ей боль. На ее плоти остался лишь слабый розовый оттенок, но меня никогда раньше не били флоггером, и я понятия не имею, какую боль он может причинить. Я смотрю на нее, искренне обеспокоенный, и тут понимаю, что она старается не рассмеяться.

– Тебе придется приложить немного больше усилий, чем сейчас, – хихикает она, крутя головой по сторонам. – Ты должен был отшлепать меня, а не щекотать пуховой тряпкой.

Я сужаю глаза.

– О? Ты хочешь немного более тяжелой руки? – В ее глазах появляется озорной блеск, который подстегивает меня, отчего все это кажется скорее забавным, чем серьезным, и я снова опускаю флоггер, на этот раз сильнее.

– О! – Аша смеется. – Я почти почувствовала это.

– Будь осторожнее, девочка, – рычу я. – Ты знаешь, какой я человек. У меня была тяжелая рука со многими мужчинами, которые оказывались на моей плохой стороне. Просто стараюсь быть с тобой немного осторожнее, вот и все.

Аша наклоняет голову, ее широкие темные глаза встречаются с моими.

– Я не из стекла, Финн, – мягко говорит она. – Делай, что хочешь.

В ее голосе есть что-то, какой-то скрытый смысл, который я не могу понять слишком глубоко в данный момент, думаю, даже если бы я чувствовал себя способным на это, я не уверен, что готов к этому. Вместо этого я сосредоточиваюсь на желании, на том, действительно ли я хочу выместить на ней часть своего расстроенного возбуждения, раз уж она это позволяет.

Я не уверен в своих чувствах до тех пор, пока снова не опускаю флоггер, на этот раз сильнее, и вижу, как ее мягкая плоть содрогается под ударами, как по бледной плоти растекается красное пятно, а мой член пульсирует от этого зрелища. Ее бедра вздрагивают, и когда я опускаю его снова и снова, в быстрой последовательности, я вижу намек на блеск возбуждения между ними.

Признает она это или нет, но Ашу это заводит.

Меня это тоже заводит.

Я никогда не считал себя каким-то извращенцем, но с разрешения Аши все это приобретает другой вкус. Видеть ее связанной, ее ноги, бесполезно пытающиеся вырваться из наручников, ее спину, выгнутую дугой, и бедра, прижатые к коже, когда она начинает извиваться, возбуждает меня сильнее, чем я мог бы когда-либо подумать. Я представляю, как буду пороть ее до тех пор, пока ее задница и бедра не станут теплыми и красными, спущу джинсы, войду в ее влажную, тугую киску, пока она будет кричать от удовольствия, все еще прикованная наручниками ко мне, когда ее разгоряченная плоть прижмется к моей.

Одного этого образа почти достаточно, чтобы я потерял контроль.

– Ты мокрая, – рычу я на нее, снова опуская флоггер, и ее слабый скулеж заставляет меня болезненно пульсировать. – Мне казалось, ты говорила, что тебе не нравится, когда тебя так наказывают, Аша.

Она тихонько вздохнула, когда я провел хвостом флоггера между ее ног, вверх по влажным, набухшим складочкам, и она вздрогнула.

– Думаю, тебе это нравится.

– Может, мне просто нравится с тобой. – Она снова впивается зубами в нижнюю губу, волнуясь, пока ее тело пытается выгнуться дугой в ласках между ног, и еще один тихий стон вырывается на свободу.

– Ты делала это с Николаем? – Вопрос вырывается прежде, чем я успеваю его остановить, и глаза Аши расширяются, а тело напрягается.

– Я не хочу говорить об этом. – Ее губы сжимаются, и я тут же жалею, что позволил своей ревности взять верх.

– Тебе и не нужно. – Я провожу рукой по изгибу ее задницы. – Я не хотел…

– Это не личное. – Она издает еще один тихий звук, извиваясь под прикосновениями. – Финн…

Меня охватывает внезапный, горячий гнев, который я пытаюсь отогнать в сторону, но чувствую, как он сжимается в моем нутре, посылая через меня всплеск эмоций. Конечно, это не для нее, напоминаю я себе. Это ее работа. Но от этого не становится легче. И когда я снова опускаю флоггер на ее задницу, наблюдая, как краснеет ее кожа под полосой от него, я хочу заставить ее умолять меня. Я хочу, чтобы она умоляла меня доставить ей удовольствие, которое сейчас могу доставить только я, чтобы она захотела меня. Я снова провожу им между ее бедер, между каждыми несколькими ударами, наблюдая, как она вздрагивает от моих прикосновений.

– Если ты хочешь кончить, тебе придется попросить об этом, – бормочу я, мой голос низкий и грубый, когда я опускаю кожу вниз по верхушкам ее бедер.

– Я вижу, как сильно ты этого хочешь, Аша. Умоляй меня об этом.

Ее бедра упираются в кожу, она извивается, когда я провожу флоггером по ее коже, и она поворачивается, чтобы взглянуть на меня.

– Я ни о чем не умоляю. – В ее тоне звучит вызов, который почему-то только сильнее заводит меня, и я задаюсь вопросом, так ли это – возбуждаться от этих игр во власть и контроль.

– Посмотрим. – В моем голосе звучит рык, которого я никогда раньше не слышал, когда я снова опускаю флоггер, чувствуя, как моя челюсть сжимается от всплеска возбуждения, пронизывающего меня. Мне хочется заставить ее умолять, слышать ее мольбы, но в глубине души я не знаю, как я к этому отношусь. Это не то, что я когда-либо испытывал раньше.

– Я не думаю, что ты можешь заставить меня умолять. – Ее слова слегка застревают в горле, сгущаясь от желания, и я издаю негромкий смешок.

– Что это, Аша? – Я снова опускаю флоггер, поглаживая кожаное полотно вверх по ее заднице, и вижу, как она выгибается и извивается. Она задыхается, ее рот открывается в крике, когда я легонько щелкаю им по внутренней стороне ее бедра. Я вижу, как нарастает ее возбуждение, как набухает и увлажняется ее киска, как она выгибается назад ко мне, насколько это возможно с наручниками, сковывающими ее.

На данный момент это не более чем игра воли, и Аша оказалась сильнее, чем я ожидал. Я дразню и издеваюсь над ней до тех пор, пока она не начинает дрожать и стонать, ее руки обвиваются вокруг металлических прутьев скамьи, на которой висят наручники, ее лицо раскраснелось, с него капает мокрая вода, и я знаю, что она чувствует, потому что я чувствую то же самое с прошлой ночи. Но она не умоляет.

– Ты мог бы с тем же успехом поднять меня, Финн, – наконец произносит она. Я даже не знаю, сколько времени прошло, только то, что воздух густой от напряжения, ее и моего, мы оба возбуждены почти до предела, но она, кажется, может, лучше, чем я. – Я не собираюсь умолять.

Я тяжело сглатываю, мои пальцы сжимаются и разжимаются вокруг рукоятки флоггера. Запястье устало, член ноет, и я хочу кончить. Я хочу зарыться в нее, отбросить все притворства и трахать ее до тех пор, пока никто из нас не сможет думать, но я знаю, что это не обсуждается. Это никогда не было вариантом, и сейчас не будет.

Разочарованный, я бросаю флоггер и, наклонившись, быстрыми, резкими движениями расстегиваю ее наручники.

– Вот так, – говорю я, отступая назад. – Что теперь?

Аша медленно вдыхает, ее пальцы на мгновение загибаются в ладонях, прежде чем она поднимается, а на лице появляется соблазнительная ухмылка, которую я одновременно и люблю, и ненавижу. Она прекрасна в таком виде, но я хочу большего. Я хочу узнать ее за пределами всего этого.

– Твоя очередь, – вздыхает она, вставая на дрожащие ноги, и ее рука вцепляется в мою рубашку, подтягивая меня к скамейке. – Раздевайся, Финн.

– Сделай это для меня, девочка, – отвечаю я, и ее брови взлетают вверх.

– Все еще командуешь? Я думала, ты собираешься подчиниться своему наказанию.

Мой член пульсирует, уже почти более болезненно, чем приятно, и я чувствую внезапную усталость от всего этого.

– Боже, Аша, блядь. Я просто хочу…

– Что? Ты хочешь кончить? Может быть, я должна позволить тебе, после того как мучила тебя прошлой ночью. Но было бы гораздо веселее, если бы…

Ее пальцы расстегивают мои пуговицы, пока она говорит, и я снова чувствую внезапную волну разочарованного гнева, мое терпение ко всем этим играм очень, очень истощилось. Моя рука поднимается, чтобы накрыть ее руку, мои пальцы обхватывают ее запястье, и я двигаюсь вперед, оттесняя ее к стене по другую сторону скамейки, когда ее глаза расширяются.

– Финн… – ее рот приоткрывается, взгляд устремлен на меня, и я хочу поцеловать ее. Я хочу наклониться и впиться в ее губы, узнать, каковы они на ощупь, мягкие и приятные. Я хочу узнать вкус ее рта, услышать ее стон в ответ на мой, и эта потребность ощущается почти физически, когда она прижимается спиной к стене, а я прижимаю ее к ней, и мое разочарование достигает точки кипения, которую я едва могу контролировать.

– Может, я еще не закончил с тобой. – Хрипло прорычал я, и глаза Аши стали еще шире. Она разрывается между возбуждением и страхом, я вижу это по ее лицу, по тому, как она напрягается, ничего не говоря, зависая на грани между тем, чтобы понять, что я собираюсь сделать, и тем, чтобы сказать ей остановиться.

Я не могу ее поцеловать. Я уже однажды просил об этом, и она отказала. Я не буду проявлять неуважение. Но есть еще столько всего…

– Я хочу тебя. – Слова вылетают из моего рта, простые и грубые, полные той глубокой потребности, которую она заставила меня почувствовать. – Ты сводишь меня с ума, Аша. – Я опускаю ее руку ниже, к своему ноющему члену, как делал это раньше. – Я не знал, что можно так сильно хотеть. Чувствовать такую потребность… Господи, женщина. Ты заставляешь меня чувствовать, будто я схожу с ума.

Ее губы раздвигаются на тихом, неспешном вдохе, ее пальцы прижимаются к твердому гребню моего члена, и я едва могу это выдержать. Я почти прижат к ней, к ее мягкой обнаженной плоти, и мне отчаянно хочется, чтобы моя одежда исчезла, чтобы я почувствовал, как она мягкая и теплая прижимается к каждому дюйму моего тела. Я почти благодарен за то, что на мне все еще есть одежда, она кажется мне последней защитой от полной потери контроля.

Рука Аши обхватывает мой член, притягивая меня ближе, ее пальцы нащупывают молнию, скользнув вверх.

– Что бы ты сделал со мной, если бы я тебе позволила? – Рвано дышит она, и на мгновение я не могу говорить, как будто этот вопрос отключил что-то в моем мозгу.

– Я не знаю, есть ли у нас время на все, что я хочу с тобой сделать, – бормочу я, когда снова могу говорить, глядя на нее сверху вниз. Она смотрит на меня такими широкими, мягкими глазами, затуманенными желанием, что я почти задаюсь вопросом, может ли она сдаться. – Я бы встал на колени и лизал твою сладкую киску, пока ты снова не кончишь мне в рот, как прошлой ночью, трахал бы тебя пальцами, пока ты не сожмешь их так же, как мой член. А потом… – Я подвинулся вперед, чуть ближе, теперь пространство между нами почти ничтожно. – А потом я бы поднял тебя, обхватил бы твои ноги вокруг своей талии и трахал бы тебя, пока ты не закричишь. Я бы трахал тебя всеми способами, которые только мог придумать, так долго, как только мог. Я даже не могу описать все способы, которыми я хочу, чтобы ты обхватила меня, Аша, все то, о чем ты заставляешь меня мечтать…

Она тяжело сглатывает, ее грудь поднимается и опускается в коротких, быстрых вдохах, а ее вторая рука поднимается, чтобы снова завернуться в мою рубашку, почти как будто она хочет притянуть меня ближе и пытается удержать себя от этого.