Текст книги "Жестокое желание (ЛП)"

Автор книги: М. Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

Лоренцо испускает долгий вздох.

– Пока что все может оставаться так, как есть, – тихо говорит он. – Мы будем жить одним днем за раз.

– Мы? – Я чувствую, как сильно бьется сердце в груди. – Мы?

Лоренцо наклоняется и снова ловит мой подбородок в свои пальцы, прижимаясь поцелуем к моим губам.

– Об этом, – тихо говорит он, – мы можем поговорить в моей квартире. Не хотите ли вы пойти со мной домой на ночь, мисс Илени?

Я не могу сдержать улыбку, расплывающуюся по моему лицу.

– Да, – тихо шепчу я. – Да, я бы очень этого хотела.

17

МИЛА

Проснувшись на следующее утро, я разрываюсь между восторгом и чувством вины. Я не осталась у Лоренцо – не смогла. Но, несмотря на это, я вернулся очень рано утром, разбудив Дарси, которая, должно быть, заснула на диване после того, как я отправила ей сообщение о том, что задержусь.

Все это до сих пор кажется сном. Лоренцо ждал водитель, который отвез нас к нему домой, не в пентхаус, а в просторную квартиру на верхнем этаже одной из городских высоток. Я не успела ничего толком рассмотреть, потому что он сразу же отвел меня в спальню.

Это отличалось от того, что было в моей гардеробной, больше похоже на первую ночь, которую мы провели вместе в моей постели. Он был медленнее, осторожнее, следя за тем, чтобы мне не было слишком больно для второго раза. Он опустился на меня, вылизывая меня до медленного оргазма, от которого все мое тело словно расплавилось изнутри, а затем вошел в меня, трахая меня длинными медленными движениями, которые довели меня до еще одного кульминационного момента, прежде чем он вырвался и кончил мне на живот.

Я ненадолго задумалась о том, что мне следовало попросить использовать презерватив. Это было бы безопаснее. Но, почувствовав его горячий и голый член внутри себя, я не хочу, чтобы между нами что-то было. Особенно когда я не знаю, сколько еще раз мы сможем это сделать.

Не было никаких обещаний относительно того, что будет дальше. Пока что, решили мы, все остальное останется прежним. Но я видела его взгляд, собственническое беспокойство, то, как сжались его губы, когда я сказала ему, что должна работать в клубе сегодня вечером. Я знаю, что это не может длиться вечно.

Я приняла душ в его огромной ванной, привела себя в порядок и снова оделась в три часа ночи, совершенно измотанная. Уже в четыре я вернулась к себе домой, стараясь на цыпочках пройти мимо Дарси, но она все равно проснулась.

– Ники понравился балет, – прошептала она, вызвав во мне новую волну вины за то, что я сразу же не вернулась домой, чтобы увидеть его и разделить с ним восторг от представления. Дарси увидела выражение моего лица и покачала головой. – Все в порядке, – пообещала она. – Он отключился еще до того, как мы вернулись домой. Ты заслужила веселый вечер.

Она не стала спрашивать, где я была, и я была рада. Мне не хотелось пытаться объяснять или, что еще хуже, лгать. Она ушла домой несмотря на то, что было уже поздно или рано, в зависимости от точки зрения, а я легла спать, едва успев забраться под одеяло, прежде чем отключилась.

Теперь я вытряхиваю хлопья в две миски для Ники и себя, оглядываясь, чтобы увидеть, как он лучится на меня, когда тянется за молоком. Как никогда, мне хочется, чтобы он заговорил, я хочу услышать, что он думает. Но выражение его лица говорит мне о том, как ему было весело, и когда я перевожу взгляд на книжку, на которой он раскрашивает страницу, я вижу, что это балерина.

Он хмурится, смотрит на меня, на картинку, а потом берет карандаш. Медленно, большими печатными буквами он пишет:

– Сохранил это для тебя. Красивая.

На глаза сразу же наворачиваются слезы.

– Она красивая, – говорю я ему, слыша, как дрожит мой голос, когда я это говорю. За последние несколько месяцев Ники стал лучше справляться со школьными заданиями, но все попытки заставить его общаться с помощью письма, а не речи, упирались в тупик. Но сейчас, впервые после аварии, он написал предложение.

– Это хорошо, Ники, – говорю я. – Это действительно хорошо.

Сегодня у нас выходной от балета, так как вчера был показательный концерт, а значит, я могу провести весь день с Ники, пока мне не нужно будет идти на работу. Я хочу использовать его по максимуму, поэтому после завтрака стряхиваю с себя усталость и собираю его в парк. Мы играем во фрисби около часа под ярким полуденным солнцем, пока я стараюсь не обращать внимания на то, как сильно я устала, а после я использую немного драгоценных денег, которые я припрятала, чтобы сводить его в бургерную возле воды, а после съесть мороженое. Я редко ем что-то настолько калорийное, как гамбургер, этого требует балет, но в этот раз я позволила себе побаловать себя, сказав, что заслужила удовольствие. В любом случае, если учесть вчерашнее выступление и все, что мы делали с Лоренцо после него, я думаю, что сделала более чем достаточно кардио.

Мы идем обратно пешком, пока кварталы не становятся немного грубее, а затем садимся на автобус и возвращаемся в квартиру. Я включаю мультики для Ники и немного дремлю на диване, пока не слышу ключ Дарси в двери, и внутренне стону. Это значит, что пора собираться на работу, к которой я совершенно не готова.

После прошлой ночи последнее, чего я хочу, это вернуться к танцам для отвратительных, лапающих мужчин, которые видят во мне лишь объект, чтобы возбудить их, а они могли бы отвязаться. Вчера вечером я так настойчиво говорила Лоренцо, что не хочу бросать работу в клубе, но правда в том, что это не имеет ничего общего с желанием, а все связано с ощущением, что я не могу.

Если бы я доверилась Лоренцо, а он бросил бы меня, я бы снова начала все с нуля, как после аварии, имея только сбережения нашей матери и небольшую зарплату за балет, чтобы продержаться, пока я что-нибудь не придумаю, только на этот раз у меня не будет сбережений.

Я поднимаюсь с дивана, когда Дарси опускается рядом с Ники и иду в душ. Через полчаса я надела черные джоггеры и обтягивающий черный топ, нижнее белье и все остальное, что мне понадобится для вечера, было сложено в сумку, а волосы уложены на макушке. Я закончу готовиться в клубе, как обычно.

Начало ночи проходит по привычной схеме. Джуэл прохладно относится ко мне с тех пор, как я отказалась посвящать ее в продажу наркотиков, но она ничего не сказала Дику, и это действительно главное. Черри покупает свою обычную таблетку, а я переодеваюсь в нижнее белье для своего сценического танца, проделывая те же шаги, что и каждый вечер, выходя к шесту. Боль от показательных выступлений и тщательного использования Лоренцо моего тела не проходит, но я использую ее как отвлекающий маневр, вспоминая ночь с ним, вместо того чтобы обращать внимание на косые взгляды, скользящие по мне, когда я кручусь и извиваюсь на шесте.

Его руки, скользящие по мне, его теплое дыхание у моего уха. Его теплое, твердое тело, прижатое к моему, его член, скользящий в меня и выходящий из меня, медленные толчки, заставляющие меня стонать снова и снова…

Я хочу увидеть его снова. Вчера вечером не было ни обещаний, ни упоминаний об этом. Я была немного разочарована, мне хотелось, чтобы он попросил меня вернуться. Чтобы он так сильно хотел меня, что не мог не попросить. Но он этого не сделал, и я не собиралась настаивать на этом.

Когда мое сценическое шоу закончилось, я вернулась в гримерную, чтобы переодеться в нижнее белье для выхода на паркет. Я повторяю движения танцев в партере, кончики пальцев текут немного лучше, чем обычно, и это радует. Я уже собираюсь подойти к бару, чтобы взять стакан воды, как вдруг рука вырывается, хватает меня за запястье и останавливает.

Я мгновенно отдергиваю руку.

– Ты не можешь прикасаться…

– Мила. – Глубокий, гравийный, с русским акцентом голос произносит мое имя, и я поворачиваюсь к его источнику. Сердце едва не замирает в груди, когда я вижу того самого из братвы, который подошел ко мне на вечеринке, того, к кому Лоренцо ревновал и за кого переживал.

Егор.

– Здесь Ангел, – огрызаюсь я. – И ты не можешь прикасаться.

– Я делаю то, что мне нравится. – Его голос грубый, достаточно низкий под музыку, и мне приходится немного напрячься, чтобы его услышать. – Я хочу танец. В задней комнате.

– Я не уверена, что я…

– Заплачу вдвойне.

Это предложение заставляет меня колебаться. Каждый инстинкт в моем теле кричит, чтобы я бежала от этого, что этот человек опасен, даже более опасен, чем коп. Адамс представляет угрозу, но он связан законом, по крайней мере, в основном связан. Даже грязный коп может преступать его до бесконечности. У этого человека нет границ. Его сдерживает только его пахан и его собственный моральный кодекс. Подозреваю, что последний весьма слаб, а возможно, и вовсе отсутствует. Но в то же время я не уверена, что он согласится на отказ. И хотя это делает перспективу более опасной, за дверью комнаты все равно стоит вышибала. Удвоить деньги и при этом подыграть ему, чтобы выяснить, чего хочет этот человек, кажется самым безопасным вариантом.

– Тогда следуй за мной. – Я стараюсь, чтобы мой тон был легким, флиртующим, как тогда, на вечеринке, но крошечная толика страха окрашивает его. К сожалению, я думаю, что это только усилит его интерес.

Егор следует за мной, и мне кажется, что меня преследуют, как будто хищник возвращается за мной в маленькое, замкнутое пространство. Я смотрю на вышибалу, когда мы проходим мимо, новый парень, имени которого я не знаю, что заставляет меня чувствовать себя еще более неловко, но он не встречает мой взгляд. Мой живот сводит от нервного напряжения, но я продолжаю идти.

– Можешь положить деньги на стол, – говорю я ему, стараясь, чтобы мой голос был легким, пока мы входим в комнату, кокетливым и немного игривым. Мое сердце бьется так сильно, что я наполовину боюсь, как бы он не увидел чего, ни при каких обстоятельствах он не должен видеть таблетки, которые лежат у меня в лифчике.

Лоренцо беспокоился о том, что этот человек узнает, что я продаю товар для семьи Кампано, и вот я здесь, в такой же ситуации.

Осторожно включив музыку, я начинаю тянуться, чтобы вытащить таблетки. Вовремя услышав звук шагов, я поворачиваюсь и вижу Егора, стоящего у меня за спиной. Я напрягаюсь, чувствуя, как маленький пакетик вот-вот выскользнет из лифчика.

– Ты должен ждать на диване. Тебе не терпится, да? – Я слегка поддразниваю его, стараясь, чтобы в моем голосе не было страха и дискомфорта. – Терпение делает это намного лучше.

– Я не очень терпеливый человек. – Его голос – низкое рычание, но он не напоминает мне голос Лоренцо. В нем нет ничего возбуждающего. Он просто заставляет меня бояться, заставляет мое сердце колотиться в груди, а пульс биться сильнее, что имеет отношение только к ужасу. Я боюсь, что если не возьму ситуацию под контроль, то окажусь у стены, буду кричать вышибале и надеяться, что он придет раньше, чем Егор причинит мне боль.

– Разве ты не хочешь получить то, за что заплатил? – Я улыбаюсь ему. – Это все часть шоу.

Он сужает глаза, хрюкает во все горло, но отступает к дивану. Я ровно вдыхаю и выдыхаю, жду, пока он успокоится, а затем одной рукой запускаю музыку, а другой незаметно высыпаю таблетки в коробку из-под салфеток.

По тому, как он смотрит на меня, пока я плыву к нему, я вижу, что ему придется нелегко. Как только я подхожу ближе, он тянется ко мне, обхватывая мою задницу одной толстой рукой и притягивая меня ближе.

– Не трогать. – Я отталкиваю его руку, так легко, как только могу, но его рука тут же возвращается на мое бедро.

– Я достаточно заплатил, – рычит он. – Я знаю, чем вы, девочки, занимаетесь.

– А я нет, – твердо говорю я ему, снова отстраняя его руку. – Я не предлагаю таких услуг.

– Нет? – Он качает головой, его темно-синие глаза резко сужаются. – А как насчет брата Кампано, на которого ты работаешь? Ты предлагала ему подобные услуги?

Моя кровь мгновенно холодеет. Мне требуется все, чтобы не показать этого на своем лице, сохранить ровное дыхание и смотреть Егору в глаза. Но все же я чувствую, что дрожу, пропускаю такт музыки, и знаю, что он это видит.

– Я не знаю, о чем ты говоришь. – Я откидываю волосы, поворачиваясь к нему спиной, но его толстые руки ложатся на мою талию, грубо разворачивая меня обратно.

– Ты лжешь. Хорошенькая маленькая балерина, трахающаяся с боссом мафии. Сказка стара как время, не так ли? Но он заставляет тебя торговать наркотиками. Я хочу знать больше. – Его пальцы впиваются в мою талию, и я отступаю назад, отстраняясь.

– Ты выбрал не того человека. – Я отхожу еще на шаг. – Я станцую для тебя, но не более того. Я ничего не знаю ни о наркотиках, ни о мафии.

– Я видел, как ты с ним разговаривала. На вечеринке после балета.

Мой пульс, словно живое существо, пытается вырваться из горла.

– Мы должны вести светские беседы со всеми на вечеринке. Особенно с такими семьями, как Кампано, которые вкладывают в балет огромные деньги.

Егор поднимает светлую бровь.

– Вот как? Светская беседа. А наш разговор был светской беседой, Девочка?

– Да. А теперь ты пришел сюда за танцем. – Я подчеркиваю последнюю фразу, и он хихикает.

– Тогда танец. И никаких прикосновений?

Я медленно выдыхаю, надеясь, что он принял мою историю.

– Никаких прикосновений ко мне. Если ты хочешь этого, тебе придется поговорить с одной из других девушек.

– Хм. – Он откидывается назад, положив одну мясистую руку на бедро. – Ну ладно.

Прежде чем я успеваю отреагировать, он расстегивает молнию, и его толстые пальцы проворно вытаскивают его твердый член. Я на мгновение замираю от шока, когда его рука обхватывает его, короткий и толстый, совсем не похожий на тот, которым я наслаждалась с Лоренцо прошлой ночью. Это не первый раз, когда клиент пробует это, но у меня есть ощущение, что его так просто не остановить.

– Себя тоже не трогать. – Я делаю паузу, к этому моменту танец настолько потерян, что я сомневаюсь, смогу ли я снова его подхватить.

– Мм. Танцуй, красуйся, Девочка. Танцуй, пока я наслаждаюсь тобой. – Его рука лениво подергивает член короткими движениями, пока его взгляд скользит по моему телу, обтянутому розовым бельем. – Принесешь мне салфетку, когда я кончу, а, Девочка?

Девочка. Девочка. Я скриплю зубами.

– Ты не можешь этого делать. Это запрещено, если только я не предлагаю это как услугу, а я не предлагаю. Убери свой член, или я позову вышибалу.

Он смеется, потирая ладонью кончик и опускаясь обратно.

– Я хочу кончить, Девочка. Делай, что я говорю.

– Я оставлю деньги себе, – предупреждаю я. – И позову на помощь.

Егор выглядит невозмутимым, он продолжает поглаживать, наблюдая за мной. Кажется, мои протесты только ускоряют его возбуждение.

– Не беспокойся, – говорит он резко, его акцент усиливается по мере того, как напрягается его член. – Я еще до того, как поймал тебя, принял меры, чтобы нас не беспокоили. Ты можешь кричать, но никто не придет.

– Ты не можешь быть уверен…

– Деньги покупают все. – Он замедляет свои движения, обхватив член у основания так, что я вынуждена видеть его. Он – образ мужчины, который с полной уверенностью знает, что в этот момент может получить все, что захочет, и никто его не остановит.

Мои колени слабеют от страха. Живот сжимается, и я открываю рот, но Егор смеется.

– Я заплатил вышибале, чтобы он тебя не замечал. А теперь подай мне салфетку, Девочка, и потанцуй для меня, иначе я найду другое место для своего члена и своей спермы. В твою киску или в твой рот. А может, и в твою симпатичную попку, если ты будешь сильно протестовать. – Пока он говорит, он снова начинает гладить себя, раздвигая ноги шире, насаживаясь на кулак, словно демонстрируя, что он представляет, как делает это со мной, а не со своей рукой.

На глаза наворачиваются слезы, но я их сдерживаю. Я вспоминаю, как вышибала избегал моего взгляда, и понимаю, что Егор не лжет. Онемев, я пробираюсь к коробке, достаю салфетки и перезапускаю песню, прежде чем вручить их ему. Я начинаю двигаться, заставляя себя пройти через рутину, которую я повторяла столько раз, стараясь не думать о Лоренцо, когда я это делаю. О том, как я хотела, чтобы это произошло с ним.

Егор стонет от удовольствия, насаживаясь с уверенностью человека, которому оргазм гарантирован. Он гладит себя то медленно, то быстрее, наблюдая за мной с выражением безудержного вожделения в глазах, и мне кажется, что в комнате заложена тикающая бомба. Как будто, если я хоть немного оступлюсь или не смогу достаточно развлечь его своими танцами, все будет намного хуже.

Он ворчит, когда я поворачиваюсь к нему спиной, выгибаю спину и имитирую скрежет на его коленях, а его рука движется все быстрее.

– Вот так, Девочка. Покажи мне, как бы ты оседлала мой член.

Слезы наворачиваются на глаза, и я думаю, как мне вообще удастся вернуться сюда после такого. У меня бывали плохие клиенты и плохие ночи, но никогда все не было так плохо и не заходило так далеко. Я чувствую себя оскорбленной, будто мне нужно вымыться, будто в обозримом будущем я буду паниковать каждый раз, когда буду входить в эту комнату. Мне нужна эта работа, и я не знаю, как я смогу заниматься ею снова.

– Вот так, да, бля…, – стонет Егор, когда я поворачиваюсь, его взгляд горячо скользит по мне, пока он ищет салфетки, его бедра дергаются вверх, когда он начинает кончать. Все, что я могу сделать, это не дать желчи подняться в горле, чтобы меня не стошнило, когда его член выплескивается в ладонь, а зубы сжимаются, когда он наблюдает за мной.

Он еще раз хрипит, вздрагивая, а затем вздыхает. На мгновение он замирает, его член размягчается, а затем он убирает его обратно и встает.

– Хорошая девочка, – небрежно говорит он, отбрасывая салфетки в сторону. – Может быть, я вернусь и снова поласкаю твою симпатичную попку.

Мне удается не разрыдаться до того момента, когда Егор выходит из комнаты. Спотыкаясь, я подхожу к столу и достаю таблетки, слезы текут по лицу. Я не выдержу до конца вечера, после этого у меня будет красное лицо и опухшие глаза, но я не думаю, что смогла бы танцевать для кого-то еще, в любом случае. Я хватаюсь за край стола, готовая вот-вот рухнуть, все мое тело содрогается от страшных рыданий. Я наполовину боюсь, что он может вернуться в любой момент, и пытаюсь взять себя в руки, чтобы уйти.

Когда я выхожу из комнаты, я нигде его не вижу. Я также не вижу этого куска дерьма вышибалы, который не выполнил свою работу, и на мгновение я задумываюсь о том, чтобы рассказать обо всем Дику. Но я не уверена, что Дику будет до этого дело. Я уже давно считаю, что вышибалы здесь скорее для того, чтобы показать, что нас есть кому защитить, чем для того, чтобы они действительно выполняли эту функцию. Насколько я знаю, Дик получает часть взятки за то, чтобы Егора оставили со мной наедине.

Я, спотыкаясь, возвращаюсь в гримерку и онемевшими пальцами натягиваю на себя одежду. Комната пуста, и я благодарна за это, сейчас я бы не выдержала никаких вопросов. Я хватаю сумку, запихиваю в нее таблетки и спешу к задней двери. Даже дымный, едкий запах задней аллеи за заведения кажется облегчением после приторного аромата одеколона и секса внутри.

Проверяю телефон и вижу, что автобус должен подойти с минуты на минуту. Я начинаю идти к остановке, но мгновение спустя темная фигура преграждает мне путь, встав на моем пути.

Я поднимаю глаза и едва сдерживаю крик, когда вижу стоящего Егора.

– Я решил подождать тебя снаружи, Девочка, – пробормотал он. – Я знаю, что ты лжешь мне о брате Кампано. Но мне хотелось насладиться тобой внутри, и я подумал, почему бы не сделать и то, и другое? Почему бы не насладиться хорошим поглаживанием, пока я смотрю, как ты танцуешь, а потом снова допросить тебя здесь, где нас никто не потревожит? – Он протягивает руку и хватает меня за плечо, его пальцы впиваются в мягкую плоть. – Здесь нет правил, запрещающих прикосновения. Так что будь честной, Девочка, или мы закончим с того, с чего начали. Там. – Он мотнул головой в сторону мусорного бака. – Ты бы хотела этого, Грязь? Чтобы тебя трахнули за мусоркой, где тебе самое место?

Мое лицо краснеет.

– Отстань от меня! – Я выхватываю руку, пульс бешено бьется, страх поднимается во мне, как в диком животном. – Отойди от меня! – Я поворачиваюсь и сильно бью его локтем в грудь. Она твердая, как камень, и я вскрикиваю от боли, но он просто шокирован настолько, что дает мне мгновение, чтобы вырваться.

Я бросаюсь вперед, спасая свою жизнь.

– Сука! Шлюха! – Он ругается по-русски, и я слышу его тяжелые шаги позади себя. Я ускоряюсь, сворачиваю за угол в сторону более ярко освещенной парковки, не посмотрев до конца, куда иду, и моя нога задевает парковочный блок.

Гравий царапает колено и ногу, но эта боль не идет ни в какое сравнение с изматывающей, ослепляющей болью в лодыжке. Мне кажется, я слышу, как она ломается, и я поднимаю взгляд, страх перед травмой борется со страхом перед человеком, который спешит ко мне. Сломанная лодыжка его не остановит, я это знаю. Моя жизнь может закончиться здесь, сегодня, за грязным мусорным баком стрип-клуба, или он сделает со мной что-то похуже, что-то, что заставит меня желать смерти.

Я закрываю глаза и пытаюсь уползти. Мне удается пройти несколько сантиметров, прежде чем я слышу удивленный возглас Егора и внезапный жесткий удар кулака по плоти. Снова и снова, и я открываю глаза как раз вовремя, чтобы увидеть то, что, как мне на мгновение кажется, было моим воображением.

Лоренцо стоит там, рубашка забрызгана кровью, нависая над телом Егора на земле, его руки сжаты в кулаки. Егор скулит в гравии, его кулаки поднимаются, чтобы закрыть лицо, и я вижу кровь и на руках Лоренцо.

Как только я понимаю, что это действительно он, я разражаюсь слезами.

18

ЛОРЕНЦО

От звука плача Милы мне хочется бежать к ней. Но я ни за что на свете не позволю этому ублюдку снова подняться. Я наклоняюсь, хватаю его за рубашку, чтобы поднять и ударить лицом в землю, и тут слышу низкий стон боли Милы сквозь рыдания. Я резко оборачиваюсь к ней, мой кулак все еще обмотан окровавленной рубашкой Егора, и кровь стынет в жилах, когда я вижу, под каким углом вывернута ее лодыжка.

Она сломана. Я вижу это отсюда. Может, я и не разбираюсь в балетном искусстве, но одно я знаю точно: если я не доставлю ее в больницу быстро, она может больше никогда не танцевать.

Я врезаю кулаком в нос Егора, достаточно сильно, чтобы вырубить его, и наношу сильный удар ногой в живот. Я хочу убить его, я планировал убить его за то, что он посмел подойти к ней, но у меня нет времени. Я не взял с собой пистолет, а Мила важнее мести. С Егором можно будет покончить позже, но это не может ждать.

Я почти бегу к ней, быстрыми шагами преодолеваю расстояние и приседаю рядом. Ее лицо залито слезами, опухло и покрыто пятнами, как будто она уже плакала сегодня, но она все равно кажется мне невероятно красивой.

– Мила, – тихо прошептал я ее имя, протягивая руку, чтобы коснуться ее щеки. – Мне нужно тебя поднять. – Здесь, ближе, я вижу, что перелом серьезный. Ее лодыжка уже распухла вдвое больше своего обычного размера, багровеет, и я морщусь, когда тянусь к ней. – Это может быть немного больно, – мягко говорю я, пытаясь успокоить ее. – Но если мы доведем тебя до моей машины, то сможем быстро доставить тебя в больницу.

Она кивает, прикусив губу, когда я начинаю осторожно поднимать ее. Ее небольшой крик при смещении лодыжки словно режет мне грудь, и я обхватываю ее рукой, просовывая вторую руку под ее колени, чтобы поднять ее на руки. Ее лодыжка снова смещается, и она стонет от боли, но прижимается к моей груди так, что мне становится больно от незнакомого желания.

Я хочу прижать ее к себе и никогда не отпускать. Я хочу, чтобы она всегда была в безопасности. И я хочу убить любого, кто встанет на этом пути. Все эти чувства разом сталкиваются в моей груди, заставляя дыхание сбиваться.

Даже в тусклом свете парковки я вижу страх в ее глазах.

– Моя лодыжка, – тихо шепчет Мила, ее голос срывается, и я прижимаю ее к себе еще крепче.

– Мы отвезем тебя в больницу, – обещаю я ей, стараясь не слишком ее толкать, пока быстро иду к черному внедорожнику, ожидающему на парковке. – Они все исправят, и с тобой все будет в порядке. Я обещаю.

Я не могу быть уверен, что обещание будет выполнено, но это все, что я могу сказать в данный момент. Мысль о том, что она больше никогда не будет танцевать, вызывает во мне волну почти безумной ярости, если ее карьера будет разрушена из-за Егора, я буду рад, что оставил его в живых, чтобы потом обеспечить ему более медленную смерть. Его, и всех, кто связан с тем, что он сделал.

Я осторожно усадил ее на заднее сиденье внедорожника, забравшись следом и прижав ее к себе.

– Отправляйся в ближайшую больницу, – резко говорю я водителю, гладя рукой волосы Милы. Она все еще тихо плачет, всхлипывая и скуля от боли, и я стискиваю зубы. Егор заслуживает большей боли, чем я причинила ему сегодня, и я намерен сделать так, чтобы он ее почувствовал.

Как только мы приезжаем в больницу и ее усаживают в инвалидное кресло, медсестра пытается сказать мне, что я должен остаться в приемной. Я бросаю на нее пристальный взгляд и кладу руку на плечо Милы, защищая ее.

– Я пойду с ней.

Медсестра сужает глаза.

– Вы член семьи? Ее муж? Правила гласят…

– Мне плевать на правила. Спросите того, кто здесь главный, что значит имя Лоренцо Кампано. Я пойду с ней.

Медсестра слегка бледнеет и кивает.

– Хорошо, – жестко говорит она и ведет меня в палату, где Милу укладывают на кровать, вытянув перед ней ногу. – Мне просто нужно узнать ее показатели.

Я опускаюсь на стул рядом с кроватью и сжимаю челюсти, пока медсестра измеряет Миле температуру и давление. Через минуту она уходит, и я начинаю говорить, но тут меня прерывает кто-то, пришедший получить медицинскую страховку Милы. Ее лицо сразу же падает.

– У меня страховка от балета Лос-Анджелеса. – Она тяжело сглатывает. – У меня нет с собой карточки. Но я не могу позволить себе…

– Я все оплачу, – перебиваю я ее. – Доплату, любые счета. Все будет улажено. Убедитесь, что она получит лучший уход, – резко говорю я медсестре, стоящей со своим ноутбуком. – Она балерина. Ведущая балерина. Я хочу, чтобы у нее было только самое лучшее.

Медсестра кивает, бросая на меня подозрительный взгляд, но ничего не говорит. Я протягиваю руку Милы, и ее пальцы тут же обвиваются вокруг моей, цепляясь за нее, словно за жизнь.

– Я, наверное, никогда больше не буду танцевать, – шепчет она, в шоке глядя на свою распухшую лодыжку. – Все из-за того, что он…

– Шшш. – Я качаю головой и провожу большим пальцем по тыльной стороне ее руки. – Не думай так. Ты можешь рассказать мне о том, что случилось, позже. А пока просто сосредоточься на разговоре с доктором, когда он придет. Все будет хорошо.

– Ты не можешь знать этого наверняка. – Свежие слезы наворачиваются на глаза и текут по щекам. – Я не могу туда вернуться. То, что он сделал… Но если я не…

– Мила. – Я сжимаю ее руку, и она смотрит на меня, ее глаза стеклянны и слегка расфокусированы. – Я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось. Ты не должна туда возвращаться. Ты не должна больше продавать для меня, если не хочешь. О тебе позаботятся, я обещаю. О том, что это значит, мы поговорим позже, но сейчас я не хочу, чтобы ты беспокоилась об этом. Я буду защищать тебя. Тебя и Ники, – мягко добавляю я и вижу, как смягчается ее лицо, как дрожит ее подбородок, как льются слезы.

– Черт, – вздыхает она. – У меня нет телефона. Дарси…

– Тебя все равно не было бы дома несколько часов. Если это займет слишком много времени, я позвоню ей.

Мила бросает на меня суровый взгляд.

– Откуда ты знаешь номер Дарси?

– Я стараюсь знать все о людях, окружающих тех, кто работает на меня. И о тех, кто мне дорог. – У меня защемило в груди от мысли, не испугает ли ее это. Не скажет ли она мне уйти, рассердившись, что я знаю о ней слишком много. Но вместо этого она откидывает голову назад и закрывает глаза, ее рука все еще в моей.

– Это должно меня пугать, – шепчет она, словно услышав эхо моих мыслей. – Но, как ни странно, с тобой я чувствую себя в безопасности. Как будто ты всегда знаешь, как добраться до меня, если ты мне понадобишься.

– Так и было задумано. – Я поглаживаю тыльную сторону ее руки большим пальцем, наблюдая за тем, как ее глаза остаются закрытыми, а тело слегка расслабляется. Должно быть, ей все еще ужасно больно, но истощение и шок могут утянуть за собой любого, если все достаточно плохо.

Я сижу и наблюдаю за ней, не понимая, что чувствую, и испытывая от этого тревогу. Каждое другое взаимодействие с Милой, которое заставляло меня чувствовать себя так, я оправдывал, объясняя это своим желанием к ней, мол это вожделение заставляло меня вести себя и чувствовать себя странно. Но это не имеет ничего общего с похотью. Она прекрасна, как всегда, но сейчас я не думаю о том, чтобы трахнуть ее. Все, о чем я могу думать, это как лучше заботиться о ней, что ей может понадобиться от меня. Я никогда ни к кому не испытывал таких чувств. Я никогда не хотел этого.

Но сейчас все, чего я хочу, это оставаться рядом с Милой, пока не буду уверен, что она в безопасности – делать и быть тем, что ей нужно.

Это пугает и в то же время радует. Я никогда не знал, что могу испытывать такие чувства. Во многих отношениях она не та женщина, к которой я мог бы испытывать такие чувства. Но я чувствую, и теперь не могу ничего изменить.

Я бы не стал, даже если бы мог.

Я сижу с ней до прихода врача, жду, пока ей сделают рентген, снова жду, пока Мила напряженно сидит на кровати, ожидая результатов. Когда доктор возвращается, даже я не могу прочитать его лицо.

– Это плохой перелом, – спокойно говорит он. – Но если вы будете следовать инструкциям, отдыхать и давать заживать, то с помощью правильной физиотерапии вы снова будете танцевать.

Мила облизывает губы, ее голос дрожит.

– Просто танцевать? – Шепчет она. – Или танцевать так же хорошо, как раньше?

– Это зависит от вас. – Доктор смотрит на нее, его лицо серьезно. – Я видел, как девушки возвращались после подобных травм. Даже те, у кого были такие престижные роли, как у вас. Но вы должны следовать моим указаниям, приходить на приемы, ходить на терапию и не торопиться. Если вы поспешите с выздоровлением или переусердствуете, вы уже не будете такой, как прежде. Переборщите – и больше не сможете танцевать

Лицо Милы побледнело, пока он говорил. Когда он уходит за материалами для гипса, предварительно дав ей обезболивающее, чтобы он мог зафиксировать перелом, Мила смотрит на меня, свежие слезы на грани пролития.

– Я не могу отдыхать, – шепчет она. – Пока я на больничном, я буду получать половину своей зарплаты в балете, но это даже не покроет…