Текст книги "Запретные навсегда (ЛП)"

Автор книги: М. Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Мое имя звучит хрипло в его голосе, и его пальцы сжимаются на моем лице.

– Ты ничего не знаешь об этом мире. Ты ничего не знаешь о том, что нужно для того, чтобы получить власть и сохранить ее. А теперь ты развратила и мою единственную дочь. Я только благодарен, что узнал об этом до того, как она сделала то, чего я не смогу ей простить.

Хотя я знаю, что это бессмысленно, хотя я знаю, что это не должно причинять боли, что-то в словах Обеленского о том, что Наталья, его единственная дочь, снова прокалывает мне грудь ножом.

– Я рада, что никогда не была твоей дочерью, – шиплю я. – И я уверена, что Наталья хотела бы, чтобы это было не так и для нее.

Что-то жесткое и уродливое искажает лицо Обеленского.

– Хватит, – рычит он, делая шаг вперед и хватая меня за локоть, когда отрывает от удерживающего меня охранника. – Это пустая трата моего гребаного времени.

Я пытаюсь сдержать страх, когда его другая рука сжимает мое плечо, заставляя опуститься на колени, отвернувшись от него, но это невозможно. Холодный ужас разливается по моим венам, пронизывая меня до глубины души, и я чувствую, что вот-вот упаду в обморок, когда комната передо мной качается, моя кровь внезапно, как патока, побежала по венам. Я чувствую, как Обеленский движется у меня за спиной, и я знаю, что он достает пистолет. Я слышу щелчок курка, и меня охватывает странное ощущение, словно я падаю, ощущение, что все сразу замедляется. Каждая клеточка моего тела кричит мне бежать, но выхода нет, спасения нет, и я не могу дышать, не могу думать, не могу делать ничего, кроме как дрожать на коленях, испытывая такой ужас, какого, как я надеялась, не будет.

Твердый металл давит мне на затылок, и я кусаю губы, чтобы не закричать, и закрываю глаза, чтобы сдержать слезы. – Господи, позволь мне снова увидеть Макса, – мысленно шепчу я, умоляя о единственном, на что у меня еще есть надежда. Позволь мне найти его где-нибудь снова.

Слышны шаги, крики в коридоре, хлопанье двери и булькающий звук, словно кто-то задыхается, звук падения тела на пол. Я чувствую, как Обеленский поворачивается, пистолет все еще прижат к моей голове, и мои глаза открываются только для того, чтобы я застыла в шоке.

Там, в проеме комнаты, с пистолетом, направленным на Обеленского, стоит Макс.

В этот момент я уверена в том, что произошло.

Я уже мертва, и моя последняя молитва была услышана.

18

САША

Я не могу поверить в то, что вижу. На мгновение все, что я вижу, это Макс. Я вижу, как он стоит там с поднятым пистолетом, и я не могу связать его присутствие с оружием. Если это загробная жизнь, а я уже мертва, то почему у него есть пистолет? Неужели это чистилище, и я попала в какую-то ужасную петлю? И затем, когда я чувствую, что комната вокруг меня накренилась, я вижу, как позади него появляются Левин и Наталья, оба они тоже вооружены, с пистолетами в руках, и я с головокружительной волной осознаю, что происходит.

Наталья справилась с этим… почти слишком поздно. Может быть, все еще слишком поздно.

Левин и Наталья выходят вперед вместе с Максом, держа оружие на прицеле.

– Выстрелишь, – говорит Макс глубоким, убийственным голосом, – и ты умрешь так же быстро. Какая потеря.

Я чувствую, как Обеленский напрягается у меня за спиной.

– Ты тоже, – рычит он, и я вижу, как губы Макса кривятся в кривой улыбке.

– Однажды я был близок к этому, – мрачно говорит он. – Я воспользуюсь шансом еще раз.

– Разберитесь с этим! – Обеленский кричит, повышая голос, и я вижу, как охранники движутся вперед, их оружие тоже поднято. – Вы в меньшинстве, – продолжает он, приставляя пистолет к моей голове. – В комплексе есть еще люди…

– Многие из них мертвы, – сообщает ему Левин, направив пистолет на приближающихся охранников. – Мы в меньшинстве, но не так сильно, как ты мог бы подумать. Как сказал Макс, мы рискнем.

Один из охранников смотрит в сторону Обеленского.

– Если мы будем стрелять, мы рискуем задеть вашу дочь, сэр…

– Наталья. – Голос Обеленского холоден как лед. – Иди сюда, и мы поговорим о твоем непослушании позже. Тебе не нужно умирать из-за сводной сестры, которую ты даже не знаешь. Так не должно быть, доченька.

Я вижу, как Наталья бросает взгляд в мою сторону, ее руки крепко сжимают оружие. Она смотрит на своего отца, стиснув зубы, в ее взгляде тоже горит гнев.

– Ты прав, – спокойно говорит она. – Так не должно быть. Так что давай мы заберем Сашу, и мы сможем положить этому конец. Никому не будет дела, жива она или нет. Ты связываешь незакрепленный конец, который уже ни к чему не приведет. Ты никогда больше не услышишь ни о ней, ни обо мне.

– Ты мой единственный ребенок. – Разочарование в голосе Обеленского очевидно. – Моя наследница. Ты ведешь себя как дура, Наталья, а я знаю, что вырастил не дуру. У тебя нет причин связывать свою судьбу с этой девчонкой. Ты являешься частью могущественной семьи, а она – ничто.

– Она… да все они лучше тебя. – Наталья сердито смотрит на отца. – Я не позволю использовать меня для твоей власти и твоей выгоды больше, чем я позволю тебе поплатиться жизнью моей сестры ни за что. Так что позволь нам забрать ее, или иди вперед и пошли своих собак, чтобы они попытались убить и нас тоже, но я обещаю тебе, мы не остановимся, пока ты не убьешь каждого из нас. Пристрели Сашу, и мы позаботимся о том, чтобы тебе было больно.

– Ты дура! – Обеленский рычит, но я чувствую в нем разочарование, вибрирующее позади меня, из-за потери контроля над своей дочерью.

– Отпусти ее. – Левин бросает взгляд на Обеленского, его пистолет по-прежнему направлен на охранников. – Отпусти ее и позволь нам уйти, и больше не должно быть никакого насилия. Как сказала твоя дочь, ты больше не услышишь ни о ней, ни о кого-либо из нас. Саша может исчезнуть из твоей жизни, и ей не нужно будет умирать.

– Теперь я собираюсь убить ее из принципа. – Я почти слышу насмешку в голосе Обеленского, когда он говорит, и от этого у меня мурашки пробегают по телу. – И еще, Наталья, я не убью тебя, но ты можешь быть уверена, что это не останется безнаказанным. Я тебе это обещаю.

– У тебя есть три секунды, чтобы отпустить ее. – Левин не двигается, его голос наполняет комнату властностью. – Или я начну стрелять.

Я вздрагиваю и понимаю, что больше не вижу Макса. Это вызывает во мне трепет страха, новую волну сомнения, что это на самом деле просто какая-то посмертная галлюцинация, способ моего умирающего разума справиться с ситуацией, и тогда я улавливаю краем глаза какое-то движение и понимаю, что происходит.

Пока Наталья и Левин привлекают внимание Обеленского, Макс выходит на позицию.

Я слышу щелчок другого пистолета и голос Макса позади нас с отцом, жесткий и смертоносный.

– Это сейчас мой пистолет, приставленный к твоей голове, Обеленский. Убери свой подальше от Саши, на самом деле, просто брось его, черт возьми. Если ты сделаешь это, ты можешь жить. Скажи своим людям, чтобы они позволили нам уйти отсюда, и останешься в живых.

– Я не идиот. – Голос Обеленского похож на хриплое рычание. – Ты не можешь оставить меня в живых и забрать ее. Я бы продолжал охотиться за тобой. Ты никогда не будешь в безопасности, и ты это знаешь. Единственный выход из этого, кровавая баня, ваша или наша. И ты просто достаточно глуп, чтобы думать, что это может быть наша.

Затем по комнате разносится голос Левина, как раз перед первым выстрелом.

– Твои три секунды истекли, Обеленский. И ты не на том конце сделки.

Раздается первый выстрел из пистолета Левина, и звон в моих ушах превращает каждое сказанное после этого слово в бессмыслицу, а комната погружается в хаос. Наталья тоже стреляет, что-то кричит, и я чувствую, как Обеленский отрывается от меня, поворачиваясь к Максу. Я бросаюсь на пол, боясь поймать шальную пулю, но, когда я вижу, как мой отец со злобным намерением бросается к Максу, на меня находит что-то еще. Мне показалось, что однажды я видела, как Макс умирал. Я не могу позволить этому случиться снова.

Я устремляюсь вверх, чувствуя боль в каждой клеточке своего тела от болезни, пренебрежения и напряжения, но все, о чем я могу думать, это о том, что я должна остановить его. Мои руки и ноги царапают бетон, и я чувствую, как ломаются ногти, когда бросаюсь к Обеленскому, но не останавливаюсь. Я не могу остановиться.

Макс не дрогнул. Я замечаю это по тому, как он стоит на своем, хотя я по-прежнему ничего не слышу. Вокруг меня гремят выстрелы, комната наполняется дымом. В ушах у меня не слышно ничего, кроме болезненного звона, когда я запрыгиваю отцу на спину, царапаясь и брыкаясь, пытаясь удержать его подальше от Макса. Я чувствую, как он замедляется, извиваясь и вздрагивая, как лошадь, пытающаяся сбросить что-то прилипшее к ней.

– Черт! – Рычит он, протягивая руку, в которой не держит пистолет, за спину, чтобы схватить меня.

Когтистые пальцы вцепляются в мои волосы, дергая и разрывая, пока Обеленскому удается высвободить меня, яростно отбрасывая в сторону. Я чувствую, как воздух покидает меня в тошнотворном порыве, когда я падаю на бетон, но это не имеет значения. Этого было достаточно, чтобы отвлечься. Словно в замедленной съемке, я вижу, как Обеленский, мой отец, отшатывается назад, когда воздух наполняет еще один выстрел. Я вижу, как кровь хлещет из его горла в том месте, куда вошла пуля, вижу, как пистолет в руке Макса дергается назад, когда он отшатывается, вижу холодный гнев на лице Макса, когда он пачкает свои руки кровью больше, чем на них уже было, и все это ради меня.

Все в комнате, кажется, на мгновение замирает, когда Обеленский падает на пол в футе от меня, хватаясь за горло, пока из раны хлещет кровь. Я вижу потрясенный ужас, кратковременное замешательство и неуверенность на лицах охранников, и на какую-то долю секунды кажется, что никто из них не знает, что делать, пока он не отдаст им приказ.

А затем комната снова погружается в хаос.

Макс бросается ко мне, все еще сжимая пистолет в одной руке, а другой тянется ко мне. У меня все еще кружится голова от падения, я пытаюсь вдохнуть в свои безвоздушные легкие, но ему удается поставить меня на ноги. Я смотрю на него в оцепенелом шоке, моя рука скользит вокруг его талии скорее инстинктивно, чем по какой-либо другой причине. Я все еще не могу поверить, что то, что я вижу, реально, что все это не просто лихорадочный сон или ужасающее чистилище, даже когда Макс наполовину ведет, наполовину тащит меня к двери в дальнем конце комнаты, в то время как вокруг нас продолжается бой.

Он пригибается, прикрывая меня, когда раздаются новые выстрелы, и я вижу, как шевелятся губы Левина, когда он что-то кричит Максу, чего я не слышу. Я даже не уверена, слышит ли Макс. Я вижу, как дикий взгляд Наташи останавливается на мне, на ее лице появляется что-то вроде облегчения, прежде чем она резко поворачивается и стреляет в охранника, приближающегося к ней слева. Комната полна дыма и запаха сгоревшего пороха, в ушах у меня гудит и звенит, кровь разбрызгана повсюду на бетоне между упавшими телами. Я чувствую, как ужас от того, что произошло у Алексея, пробирает меня до костей, вспоминаю выстрелы и крики, боюсь, что, когда кто-то поднимется за мной по лестнице, это будет тот, кого я не хочу видеть.

Но вместо этого это Макс. Это был он тогда, и это он сейчас… вопреки всему.

Я не знаю, как это возможно. Тем не менее, я цепляюсь за него, когда он мчится со мной к тому, что, как я могу только предположить, является выходом, делая все возможное, чтобы удержаться на ногах, когда мы выбегаем в коридор. Мне смутно кажется, что я слышу шаги позади себя, но я не знаю, чьи они. Я готовлюсь к тому, что в любой момент раздастся выстрел, что один из охранников Обеленского выстрелит нам в спину, когда мы будем убегать. Каждый мускул в моем теле напряжен в ожидании момента, когда моя в очередной раз отсроченная смерть придет за мной. Кажется невозможным поверить, что это может быть правдой, что Макс жив и что я снова избежала того, что казалось неизбежной судьбой. Я жду не просто удара пули в позвоночник, но неизбежного исчезновения всего этого, перехода от какой бы умирающей фантазии это ни было к истинному забвению, которое, должно быть, ждет меня.

Я наполовину теряю сознание, когда Макс взбегает со мной по лестнице, мои ноги волочатся и заплетаются, когда он пытается помочь мне подняться. Я слышу, как он что-то ворчит, поворачиваясь ко мне, и мельком вижу его красивое лицо, когда он тянется ко мне, поднимает меня на руки и снова начинает взбегать по лестнице. Это кажется реальным. Его грудь на ощупь твердая и теплая, его руки сильные и надежные вокруг меня. Я чувствую его лимонно-соленый аромат, теплый мускус его кожи, и я инстинктивно прижимаюсь к нему, желая большего. Я хочу больше его тепла, больше его безопасности, больше его самого.

Больше Макса, как и всегда.

Мы вырываемся на прохладный ночной воздух, и я вижу, что там нас ждет черная машина. Я инстинктивно извиваюсь в объятиях Макса, воспоминания о других подобных машинах нахлынули на меня. В сочетании с событиями, произошедшими за несколько мгновений до этого, это повергает меня в панику, когда я вспоминаю машину, которая ждала меня перед тем, как меня увезли из Москвы в Нью-Йорк, машину, ожидавшую меня на асфальте несколько дней назад. Он обнимает меня крепче, его рука прижимается к моим волосам, и сквозь затихающий звон в ушах я слышу его голос… голос, который, как я думала, я никогда больше не услышу.

– Все в порядке, Саша. Ты в безопасности. Мы забираем тебя отсюда.

Позади нас раздаются шаги, Макс распахивает дверь, и я напрягаюсь, поворачиваясь, чтобы увидеть, как он опускает меня, чтобы помочь сесть в машину. Я уверена, что это охранники наконец догоняют нас, холодный страх пронзает меня, но, когда я бросаю взгляд через плечо Макса, я вижу Левина и Наталью, выбегающих из здания, запыхавшихся, с оружием в руках.

– Залезай! – Мне кажется, я слышу крик Левина, и я потрясена, увидев, как Наталья бросается на пассажирское сиденье, а Макс забирается рядом со мной, Левин заводит двигатель еще до того, как полностью усаживается в машину.

И тут до меня доходит, когда шины вращаются и визжат, что это реально.

Я спасена.

Макс жив.

Все мои худшие страхи исчезли в одно мгновение, сменившись возможностями, которые переполняют мой охваченный ужасом разум.

Я смотрю на Макса, склонившегося надо мной с озабоченным лицом, и теряю сознание.

19

САША

Когда я просыпаюсь, я лежу на кровати. Спальное место – мягкий матрас, чистые простыни, пуховые подушки и все такое. На мгновение я полностью убеждаюсь, что все-таки умерла и каким-то образом попала на небеса. После того времени, которое я провела, спя на этой раскладушке, я думаю, что, возможно, никогда больше не встану с настоящей кровати.

Когда мои глаза открываются, я вижу Макса, и тогда я более чем когда-либо уверена, что это может быть загробная жизнь.

– Саша. – Мое имя на его губах звучит как прошептанная молитва, его рука тянется к моей. – Ты в порядке…

– Ты живой, – выпаливаю я, откидываясь на подушки, когда его рука крепче сжимает мою. – Как… я видела тебя…ты был мертв…

– Не мертв. Хотя был близок к этому, – криво усмехается он. – Это было очень близко. Если бы не Томас, я бы не выбрался. Ему удалось создать впечатление, что он просто выносит мое тело из комнаты, в то время как на самом деле он вытаскивал меня.

– Так вот где ты был? – Я чувствую, как внутри меня зарождается легкий смешок недоверия. – И Арт тебя не нашел?

Макс качает головой.

– У Джианы и Томаса есть другой дом, в стороне от дороги, о котором Арт никогда бы не потрудился узнать. – Он делает паузу, на мгновение сжав губы. – Я знаю, что он работал над тем, чтобы убить меня, – тихо говорит он, его голос напрягается от боли. – Но ты… Что случилось? Все, что я помню, это то, как тебя утащили, а потом…

Я слышу вину и сожаление в его голосе, хриплом и тяжелом, и переплетаю свои пальцы с его, цепляясь за его руку, как за спасательный круг.

– Он забрал меня, – тихо говорю я Максу, чувствуя, как моя грудь снова сжимается при воспоминании о времени в доме Эдо. – В поместье Эдо Кашиани.

Лицо Макса темнеет, вспышка пугающего гнева проходит по его выражению.

– Я, блядь, убью Эдо, – рычит он голосом, подобного которому я никогда от него раньше не слышала. – За то, что прикоснулся к тебе…

– Нет, ты этого не сделаешь.

Голос Левина доносится от двери, когда он заходит внутрь, его волосы все еще мокрые после душа.

– Я знаю, что ты чувствуешь, Макс, но мы не можем вернуться туда сейчас. Нам нужно уехать подальше от Москвы, в такое место, куда помощникам Обеленского и в голову не придет заглядывать, и побыстрее, пока не спадет жара. – Он смотрит на меня. – Мы просто ждали, когда ты проснешься. Теперь, когда ты проснулась, если думаешь, что справишься, нам нужно идти.

Я перевожу взгляд с него на Макса, чувствуя, как холодок страха снова пробегает по моей коже. Я рада быть свободной, но по наивности я не ожидала, что окажусь в бегах.

Пока Макс едет с нами, мне все равно.

Есть горькая ирония в том факте, что Макс так долго пытался не допустить именно этого, отталкивал меня все дальше и дальше от мира мафий, мафиози и Братвы, опасаясь, что если он позволит себе полюбить меня, если мы будем вместе, мы никогда не будем в безопасности, и мы вечно будем в бегах. Несмотря на все эти попытки и всю эту боль, это все равно произошло. И теперь, даже когда Макс сидит здесь, держа меня за руку, я понятия не имею, что нас ждет дальше. Я понятия не имею, чего он сейчас хочет и что чувствует. Я понятия не имею, что это значит для его клятв и его стремления их соблюдать.

– Я могу с этим справиться, – осторожно говорю я, еще немного приподнимаясь. У меня кружится голова, и я чувствую легкую тошноту, но даже короткий отдых в настоящей постели заставил меня почувствовать себя лучше, чем когда-либо за последнее время. – У меня ведь нет температуры, правда?

Макс хмурится, наклоняясь вперед, чтобы прижать другую руку к моему лбу. От этого прикосновения по мне пробегает дрожь, заставляя все мое тело напрячься от желания, и по тому, как подергиваются его губы, я могу сказать, что он это чувствует.

– Ты просто хотела, чтобы я прикоснулся к тебе, – говорит он низким, насмешливым голосом, его карие глаза встречаются с моими. – Все еще моя маленькая соблазнительница.

Порыв, который проходит через меня, когда Макс называет меня так, застает меня врасплох, дыхание застревает у меня в горле и на мгновение лишает возможности говорить.

– Мне действительно было интересно, – тихо говорю я, когда снова могу говорить. – Мне было действительно плохо в той камере. Наталья принесла мне антибиотики. Но… – Я тяжело сглатываю, прекрасно осознавая тот факт, что его рука все еще прижата к моему лбу. – Я действительно хотела, чтобы ты прикоснулся ко мне.

Он так близко ко мне, почти достаточно близко, чтобы поцеловать, склоняется надо мной. Его рука в моей сжимается сильнее, и ладонь на моем лбу скользит вниз, обхватывая мою щеку, когда его глаза темнеют.

– Саша…

Левин откашливается в дверях.

– Нам нужно идти…

– О, прекрати это.

Знакомый женский голос раздается у него за спиной. Я так поражена, услышав это, что это на мгновение отвлекает мое внимание от Макса. В своем дезориентированном состоянии после спасения я забыла, что видела, как Наталья садилась в машину. Теперь мне кажется, что это какая-то галлюцинация, когда я вижу, как она обходит Левина и входит в комнату, уперев руки в бедра. Даже все еще одетая в свою мятую, грязную одежду, она по-прежнему выглядит великолепно, грациозно и уравновешенно.

– Ты разрушаешь романтическое воссоединение, – игриво говорит она ему, легонько ударяя Левина по руке. – Они оба думали, что другой мертв. Это так мило.

– Будет не очень романтично, если они погибнут из-за того, что мы здесь бездельничаем, а мы с ними, – мрачно говорит Левин. – Саша, ты можешь встать?

Я не хочу этого делать. Я хочу остаться в этой удобной кровати навсегда, чтобы все, кроме Макса, вышли из комнаты и затащить его ко мне в постель, пока я не буду более чем уверена, что мы оба живы. Но я слышу настойчивость в голосе Левина и знаю, что он говорит правду, несмотря на легкомыслие Натальи.

– Я могу. – Я сжимаю руку Макса еще раз, прежде чем медленно двигаться, стараясь не двигаться слишком быстро на случай, если после моего обморока останется головокружение. Он отходит в сторону, явно готовый поймать меня, если понадобится, когда я перекидываю ноги через кровать и медленно встаю.

– Ты в порядке? – Голос Макса полон беспокойства, когда он тоже встает, его рука касается моей поясницы.

Я чувствую себя таковой, но почти не хочу этого говорить хотя бы для того, чтобы он продолжал прикасаться ко мне. Однако Левин начинает выглядеть нетерпеливым, поэтому я медленно киваю, поднимаю глаза и слегка улыбаюсь Максу.

– Я в порядке. Я могу ходить. Меня все еще немного трясет и кружится голова, но со мной все будет в порядке.

– Я принесла тебе смену одежды. – Наталья делает шаг вперед, протягивая мне небольшую сумку. – Я думаю, у нас должен быть примерно одинаковый размер. Когда мы доберемся туда, куда направляемся, я уверена, ты сможешь получить больше. Но пока ты можешь, по крайней мере, снять то, что было на тебе надето в той камере.

Я беру у нее сумку, переполненная благодарностью.

– Спасибо, – шепчу я дрожащим голосом, когда смотрю на нее, с трудом в силах поверить, как быстро все изменилось.

Макс жив. Моя сестра здесь. И хотя мы еще не вне опасности, мне кажется, что с меня спала тьма.

– Я пойду переоденусь. – Я бросаю взгляд на Макса, который кивает.

– Мы будем прямо здесь.

– Быстро, – предостерегает Левин. – Я собираюсь спуститься вниз и забрать машину. Макс, Наталья, доставьте ее в целости и сохранности в гараж.

– Клянусь своей жизнью, – обещает Макс, и в его голосе слышатся мрачные нотки, от которых у меня по спине пробегают мурашки.

Мне как никогда хотелось поскорее избавиться от грязной одежды, в которой я была несколько дней, в той же самой, в которой я покинула поместье Эдо. Я оставляю ее на полу в ванной, отчаянно желая принять душ. Времени нет, поэтому я ограничиваюсь тем, что ополаскиваю холодной водой лицо и руки, вытираюсь одним из мягких гостиничных полотенец, прежде чем надеть джинсы, футболку и балетки на плоской подошве, которые принесла мне Наталья, и быстро собираю волосы в свободный пучок, чтобы скрыть, какими жирными они выглядят.

Когда я выхожу обратно, Макс и Наталья тихо разговаривают друг с другом. Он поднимает голову, как только слышит, что я выхожу, и на его лице появляется облегчение, как будто он тоже чувствует, что все это может быть просто каким-то сном. Я так сильно хочу побыть с ним наедине, чтобы было время поговорить о том, что произошло, что все это значит, но времени нет.

– Пошли, – тихо говорю я, и Наталья кивает, показывая дорогу, когда мы выскальзываем из гостиничного номера. Под ее кожаной курткой я вижу маленькую твердую фигурку и понимаю, что она все еще носит свой пистолет.

– Поторопись. – Рука Макса на моей пояснице, когда он смотрит в конец коридора. – Мы и так здесь слишком долго. Левин прав. Но мы подумали, что не стоит перевозить тебя слишком далеко, пока ты не проснешься на случай, если нас преследуют.

Я вижу напряжение в Наталье, когда она торопит нас к лестнице.

– Лучше так, чем в лифте, – тихо говорит она. – Я не думаю, что нас еще кто-то нашел, но лучше перестраховаться, чем потом сожалеть.

Надеюсь, я проживу достаточно долго, чтобы забыть, на что это похоже, думаю я про себя, пока мы спешим вниз, и этот холодный страх снова охватывает меня. Я хочу забыть, каково это, быть такой напуганной, каково это, гадать, не поджидает ли меня смерть за каждым углом, не покалывает ли она мою кожу ото лба до пальцев ног. Я говорю себе не думать об этом, следовать за Максом, оставаться рядом с ним. Он снова здесь, мой щит и защитник, и я цепляюсь за это, пока Наталья ведет нас к парковке отеля.

Левин ждет нас с заведенной машиной, стекло опущено.

– Внутрь! Быстрее! – Кричит он, и Наталья ускоряет шаг, мы с Максом следуем ее примеру.

– Ты что-нибудь видел? – Спрашивает она, когда мы, запыхавшись, забираемся в машину. – Есть кто-нибудь?

– Насколько я вижу, нет, – мрачно говорит Левин. – Что означает, скорее всего, нет, чем да. Но шанс есть всегда, и я хочу выбраться из этой ситуации как можно скорее.

В тот момент, когда двери закрываются, окна поднимаются, замки щелкают, и Левин дает задний ход. Я слышу визг шин, когда он дает задний ход, а затем снова заводит машину и, разворачиваясь, выезжает с парковки. Моя рука взлетает, чтобы прикрыть рот, приглушая испуганный писк, который грозит вырваться, но Наталья на переднем сиденье выглядит такой спокойной и собранной, какой я ее никогда не видела. Я вижу, как Левин бросает на нее оценивающий взгляд, прежде чем снова сфокусировать свой взгляд на дороге, и когда мы круто сворачиваем на шоссе, я чувствую, как руки Макса обнимают меня.

– Это скоро закончится, – тихо говорит он, его губы почти касаются моих волос.

Я наклоняюсь в его объятия. Я ничего не могу с собой поделать, хотя и знаю, что это может продлиться недолго. Прошло так много времени с тех пор, как он прикасался ко мне, и мне кажется, что это было намного дольше, чем было на самом деле, что я верила, что он никогда больше этого не сделает. Он использовал любую возможность, чтобы прикоснуться ко мне с тех пор, как я проснулась, и, похоже, он тоже боится, что я могу исчезнуть в любой момент, что все это может быть сном.

Левин не сбавляет скорость. Насколько я могу судить, за нами никто не гонится, но он ведет машину так, как будто за нами кто-то гонится, всю дорогу до ангара аэропорта. Я снова чувствую укол дурного предчувствия в животе, когда машина заезжает на асфальт и останавливается, когда Левин выпрыгивает наружу.

Наталья тоже выходит, а Макс помогает мне выйти из машины. Она подходит к тому месту, где мы стоим, и бросает взгляд на Левина.

– Самолет почти заправлен, – говорит он, бросая взгляд в сторону ангара. – Похоже, они еще не нашли нас, но пройдет совсем немного времени, прежде чем последует ответный удар. Нам нужно выбираться отсюда.

– Ты хочешь, чтобы я что-нибудь сделала с машиной? – Наталья поднимает на него глаза. – Дай мне минутку побыть с моей сестрой, а потом я позабочусь обо всем, что нужно сделать здесь, пока ты будешь уходить.

Что-то сжимается у меня в груди, когда я слышу, как она называет меня своей сестрой. Виктор, Катерина и дети были самыми близкими людьми, которые мне были близки к ощущению, что у меня есть семья, но Наталья, моя кровь, во всяком случае, половина ее. Не лучшая половина, но что бы хорошего ни было когда-то в Обеленском, какую бы храбрость или упрямство можно было использовать для чего-то правильного, она, похоже, взяла это.

Левин смотрит на нее сверху вниз, как будто она сошла с ума.

– Ты идешь с нами, – говорит он категорически, как будто не может до конца понять, почему она думала иначе.

– Что? – Наталья моргает, глядя на него, на мгновение сбитая с толку.

– Теперь ты тоже в опасности. – Левин качает головой. – Я не смог бы жить в мире с самим собой, если бы оставил тебя здесь без защиты, и с нашим исчезновением, ты станешь единственным объектом любого возмездия, если бы они смогли тебя найти. Не говоря уже о том, что может случиться с тобой, чтобы получить информацию о том, куда мы отправились, нет. – Он снова решительно качает головой. – Тебе нужно пойти с нами. Ты помогла нам, так что мы не оставим тебя в стороне.

– Ну что ж. – Наталья бросает взгляд на нас с Максом. – Тогда пошли.

Это не совсем частный самолет, но он лучше, чем грузовой, на котором я прилетела сюда, по крайней мере, самолет, предназначенный для пассажиров. Я иду за Максом по проходу к паре кресел, все еще чувствуя легкую дрожь, когда Наталья замыкает шествие позади Левина. Она делает паузу, когда он садится, и улыбка мелькает на ее лице.

– Там есть место для меня? – Дразня спрашивает она, кивая на пустое место рядом с ним. – Раз уж ты, похоже, хочешь оставить меня здесь, с собой. – Она подмигивает ему, и Левин сухо усмехается.

– Ты можешь сидеть, где захочешь, – мягко говорит он ей. – Но это все, что мы будем делать… сидеть рядом друг с другом.

Наталья немного надувает губы, но все равно садится, откидывая свои светлые волосы набок и глядя на него. Макс наблюдает за перепалкой с выражением, которое заставляет меня думать, что он пытается не рассмеяться, в то время как моя сестра совершенно очевидно пытается флиртовать с Левином, оба они говорят достаточно тихо, чтобы, я думаю, они не осознавали, что мы все еще можем их слышать.

– Ты не похож на мужчину, которому нравится разочаровывать леди, – говорит она, и в ее голосе все еще звучат дразнящие нотки. – Я не знаю, куда мы направляемся, но могу себе представить, что это, должно быть, довольно долгий перелет…

Левин ухмыляется.

– Ты права. У меня нет привычки разочаровывать дам, вот почему я больше не сплю с женщинами, которые могли бы что-то значить для меня. Одна ночь, и все. – Он бросает на нее взгляд. – Ты из тех девушек, которые заслуживают большего, чем одна ночь.

Это явно застает Наталью врасплох. Она быстро приходит в себя и тихо смеется.

– О, я думаю, одна ночь сделала бы меня счастливой.

Что-то слегка дрогнуло в небрежной ухмылке Левина.

– Ты слишком сильно напоминаешь мне женщину, которую я знал когда-то, – тихо говорит он. – Кого-то, кого я очень любил и потерял. Так что нет. Даже не только на одну ночь.

Он колеблется, а затем легонько касается ее руки.

– Прости, – наконец говорит он и встает, останавливаясь на наших местах и глядя сверху вниз на нас с Максом. – Мы направляемся на Санторини, – говорит он. – У меня там есть знакомый, который, возможно, смог бы нам помочь. Это займет около двенадцати часов, так что вы вполне можете немного поспать.

А затем Левин молча подходит к передней части самолета, оставляя нас троих там.

20

САША

Больше всего на свете я хочу поговорить с Максом обо всем, что произошло, но усталость слишком велика. В конце концов я засыпаю, положив голову ему на плечо, свернувшись калачиком на своем сиденье, желая воспользоваться каждым моментом, когда я могла бы быть так близко к нему.

Я не знаю, как долго я сплю. Мои сны разбиты, беспорядочная паническая беготня и странные лабиринты, ощущение, что за мной гонятся, нить, проходящая через все это. Я просыпаюсь сонная и не такая отдохнувшая, как хотелось бы, мои волосы выбились из пучка, который я собрала наверх, и перекинулись через плечо Макса.