Текст книги "Запретные навсегда (ЛП)"

Автор книги: М. Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

– Я собираюсь немного по патрулировать снаружи. Оставь дверь на засове, я постучу, прежде чем вернусь. Дам вам двоим немного времени побыть наедине.

Когда он уходит, Саша поворачивается ко мне, когда я встаю и отодвигаю мебель к двери.

– Я думаю… – она колеблется, ее голос дрожит. – Я думаю, я просто хочу, чтобы ты обнял меня. Это нормально?

Я тянусь к ней, откидываясь назад на кровати, так что мы оба опираемся на жесткие подушки, Саша в моих объятиях, свернувшаяся калачиком у меня на груди.

– Тебе даже не нужно спрашивать, – мягко говорю я ей, целуя ее волосы, когда она кладет голову мне на плечо. – Мы можем оставаться вот так, столько, сколько ты захочешь.

Я остро ощущаю, как тикают минуты, часы, возможно, последние, которые я когда-либо проведу с ней. Я так много мог бы сказать, но мне кажется, что лучше просто лежать тут, проводя пальцами по ее волосам и запечатлевая в памяти как можно больше из этого последнего мгновения. Аромат ее кожи, мягкость ее волос, то, как она прижимается ко мне, доверяя мне всю себя, даже после всего, через что мы прошли, это то, что я хочу унести с собой в свои последние минуты, если они наступят сегодня вечером.

Слишком скоро мы слышим сильный стук Левина в дверь, сообщающий нам, что пора уходить. Саша медленно садится, вытирая влагу с уголков глаз.

– Я люблю тебя, – тихо говорит она. – Всегда и навсегда. Не забывай об этом.

– Я тоже тебя люблю. – Я наклоняюсь вперед, целую ее в лоб, нос и губы. – Всегда и навеки.

После этого ничего не остается, как отодвинуть мебель от двери и встретиться с Левиным на улице, где он ждет с машиной. Внутри меня какая-то тяжесть, от которой я не могу избавиться, и я чувствую это и в Саше.

– Прости, – тихо говорит она, когда мы садимся в машину, и берет меня за руку, когда я сажусь рядом с ней. – Он твой брат. Это не может быть легко…

– Не так давно ты видела, как умер твой отец. – Я бросаю на нее взгляд. – Я полагаю, это мир, в котором мы живем. Мы оба родились в этой обстановке, и, похоже, нам никуда не деться.

– Я никогда его не знала. – Саша грустно улыбается мне. – Наверное, это было по-своему тяжело, но я никогда не проводила с ним время. Это было не предательство, просто разочарование. Это… – Она тяжело сглатывает, сжимая мою руку. – Я не могу себе представить, как это, должно быть, тяжело.

Чем ближе мы подъезжаем к поместью, тем бездоннее становится яма у меня в животе, бурлящая от того предательства, о котором говорила Саша, а гнев, вина и обида смешиваются вместе в ужасные миазмы, которые я чувствую, как они распространяются по моим венам. Меня тошнит от этого, но далеко не так тошнит, как тогда, когда Левин сворачивает на длинную дорогу, ведущую к поместью, и я вижу вдали слабые струйки дыма.

– Езжай быстрее, – настойчиво говорю я ему, мое желание как можно дольше добираться туда сменилось необходимостью выяснить, что, черт возьми, произойдет впереди. Левин подчиняется, ставя ногу на газ, когда машина рвется вперед, и я чувствую, как Саша тоже наклоняется ко мне, ее лицо искажено беспокойством.

– Черт, – шепчу я, когда мы заворачиваем за угол, и источник дыма становится виден.

Поместье горит. Горит уже какое-то время. Перед нами развалины того, что когда-то было домом моей семьи, теперь обугленные и развалившиеся, трава вокруг него опалена черной дугой, от которой у меня выворачивает живот.

Левин останавливает машину на приличном расстоянии от задней части дома.

– Давайте, выбирайтесь, – тихо говорит он. – Я вернусь и встречусь с теми немногими членами твоей бывшей службы безопасности, которых мне удалось привлечь к этому делу. Я буду держать ухо востро. Просто придерживайтесь плана и не делайте ничего безрассудного.

Я киваю, и Саша делает то же самое, ее пальцы крепко переплетаются с моими. Это легче сказать, чем сделать, когда мы спускаемся по дорожке, и я вижу Арта на лужайке перед все еще дымящимся домом, Джиану и Томаса он держит под прицелом перед собой.

Мы останавливаемся на приличном расстоянии, мое сердце сильно бьется в груди, когда я смотрю на брата, которого больше не узнаю.

– Это ты сделал? – Я указываю на дом. – В чем смысл, Арт? Что это дает?

Арт сердито смотрит на меня.

– Он должен был быть мой, – рычит он. – После смерти нашего брата все должно было принадлежать мне, и я мог бы делать все, что хотел. Теперь я нашел способ забрать все это, и я решил, что хочу сжечь все дотла.

Он приставляет пистолет к голове Джианы, и я вижу, как ее глаза закрываются, губы шепчут беззвучную молитву, а челюсти Томаса сжимаются.

– Сделка, – огрызается он. – Приведи ее сюда, и мы начнем.

– С нами все будет в порядке, – шепчет Саша, в ее голосе, несмотря ни на что, звучит надежда, и это единственное, что заставляет мои ноги двигаться вперед. Мысль о том, чтобы снова подвергнуть ее опасности после всего, через что мы прошли, кажется наихудшим видом мучения, но я признаю, что это и что-то еще.

Я позволяю ей высказать свое мнение о том, как будет развиваться эта история вместо того, чтобы самому принимать решения. Это своего рода мужество, которого я не ожидал обрести. Было легко быть мужественным человеком, жестоким человеком, кровожадным человеком, когда я говорил себе, что делаю это ради нее, чтобы защитить ее. Жертвы были приятными, верно. Мне труднее идти с ней навстречу возможной потере, смотреть в лицо этой надвигающейся опасности, потому что это то, о чем она просила меня. Оставаться рядом со мной до конца, невзирая на жертвы. Принять возможность того, что для того, чтобы остаться вместе, нам, возможно, придется проиграть.

Я с трудом узнаю лицо своего брата, когда мы оказываемся достаточно близко, чтобы я мог разглядеть его отчетливо. Я смотрю мимо Джианы и Томаса, мимо их испуганных и сердитых выражений, смотрю на человека, с которым я вырос, с которым у меня общие бесчисленные воспоминания, который, как я когда-то думал, навсегда останется частью моей жизни. Его лицо такое же, каким я его помню, но я больше не знаю, на кого смотрю.

– На колени, – рявкает Арт, указывая на траву. – Вы оба. Сейчас же.

Его тон не терпит возражений, и на этот раз я готов подчиниться. Быстро становится ясно, что он хочет насладиться этим, вытянуть это наружу, и это дает Левину больше времени для того, чтобы сыграть свою игру. Чем больше художественных поз, тем больше у нас шансов.

Мы с Сашей медленно опускаемся на колени в траву. Внутренний двор справа от нас, журчание фонтана все еще продолжается, как будто дом за ним не сгорел дотла. Это кажется смешным, и я вижу, как Саша прикусывает губу, как будто думает о том же и пытается сдержать угрожающую истерику. Пальцы Саши все еще переплетены с моими, и я вижу, как взгляд Арта скользит по нашим соединенным рукам, а его губы кривятся в усмешке.

– Отпусти ее, – рычит он.

– Это не было частью сделки…

– Я делаю это частью этого сейчас, – парирует Арт. – Отпусти ее гребаную руку.

Я ловлю крошечный, почти незаметный кивок Саши. Это одна из самых трудных вещей, которые мне когда-либо приходилось делать, отпустить ее руку, возможно, в последний раз, но я делаю это. Не делай ничего безрассудного, говорил Левин, и я знаю, что это включает в себя выбор чего-то, казалось бы, такого маленького, как холм, на котором я хочу, вполне возможно, в буквальном смысле умереть.

Однако на данный момент это не кажется маленьким.

– Хорошо, – шипит Арт. – Наконец-то ты меня слушаешь. Мы могли бы избежать столько горя раньше, если бы ты слушал. Если бы Эдо послушал меня. – Он бросает взгляд на Сашу. – Какая пустая трата времени, посылать ее на верную смерть. Трагично. Так чертовски бессмысленно. Все, что я сделал, это попросил о ней, а он не смог дать мне даже этого.

Затем он широко улыбается, оглядывая нас с ног до головы.

– Но в конце концов я победил. И теперь я стою здесь и думаю о том, как я хочу это сделать. Хочу ли я пойти дальше и пристрелить тебя, Макс, чтобы я мог отнести Сашу обратно в удобную мягкую постель и наслаждаться ею так, как мне заблагорассудится? Насколько она привыкнет к этому, конечно, будет зависеть от того, нравится ей это или нет, но это зависит от нее самой. Я буду наслаждаться этим, несмотря ни на что.

Я еле сдерживаю себя, это все что я могу сделать, чтобы не наброситься на него. Я чувствую, как меня трясет от усилий, мои зубы стиснуты.

– Или… – Арт замолкает, все еще ухмыляясь. – Я мог бы насладиться ею здесь, прежде чем убью тебя. Конечно, это было бы менее комфортно, менее приятно в первый раз, хотя она, конечно, будет бороться, и это своего рода удовольствие. Я мог бы заставить тебя смотреть, как я заставляю женщину, которую ты любишь, кончать подо мной. Разве это не было бы восхитительно? И я обещаю тебе, что так и сделаю. Хочет она этого или нет, я буду заставлять ее кончать для меня снова и снова, пока она не будет настолько сломлена, что у нее не останется иного выбора, кроме как признать, что она хочет меня в самой глубине души, что на самом деле, она всегда хотела, с той минуты, как я появился в доме, который должен был достаться мне.

Я отстранился, когда Саша обратилась со своей просьбой к Левину, но в тот момент я все понял. Я благодарен, что она попросила его, а не меня, потому что я не верю, что смог бы это сделать, даже для того, чтобы спасти ее от такой участи. Но я знаю, что он мог бы, и если Арт попытается воплотить в жизнь вторую половину своих фантазий, я надеюсь, что у него это получится. В тот момент, как бы мне ни было тошно от этого, как бы я ни боролся, чтобы удержать его подальше от нее, я знаю, что он выстрелил бы в меня там, где это заставило бы меня медленно умирать, и оставил бы меня там смотреть. Я знаю, что сейчас, когда мы здесь, я не могу это остановить. И я не хочу, чтобы Саша это терпела. Так далеко это не зайдет. Я почти слышу ее голос в своей голове, пытающийся подбодрить меня, дать мне надежду. Он не сделает этого с нами. Он не одержит победу.

– Так трудно выбрать, – размышляет он, и я слышу крик разочарования Джианы с того места, где они стоят, с маской ужаса на лице, когда она слушает Арта.

– Просто позволь ему убить нас, родной! – Кричит она, делая шаг вперед. Томас хватает ее за руку, но она стряхивает его с удивительной силой, глядя на меня с мольбой в глазах. – Беги и забери Сашу! Оно того не стоит…

– Заткнись, женщина! – Арт набрасывается на нее, сильно ударяя по лицу, и в этот момент все меняется.

Я вижу, как в тот момент, когда в Томасе что-то ломается, он превращается из пожилого садовника и конюха в мужа, жене которого причинили вред. Он бросается к Арту, издавая непонятный крик, бросаясь на вооруженного человека. Когда Арт отступает, чтобы ударить его рукояткой пистолета, я замечаю Левина, выходящего из-за дальнего угла дома, а за его спиной, двух моих бывших охранников. Краем глаза, с другой стороны, я вижу еще двоих. Я вижу, как Левин едва заметно кивает, щелкает пальцем, и ночь прорезает звук выстрела.

Томас отшатывается, его рука на руке Джианы, явно реагируя так, как будто выстрел был сделан Артуро. Я чувствую, как Саша напрягается рядом со мной, но в следующую секунду Арт бросается вперед, его колено подгибается, когда пуля находит свою цель. Рефлекторно он нажимает на спусковой крючок своего собственного пистолета, и выстрел становится громким. Саша бросается на траву, Томас и Джиана отскакивают в сторону, но я уже поднимаюсь на ноги, когда Левин бросается вперед, он и другие мужчины пользуются возможностью броситься на Арта.

– Ты, блядь… – выдыхает Арт, пытаясь снова подняться, даже с искалеченным коленом. – Ты, блядь, солгал… Я сказал…

– Мне похуй, что ты сказал. – Я выбиваю пистолет из его протянутой руки и тянусь за ним, когда Левин приближается к нам. Он и другие мужчины окружили Арта, наставив на него оружие. – Ты привел нас с Сашей сюда, угрожая убить дорогих мне людей. Минуту назад ты угрожал изнасиловать ее у меня на глазах. Я давал тебе шанс отступить. Я дал тебе шанс переосмыслить то, что ты делал. Я предложил тебе гребаное прощение, и вот как ты мне отплатил?

Я медленно протягиваю руку, направляя пистолет ему в голову.

– Я думаю, что давно пора было избавить тебя от страданий, Артуро Агости. Ты мне не брат.

Я на волосок от того, чтобы нажать на спусковой крючок, когда чувствую руку Саши на своей руке. Я колеблюсь всего секунду, удивленно глядя на нее.

– Он твой брат, – мягко говорит она, ее рука скользит вниз по моей руке. – Я знаю тебя, Макс. Я знаю, что в этот момент ты бы нажал на спусковой крючок без колебаний из-за того, что он сделал. Я знаю, ты бы добавил еще больше крови к тем рукам, которые всегда пытаешься отмыть дочиста. Но сейчас я могу кое-что сделать для тебя, чтобы уберечь тебя от этого бремени.

Ее рука накрывает мою, тянется к пистолету.

– Что? – Я смотрю на нее, не до конца понимая. – Саша, я не позволю ему уйти. Только не после того, как…

– Я тебя об этом не прошу. Дай мне пистолет, Макс. – Ее рука сжимает его сильнее. – Отдай его мне.

– Я не понимаю.

– Он твой брат, – тихо повторяет она. – Но он не мой, и мне тоже нужно свести с ним счеты. Так что на этот раз я буду той, кто сделает это.

Тогда до меня доходит, что она говорит, и что предлагает. Я чувствую, как моя рука ослабевает, когда Саша берет пистолет, а Арт в ужасе смотрит на нее из травы и начинает смеяться.

– Ты, блядь, не собираешься меня убивать, – шипит он. – Ты, черт возьми, этого не сделаешь. Сука. Ты не сможешь нажать на курок…

– Смотри на меня, – спокойно говорит Саша.

И затем, прежде чем Арт успевает сказать еще хоть слово, воздух наполняет еще один выстрел.

28

САША

Я никогда раньше не убивала человека. Я думала об этом. Об убийстве мужчины на складе, который лишил меня девственности, Алексея, Эдо и да, Арта. Я никогда не чувствовала такой вины, как Макс, за то, что хотела отомстить. Я думала об этом и чувствовала, что поступаю правильно.

Я никогда не думала, что действительно сделаю это. Это оказалось проще, чем я ожидала.

Я смотрела на него сверху вниз, пока он травил меня своим ядом до последнего вздоха, и, в конце концов, нажать на курок было не так уж трудно. Сиюминутное решение. Ощущение, что это был правильный выбор.

Макс бы это сделал. Я знаю, что он бы так и сделал, но я не могла ему этого позволить. Все это время он нес на себе тяжесть других жизней, кровь, которую он никогда не перестает видеть. Я не могла позволить ему усугубить свой кошмар. Я могу понести часть этого бремени за него, поэтому я решила это сделать.

Это было почти слишком просто.

Я долго смотрю на тело Арта, пистолет начинает дрожать в моей руке, и я смотрю, как кровь просачивается на траву. Я смутно чувствую, как кто-то забирает пистолет у меня из рук, чувствую, как рука Макса обнимает меня, отводя от тела. Я вижу лицо Левина перед собой, когда поднимаю глаза, и сквозь слабый звон в ушах слышу, как он разговаривает с Максом.

– Я позабочусь о теле, – говорит он. – Я сожгу его среди развалин дома, чтобы все выглядело так, будто он умер таким образом. Я сам с этим разберусь.

– Я знаю, что ты это сделаешь. – Голос Макса, очень близко от меня. – Мне нужно доставить Джиану и Томаса в безопасное место, обратно в их дом.

– Не в хижину. – Голос Джианы все еще полон затаенного страха, но сильнее, чем я ожидал. – Он уничтожил ее. Наш дом в городе должен быть безопасным, я не знаю, кто еще может прийти за нами.

Я чувствую себя как в тумане, когда Макс ведет меня обратно к машине, Джиана и Томас медленно следуют за мной, и я смутно понимаю, что, должно быть, нахожусь в каком-то шоке. Честно говоря, я не ожидала, что доберусь так далеко живой. Если бы Арт осуществил свой план, я ожидала, что Левин выполнит свое обещание.

Когда я сажусь в машину, Джиана рядом со мной, я пытаюсь сосредоточиться на том, что может вернуть меня на землю, пытаюсь вспомнить то, что мой психотерапевт однажды сказал мне сделать, что, кажется, было целую жизнь назад. Прохладная кожа под моими руками, ее запах, звук двигателя. Звук голоса Макса. Знание того, что я жива.

Артуро мертв.

Я должна чувствовать себя виноватой. Я думаю, человек должен чувствовать себя плохо, когда он кого-то убивает. Но я этого не делаю. Я рада, что он мертв. Я рада, что мы с Максом стали на шаг ближе к тому, чтобы быть в безопасности.

Когда машина снова останавливается, я смутно слышу, как Джиана говорит что-то о том, что мы остаемся, а Макс благодарит ее, но говорит, что это все еще слишком опасно и что им с Левином нужно убедиться, что больше нет угроз. Я сижу там, слегка покачиваясь на заднем сиденье, когда слышу, как он говорит что-то о том, чтобы оставить для них охрану. Мир вокруг меня кажется замедленным, липким, сонным. Я сижу в оцепенении всю дорогу до отеля, чувствуя, как сильные руки Макса поднимают меня, несут и укладывают в постель, более мягкую, чем предыдущая.

Я слышу его голос, шепчущий, что он любит меня. Что он сожалеет. Что он никогда бы не попросил меня сделать это. Я пытаюсь сказать, что тоже люблю его. Что не нужно извиняться. Что я хотела этого также сильно, как и он. Но все это придется отложить на потом. Я чувствую, как темнота овладевает мной, усталость подступает, чтобы овладеть мной, и моя последняя мысль перед тем, как я теряю сознание, это то, что, по крайней мере, сейчас мы знаем, что, в конце концов для нас будет "завтра".

***

Я не знаю, как долго я сплю. Когда я наконец просыпаюсь с затуманенными глазами, с тяжелой головой на плечах и приподнимаюсь на локте, я вижу Макса, сидящего на другой стороне кровати рядом со мной. В комнате напротив нашей Левин тоже спит, тихонько похрапывая в тускло освещенной темноте.

– Макс? – Я тихо произношу его имя, почти боясь, что это сон, что это ненастоящее.

Он мгновенно поворачивается ко мне, лицо освещено лунным светом, выражение его лица смягчается, когда он видит меня.

– Ты проснулась, – бормочет он. – Ты проспала два дня, Саша. Мы так долго ждали, когда ты проснешься. Левин сказал, что иногда это нормально. Что тебе просто нужен был отдых. – Он криво улыбается. – Думаю, он был прав.

– Я проспала два дня? – Я провожу рукой по лицу, медленно приподнимаясь. – Мы находимся в отеле?

Макс кивает.

– Здесь безопасно, хотя нам нужно как можно скорее убраться из Италии. Если кто-то ищет нас в связи с Обеленским, они будут искать именно здесь. Мы решили подождать, пока ты проснешься, и уйти. – Он делает паузу, в его голосе слышится слабая нотка беспокойства. – Ты помнишь, что произошло…

– Ты о том, что я убила Арта? – Мой голос звучит суше, чем я хотела, чтобы это было. – Я помню.

– Я бы никогда не попросил тебя об этом. – В голосе Макса слышится легкая грусть. – Это то, что останется с тобой, Саша.

– Я знаю, – тихо говорю я, поворачиваясь, чтобы посмотреть на него. – Вот почему я это сделала.

– Что ты имеешь в виду?

– Я помню, что я сказала перед тем, как отобрать у тебя пистолет. Я имела в виду каждое слово Макс. Это моя месть отомстить таким людям, как Эдо и Арт. Я знаю, тебя это преследовало бы, но для меня это не одно и то же, Макс. Я могу понести кое-что из этого, за все, что я пережила ранее, и ради тебя…я хотела это сделать.

Он хмурится, между его бровями появляется маленькая морщинка, которую мне внезапно хочется стереть поцелуем.

– Что ты имеешь в виду, говоря, что для тебя это не одно и то же?

Я тихо вздыхаю.

– Ты всегда чувствуешь такую сильную вину из-за этого, независимо от того, насколько она оправдана. Но я помню… – Мои зубы впиваются в нижнюю губу, когда я качаю головой. – Я видела, как Виктор застрелил человека, который напал на меня на складе. Я смотрела, как он упал замертво, и видела, как его кровь растекается по причалам, и я не испытывала ни ужаса, ни страха, ни отвращения. Я была рада. И я не понимала, как это может быть неправильно. Этот человек силой отнял у меня что-то, что имело значение. Даже если бы это не имело значения для меня, он не мог это забрать. Он обокрал меня. Он изменил меня, и я никогда не могла понять, почему я должна была ужасаться тому, что он заплатил за это такую цену, или тому, что я должна была горевать о том, что с ним случилось. – Я с трудом сглатываю. – Все говорят о прощении, Макс. Они говорят, что ты должен прощать такую боль, такое насилие, что это делает тебя лучшим человеком. Но я в это не верю. Я знаю, что ты веришь, и именно поэтому я убила Артуро… или, по крайней мере, того в кого он превратился. Я убила его ради тебя, и я убила его ради себя.

Что-то меняется на лице Макса, и я чувствую укол страха в груди.

– Я… – Я судорожно втягиваю воздух. – Я пойму, если сейчас ты относишься ко мне по-другому. Я пойму, если это что-то изменит. Но даже если это произойдет, я не могу сожалеть об этом. Ты спасал меня снова и снова, Макс. Ты сделал то, о чем никогда не думал, чтобы отомстить за меня, защитить меня, спасти меня. Настала моя очередь спасать тебя. Я надеюсь… я также надеюсь, что спасла нас.

– О, Саша. – Мое имя срывается с его губ, и произносится оно в моей любимой манере. То, как он это произносит, звучит как молитва, пожелание, надежда. – Саша…

Макс протягивает руки к моему лицу, притягивая меня ближе к себе.

– Я никогда не смогу относиться к тебе по-другому. Ничто не может изменить того, что я чувствую, как я хочу тебя. Ничего. Я просто…я не хотел, чтобы тебе приходилось жить с тем, что я делаю. Я не хотел, чтобы у тебя было такое чувство вины.

– Тогда мы оба получили то, что хотели, потому что я не чувствую никакой вины.

Мы долго смотрим друг на друга, слова повисают между нами.

– Ты уверена? – Наконец спрашивает Макс, и я киваю.

– Это было правильно.

***

В любом другом месте мы с Максом не смогли бы уснуть до конца ночи. Но когда Левин спит напротив нас, мы довольствуемся тем, что держим друг друга в объятиях, снова погружаясь в сон с обещанием продолжения позже. Утром мы завтракаем в номере, и Левин переводит взгляд с меня на Макса.

– Ты пока не можешь вернуться в Нью-Йорк, – задумчиво говорит он. – Виктору пока по-прежнему нужно соблюдать дистанцию. Но, возможно, есть что сказать в пользу Бостона. Я поговорю с Коннором и Лиамом сегодня. Я думаю, они захотят помочь тебе, если смогут.

– Я хочу вернуться в поместье, прежде чем мы уедем, – говорит Макс. – Еще раз оглянуться вокруг, прежде чем мы уйдем.

– Я не думаю, что это хорошая идея… – начинает говорить Левин, но Макс бросает на него многозначительный взгляд, который Левин, кажется, понимает.

– Это важно, – тихо говорит Макс. – Мы будем осторожны и возьмем охрану.

После еды мы с Максом отправляемся в путь, за нами следует еще одна машина с охраной, и мы возвращаемся в то, что раньше было поместьем Агости. Мы избегаем сгоревшего дома и воспоминаний о том, что произошло две ночи назад. Вместо этого Макс отвозит нас к виноградникам и амбару, которые остались нетронутыми. Он паркуется у входа, открывает передо мной дверцу и ухмыляется, глядя на выражение моего лица, когда я выхожу.

– Ты действительно влюбилась в это место, не так ли? – Спрашивает он, переплетая наши пальцы, пока мы смотрим на виноградник.

– Не так сильно, как ты, – поддразниваю я, на мгновение кладя голову ему на плечо. – Но да, мне это нравится. То, что случилось с домом, разбивает мне сердце.

Макс издает низкий горловой звук.

– Дом, о котором я не так уж сильно забочусь, – говорит он наконец. – Там было много воспоминаний, но не слишком много хороших. Я могу перестроить его, лучше, новее, больше по своему вкусу и, возможно, по твоему. Но все это здесь… – он указывает на виноградники и конюшни. – Это то, что действительно имело для меня значение. То, за что я благодарен, было спасено. – Он делает паузу, поворачиваясь, чтобы посмотреть на меня. – У меня есть планы на этот счет, в зависимости от того, что ты думаешь.

– О чем ты? – Я удивленно смотрю на него, и он смеется, первый полный, непринужденный смех, который я слышу от него за последнее время. Это снимает часть тяжести с моих плеч, заставляя меня чувствовать, что, может быть, только может быть, все снова станет немного более нормальным. Это займет время, но, возможно, так будет не всегда.

Может быть, у нас все-таки получится жить так, как мы мечтали.

– Ну, на самом деле у меня не было возможности поговорить с тобой об этом. – Макс криво улыбается мне. – Все это время мы были в бегах и пытались выжить…

– Мы также не очень много разговаривали, когда были одни. – Я многозначительно приподнимаю одну бровь, и он усмехается.

– Это определенно правда. – Он улыбается мне, его карие глаза загораются.

Было время, когда мы не смогли бы шутить по этому поводу, когда Макс сделал бы все, чтобы не думать о том, как сильно мы хотим друг друга. Просто это небольшое изменение неизмеримо поднимает мне настроение, заставляя мир казаться более прочным вокруг меня. Он любит меня. Он хочет меня. Независимо от того, что произойдет дальше, все будет по-другому.

– Итак, какова твоя идея? – Я смотрю на виноградники. – Мы не можем сейчас оставаться в Италии.

– Нет, мы не можем. – Макс прикрывает рот рукой. – Но там больше нет большого дома, который можно было бы содержать, и в нем никто не жил, даже если бы он не сгорел дотла. Долгое время это было пустой тратой времени, когда так много денег поместья уходило на содержание этого дома и даже на то, чтобы содержать лишь небольшой штат прислуги в лице Джианы и Томаса.

Я смотрю на него с удивлением и ужасом, мои глаза расширяются.

– Ты же не собираешься оставить их без дохода…

– Нет, конечно, нет! – Макс выглядит не менее удивленным. – Я бы и не думал об этом. Я хочу заплатить им, чтобы они сделали что-нибудь еще. – Он указывает на виноградники, раскинувшиеся внизу, где мы стоим. – Когда я был моложе, я надеялся, что как второй сын буду управлять винным бизнесом. Это было единственное, от чего я сожалел отказаться, когда решил стать священником. Я, конечно, не могу остаться и сделать это сейчас, но они могут.

Он смотрит на меня, и на его лице мелькает улыбка.

– Может быть, когда-нибудь мы даже сделаем что-нибудь с лошадьми. Возможно, купим скаковых лошадей или откроем какую-нибудь школу. Кто знает? Однажды мы вернем себе свободу, и с этим, а также с деньгами Агости, мы сможем делать все, что захотим.

Я тихо смеюсь, чувствуя себя так, словно нахожусь во сне.

– Раньше все всегда спрашивали меня, чем я хочу заниматься в конце концов. Мой психотерапевт, Катерина и даже Виктор. Они все говорили, что я не могу вечно быть просто няней. У меня никогда не было на них ответа. Живя так, как я жила раньше, из приемной семьи в приемную, в детском доме и на улице, я никогда не думала о мечтах, надеждах или планах на будущее. Я просто делала это день за днем. Я была счастлива с Виктором, Катериной и детьми, поэтому не думала об этом дальше. Но теперь…

Я смотрю мимо Макса, на виноградники и конюшни, на то, что осталось от его дома и места, в которое я так быстро влюбилась точно так же, как влюбилась в него.

– Это звучит как совершенство. Все это, быть с тобой, заниматься винным бизнесом, сохранить ту часть твоего прошлого, которая делала тебя счастливым, и превратить это в наше будущее. Это похоже на мечту, о которой я никогда не осмеливалась думать, и то, что я мечтаю об этом с тобой, делает ее намного лучше.

Медленно я делаю шаг ближе к нему, мои зубы беспокойно прикусывают нижнюю губу, когда затянувшаяся неуверенность поднимает голову, заставляя меня колебаться.

– Но это действительно то, чего ты хочешь?

Макс хмурится.

– Что ты имеешь в виду?

– Я просто имею в виду… – Я тяжело сглатываю, в ужасе от того, что вот-вот разрушу идеальный момент, но нуждаюсь в поддержке, которую он может предложить. – В течение столь долгого времени ты был так предан соблюдению своих клятв. Это так много значило для тебя, особенно после того, что ты чувствовал, что должен был сделать. Ты не хотел иметь ничего общего ни с этим именем, ни с этим местом. Ты сказал, что это больше не ты, что ты не тот человек. И я просто хочу убедиться… – Я делаю глубокий, прерывистый вдох. – Я хочу убедиться, что ты делаешь это потому, что ты тоже этого хочешь. Не только для меня. Ты так много сделал для меня, но мы оба должны быть счастливы, Макс. Для меня важно, что это то, чего ты действительно хочешь.

Макс наклоняется, берет меня за руки и притягивает ближе, прижимая к себе. Я тихо ахаю, когда чувствую его твердую грудь напротив своей, жар его тела проникает в меня, бабочки порхают в моем животе. От одного его прикосновения мне все еще кажется, что я парю, каждый дюйм моей кожи покалывает, а от того, что его карие глаза встречаются с моими, у меня перехватывает дыхание.

– Да, – тихо говорит он. – Я хочу этого с тобой, Саша. Я хочу всего этого. Я хочу будущего с тобой, особенно такого, в котором тебе больше никогда не захочется задаваться вопросом, действительно ли это то, чего я хочу, или нет.

Его рука скользит в мои волосы, обхватывая мой затылок, когда его губы встречаются с моими в обжигающем поцелуе под ярким итальянским солнцем.

– Больше всего на свете, Саша… я хочу тебя.

29

МАКС

Когда мы наконец возвращаемся в отель, Левин встречает нас на улице с довольным выражением лица.

– Я надеюсь, это означает, что у тебя есть для нас хорошие новости. – Я поднимаю бровь. – После последних нескольких дней они мне бы не помешали.

– По счастливой случайности, по сути, по удаче ирландцев, я имею хорошие новости, – говорит Левин с ухмылкой. – Коннор и Лиам согласились позволить вам двоим пока пожить в поместье Макгрегоров, особенно в знак признания того, сколько помощи вы им предложили в прошлом, пока не уляжется накал страстей из-за убийства Обеленского и вы двое не сможете решить, что вы хотите делать дальше.

Он делает паузу, переводя взгляд с нас двоих.

– Единственная загвоздка в том, что нам нужно уходить сейчас.

Я не склонен с ним спорить, да и Саша тоже. О моих планах относительно того, чтобы Джиана и Томас взяли на себя управление бизнесом Агости в мое отсутствие, можно узнать из Бостона. Я хочу, чтобы Саша вернулась в Штаты в относительной безопасности как можно скорее. Упаковывать особо нечего, и прежде, чем кто-либо из нас осознает это, мы уже в машине, направляемся в ангар, и выбираемся из этого места, которое принесло нам обоим столько горя.

Поездка в Бостон прошла без происшествий, как я и мог надеяться, уж точно, гораздо менее насыщенная, чем наша с Сашей поездка в Италию. Это было не так уж давно, и все же мне кажется, что прошли годы, как будто тогда я был другим человеком, чем сейчас.