Текст книги "Запретная одержимость (ЛП)"

Автор книги: М. Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

– О, Саша, черт возьми, Саша…

Звук, с которым он стонет мое имя, когда его бедра вздрагивают, а член набухает у меня во рту, вызывает во мне такое возбуждение, какого я никогда раньше не испытывала. Я стону рядом с ним, поглаживая его быстрее, пока сосу, желая его сперму, желая попробовать ее на вкус…

– Саша, блядь! – Первая горячая струя обволакивает мой язык, густая и соленая. Я автоматически сглатываю, все еще облизывая нижнюю часть его члена, когда он кончает мне в рот, струя за струей густой спермы, так много, что часть ее соскальзывает с моих губ, когда я не могу проглотить достаточно быстро. Он смотрит на меня сверху вниз с выражением ошеломленного удовольствия, пока я сосу и глотаю, как будто он никогда не видел меня раньше. Я продолжаю переживать каждую пульсацию его члена и подергивание бедер, пока он, наконец, не вздрагивает и не отстраняется.

– Это так поразительно чувствительно… Черт, Саша, ты должна остановиться…

Я немедленно отстраняюсь, завороженная эротическим зрелищем мужчины, которого я так долго хотела, стоящего здесь, дрожащего, прислонившись к стойке, его наполовину твердый член все еще торчит наружу и мокрый от моей слюны, дрожащий от последствий удовольствия из-за меня.

Что бы я почувствовала, если бы он сделал это со мной?

Макс тянется ко мне, осторожно помогая подняться с пола. Он быстро натягивает штаны, прислоняется к стойке и притягивает меня к себе, его пальцы гладят мои волосы.

– Боже, я никогда не чувствовал ничего подобного, – стонет он, положив подбородок мне на макушку. Я прижимаюсь к нему, желая быть ближе, моя щека прижимается к мягким темным волосам на его груди. От него так хорошо пахнет теплом и цитрусовыми, и я хочу остаться здесь, в кольце его объятий навсегда.

– Это был твой первый раз? – Я с любопытством поднимаю на него взгляд. – Ну с девушкой…? – Мой желудок сжимается, пока я жду его ответа, и я понимаю, насколько сильно я хочу быть у него первой. Катерина и другие так много говорят о том, как им нравится иметь опытных мужей, когда они знакомили их со всевозможными дикими, грязными вещами, о которых они никогда бы не думали. И все же, мне вдруг очень сильно захотелось быть единственной у Макса. Я хочу быть его первой, когда он испытывает все это.

Макс хихикает.

– Да, – говорит он со смехом. – Точнее и не скажешь.

Меня захлестывает волна счастья, и я прижимаюсь к нему еще теснее. Так приятно просто быть в таких объятиях, быть так близко к нему в первый раз. Я не могу не надеяться, что это означает, что что-то изменилось… что он передумал.

– Я рада, – тихо говорю я, поворачиваясь в его объятиях так, что прижимаюсь к его груди, моя грудь прижимается к нему через тонкую рубашку, когда я приподнимаю подбородок. – Мне было интересно, было ли у тебя… раньше…

Макс пожимает плечами, глядя на меня сверху вниз с кривой улыбкой.

– Могло быть – признает он. – До того, как я поступил в семинарию. У меня были шансы. Но я действительно не видел в этом смысла. Я знал, куда ведет мой путь, к тому времени, когда по-настоящему начал обращать внимание на девушек, в моей семье было традицией, чтобы младший сын становился священником. Мой младший брат сбежал со службы, когда ему не исполнилось пятнадцати, сбежал в Милан, когда мне было шестнадцать, и поэтому мне выпало заняться этим. Я подумал, зачем позволять себе знать, чего мне будет не хватать?

Я с любопытством смотрю на него, пораженная новой информацией. Я не знала, как он в итоге стал священником, только то, что раньше он им был.

– Ты был расстроен из-за этого? Как будто тебе в чем-то отказывали?

Макс колеблется, затем качает головой.

– Честно? Нет. В моей школе было много симпатичных девушек, много таких, которые тоже были бы счастливы подцепить кого-нибудь, но я не чувствовал такого драйва. Я подумал, что, возможно, это к лучшему, что это выпало на мою долю, поскольку это было бы огромной жертвой для моего брата, вот почему он сбежал. Я не возражал отказаться от удовольствий, богатства или чего-либо еще, чего требовала от нас Церковь. Я также не чувствовал, что нуждаюсь в этом после того, как уехал, пока…

Он колеблется, но мне кажется, я знаю, что он собирался сказать, что он не чувствовал этого, пока не встретил меня, и еще одна волна счастья захлестывает меня, когда я прижимаюсь к нему.

– Ты единственный, кого я хочу, – тихо говорю я, протягивая руку, чтобы коснуться его щеки, и приподнимаюсь на цыпочки, чтобы поцеловать его.

К моему шоку, он отстраняется.

– Саша, нет, – мягко говорит он, отстраняясь от меня, и я прикусываю губу.

– Прости, – я вспоминаю, что он только что кончил мне в рот, и чувствую, что краснею. – Я не подумала о том, что ты не захочешь после того, как ты…

– Дело не в этом, – мягко говорит Макс. – Меня это не волнует. Мы не можем этого сделать, Саша.

Слова поражают меня, как удар, и мне требуется секунда, чтобы ответить, чувствуя, что я не могу отдышаться. Я и раньше готовилась к отказу, но не ожидала этого сейчас, не после…

– Макс, я…

– Я дал обет, Саша. – Он печально смотрит на меня, на его лице застыло страдальческое выражение, которое мне больно видеть. – Возможно, я совершал поступки, из-за которых больше не могу носить воротничок священника и выступать в официальном качестве, но, когда я давал эти обеты, я имел в виду их. Я не могу продолжать нарушать их. То, что я сделал…

Он испускает долгий, прерывистый вздох, решительно отстраняясь от меня и начиная застегивать рубашку.

– На моих руках кровь, Саша. Я поклялся не совершать насилия, не лишать жизни, не проливать кровь и не участвовать в насилии. Я нарушил все это, ради моего брата, ради тебя, ради Катерины, Софии и Аны. Я не жалею об этом. Но все, что я могу сейчас сделать, это попытаться сохранить то, что у меня осталось. Сегодня я перешел черту, и я… мы не можем сделать это снова. Не важно, как сильно я хочу. – Его глаза ищут мои, умоляя меня понять. – Вот так я раскаиваюсь в том, что сделал, Саша. Отказывая себе в удовольствии, которое могло бы прийти с тем, от чего я был вынужден отказаться. Пожалуйста, мне нужно, чтобы ты поняла.

Я чувствую, что вот-вот расплачусь. Мои губы дрожат, и я крепко сжимаю их, пытаясь заставить себя не заплакать. Я чувствую себя смущенной и обиженной, и все, что я могу сделать, это выдавить из себя сдержанный кивок, прежде чем развернуться на каблуках и выбежать из ванной и из дома Макса, прежде чем смогу унизить себя еще больше.

Мне кажется, я слышу, как он зовет меня по имени, но я не останавливаюсь. Я не могу. Я продолжаю бежать всю дорогу до главного дома, поднимаюсь в свою комнату и бросаюсь на кровать, зарываясь лицом в подушку.

Только тогда, когда я уверена, что никто не слышит, я позволяю себе разрыдаться.

15

МАКС

О чем, черт возьми, я думал?

Я ругаю себя снова и снова, срывая с себя рубашку, как только слышу, как Саша хлопает за собой дверью, мое сердце бешено колотится в груди. Я все еще чувствую отголоски удовольствия, которое она подарила мне, удовольствие, которое я никогда не думал, что испытаю, и оказывается, я был прав с самого начала, отказывая себе. Я никогда не буду прежним теперь, когда знаю, каково это, чувствовать ее губы вокруг себя, ее язык, поглаживающий мой член, наполнять ее рот моей спермой.

Мой член пульсирует, снова твердея от одной только мысли, и я издаю рык разочарования, выдергивая ремень из петель и сжимая его в руке.

Грязный, слабый лжец.

Я слаб. Я поддался своей потребности, своей похоти вместо того, чтобы поднять ее с пола в тот момент, когда она опустилась на колени, и сказать ей нет. Я никогда не должен был позволять ей так прикасаться ко мне, и мне нет оправдания. Я понял, что она делает, в тот момент, когда она опустилась на колени, и я мог бы остановить ее. Я должен был остановить ее.

Но я этого не сделал. Я слишком сильно этого хотел.

Она выглядела такой красивой, стоя на коленях здесь, на кафеле, ее милые, широко раскрытые зеленые глаза смотрели на меня с таким горячим желанием. Желанием меня, моего члена у нее во рту. Я никогда не испытывал такого раньше, и это было слишком для моего пошатнувшегося самообладания, испытываемого снова и снова на грани срыва.

Как только она прикоснулась ко мне, все обрушилось в новых красках.

Я снова возбужден, испытываю боль, и все, о чем я могу думать, это о том, как легко было бы снова вытащить свой член, обхватить его рукой и довести себя до еще одной быстрой, жесткой кульминации, когда воспоминания о ее горячем, влажном рте все еще свежи в моей памяти, о том, как это ощущалось, когда она отсасывала мне, и когда я кончал сильнее, чем когда-либо в своей жизни.

Вот почему все это запрещено. Как только испытаешь это, невозможно не захотеть этого снова. Это поглощает тебя целиком.

Я перекидываю ремень через плечо, сначала один, потом другой, кожа трескается о старые рубцы, которые едва зажили. Когда я оборачиваю его вокруг талии, я чувствую, как один из них лопается, теплая струйка крови стекает по моей коже, но я не останавливаюсь. Я заслуживаю этого. Я заслуживаю боли, а не удовольствия. Я воспользовался ею. Я должен был быть сильнее.

Я не должен был быть таким слабым.

Другой рукой я расстегиваю брюки, стаскивая их вместе с боксерами, так что я стою обнаженный в ванной. Мой член торчит передо мной, твердый и пульсирующий. Я стегаю себя ремнем по бедрам, кожа скручивается и трескается, когда я избиваю себя им до красноты, пытаясь заглушить пульсирующую потребность горячей, жгучей болью.

Когда ремень захватывает кончик моего члена, я дергаюсь вперед, хватаясь за стойку и рыча от боли, головка все еще слишком чувствительна из-за мягкости рта Саши. Даже удара ремнем недостаточно, чтобы смягчить мою эрекцию при воспоминании об этом, о том, как ее язык скользил по мне, ее зеленые глаза жадно смотрели на меня, когда она глотала мою сперму…

– Хватит! – Кричу своему отражению в зеркале, с силой втягивая ремень между ног, кожа трется о мой член и яйца, и я падаю на колени на кафель от боли, которую никогда раньше не испытывал. – Я должен… остановиться…

Я отбрасываю ремень в сторону, сгибаясь пополам от боли, как внешней, так и внутренней. Есть только одна вещь в мире, которую я когда-либо хотел для себя, и жестокая шутка всего этого в том, что теперь я знаю громко и ясно, как только могу, что любовь, которую я хочу от нее, она готова, и хочет дать мне взамен. Саша хочет меня, и не только ради удовольствия. Я помню, как она уткнулась мне в грудь, как прижималась щекой ко мне, как доверчиво позволяла мне обнимать себя. Я мог бы делать это каждый день. Я мог бы просыпаться рядом с ней каждое утро, держать ее в своих объятиях, растворяться в ней, и она с радостью дала бы мне это.

Если бы только я мог принять это, не чувствуя сокрушительной вины за свои нарушенные клятвы.

***

В какой-то момент мне удается подняться с пола, я возвращаюсь в свою комнату, чтобы одеться. Виктор попросил меня встретиться с ним и Левином в его кабинете в особняке, и я вздрагиваю, гадая, увижу ли Сашу. Мое намерение состоит в том, чтобы избегать ее как можно больше, пока не пройдет достаточно времени, чтобы ей не было так больно, и чтобы я мог безопасно изгнать воспоминания о том, что мы делали здесь сегодня.

Я быстро доберусь до кабинета и обратно, говорю я себе. Я знаю, Виктор захочет, чтобы я остался на ужин, прошло много времени с тех пор, как я присоединялся к ним, и мне больно думать о том, что я упускаю это время с семьей, которая стала казаться мне родной. В этом нет ничьей вины, кроме моей собственной.

Мое наказание за потерю контроля.

В доме тихо, когда я вхожу, и я направляюсь прямиком в кабинет Виктора. Он ждет внутри, Левин развалился в одном из кожаных кресел перед его столом, и он поднимает взгляд, когда видит, что я вхожу.

– Макс. Рад тебя видеть. – Он хмурится. – Ты в порядке?

Я предполагаю, что он говорит о моем разбитом носе и распухшей губе, а не о легкой хромоте, с которой я хожу из-за ушибленных яиц.

– Я встретил Сашу в доках ранее. Я провожал ее до своей машины, чтобы подвезти домой, когда на нас напали. – Я осторожно сажусь, проводя рукой по волосам. Моя губа пульсирует, сейчас она распухла сильнее, чем была раньше после моего яростного поцелуя с Сашей в моей ванной.

Мой член тоже пульсирует при этом воспоминании, и я вздрагиваю, когда его попытка затвердеть вызывает во мне вспышку боли. Это один из способов обеспечить мой самоконтроль.

– Напали? – Левин наклоняется вперед, его лоб озабоченно сморщен. Он бросает взгляд на Виктора. – Это, должно быть, как-то связано с тем, о чем мы говорили ранее, о том, что брат Анджело находится в Штатах…

Виктор хмурится.

– Мы не должны делать поспешных выводов, но да, это чертовски удачное совпадение. – Он испускает долгий вздох, вытирая рот рукой. – Как я уже говорил ранее, Макс, когда я предлагал тебе защиту, я знал, что это может привести к опасности на моем пороге. Но ты должен быть готов взять на себя некоторую ответственность за это.

– Я могу уйти. – Выдохнул я. – Я же сказал тебе, что сделаю это, если понадобится. Я не хочу подвергать никого здесь опасности…

– Уход ничего не исправит, во всяком случае, пока. Если он идет за тобой, значит, он уже знает о нашей связи. Макс, я… – Виктор поджимает губы, на его лице ясно читается разочарование. – Я не поднимал этот вопрос раньше, потому что полагал, что тебе нужно время. Я знал, как важно было для тебя отказаться от своей фамилии, и я подумал, что, возможно, со временем угроза рассеется. Но ясно, что это не так. И теперь нам нужно решить насущную проблему…существует огромный вакуум власти, образовавшийся из-за отсутствия Агости, претендующего на наследство, оставленное одному из вас.

– Это никогда не должно было принадлежать мне. – Я разочарованно выдавливаю слова. Виктор и Левин оба хорошо осведомлены о моей позиции по этому поводу, но ясно, что они давно со мной не согласны.

– Сейчас, когда твой старший брат мертв, это должно принадлежать тебе, – устало говорит Виктор. – Макс, ты снова и снова видел, как многие из нас, в семьях, делают то, чего мы не хотим, чтобы сохранить наше наследие и безопасность тех, кто нас окружает. Мы вступаем в брак по расчету. Мы начинаем войны и заключаем союзы, меняем деловые соглашения и золотим пальмы. Мы делаем то, что должны. И вот что, Макс… теперь эта обязанность легла на тебя. До тех пор, пока твое поместье в Италии и твое наследство останутся невостребованными, найдутся те, кто захочет причинить тебе вред из-за этого.

– Но это и нечто большее, – вставляет Левин. – Это его месть тебе. Если они охотятся за Сашей, это потому, что они знают, что она тебе небезразлична. Они будут использовать ее против тебя. И прежде, чем ты скажешь, что ты не с ней или что ты увеличишь дистанцию между вами, сейчас это не имеет значения. Если на нее сегодня напали, значит, он знает. Тот, с кем он работает, знает. Итак, тебе нужно принять решение. Есть сила, которой ты можешь обладать, если ты ее возьмешь, но ты отбрасываешь ее обеими руками. – Левин качает головой. – Ты мой друг, чувак. Ты знаешь, что это так. Но я не могу согласиться с тем, что ты здесь делаешь. Честно говоря, я думаю, что ты ведешь себя глупо. Ты цепляешься за клятвы, которые не имеют значения, и в результате теряешь все, что мог бы иметь. Не только свое собственное будущее, но и уважение окружающих. – Он резко встает, отодвигая свой стул. – Ты знаешь, где я буду, если понадоблюсь тебе, Виктор.

Он уходит, плотно закрыв за собой дверь, а я остаюсь сидеть лицом к Виктору, который ничего не говорит. Ему это и не нужно. Я вижу по его лицу все, о чем он думает.

И ничего хорошего в этом нет.

16

САША

Неделю спустя я оказываюсь в кабинете своего психотерапевта, и на сердце у меня так же тяжело и разбито, как и тогда, когда я уходила от Макса.

– Ты не хочешь рассказать мне, что произошло между вами двумя? – Мой психотерапевт, доктор Браунинг, пристально смотрит на меня в ответ на то, что я за мгновение до этого тупо упомянула, что мы с Максом перешли черту. Ее седые волосы сегодня собраны в пучок, отчего она выглядит более чопорной, чем обычно; очки сняты и лежат на маленьком столике рядом с ней. – Когда ты сказала, что вы перешли черту, что именно это значит?

Я поджимаю губы, чувствуя, что краснею. На моих сеансах мы почти не говорили о сексе, во всяком случае, вне контекста того, что случилось со мной год назад, и возможности попробовать это в будущем. Не было никаких причин говорить об этом в непосредственном контексте, и мысль о том, чтобы сделать это сейчас, заставляет меня чувствовать себя неловко. Но если я не могу говорить об этом здесь, я не знаю, где я смогу это сделать.

– После моего последнего сеанса… – я делаю глубокий вдох, стараясь сохранять спокойствие. – Я спустилась к складским докам, где это произошло. Мое… нападение.

– И зачем ты это сделала? – Мой терапевт склоняет голову набок, хотя я подозреваю, что она уже знает. – Как ты думала это тебе поможет?

Я пожимаю плечами.

– Я подумала, что это может помочь мне переварить это. Ты всегда используешь это слово, перевари, а меня не было там с тех пор, как это случилось. – Я с трудом сглатываю. – С тех пор, как я познакомилась с этими мужчинами в Tinder, они были в моих снах, и не в хорошем смысле. Я чувствовала себя такой виноватой, видя эти ужасные сны о мужчинах, которых я даже не знаю. Я подумала, что если пойду туда, то смогу напомнить себе, что те, кто причинил мне боль, мертвы. По крайней мере, я свободна от них. Эта часть моей жизни осталась в прошлом.

– И это помогло? – Доктор Браунинг смотрит на меня сочувственно. – Ты вообще почувствовала себя лучше? Стала более способной к восприятию информации?

Я качаю головой.

– Я не знаю. Может быть, если бы то, что случилось после… не случилось. Я думаю, я почувствовала себя лучше. Возможно, немного виноватой за то, как я рада, что мои обидчики мертвы, напоминая себе, что это в прошлом. Но потом появился Макс.

– И? – Хмурится доктор Браунинг. – Ты разговаривала с ним после тех сообщений?

– Нет. Я этого не делала. И когда я попыталась поднять эту тему, он сказал, чтобы я не беспокоилась об этом. По сути, меня это устроило. Я была готова забыть об этом, даже если бы хотела поговорить об этом, ради нашей дружбы. Он предложил проводить меня до своей машины и подвезти домой, чтобы мне не пришлось ждать водителя, и мы возвращались пешком…

– И тогда пересечена эта черта?

Я качаю головой, обхватывая себя руками. В комнате тепло, несмотря на кондиционер, но мне вдруг становится очень холодно. До сих пор я не позволяла себе думать о том, насколько ужасным могло быть нападение, куда этот человек, возможно, планировал отвезти меня или что он мог со мной сделать. Я заблокировала это, и я рада, что сделала это, потому что даже сейчас, в кабинете моего психотерапевта, я чувствую, что у меня вот-вот начнется приступ паники, первый за долгое время.

– Все в порядке, Саша, – мягко говорит доктор Браунинг. – Просто дыши. Ты можешь сказать мне, когда будешь готова, спешить некуда.

Мне требуется минута, чтобы успокоиться настолько, чтобы произнести эти слова.

– Кто-то напал на нас, – медленно произношу я, чувствуя, что мне требуется усилие, чтобы говорить. – Мы были почти у машины, и кто-то в переулке схватил меня. Я не знаю, кто это был, я его не узнала. Он затащил меня в переулок, и Макс погнался за нами.

– И он помог тебе?

Я киваю, чувствуя дрожь, потирая руки, жалея, что не захватила кофту. Я не ожидал, что почувствую такой холод.

– Он отбивался от этого человека. Я…я никогда раньше не видела его с этой стороны. То, как он дрался… он знал, что делал. Это было так жестоко, и…

– Это напугало тебя? – Услужливо предлагает доктор Браунинг. – Ты испугалась его? Макса?

Я моргаю, качая головой.

– Нет, я… – Я с трудом сглатываю, неуверенная в том, что она подумает обо мне, когда я признаю правду. – Это заставило меня захотеть его еще больше. Видеть, как он вот так защищает меня… это завело меня, честно. Это заставило меня почувствовать себя в безопасности.

Доктор Браунинг кивает, делая пометку о чем-то в своем блокноте. Больше всего я всегда ненавижу это, гадать, что она записывает, откладывая на потом. Однажды я спросила, и она сказала, что это просто для того, чтобы она могла вспомнить, о чем мы говорили, но это не избавило меня от беспокойства, что она записывает что-то конкретно обо мне, что-то, что, по ее мнению, я не должна знать.

– Итак, он спас тебя, – спокойно говорит она, откладывая блокнот. – От этого нападавшего. И что потом?

– Он отвез меня домой. Ну, обратно туда, где он живет, в гостевой домик на территории Виктора. Я никогда раньше не была внутри. Он не хотел рисковать, чтобы Катерина или дети увидели его в таком виде, пока у него не будет возможности привести себя в порядок.

– Он был ранен?

Я киваю.

– У него была разбита губа, а нос сломан. Он попросил меня зайти в ванную и помочь ему с носом. Я так и сделала, а потом…

Доктор Браунинг ждет, пока я закончу, с выжидательным выражением на лице.

– Он сказал… – я делаю глубокий вдох, мое сердце снова сжимается при воспоминании о том, что Макс сказал мне. – Он сказал, что не смог устоять перед тем, как сильно я нуждалась в нем с самого начала. Даже несмотря на то, что это заставило его захотеть того, чего он никогда не смог бы иметь, и я знала, что он имел в виду меня.

– Он так и сказал?

Я качаю головой.

– Но я знаю, что именно это он имел в виду.

Доктор Браунинг делает еще одну маленькую пометку в своем блокноте, и я чувствую, как напрягаюсь.

– Что случилось потом, Саша? – Мягко спрашивает она, и я прикусываю губу.

– Я поцеловала его, – признаюсь я так тихо, что это едва слышно в комнате из-за шума кондиционера и города снаружи.

– И он тебя не остановил? – Доктор Браунинг хмурится. – Это не очень похоже на то, как он вел себя раньше. Что изменилось?

– Я не знаю. – Я прикусываю нижнюю губу, чувствуя беспокойство. – Я думаю, он почти сделал это. Но это было похоже… как будто он не мог остановиться. Как будто он хотел меня слишком сильно.

– И что ты от этого почувствовала?

– Мне стало хорошо, – признаюсь я, чувствуя, что снова краснею. – Это заставило меня почувствовать себя желанной. Как будто для меня все могло быть по-другому.

– Это то место, где ты чувствуешь, что была пересечена черта?

Я качаю головой, чувствуя, как растет беспокойство при мысли о том, что придется говорить обо всем остальном.

– Мы… мы целовались какое-то время. Он поднял меня и посадил на стойку в ванной, ему это тоже понравилось. Не то чтобы я на него давила. Он пошел дальше. Я подумала, что мы могли бы сделать больше, чем просто поцеловаться, а потом он отстранился и сказал, что нам нужно остановиться. Он чувствовал вину… и использовал термин “вожделение ко мне”, мол не имеет на это право, в то время как я в доках, пыталась справиться со своей травмой. Но дело в том, что я чувствую, что те двадцать минут поцелуев в ванной, или как бы долго они ни длились, помогли мне справиться с этим больше, чем стояние там, в доках. Это заставило меня почувствовать себя нормальной. – Я снова обхватываю себя руками. – Как любая девушка, которая целуется с парнем, который ей нравится, в первый раз.

– И ты сказала ему об этом?

Я качаю головой.

– Тогда я не знала, как это объяснить. Это просто пришло мне в голову, правильные слова, чтобы описать это. Но я хотела большего. И я попросила его сказать мне, если он хочет, чтобы я остановилась. Я… – Я снова прикусываю губу, сцепляя руки на коленях. – Я накинулась на него. – Слова вырываются в спешке, как будто я боюсь, что не смогу продолжать говорить, если не скажу все это сейчас. – Он не сказал мне остановиться. Он кончил мне в рот. Мне понравилось и сильно, каждая секунда этого. А потом он обнял меня на минуту, и я подумала, что все в порядке, что после этого все будет по-другому, а потом я попыталась поцеловать его, и он оттолкнул меня, и сказал, что мы перешли черту. Что ему нужно сдержать свои клятвы, которые он дал, чтобы загладить то, что он сделал в прошлом. И я… – Я качаю головой, мои глаза горят при воспоминании. – Я выбежала из дома, прежде чем он успел сказать что-нибудь еще.

Доктор Браунинг кивает.

– Это был твой первый раз, когда ты занималась этим с мужчиной, которого хотела, верно? – Она смотрит на меня сочувственно. – Я полагаю, это была не та реакция, которую ты хотела.

– Все было идеально, пока он не сказал это… последнюю часть. Он мог сказать нет, но он не смог остановиться… и тогда он отверг меня. Это было больно…

– Я уверена, что так и было, – мягко говорит она. – У него это тоже было в первый раз?

Я моргаю, глядя на нее.

– Откуда вы знаете…

– Обоснованное предположение, основанное на прошлом Макса. – Доктор Браунинг вздыхает. – Саша, вот почему я не поощряю эти отношения. Вы с Максом оба сталкиваетесь с очень разными проблемами и типами травм. Твоя реакция на это, искать связь с единственным человеком, с которым ты чувствуешь себя в безопасности. К сожалению, тот же самый человек реагирует на свою травму, отказывая себе в связи, чтобы почувствовать искупление. У Макса есть глубоко укоренившиеся убеждения и ценности, которым его научили, которые укоренились в нем, и независимо от того, правильно или нет, вписываются ли они в его новую жизнь или нет, поколебать их будет нелегко. Если бы он собирался попытаться преодолеть это, было бы проще всего с кем-то, у кого не было собственной травмы. Пытаясь продвигать отношения вперед, очень высока вероятность того, что один из вас или вы оба причините другому эмоциональную боль, Саша. – Она откладывает блокнот и смотрит на меня с выражением, которое, как мне кажется, должно быть сочувственным, но очень похоже на жалость. – Вот почему я призываю тебя ходить на свидания с другими мужчинами и исследовать другие отношения, – мягко говорит она. – Тебе не нужно вступать с ними в физический контакт, если ты этого не хочешь. Тебе не нужно ходить на вторые свидания, если ты не чувствуешь искры. Но простое изучение отношений с этими другими мужчинами покажет тебе, что есть варианты и за пределами Макса. Возможно, ты даже поймешь, что то, что, как тебе кажется, ты чувствуешь к Максу только потому, что он – единственный вариант, который ты себе предоставила.

– Я не думаю, что это сработает, – шепчу я.

– Я знаю. Но как ты узнаешь наверняка, если не попробуешь? – Доктор Браунинг бросает взгляд на часы. – Я не могу заставить тебя что-либо делать, Саша, и никогда бы не стала. Но я предлагаю тебе перед нашей следующей встречей попробовать сходить на свидание с кем-нибудь другим. Если это не доставит тебе удовольствия, ты можешь подождать некоторое время, прежде чем попробовать снова. Но посмотрим, как ты себя почувствуешь. Это моя рекомендация. – Она улыбается мне. – Мы поговорим об этом подробнее на следующей неделе.

Когда я выхожу из кабинета, я открываю свой телефон и открываю Tinder. Там, в разделе "Мои сообщения", красивое лицо Ника, улыбающееся мне в ответ:

Привет, красавица. Я ничего о тебе не слышал, но подумал, что стоит сделать еще одну попытку. Если ты не ответишь, я буду считать, что ты нашла кого-то другого. Но я свободен в эту среду вечером, если ты захочешь выпить кофе, поужинать… все, что захочешь, правда.

Я колеблюсь, чувствуя комок в горле. Мне не нужен никто, кроме Макса. Но я вспоминаю неделю молчания, прошедшую после встречи в его доме, и то, как он так твердо сказал мне, что между нами больше ничего не может произойти.

Я не могу продолжать давить на него. Мой психотерапевт прав насчет этого, это только навредит нам обоим. И в глубине души я знаю, что не хочу быть одинокой вечно. Я не знаю, справедливо ли по отношению к Нику использовать его в качестве эксперимента такого рода, но что такое свидания на самом деле? Разве все это не просто серия экспериментов, чтобы увидеть, что работает, а что нет? Он уже дважды обращался ко мне, так что он явно заинтересован. Нет ничего плохого в том, чтобы прощупать почву и убедиться, так ли это. И что, если доктор Браунинг права? Что, если я хочу Макса только потому, что он, это все, чего я позволяю себе хотеть?

Я ни на секунду не верю, что это правда. Я думаю, что связь между мной и Максом реальна, независимо от того, получится из этого что-нибудь или нет. Но мой психотерапевт прав в том, что есть один способ выяснить это.

С трудом сглотнув, я начинаю печатать ответ.

***

В среду вечером я оказываюсь возле шикарного французского ресторана в центре Манхэттена, стою на обочине, пока мой водитель отъезжает, с напоминанием написать ему, как только мне понадобится помощь. Мне потребовалась целая вечность, чтобы выбрать то, что я хотела надеть, не желая выглядеть слишком сексуально, но и не старомодно, не имея ни малейшего представления о том, что на самом деле кто-то надевает на подобное свидание. Катерина, наконец, сжалилась надо мной и позволила позаимствовать одно из ее платьев, изумрудного цвета с шелковой юбкой и шифоновым лифом, которое завязывается на шее в стиле холтер и доходит мне чуть выше колен. Присборенный шифон намекает на декольте, не показывая его, и придает мне немного формы, не будучи слишком коротким. Я сочетала его со своими босоножками с заклепками и обручами из розового золота, позаимствовав кожаный клатч-коробочку у Катерины. Теперь я смотрю на позолоченную входную дверь ресторана, размышляя, не стоит ли мне просто позвонить своему водителю, чтобы он отвез меня прямо сейчас. Но это перечеркнуло бы цель сегодняшнего вечера, и я слышу разочарование Катерины, даже просто думая об этом.

В конечном счете, это подталкивает меня к выходу. Я сразу же вижу Ника, ожидающего в вестибюле, такого же красивого, как на фотографии, с зачесанными назад каштановыми кудрями и подмигивающими мне зелеными глазами.

– Саша? – Спрашивает он таким тоном, который наводит на мысль, что он совершенно ошеломлен, увидев меня, и я должна признать, что это действительно приятно.

– Это я! – Я выдавила нервную улыбку и тут же возненавидела себя за это, но Ник, похоже, и глазом не моргнул. Он сообщает хозяйке, что мы готовы сделать заказ, и она проводит нас через тускло освещенный ресторан к столику на балконе второго этажа под люстрой, освещенной свечами.

Все очень романтично и выглядит очень дорого, и я рада, что в моей сумочке есть кредитная карта. Мой банковский счет пополнен, у меня редко бывает много возможностей потратить деньги, которые Виктор и Катерина платят мне за присмотр за детьми. Тем не менее, я могу только представить, во что мне может обойтись еда здесь, и я хочу, по крайней мере, предложить заплатить за свой ужин.