Текст книги "Наследник пепла. Книга I (СИ)"

Автор книги: М. Борзых

Соавторы: Дмитрий Дубов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

А вот, когда мы вернулись в общежитие, меня ждал удар посильнее всех тех, которые наносились в спортзале.

На боковом диванчике недалеко от входа сидела Ада и весьма воодушевлённо ворковала с Голицыным. Кровь тут же вскипела в моих жилах. Я решительно подошёл к ним, взял сестру за руку и потащил к себе в комнату.

Глава 15

– Никогда! Слышишь меня, никогда не смей иметь ничего общего с Голицыным, – выпалил я сразу после того, как закрыл за нами дверь. – Пообещай мне сейчас же!

– Вить! Витя, ты же ничего не знаешь! Поэтому ничего не понимаешь! – она очень эмоционально замахала руками перед моим носом. – Я тебе сейчас всё расскажу, и ты поймёшь, что Коленька, на самом деле, очень хороший!

– Рассказывай, – проговорил я сквозь зубы, одновременно с этим тяжело выдыхая. – Но Голицына чтобы я…

– Подожди! – сестра выставила перед собой руки ладонями вперёд. – Всё после!

Обычно мне очень нравилось, когда она находилась в восторженном состоянии. Было в это что-то детское, непредвзятое, но при этом чистое и настоящее. Но вот сейчас именно эта её эмоциональная незащищённость заставляла меня нервничать.

– Тут всё не так однозначно, – продолжала Ада, при этом она отошла от меня и принялась ходить по комнате взад-вперёд, периодически останавливаясь, чтобы посмотреть, как я считываю акценты в её рассказе. – Как только меня долечили, я решила, что нельзя оставлять моё ранение просто так, лекарка ведь начала расспрашивать.

При ходьбе она отчаянно жестикулировала, словно помогая рассказу руками. А я смотрел на неё со смешанными чувствами. С одной стороны, отчаянно хотелось расхохотаться, а вот с другой, мне было совсем не до смеха.

– Ты же не оставил бы, – продолжала она тем временем. – Ну вот я и пошла к Салтычихе, ну это мы так Матрону Салтыкову зовём, чтобы выяснить, что произошло. Причём я-то собиралась это сделать абсолютно мирно, но совершенно случайно расцарапала ей лицо.

– Случайно? – уточнил я, стараясь скрыть усмешку.

– Абсолютно случайно, – сестра сделала страшные глаза. – Даже в мыслях не было. Это просто потому произошло, что она себе щипцами волосы спалила, а я хотела помочь, но что-то пошло не так.

– Стоп-стоп-стоп, – остановил я сестру, уже предчувствуя масштаб катастрофы. – Матрона Салтыкова спалила волосы щипцами, так?

– Ага, – с готовностью кивнула сестра.

– Без твоего участия или с оным? – кажется, мне совсем скоро придётся улаживать проблемы, с точки зрения родителя, а вот к такому меня жизнь совсем не готовила, даже на Стене. – И сильно спалила? Пару локонов, надеюсь?

– Ну как, – замялась Ада и отвела взгляд в потолок, – полголовы до блеска. Аграфена Петровна кого-то за париком послала, сказала за день такое непотребство не прибрать…

Я закрыл лицо ладонями. Если бы мне кто-нибудь сказал, на что я обрекаю себя, допуская учёбу сестры рядом, я бы не поверил. А, если бы поверил, то никогда бы на такое не согласился бы.

– Ясно, – ответил я через некоторое время, когда смог успокоиться и посмотреть вновь в заискивающие глаза сестры. – А Голицын-то тут…

– Так ты же не дослушал, – Ада хлопнула ладошками и сложила их у себя на груди. – Мне, короче, Салтычиха говорит, хана теперь и тебе, и близким твоим, мол, отец у неё в Тайном сыске и нас всех со свету сживёт. Я испугалась, ну а что? Я же мелкая ещё. Короче, ноги в руки и бегом к тебе, чтобы предупредить про ситуацию. А тебя – нет, говорят, каких-то пацанов бьёшь. А тут здоровенный детина меня поймал, схватил и ну давай пытаться к стеночке прижать со всеми вытекающими! Я царапаться и визжать, конечно, ну а что? Чтобы у него перепонки нахрен порвались. Но тут появился Коленька и мужественно меня спас, вот…

Голос у неё при упоминании Голицына резко изменился, появились нежность и придыхание. А в глазах возникли романтические воспоминания.

– Кто тебя поймал? – для меня пока оставался неясным лишь этот момент. – Кто прижать к стене пытался?

– Да детина такой здоровенный, – скривилась сестра, так как воспоминание для неё явно было неприятное. – У него форма ещё такая со всякими вышивками, как у девчонки.

– Лев Толстой, сука, – прошептал я. – Ну я тебя…

А затем снова обратил внимание на сестру.

– Значит, так, – я наклонился к ней, стараясь говорить так, чтобы она запомнила каждое слово. – У тебя за один единственный день – целых два приключения, – затем пересчитал в уме и понял, что ошибся, – три! Три приключения со знаком минус. Я брал за тебя ответственность в надежде, что подобных не будет ни одного за весь год! Поэтому ты остаёшься в своём общежитии и никуда не выходишь без меня, или родителей с братом. Тебе это понятно?

– Вить-Вить-Вить! – зачастила Ада, живо напомнив мне рарожика с его пинь-пинь-пинь. – Так не пойдёт, ты чего, ну⁈ Меня Коленька на выходных гулять по городу позвал. Он такой… такой… он сможет меня защитить, точно-точно!

«Млять», – едва сдержался, чтобы не выругаться вслух.

– Ада! – но голос контролировать всё-таки было тяжело. – Тебе пятнадцать лет! Какие ещё коленьки-толеньки? Мне ещё с Салтыковыми вашу стычку разруливать! Всё!

– Послушай, – сестра вдруг стала серьёзной, кажется, пытаясь подражать мне. – Коля – рыцарь настоящий! Ты же ничего не понимаешь! Может, он тебе не нравится, но это потому что ты не девушка! Он настоящий! Он добрый и верный! Очень-очень внимательный! Правда! Не разрушай моё счастье! Будь хорошим братом!

На этот раз я вспомнил куда больше нехороших букв, которые частично даже высыпались из моего рта, но всё-таки я сдержался, проводя дыхательную гимнастику. Однако кулаки сжимались помимо моей воли.

Мало того, что теперь придётся прижать Льва, чтобы получить от него объяснения. А может, придётся и припугнуть. Плюсом проблемы с очень знатным родом, прибывшим из европейской части России. А до кучи ещё и Голицын в виде объекта воздыханий моей сестры. Ну твою ж ты демонову преисподню!

– Послушай, пожалуйста, и ты, – попросил я сестру. – Николай Голицын – подлый и беспринципный человек, – мне приходилось часто останавливаться, чтобы подбирать эпитеты без нецензурных ругательств. – Он ни во что не ставит большую часть своих сокурсников. Он не уважает девушек и, если не веришь мне, можешь спросить у Радмилы Зорич. Он очень плохо относится к преподавателям, а ещё хуже к тохарам. Это практически образцовый мудак, – я всё-таки не сдержался.

– Ой! – Ада махнула на меня рукой. – Ты просто не можешь смириться с тем, что я выросла! Для тебя сейчас любой мой выбор будет неудачным, – она даже картинно всхлипнула. – А, между тем, среди тохаров замуж выдавали уже в тринадцать-четырнадцать. Мне папа рассказывал!

Я снова закрыл ладонью лицо. Становилось совершенно очевидно, что доводы разума тут бессильны. Что ж, значит, буду действовать не в лоб, а мудрее. Ладно, одной проблемой больше, отлично!

– Хорошо, – ответил я и увидел радостный блеск в глазах своей сестры. – За территорию вас всё равно не выпустят, у нас тут декан лютует. Ну и, конечно, знай, что я против. Единственное, о чём хочу попросить, когда он разобьёт тебе сердце, перед тем как сигать из окна или колоть себя разными предметами, приди лучше ко мне и поплачь в жилетку. Обещаю, не напоминать тебе об ошибках.

– Вить, вот что ты, как мама, себя ведёшь? Сам, наверняка, такой же! – выдала сестра и показала язык.

«Ладно-ладно, – подумал я, глядя на её живые, незамутнённые эмоции. – Человек должен набить собственные шишки, чтобы начать прислушиваться».

* * *

– Ты чё, совсем охренел? – Голицын ворвался в комнаты Льва Толстого и тут же прижал того к стене. – Ты куда руки распустил, пёс⁈ Она тебе не простолюдинка, а аристократка! Ты даже не представляешь, какие проблемы могут быть! Да! Даже у тебя!

У Николая были расширены глаза от бешенства, а изо рта летела слюна, когда он высказывал сокурснику всё, что думает.

– Руки! – рыкнул тот, и Голицын отпустил воротник расшитого кителя Толстого. – Во-первых, чего её брат мне нос сломал, а? Во-вторых, ты сам сказал, чтобы я её припугнул, а теперь заступаешься! И ведёшь себя, как слабак!

– Слышишь ты, слабак, – Голицын сжал кулаки, но тут же разжал, стараясь успокоиться. – Одно дело – припугнуть и лапши на уши навешать, как и было условлено. И совсем другое дело – руки распускать! Ей пятнадцать лет всего, она – ещё ребёнок, – Николай костяшками пальцев постучал по лбу Льву. – Это уголовно наказуемое деяние! – но тот отмахнулся.

– Какой ещё ребёнок? – фыркнул Толстой, стараясь отойти подальше от Голицына. – Там уже всё сформировалось, как надо, можешь мне поверить. Я всё видел, пощупать только не успел! Ай, млять, больно!

Последняя фраза стала реакцией на тычок в лицо от Николая. Он бил без замаха и, скорее, от презрения, нежели от злости.

– Ты не охренел часом⁈ – завизжал Лев. – Твоего дядю тоже можно подвинуть, если будешь руки распускать!

– У меня тоже сестре пятнадцать, – прохрипел в ответ Голицын, потому что ярость и брезгливость внезапно сдавили его горло. – И за неё я тебе не только по морде съездил бы, а оторвал бы всё, что только отрывается. Даже твою тупую думалку! Хотя там и мыслей-то, скорее всего, нет! Одни, гормоны, тварь!

– Ты попросил, я сделал! – враз похолодевшим тоном проговорил Толстой, при этом он прищурился, словно запоминал своего собеседника. – Теперь ещё я и тварь! Может, ты просто услугу оплатить не хочешь? Обманул?

– Будет тебе оплата, – ответил Голицын и сплюнул на пол. – Вечером привезут.

* * *

Ближе к вечеру, после окончания всех занятий, мы втроём с Костей и Тагаем сели прорабатывать план.

– А он прям зажал твою сестру? – недоумевал Костя.

– Да, – хмуро ответил я, – и должен за это понести наказание.

– Может, сообщить Бутурлину или Мартынову? – предложил Тагай, внимательно глядя на меня. – Просто подобной стычкой можно и карцер заслужить. Ну или что у них тут?

– По сравнению с честью семьи – карцер сущая ерунда, – я был непреклонен. – Что до Бутурлина с Мартыновым, то у них и своих дел наверняка хватает. Да и донесли им в любом случае. Но, сами поймите, с этой ситуацией я должен разобраться сам.

– Хорошо, – Костя долго что-то продумывал и теперь решился предложить какой-то свой план. – Тогда я предлагаю включить тревогу и под шумок всё сделать. Где находится рубильник, я уже успел подсмотреть.

– Тревога и построение вечером? – я с сомнением глянул на Жердева. – Нет, полагаю, не вариант. Во-первых, сразу же сбегутся преподаватели, во-вторых, это уже саботаж воспитательного процесса, а не простая разборка двух курсантов. Да и Толстой может ринуться на построение, памятуя прошлый раз.

– А ты тогда что предлагаешь? – спросил Костя, оглядывая нас. – Просто прийти к нему и дать в рыло?

– Таков был план, – скривившись, кивнул я. – Хотя сейчас понимаю, что в нём много недоработок.

– Вы только не ругайтесь, – сказал Тагай, отведя взгляд. – Я тут на всякий случай проверял пути отхода… – тут он всё-таки поднял глаза на нас и на вопрос, застывший на наших лицах, ответил: – Ну вдруг что, пожар там или потоп, а у нас из доступных средств спасения – только десантирование в окно. Вот я и прошерстил здание на предмет возможных путей эвакуации.

– И как? – поинтересовался я с нескрываемой иронией. – Нашёл подвал с драконом и золотом?

– Нет, лучше, – улыбнулся Добромыслов и указал рукой наверх. – Я нашёл общий чердак над всем корпусом. С этого чердака есть замечательный выход на крышу, чтобы была возможность очищать её зимой. А, как вы должно быть помните, у третьего и четвёртого этажей есть чудесные балконы, чтобы на них можно было вкушать кофий, глядя на рассветные звёзды.

Тагай переводил взгляд с меня на Костю и обратно, ожидая, пока мы проследуем за его мыслью. Впрочем, мне сразу стало понятно, что он предлагает.

– Ты хочешь, чтобы я спустился с крыши на балкон? – уточнил я и, увидев кивок друга, продолжил: – Хорошо, а как я вернусь обратно? И как мы избежим тревоги по всему этажу? Я ж не думаю, что наш дорогой Лёва будет терпеть мою компанию молча.

– Ну ты уж как-нибудь постарайся, чтобы он не сильно кричал, – хмыкнул Костя. – Прислуги у него в комнатах нет, это точно. На этаже тоже может никого не быть. А по поводу возвращения – ты же маг!

– Я – маг огня, – я взмахнул руками. – Могу там только всё спалить к чёртовой матери!

– А вот этого не надо, – проговорил Тагай, улыбаясь. – Это уже порча казённого имущества в особо крупных размерах. И повод отправить на Стену в виде каторжника.

Спустя десять минут мы уже стояли на лестницы возле двери на чердак. На ней висел обычный, явно не зачарованный замок.

– Одну секунду, – попросил Тагай и достал из кармана связку каких-то штырьков и крючков. – Р-раз, – и в лёгким щелчком замок остался в его руке. – Прошу.

Чердак оказался поистине огромным. Под ногами лежал утеплитель, чтобы важным князьям и графам ничего не продуло студёной зимой. А вся конструкция держалась на массивных брёвнах, делая пространство под крышей чуть ли не больше, чем стандартный этаж. Причём, оно практически не было никак использовано.

Затем мы аккуратно вышли на крышу, нашли балкон Толстого, на который я успешно и спрыгнул. Пока я буду «общаться» со своим сокурсником, мои друзья должны были скинуть вниз верёвку из обязательного набора в вещмешке, по которой я и заберусь обратно наверх.

Оказавшись на балконе, я затаился и прислушался. Дверь изнутри была распахнута в виду очень тёплого вечера. Но шум не вызвал никакой реакции. Внутри тоже было тихо только странные звуки, словно кто-то что-то жевал, доносились до меня.

Когда я вошёл в комнату, источник звуков стал очевиден. Лев сидел в кресле, держа в руках целый батон колбасы, и кусал прямо от него. У ног Толстого стояла корзинка, в которой было ещё много разной съедобной продукции

Широким шагом я подошёл к нему. Лев, увидев меня, замер, так и не донеся колбасу до рта. Я схватил батон дорогой «Конины» и отшвырнул его к противоположной стене. Затем схватил Льва за грудки, вытащил из кресла и попытался оторвать от пола, но это оказалось затруднительно.

– Ты что, сука, творишь? – прорычал я ему прямо в лицо. – Тварь ты охреневшая!

Толстой, на удивление, шустро оторвал мои руки от своего воротника и постарался меня ударить в лицо. Я едва увернулся и понял, что просто так я до сокурсника свою точку зрения не донесу. Придётся драться.

Он старался использовать преимущество в весе. Хотел всеми силами повалить, а затем подмять под себя, после чего уже практически безопасно для себя избивать. Но я таких повидал на своём веку не одного и не двух.

Прямым, коротким ударом я снова попал ему в нос. Тот свернулся уже по привычной траектории. К чести Толстого, надо сказать, что он только вздрогнул от боли, но продолжил драться. Несколько раз я был близок к тому, чтобы потерять равновесие от атак Льва.

– Что ж ты так не дрался, когда был «демоном»? – выпалил я, уходя от очередного захвата.

Толстой ничего не ответил, только напряжённо пыхтел, работая руками и иногда коленями. Но всё это могло сработать против Адена прошлого разлива. На меня такое подействовать не могло. Я отскочил, нанёс несколько успешных ударов в корпус, затем в шею и лицо. Лев начал оседать, я метнулся ему за спину и обхватил шею, взяв в удушающий захват.

– Значит так, скотина, слушай меня сюда, – зашипел я ему в ухо. – Больше я тебя ни предупреждать, ни бить не буду, понял? Ещё раз увижу тебя рядом со своей сестрой, или мне кто-то скажет, что видел тебя ближе, чем в пяти метрах от неё, твои родные получат урну с прахом, ясно? Сжигать я тебя буду постепенно, чтобы ты прочувствовал всю тяжесть своей вины!

– Отпусти! – прохрипел ставший пунцовым Толстой, и я ослабил хватку. – Мне твоя сестра вообще нахрен не упёрлась, придурок! Такие замухрышки, как она, меня вообще не интересуют! – я сдерживал себя, чтобы снова не сдавить шею Льва, хоть и видел, как вокруг пальцев того начали кружиться мелкие камешки, но давал возможность ему договорить. – Женщина должна быть такой, чтобы было за что ухватиться, а за твою сестру мне Голицын корзинку колбасы обещал, – и он ногой указал на завалившуюся на бок в пылу драки корзину. – Эту.

Нехотя я отпустил его шею. Потом посмотрел в глаза и сжал кулак, вокруг которого полыхнуло пламя.

– Я тебя предупредил! – проговорил я, глядя Льву в глаза. – Постарайся обуздать свою прямую кишку. И не ставить жизнь в зависимость от её желаний.

Толстой скривился, но ничего не ответил. Ему и так был ненавистен сам факт, что кто-то покусился на его личное пространство.

Я вышел на балкон, быстро поднялся на крышу и вернулся на чердак, откуда мы незаметно прошли в нашу комнату.

– Ну что, как? – спросил меня Костя, а в глазах Тагая читались те же вопросы.

Я же думал, что мне предпринять в отношении Голицына. Понятно, что действовать подобным образом вряд ли получится.

– Сказал, чтобы отстал от сестры, – ответил я, глядя сквозь друзей. – И мне показалось, что он понял. Но есть ещё один момент…

Договорить мне не дала сработавшая тревога. Но на этот раз к ней добавился искажённый усилителем голос Бутурлина:

– Все на плац с вещмешками! Повторяю, на плац с вещмешками! У вас есть три минуты на сборы!

Глава 16

Так как подготовкой к внеплановым поднятиям по тревоге руководил я, наши вещмешки были собраны и многократно проверены. К тому же мы ещё не раздевались для сна, поэтому три минуты нам не потребовались.

Мы подхватили свои вещи, не забыв вернуть моток верёвки на место, и уже через минуту стояли на плацу. При этом мы спокойно спустились по лестнице, не прибегая к десантированию.

Надо сказать, что на этот раз скорость реагирования наших трёх групп оказалась гораздо выше, чем в предыдущий раз. Через три минуты на построении были практически все, за исключением лишь пары задержавшихся. Но и те уже виднелись на пути от общежития.

Встречали нас: сам Бутурлин, два его помощника: Вяземский и Собакин, которого я величал не иначе как Гнида, Валерий Геркан, инструктор по рукопашному бою, и комендант общежития Мартынов. По поводу последнего я даже удивился, думал, он просто проводить вышел. Но нет, при нём тоже был вещмешок, который имел явные следы длительного использования в боевых условиях. То есть Михаил Юрьевич его не просто нам показать вынес.

– Итак, бойцы! – начал Иван Васильевич, когда все курсанты выстроились на плацу. – Сейчас мы с вами начнём проходить военную практику в условиях, приближенных к боевым. Но! – он поднял палец призывая всех к вниманию. – Важная часть тренировки будет заключаться в том, что вы будете лишены магии. Сейчас мои помощники пройдут и закрепят на ваших запястьях подавители магии. Снять их могут только ваши кураторы. Сами даже не пытайтесь! Почувствуйте себя обычными людьми, которым довелось столкнуться с трудностями защиты империи!

На этих словах кураторы, инструктор и комендант пошли мимо строя, защёлкивая на запястье у каждого антимагический браслет. Противная штука. Я во время боя постоянно хотел от неё избавиться, а тут, судя по всему, браслет со мной на долгие часы.

После этого мы строевым шагом двинулись на телепортационную площадку. На территории академии она была совершенно обычной. Впрочем, они делались по единому проекту, поэтому практически не отличались друг от друга. А находилась она на границе дальнего конца плаца и Заповедного леса.

Площадка представляла собой круг с радиусом в пятьдесят метров. По центру круга находилась стела около десяти метров высотой, на которой были изображены знаки-символы. Некоторые из них ярко горели, другие едва тлели, третьи – вообще погасли.

– Кто знает, что это за знаки на стеле? – громким голосом задал вопрос Вяземский, когда мы разместились внутри круга, выложенного совсем другим камнем, нежели залитый бетоном плац.

Уверен, многие знали ответ на этот вопрос, но почему-то никто не решился отвечать на него.

– Это символы всех кланов родовичей, которые принимали участие в строительстве сети телепортационных площадок, – ответил я, тут же отругав себя за то, что высунулся.

Надо быть более незаметным. Тогда и проблем не возникнет или по крайней мере будет меньше.

– Совершенно верно, – подтвердил Глеб Иванович, указывая на меня. – Но почему же они по-разному светятся? – это был уже риторический вопрос, на который я отвечать не стал, предоставив слово куратору. – Дело в том, что раньше сеть телепортов охватывала всю нашу империю. За одну или несколько площадок отвечал определённый род.

Я тем временем наблюдал, как загорались символы, отвечающие за готовность площадки, и мне показалось, что они срабатывают быстрее, чем у тех, к которым я привык.

– Но со временем роды затухали, – продолжал Вяземский свою познавательную лекцию. – А некоторые и вовсе вымирали. Вместе с тем засыпали и капища, которые и питают силами телепортационные площадки. Да, не у каждого капища есть такая, но у каждого телепорта есть капище. Кто из вас что знает о мощности телепортационных стел?

Тут даже я спасовал. Слышал, что можно чуть ли не армию перекинуть при условии, что капище работает, как надо. Но точно сказать не мог. Да и дал уже себе слово не высовываться.

– Так вот, – продолжил куратор, не дождавшись ответа, – если стела с работающим капищем может переместить единоразово до пяти тысяч человек, а после отправиться на перезарядку на сутки, то капище без проводника питает стелу лишь на тридцать процентов, соответственно перемещая всего лишь треть от максимальных возможностей.

Вяземский обвёл нас взглядом, затем проследил за тем, что стела уже почти готова к работе. Но всё-таки продолжил, видимо, не готова ещё была встречающая сторона.

– Если же род вымирает, капище уходит в глубокую спячку. Иногда оно даже не ищет нового проводника, предпочитая находиться в прострации. И вот тогда телепортационные площадки выдают только один процент от возможного! – Глеб Иванович указал на стелу, возвышающуюся над нами. – Пример тому наш телепорт, который до недавнего времени мог максимум пятьдесят человек отправить куда бы то ни было.

Он повернулся к нам и пристально вгляделся в лица. Возможно, ожидал, что кто-нибудь выдаст себя, что это именно от пробудил капище, но никто не шелохнулся. В том числе и я.

– Обычно такими телепортами пользуются, чтобы передать алхимические принадлежности, провиант, артефакты, – Вяземский заложил руки за спину и теперь прохаживался вдоль строя. – Иногда оружие на дальние рубежи. Пользоваться подобными площадками людям довольно опасно.

Из строя раздались смешки, наполненные чувством собственного превосходства. Кто бы сомневался, что исходили они от Голицына.

– А мы одной такой площадкой пользовались! – проговорил он, не заметив недовольное лицо Бутурлина. – Чтобы с семьёй отдохнуть в Хибинах. Дядя договорился, чтобы дату доставки имперских грузов сдвинули, – и он снова хохотнул. – Обалденно отдохнули!

Иван Васильевич натурально сплюнул себе под ноги.

– Надо будет разобраться, кто там графики поставок изменяет ради утех дворян, – проворчал он, но потом тут же всё внимание обратил на символы, загоравшиеся каждый определённым цветом.

– Готовьтесь, сейчас будет всплеск, и потом перемещение!

Но это все знали и так.

* * *

Я считал, что к перемещениям привычны все, но пара человек всё-таки вывернули наружу содержимое своих желудков. Привести их в чувство помогли достаточно резкие порывы холодного ветра.

Совсем недалеко от телепортационной площадки стоял транспарант, на котором значилось: «Добро пожаловать в Коктау». Ниже углем сделали приписку: «Если ты это читаешь, значит, ещё жив. Держись, браток!»

Это место я знал. Тут располагался основной тыловой госпиталь для раненых магов-каторжников, а также квартировался Гренадёрский лейб-гвардии полк под командованием генерала Ермолова. По своей сути, полк должен был стать резервным подразделением, бросаемым в бой на Стене в ожидании регулярных войск. На деле же Коктау стало местом «службы» богатеньких аристократов, которые мало того, что устроили себе здесь место отдыха, так ещё и нанимали магов служить за себя. Некоторые, как Ермолов, успевали собрать десятки медалей, так ни разу и не побывав в сражении. Вот так и соседствовали те, кто кровью умылся на Стене, воюя с демонами, с теми, кто ни разу в жизни их мог и не встретить.

Нас практически сразу разделили на обычные три группы.

– Первая группа, – Бутурлин указал на Вяземского, а значит, первой была наша. – Обустраиваться. – Вторая группа, – он указал на Гниду, – отсыпаться перед дежурством. Третья группа, – Геркан, оказывается, стал куратором третий, а я и не знал. – Разбиться на пятёрки, вещмешки в казарму, затем в столовую на приём пищи, после этого – в караул на Стену!

Тут же послышался ропот. По большей части от третьей группы, в которой я, как оказалось, вообще никого не знал. Надо будет это упущение исправить.

– Я ещё раз повторю для тех, кто плохо чистит уши! – рявкнул Иван Васильевич в ответ на недовольство. – Со дня поступления в военную академию – вы выполняете мои приказы. И мне плевать, что вы там себе думали, когда шли сюда! Живо исполнять!

Ропот очень быстро стих сам собой.

Только мы принялись обустраиваться в большой казарме, где основной очаг горел прямо посередине, а дополнительные магические были вмурованы в стены, как дверь открылась и вошёл Бутурлин. На этот раз он был в сопровождении сурового лекаря. Мне показалось, что я его даже где-то видел в бытность свою на стене. Впрочем, а почему бы нет?

– Бойцы, – обратился к нам Иван Васильевич, и мы практически моментально вытянулись по стойке смирно. – Отставить обустройство. Ко мне за помощью обратился господин Пирогов, – и тут я себя чуть по лбу не ударил: ну точно, Антон Кириллович Пирогов, он зашивал как-то Гризли, когда того чуть ли не напополам распороли! – И попросил помочь ему в лазарете. Сами понимаете, людей, особенно без ограничений, не хватает, а тут столько здоровых и юных лбов! На шесть часов поступаете в распоряжение Антона Кирилловича!

Теперь послышался ропот и со стороны нашей группы. Вот только Бутурлину не пришлось повторять то, что все и так уже знали. Было достаточно проникновенно посмотреть на основных недовольных.

Лазарет мало чем отличался от казармы, в которой разместили нас. Те же койки по стенам, а иногда и на проходе. Те же чадящие очаги, те же обогревательные огни. Вот только людей тут было значительно больше. И все они лежали и страдали.

Кто-то из наших среагировал даже хуже, чем при переносе через телепорт. Ещё бы, вряд ли они когда-нибудь видел такое количество обрубков на месте рук и ног. И не все из них уже заросли. Из некоторых культей до сих пор торчали осколки костей, а сами раны кровоточили.

Мне лично было не то чтобы плевать, но я переносил такое спокойно. Насмотрелся. Помню, на руках у меня умирал один казнокрад. Его падающим тросом вдоль разделило, он только голову убрать успел. И вот эта половина с головой и сердцем ещё час не хотела умирать, рассказывала мне, как ему больно.

Потом пришёл полковой лекарь и упал в обморок от вида разворочанных кишок и обилия крови. Пока ждали второго казнокрад умер. Первого же лекаря в предынфарктном состоянии отправили куда-то сюда.

Голицын и Толстой ожидаемо стали упираться, как только Бутурлин исчез из зоны видимости. Они стояли над покалеченным каторжником, у которого не было обеих ног, а из широкой каверны на плече выливался гной. В тусклом свете выглядело это поистине удручающе.

– Слушайте, – заявил Николай Пирогову, который всем раздавал указания, – мы отребье таскать не нанимались. Мы слишком знатные для столь грязной работы.

– Это ты пока так думаешь, Николаша, – ответил ему один из больных с наглухо, как у мумии перевязанным лицом. – Пока твой дядя подле императрицы сидит да медальками бренчит. А на деле-то разница между нами невелика.

– Ты кто такой? – рыкнул на него Голицын и даже сделал пару шагов навстречу, но Антон Кириллович остановил его. – Ты кто, холоп⁈ – не унимался Николай.

– Я Владислав, бывший некогда сыном графа и фаворита небезызвестной нам особы, – усмехнулся перевязанный и откашлялся, – а ныне доблестный защитник Стены.

Николай оторопел, подозреваю, узнавая говорившего.

– Стоит твоему дяде неправильно кувыркнуться в одном месте, и ваша семейка окажется здесь же, как в один совсем не прекрасный момент оказалась моя, – он задумался, а затем хмыкнул. – Вместе будем на демонов ходить, – и после этого засмеялся уже от всей души.

А я услышал в его смехе весьма тревожные нотки. Он, кажется, был на самом прямом пути к безумию.

– Интересно, кто это? – я задал вопрос вслух, но вышло это случайно, однако, нежданно получил ответ на свой вопрос.

– Это Владислав Орлов, сын бывшего фаворита императрицы Екатерины, Григория Орлова, – словно читая со страницы энциклопедии выдал вдруг Артём Муратов. – Григорий, отец Владислава достаточно долго был единственным фаворитом Екатерины Алексеевны, но расчувствовался, ошибся… – Артём помедлил, словно перелистывал страницу, и продолжил: – Взяточничество, коррупция, лоббирование своих интересов в особо крупном размере. Императрице надоело, она разжаловала графа, отобрала титул у рода и сослала всю семью на Стену.

Я буквально физически слышал, как Муратов поставил точку и закончил доклад.

– Это ложь, – Орлов покачал забинтованной головой. – Это всё наглая ложь. Просто мы были маленьким родом, которым можно было помыкать. Когда мы стали неудобны, нас и турнули под зад ногой, сфабриковав дело. Зато императрица получила возможность менять любовников, как перчатки, – и тут вдруг Владислава озарило. – А это не ты ли – предатель, сын предателя Костовича?

– За такие слова казнить бы надо, – с брезгливой миной заявил Толстой, имея в виду слова об императрице. – Как ты жив-то ещё?

– Лучше пусть казнят, чем тут, – огрызнулся на это Орлов.

А я смотрел на Артёма. Тот сжал кулаки, затем несколько раз вдохнул и выдохнул, а потом разжал кулаки.

– Я не предатель! – заявил он так громко, как от него нельзя было ожидать. – И отец мой не предатель! И никуда он не уезжал! Это всё бред! Он не мог уехать из страны, даже не попрощавшись!

– Тебе сколько тогда было? – поинтересовался у Артёма Владислав и даже подошёл на пару шагов. – Двенадцать? Что ты мог понимать о жизни взрослых людей? Они предадут тебя, не моргнув и глазом. Для них даже собственные отпрыски ничего не значат. А твой отец открыл что-то великое и смылся с этим за границу! Вот и весь секрет. А тебя он брать не собирался!

– Ага, именно поэтому там уже столько лет используют эту самую секретную технологию, – с сарказмом произнёс Артём. – Ты просто не знаешь моего отца. Он изобретал действительно великие вещи. Если бы он был за границей, то мы бы услышали о его произведениях. А там как загнивали до его пропажи, так и гниют до сих пор!