Текст книги "Николай Петров (ЛП)"
Автор книги: М. А. Кобб
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)
Я слышу, как Антон говорит обо мне через обшитую панелями стену, и у меня скручивает живот.
Я рада, что Николай подробно рассказал о планах на сегодняшний вечер.
Теперь я просто должна сыграть свою роль.
Расправив свою короткую черную юбку, протягиваю руку Николаю. Его рукопожатие твердое и уверенное, когда выхожу на свет комнаты и слышу, как мужчины, сидящие в кабинете, тихо втягивают воздух.
Отец опускает глаза, когда сморю в его лицо. Что это – отвращение или смущение, которое мелькает на опущенном лице?
Маленькая частичка моего сердца умирает, когда он отказывается встречаться со мной взглядом.
– Кажется, моя дорогая, сегодня решается твое будущее. Ты хочешь выйти замуж за Антона? – голос Николая уверенный, когда он обращается ко мне. Его пальцы сжимают мою ладонь, и он усаживает меня рядом с собой.
– Ни за что на свете, – смотрю на Антона со всем презрением и ненавистью, на которые только способна.
– Что ж, Антон. Тебе следует позвонить своему отцу и сказать, что тебе нужна новая жена, – Николай небрежно прислоняется к своему столу.
Только я стою под таким углом, что вижу, как он медленно открывает верхний ящик.
– Ни хрена! – Антон брызжет слюной. – Контракт подписан. Она моя! – он делает шаг вперед, как будто хочет схватить меня, но двое крупных мужчин, которых Николай держит рядом с собой в качестве телохранителей, тянут его руки в стороны.
Он вырывается из их хватки, пока его лицо не краснеет.
– Это правда, Николай, – мой отец встает. Я никогда раньше не слышала, чтобы он называл Николая иначе, чем «Босс». Его брови нахмурены, когда он смотрит на меня, гнев искажает его черты.
– Ну. Разве это не интересно? – моя рука дрожит, когда Николай смеется. – Видишь ли, Наталья и я, ну, мы поженились этим утром на частной церемонии. Не так ли, маленькая птичка?
От волнения у меня перехватывает дыхание, и я поднимаю руку, чтобы показать кольцо, которое теперь украшает ее.
– Да, папочка, – искренняя улыбка растягивает мои щеки. Я не могу сдержать головокружительное чувство, которое не покидало меня все утро после того, как мы обменялись клятвами.
– Ни за что на свете, – отец пытается подойти ближе, но его останавливает тяжелая рука одного из телохранителей. – Ей не нужен твой старый член, Николай. Она слишком молода для тебя.
– Тем не менее мы нашли способ. И, могу тебя заверить, ей все очень нравится. Какая ирония в том, что твоя дочь бросается в мои объятия, потому что ты чудовище?
Мой муж поворачивает меня к краю стола и отпускает руку, чтобы положить ее на талию.
– Кажется, необходимо небольшое завершение нашего брака, – его слова тихие, но слышны не только мне. – Хочу, чтобы все знали, что ты моя, – шепчет он так, чтобы только я могла его слышать.
Слегка киваю ему. Он предупреждал меня, что до этого может дойти, и, как ни странно, эта мысль не дает мне покоя с тех пор, как он впервые предложил это. Он сказал мне не надевать трусики, чтобы облегчить задачу, но это также дало мне легкий доступ к разрядке нервной энергии, пока я ждала.
– Хорошая девочка, – он прикусывает зубами мое ухо, прежде чем я слышу, как расстегивается молния, а рука мягко толкает меня между плеч, чтобы я наклонилась над его столом.
– Блядь, нет! Она моя! – Антон вырывается из удерживающих его рук телохранителей.
Я закрываю глаза, чувствуя, как твердая эрекция Николая прижимается ко мне и скользит внутрь, заполняя меня своим толстым членом.
Черт, так приятно, когда он врезается в меня.
Пара мужчин, сидящих в кабинете, смеются. Они даже время от времени подбадривают меня, но фразы для меня путаются, поскольку давление в животе нарастает. Мир вокруг нас меркнет, когда его пальцы больно сжимают мои бедра.
Все ближе и ближе я подхожу к краю забвения, когда он входит в меня. Его рука оставляет мое бедро и тянет за волосы, чтобы поднять лицо с того места, где оно покоилось на моих руках, еще один крик наполняет комнату, заставляя мои глаза распахнуться.
Антон вырывается из рук охранников и бросается ко мне, вытянув руки.
Я чувствую, как Николай делает быстрое движение, прежде чем по комнате разносится выстрел, от которого у меня звенит в ушах.
Антон падает поперек стола. Его глаза находятся всего в нескольких сантиметрах от моих и расфокусируются, когда из идеальной круглой дырочки в центре лба начинает сочиться единственная капля крови.
Паника сливается с нарастающим адом в моем животе, и я теряю контроль. Волна экстаза прокатывается по мне, и крик кульминации содрогается с оттенком страха.
Обмякшее тело Антона медленно сползает со стола, когда Николай с хрипом высвобождается и тянет меня за волосы так сильно, что я больше не могу смотреть на жуткую сцену передо собой.
Тишину нарушают аплодисменты. К моим щекам приливает жар. Не могу поверить, что я только что это сделала.
– Теперь возвращайся в нашу спальню и будь готова принять меня. – Николай отстраняется, и я чувствую, как теплая капля спермы стекает по моему правому бедру.
Его пальцы находят вытекающую сперму, и он толкает ее обратно в мою киску.
– Это останется здесь, малышка, – мягко хлопнув меня по заднице, он одергивает мою юбку обратно и отстраняется.
У моего отца на каждой руке по наручнику, которые удерживают его неподвижно. Побелевшие костяшки пальцев сверкают, как маяки, на сжатых кулаках прямо под большими руками мужчин, прижимающих их к полу.
– Гребаная шлюха, – шипит он. – Ты разрушила мою жизнь.
Я не могу устоять.
– Честный обмен за то, что ты пытался сделать с моей, – оглядываюсь на Николая, вижу, как он застегивает молнию, и подмигивает мне.
– Отведите его вниз, – громкий голос мужа наполняет комнату прежде, чем я закрываю за собой дверь.
– Ты не хочешь попрощаться со своим отцом? – Николай кладет мне в рот ложкой кусочек ванильного мороженого.
Покачивая своей задницей у него на коленях в жалкой попытке сменить тему, он смеется и прижимает меня ближе.
– Не волнуйся, я трахну тебя в любом случае. Но я не могу оставить его предательство. Кто знает, на скольких людей из моей организации он оказал влияние. Я должен отправить сообщение, – большой палец проводит под моей губой и вытирает каплю сбежавшего десерта. Когда засовывает его мне в рот, я не могу удержаться от того, чтобы языком не описывать круги вокруг кончика.
Его грудь вибрирует в глубоком стоне.
– Моя сексуальная женушка, мне нравится, что ты делаешь со мной, – я чувствую, как он становится твердым под моими бедрами, и это снова заставляет меня дразняще извиваться. – Хотя мне нужно обеспечить твою безопасность. Важно, чтобы я сказал миру не шутить со мной… – тепло его ладони обхватывает мою челюсть, и он притягивает мое лицо ближе к своему, – …или с моим.
– Спасибо, папочка, что заботишься обо мне, – запуская пальцы в его короткую бороду, я наклоняюсь к нему, и позволяю нашим губам соприкоснуться.
Нет ничего лучше, чем быть испорченной насквозь человеком, который убил бы любого, кто причинил мне зло.
Включая моего отца.
Горькое чувство образуется в животе, когда я решаю пойти и поговорить с ним.
– Ах, вот оно, – мягкие карие глаза изучают мое лицо. – Момент принятия решения. Ты хочешь, чтобы я пошел с тобой?
Звон ложки о миску на время отвлекает меня, когда он подносит к моему рту еще один сочный кусочек.
– Хм. Нет, я думаю, мне нужно сделать это самой.
Может быть, у меня наконец-то хватит смелости задать ему трудные вопросы.
Он опускает ложку в пустую миску и целует меня в висок, прежде чем поднять и осторожно поставить на ноги.
– Хорошо. Иди, пока не передумала. Мне будет легче сделать то, что должен, зная, что ты смогла попрощаться, – когда он встает, то обнимает меня, а губы щекочут мне ухо. – Его судьба решена, любовь моя. Он больше не сможет причинить тебе боль, в его сердце нет места для перемен. Неважно, что он скажет, пытаясь повлиять на тебя.
– Я знаю. Не представляю, что он может сказать, чтобы оправдать продажу меня этому чудовищу, – прикусив нижнюю губу так сильно, что вкус ванили смешался с металлическим привкусом крови, я спускаюсь по холодным мраморным ступеням в северной стороне дома.
Две пары массивных дубовых дверей закрыты так плотно, что при открытии слышится свист воздуха. Держу пари, это сделано для того, чтобы приглушить звуки.
Холодок поселяется у меня в животе, но не из-за мороженого. Сколько людей зашли за эти двери и так и не вышли оттуда живыми? Может, я и выросла в этой темной жизни, но теперь я замужем за человеком, стоящим во главе всего этого.
Как ни странно, это заставляет меня чувствовать себя в большей безопасности. Он пойдет на все, чтобы защитить меня и свою семью. Я обхватываю руками свой живот, звук моих шагов эхом отражается от каменных стен.
Один из телохранителей Николая сидит за тяжелым столом рядом с зарешеченной дверью.
– Босс сказал, что ты придешь. Если он начнет буянить, просто закричи, – в большой руке появляется ключ, когда он встает,
Мой отец выглядит крошечным в своих кандалах. Я когда-то считала его величественным, но теперь он просто хрупкий, старый, побежденный человек.
Его лицо искажается в злобной гримасе, когда он видит меня входящей в маленькую комнату.
– Почему ты здесь?
Цепи сковывают его запястья, когда он пытается скрестить руки на груди. Они с глухим стуком падают обратно на кровать, и он тихо ругается себе под нос.
– Я просто хочу знать, почему ты хотел обменять меня на Антона.
Яркое воспоминание о том, как его безжизненные глаза встретились с моими, вспыхивает в голове, и по телу пробегает дрожь. Его слова навсегда останутся в моей памяти.
– Это было выгодно для меня, – его взгляд застывает в одной точке на потолке, а побелевшие от напряжения пальцы вцепляются в колени.
Гнев закипает в моей груди. Я хочу ударить его, закричать на него, трясти, пока не получу хоть какой-то ответ.
– Я не понимаю! Почему? Неужели я такая отвратительная? Я твоя дочь! – моя нога сама по себе топает от ярости.
– Нет. Ты не моя, – его слова звучат почти шепотом, но их сила пронзает мое сердце, словно пуля.
Все, что я когда-либо знала, рушится вокруг меня. Пустая боль распространяется ледяными завитками, которые смыкаются вокруг горла, лишая меня голоса. Колени подкашиваются, и я опускаюсь на холодный пол, пока беззвучные слезы затуманивают мой взгляд на мужчину передо мной.
Теперь становятся понятны все эти годы его скрытой неприязни. Дистанция, которую он всегда соблюдал, любовь, в существовании которой я себя убеждала, – все это оказалось лишь иллюзией.
– Твоя мать закрутила роман со своим профессором в колледже. Я чуть не выгнал тебя, когда она умерла, но понял, что ты можешь быть полезной, – холодный взгляд скользит по мне, когда он приподнимает бровь. – Ты должна была купить мне билет в новую жизнь. Но вместо этого… – он поднимается на ноги, его руки сжимаются в кулаки и дрожат от напряжения, на звеньях, приковывающих его к стене. – …ты такая же шлюха, как и твоя мать. Растратила мои инвестиции, и это будет стоить мне жизни. Надеюсь, ты счастлива. Я заботился о тебе после ее смерти. Я одевал тебя, кормил, даже нашел тебе новую мать, – его лицо краснеет по мере того, как слова становятся громче, пока он не переходит на крик. – Неблагодарная! Ты у меня в долгу!
Я от неожиданности падаю назад, когда позади меня открывается дверь.
Николай садится на корточки рядом со мной и прижимает меня к своей груди.
– Он причинил тебе боль? – слова мягко звучат у моего уха, когда он берет меня на руки.
Все, что я могу сделать, это покачать головой. Слезы льются так быстро, что ничего не вижу, а горло сжато так сильно, что боюсь задохнуться, если попытаюсь заговорить.
Не говоря больше ни слова, он несет меня обратно в нашу комнату.
Душный июльский вечер соответствует моему настроению. Гнетущая тяжесть шторма давит мне на грудь, а влажный пот выступает на лбу.
Это дерьмовое складское помещение, в котором мы находимся, тоже не добавляет радости.
О'Коннер направил свою лучшую следственную группу на объекты возле доков, чтобы найти это место. Оно принадлежит Юрию Косковичу через подставную компанию, и идеально подходит для нашей маленькой вечеринки сегодня вечером.
Удобно иметь в своем распоряжении все силы полицейского управления Чикаго. Члены спецназа размещены по периметру, чтобы не допустить прибытия кого-либо из людей Юрия без предупреждения.
И все это под видом тренировочных учений.
Передвижные прожекторы заливают переполненный склад желтым светом, освещая расчлененные останки Антона, элегантно прибитые гвоздями к большим деревянным ящикам, которые сложены почти до самого потолка.
Меня даже не волнует, если часть из этого – мой пропавший товар. Это стоит того, зная, что Юрий получит по заслугам за то, что подорвал мою репутацию.
Один из моих телохранителей стоит за креслом, на котором сидит Петр Иванов, его лицо закрыто темным мешком.
Молния сверкает в грязных окнах, освещая толпу моих людей, стоящих у двери. Это урок для них всех.
– Я доверял тебе. Ты был мне как брат, которого я когда-либо знал.
Когда стягиваю мешок с его головы и отступаю, он щурится от слабого света.
– Именно из-за тебя я потерял брата и племянника в твоем стремлении отомстить. И за что? Некоторые из твоих сыновей даже не похожи на тебя. Твоя жена была верна тебе? – Иванов выплевывает эти слова разбитыми губами. Похоже, два дня в камере без еды и воды не ослабили его гнев.
Низкий раскат грома проникает в комнату, заглушая звук моих быстрых шагов.
Из его пересохшего рта вытекает кровь, когда по нему ударяет тяжелое кольцо на тыльной стороне моей ладони. Не издав ни звука, он откидывается на спинку стула.
Осторожно проверяя рану языком, он наклоняется вперед, пронзая меня взглядом.
– Я имел ее раньше тебя, – он сплевывает красную слюну на мои черные оксфордские туфли и одаривает меня кровавой ухмылкой.
Рев вырывается из моей груди, когда хватаю его за рубашку и швыряю на пол. С руками, все еще связанными за спиной, ничто не мешает ему врезаться носом в грязный бетон.
– Ты в последний раз ударил меня в спину! – все мое тело дрожит от ярости, я снимаю с себя пиджак и бросаю его своему охраннику. – Веревка! Привяжите его руки к ящикам!
Мужчины вскакивают со своих мест, чтобы выполнить приказ.
Я покажу им, что никто не сможет предать меня и выжить. Страх и преданность – вот как работает этот бизнес.
Иванов поднимает щеку из багровой лужи, образующейся вокруг сломанного носа. Низкий стон вырывается из него, когда его руки вытягиваются, и он лежит на полу, связанный.
Небольшое облачко мелкой пыли взлетает, когда он пинается ногами в слабой попытке наброситься на одного из проходящих мимо мужчин.
– Ты у меня в долгу, Дэвид! – шипит он. Один налитый кровью глаз следит за тем, как Дэвид пытается поскорее уйти.
Кивнув, я отправляю двоих других мужчин забрать Дэвида.
Я разберусь с ним позже.
Этим утром я с большим терпением следил за тем, чтобы мой нож был настолько острым, насколько это возможно. Заточка лезвия – утраченное искусство. Найти мою серию точильных камней и масло для хонингования становится все труднее.
Интересно, означает ли это, что я должен вложить свой клинок в ножны и уйти в отставку? Возможно, когда один из моих сыновей решит выступить и возглавить Чикаго вместо меня.
А пока я буду следить за остротой своих инструментов. Для особых случаев, как этот.
Сильный дождь барабанит по жестяной крыше здания, создавая негромкий шум на заднем плане.
Тем лучше.
Его тонкая рубашка легко сползает по спине, обнажая бледную кожу с ямочками от возрастных пятен. Она висит на его теле.
– Кто-то прогуливал спортзал, Иванов. Разве я не говорил тебе, что в нашей работе важно сохранять себя в форме?
– Пошел ты на хуй, Петров. Некоторым из нас приходилось работать, пока ты разгуливал.
Мой носок соприкасается с его боком в сильном и быстром ударе. Треск ребра эхом разносится по складу.
Он не сдерживает судорожного стона, хватая ртом воздух.
– Тяжелая работа, Иванов? Я дал тебе все, о чем ты просил. Все, что тебе нужно было делать, – это звонить по телефону и доставлять сообщения. На случай, если ты забыл, я даже снял обвинения, когда ты убил того профессора много лет назад. Помнишь это? Мне пришлось сжечь тот гребаный дом, потому что там было слишком много крови, которую нельзя было отмыть, – кончик моего клинка проходит прямо под обвисшей кожей на задней стороне его плеча. – Там, внутри, была семья, Иванов. Я убил их ради тебя.
Длинным, медленным толчком я прокладываю линию через его спину к другой руке.
Он извивается и скрипит зубами.
– Он заслужил это, – выдыхает он. – Она любила его. Хотя все, что я делал, было ради нее, – его губы растягиваются, когда слеза стекает по грязи на его распухшем носу.
– Нет. Видишь ли, ты поставил меня в очень неприятное положение. Теперь я знаю, кто был тот человек. Ты вынуждаешь меня хранить секрет от единственного человека, от которого я никогда не хочу ничего скрывать, – изменив угол наклона ножа, я начинаю новый разрез с середины первого и следую вдоль его позвоночника. Моя рука поднимается и опускается по каждому выступу его позвонка, как маленькая лодка в океане, когда я провожу лезвием до дрожащей талии.
По мере того как кожа расходятся, вдоль каждой линии образуются темные капли, обнажающие узловатую розовую ткань под ними.
Дыхание Иванова учащается сквозь стиснутые зубы.
– Она будет такой же, просто посмотри. Она не будет счастлива с таким старым ублюдком, как ты.
С каждым движением его рук складки у основания шеи все больше растягиваются.
Стальной край снова впивается в мягкую плоть, чуть выше верхней части бедра, оставляя линию поперек верхней части таза, пересекающуюся с линией, идущей вниз по позвоночнику.
– Видишь ли, Петр. Разница в том, что я люблю свою жену. Я бы никогда не стал приставать к ней, как ты к своей, – оперевшись на пятки, я улучаю момент, чтобы полюбоваться большой буквой «I», которую вырезал на его спине.
Плоской стороной лезвия приподнимаю один из углов возле его шеи, пока не могу хорошенько ухватиться за скользкую кожу. С сильным натягиванием и мягким звуком кожа поддается, обнажая мышцы над ребрами, которые проступают маленькими бледными полосками сквозь более темную плоть.
Его крик наполняет комнату.
Несколько моих людей переминаются с ноги на ногу и отводят взгляды.
– Вот что происходит, когда меня предают, – громко бросаю слова в темноту склада, где только слабый свет ламп освещает Иванова. – В конце концов ты заканчиваешь на полу, как змея, ободранный от кожи и выпотрошенный.
Одним быстрым движением я отрезаю последние мембраны. Вся левая сторона его спины обнажается, блестя остатками жира и тканей, колышущихся на вздымающейся груди.
За этим следует еще один душераздирающий вопль, когда я делаю то же самое с правой стороной, оставляя его спину полностью открытой и изуродованной. Больше не сдерживаясь он сбрасывает маску героя, и крики свободно льются из его разорванного рта.
Мои колени хрустят, когда встаю и разминаю их. Убирая нож обратно в ножны, я направляюсь к своей черной сумке с инструментами.
– О'Коннер? Как там периметр? – спрашиваю у долговязого шефа полиции, который выглядит бледнее обычного, но его челюсть сжата, когда он отвечает.
– Все в порядке, босс. Никого нет, и спецназ не услышал шума, – отвечает он, избегая смотреть на Иванова лежащего на полу. – Мне, э-э, нужно пройтись, проверить все, да?
– Тебе неприятно видеть, что кто-то получает по заслугам? – спокойно спрашиваю, не отводя взгляда, наблюдая за его реакцией.
– Нет, сэр. Это просто, э-э… ну, по-настоящему, босс, – одинокая капелька пота скатывается по его виску.
– Конечно. Еще одна поездка в Канкун на горизонте, шеф? – намекаю я, напоминая ему о подкупе. Я держу его яхту укомплектованной, когда он отдыхает, обеспечивая его всеми любимыми развлечениями – наркотиками и женщинами. Это заставляет его быть верным мне. Так же, как и шантаж.
Он с трудом сглатывает, его кадык заметно дергается.
– Да, босс. Это было бы здорово, – он разворачивается и исчезает под проливным дождем.
Мне не нужно, чтобы он был свидетелем этого, он уже и так у меня под каблуком.
Найти подходящий инструмент для работы несложно. Болторез с красной ручкой занимает значительное место в черной кожаной сумке.
Кожные лоскуты Иванова загибаются по краям от оседающей на них пыли. Сквозь тонкую перепонку просвечивают светлые ребра.
– Знаешь, Петр. Если бы на тебе было немного жира, это было бы сложнее. Я бы не смог так легко разглядеть твои кости.
Выстраивая режущие кромки там, где его нижнее ребро соединяется с позвоночником, я обхватываю тупыми лезвиями болтореза кости и сжимаю длинные ручки вместе.
Глухой щелчок перекликается с рвотными позывами одного из моих людей, который исчезает в ночи.
Иванов кричит, его тело выгибается дугой, с каждым выдохом трясется разрезанное ребро.
– Что ты со мной делаешь? – его ноги дрыгаются в жалкой попытке отбиться от меня.
– Я собираюсь показать всем здесь, насколько черное твое гребаное сердце, – еще одно ребро разрезается легким нажатием на рукоятки. Когда еще два поддаются удерживаемые его позвоночником, из щели начинает выглядывать розовая пена его легких.
Крики становятся пронзительными, а бедра дергаются, когда он пытается уклониться.
– Пожалуйста! Хватит!
– Знаешь, что сказала мне моя первая жена, когда я попытался прикоснуться к ней в первый раз? Она сказала, что была только с одним мужчиной. Она плакала, Петр. Она, блядь, плакала, потому, что ей причинили ей боль. Что он, блядь, изнасиловал ее, – разжимая разорванную грудную клетку, я обхватываю рукой воздушный мешочек, который надувается в моей ладони. Позволяя своей ярости перетечь в хватку, я выдавливаю из него крик.
– Она умоляла «не надо больше, пожалуйста», когда ты держал ее и трахал?
Высвобождая руку из липких объятий его груди, я продолжаю надрезать ему ребра с другой стороны позвоночника.
Кровь пузырится на его губах при каждом хриплом вдохе. Наблюдение за тем, как он задыхается, когда его легкое дрожит в попытках наполниться, приносит мне удовольствие.
Страдай. Я хочу, чтобы тебе было больно.
Лужица застывающей жидкости растет вокруг его тела, когда я обрезаю последние кости. Мой нож легко скользит, разрезая толстое мясо ниже его плеч, как кусок свинины перед приготовлением барбекю.
Оглушительный треск вырывает из него сдавленный стон, когда я укладываю его правой стороной спины плашмя на пол.
Из тени доносятся приглушенные звуки рвоты, но я не поднимаю глаз.
Муки Иванова утихли. Его пальцы слабо зарываются в пыль, смешиваясь с лужей под ним.
Наблюдать за его сердцебиением, заставляющим трепетать опухшую ткань легкого, завораживает. Его рот приоткрывается, и губы начинают приобретать нежно-голубой оттенок, когда бесполезные органы сотрясаются во впадине груди. Больше не привязанные к стенкам его тела, они сворачиваются в пенистые комочки.
– Настоящий удар в спину, не так ли?
Проникая в горячую, влажную впадинку его груди, мои пальцы обхватывают пульсирующее сердце.
Иванов напрягается, все его тело становится совершенно неподвижным, когда взгляд останавливается на мне.
Вырвать сердце из тела сложнее, чем может показаться. Крупные сосуды, к которым оно прикреплено, трудно разорвать, но они легко поддаются моему любимому заточенному ножу.
Стоя рядом с сердцем истекающим кровью человека, которого когда-то называл «другом», я поворачиваюсь обратно к мужчинам, которые окружают меня в полумраке.
– Вот что происходит, когда ты решаешь заключить сделку за моей спиной. Я сниму твою шкуру. Запомните это.
Поворачиваясь обратно к телу Иванова, распростертому словно окровавленными крыльями, я запихиваю сердце ему в рот и смотрю в расфокусированные глаза.
– Гореть тебе в аду, Петр.
