Текст книги "Эмили из Молодого Месяца. Искания"
Автор книги: Люси Монтгомери
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)
II
В первое время казалось, что Потерянный Бриллиант не принес удачи никому в Молодом Месяце. В тот самый вечер, когда он был найден, тетя Элизабет сломала ногу.
Она собиралась навестить заболевшую соседку и, в шали и чепце – чепцы давно вышли из моды даже у пожилых леди, но тетя Элизабет продолжала их носить, – направилась в подвал, чтобы взять баночку черносмородинного джема для больной, споткнулась и упала. Когда ее подняли, оказалось, что у нее сломана нога. Впервые в жизни тетя Элизабет предстала перед печальной необходимостью провести несколько недель в постели.
Конечно, хозяйство в Молодом Месяце и без нее шло заведенным порядком – хотя тетя Элизабет считала, что это совершенно невозможно, – но гораздо сложнее было придумать, как ее развлечь. Тетя Элизабет волновалась и страдала из-за вынужденной праздности, не могла сама много читать, не любила, когда ей читали вслух, была уверена, что все катится в пропасть, и что она останется хромой и никому не нужной до конца своих дней, и что доктор Бернли – старый дурак, и что Лора не сумеет правильно уложить яблоки на хранение, чтобы они не испортились зимой, и что батрак обманет кузена Джимми.
– Тетя Элизабет, не хотите послушать небольшой рассказ, который я дописала сегодня? – спросила Эмили однажды вечером. – Может быть, он вас развлечет.
– Какая-нибудь глупая любовная история? – спросила тетя Элизабет нелюбезно.
– Никакой любви. Чистая комедия.
– Что ж, послушаю. Может быть, время скоротаю.
Эмили прочитала рассказ. Тетя Элизабет ничего не сказала, но на следующий день неуверенно спросила:
– А есть… еще что-нибудь дальше… к тому рассказу, что ты читала вчера вечером?
– Нет.
– Ну, если бы было продолжение, я не отказалась бы послушать. Он вроде как отвлек меня от моих мыслей. И люди в нем показались мне… вроде как… настоящими. Наверное, именно поэтому мне… вроде как… хочется узнать, что было с ними дальше, – заключила тетя Элизабет, словно извиняясь за свою слабость.
– Я напишу для вас еще один рассказ о них, – пообещала Эмили.
Когда новый рассказ был написан и прочитан, тетя Элизабет заметила, что была бы не прочь услышать и третий.
– Эти Апплгаты очень забавны, – сказала она. – Среди моих знакомых были люди, похожие на них. И тот маленький мальчик, Джерри Стоув… Что стало с ним, когда он подрос, бедный ребенок?
III
В тот же вечер у Эмили возник отличный план. Она праздно сидела у окна своей комнаты, довольно уныло глядя на холодные луга и серые холмы, над которыми дул наводящий тоску, пронизывающий ветер. Ей было слышно, как шуршат под его порывами сухие листья возле ограды сада. Упало несколько больших белых снежинок.
В тот день она получила письмо от Илзи. Картина Тедди «Улыбающаяся девушка» произвела настоящую сенсацию на одной из художественных выставок в Монреале и была отобрана для демонстрации в Парижском салоне [53]53
Одна из самых престижных художественных выставок; существует с 1667 г.
[Закрыть].
«Я вернулась с побережья как раз вовремя, чтобы увидеть ее в последний день перед закрытием выставки, – писала Илзи. – И на ней изображена ты, Эмили. Да, ты. Тот старый портрет, который он сделал много лет назад, только завершенный и приукрашенный, ну тот, из-за которого ты так злилась на твою тетю Нэнси, когда она оставила его у себя, помнишь? Так что ты теперь улыбаешься с холста Тедди. Критики наговорили немало всего на своем профессиональном жаргоне о красках, и о технике, и „восприятии“. А один сказал: „Улыбка девушки на этом портрете будет так же знаменита, как улыбка Моны Лизы“. Я сама сто раз видела эту улыбку на твоем лице, Эмили – когда ты смотрела на то незримое, что называла своей вспышкой.Тедди уловил саму душу этой улыбки, не насмешливой, вызывающей улыбки Моны Лизы, но улыбки, которая наводит на мысль о каком-то чудесном, как шепот вечности, секрете, который ты можешь раскрыть нам, если захочешь… Секрете, который сделает каждого счастливым, если только мы услышим его от тебя. Думаю, это обманчивое впечатление: этот секрет известен тебе ничуть не больше, чем всем нам. Но своей улыбкой ты словно намекаешь, что знаешь тайну, и этот намек великолепен. Да, твой Тедди – гений. И доказательство этому – улыбка на портрете. Какое это чувство, Эмили, когда осознаешь, что вдохновила гения? Я отдала бы годы жизни за такой комплимент».
Эмили не совсем понимала, «какое это чувство». Но она, несомненно, была немного сердита на Тедди. Какое право имел он, презревший ее любовь и равнодушно отвергнувший ее дружбу, нарисовать ее лицо, ее душу, ее тайные видения… и выставить на всеобщее обозрение? Конечно, он говорил ей в детстве, что собирается так поступить… и она тогда согласилась. Но с тех пор все изменилось. Все.
Ну, а как же быть с рассказом, продолжения которого так хотела тетя Элизабет – такая же ненасытная, как Оливер Твист [54]54
Оливер Твист – главный герой романа Ч. Диккенса «Приключения Оливера Твиста». Его назвали «ненасытным», так как он, находясь в работном доме, где детей почти не кормили, осмелился попросить вторую порцию каши.
[Закрыть]. Придется написать еще одно продолжение… И вдруг в голову Эмили пришла чудесная идея. Что, если она вместо серии рассказов напишет книгу? Не такую, как «Продавец снов», разумеется. Вернуть былое вдохновение уже невозможно. Но Эмили мгновенно мысленно увидела новую книгу – увидела целиком остроумную искрометную человеческую комедию. Она сбежала вниз к тете Элизабет.
– Тетечка, как вы отнесетесь к тому, что я начну писать для вас книгу об Апплгатах – тех людях, о которых говорится в моем рассказе? Писать только для вас, по главе каждый день.
Тетя Элизабет постаралась скрыть свой живой интерес к этому предложению.
– Что ж, напиши, если хочешь. Я была бы не прочь послушать о них. Только, пожалуйста, не вставляй в свою книгу никого из наших соседей!
Эмили не вставила никого из соседей, да ей это было и не нужно. Персонажи в изобилии рождались в ее воображении, требуя для себя имени и места на страницах ее рукописи. Они смеялись, и смотрели со злостью, и плакали, и танцевали, и даже немного влюблялись. Тетя Элизабет отнеслась к этому терпимо, полагая, что невозможно написать роман без «чуточки любви». Каждый вечер Эмили читала очередную главу. Тетя Лоря и кузен Джимми получили возможность слушать ее вместе с тетей Элизабет. Кузен Джимми был в восторге. Он не сомневался, что это самая замечательная история из всех когда-либо написанных.
– Я снова чувствую себя молодым, когда слушаю тебя, – сказал он.
– Иногда мне хочется смеяться, а иногда плакать, – призналась тетя Лора. – Когда я ложусь спать, мне трудно уснуть: я все думаю, что случится с Апплгатами в следующей главе.
– Неплохо, – признала тетя Элизабет. – Только я хотела бы, чтобы ты вычеркнула то, что там сказано о жирных кухонных полотенцах Глории Апплгат.Миссис Фрост, жена Чарли Фроста из Дерри-Понд, подумает, что ты имеешь в виду ее. У нее полотенца всегда жирные.
– Щепки должны отчего-то загореться, – сказал кузен Джимми. – Глориязабавна в книге, но жить с ней бок о бок было бы невыносимо. Слишком уж она занята спасением человечества. Кто-то должен сказать ей, чтобы она просто почаще читала Библию.
– А мне не нравится Сисси Апплгат, – сказала тетя Лора извиняющимся тоном. – У нее всегда такой высокомерный тон.
– Мелкий умишко, – заметила тетя Элизабет.
– А я терпеть не могу старого Джесси Апплгата! – свирепо воскликнул кузен Джимми. – Человек, который пинает кошку только для того, чтобы дать выход своей злости! Я прошел бы двадцать миль, чтобы дать по физиономии этому старому дьяволу. Но… – добавил кузен Джимми с надеждой, – может быть он скоро умрет.
– Или исправится, – милосердно предположила тетя Лора.
– Нет, нет, Эмили, не давай ему исправиться, – сказал кузен Джимми встревоженно. – Убей его сразу, если это необходимо, но не исправляй его. Зато я хотел бы, чтобы ты изменила цвет глаз Пег Апплгат.Мне не нравятся зеленые глаза… никогда не нравились.
– Но я не могу их изменить. Они зеленые, – запротестовала Эмили.
– Ну, тогда хотя бы бакенбарды Эйбрахама Апплгата, – попросил кузен Джимми. – Мне нравится Эйбрахам.Веселый малый. Неужели он не может обойтись без баков, Эмили?
– Нет, – твердо отвечала она, – не может.
Как они не могут понять? У Эйбрахама былибакенбарды, ему нужныбакенбарды, он твердо намерен их иметь. Онане могла изменить его.
– Самое время вспомнить, что на самом деле эти люди не существуют, – упрекнула всех тетя Элизабет.
Но однажды – Эмили считала это своим величайшим триумфом – тетя Элизабет засмеялась. Ей сделалось так стыдно от этого, что она даже не улыбнулась на протяжении всего последующего чтения.
– Элизабет полагает, что Богу неприятно слышать наш смех, – шепнул кузен Джимми Лоре, прикрыв рот рукой. Если бы Элизабет не лежала в постели со сломанной ногой, Лора улыбнулась бы. Но улыбаться в таких обстоятельствах казалось неуместным.
Кузен Джимми спускался по лестнице, качая головой и бормоча:
– Какона это делает? Как она это делает!Я могу писать стихи, но это!.. Эти люди живые!
Один из персонажей был, по мнению тети Элизабет, даже слишком живым.
– Этот Никлас Апплгатслишком похож на старого Дугласа Курси из Шрузбури, – заметила она. – Я предупреждала тебя, чтобы ты не вставляла в книгу никого из знакомых.
– Да я никогда в жизни не видела Дугласа Курси.
– Все равно это он – как живой. Даже Джимми это заметил. Ты должна его вычеркнуть, Эмили.
Но Эмили упрямо отказалась его «вычеркнуть». Старый Никлас был одним из лучших ее персонажей. К этому времени она уже была очень увлечена своей новой книгой. Теперь творчество никогда не превращалось в тот священный ритуал, каким было создание «Продавца снов», но писала она с удовольствием, забыв на время обо всем, что мучило и угнетало ее. Последняя глава была закончена в тот самый день, когда с ноги тети Элизабет сняли лубки и перенесли ее на кушетку в кухню.
– Ну, твоя история неплохо помогла мне скоротать последние недели, – призналась она. – Но я очень рада, что снова могу приглядывать за хозяйством. Что ты собираешься делать с твоей книгой? Как ты ее назовешь?
– «Мораль розы».
– Совершенно неподходящее название, на мой взгляд. Не знаю, что оно означает… да и никто другой не догадается.
– Неважно. Это название книги.
Тетя Элизабет вздохнула:
– Не знаю, в кого ты такая упрямая, Эмили, – никогда не слушаешь ничьих советов. Зато я точно знаю, что ни один Курси не станет с нами больше разговаривать, после того как ты опубликуешь эту книгу.
– У книги нет никаких шансов появиться в печати, – сказала Эмили мрачно. – Они пришлют ее назад, «прокляв небрежной похвалою» [55]55
Цитата из стихотворения «Послание к доктору Арбатнотту» английского поэта Александра Попа (1688–1744). Ту же мысль высказал задолго до Попа древнеримский философ Фаворин (80–150): снисходительная похвала приносит больше вреда, чем оскорбительная брань и хула.
[Закрыть].
Тетя Элизабет никогда прежде не слышала этого выражения и решила, что Эмили выдумала его сама.
– Эмили, – сказала она сурово, – чтобы я больше не слышала от тебя таких слов. Я знаю, что Илзи способна выругаться, но это последствия ее раннего воспитания. К бедняжке нельзя предъявлять тех требований, которые мы предъявляем к себе. Но Марри из Молодого Месяца никогда не употребляют грубых выражений.
– Это была всего лишь цитата, тетя Элизабет, – сказала Эмили устало.
Она устала… устала… от всего. Приближалось Рождество, и впереди была длинная, тоскливая зима – пустая и бесцельная. Казалось, нет цели, ради которой стоило бы трудиться. Не стоило трудиться даже ради того, чтобы найти издателя для «Морали розы».
IV
И все же она старательно перепечатала рукопись на машинке и отправила в издательство. Рукопись вернули. Эмили послала ее снова… и снова – трижды. Рукопись вернули. Эмили перепечатала ее еще раз – листы были уже сильно помяты – и послала снова. Всю зиму, весну и лето она отправляла ее издателям из составленного заранее списка. Она уже забыла, сколько раз перепечатывала текст. Все это стало чем-то вроде шутки, горькой шутки.
Самым неприятным для Эмили было то, что обитатели Молодого Месяца знали обо всех этих отказах и ей приходилось выносить их сочувствие и негодование. Кузен Джимми так сердился, что после каждого очередного отказа издать этот шедевр целый день не мог есть, и она перестала рассказывать ему о том, кому и когда послала рукопись. Один раз ей даже пришло в голову: не послать роман мисс Ройал, чтобы она пустила в ход свои связи и добилась его опубликования? Но гордость Марри не могла примириться с таким выходом из трудного положения. Наконец осенью, когда рукопись вернулась от последнего в списке издателя, Эмили даже не вскрыла бандероль и с презрением бросила ее в ящик своего письменного стола.
– Вот и конец истории с этой книгой… и конец всем моим мечтам. Я буду использовать чистую оборотную сторону этой бумаги для заметок. А теперь мне лучше вернуться к спокойному существованию поденщика, пишущего только ради заработка.
Во всяком случае, редакторы журналов относились к ее произведениям лучше, чем издатели книг… У них, как с чувством сказал кузен Джимми, явно было больше здравого смысла. В то время как ее книга тщетно искала путь к читателям, журналы все охотнее принимали ее рассказы. Эмили проводила долгие часы за письменным столом и в известной степени наслаждалась своей работой. Но при всем этом сохранялось ощущение поражения. Ей не удалось достичь настоящих высот на «альпийской тропе». Величественный Град Осуществления Надежд [57]57
Город Осуществления Надежд – Небесный Город, к которому отправляется Христиан, герой поэмы «Путешествие пилигрима», написанной в 1678 г. английским религиозным проповедником Джоном Беньяном (1628–1688).
[Закрыть]на вершине был не для нее. Халтура! Вот и все. Заработок, который тетя Элизабет считала возмутительно легким.
Мисс Ройал в своих письмах откровенно говорила Эмили, что та пишет все хуже.
«Вы втягиваетесь в колею, Эмили, – предупреждала она. – Колею самоудовлетворения. Восхищение тети Лоры и кузена Джимми приносит вам вред. Вам следовало бы быть здесь. Мы поддерживали бы вас в форме».
Что, если бы она уехала в Нью-Йорк с мисс Ройал, когда у нее был такой шанс шесть лет назад? Разве не смогла бы она тогда добиться публикации своей книги? Не стал ли роковым для этой рукописи почтовый штемпель острова Принца Эдуарда, маленькой провинции, из которой ничего «доброго выйти не может»? [58]58
См. Библия, Евангелие от Иоанна, гл. 1, стих 46.
[Закрыть]
Возможно! Возможно, мисс Ройал была права. Но какое это имело значение?
Никто не приехал в Блэр-Уотер в то лето. То есть… Тедди Кент не приехал. Илзи снова была в Европе. Дин Прист, похоже, поселился навсегда на берегу Тихого океана. Жизнь в Молодом Месяце шла без перемен – если не считать того, что тетя Элизабет немного хромала, а волосы кузена Джимми внезапно стали белыми – казалось, это произошло за одну ночь. Иногда Эмили вдруг замечала, что кузен Джимми стареет. Они все старели. Тете Элизабет было почти семьдесят. А после ее смерти Молодой Месяц должен был перейти к Эндрю. Уже бывали моменты, когда во время визитов в Молодой Месяц Эндрю примерял на себя роль хозяина. Разумеется, он не собирался сам жить на ферме, но ее следовало поддерживать в хорошем состоянии в ожидании того дня, когда появится возможность ее продать.
– Давно пора срубить те старые ломбардские тополя, – сказал Эндрю однажды дяде Оливеру. – У них ужасно растрепанные верхушки. Ломбардские тополя сейчас уже никто не сажает. А это поле с молодыми елочками нужно будет осушить и вспахать.
– Да и старый сад тоже надо расчистить, – поддержал сына дядя Оливер. – Он больше похож на джунгли, чем на сад. Деревья слишком старые и никуда не годятся. Нужно их все срубить. Джимми и Элизабет ведут хозяйство по старинке и не получают с фермы даже половины того дохода, который можно было бы получить.
Подслушавшая это Эмили стиснула кулачки. Увидеть, как осквернят Молодой Месяц, как срубят ее старые, милые, любимые деревья, как поле, где под молоденькими елочками росла дикая земляника, осушат и тем уничтожат, как сотрут с лица земли задумчивую красоту старого сада, как испортят маленькие лощинки и склоны, хранившие все призрачные радости ее прошлого… Невыносимо!
– Если бы ты вышла замуж за Эндрю, Молодой Месяц был бы твоим, – сказала тетя Элизабет с горечью, когда застала Эмили плачущей и выяснила причину слез.
– Но перемены произошли бы все равно, – сказала Эмили. – Эндрю не стал бы слушать меня. Он считает, что муж в семье главный.
– Тебе скоро исполнится двадцать четыре, – сказала тетя Элизабет. К чему она это сказала?
Глава 19
I
«1 октября, 19
Сегодня после полудня я сидела у окна моей комнаты и писала новый большой рассказ, иногда отвлекаясь, чтобы понаблюдать за парой милых, забавных молоденьких кленов в нижней части сада. Они весь день шептались: склонялись друг к другу и оживленно шуршали листвой несколько мгновений, а потом отшатывались друг от друга и удивленно переглядывались, воздевая руки в комичном ужасе, в который привели обоих взаимные откровения. Любопытно, что за новый скандал грядет в Дереволандии».
II
«10 октября, 19
Сегодня был прелестный вечер. Я поднялась на холм и бродила по нему, пока сумерки, сгустившись, не превратились в осенний вечер с благословляющим землю звездным покоем в вышине. Я была одна, но мне не было одиноко. Королева во дворцах фантазии, я вела разговоры с воображаемыми спутниками и сказала так много эпиграмм, что сама себя приятно удивила».
III
«28 октября, 19
В этот вечер я выходила на одну из моих дальних прогулок по колдовскому, фиолетовому, тенистому миру с его громадными холодными облаками, громоздящимися в желтом небе, с его задумчивыми холмами в молчании заброшенных лесов, с океаном, швыряющим волны на скалистый берег. Весь пейзаж, казалось, ждал,
Он вызвал у меня чувство… ужасного одиночества.
Как я подвержена капризам настроения!
„Непостоянна“, – как говорит тетя Элизабет? „Темпераментна“, – как выражается Эндрю?»
IV
«5 ноября, 19
Какой сегодня у природы ужасный приступ дурного настроения! Позавчера она была не лишена очарования: достойная старая дама в подходящем ей по возрасту коричневом платье с отделкой из меха горностая. Вчера эта дама пыталась молодиться, надевая шарфы голубых дымок и прочие наряды весны. И какая это ободранная и некрасивая старая ведьма сегодня – сплошь лохмотья и морщины! Она сделалась сварливой из-за собственной некрасивости и теперь бесится днем и ночью. Проснувшись вскоре после полуночи, я услышала завывание ветра среди деревьев и увидела текущие по оконному стеклу слезы ярости и злости».
V
«23 ноября, 19
Второй день льет как из ведра. Да и вообще в нынешнем ноябре дождь идет почти каждый день. Сегодня я не получила совсем никаких писем. За окнами унылый мир с промокшими деревьями и грязными полями. Кажется, что сырость и мрак пробрались в мою душу и высосали из меня всю жизнь и энергию.
Я не могла ни читать, ни есть, ни спать, ни писать, ни заниматься чем-либо другим, пока не заставила себя все это делать – но и тогда у меня было такое ощущение, словно мои руки мне не принадлежат, а мозги не подчиняются. Я чувствовала себя тупой, неряшливой, непривлекательной… и даже наскучила самой себе.
Я обомшеюот такого существования!
Ну вот! Поворчала на бумаге – и стало легче. Эта запись в дневнике помогла выбросить что-то неприятное из моего организма. Я знаю, что в жизни каждого человека должны быть несколько дней уныния и подавленности, когда все в мире кажется навсегда потерявшим свою прелесть и аромат. Облака могут появиться на небе даже в самый погожий день, но человек не должен забывать, что даже за самыми темными тучами есть солнце.
Как легко быть философом… на бумаге!
(Вопрос: если, шагая под холодным проливным дождем, вы вспоминаете, что за тучами есть солнце, позволит ли это вам не промокнуть?)
Что ж, – хвала небесам – никогда не бывает двух совершенно одинаковых дней!»
VI
«3 декабря, 19
Сегодня был тревожный, штормовой закат. Он гневно вспыхивал над бледными выбеленными снегом холмами, прорываясь через кроны ломбардских тополей, и темные ели в роще Надменного Джона то и дело огорченно воздевали к небу свои лапы под яростными порывами ветра. Я сидела у моего окна и наблюдала за ними. А внизу, в саду уже было совсем темно, и я лишь неясно видела опавшие листья, которые кружились в зловещем танце на дорожках среди пустых, без цветов, клумб. Бедные мертвые листья… Они казались еще не совсем мертвыми. В них по-прежнему оставалось достаточно жизни, чтобы чувствовать себя беспокойными и одинокими. Они все еще внимали каждому зову переменчивого, давно равнодушного к ним ветра, который просто забавлялся, швыряя их потрепанные остатки. Мне было жаль эти листья, когда я наблюдала за ними в безрадостных, колдовских сумерках. И я сердилась – так нелепо, что мне самой было почти смешно – на ветер, который не желал оставить их в покое. Зачем дразнить их… и меня… этими мимолетными, страстными вздохами и жаждой жизни, которая прошла мимо нас?
Я даже от Илзи давно не получала писем. Она тоже забыла меня».
