Текст книги "И снова декабрь (СИ)"

Автор книги: Людмила Мацкевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

   – И что ты об этом думаешь?

   – О чем? Я что-то пропустил?

  Сергею не хотелось останавливаться, но он сделал это, потому что услышал в интонации соседа нечто, его насторожившее.

   – Ты на самом деле ничего не знаешь? И жена не сказала?

   – Нет, ничего, – подтвердил Сергей. – Да я вчера немного перебрал и спал как убитый, только вот встал.

  Сосед подошел ближе к разделяющему дворы заборчику.

   – Тогда извини за плохую новость, – он участливо посмотрел на Сергея. – У Натки твоей ночью дом сожгли.

   – Сожгли? Дом? Кто? – хрипло произнес он и закашлялся: от такого известия в горле враз пересохло, губы онемели и совсем не слушались.

   – Люди разное говорят, – уклончиво ответил сосед. – Пойду я, дела.

   – Стой! – голос Сергея неожиданно прозвучал слишком громко, и сосед испуганно остановился. – Ната жива?

   – Жива твоя Натка, жива. И соседка, которая у нее ночевала, тоже жива. Мать вот только сгорела, – сосед, уже явно жалея, что затеял этот разговор, засеменил к дому.

   – Так что люди-то говорят? – крикнул вслед Сергей.

   – У них и спроси!

  Сосед махнул рукой и торопливо скрылся за дверью.

   Сергей еще какое-то время постоял, словно над чем-то раздумывая, потом вытащил из кармана ключи и направился к гаражу. Войдя, он, боясь поверить мелькнувшей догадке, дважды внимательно осмотрел свое хозяйство. Канистры, купленной накануне, не было.

   Жена не опустила глаз, когда Сергей вошел на кухню.

   – Ты? – спросил он, еще надеясь услышать то, что опровергнет его догадку.

   – Я, – спокойно подтвердила она.

   – И тюрьмы не боишься?

   – А чего ее бояться? Ты ведь в полицию не пойдешь, заявление не напишешь, не захочешь отправить детей в детский дом.

   – Пойду, – буркнул Сергей, – и детей сам воспитаю.

  Жена в ответ невесело улыбнулась.

   – Ни на что ты не годишься, и на это тоже. Тебя насильно в загс не вели, своими ногами шел. Все эти годы только ныл да о великой любви Натке своей рассказывал, а ведь мог просто взять и уйти к ней. Тоже не ушел. Я вот одного не пойму, зачем ты ей такой никчемный? Вроде бы баба не глупая, а уши развесила.

   Они никогда между собой не говорили на эту тему. Однако он знал, что жена частенько рассказывала соседям о добром сердце своего мужа, который много лет безвозмездно помогал семье любимых учителей. Это его не трогало: считает его сердце золотым – пусть считает. Вот поэтому и неприятно было услышать, что же она думает о нем на самом деле.

   – Спасибо на добром слове, – иронии в голосе Сергея было хоть отбавляй, – только вот зачем я такой никчемный тебе? Убийцей быть, конечно, лучше?

   – Детям ты нужен, Сережа. И даже такой – мне. Где те мужики, которые лучше? А убийцей меня не называй. Все знают, что была старуха не в себе, поэтому и шагнула в огонь сама.

   Сергей в ужасе от признания жены выскочил из дома и почти побежал вниз по улице. Там в одном из последних домов, вплотную примыкающих к уже давно опустевшим полям, жил дед, который пользовался большим уважением у всех пьяниц поселка. Они знали, что самогон дед не только гнал и продавал, но и не отказывал в приюте тем, кто по каким-то причинам хотел ненадолго остаться.

   Только через две недели в минуту внезапного просветления, случившегося ранним утром, Сергей нашел в себе силы выползти на крыльцо. В эту ночь наконец-то выпал снег. Кругом было тихо и спокойно. Не ощущая холода, он долго стоял и смотрел на ровную белую гладь, словно разом скрывшую всю грязь земной грешной жизни.

   Невыразимая грусть вдруг сжала сердце. Стало трудно дышать. Сергей присел на ступеньки крыльца и в голос зарыдал. Испуганный дед пытался было вернуть гостя в дом, но тот сумел вырваться и выбежать за калитку. Без куртки, в грязной и мятой одежде, босиком, похудевший и обросший... В нем трудно было признать человека, еще недавно свято верившего, что есть счастье на земле и что он когда-нибудь обретет его с любимой женщиной. И вот сейчас что-то сильное и властное гнало Сергея прочь от всего живого: ему хотелось одиночества, тишины и покоя. А найти их можно было только там, далеко-далеко, за едва различимой темнеющей полосой старого леса. Он это знал совершенно точно, поэтому и шел торопливо по белому полю, удаляясь от поселка, оставляя неровную цепочку следов на первом нетронутом снегу...

   ***

   Ната очнулась от резкого запаха нашатырного спирта, обвела глазами комнату и поняла, что лежит на кровати в доме соседей. Попыталась было приподняться, но голова опять закружилась.

   – Лежи, лежи, – услышала она знакомый голос.

  Он принадлежал сыну соседки. Виктор был старше Наты лет на десять, служил в полиции и вскоре собирался жениться.

   – Лежи, – повторил он. – Нечего тебе там делать, догорит и без тебя.

   Виктор вышел из комнаты, а Ната откинулась на подушку и закрыла глаза. Одна картина произошедшего сменяла другую. И в каждой огонь пожирал то, что ей было дорого. То, что она уже никогда не увидит. То, что останется жить только в ее памяти. Последние картины были особенно страшны. Вот мать на долю секунды остановилась возле стены огня, вот сделала еще пару шагов и навсегда исчезла, будто перешагнула через невидимую границу, отделявшую жизнь от смерти.

   Ната прислушалась. Огонь по-прежнему гудел, с громким звуком лопался от жара шифер на крыше, слышались голоса людей и гудки машин. Все происходившее казалось каким-то страшным сном.

   – Как ты тут? – услышала она голос вошедшей в комнату матери Виктора.

  Ната с трудом открыла глаза.

   – За какие грехи мне это? – спросила она. – Как дальше жить?

   – Какие такие грехи? Люди говорят, что подожгли дом-то. И имя злодейки называют, только вот никто и ничего не видел. И она тут стоит, глазеет как ни в чем не бывало.

   – О ком это Вы? – голос Наты был усталым и словно неживым. – Это я недоглядела, решила печь протопить, да уголек, видно, выпал.

  Соседка помолчала, обдумывая ее слова, потом неодобрительно покачала головой.

   – Пожалеть, значит, решила? Что же, тебе видней. Уголек так уголек...

  Она перекрестилась на образа и вышла из комнаты, торопясь рассказать собравшимся о «настоящей» причине пожара.

   Наконец-то огонь утих, люди стали расходиться. Ната пролежала в комнате до вечера. Во-первых, ни на что не было сил. Во-вторых, Виктор запретил выходить из дома. Любопытных и просто желающих увидеть погорелицу он целый день не очень вежливо выпроваживал за калитку. Какое-то оцепенение охватило Нату. Отреагировала она лишь на появление своего пса. Виктор привел его в комнату, бросил у кровати коврик, рядом поставил миски с водой и какой-то снедью.

   – Погладь его, что ли, – обратился он к Нате. – Совсем псина от страха обезумела.

   Ната с трудом села на кровати и подозвала пса. Он медленно подошел к хозяйке и обнюхал ее колени. Ната положила руки ему на голову и заглянула в тусклые от старости глаза.

   – Прости, совсем забыла о тебе.

  Она опустилась на пол, обхватила худое и все еще дрожавшее тельце пса и горько заплакала.

   – Вот и славно, поплачьте, может быть, полегчает.

  Виктор вышел и плотно прикрыл за собой дверь.

   Было позднее утро следующего дня, когда Ната вышла из комнаты.

   – Хорошо, что поднялась, – обрадовалась хозяйка, увидев ее хоть и бледной, но явно немного успокоившейся, – скоро Виктор придет, будем обедать.

  Ели молча.

   – Вот что, мать, ты бы оставила нас, поговорить надо, – Виктор отставил чашку, проводил взглядом выходящую из кухни старушку и вопросительно посмотрел на Нату. – Сможешь?

   – Смогу.

   – Ты плохого ничего не подумай: мы всю жизнь рядом прожили, и ты нас хорошо знаешь. Комнатка свободная есть, можешь жить здесь столько, сколько будет нужно. Только речь не о том. Расскажи, что надумала делать дальше, а я постараюсь помочь.

  Ната согласно кивнула головой.

   – Я и сама хотела с тобой поговорить. Ты скоро женишься?

   – Женюсь, – подтвердил удивленный вопросом Виктор. – Почему спрашиваешь?

   – Твоя мать рассказывала, что присматриваешь участок, хочешь строить большой дом. Я не смогу, сам понимаешь, здесь жить, хочу поскорее уехать. Бросать участок тоже не хочу, поэтому оформляй его на себя, я все подпишу.

  Виктор удивленно посмотрел на девушку.

   – С чего вдруг такие подарки? Ты не в себе?

   – В себе, – успокоила его Ната, – но мне без тебя не справиться. Знаю, в нашем поселке ты можешь все или почти все. Помоги мне, хочу уехать как можно скорее.

  Виктор пожал плечами.

   – Выкладывай!

   Ната просила немного: оформить увольнение из школы и получить расчет, восстановить банковскую карту, подать документы на получение нового паспорта, чтобы она могла получить его до отъезда.

   – И еще... Когда будут деньги, попроси свою невесту помочь мне купить кое-какие вещи.

   – Это все? – спросил Виктор, уже прикидывая в уме, что надо сделать в первую очередь.

   – Нет. Сейчас самое главное: организуй похороны мамы. Что-то ведь от нее осталось?

  Виктор коротко кивнул головой: он не хотел вдаваться в подробности.

   – Хорошо. Завтра понедельник, дня за три-четыре, думаю, управлюсь.

   – И я сразу же уеду.

  Ната встала, собираясь выйти из комнаты, но Виктор ее остановил.

   – Погоди. Чуть не забыл... Заявление о поджоге писать будешь?

  На ответ уже не осталось сил. Ната отрицательно покачала головой. Как ни крепилась она, но слезы все же сдержать не смогла.

   – Так я и думал. Что ж, хозяин – барин. Кстати, твоего Сергея на пожаре не было, сегодня тоже не появлялся, – уже выходя из комнаты, услышала она сказанное вслед, но даже не обернулась: все прошлое должно остаться в прошлом.

   Виктор сделал все, что обещал. В среду утром состоялись похороны. Ната, как и хотела, попрощалась с матерью без посторонних глаз. На кладбище было тихо и печально. После поминального обеда, на котором было всего три человека, девушка поблагодарила Виктора и его мать. Последней ее просьбой было устроить поминки для всех соседей.

   – Ты не беспокойся, помянут твою мать, как положено, – пряча в шкатулку оставленные Натой деньги, успокоила ее старушка. – И куда же ты, деточка горемычная, собралась? Где тебя ждут? Кто тебя отсюда гонит?

  Она обняла Нату и заплакала: много лет погибшая в огне соседка была ее лучшей подругой, а терять друзей тяжело всегда.

   В четверг Виктор отвез ее на станцию. Показалась электричка, и он, прощаясь с девушкой, протянул ей руку.

   – Звони, если что, телефон знаешь. Не устроишься там – приезжай. Что-нибудь да придумаем.

  Ната вложила свою ладошку в его большую надежную ладонь, и ее глаза вновь наполнились слезами.

   – Вы для меня столько сделали, никогда не забуду. Спасибо!

  Старушка, услышав слова девушки, опять кинулась ее обнимать. Теперь они плакали уже вдвоем, не обращая внимания на любопытные взгляды стоящих рядом людей.

   Ехать было не так далеко, всего три остановки. Электричка приходила в шесть вечера. До встречи с Егором оставалось каких-то полтора-два часа. Довольно большую сумку Ната поставила на соседнее сидение и приоткрыла ее, чтобы псу было легче дышать. Монотонное постукивание колес, видимо, подействовало на него успокаивающе: он спал. События последних дней отразились и на его здоровье: пес почти все время лежал, а если и вставал, то жался к ногам хозяйки.

   Когда-то подвижный и жизнелюбивый, был он из славной породы дворовой аристократии: маленький, с короткими ножками, с лихо закрученным в колечко хвостом и хитроватой мордочкой. По собачьим меркам он был уже совсем не молод: шерсть не лоснилась так, как прежде, он исхудал и, казалось, давно растратил свои жизненные силы. Но для Наты пес остался единственным напоминанием о прошлой жизни, от которой не осталось даже фотографии. Вот поэтому и ощущала Ната в себе потребность оберегать это беспомощное существо. Она не могла допустить и мысли о расставании со старым другом.

   ***

   В этот день Егору удалось вернуться с работы раньше. Сначала он хотел было поехать к Нате, но потом передумал: необходимо было как можно скорее покончить с одним делом. Все эти дни он ожидал звонка от Наты, но девушка почему-то молчала. Однако беспокоиться не хотелось: мало ли какие причины могли быть.

   Егор в халате вышел из душа и отправился на кухню: хотелось есть. Раздался звонок, и он, гадая, кого же это принесло, отправился открывать дверь. Молодая женщина не вошла, а буквально влетела в квартиру и повисла на его шее.

   – Иду, смотрю – свет горит. Давно не виделись. Я соскучилась. Ты обо мне думал? Скажи! Она торопливо целовала Егора в шею, щеку, успевая при этом задавать вопросы. Ответы, видимо, были не очень-то и нужны. Прохладные руки женщины вскоре оказались под халатом, прошлись по его груди, плечам. Егор торопливо отстранился.

   – Марина, да погоди же ты, погоди...

  Его слова женщину, казалось, совсем не обидели. Она, все так же радостно улыбаясь, сбросила шубку на его руки, скинула коротенькие сапожки и оглядела прихожую.

   – А где мои тапочки? Не могу найти.

   – Иди на кухню, – сказал он, не отвечая на вопрос. – Я переоденусь и приду.

   – Чайник поставить?

   – Не стоит.

   Когда Егор вернулся, то застал гостью сидящей за столом. Она была явно встревожена.

   – Дорогой, что-то случилось?

   И что надо было ответить женщине, с которой встречался довольно долго? Что вообще говорят мужики в подобных случаях? И хотя он о любви или еще каких-то неземных чувствах никогда даже не заикался, ничего не обещал, но все равно чувствовал себя паршиво. Паршиво, потому что такого финала она не заслужила. Паршиво, потому что бездумно пользовался ее расположением, тем самым словно позволяя надеяться на брак в будущем.

   Нет, он был в меру порядочен и добр по отношению к ней: не обижал, по праздникам делал подарки ей и ее маленькому сыну, которого, кстати, никогда не видел. А еще они нередко выбирались куда-нибудь. Она называла это выходом в люди. А еще... Черт возьми, а с какого перепуга он отказался бы от женщины, которая была не против таких отношений? Она не требовала повышенного внимания, с ней он мог быть самим собой, а проведенные вместе вечера и ночи выглядели достаточно приятными и почти семейными, и он этим дорожил.

   Имели, правда, место и встречи с другими. Женщинами милыми, интересными, чаще всего, как и он, не обремененными семьей и точно знающими, чего они ждут друг от друга. Он, как и любой одинокий мужик, не имел привычки отказываться от того, что само плыло в руки. Эти встречи, на самом деле, были достаточно редкими и чаще всего спонтанными, а Егор, кроме того, всегда старался сделать так, чтобы они не имели продолжения. Вот только во всем этом не было никакой любви, а было не пойми что, жизненная суета, одним словом. Об этой скрытой от посторонних глаз стороне мужской жизни бывшая соседка Ариша выражалась еще точнее, называя ее сущим кобелизмом. Наверное, все так и было.

   Марина ждала, и он ответил честно:

   – Дело в том, что я полюбил другую женщину. Сегодня собирался заехать к тебе и сказать об этом.

  Казалось, сначала она не поняла сказанного, но потом ее лицо приняло какое-то страдальческое выражение и вмиг стало постаревшим и от этого непривлекательным. Он отвел глаза.

   – А как же я? – прошептала Марина, стараясь поймать его взгляд.

  Егор же в этот момент внимательно рассматривал свои руки, лежащие на столе, словно это было сейчас самым важным и неотложным делом.

   – Не знаю, – ответил он, наконец. – Прости, но так получилось, и я ничего не могу изменить.

   – Ты оказался такой же скотиной, как все, – голос женщины окреп. – Почти два года! Почти два года ты пользовался мной, а теперь стала не нужна! Такая же скотина...

   – Я тебя не заставлял, да и ты не была против, – перебил ее Егор. – И не трать на меня нервы, я этого, честное слово, не стою: невелика для тебя потеря. Одевайся, вещи я собрал, до дома провожу.

   Из дома вышли вроде бы вместе, но уже порознь. Подошли к машине.

   – Извини, но у меня есть последняя просьба, – женщина остановилась и тронула Егора за рукав. – Давай пройдем до моего дома пешком. Как раньше.

  Он, ничего не ответив, закинул сумку на плечо и, даже не взглянув на спутницу, свернул в нужную сторону. А у него дома в это время зазвонил оставленный на столе телефон. Потом звонок раздался еще раз и, наконец, смолк.

   ***

   Несмотря на то, что была в этом доме лишь один раз, Ната нашла его сразу. Поднялась на нужный этаж и нажала на кнопку звонка. Долго прислушивалась, надеясь услышать за дверью звук шагов, но так ничего и не услышала. Этого, по правде говоря, она не ожидала. Нет, неправда: она предполагала, что Егора может еще не быть дома, но все же надеялась, что этого не случится. Оставалось одно: ждать.

   В сумке зашевелился пес. Ната помогла ему выбраться наружу, но он, увидев незнакомое место, тут же с испугом прижался к ее ногам. Послышался звук открываемой двери, и из соседней квартиры вышел человек. Был он немолод и, кажется, даже не совсем трезв. Вдобавок ко всему, видимо, близорук, потому что заметно щурился, когда внимательно оглядывал Нату.

   – И к кому же это гости пожаловали? – спросил он, перемещая свой взгляд на пса.

   – Я к Егору, но его, кажется, нет дома.

  Девушка была явно расстроена, и это не укрылось от старика.

   – Можете у меня подождать, – предложил он. – Только не знаю, когда они вернутся: ушли не так давно.

   – Ушли? Кто ушли? – переспросила Ната и застыла в ожидании ответа.

   – Как кто? Егор с женой ушли, говорю, недавно. Дожидаться-то будете?

  Пол под ногами неожиданно стал зыбким, расплывчатым желтым пятном закачалась лампочка на потолке, и Нате пришлось ухватиться за перила, чтобы не упасть. Старик ждал ответа, и ей не оставалось ничего иного, как попытаться взять себя в руки.

   Если судьба решила добить кого-то, то сделает это обязательно. У нее нет жалости, у нее нет и крошки элементарного сострадания к людям, она словно заточена на достижение поставленной цели любой ценой. Ната как-то читала о человеке, который попал в аварию и лишь по счастливой случайности остался жив. Однако это не помешало ему, шумно и весело отпраздновавшему свое чудесное спасение, вскоре попасть под машину.

   Все последнее время она не переставала думать о том, как жить дальше. И в ее планах Егор играл далеко не последнюю роль. Правда, думая о предстоящей с ним встрече, она несколько раз ловила себя на мысли, что боится ее. Ей казалось, что не бывает счастливого конца у таких вот историй, в которых чувства вспыхивают как спички. Логично было бы предположить, что они так же быстро гаснут. И все же она решилась довериться человеку, которой так неожиданно вошел в ее жизнь и подарил надежду на счастье. И ей этого хотелось, хотелось, хотелось... Действительность же оказалась куда как страшнее, поэтому единственным желанием Наты в ту минуту было желание очутиться где-нибудь подальше от Егора, его жены, пьяненького старичка, от всех...

   – Нет, нет, спасибо! Зайду как-нибудь в другой раз, – пробормотала она, подхватила сумку, пса и сбежала с лестницы.

   На улице стало еще холоднее, она почувствовала это сразу. Силы окончательно иссякли, хотелось присесть и перевести дух, а еще лучше – прилечь. Стоило, наверно, подумать о ночлеге. Искать надо было недорогую гостиницу, потому что кое-какие деньги у нее хоть и были, но неизвестно, когда она снова начнет работать, да и съемное жилье, наверно, стоит недешево. Дом Егора стоял довольно далеко от оживленной улицы, на которую ей надо было выйти, и она, вздохнув, побрела в нужную сторону.

   Редкие прохожие торопились в свои теплые квартиры, и Ната подумала, что они даже не понимают, как счастливы, имея такую возможность. Она ее не имела. Она не имела ничего. Обиды на Егора, как ни странно, тоже не ощущала. Наоборот, была благодарна ему за несколько часов счастья. Это было лучшее, что могло случиться в ее серой унылой жизни. И хорошо, что все окончилось так быстро: чувства, замешанные на обмане, – жалкое зрелище.

   Возле одного из домов Ната увидела двоих. Они, видимо, никак не могли распрощаться, стояли, взявшись за руки, и целовались. От напряжения последних дней у Наты кружилась голова, идти становилось все труднее. Она очень боялась упасть, а потом не найти силы подняться. Решение возникло неожиданно, и она вдруг осознала, что иного выхода просто нет. Следовало лишь подойти к этим счастливчикам и попросить телефон, чтобы позвонить. Вот тогда и окончится весь кошмар сегодняшнего дня.

   Он ответил сразу же.

   – Костя, – произнесла Ната, боясь заплакать. – Костя, я в городе, и мне некуда идти.

   – Где ты?

   – Не знаю, где-то недалеко.

  Девушка, прислушивавшаяся к разговору, назвала адрес, и Ната послушно его повторила.

   – Стой там. Я сейчас.

   – Костя, я не одна.

   – Стой, где стоишь. Я быстро.

  Он на самом деле приехал очень быстро.

   ***

   Егор вернулся домой, поужинал, попытался было пораньше лечь спать, но заснуть так и не смог, поймав себя на том, что все время возвращается мыслями к Нате, придумывая очередную причину, по которой она не смогла позвонить целых пять дней. Беспокойства прибавило и то, что, вспомнив о телефоне и ставя его на подзарядку, увидел два пропущенных звонка с незнакомого номера. На часах было почти двенадцать, но он все же решил перезвонить. Ответивший ему человек, по-видимому, уже спал, поэтому долго не мог понять, кто звонит и чего от него хочет. Потом все же вспомнил, что давал свой телефон девушке, сидевшей рядом с ним в электричке.

   Он отключился. А Егор почувствовал какую-то неясную тревогу, попытался было успокоиться, но получалось плохо. Вот поэтому спустя какое-то время и решился на второй звонок.

   – Извини, друг! – покаянным голосом произнес он. – Извини. Скажи, как выглядела эта девушка?

  На вежливый ответ Егор даже не рассчитывал и, как оказалось, не ошибся.

   – Какого черта ты звонишь ночью? Как выглядела? А я на нее смотрел? Какая-то заторможенная с собакой. И не звони больше! Найду – урою!

   На часах не было и шести, когда Егор выехал из города, кляня себя, что не сделал этого раньше. То, что он увидел на месте дома Наты, повергло его в шок. Он никак не мог сообразить, что надо сделать ему сейчас, в эту самую минуту, но то, что сделать что-то было необходимо, осознавал.

   Калитка соседнего дома открылась, из нее вышел человек в форме и, заметив Егора, направился к нему.

   – Ты кто? – он внимательно оглядел незнакомца и удостоверился, что никогда ранее его здесь не видел.

   – Что с Натой? – еле шевеля непослушными губами, спросил Егор.

   – Жива. Мать только погибла.

   – Когда это случилось?

   – В субботу.

   – Ната где?

  Человеку в форме, видимо, уже наскучил этот разговор, поэтому он ответил на все предполагаемые вопросы сразу:

   – Уехала. Куда? Не знаю, но вижу, что не к тебе.

   Человек ушел, а Егор побрел к своей машине. Руки дрожали, и он понятия не имел, как успокоить навалившуюся на него тоску и унять боль в груди. Сейчас он был абсолютно убежден, что ехала она к нему и звонила тоже она. Только вот что случилось потом? Где ее искать?

   Егор не знал, сколько времени он просидел вот так, бездумно глядя на черные обугленные остатки того, что Ната когда-то считала своим домом. Уехал лишь, когда к машине подошел все тот же человек в форме и, увидев бледное лицо Быстрова, уже голосом, полным сочувствия, произнес:

   – Ехал бы ты, мужик, отсюда. Без тебя тошно. Не вернется она.

  Егор молча завел машину.

   На работу он так и не вышел. Позвонил начальству, сообщил, что заболел, попросил дать неделю без содержания, потом дошел до ближайшего киоска, купил телефонный справочник и стал обзванивать морги и больницы. К вечеру ему стало совсем плохо: болела и кружилась голова, стучало, словно готовясь выскочить из груди, сердце, дрожали руки. Никаких лекарств дома не было: Егор болел очень редко. Пришлось идти к соседу за помощью.

   Дед, как всегда немного пьяненький и поэтому довольный жизнью, был дома.

   – Помоги, а? – протягивая деньги, попросил его Быстров. – Дойди до аптеки, купи каких-нибудь таблеток, а то до утра не доживу.

   – Да что случилось-то? -всполошился старик. – На тебе лица нет.

   – Лицо есть, – успокоил его Егор, – только вот голова болит, и сердце стучит, как паровоз.

  Дед сунул в карман взятые у Егора деньги и стал торопливо одеваться.

   – Слушай, сосед, – проговорил он, с трудом втискивая распухшие ноги в старые разношенные ботинки, – чуть не забыл: к тебе тут вчера дама с собачкой приходила. Я сказал, что вы с женой только что ушли, предлагал у себя посидеть и подождать, а она не согласилась.

   – Что? – переспросил ошеломленный услышанным Егор. – Девушка приходила, а ты сказал, что я с женой... С какой, черт тебя возьми, женой? Нет у меня никакой жены!

   – Ну как же, – забеспокоился старик, – я ведь спрашивал, и чего ты все с одной да с одной ходишь, может, женился? А ты сказал, что пусть побудет женой, если есть охота.

   На известие о том, что Ната была здесь, голова откликнулась такой болью, словно на самом деле готова была взорваться. Егор застонал и сжал виски руками.

   – Слушай, дед, исчезни и никогда не попадайся мне на глаза, а то я не знаю, что с тобой сделаю!

   – А деньги как же? – простонал старик, глядя на закрывшуюся за Егором дверь, но тут же и успокоился, решив, что деньги – это всего лишь небольшая компенсация за неприятный, да еще и с угрозой физической расправы, разговор. В эти минуты его измочаленные непростой жизнью нервы так настойчиво потребовали успокоительного, что старик, не раздумывая больше ни минуты, решительно нахлобучил на голову шапку и торопливо засеменил в ближайший магазин.

   Дни шли. Егор продолжал звонить в разные справочные, еще раз съездил в поселок, но ничего нового так и не узнал: Ната исчезла. Спал он плохо и мало, после работы чаще всего лежал, смотрел в темное окно и думал. Сейчас Быстров прекрасно понимал желание своей бывшей жены быть рядом с человеком любимым и любящим. И не стоит ей вновь начинать разговор о том, чтобы сойтись: ничего хорошего из этого не получится сейчас, как не получилось когда-то. Единственную женщину, с которой Егор мог почувствовать себя счастливым, звали Натой, и он все еще надеялся ее найти.

   Часто по вечерам, сидя в одиночестве, Егор думал о том, что пора бы ему хоть немного успокоиться и чем-нибудь занять руки и голову. И правда, было несколько дел, которые Быстров считал неотложными. Вот только мысли мыслями и остались: взяться за что-либо он так и не смог. Приготовленные для переезда коробки с вещами были сдвинуты в угол комнаты, под столом лежала кипа ненужных газет и журналов. Все это терпеливо дожидалось своего часа.

   Иногда Егор брал в руки фотографию Татьяны Петровны, которую принес из ее дома, и долго рассматривал, жалея, что не может поговорить с доброй приятельницей. Он бы ей все рассказал, а она бы все поняла правильно, и уже от одного этого на душе стало бы легче. Но, увы, Татьяна Петровна была отсюда далеко.

   ***

   Как бы ни хотелось Константину обо всем расспросить Нату, но увидев ее, замерзшую, бледную и совершенно обессиленную, не решился это сделать. Дома он указал девушке на свободную комнату.

   – Располагайтесь здесь.

  Еще в машине она сказала, что ее дом сгорел, что возвращаться в поселок не может и не хочет, думала остановиться здесь, в городе, у одного человека, но это оказалось невозможным. Просила приютить на ночь.

   – Конечно, – пробормотал пораженный ее рассказом Костя. – Без проблем.

   Ни от горячей ванны, ни от предложенного чая гостья не отказалась. Со всем, что говорил Костя, соглашалась молча, и это его беспокоило. Нашелся коврик и для пса. Теперь этот товарищ по несчастью лежал возле кровати Наты и казался таким же безучастным ко всему происходящему, как и хозяйка.

   Промаявшись какое-то время в одиночестве, Костя решился постучать в комнату, где обосновались гости.

   – Я не сплю, – тут же откликнулась Ната, – зайди.

   – Только на минутку. Хотел узнать, согрелась ли ты.

   – Не очень, – честно призналась она, – но это, наверно, от нервов.

  Костя тут же принес еще один плед и укрыл им девушку, а потом в нерешительности остановился, не зная, что еще мог бы сделать.

   – Посиди немного, я хотела бы объяснить...

   – Может, потом, если тебе трудно, – тут же перебил он, но все же сел на краешек постели.

   – Спасибо, что приютил. Понимаю: у тебя своя жизнь, а тут посторонний человек со своими проблемами на голову свалился, – он нахмурился, но перебивать не стал. – Я завтра же уйду.

   – Есть куда?

   – Неважно, разберусь. Еще раз спасибо.

   – Пожалуйста, – вздохнув, произнес он. – Как ты думаешь, что мне сейчас хочется сделать больше всего?

   – Не знаю, – ее ресницы дрогнули.

  Косте показалось, что девушка вот-вот заплачет, но остановиться не захотел.

   – Взять тебя за плечи и хорошенько потрясти. Так потрясти, чтобы глупые мысли из твоей головы выскочили. Во-первых, я очень зол, что ты не обратилась ко мне за помощью сразу. Все-таки не первый день друг друга знаем. Во-вторых, рад, что ты все же здесь. В-третьих, ты останешься в моем доме до тех пор, пока окончательно не придешь в себя, и лишь потом мы поговорим обо всем остальном. И последнее. Ты знаешь, как я отношусь к тебе, поэтому не обижай меня больше своим недоверием, а я тебя не обижу никогда и ничем. Обещаешь?

  Она не стала отвечать, а лишь вытащила из-под одеяла руку и положила поверх его руки.

   – Вот и хорошо, вот и договорились. Отдыхай, – пробормотал Костя и вышел, хотя делать ему этого совершенно не хотелось.

   В первую же ночь он был разбужен криком Наты, а когда буквально влетел в ее комнату, то застал девушку сидящей в кровати с мокрым от слез лицом.

   – Прости, – едва слышно проговорила она дрожащим голосом, – прости, что разбудила. Мама приснилась. Она сгорела заживо.

  Костя сел рядом и обнял девушку.

   – Поверь, мне очень жаль, что тебе пришлось столько пережить, – он знал, что Ната жила с матерью, но боялся спросить сам, что с ней стало после пожара. – Хочешь, я завтра приглашу знакомого врача? Он что-нибудь успокоительное выпишет.

   – Нет, никого не хочу видеть.

   – И не надо, – тут же легко согласился Костя. – Сам схожу и поговорю с ним.

  Он провел руками по волосам Наты. Они были мягкими и послушными под его пальцами.

   – Успокоилась? А теперь ложись. Завтра, обещаю, будешь спать, как младенец.

   Лекарства она послушно принимала. Костя за этим внимательно следил. Кричать по ночам перестала, но он все равно чувствовал, что она все еще плохо спит и часто плачет. Он тоже стал засыпать с трудом, постоянно думал о девушке и часто гасил в себе желание зайти к ней в комнату, чтобы успокоить. Вот только позволить себе этого не мог: боялся, что не так будет понят. Но поговорить было все же надо, и однажды утром он решился.