Текст книги "Ягоды бабьего лета"

Автор книги: Людмила Толмачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

Когда я увидела тебя по телевизору, первой мыслью было: слава Богу, он жив! Именно об этом я мечтала все эти семь месяцев после твоего исчезновения. А потом возникло непреодолимое желание увидеть, пожалеть, приласкать, прижать к себе, как малое неразумное дитя, обиженное злыми людьми. Но реальная жизнь не терпит излишних эмоций – это не театр и не кино. Мы встретились, и все было, как было. Ты это помнишь. В те дни в интернате я пережила многое – от унижений и разочарований до едва сдерживаемого порыва поцеловать тебя, раствориться в тебе, улететь с тобой в «горние выси» чувственного блаженства.

Да, я любила тебя. Любила всегда, даже в горькие моменты предательства и лжи. Вряд ли твои чувства были такими же. Из двоих один всегда любит сильнее. Но это не упрек. Это данность, и тут ничего не поделаешь. Я никогда не была одинокой с того момента, как встретила тебя. Даже в минуты отчаяния и депрессии я знала, что ты есть. Я говорила с тобой, сидя в пустой квартире, я продолжала советоваться с тобой, выбирая в магазине домашний халат… Нет, это не сумасшествие. Ты – часть меня. Духовно и органически, всеми клетками ты пророс во мне так прочно, что изъять тебя невозможно. Не делать же операцию! В последние дни я потеряла надежду. Ты это видел в парке. Со мной случилась истерика. Я испугалась, что ты никогда не вспомнишь меня. Особенно обидно, если не вспомнишь меня молодой, наивной девочкой, тающей от твоих прикосновений, внимающей каждому твоему слову и верящей тебе безоглядно. А как ты читал стихи! Тютчев, Волошин… Благодаря тебе, я – филолог по образованию! – научилась слышать волшебную мелодию поэзии, понимать ее сокровенный смысл. Может быть, оттого, что ты читал эти стихи в осеннем парке, я по-иному воспринимала и природу, и поэзию. Благодарю тебя за это, хотя и несколько запоздало.

Нет, без упреков не обойтись! Иначе получается чересчур умильно. Помнишь, как ты в столовой говорил о двух своих жизнях? Ты дважды забыл меня, и от этого скорбит душа. Первый раз это было в той жизни, второй – в этой. Не слишком ли много для меня одной? Другая бы не простила и одного раза. Ладно. Высказалась, и вроде легче. Теперь я подошла к главному. Я хочу предоставить тебе еще один шанс. Впрочем, это шанс и для меня. В молодости у нас была одна «мечта-идея». Живя в общежитии, мы на все лады строили планы похода в одно очень живописное место – с палаткой, котелком и прочей амуницией. Разработали маршрут, купили все необходимое, но жизнь все повернула по-своему. Так наша мечта и не сбылась. Об этом знаем лишь мы с тобой. Поэтому бесполезно расспрашивать сына и бабушку. Я буду ждать тебя ТАМ в течение двух дней. Ты найдешь меня или на берегу, или в гостинице. Если нам не суждено встретиться, вечером второго дня я вернусь на электричке домой. Письмо тебе передадут Аня с Линой сегодня, около четырех часов. В это время я буду в поезде. Все. До встречи. Л.

Люба перечитала письмо, исправила ошибки и вложила его в конверт. На конверте сделала надпись: «И. Чащину, лично».

Люба устроилась в одноместном номере со всеми удобствами. Деньги у нее были – их дал Владислав «на лекарства», как она попросила, – поэтому не стала скупиться и стеснять себя ненужным соседством. Сейчас ей было не до праздных разговоров о погоде и местных достопримечательностях. Утром, тщательно наведя макияж и уложив волосы, она пошла в кафе позавтракать. По дороге предупредила администратора, что, по всей вероятности, муж немного опоздает, так что, если появится в ее отсутствие, пусть знает – она здесь. Администратор, миловидная шатенка лет тридцати, понимающе улыбнулась и пообещала все сделать.

Люба сидела в небольшом кафе и задумчиво потягивала кофе из маленькой чашки. Ее приятно удивил – реклама не обманула – хорошо поставленный сервис. Без сучка и задоринки, мягко и ненавязчиво ее обслужили и оставили в одиночестве. Но на душе скребли кошки. Зачем она придумала такой хитроумный план? Только ли для того, чтобы попробовать восстановить его память? «Я, как профессор Насонов, сделала Игоря подопытным кроликом, – безжалостно разоблачала она себя. – Мало того, я преследую свои корыстные цели». На нее навалились непонятная тоска и усталость. Она уныло смотрела в окно на блеклый пейзаж поздней осени. Уже ударили первые морозы, но снега по-прежнему не было. Стояла редкая для осени погода, сухая, морозная, солнечная. Трава на лужайках поникла, поблескивая подтаявшим на солнце инеем. Красновато-коричневые ветки берез чуть колыхались от ветра, прилетающего сюда с реки, уже ослабевшего, растратившего на своем пути силу.

От скуки она принялась рассматривать сидящих за столиками. Справа сидела семья: муж, жена и дочка лет шести. Девочка была модно подстрижена и одета в бирюзовый комбинезон с ярко-желтой шерстяной кофточкой. «Надо Анютке тоже что-нибудь яркое прикупить», – подумала Люба. Она посмотрела влево и наткнулась на внимательный взгляд седого мужчины в сером твидовом пиджаке и черной водолазке. Заметив ее спокойный и равнодушный взгляд, он опустил глаза в свою кофейную чашку.

«Надо позвонить маме, узнать, как там они», – встрепенулась Люба. Она достала из сумочки, лежащей на столе, сотовый телефон, нажала кнопки:

– Але, мама? Как у вас дела? У меня все хорошо. Анюта еще спит? Встала? Нет, нет. Все нормально. Я же говорила тебе: следователь снова вызывает всех свидетелей. У них нет выходных. Да. Мама, позови Аню. Хорошо. Буду звонить. Да, принимаю, конечно. Все, которые прописал врач. Прекрасно себя чувствую. Дышу воздухом. Гуляю. Ладно. Где Аня? Анюта? Здравствуй, доченька!

Она и сама не могла понять, как у нее вырвалось «доченька». Но это прозвучало так естественно, что девочка восприняла это обращение как само собой разумеющееся. Ее голосок переливался колокольчиком, то звенел, то переходил на нежные грудные нотки. Люба слушала, а внутри все пело. И куда только подевалась скука? Аня пересказывала ей свои впечатления о фильме. Но самое главное она приберегла напоследок:

– Знаешь (они договорились, что будут на «ты»), а мне один мальчик купил мороженое. Пломбир. Я его ела-ела, а оно тает и тает. Пришлось Лине дать, чтобы с другого боку слизывала, а то бы все джинсы испачкала…

– А как его зовут, этого мальчика? – как можно осторожнее спросила Люба.

– А! Димка Гусаков. Они с Данилом Берсеневым сидели за нами и всю дорогу прикалывались.

– Они что, не давали вам смотреть кино?

– Да нет! Просто они очень реагировали на всякие улетные спецэффекты.

– Понятно. Ты сегодня чем думаешь заняться?

– Я пообещала Лине связать шарф к ее шапочке. А то она ходит в каком-то ошейнике.

– Аня, а письмо вы в каком часу отдали Игорю Алексеевичу?

– В начале пятого. А что?

– Нет, ничего. Ну ладно, мы с тобой наговорили на целую кучу денег.

– Ой, я забыла!

– Ну все, пока. Вечером я еще позвоню.

– Пока. Целую.

Люба отключила аппарат, а в голове долго еще музыкой звучало: «Пока. Целую».

Люба шла по-над берегом Оки. Серое, с темно-синим, холодным отливом полотно реки было подернуто мелкой рябью. То пологий, то вздымавшийся небольшими холмами берег плавно повторял все ее изгибы. У самой кромки, где было совсем мелко, блестел тонкий ледок, сквозь который торчали стебли травы. В небольших заводях лед был более крепкий, и Люба, спустившись вниз к одной из них, попробовала ногой его крепость, а потом шагнула, чтобы сломить три стебля камыша, манящего к себе коричневым бархатом соцветий. Румяная от холода, она шла по узкой тропинке, что вилась в гору между редким кустарником, как вдруг услышала откуда-то сбоку:

– Не слишком ли легко вы одеты для такой погоды? Синоптики снег обещают.

Люба вздрогнула, повернулась и увидела седого мужчину из кафе. Откуда он взялся? Словно из-под земли материализовался.

– Я вас напугал? Покорнейше прошу меня извинить, – сказал он и сделал шаг в ее сторону.

– Да нет, ничего, – пробормотала Люба и быстро зашагала дальше по тропке.

– И все же вы напуганы, – услышала она за спиной.

Люба резко остановилась и неприязненно спросила:

– Что вам от меня нужно?

Мужчина остановился, поднял руки и с дружелюбной улыбкой ответил:

– Все-все! Ухожу обратно к реке. Не дай бог, подумаете, что перед вами маньяк. Встретимся в гостинице. Всего доброго! – Он повернулся и пошел в противоположную сторону, к реке.

Люба хмыкнула и поспешила на открытую вершину холма.

«Вот ведь влипла, ненормальная! Сейчас не сезон. Народу здесь мало. Хоть закричись – никто не услышит», – ругала она себя, почти бегом взбираясь по петляющей тропинке.

Она совсем задохнулась, когда оказалась наконец на гребне холма. Здесь было безопасно. До ближайших построек рукой подать, да и место вокруг открытое, не заросшее кустарником. Сердце стучало сильно, но ровно. Люба остановилась, чтобы отдышаться. Она окинула взглядом просторную панораму, что расстилалась внизу, и не удержалась от восторга: «Ширь-то какая! И это только маленький кусочек страны. Хоть и не до того мне сейчас – бегу сломя голову от этого типа, словно напуганная лань, но все же не могу отказаться от ходульных слов: как велика и прекрасна ты, моя родина, как я люблю тебя!»

Вечером она сидела за тем же столиком, когда в зал вошел «твидовый» незнакомец, огляделся и прошел прямо к ней.

– Еще раз прошу прощения за инцидент на тропинке. Вы не сердитесь на меня?

– Я не придала этому такого большого значения, – язвительно ответила Люба, поднимая ко рту чашку с чаем.

– Можно мне присесть за ваш столик?

– Пожалуйста, – пожала она плечами.

– Не знаю, как вы, а я продрог у реки до костей. Неужели вам было не холодно? – спросил мужчина, усевшись напротив.

– Нет. У меня пальто из этой… не помню… не то ирландской козы, не то австралийской ламы…

– Да, разброс в географии довольно большой, – усмехнулся мужчина.

– Скорей всего, из греческой тонкорунной овцы, – продолжала расширять географию Люба.

– Тогда я спокоен за вас. Тонкорунные овцы, должно быть, очень теплые.

– Ну, не сами овцы, конечно. А их шерсть, – поправилась Люба.

– Валерий Аркадьевич, – представился мужчина, чуть привстав.

– Любовь Антоновна.

– Очень приятно. Вы, наверняка, тоже больны Поленовым, как и остальная публика, что собирается здесь?

– Нет. Им болен мой муж.

– Тогда почему вы гуляете одна?

– Он еще не подъехал.

– Понятно.

К нему подошла официантка, и Люба, воспользовавшись моментом, поднялась из-за стола:

– Всего доброго, – сказала она и пошла к выходу.

В номере она села в кресло и включила телевизор. Уставившись невидящими глазами на экран, она размышляла: «Вся моя жизнь была ожиданием этой встречи с ним. Я это здесь поняла. Если он не приедет, значит, все напрасно: и мое ожидание счастья, и моя жизнь. Я оглядываюсь назад без упрека, ни о чем не жалея. Но если нам не суждено пройти остальной путь вместе, я умру. Мне незачем жить. Господи! Что я говорю?! А дочь? Разве Анюта виновата, что мне приспичило умирать из-за несчастной любви? Нет, так нельзя! Надо жить. Во что бы то ни стало. Вопреки всему. Ведь я уже почти научилась жить без него. А тут вдруг вбила себе в голову, что можно все повторить. Нет, дважды в одну реку не войдешь. Давно, кажется, пора повзрослеть и перестать строить замки на песке».

Утром, после завтрака, она вновь пошла к реке. Когда начала спускаться с холма, увидела впереди себя Валерия Аркадьевича. Он шел медленно, видимо, боясь запнуться и упасть, так как внимание его было полностью сосредоточено на великолепных далях, открывавшихся взору со склона холма. У его подножия, внизу, такого обзора не было, там шли вперемежку березовые и ольховые куртины, а у самого берега густой тальник и ивы скрывали вид на реку. Чтобы выйти к ней, надо было двигаться все по той же узкой тропке или продираться сквозь колючий кустарник, рискуя порвать одежду или оступиться в незамерзший бочаг.

Люба замедлила шаг, почти остановилась. Ей не хотелось сейчас ни с кем разговаривать. Эти досужие разговоры нарушали внутреннюю гармонию, уводили от мыслей об Игоре, заставляли тратить душевные силы, так как в отличие от многих она говорила с людьми искренне, стараясь соответствовать интересам собеседника. Именно эта черта и привлекает любителей поговорить, не важно о чем, лишь бы нашелся внимательный слушатель.

Вдруг Валерий Аркадьевич оглянулся. Увидев Любу, расплылся в благодушной улыбке:

– Доброе утро, Любовь Антоновна! Сегодня серый день, но ваше лицо озаряет окрестности не хуже солнышка.

– Здравствуйте. В отличие от вас мое настроение не идет вразрез с погодой.

– Отчего, позвольте узнать? Плохо спалось? Головная боль?

– Да, что-то в этом роде.

– Жаль. А я хотел побеседовать о Поленове.

– Но вы можете просто говорить, а я послушаю.

– Ну-у, это не интересно. Я и так начитался этих лекций за свою жизнь дай Бог каждому.

– Вы лектор?

– По распространению знаний? Ха-ха-ха! Типа: есть ли жизнь на Марсе?

– Вы преподаете, – поправилась Люба.

– На этот раз в точку. Курс искусствоведения в Суриковском.

– О-о! Да с вами страшно не только об искусстве говорить, но и вообще рот раскрывать.

– Да бросьте, милая Любовь Антоновна! Я такой же человек, как и все. Природа на нас воздействует примерно в одинаковой степени, независимо от того, кто мы – академики или повара.

– Но выразить в словах это может не каждый.

– Вы знаете, чем дольше живу, тем больше мне хочется простоты, безыскусности. Во всем: одежде, еде, словах…

– То-то, я смотрю, балуетесь по утрам натуральным кофе и пышными булками с кремом.

– Грешен. Сознаю. Но кофе – это, пожалуй, единственное, что осталось от прежних радостей жизни. Кстати, давно хотел спросить: какую картину Поленова вы выделяете среди всех?

– А вот как раз в тему. «Кто без греха?» Ее любит моя дочь.

– Вот как? Представляю, какая она красавица, если судить по ее маме.

– Может, обойдемся без комплиментов?

– Любовь Антоновна, в моем возрасте комплимент женщине – это комплимент самому себе. Вот, мол, какой я еще орел!

– С вами не соскучишься. Да и ухо надо держать востро.

– Грош бы мне цена была, как преподавателю, коли за каждым словом в чужой карман лез. Так, значит, «Кто без греха?» Хм! Это делает честь вашей юной дочери. Один писатель, из современных, заметил, что прожить жизнь, не совершая грехов, это все равно, что пройти под проливным дождем без зонта и не промокнуть. А сегодня знатный морозец. Вам, наверное, тепло в вашем тонкорунном пальто? Мне, например, пришлось надеть два свитера. Вот вам и орел. Оперенье-то уже не ахти, повылезало.

Люба смеялась. Она уже не жалела о непредвиденной беседе. Уж лучше так, чем безутешной Ярославной плакать на берегу.

– А что это вы, если не секрет, так целеустремленно ходите на реку? Тут, я подозреваю, особая мотивация?

– Я жду здесь своего мужа.

– А он у вас капитан речного судна?

– Нет, сухопутный волк.

– Понятно. Значит, его появления надо ожидать скорее с суши. Надеюсь, мое случайное присутствие его не огорчит?

– Не знаю. Я даже не уверена, что он появится.

– Вы загрустили. Простите, что стал невольным виновником. А вы здесь впервые?

– Да. Но всю жизнь мечтала побывать. Мы с мужем мечтали.

– Вы, судя по всему, москвичка, а расстояние от Москвы до этих мест – сущий пустяк.

– Не все расстояния измеряются километрами.

Валерий Аркадьевич внимательно посмотрел на ее печальный профиль и сочувственно покачал головой. Они стояли на берегу, глядя на речную зыбь, темную, непроницаемую. Небо, тяжелое, сплошь в снеговых тучах, сливалось на горизонте с рекой. Внезапно посветлело – это пошел первый снег. Крупные снежинки неслышно парили в морозном воздухе, бережно укрывая землю, озябшую в долгом ожидании зимы.

– Ну, вот и славно. Теперь все пойдет своим порядком, – обрадовался Валерий Аркадьевич. – Взгляните, как березки приободрились, тоже небось рады снежку.

Вскоре пошел такой плотный снегопад, что в трех метрах не видно было ни зги. Гулять в такую погоду стало невозможно. Они поспешили обратно, в тепло и уют.

После обеда выглянуло солнце и снегопад прекратился. Но у Любы разболелась голова. Она вернулась из кафе в свой номер и легла в постель. Через три часа ей предстоял путь домой. Она уже жалела о своей выдумке с этой поездкой. По крайней мере, надо было взять с собой Анюту. Ведь у девочки каникулы.

Люба смотрела в окно, за которым виднелись верхушки рябин, специально посаженных в палисаднике перед гостиницей. Снегу выпало так много, что он лежал на деревьях большими шапками. Это выглядело красиво, но Любе было не до красоты. Болела голова, ныло сердце. А вставать, чтобы выпить лекарство, не хотелось. Так и лежала, пока не уснула.

Кто-то дотронулся до ее плеча, и она открыла глаза. Над ней склонилась улыбающаяся Аня.

– Анютка? Солнышко мое, ты откуда? Как ты меня нашла?

– Это не я, а Игорь Алексеевич.

– Мы вместе, – услышала Люба голос Игоря.

Она подняла голову, оглянулась. Он стоял возле двери и смотрел на нее.

Они вышли из гостиницы. Им навстречу шел Валерий Аркадьевич. Он поздоровался с ними, весело высказался по поводу начавшейся зимы, а потом без перехода воскликнул:

– А дочка и в самом деле на маму похожа, такая же красивая! Счастья вам, Любовь Антоновна! – и скрылся за гостиничными дверями.

Игорь ревниво посмотрел на Любу, а потом спрятал ревность за беспечной улыбкой:

– Тебя и на день нельзя одну оставить.

Люба ответила, не задумываясь:

– Это наш экскурсовод, Валерий Аркадьевич. Кстати, он тоже высоко ценит Поленова.

Аня подбежала к молодой рябинке, низко склонившейся к земле под тяжестью снега:

– Смотрите, ягоды облепило снегом! Сверху они белые, а снизу – красные.

«А ягоды красные, – вспомнила свою подругу Люба. – Это к счастью».

Людмила Толмачева

Ягоды бабьего лета

Бабье лето – время встречи мужчины и женщины, предназначенных друг другу судьбой.

Разве могут любить молоденькие барышни так же сильно и безудержно, как состоявшиеся женщины? Умение дарить себя приходит, как опыт, с годами.

Но вместе с годами приходит и печаль – сердце горит ярче, а ясные глаза уже окружают предательницы-морщинки.

Два года назад Люба, героиня романа «Ягоды бабьего лета», отпустила своего избранного на все четыре стороны. А он ушел к молодой жене.

Однажды в телепередаче «Жди меня» Люба увидела потерявшего память мужчину и узнала в нем… своего бывшего мужа, который бесследно исчез семь месяцев назад. За это время многое изменилось: молодая нашла нового поклонника, дети махнули на отца рукой, и только ей, Любе, до сих пор не дает покоя его судьба. Сможет ли она сделать шаг навстречу и простить всю боль, которую он ей причинил?

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.