Текст книги "Соло для няни"
Автор книги: Людмила Королева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)
Третья «часть» самая денежная, но и самая опасная. Случись что с ребенком на твоей территории, ноги в тазик с цементом и в Москва-реку. Прецеденты уже были, правда, не нашли отражения в средствах массовой информации, но это детали, кому надо, те знают. Так что премия после трудовых будней действительно радует, это как признание: мы видим вашу работу, ценим и благодарны за нее. Не во всех семьях такое практикуется и зависит совсем не от достатка родителей.
В выходные мы с сыном все премию ухлопали. Он еще и подхихикивал: «Подумаешь, сколько тех денег было!» Триста баксов разлетелись за два дня. Отдыхать так отдыхать – наш девиз.
Вечером в воскресенье раздался звонок. Пока я размышляла, кто бы это мог быть, ребенок трубку снял, стал с кем-то разговаривать. «Неужто Володю пытается приохотить к конькам?» – мелькнула у меня мысль.
– Сын, он мастер по теннису, отстань от него с коньками, – тихонько шепнула ему.
– Это не Володя, это Жанна Владимировна, тебя спрашивает и голос у нее какой-то странный, по-моему, она плачет, – сообщил Димка.
– Да, Жанна Владимировна, я вас слушаю. – Мысленно перебираю возможные причины столь позднего звонка. Не иначе как опять в поездку собралась, вот утром бы и сообщила столь радостное известие.
– Здравствуйте, Людмила, я с просьбой. – Голос у нее действительно дрожал, не иначе как плакать собралась.
– Что случилось? – проявила я искреннюю озабоченность. – С Мэри все порядке?
– С Мэри, да, она спит. Не могли бы взять ее к себе на несколько дней? – В трубке послышались судорожные всхлипывания.
– Да случилось-то что, Жанна Владимировна? Вы, меня пугаете.
– Вы даже представить себе не можете. – Всхлипывания перешли в отчаянный плачь. «Карточку, что ли, кредитную заблокировал? – терялась я в догадках. – Ну так ведь сама может заработать, дамочек, подсевших на ботокс, пруд пруди, за красотой в очередь выстраиваются».
– Он меня побил, – разрыдалась она.
– Кто? Майкл? – недоверчиво переспросила я. Фантазия у нашей мамы неуемная, надо же такое придумать: наш чопорный англичанин-юрист и вдруг дал ей в глаз.
– Да вы не поверите!
– Действительно в такое трудно поверить, – согласилась я. – Он что, на самом деле вас ударил?
– Да. Нет. Не совсем ударил.
– А это как? – недопоняла я. – Хотел, но промахнулся, что ли?
– Вам, Люда, весело… – произнесла Жанна трагическим голосом.
– Да уж, обхохочешься.
– Ну, я сама хотела ему двинуть, замахнулась, а он локоть выставил и мне в глаз попал, – подробно изложила она.
Оказалось, я сильно заблуждалась, предполагая, что Майкл никогда не женится на Жанне.
Женится, еще как женится, можно сказать, уже для этого созрел! Раз бушуют такие мексиканские страсти, – быть нашей мамочке миссис Ларсен.
– Мне надо уехать, у меня врачебная конференция и я должна прийти в себя, – продолжила объяснять мне Жанна.
Я задумалась, Мэри я заберу, об этом речи нет. Но сколько все это может продолжаться? Самый тяжелый контракт у меня в этой англо-русской семье. Жанна с синяком, это, конечно, впечатляет, но как же надо было достать Майкла, чтобы он начал размахивать руками, да так неудачно, что попал ей в глаз?!
– Хорошо, привозите завтра Мэри. – Перспектива собрать все утренние пробки меня совсем не радовала, нет уж, пусть она едет ко мне.
– А может, сегодня вечером? – нерешительно спросила Жанна. – Мне еще нужно собраться… А я совсем прошлую ночь не спала – с Майклом скандалила.
«Ночью спать надо, а не с Майклом ругаться», – подумала я, но вслух твердо произнесла:
– Завтра утром. – Повесив трубку, повернулась к Димке:
– Сынок, завтра утром привезут Мэри, может, к папе переберешься на время?
Он оторвался от учебника:
– Мам, давай ее совсем усыновим, то есть удочерим. Что вы ее возите туда-сюда?
– Не выдумывай. У нее есть родители, просто там сейчас небольшие проблемы. И потом у нас загород, свежий воздух, а в центре гулять негде, – сделала я ход конем.
– Ну, если загород и воздух, тогда пусть везут, – согласился сын. – Нам бы квартиру побольше, можно было бы детский сад открыть.
– Лучше ясли, – мечтательно подхватила я.
– А разница какая? – не понял Димка.
– Садик – это для детей постарше, а ясли – для совсем маленьких, грудничков, – пояснила я.
– Когда много таких маленьких – это, наверное, сложно, – засомневался сын.
– Ну, с четырьмя-пятью человечками я справилась бы. Если все по-умному организовать, выстроить четкую схему, кто что делает, да и пригласить еще пару нянь, думаю, все получилось бы. Но, к сожалению, мы с тобой об этом можем только фантазировать.
Сын понимающе усмехнулся:
– Ты бы всех грудничков собрала и целыми днями с ними занималась.
– Завтра утром Мэри привезут, – напомнила я ему. – Так как мы решаем? Ты пока у папы побудешь? И бабушка жалуется, что ты не заходишь, не помогаешь.
Димка скептически поджал губы:
– Да она все время жалуется, то на природу, то на погоду, теперь вот я стал любимым объектом для ее жалоб и претензий… – Мам, а как у нас насчет покушать? Из еды есть что-нибудь? – без всякого перехода элегантно сменил он тему бабушки.
– Пойдем на кухню, поищем. Может, найдем чего-нибудь.
Пока я без особого энтузиазма рассматривала содержимое холодильника, соображая, что бы такое придумать, чтобы и возле плиты долго не стоять, и съедобно было, Димка отрапортовал:
– Уроки сделал, рубашки белые погладил… – Он явно на что-то рассчитывал.
В школе, где учится мой сын, обычной, районной, строгие требования к одежде учащихся. Никаких джинсов, маек, кроссовок. Костюмы – для мальчиков, форменные платья – для девочек. До фартуков с галстуками дело не дошло, но на урок не допустят, если одежда не соответствует школьным требованиям, насчет этого у них строго. С умением носить костюмы еще никто не рождался, это навык приобретенный, а любые навыки надо развивать, тут я со школой согласна. Поэтому за введение школьной формы проголосовала обеими руками. Ну а где костюм, там и белая рубашка, это генетически от меня сыну передалось. Теперь каждый воскресный вечер мы наглаживаем: он – рубашки, я – блузки, соревнуемся, кто лучше и быстрее.
– Так, рубашку погладил и… Ну, продолжай, – подтолкнула я Димку.
– Может, в «Метро» съездим, а то еды у нас мало?
– Я за выходные наездилась с тобой до икоты, совесть имей.
– Ну и ладно, – согласился. – Нет так нет.
У нас с сыном хорошие ровные отношения, правда, иногда он пытается сесть мне на голову, но я это быстро пресекаю.
Если говорю «нет», то мое «нет» никогда не становится «да». Он это усвоил еще в младенчестве, поэтому больших проблем у меня с ним не возникает, только маленькие разногласия.
Жанна привезла Мэри ранним утром. Димка даже еще в школу не ушел. Мэри увидела его, обрадовалась, руками замахала и заверещала: «Амалет». Самолет то есть, это он такую игру с ней придумал.
– Пойдешь ко мне? – спросила я девочку. – Давай переоденемся. – И сразу почувствовала, что с Мэри что-то не так.
– Жанна Владимировна, что-то она тепленькая или мне это кажется? Давайте измерим ей температуру, – предложила я с тревогой.
Жанна рассеянно на меня посмотрела, по-моему, не все услышала, а поняла еще меньше.
– Ой, да все в порядке, в машине жарко было, вот она и вспотела, – торопливо проговорила мамочка, поспешно вставая. – Хотела выпить с вами кофе да уже не успеваю. Володя ждет, надо поторопиться.
– В машине климат контроль, – напомнила я ей, пристально всматриваясь ей в лицо. Синева под глазом проступала, хотя и была тщательно замазана тональным кремом.
Жанна смутилась.
– Не заметно? – спросила с надеждой.
– Немного заметно, но это если приглядываться, а так нормально, – успокоила я ее.
– Ладно, я побежала. – Жанна порывисто вскочила со стула и выпорхнула за дверь.
Мэри забралась на диван и свернулась клубочком, грустно на меня поглядывая.
– Принести тебе попить? – Она отрицательно помотала головой.
– А покушать? Тоже нет? Давай-ка все же смерим тебе температуру.
Мэри вяло забралась ко мне на колени. Я расстегнула ей кофточку, поставила градусник. Вот безголовая маманя – привезла такого больного ребенка. Сейчас мы ей позвоним, огорчим немного.
Ну точно, под сорок. Стряхивая градусник, я нашла телефон, набрала номер. А в ответ – только длинные гудки.
– Да возьми же ты трубку, чертова кукла! – ругаюсь про себя. Болтает там с Володей так, что звонка не слышит. Временами Жанна бывала очень общительной. Я раздраженно швырнула трубку.
– Давай-ка, дружочек, потихонечку снижать температуру, – вернулась я к Мэри. Раздела ее, обтерла спиртовым раствором. Затем переодела в пижаму и прикрыла тоненьким одеялом.
– Принести попить? – спросила шепотом на ушко. Мэри слабо кивнула. Я налила сок, предварительно его подогрев, и тут услышала телефонный звонок. Наверное, Жанна увидела мой не отвеченный и вот перезванивает.
– Вы мне звонили, я не сразу услышала, – произнесла она веселым голосом.
«Сейчас ты у меня веселиться перестанешь и точно никуда не поедешь», – рассердилась я.
– У Мэри высокая температура, она заболела. Вы вернетесь? – спрашиваю Жанну.
– Вы что? У меня билет на руках, регистрация уже началась, это совершенно невозможно. И потом у меня же конференция, – трагическим голосом произнесла она. – Ну температура, вы что, не умеете ее сбивать? Вы же сами доктор, – попыталась она мне подольстить, прекрасно зная, что я всего лишь фельдшер.
– Жанна Владимировна, у меня же нет никаких документов, денег вы мне не оставили, – постаралась я втолковать ей всю серьезность ситуации.
– Надеюсь, немного своих денег у вас найдется? – Жанна никогда не сомневалась в моей платежеспособности. – А Майкл прилетит через два дня, привезет вам и деньги, и документы. С чего такая паника? Дайте ей жаропонижающее, антибиотик какой-нибудь…
– Антибиотики без осмотра нельзя, я не понимаю, что с ней. Мэри жаловалась на что-нибудь?
– Да нет вроде, – ответила она с сомнением.
Понятно, Жанна так была занята собой и разборками с Майклом, что на дочь внимания не обратила. Я поняла: она не приедет, надо прекращать этот бессмысленный разговор.
– Попросите Володю, пусть как освободится, ко мне подъедет. У меня ни детских лекарств, ни еды для Мэри. – Я-то тоже безголовая, понадеялась, что мать в магазин заедет, все купит. – А я пока вызову «скорую». Пусть приедут, посмотрят, может, подскажут что-нибудь.
– Делайте все, что сочтете нужным, я вам полностью доверяю.
– Спасибо!
– За что? – искренне удивилась Жанна.
– За безграничное доверие, – буркнула я и отключила телефон.
Подошла к Мэри, дотронулась ладонью до ее пылающего лобика. Она во сне что-то прошептала. Я еще постояла немного около нее и заметалась по квартире в поисках телефонной трубки. Она у нас живет своей жизнью: постоянно куда-то исчезает, затем появляется в самых немыслимых местах. Наконец нашла.
– Девушка, пожалуйста, примите вызов. У годовалого ребенка высокая температура, дыхание поверхностное, неглубокое, больше никакой симптоматики нет… – Я назвала адрес, почему-то не сразу вспомнив номер собственной квартиры.
– Кто вызывает?
– Няня.
– Простите, не поняла? Еще раз повторите, кто?
– Няня, – произнесла я более отчетливо.
– Ожидайте, сейчас подъедут, – ответила девушка.
Действительно, подъехали очень быстро, буквально через несколько минут, раздалась домофонная трель.
– Мам, это я, уроки отменили…
– Поднимайся, сейчас приедет «скорая помощь», посмотрит малышку, надо будет сбегать в аптеку.
Сын вошел в квартиру со словами:
– Может, мне побыть у бабушки? Уроки там сделаю, а если буду тебе нужен, ты мне просигналь.
– Солнышко мое, что бы я без тебя делала? – Я с благодарностью посмотрела на Димку. Солнышко заулыбалось.
Еще бы, тут две беспомощные женщины и он – единственный мужчина-рыцарь, защитник и покровитель!
Когда сын был совсем маленьким, я часто ему повторяла, что есть мужчины и есть дядьки в штанах. Они тоже мужского рода, но их бесконечное нытье, жалобы на жизнь, жен, детей, начальство, обесценивают их мужские качества. И поступки тоже делятся на мужские и не мужские. Не знаю, понимал ли Димка, что я ему внушала, но раньше нередко спрашивал: «Мам, а это мужской поступок?» Но сейчас перестал. Может, сам разобрался что к чему?
Пока Дима копошился в коридоре, раздеваясь-переобуваясь, я прошла к Мэри, присела с ней рядом, поднесла ее горячую ладошку к губам.
– Все будет хорошо, маленькая моя, все пройдет. Сейчас придет доктор, и тебе станет полегче.
Хотя страх холодной волной разливался по моим рукам и ногам: в доме чужой ребенок, больной с высокой температурой, а у меня ни документов на него, ни медицинской страховки. А вдруг случится самое плохое?
– Даже думать так не смей, все будет хорошо, ты справишься! – в отчаянии приказала я себе вслух.
Димка с тревогой посмотрел на меня:
– Мама, Мэри совсем плохо?
– Нет, – поспешно ответила я, – нормально, сейчас приедет врач, посмотрит и все нам скажет.
– Кажется, приехали! – Димка выглянул в окно. – Точно, в наш подъезд. Я тебе нужен или мне пока выйти, чтобы не мешаться?
У нас действительно тесно, а когда поднимутся врач с фельдшером, совсем будет негде повернуться. Сын это понял и нашел верное решение.
Я взяла Мэри на руки и, нежно прикачивая, стала ходить с ней по комнате.
– Сейчас доктор придет, послушает тебя. – Малышка насупила бровки, взмахнула ресницами и уткнулась мне в грудь. – Маленькая, да ты боишься, что ли? А кто у нас важный-отважный, который ничего не боится?
– Я! – Для убедительности Мэри ткнула себя пальчиком в животик.
– Конечно, ты самая смелая девочка, которой ничего не страшно!
Наконец-то! Как же долго они поднимались.
– Здравствуйте, проходите, – пригласила я доктора.
– Кто у нас болеет?
– Девочка Мэри.
– Какая красотка!
Мэри сразу заулыбалась. Она обожает комплименты, и как всякая барышня соответственно на них реагирует.
– Вы – мамочка? – обратился ко мне доктор.
– Нет, няня.
– Простите, я не понял. Кто?
– Няня! – Я вздохнула и виновато посмотрела на него – сейчас начнет спрашивать документы, задавать бесконечные вопросы. Как ни странно, обошлось.
– Где у вас можно руки помыть?
– Проходите, здесь ванная, чистое полотенце справа.
На докторе кипенно-белый халат. И как это ему удается, работая на «скорой».
Пока он мыл руки, я ходила с Мэри по комнате и рассказывала ей, что у доктора есть трубочка, через которую он послушает, как стучит ее сердечко.
– Как? – заинтересованно посмотрела она на меня.
– Тук-тук, тук-тук, тук-тук. А когда малыши болеют – тук-тук-тук.
– Сколько девочке? – спросил доктор, входя в комнату.
– Десять месяцев.
– А выглядит старше, – удивился он. Осмотрел Мэри быстро, профессионально.
– Лимфоузлы в норме, слизистые в порядке, дыхание чистое, хрипов нет. Температура сейчас какая?
– Тридцать девять, измеряла пять минут назад.
– Что-нибудь делали, чтобы снизить температуру?
– Да, обтирание полуспиртовым раствором. Температура спала буквально минут на десять, потом опять поднялась под сорок. Да, – вспомнила я, – мы недавно прилетели из Египта. Может, это акклиматизация так проходит?
– На акклиматизацию не похоже. А кроме температуры больше никакой симптоматики? Девочка не нервничала? Не могло ее что-то сильно испугать?
Я обомлела. Неужели Мэри была свидетельницей этой безобразной сцены между Жанной и Майклом, завершившейся синяком в финале?
– Введем сейчас литическую смесь, посмотрим, как быстро спадет температура. Придется сделать анализы, посмотреть роэ, исключить воспалительный процесс…
– Доктор, а можно, я сама сделаю укол? Мне девочка доверяет, а вас не знает и будет бояться.
– Конечно, если ей так будет спокойнее.
«Нормальный врач попался», – с облегчением подумала я, набирая в шприц анальгин с новокаином и димедрол – как снижали температуру десять лет назад, так и по сей день те же лекарства в ходу. Анальгин – та еще гадость болезненная, вместе с новокаином переносится полегче, но вводить надо медленно, чтобы не было уплотнения.
– Мэри, надо сделать укол.
– Неть! – Для большей убедительности она отвернулась.
– Хорошо, как скажешь, нет так нет, хозяин-барин! – Я положила шприц на стол. – Только тогда гулять не скоро пойдем и в самолет с Димой не получится поиграть, ты же болеешь!
– Гулять!
– Тогда укол! – напомнила я ей. – Будет не больно, ты же мне веришь?
Мэри горестно вздохнула, медленно повернулась и стала готовиться к малоприятной процедуре.
– Все, почти все, – говорила я ей, медленно вводя лекарство. – Ты моя умница, молодец.
Мэри согласно кивнула, конечно, она и умница и молодец, в этом нельзя сомневаться.
– Посидишь с доктором? Я пока отнесу шприц и ампулы.
– Неть!
– Почему? Ты боишься или он тебе не нравится?
Мэри помахала мне рукой, подзывая подойти поближе. Интересно, что за тайны у нашей девочки? Я подошла, нагнулась. Ах, история про трубочку! Как же я могла забыть?
– Доктор, вы не дадите Мэри фонендоскоп, она хочет послушать, как стучит ее сердечко.
– Такой умнице – все, что угодно!
– Налить вам кофе? – предложила я. – У меня есть растворимый, но могу и сварить. Вы какой любите?
– Если можно, заварной. Дежурю вторые сутки, устал, кофе выпью с удовольствием.
Я встала, поправила одеяло на Мэри, пошла варить кофе.
– Доктор, кофе на столе, – позвала врача, доставая пирожные из холодильника.
– А вы не составите мне компанию, пока Мэри занята лечением кукол? К ней уже целая очередь на прием выстроилась.
– Да, она у нас знатный доктор, правда, раньше ей больше стоматология нравилась, – вспомнила я несчастного кота. – А сейчас вот кардиологию осваивает.
– По-моему, вы имеете отношение к медицине – укол сделали мастерски, ребенок даже не вздрогнул. Кстати, я не представился – Сергей Николаевич. – Доктор протянул мне руку.
– Людмила Валентиновна. Вы правы, у меня диплом фельдшера и навыки реанимационной сестры. Инъекции делаю шлепком, и дети никогда не плачут, так что на кусок хлеба всегда смогу заработать. Берите пирожные, – придвинула ему поближе коробочку. – Не стесняйтесь.
– А где вы раньше работали?
– Да во многих местах: в хирургии, в операционной, в следственном изоляторе… – Я не успела договорить, потому что доктор поперхнулся пирожным.
– Где? Я правильно расслышал, в СИЗО? – переспросил он, откашливаясь.
– Все правильно, так получилось, случайно, а потом в Германию уехала. Номер моей полевой почты до сих пор помню.
– Н-да – диапазончик у вас, милая няня! Ну а после Германии?
– А после Германии нужно было деньги зарабатывать. Пять лет на съемной квартире жили. Из окна – огни Шереметьева, шестнадцатый этаж, хорошая квартира, но не своя. Я пойду, посмотрю, как там Мэри, – сказала я, доливая доктору кофе. Вернувшись, доложила: – Все в порядке, спит, фонендоскоп под подушку спрятала, всех кукол вылечила.
– Спасибо, у вас очень вкусный кофе!
– Это мама Мэри приучила меня к хорошему кофе – привозит из Италии и балует меня.
– Мама в отъезде, поэтому ребенок с вами?
– Да. – Я вздохнула, вспомнив причину ее внезапного отъезда. – Через пару дней приедет папа и привезет все необходимые документы Мэри, вам же надо оформить вызов или лучше наличными расплатиться?
– Не надо, когда привезут документы, тогда и оформим вызов.
Я попыталась положить ему в карман халата пятьсот рублей.
– Вот не ожидал от вас, – укоризненно посмотрел на меня Сергей Николаевич.
– Простите, не подумала!
– Думайте иногда. Это не помешает нашему дальнейшему сотрудничеству!
«Зря я с деньгами сунулась, балда, ясно же сказал – оформим вызов, когда будут документы», – подумала так, закрывая за ним двери.
Какой же это был чертовски длинный день! И ночь не дала мне перерыва – пришлось переодевать, поить и снова переодевать девочку. Температура у Мэри то резко поднималась, то также стремительно падала. К утру не осталось ни одной сухой пижамки и я, завернув Мэри в Димкин махровый халат, из которого он давно вырос, включила стиральную машинку. Доктора беспокоить не стала – человек дежурил двое суток. Что, я сама не справлюсь? Ведь кроме температуры больше никакой симптоматики. Вечером позвонил Володя и спросил, не нужна ли его помощь.
– Жанна Владимировна сказала мне, что Мэри заболела. Я мог бы приехать, привезти продукты или лекарства, ну все, что нужно.
– Спасибо вам, но вы целый день были за рулем, устали и Мэри спит после укола. Позвоните лучше завтра с утра и я решу, что нам нужно привезти.
Мы попрощались, и я с сожалением положила трубку. Ну почему так нелепо складывается моя жизнь? Слова лишнего не могу ему сказать, потому как мы работаем вместе. Этот чертов механизм внутри, скоро совсем меня доконает: не проспи, лишнего не ешь, на работе только деловые отношения.
Сын умчался ночевать к отцу, строго-настрого мне наказав, звонить ему, если что. Очень нравится ему эта роль – помощника, защитника и покровителя. Я добросовестно пообещала держать его в курсе происходящего.
– Только не засиживайтесь долго за компьютером, а то увлечетесь с отцом какой-нибудь игрой и про все на свете забудете.
Бывший мой муж – натура увлекающаяся и непостоянная, поэтому и перешел в разряд бывших, но он замечательный отец. Когда родился сын, муж с таким энтузиазмом стал заниматься его физическим воспитанием, что меня прямо оторопь брала. Ему, как офицеру, полагался двухнедельный отпуск по уходу за младенцем. Представьте себе, был такой замечательный закон в Советской Армии при советской власти. И весь уход за новорожденным, дневные, вечерние, даже ночные кормления он взвалил на себя. Переоденет, запеленает ребенка, да так, как ни одна детская медицинская сестра не сможет, потом несет его мне: «Нате мамочка, кормите нас». Покормлю – снова забирал. Занимался с ним гимнастикой, обливал прохладной водой, устраивал младенцу воздушные ванны. Все, что вычитал в умных книгах, то и применял с энтузиазмом первопроходца.
– А ты поспи, – говорил мне, забирая сына на прогулку. И так всегда говорил, если я ему мешала.
А из посещения бассейна с искусственной волной (есть такой в Берлине) устраивал настоящие показательные выступления под названием «Мой ребенок – Ихтиандр», доводя немецких старушек до обморочного состояния. При этом, надо сказать, сам плавать не умел и панически боялся глубины.
– Чего тебе не хватает? – причитали мои подруги, когда через одиннадцать лет мы с ним разводились. – Красавец, обаятельный в общении, тебя любит, сына обожает. Одной лучше, что ли?
– Мне, наверное, да, – устав объяснять причины нашего разрыв, отвечала я.
– Подумаешь, подарки не те дарит, за столько лет могла бы его и научить!
Но научить мужа видеть во мне единственную любимую женщину мне, к сожалению, оказалось не под силу.
Воспоминания вещь приятная, однако совершенно бесполезная, думала я, разгружая стиральную машину с бельем Мэри. Машина у меня с сушкой, поэтому я знала, что к утру я успею все перегладить.
Почему же температура такая высокая? Ведь никаких проявлений больше нет. Дыхание ровное, чуть поверхностное, но ни одышки, ни кашля нет, нос тоже нормально дышит, не заложен. Почему же у меня такая паника? Я все время боюсь чего-то не усмотреть, что-то пропустить, забыть? Размышляя над этим, я отправилась на кухню и налила себе чаю.
«Съесть пирожные или удержаться?.. По-моему, у меня все признаки скрытой депрессии: паникую, плохо соображаю, еще и сладкого хочется, – поставила я сама себе диагноз, доедая второе пирожное. – Посуду, чашку с ложкой завтра помою, шум воды тоже раздражает. А ведь это тоже один из признаков депрессии», – поставила я себе окончательный диагноз, наконец-то укладываясь на диван.
Он у меня жутко неудобный – по дизайну больше подошел бы для офиса, но денег после ремонта хватило только на этого монстра, схватила не глядя, вот и мучаюсь теперь.
Кроватка Мэри, такой раскладывающийся манеж, был придвинут вплотную к моему дивану и съедал значительную часть и так небогатого жилищного пространства. «Надо как-то улучшать квартирные условия», – подумала я, устало прикрыв глаза.
Утром температура у Мэри опять резко подскочила и остановилась на отметке тридцать девять, хотя при этом поела она с аппетитом, еще и добавки попросила. Сварила ей куриный бульон. Этот процесс происходит у меня небыстро, потому что я люблю, чтобы бульон был прозрачным, а для этого нужно время. Терпеливо жду, когда он закипит, чтобы шумовкой снять поднимающуюся шубу, и тщательно все вылавливаю. Может, есть менее трудоемкий способ, но я таким не владею, поэтому вожусь с бульоном долго, зато он получается как слеза. Мэри ест только такой и с домашними сухариками, непременно ржаными.
Выпив свой любимый банановый сок, она попросила:
– Читать.
– Сейчас, только доктору позвоню.
Мэри радостно заулыбалась, Сергей Николаевич ей явно понравился, несмотря на болезненный укол, назначенный этим милым доктором.
– Сергей Николаевич, это няня Мэри. Температура за ночь несколько раз поднималась, сейчас тридцать восемь и пять, но аппетит хороший, чашку куриного бульона за пять минут одолела, еще и добавки попросила. Кроме температуры больше никакой симптоматики, все настолько спокойно, что даже странно.
– Вызовите «по цито» клинического лаборанта, пусть сделает анализы крови и мочи. Я подъеду к вам через час, как раз анализы будут уже готовы, все сразу посмотрю.
– Спасибо, сделаю, как вы сказали, – поблагодарила я доктора, положила трубку и обратилась к девочке:
– Мэри, сейчас приедет тетя, уколет тебе пальчик, знаешь, как комарики кусаются? Примерно так.
Мэри недоверчиво посмотрела на меня: что это еще за тетя такая с кусачими комариками.
– Давай покажем ей, какая ты у нас храбрая девочка.
Лаборантка приехала, быстро все приготовила, Мэри глаз с нее не сводила, где же она прячет этих комариков кусачих? Отважно протянула руку, только брови чуть нахмурила, но надо же храбрость показать, и она героически терпела. Только ойкнула от неожиданности, когда девушка уколола ей пальчик.
– Какая у вас спокойная девочка, – удивилась лаборантка, приклеивая Мэри пластырь с цветной картинкой.
Мэри заинтересовалась картинкой и про все сразу забыла.
– Я позвоню и продиктую результаты анализа через полчаса, а бланки вы потом в регистратуре заберете.
Лаборантка перезвонила через час, я записала под ее диктовку результаты анализов. Гемоглобин мог бы быть и повыше, роэ тоже оказалось чуть выше нормы, но в допустимых пределах. Гемоглобин, возможно, снизился из-за температуры или я составила не достаточно питательное меню? – задала я себе такой вопрос, разглядывая записи.
– Сергей Николаевич, по анализам все спокойно, не понимаю, что с ней происходит, – доложила я доктору, едва он вошел в квартиру.
– Спокойствие, только спокойствие, – отозвался он, проходя в комнату и надевая кипенно-белый халат.
Я опять удивилась: и как ему это удается, работая на «скорой»? – не иначе есть кто-то и это – женщина, которая пристально следит за состоянием его одежды.
– Сегодня прилетает папа Мэри, он отменил какую-то встречу и к вечеру будет здесь, – мне утром позвонил его секретарь и сообщил столь радостное известие.
Мэри радостно запрыгала по кровати, заверещав на французский манер: «Папи, папи!»
– Сварить вам кофе? – предложила я.
– Ваш итальянский выпью с удовольствием.
Пока Сергей Николаевич осматривал девочку, я заварила кофе и приготовила горячие бутерброды. Если он голодный, обязательно соблазнится. Грибной суп и горячие бутерброды я делаю действительно вкусно, это отмечает даже моя мама, а она достаточно придирчива и больше меня критикует, нежели хвалит.
Пока я суетилась на кухне, Сергей Николаевич закончил осмотр.
– Ну вот, милая барышня, – обратился он к Мэри. – Дал вам все рекомендации, которые необходимо соблюдать, а ваша няня проследит за их неукоснительным выполнением.
– Какие же рекомендации вы дали Мэри? – полюбопытствовала я.
– Не прыгать по кровати, пить побольше соков и ждать приезда папы.
– Рекомендации замечательные, главное, легко выполнимые, – засмеялась я. – Проходите, доктор, ваш кофе на столе, и я приготовила горячие бутерброды. Только сразу не отказывайтесь, попробуйте сначала, а потом определитесь, стоит их есть или нет.
– Побудешь одна? Я тоже пойду кофе выпью, – спросила я Мэри.
Она согласно кивнула и принялась укладывать куклу спать.
– У вас нет знакомого психолога? – спросила я доктора, усаживаясь за стол и наливая себе кофе.
Сергей Николаевич удивленно поднял бровь.
– Позвольте полюбопытствовать, а кому нужен этот специалист?
– Мне, – вздохнув, призналась я. – В последнее время на меня накатывают приступы панического страха. Я стала бояться, что все делаю неправильно, боюсь не уследить за чем-нибудь или просто забыть. И сладкое ем, хотя я далеко не сластена…
– И много съели?
– Чего?
– Сладкого.
– Вчера два пирожных, – неуверенно сообщила я.
– Для вас это действительно перебор, – улыбнулся он. – Вам просто нужно отдохнуть и для начала хорошенько выспаться.
– А если это не поможет?
– А если не поможет, звоните, номер мой у вас есть, тогда поговорим более предметно.
Я повеселела, хорошо, когда есть с кем посоветоваться, получить хорошую консультацию или даже просто услышать слова поддержки и участия. Отсутствие медицинской практики сказывается на мне не лучшим образом, навыки теряю. Нет, мастерство, как говорила старшая медсестра нашего хирургического отделения, не пропьешь, в любую вену я попаду с закрытыми глазами, но реакция на нестандартные ситуации явно ухудшается и самостоятельные решения тоже, как-то с паузами принимаю.
Я любила мою прежнюю работу, училась хорошо и с удовольствием, только две «четверки» по общеобразовательным предметам лишили меня красного диплома. Нимало не печалясь от такой вопиющей несправедливости, я махнула на все рукой и уехала работать.
Родное училище в качестве утешительного приза выдало мне направление для поступления в институт, без отработки по распределению. Молодых специалистов с новоиспеченными дипломами отправляли на периферию, чтобы они могли отточить свое профессиональное мастерство на простых смертных в глубинке. Покрутив в руках эту невнятную бумажку для поступления в высшее учебное заведение, я отложила ее в сторону и попросила членов приемной комиссии послать меня куда-нибудь подальше, на край земли.
«Справку в психдиспансер ей надо было выдать, а не направление в институт», – ясно читалось на их лицах. Желающих покинуть родительское гнездо в таком нежном возрасте было немного, и моя просьба их, несомненно, обескуражила. На момент окончания училища мне не исполнилось еще и восемнадцати лет. Родственники тоже недоумевали, но отнеслись к моему решению с пониманием: чем бы дитя ни тешилось, лишь бы проблем не создавало. Так я уехала работать в медсанчасть при одной крупной атомной станции. Начальник отдела кадров, бегло просмотрев мои документы и по достоинству оценив мой диплом, вынес однозначный вердикт: в хирургию. Для барышни без малейшего опыта работы в стационаре, и до совершеннолетия которой оставался целый месяц, – это дорогого стоило. Я стала резво оправдывать возложенное на меня доверие: суточный график дежурств, практически без выходных, сутки через сутки, двое суток через сутки и трое суток подряд – такое тоже случалось, вот такой был темп работы в хирургическом отделении. По КЗоТу такая самодеятельность в переработках не приветствовалась и даже запрещалась, но персонала не хватало, и руководство больницы смотрело сквозь пальцы на подобные нарушения. Тем более что на качестве работы это никоим образом не отражалось. Перевязки, процедуры, переливание крови, все проходило в условиях полнейшей стерильности с соблюдением асептики и антисептики, инъекции антибиотиков строго по часам, а обезболивающие и снотворные средства надо было еще и записать в специальном журнале, так как велся строгий учет сильнодействующих наркотических средств.
