Текст книги "Соло для няни"

Автор книги: Людмила Королева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

– У лукоморья дуб зеленый…

Мэри сонно повторила:

– Леленый, – отвернулась и сладко засопела.

Тихонько дочитав всю сказку, больше для себя, чем для заснувшего ребенка, я закрыла книжку, собрала другие и стала аккуратно складывать их в стопку, чтобы убрать в шкаф. Сказки Пушкина я люблю до сих пор, читаю их малышам, а больше, наверное, себе. Еще раз поправив одеяльце из чьей-то последней коллекции, легкое как воздушное облачко, я закрыла дверь детской и принялась за поиски телефона, чтобы наконец-то позвонить Раечке.

– Телефон не видели? – спросила я Татьяну, заходя на кухню.

– Мадам звонила из гостиной, поищи там.

– Кто звонил из гостиной?

– Мадам, – невозмутимо повторила Татьяна.

– У нас гости? – поинтересовалась я и даже выглянула в коридор – не стоит ли там чужая обувь.

– Жанну Владимировну так будут в Италии называть, вот я пока тренируюсь, – объяснила Татьяна.

– Так где мадам бросила телефон?

– В гостиной. Но лучше сначала все-таки поешь, – предложила мне Татьяна, доставая из холодильника отбивные.

– А картошка осталась?

– Ты же не ешь мясо с картошкой, – удивилась она.

– Так я без мяса.

– А для кого я наготовила всю эту прорву? – подбоченясь, возмутилась Татьяна.

– Для итальянца. Потренируйся пока.

– Весь день только этим и занимаюсь – достань отбивные, убери отбивные, и хоть бы кто попробовал, – огорчилась Татьяна, убирая тарелку обратно в холодильник.

– Салат нарезать? Давай я за тобой поухаживаю, – предложила я.

– Ну, нарежь.

– А где у нас…

– Тогда лучше сядь, я сама все сделаю, – махнула рукой Татьяна, ненавидевшая кому-то что-то объяснять.

– Как скажешь, начальник. – Я уселась на стул и с нетерпением стала ждать обещанный салат.

– А ты правда на зоне работала? – шустро нарезая овощи, полюбопытствовала Татьяна. – Мне так Жанна Владимировна сказала.

– Это в каком же разговоре она поведала тебе о моей тюремной деятельности?

– Да вот сказала, что Мэри с тобой не опасно на прогулку ходить, потому что ты приемы карате знаешь, телохранителя нанимать не нужно.

«Хорошенькое дело, – подумала я. – Платят мне как няне, а думают, что у них в штате еще и телохранитель наличествует. Ну и пусть так себе думают, не буду их разочаровывать».

– Конечно, я спросила у Жанны…

– У мадам, – поправила я Татьяну. – Тренируйся.

– Откуда такие крутые навыки, – продолжила она, игнорируя мое замечание, видно, уже натренировалась. – Ну Жанна мне про зону и рассказала.

– Это не совсем так, объяснила я. – Следственный изолятор – вовсе не зона, а совсем наоборот.

– Как это? – удивилась Татьяна.

– Зона – это там, где осужденный человек мотает срок. Извини, отбывает срок, – быстренько поправилась я. – А в следственном изоляторе обретаются заключенные, у которых еще все впереди – или – зона, или – свобода. Такая небольшая разница, улавливаешь?

– Ну да, – неуверенно протянула Татьяна. – И там сидят, и здесь сидят, результат-то один.

– Правильно мыслишь, – похвалила я ее за смекалку. – Только на зоне человек весь срок мотает, извини, отбывает, так, пожалуй, будет правильнее. Если досрочно-условно не освободят, то тогда от звонка до звонка. А в изоляторе у него еще есть шанс потопать домой, в зависимости от того, как фишка ляжет или какой следователь попадется.

Татьяна во все глаза смотрела на меня, пытаясь запомнить тюремный жаргон, авось пригодится. Она у нас девушка запасливая, то сказку филатовскую цитирует, теперь вот по фене ботать будет, если, конечно, что-нибудь запомнит.

– И ты прямо живых заключенных видела?

– Нет, только мертвых.

– Как это? – удивилась она.

– Да они как к нам на больничку попадали, мало кто выживал, – засмеялась я.

– Почему? Плохо лечила?

– Таня, тебя когда-нибудь погубит твоя доверчивость.

– Ты смеешься, да? – Она обиженно отвернулась и перестала резать салат.

– Ну что ты. Конечно, все выживали и даже досиживали свой срок, – успокоила я ее в надежде все-таки поесть салатику. Татьяна торопливо принялась резать лук и петрушку, поглядывая на меня с любопытством и борясь с явным желанием расспросить еще о чем-нибудь из тюремной жизни. Получилась почти лекция – есть ли жизнь на Марсе, то есть на зоне? И она опять отложила нож, поворачиваясь ко мне с очередным вопросом.

– После салата, – перебила я ее.

Татьяна недоуменно посмотрела на нож, на меня и переспросила:

– Что после салата?

– Все вопросы только после еды, разговоры на такую тему и на голодный желудок могут спровоцировать язвенную болезнь.

– Сама ты язва! Я сейчас сделаю этот несчастный салат, а за это ты мне что-нибудь расскажешь, – пригрозила она; размахивая ножом в опасной близости от моего лица.

– Крыльями-то не маши, то есть руками не размахивай, – быстренько поправилась я, а то еще брякнет кому-нибудь, особо просвещенному, сдуру про крылья, потом хлопот не оберешься.

Наконец-то закончив с шинковкой лука и петрушки, Татьяна все быстренько перемешала, обильно полила салат хозяйским маслом, привезенным из Италии, и подвинула мне. На, мол, ешь и рассказывай.

Не торопясь, все тщательно пережевывая, прямо как Мэри, когда у нее прорезался первый зуб, я стала есть.

– Так ты до вечера не прожуешь! – всполошилась Татьяна. – Жуй давай быстрее, а то Мэри проснется, и мы не успеем.

– Что мы должны успеть? – поинтересовалась я, соскребая со стенок миски остатки салата.

– Ну расскажи мне, как там? – попросила она, явно рассчитывая на какое-то романтическое повествование.

– Нет там никакой романтики, выброси это из головы раз и навсегда. Там жуткий запах, который пропитывает тебя, твою одежду, обувь. Запах горя, скорби и отчаяния, который преследует осужденных весь срок. А все эти слезливые «Мамочка, мама, прости дорогая» – сопли на глюкозе, за которыми стоит чья-то человеческая жизнь, а возможно, и не одна. Чем горше плачут, тем позорнее статья. Тань, давай не сегодня, как-нибудь в другой раз. Ладно? – Она понимающе кивнула, всматриваясь в мое поскучневшее лицо.

– После Италии, да? Мы же еще увидимся? Ты будешь к нам приезжать?

– Конечно, куда же я без Мэри, без тебя и мадам? Так куда мадам забросила телефон? – спросила я, поднимаясь. – Салат был очень вкусный, спасибо тебе, дорогая.

– В гостиной, кажется, – неуверенно предположила Татьяна.

Да, отыскать что-либо в нашей гостиной задача не простая, с первой попытки не выполнимая. Территория сравнима разве что с полями для игры в гольф и заставлена так обильно, что надо родиться с навыками Штирлица, чтобы что-то здесь найти.

– Какой у нас домашний телефон? – спросила я. – Сейчас с моего мобильного наберу и по звонку найду, куда трубка завалилась.

– Ты не знаешь наш домашний телефон? Почти год проработала и не знаешь? – не поверила Татьяна.

– Да мне он как-то ни к чему – мобильных вполне достаточно, и вообще, меньше знаешь, крепче спишь – уяснила?

– А звонок может Мэри разбудить.

– А вот это вряд ли, она сегодня джигитовкой занималась, Володя был в качестве цирковой лошади, так она до того уездилась, что хоть из пушки пали – не разбудишь.

Неужели я мой мобильный дома оставила? В поисках его перерыла всю сумку – не нашла.

– Тань, я выйду во двор ненадолго, кажется, телефон в машине оставила. Заверни мне, пожалуйста, пару отбивных с собой – попросила ее, вспомнив маленького художника, так неожиданно появившегося в нашем дворе.

– А что, дома уже и поесть нельзя? – с обидой выговаривала она мне. – Чего ты все время на ходу жуешь.

– Да я не себе, – объяснила. – Там во дворе малыш, он, конечно, чей-то, но, по-моему, очень голодный, если еще не ушел, то по достоинству сможет оценить твои кулинарные таланты.

– A-а! – Татьяна рысью помчалась на кухню и через пару минут вынесла пакет размером с колесо.

– Ты что, обалдела? Я просила пару отбивных, а не посылку голодающим Поволжья.

– Там соки, печенье, творог, срок хранения сегодняшним днем, Мэри все не съест. Теперь представь, что будет, если папа увидит. Все дружно послушаем лекцию по ботулизму, это как минимум на полчаса, а я домой хотела сорваться пораньше и на лекцию сегодня ну никак не настроена.

Я понимающе кивнула, не совсем уверенная в том, что мальчик все еще во дворе и не ушел домой.

– Посмотри, как там Мэри, я пока переобуюсь.

– Да спит твоя Мэри, – выходя из детской, сообщила Татьяна. – Ну точно, хоть из пушки пали!

Я быстренько сбежала по ступенькам, выскочила во двор, не оглядываясь. Двор был пуст и какой-то неприютный. Без звонких голосов и детской суеты он совсем стал похож на колодец. Солнце ушло, фонарь, освещавший небольшое пространство, раскачивался на ветру, издавая противный скрежещущий звук. Я внимательно осмотрела весь двор, беседку, в надежде увидеть знакомую худенькую детскую фигурку, но не нашла ее. Положила пакет на лавку, раздумывая: что же теперь со всем этим делать?

«Телефон, не забудь посмотреть в машине телефон», – напомнила я себе. Автомобиль приветливо моргнул мне фарами.

– Это ваша машина? – услышала я за спиной детский голос.

Я медленно повернулась, стараясь не испугать мальчишку резким движением.

– Моя.

– Маленькая какая.

– Такая вот, – вздохнула я.

– На вас чем-то похожа.

– Ты так думаешь? – улыбнулась я и спросила. – Ты голодный?

– Я не попрошайка, – с обидой отозвался Миша. – Просто мамка заболела, а больше у меня никого нет. Но она скоро поправится, и у меня все будет: и еда, и все…

– Конечно, все будет. Это Мэри тебе передала, – показав на пакет, сказала я. – Помнишь, такую маленькую девочку на качелях?

– Помню. Ей понравился мой рисунок.

– Ну, вот – это от нее.

– Спасибо, – поблагодарил мальчик с достоинством истинного джентльмена и не очень уверенно взял пакет.

– Там еда и соки, – пояснила я, видя, что он не решается посмотреть, что за подарок от прелестной незнакомки. – И давай с тобой договоримся, пока мама болеет, ты приходи на площадку, ну примерно в это же время, а я буду тебя ждать. Согласен? Нужно же тебе что-то есть, – проговорила я, заметив протестующий взгляд малыша. – Ты ведь не работаешь и, значит, купить тебе не на что, воровать же ты не пойдешь. А я работаю, у меня есть деньги, значит, я могу покупать еду и, если я поделюсь с тобой, то не обеднею. Согласен? – постаралась я все понятно объяснить и при этом не обидеть маленького художника. – Мы договорились? Ты уже взрослый и можешь сам принимать решения. Мама поправится и порадуется, что у нее такой разумный сын.

Он внимательно посмотрел на меня, расправил плечи и согласно кивнул:

– Договорились, спасибо.

– Тогда до завтра, – попрощалась я, протягивая ему руку.

Малыш нерешительно протянул свою, потом спрятал за спину и виновато произнес:

– Грязная.

– Не страшно, вот салфетка, а когда придешь домой – помоешь.

Тщательно протерев все пальцы, он с довольным видом протянул мне руку и крепко сжал мою ладонь.

– Да ты силач, – удивилась я, не ожидая от него такого сильного рукопожатия.

– Папа у меня был спортсмен, тренировал меня, а когда маму бросил… – Миша, не договорил, вздохнул.

Я молча смотрела на него, не представляя себе, как я смогу оставить его одного, такого маленького в пустом, холодном дворе.

– Я пойду, вы не беспокойтесь. Я живу здесь неподалеку, почти рядом.

– Завтра придешь? – все еще не зная, что предпринять, спросила я.

– Приду, я же обещал!

– Тогда до завтра.

Он махнул мне рукой, заворачивая в темную арку двора, а я еще долго тупо стояла, пытаясь вспомнить, что же мне надо было сделать еще. Ах, да, телефон! И не забыть позвонить Раечке, напомнила я себе, открывая дверцу машины.

– Ты чего так долго? Я уже беспокоиться начала.

– Да так, заговорилась.

– Ты же практически ни с кем не общаешься. А тот ребенок, для которого ты брала еду, ты его видела?

– Да. – Я задумчиво листала записную книжку, стараясь не просмотреть Раечкин телефон.

– Он кто? Бомжонок?

– Нет, у него заболела мама, а больше у него никого нет. Отец их бросил, он какой-то известный спортсмен. Одежда на ребенке хоть и грязная, но недешевая, явно привозная.

– Скотина какая! – ругнулась Татьяна.

– Кто? – переспросила я, не поднимая глаз от записной книжки.

– Да спортсмен этот.

– Ну, наверное, – не совсем понимая, кого она так яростно ругает, согласилась я.

Раечкин телефон упорно не находился, и я начала нервничать. Сейчас приедет мадам, а мне и сказать ей нечего, поедет Рая в Италию или не соблазнилась столь заманчивой перспективой «отдохнуть за чужой счет».

– Завтра пакет с едой собрать?

– Что? – Я непонимающе уставилась на Татьяну.

– Еду для мальчишки, – пояснила. Она у нас барышня сентиментальная, сериалы мексиканские по два раза пересматривает и плачет в конце каждой серии.

– Сама заеду и куплю чего-нибудь, нечего хозяйское добро разбазаривать.

– Я тоже куплю, ладно?

– Нашла! – обрадовалась я, увидев Раечкин номер.

– Что? – Татьяна от неожиданности присела.

– Телефон няни, с которой вы поедете в Италию, – и, немного подумав, добавила: – Возможно, если она согласится.

– Надеюсь, она не такая полоумная, как ты? С чего бы ей отказываться.

– Возраст. Раечка дама мобильная и гувернантка замечательная, но возраст – ей слегка за пятьдесят. Не тяжело ей будет, как думаешь?

– А чего это мы за нее мыслить будем? Звони и все узнаешь.

– Тоже верно, – набирая номер, согласилась я с Татьяной.

– Раечка? – начала я медовым голосом и охнула! Татьяна локтем засадила мне в ребро и покрутила у виска.

– Чокнулась, что ли? Сама говорила ей за пятьдесят, и туда же, Раечка… По отчеству надо, – принялась учить меня Татьяна манерам, нашептывая громким басом мне в ухо.

– Раечка, – уже безо всякого меда начала я, пытаясь подальше отойти от Татьяны. – Со своими манерами сначала разберись, – потирая ушибленные ребра, простонала я.

– Раиса Васильевна, – официально проговорила я, заметив Татьяну в опасной близости от себя.

– Я вас внимательно слушаю, Людмила Валентиновна, – тут же подыграла мне Раечка. – Что у вас там за официоз такой? Вы не на приеме в посольстве? Нет?

– На приеме, – подтвердила я, – у психиатра.

– Это я уже поняла. Что дальше?

– Понятливая вы наша! В Италию нет желания поехать? – наконец-то подошла я к главному.

– А надо?

– Не знаю. Вот стою и думаю, оно вам надо?

– Поеду! Когда?

– Работать, – попыталась остудить я ее пыл.

– Понятное дело – не гулеванить, – выдала Рая свою казачью сущность. Она из донских казачек и очень этим гордится, имея в личном архиве владение пятью иностранными языками и манерами института благородных девиц.

– Точно, поедешь?

– Легко! А с кем? – запоздало полюбопытствовала она. – Ты что, агентство свое уже открыла? Поездки в Италию предлагаешь…

– Нет, но подумываю.

– А меня кому сватаешь?

– Раечка, я не брачное агентство собираюсь открывать, ты что-то слегка напутала. Хочу предложить тебе поехать в Италию с Мэри. Помнишь малышку, с которой ты работала на Остоженке?

– Жанну Владимировну я запомнила лучше! – проговорила Раечка суровым голосом. – И воспоминания, надо признаться, не самые восторженные.

– Я не предлагаю тебе ею восторгаться, а предлагаю хорошо оплачиваемую работу с ребенком, которого ты знаешь и понимаешь, и не где-нибудь, а в Италии. Почувствуй разницу и проникнись. Ты же профессиональная гувернантка, а не тетенька за три рубля. У тебя как с итальянским языком?

– Лучше, чем с испанским, но хуже, чем с немецким.

– Так ты согласна? Я все правильно поняла? – Я облегченно вздохнула. – Пойми, ну не могу я отдать Мэри в чужие руки. А времени для разгона совсем не осталось, потому что через неделю они улетают. Нужно все быстро оформить, визы, билеты.

– Хорошо, – Раечка слегка замялась, – но все финансовые вопросы по поводу моего контракта ты решаешь сама.

– Естественно, раз я тебя рекомендую.

– Тогда поеду! Лучше тебя только Онасис может договориться.

– Завтра привози паспорт и справку о зарплате. Тамара Владимировна все сделает, ты только позвони ей предварительно.

– До завтра!

– Повтори итальянский, и чтобы был лучше, чем испанский и немецкий вместе взятые, – посоветовала я, отключая телефон.

– Может, мне в няньки податься? – задумалась Татьяна, натирая поверхность до зеркального блеска. – Ты меня научишь?

– Ученого учить – только портить.

Танюшка зарделась от удовольствия и выдала:

– Вот, на чужих потренируюсь и своего рожу.

– Ты только на собеседовании так не скажи, мало кому захочется, чтобы на его ребенке тренировались.

– А что, еще и собеседование нужно проходить? – занервничала Татьяна, она уже видела себя в роли Макаренко и прикидывала, насколько увеличится ее заработок, если все сложится удачно.

– Ну а как ты думала?

– А как это – собеседование? – заинтересовалась она.

– Примерно так. – Я уселась в кресло, ясно понимая, что разговор может затянуться, и пояснила: – Из десяти претенденток нужно выбрать одну. Это в приличных агентствах, потому как женщин в Москве с педагогическим или медицинским образованием много, и все хотят заработать. Конкуренция такая, что хоть дустом их трави.

– А в неприличных? – не сдаваясь, спросила Татьяна. – Может, хоть там удастся проскочить?

– Там – бери, что предложат. Есть у них в базе данных несколько человек, вот их и рекламируют, мешая в кучу все их достоинства и недостатки.

– Как это?

– Ну, убеждают, что их работник и швец, и жнец, и на дуде игрец. А в жизни так не бывает, чтобы и няня, и домработница, и повар в одном лице. В неприличных агентствах заключают контракт с няней, приглашают ее для работы с ребенком, но при этом нагружают как домработницу, правда, платят как няне, но требуют как с телохранителя.

Таня разочарованно посмотрела на меня и спросила:

– А ты? Ты тоже такие собеседования проходишь?

– Раньше проходила.

– А сейчас?

– Сейчас я сама выбираю, с кем и где мне работать… – Я не успела договорить, потому что раздался звонок.

– Кажется, мадам вернулась, – Татьяна резво подскочила. – Ты мне потом подробнее расскажешь, ладно?

Радостной после визита в агентство Жанна Владимировна не выглядела. Раздраженно снимая шляпку, до смерти надоевшую ей за целый день, она устало произнесла:

– Завтра придет одна женщина, возможно, это то, что мы ищем.

– Но вас что-то не устраивает? – предположила я, пристально наблюдая за Жанной.

– Я посмотрела десять человек, – разочарованно сообщила Жанна. – И из десяти мне понравилась только одна.

– Вам еще приличное агентство попалось, – встряла Татьяна. – Хорошо еще, что десять человек было, а если бы меньше? Вообще бы никого не нашли!

– Таня, что значит приличное агентство? – Жанна недоуменно уставилась на домработницу. – Я езжу только в приличные места!

– Это вам только так кажется. – Татьяна легкомысленно махнула рукой, игнорируя мои слабые попытки ее остановить. – С виду они все приличные, а предложат какую-нибудь аферистку, вот тогда намучаемся с ней в Италии.

– Люда, я не совсем понимаю, – запаниковала Жанна. – Вы-то хоть можете объяснить, что все это значит?

– Многие знания – многие печали, – произнесла я, выразительно поглядывая на Татьяну. – Давайте для начала посмотрим, что там за претендентка, а потом решим, подходит она для Мэри или нет.

– Таня, там отбивные остались? – озабоченно спросила Жанна. – Я что-то нервничаю сегодня весь день.

– А как же диета?

– Какая диета, когда такие нервы! – Жанна решительно направилась в сторону холодильника, но через секунду остановилась и спросила: – Вы дозвонились Раечке?

– Да.

– И что? Она сможет поехать с нами?

– Думаю, что да.

Жанна облегченно вздохнула и скомандовала:

– Отбивную, кетчуп и телефон.

Татьяна довольно заулыбалась, одной рукой поливая кетчупом отбивную, другой протягивая Жанне телефонную трубку и напевая при этом марш Мендельсона в танцевальной вариации.

Все решилось на удивление быстро. И все так удачно складывалось до самого отъезда семьи в Италию, что я даже слегка занервничала. Ну не может быть все так замечательно. Просто как в сказке про Золушку. Жанна получила все, о чем мечтала, – и принца, и туфельку, и новенькую «Вольво», чтобы ехать с принцем к алтарю. Раечка подружилась с Мэри и радовалась возможности заработать в Италии, посмотреть страну. Татьяна, окрыленная перспективой отхватить богатого итальянца, тоже пребывала в радужной эйфории от грядущих перемен в личной жизни и романтических впечатлений в далекой солнечной Италии.

Мы сидели в маленьком кафе – Сергей Николаевич пригласил меня пообщаться в связи с моей новой работой. Ну, захотелось человеку сделать доброе дело, и теперь было интересно, что из этого получилось? Не в смысле моего заработка и перемены моего статуса, а в плане новой попытки, нового старта. Вообще-то это был уже третий старт в моей жизни. Когда я только начинала после училища работу медсестрой в стационаре, я сразу поняла, что это у меня получается и чем дальше – тем лучше.

– Людмила, а интересно, почему же вы не попробовали поступить в институт? С вашими способностями и характером, я считаю, вам непременно повезло бы?

– В медвузе учиться не хотелось, хотелось жить независимо, радоваться достижениям. Я была лучшей среди равных, и мне это нравилось. Чтобы учиться дальше, не хватило пороха, уверенности в себе тогда еще не накопила. А прочного тыла за спиной у меня никогда не было. На колготки и косметику сама себе зарабатывала с пятнадцати лет, после второго курса. Знаки признания, похвалы по поводу моих трудовых успехов казались мне слишком хрупкими, не совсем полноценными, из разряда «на безрыбье и рак – рыба».

– Наверное, вам просто не повезло с наставниками. В самом начале всегда нужен человек, которому хочется верить, и чтобы он сказал главные слова про будущее, про твой талант, про твои перспективы и возможности.

– Вот именно. А мне в то время не встретился никто из старшего медперсонала, кто мог бы стать для меня настоящим авторитетом. Ведь в юности, сами понимаете, хочется идеала, чтобы совпадало и человеческое, и профессиональное, и глазу приятно было бы… Так сложилось отчасти из-за того, что нагрузки на работе были неимоверные: постоянные ночные дежурства, подмены, требования предельные. А ведь и погулять хочется, повстречаться, одеться-обуться и так далее.

– Так что, мединститут не стал для вас заветной мечтой, – с улыбкой констатировал мой понятливый собеседник.

– В то время мне казалось, что главного в жизни он мне не даст. Во всяком случае, далеко не сразу – ни профессионального успеха, ни гарантий карьеры, и уж тем более материальной независимости. На переднем плане у моих дипломированных коллег был тяжелый труд и груз ответственности, а этого добра и в моем формате хватало.

Сергей Николаевич с удивлением слушал мой монолог, похоже, ему были не в тягость мои откровения:

– Продолжайте, пожалуйста, мне интересно.

– Про дисциплину не мне вам рассказывать, требования по максимуму для среднего персонала – это обыкновенное дело. К этому я быстро привыкла, хороший результат как цель, и непременно признание моего успеха окружающими – я жила внутри этой цепочки довольно долго, и это заполняло почти все мое время. Где его было тогда взять для дальнейшего образования?

– А все-таки, хотелось ведь большего? – улыбнулся Сергей Николаевич.

– Вы хотите все мое прошлое выведать? – Я догадывалась, что его доброжелательное любопытство неспроста, но не понимала почему?

– …Если у вас есть время, то не будем откладывать самое интересное! – И Сергей Николаевич демонстративно устроился поудобнее.

«Ну что ж, коли так любопытно, слушайте мою анкету!» – решила я.

– …Я уехала в Германию, как военнообязанная, приложив для этого неимоверные усилия и принеся немалые жертвы по меркам того времени и по мнению моих сверстников. А вернулась уже с мужем и маленьким сыном. Нужно было начинать все сначала, почти на пустом месте: искать работу, жилье. Моя работа всегда мне нравилась, не нравилась только зарплата и полное отсутствие свободного времени, поэтому пришлось-таки вопрос заработка поставить на первое место. После жизни в Германии я уже не могла смиренно принять условия и уровень жизни, который у нас, медсестер, по-моему, так и не изменился: работаешь реально за троих, отвечаешь за пятерых, а получаешь как все. Я уже доказала на всех рабочих местах, что могу быть и самоотверженной, и выносливой, и суперответственной, но мне как никогда нужна была материальная компенсация за мои сверхусилия. Потому как юношеский энтузиазм иссяк. Короче говоря, при первой же возможности я стала менять свое направление. – Я допила мой кофе и глянула на моего собеседника.

– И как вам удалось так резко повернуть в жизни? У вас такие хрупкие ручки, – проговорил он после небольшой паузы.

– Я всегда мечтала научиться водить машину, между прочим, но раньше не было такой возможности, поэтому пришлось виртуально рулить по ухабам собственной биографии. Когда я оказалась на новом перекрестке, в свободном, так сказать, плавании, пришлось опять доказывать свое соответствие. Думать об отдаленных перспективах и о возрастных проблемах тогда было некогда, да и бесполезно – откладывать на черный день было не из чего. Теперь, спустя десять лет, скорость моей жизни почему-то резко возросла и из туманных далей будущего уже видно: трудовой стаж по документам 15 лет, а реально – 25, последняя аттестация по специальности проводилась десять лет назад. И никакого тыла! Куда теперь поворачивать с такими габаритами? – засмеялась я.

Понятно, вопрос я задала риторический. Может быть, этот брюнет с лицом провинившегося ангела явился, чтобы прояснить мне самые важные вопросы? Взгляд у него грустный, беспорочный, глаза какого-то дымного цвета – смотрят и ласкают мое лицо. Чем же я его так окрылила? По глазам и рукам вижу, что он мой ровесник, хотя во всем остальном по-юношески легкий, сухопарый. Приятно с ним сидеть, знать, что нравлюсь ему, и придумывать себе, что может получиться из нашей «деловой» встречи.

И потом мне пришло в голову записать все это на бумагу, да так, чтобы было интересно читать. Я старательно вспоминала весь прошедший год, записывала события, произошедшие со мною, и мечтала открыть собственное агентство, мотаясь по всей Москве, выбирая помещение под офис. А в выходные была занята работой в больнице, где с усердием вспоминала навыки операционной сестры, получая от работы крошечную зарплату и огромное удовольствие.

Позвонил Володя. В моей голове от его голоса будто щелкает какой-то тумблер и начинается выработка волн. А в голове и в мыслях толчки от этих волн: да-нет, да-нет… Голос мягче – тверже, голос тише – громче, быстрее – медленнее. Я забываю: это он хотел меня услышать и позвонил, или я хотела ему что-то сказать? Володя пригласил меня на концерт. Это в Кремлевском дворце, вечером после работы. Назвал день, час, спросил, реально ли это для меня. Я должна что-то сказать, чтобы он понял, что ради этого события мне предстоит выкроить себе целый свободный вечер, что это непросто, но я приложу все силы и т. п. На самом деле я просто не была готова к такому походу. Вообще музыка для меня это такой мир, который существует по своим законам, параллельно с моей жизнью. Если я что-нибудь слушаю или напеваю сама себе – это просто такой материал из звуков и слов, который можно употребить внутрь, как напиток или как еду, иногда, очень редко, как лекарство. Музыкой это трудно назвать, невзирая на мелодию и ритм.

Но если я попадаю на концерт или вдруг оказываюсь в зоне реального звучания музыки, то пусть она мне даже не нравится, но впечатление создается такое, будто у жизни появился вкус. То есть можно сказать, что я меняюсь и внутри происходят какие-то перестановки: то, что в жизни занимало первое место, – уходит на второе или дальше, а то, чего раньше вообще не замечала, занимает первый ряд. От этого становится неудобно и непонятно: нужно ли привыкать к себе другой, или надо снова все расставить, как было? Однако об этом обычно некогда думать, так пусть все будет, как было! Но почему тогда становится больно внутри? Никто еще мне не подсказал, почему от настоящей музыки появляется такая неопределенность, и это напрягает. Поэтому, наверное, классической музыке я предпочитаю понятные песни.

Одно дело, когда ты слушаешь сама для себя. И совсем другое, когда вместе с милым. Я догадывалась: Володя ведет меня на концерт, чтобы я услышала и поняла то, что он хочет мне высказать, чтобы оценила его выбор, вкус, взгляды. А еще для того, чтобы в наших разговорах и беседах поселилась бы общая тема с вариациями: концерт, музыканты, публика, критика. Тогда он сможет блеснуть своей эрудицией передо мной. Поэтому надо мне постараться, договориться, чтобы освободить время для этого похода.

Мы пошли на концерт, и я услышала, наконец, эту знаменитость – Олега Митяева.

Мой выходной вариант в одежде традиционный – белый верх, черный низ. Происхождением и видом моих брюк и блузки я была довольна, они соответствовали месту и времени. Привела в порядок голову и все разгладила, – терпеть не могу жеваный фасад. Никаких украшений, кроме колечка – подарка Жанны и Майкла, и духи – уже на выходе. Посмотрелась в зеркало: лицо усталое, но глаза блестят и улыбка отличная! Володя ждал меня в такси, чтобы не заморачиваться с парковкой. Через несколько минут мы вошли в сияние-мерцание дворцового великолепия, и наши души, притаившись, принялись изучать окружающую среду, всю эту малознакомую флору и фауну меломанов. Из глубины сознания выплыли какие-то пионерские впечатления от давнего первого похода в этот же зал. Вспомнилось, как я расстроилась из-за того, что челка, уложенная романтической волной, прилипла под шапкой к голове. Сейчас-то можно носить на голове что только вздумается – все нормально, многие вообще в любую погоду без головных уборов. Но я по-прежнему могу расстроиться из-за прически. Володе проще, у него очень короткая стрижка – форма головы не вызывает вопросов, и вообще, на его полуспортивном фоне я выглядела просто блестяще. На нем был свитер и джинсы, все новенькое, хорошо сидящее. В целом я была довольна нашим тандемом и могу отвлечься на окружающих, хотя уже пора занимать места.

Хлопали барду долго и горячо, а цветов было совсем мало.

После концерта лица у всех выглядели будто умытые: мягкие, нежные взгляды куда-то вдаль, улыбки направо – налево, как в гостях у родственников. Что все-таки происходит с людьми во время концерта? Я лично просто сидела и слушала. Когда в зале рядами начали подпевать, мне тоже захотелось, но я не знала ни одной песни. Мелодии вроде были знакомые и слова простые, если не сказать примитивные, но мне незнакомые. Хотелось запомнить необычные, незатертые словосочетания, мне казалось, что они совпадают с моими забытыми мечтами из юности, со словами, спрятанными и потерянными от переживаний первой любви…