Текст книги "Шайка светских дам"

Автор книги: Людмила Варенова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

21. Сима. История беспомощной тигрицы

Сима сама не знала, зачем затеяла этот разговор. Хотя не этот, так другой повод он бы все равно выбрал, чтобы показать ей, кто хозяин. Так, на всякий случай. А может, это всё-таки призрак мифического министра-поклонника не давал спать ревнивому ковбою?

– Алексей! Что это такое? – налетела разъярённая Серафима на возлюблённого. – Я теперь повсюду должна ходить в сопровождении твоих барбосов? Вчера твой главный цербер просто не выпустил меня из дома. Видите ли, их бы не пропустили на приём, куда меня пригласили!

– Они правы, Тигренок.

– Ах, вот оно как? Да-а-а. Я начинаю сожалеть, что позволила тебе что-то значить в моей жизни, – сдвинув брови, припугнула она.

Но атака на испуг позорно провалилась. Да, на приемы она теперь будет ходить только вместе с ним и в сопровождении «барбосов». И вообще, порядочной женщине и супруге столь уважаемого человека, как он, не стоит разыгрывать из себя светскую львицу. Так-то, Тигренок.

Ах, супруге? И это он-то уважаемый человек? В каких кругах, интересно? Когда это она удостоилась лестного звания женушки дважды судимого активиста криминального бизнеса? Серафима чеканила слова с убийственно отчетливой дикцией представительницы древнего рода. Да ни одна женщина в этом роду не опозорила себя браком с уголовником! Так неужели возможно подумать, что она, Серафима Алешина, может так унизиться?

Она сама не понимала, почему он ее до сих пор не ударил. Но все ее убийственные фразы разбивались об его спокойствие, как волны об утес. Казалось, скандал доставлял противнику большое удовольствие.

«Ах ты, старая поганая крыса! – Сима уже вскипела до последней степени. – Отлично. Пусть я сегодня сдохну, пусть мне придется себя убить, но ты ко мне больше на выстрел не подойдёшь».

Но вслух она сказала другое.

– Я не шучу, – надменно сказала она и топнула ножкой. – Или я буду жить так, как я хочу, или – пошёл к чёрту!

Померанский сладко улыбнулся:

– Всё «или», Тигренок, решать буду я. Извини, я так привык. Я так хочу.

Больше всего в жизни, еще со времен нищеты и унижений, Сима ненавидела именно эту фразу: «я хочу!» У нее давно был готов ответ. Серафима приняла самую царственную из своих поз и звонко отчеканила:

– На твой маленький хочу у меня всегда есть мой большой насрать!

…Померанский сквозь синюю щетину на щеках покрылся багровым налетом и стал похож на помидор «Черный принц». Из смежной комнаты, где вечно томилась рать охранников, донеслось задушенное хрюканье и шум падающей мебели. Сима решила, что победила. Увы.

Когда Померанский отдышался, глаза его приняли холодный стальной оттенок. Шутки кончились.

– Всё «или», девочка, в нашей семье буду все-таки устанавливать я, – проговорил он тихо. – Я так привык. И ещё ни разу не изменил этой привычке. Так вот, сейчас я тебе скажу одно из них. Готова?

– Заткни его себе в старую задницу, – Сима задорно сверкнула ослепительной улыбкой. Ей действительно было всё равно. Всё вдруг обрыдло и осточертело до крайности. Жизнь овечки на крепкой веревочке? Да пошли они все!

– Так вот, Тигренок, или ты моя жена. Заметь, жена, а не подстилка.

– Или? Отдашь барбосам и в бетон закатаешь?

– Или, как это ни грубо, действительно отдам барбосам. Красиво, как ты любишь. Например, на капоте «Линкольна». Насчёт бетона – как скажешь, дорогая, там будет видно. Вот такое «или». И запомни: я свои приказы не меняю. Выбирай.

– Хорошо. Я согласна, – кротко сказала Симочка.

Босс победно усмехнулся. Он умел уламывать женщин. Но он плохо знал Симочку.

– Я согласна, – повторила она громче. – На твоей паршивой легковухе, совсей твоей поганой кодлой.

– Герыч! Первым будешь? – крикнула она так, что ее звонкий голос было слышно по всему дому.

Смерив потерявшего дар речи любовника насмешливым взглядом, она снова повысила голос:

– Я думаю, нам будет весело. Эй, кто там, в лакейской, сволочи?! Поставьте «Линкольн» на лужайку перед домом! Сию же минуту!

У Померанского отвалилась челюсть, полная хищных фарфоровых зубов.

– Как отлично, что я сегодня надела красивый комплект белья, – деловито прощебетала Симочка, расчесывая перед зеркалом свои роскошные волосы, точно торопилась опоздать на премьеру любимого спектакля.

В глазах старого мафиози зажглось восхищение. Черт возьми, ну и характер. Попробуй, обломай такую.

– Что ты на меня так вылупился, старая плесень? – налетела на него Сима. – Объявил, так пошли. Ты что думаешь, я от страха описалась и в ногах у тебя ползать буду? Тоже мне, властелин судеб! Плевать мне на вашего паршивого императора, месье, как сказала моя прапрабабушка, когда ее изнасиловали наполеоновские солдаты. До императора тебе далеко, даже и тужиться не пробуй. Давай, давай, отрывай задницу от ампира и топай ножками, не нести же мне тебя.

Пауза. Пыхтение в прихожей смолкло – охрана боялась пропустить хоть слово.

– Идем! И не порть мне праздник, олух мафиозный! Ну же!

В прихожей уже не хрюкали, стонали жалобно.

Померанский только головой мотал, отбиваясь от тащившей его за рукав Симы.

– Что такое? – остановилась она и нависла над скорчившимся в кресле поклонником, уперев руки в бока – точь-в-точь картина – барыня принимает оброк у провинившихся крестьян. Слова вылетали из неё, как пули из «Калашникова» при стрельбе очередями:

– Ну?! Чего присох? Ревматизм? Паралич? Понос? Как хочешь. Лично я не хочу пропустить. Это моё шоу!

Старый бандит сипел и синел, в прихожей тоже кто-то с хрипами и всхлипами отходил в мир иной.

В общем-то она почти победила. Но, старый шулер, он всегда держал последний козырь при себе.

– Ладно, – сказал он. – Не знал, что женщины княжеского рода ругаются такими словами.

– Такими словами женщины любого рода кроют таких вот отмоченных старых писунов, как ты!

– О'кей! Но ты не против, чтоб на твоём шоу был ещё кое-кто из зрителей? Как насчёт одной старой знакомой? Только не говори, что ты её не знаешь, дорогая моя, – ехидно предупредил он и дал кому-то едва заметный знак.

Увидев новое лицо, Сима без сил упала в кресло.

* * *

Где-то на самом верху многоэтажной башни лифт басовито крякнул и, повинуясь легонькому нажатию кнопки, пошёл вниз.

– Привет! – шепнула ему Алла, когда он через щель в дверях мелькнул огнями мимо неё.

– Привези мне её, – напутствовала она механизм, как своего сообщника.

И это сработало. В возвращающемся лифте отчетливо постукивали дамские каблучки. Видимо, дамочка изрядно замерзла и притоптывала, стараясь согреть ножки.

– Шестой, седьмой… – отсчитывала Алла преодолеваемые лифтом этажи, на пружинившись, как волчица в засаде.

Чутье подсказывало ей – вот она, ненавистная жертва. Она вынула из кармана шприц и сняла колпачок с иглы. Сейчас! Сейчас! Ну, где же?

– Эй! Кто-нибудь! – заверещал внизу противный женский голос. – Кто-нибудь, суки долбаные, вызовите монтера!

Лифт застрял. Не подозревая, что железная клетка спасла ей жизнь, Лизочка Волынова крыла лифт, дом, жильцов, жилуправление, мэрию, правительство и Организацию Объединенных Наций трёхэтажным матом.

Сочувствующие соседи поспешили присоединиться к митингу. Алла тихо чертыхнулась, заботливо упрятала иглу в пластмассовый футляр и поспешила ретироваться. Злобе ее не было границ. Такой маскарад пропал зря! Ну, ничего, ничего. Не сегодня, так завтра она доберется до этой сладкой семейки. Ха!

Ветер завывал с чудовищной тоской и силой. Острая снежная крупа секла ей лицо так, что, казалось, оно ободрано до крови. Фонари не в силах были разогнать мрак и метель. Было далеко и до остановки, и до стоянки такси. Она замерзла, и ей очень хотелось в туалет. Алла отлично знала этот необустроенный микрорайон дешёвых башен, ведь здесь она прожила с мужем столько лет. Недолго думая, она свернула в сторону многоэтажки, носившей дурную славу местного бомжатника, и решительно шагнула в вонючую черноту настежь распахнутого подъезда. Ей послышалось чьё-то осторожное дыхание, но она лишь хищно усмехнулась и уверенно нащупала кнопку лифта. В шахте натужно загудело – лифт работал. И в этот момент кто-то ухватил ее за шиворот и со страшной силой ударил головой о стену. – Тихо, сука! – шепотом рявкнул преследователь и втолкнул ее в открывшийся зев ободранного до последней степени лифта. В клетушке нестерпимо воняло мочой, стены покрывала жирная копоть от сожженных пластмассовых кнопок, а мутная лампочка пряталась от вандалов за куском фанеры, и свет едва пробивался сквозь проделанные в фанере рваные дыры. Преследователь растерянно моргал глазами, не понимая в этом неверном свете, кто перед ним. По звуку шагов и запаху духов он думал, что напал на женщину, но теперь по одежде перед ним был явно мужик. Нападающий, небритый вонючий детина, силился заглянуть ей под кепку, но Алла упорно прятала лицо. Тогда он, выпустив ее руки, сорвал с нее шапку и радостно заржал, увидев белые локоны.

Смех застрял у него в глотке, когда она подняла бледное костистое лицо с горящими глазами. Несмотря на почти полную деградацию мозговой деятельности, инстинктом он понял – страшнее не было ничего в его никчемной жизни. Ужас парализовал огромное рыхлое тело перед этой леденящей душу усмешечкой маньяка, достигшего своей цели. Во взгляде женщины не было ничего человеческого, только нестерпимая жажда убийства. Так они и стояли, глядя друг другу в лицо. Время отстукивало бесконечные секунды. Потом Алла широко улыбнулась и вонзила иглу. Орудие смерти легко прошло сквозь толстую зимнюю одежду. И парень начал умирать, как только острие коснулось его кожи.

Лифт дошёл до самого верха и остановился. Дверь распахнулась в черноту. Мертвая тишина стояла в доме. Даже с улицы не доносилось ни звука. Алла шагнула на площадку. Лифт помедлил и, не дождавшись приказа, покорно закрылся за ее спиной. В кромешной тьме Алла невозмутимо справила свою нужду. Она чувствовала себя полной хозяйкой этой ночи и этого пространства. Никто не посмеет нарушить её уединение. Она нажала кнопку, лифт послушно перед ней снова распахнул жалкие створки. Убитый грабитель так и стоял в углу, покорно глядя на убийцу мёртвыми глазами. Она отыскала среди сгоревших кнопок ту, которая когда-то носила цифру один. Перед тем как внизу покинуть лифт, она ухватила мёртвое тело за рукав и уронила его на пол. И труп жалко скорчился в тесном пространстве. Двери лифта сомкнулись у нее за спиной, из кромешной тьмы подъезда она спокойно вышла в кромешный ад метели.

* * *

– А Бублыкин-то из второго подъезда нынче насмерть запился! – констатировали соседи, обнаружив поутру несчастного Бублыкина мертвым в лифте – кто с сочувствием, а кто и с облегчением.

На этом все кончилось.

Но с этого дня Алла Волынова стала другим человеком. Это оказалось так просто – всадить иглу в ненавистную человеческую тушу и почувствовать неимоверное облегчение.

* * *

Вот и всё! А как было трудно-то! Казалось, следствие зашло в тупик раз и навсегда. Эпизоды с нестандартными ограблениями больше не повторялись. Химик, по-видимому, достиг своей цели и больше никак себя не проявлял. «Завязал». Это было то, чего он, старый сыскарь, больше всего боялся. Что Химик завяжет и уйдет на дно навсегда. И вдруг – такая роскошная удача! Как же долго они не могли её опознать, кто она, где проживает, как её искать? Она оставалась просто мымрой с невыразительным личиком. Конечно, она сильно изменилась, эта бабёнка. Как-никак между этими двумя фотографиями двадцать лет прошло. Но у него-то глаз наметанный. Это точно она. Старая мымра, вычисленная с помощью новейшей компьютерной программы на видеопленках в казино, в супермаркете, в ювелирном магазине, и эта девица, разыскиваемая через Интернет детективным агентством, – это ведь одно и то же лицо! Ирэна Цветковская, бывшая акробатка! Вот теперь ему стали понятны кое-какие эпизоды, требовавшие от воришки немалой ловкости и смелости. Конечно, только бывшая акробатка могла проскользнуть в маленькую щёлочку, как было в супермаркете, или пройтись по карнизу на головокружительной высоте, как было в деле с ограблением в роскошной гостинице.

– Да, это она, – полковник милиции потер в восторге пухловатые ладони. – Неприметная уборщица, а в прошлом – ловкая циркачка! Что и требовалось доказать! Ай да я!

На столе перед ним лежали несколько фотографий Ирины, распечатанных на компьютере. Бывший цирковой партнер очень хотел найти Ирину. Это он дал детективному агенту редкое фото юной Ирэны Цветковской – фото без грима. Агент, ничтоже сумняшеся, решил облегчить себе работу. Чего проще: поместить фото в Интернет? Глядишь, и найдется иголочка в стоге сена.

Через пару часов был установлен адрес и круг общения подозреваемой. Он оказался невелик – всего-то три фамилии. Зато какие! Светская львица, бизнес-вумен и… бывшая жена малоизвестного художника, а по образованию – биохимик! Вот тебе и опаньки! Банда оказалась составлена по всем законам классики детективного жанра: прекрасная наводчица, мозговой центр, спец по оружию и незаметный, но преловкий исполнитель. Осталось только собрать доказательства.

Пожилой полковник милиции на радостях тяпнул рюмочку коньяку:

– Вот я тебя и нашёл, братец Химик. И оказался ты сестрицей… Женская банда! Прямо Чикаго какое-то.

* * *

– Кажется, он вычислил Химика! – тихо произнёс голос в трубке мобильного телефона одного весьма влиятельного бизнесмена с криминальным прошлым.

– Ну, так достань мне этого Химика первым! – рявкнул бизесмен.

– Сделаем, – послушно ответил голос.

22. Всего одна проблема

– Давно не было так славно, а, девоньки? – Тома нежилась на бежевом пушистом Симочкином диване.

– В общем-то, да, – рассеянно отозвалась Симочка, приютившаяся тут же в уголке и думающая о чем-то своем.

Тамара ободряюще похлопала ее по руке, та отдернула руку.

– Аллочка? А у тебя как дела? – Тома ожидала, что Алла в очередной раз примется настаивать на немедленном мщении художнику Волынову. На этот раз ей было что предложить обиженной жене.

Но Алла лишь кротко пожала плечами и сказала, что у нее тоже все отлично.

Ирочка лишь умиротворенно улыбнулась.

– Значит, отменяем Ледянникова? – Тома была уверена, что подруги безоговорочно согласятся. Прослушки она не боялась. Оказалось, что маленький прибор, способный отыскать любые «жучки», купить было совсем не сложно. Она проверила – в квартире Симы «жучков» не оказалось. И даже бдительный Герыч сегодня за Симой почему-то не следовал по пятам. Сегодня светскую даму сопровождала всего одна машина с охраной, причем все охранники беспечно остались во дворе. Давно такого не было.

– Значит, отменяем, – равнодушно отозвалась Симочка. – И все они переженились и жили долго и счастливо…

– Ты о чём?

– Ну как? Мы с тобой нынче по замужам собрались, Алка с Иркой и так, считай, женаты.

– Че-е-его? Как женаты? Ты что несёшь?

– Ну, ты что, с Марса, девушка?! Что, не знала?

– Ал? Ир? Это правда?

– Да, – равнодушно сказала Алла.

– Нет, – так же равнодушно произнесла Ирочка.

– Да что с вами со всеми? Девки, ау! Вы где у меня сейчас, а? Что с вами?

– А с нами, Томочка, полная хана. То есть всеобщее счастье и благополучие, – самое страшное было то, что Сима не язвила. Она по-прежнему была равнодушна.

Благодушие с Тамары сняло как рукой. Она мгновенно стала опять чуткой и внимательной Томой, атаманшей и мозговым центром.

* * *

– Симка, что у тебя с Померанским?

– Сплю, – коротко и равнодушно отрапортовала Сима.

– Достал до печёнок? Слушай, я знаю, как тебе от него избавиться.

– Не хочу.

– Что не хочешь?

– Не хочу избавляться.

– Симка? Что с тобой? Ты сегодня бледная такая, ты не больна?

– Нет.

– Симулянчик, миленький! Что случилось? – Тома крепко обняла подругу.

– Том! Это не я лесбиянка, – отстранилась Сима всё с тем же равнодушным видом.

Тамара рассердилась:

– Симка, я тебе ща так врежу, что у тебя портрет твоей красивой рожи на стенке появится. Методом мгновенной отпечатки. Забыла, чем мы все четверо рискуем? Что за игрушки, Серафима? Что с тобой?

– А с тобой?

– Со мной?

– Ну да, с тобой, со мной, с Иркой, с Аллой? До чего мы дошли и как мы тут оказались? В этой помойке?

– Сима, мы не в помойке! У нас всё в порядке. Милая, у нас никогда не было всё так хорошо, потому что у нас одна-единственная проблема – как избавить тебя от Померанского. Вспомни, у нас ни когда не было всего одной проблемы, а всегда куча проблем, и мы со всеми справлялись. Я знаю, как решить нынешнюю.

– Засунь свое «знаю» себе поглубже, всезнайка хренова! – свысока бросила Сима и отвернулась.

Наступило долгое тяжелое молчание. Первым его нарушила Тамара.

– Алёнка? – тихо спросила она.

– Да, – Сима медленно повернулась, и в зелёных глазах её была такая чудовищная боль. – Померанский привез её из Старой Англии.

– Как же он узнал, где она?

– Сучка Серовская выкрала у меня дома фотографию – Аленка на фоне кампуса. Такое здание в Англии только одно. По нему и отыскали. Так что, Томка, я тебя предупреждаю – только дернись, я сама тебя положу на месте!

Тома испуганно вскинула руки:

– Сима, я ж не дура, чтобы ребёнком рисковать. А как это Аленке-то объяснили?

– Красиво объяснили! Мамочка выходит замуж, и деточка должна жить с «папой и мамой». У моей дурочки радости полные штанишки. Померанский, по её мнению, хоть облезлый, зато душка. Она от моего выбора в восторге. «Мать, это круто!» – передразнила Сима восторг дочери. От бессильной ярости красивое тонкое лицо ее исказила безобразная судорожная гримаса.

Тома молчала в растерянности, потирая широкий лоб. Придуманный ею план спасения Симы теперь оказался бесполезен. Ирина растерянно хлопала глазами. Только Алла загадочно и торжествующе улыбалась, упрятав подбородок в широкий воротник дорогого пушистого свитера.

* * *

Неудача с покушением на соперницу только подхлестнула жгучее желание Аллы мстить. К тому же теперь она ощущала себя всесильной. Глупые люди, кто не знает верного средства справиться с жестокой судьбой. Глупая Томка, воображающая себя умницей. Этот мир слишком грязен, чтобы жить в нем с чистыми руками. Теперь все будет так, как хочет она – Алла Волынова.

Грязные и вонючие бомжи – разве это люди? Да, это люди! Такие же, как ее несчастная тетка. Такие же, как ее беззащитная Ируська. А вот этот жирный кабан, вываливающийся из казино, – нет, не человек! Этот подойдет… Ей нужны были жертвы. Чтобы пробовать новые средства. И чтобы утолять огонь жгучей ненависти в груди. Она не убила ни одного бомжа, ни одной бродячей собаки. До утра кружила ночами по опасному городу худая женщина в мужской одежде. Ждала жертву. Оборзевшего дебила, обдолбанного подонка, обнаглевшего сытого борова. Любого, готового на нее напасть во имя самоутверждения, наживы или дозы наркотика. Это была ее законная добыча. Она носила на руке часы с крупным светящимся циферблатом и секундной стрелкой, чтобы по ним выверять время действия лекарства. Хотя какое это было лекарство? Лекарства – средства, чтобы жить.

Она не считала, скольких она убила за эти недели. Зато малейшие особенности действия препаратов прочно сидели у нее в голове. И заботливую Ирину не тревожили ночные прогулки подруги. Она как-то особенно крепко спала в эти последние зимние дни.

* * *

Свадьба Симы была помпезной и пышной. И плавно перетекла в грязный скандал. Когда отгремел фейерверк восторгов по поводу подарков и туалетов невесты и гостей, обыватели с восторгом узнали, что немолодой молодой супруг совершенно без ума от… прелестной девятнадцатилетней падчерицы! Везде и всюду разъезжал он только с нею, ни на минуту не оставляя «бедняжку» одну. Сима не читала газет, но не видеть и не слышать отвратительных подробностей, со смаком перепеваемых передачками особого толка, было невозможно. Она повсюду натыкалась на новые выдумки. Её буквально раздирали взглядами все, кто навещал новобрачную в эти дни. Как, наконец, и когда она – знаменитая светская красавица, отреагирует на такой пассаж?!

Самое страшное было то, что большая часть слухов была правдой. Алена без всякого принуждения с огромным удовольствием общалась с «дядей Лешей», прилюдно нежно величала его «папусиком» и висла на «папусике» глупо и вульгарно. «Папусик» таял и сюсюкал. Ему было уже не до молодой жены. Какого черта он женился на этой замороженной вобле, а не на малышке?

Сима замкнулась и жила тихо в доме мужа, никого не навещала. От визитов отделывалась. А когда наступала тягостная обязанность сопровождать муженька на светские мероприятия, была хороша и надменна. Под зелеными миндалевидными глазами залегли свинцовые тени, но она умело прятала их под пудру. Даже с Томой, регулярно ее навещавшей, она не обсуждала свою семейную жизнь.

– Оставь! – только и сказала однажды в ответ на жаркий шепот подруги, обещавшей изыскать способ избавления. – Всё хорошо. Ничего не хочу менять.

И Тома поневоле отстала. Тем более что в эти дни её страшно стала тревожить Алла. Что-то задумала их химический гений. Что-то страшненькое. Тома пыталась навести её на разговор о грядущем мщении Волынову. Алла отмалчивалась.

* * *

Да, она придумала план мщения. И совсем оказалось не нужно торчать ночью в холодном подъезде. С маленькой дочкой бывшего мужа гуляла нянька. Пожилая и безалаберная особа, обожавшая судачить с товарками. Ничего не надо, абсолютно ничего. Просто пройти мимо и уронить в колясочку носовой платочек. Безобидный. И ничего не случится. До самого вечера. А вечером будет температура, бессонная ночь, и назавтра все кончится для маленькой девочки. Все земные страдания минуют одну маленькую женщину. А для художника Волынова и его стервы все начнется – все муки ада.

Нет. Платок – это слишком просто и слишком уж в духе средневековья. К тому же они не узнают, кем и за что наказаны. Надо иначе. Не надо бояться крови.

Строя страшные планы, она ни за что не хотела признаться себе, что не может убить ребенка. Просто не может, хотя и всего-то надо пройти мимо и бросить платочек, и синяя колясочка – вот она, в десяти шагах, и нянька – дура старая, зачем только таких нанимают! – с соседкой трындит взахлеб. Нет, все будет не так. Алла тряхнула головой и решительно зашагала к коляске. Проходя мимо оживлённых старушек, она вежливо извинилась. Соседка, кивнув ей, шагнула в сторону и, пропуская мимо эту воспитанную даму, не заметила, как дама сунула что-то под нос её собеседнице. Дама прошла, и они вновь застрекотали о насущном, то есть об очередной бразильской страдалице. Но вдруг нянька Вольтовых пошатнулась и схватилась за сердце. На крик соседки обернулась женщина, которая так вежливо только что просила позволения пройти между ними. Обернулась и кинулась на помощь.

– Это сердце! – воскликнула она, нащупав пульс. – Бегите! Звоните в «скорую»!

Когда соседка скрылась в подъезде, Алла усадила няньку в подтаявший сугроб и быстро зашагала, толкая перед собой синюю коляску.