Текст книги "Огненный Лорд и я (СИ)"
Автор книги: Лючия фон Беренготт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)
Глава 16
Я уже не думала идти к нему или еще поломаться.
Нет, не потому что сдалась и решила стать подстилкой. Хотя, если уж совсем по-честному – из двух вариантов – Огненный лорд или управляющий – даже и думать не пришлось бы, кого выбирать и чьей подстилкой становиться.
Еле-еле, кое-как отмыв лицо и вытряхнув из головы наструганный картофель, я бежала по широкому, каменному коридору, минуя вытянувшихся в струнку охранников, лишь с одной целью – высказать ЕМУ все.
Сказать, что я так больше не могу. Что я не знаю, что и думать, и пусть уже решит, кто я для него и какое он видит между нами будущее.
Зачем я нужна ему? Он не может завести со мной детей. Мало того, я для него – чуть ли ни смертельная угроза. Ведь если он потеряет из-за меня свои силы, для него это будет сродни смерти – соперники за престол обязательно прознают и уберут его.
А невеста? Мне искренно понятно его желание завести любовницу рядом с такой будущей женой, но зачем тогда она вообще нужна – эта жена?! Для чего им обоим мучиться? Зачем оскорблять женщину таким вот «браком», причем женщину не совсем здоровую?
А еще я бежала рассказать о том, что творится у него под самым носом – хоть Марса меня и отговаривала.
Мол, не такой уж он и плохой, этот управляющий… Ну, кобель, ну бабник… А кто из них не кобель? Зато по рассказам служанок, которым он успел юбку задрать – очень даже неплохо у него кобелиться получается… Деток, опять-таки, уж если настрогал, не бросает…
– Ты лучше Лорда к себе снова расположи… – советовала Марса. – И все проблемы решишь одним махом… Заберет тебя с кухни и будешь жить в шелках, кушать на золоте. А коли пожалуешься ему на управляющего, худо будет всем… Ну вот, скажи, нужна тебе человечья кровь на руках?
А, к черту этого управляющего… решила я перед самой дверью – двойной, деревянной, с двумя вензелями, изображающими драконов. Пусть живет, главное, чтоб ко мне не лез…
Подняла руку – постучаться, одновременно приказывая себе перестать икать.
И тут же, как назло, громко икнула, проклиная все на свете и стараясь не смотреть на охранников – мне показалось, что они оба фыркнули со смеху в свои забралы.
Постучаться я тоже не успела – сама по себе, одна из створок двери медленно открылась внутрь, а двое моих насмешников по ее сторонам с лязгом разъединили скрещенные копья. Кинув на них злобный, прищуренный взгляд, я, наконец, зашла внутрь.
И обомлела, насколько богатым было убранство и насколько резко контрастировало с общей серостью и беднотой этого мира.
Взгляд не знал, на чем дольше задерживаться – на тяжелых ли, вышитых золотом портьерах, на огромном, ярко полыхающем камине в глубине залы, которая, по всей видимости, была предбанником спальни, или на изящной мозаике на высоченных и узких окнах.
Пол был устлан несколькими пушистыми и невероятно красивыми коврами, а со стены над камином на меня сурово взирал портрет мужчины – в черной хламиде, грозного и седого. Чем-то похожего на Эллиора.
Стены предбанника были выложены аккуратно отесанным камнем, по которому уходил в высокий поток искусный растительный узор – высеченный, не нарисованный.
Вполне ожидаемо, в той же комнате хранился весь личный арсенал оружия лорда Варгоса – справа от двери, на впаянных в настенный ковер крючьях висели мечи, инкрустированные золотом и драгоценными камнями, какие-то тяжелые доспехи из непонятного материала, похожего на змеиную кожу, кортики и даже старинное ружье, что-то навроде мушкета.
А вот расположившуюся по левую сторону небольшую библиотеку с креслом, столом и разложенной на нем толстенным фолиантом я никак не ожидала увидеть.
– Хм… – пробормотала, медленно подходя. Зашла за стол, провела по раскрытой странице пальцем, обводя непонятные письмена.
– Это поэма. Древняя. На языке Первых Драконов.
Я вздрогнула и обернулась. Как он умудрился подкрасться так, что я ничего не услышала и встать сзади? Сглотнула слюну, сразу утонув в золотисто-черных глазах.
– Вы… вы любите стихи?
Эллиор поднял бровь.
– Конечно люблю. А ты – разве нет?
Я икнула и стушевалась, опуская глаза. И еще больше стушевалась, потому что теперь смотрела на его широкую, мускулистую голую грудь. Кто бы сомневался, что он будет в неглиже… Хорошо, хоть штаны не снял, встречая меня.
– Не то, чтобы не люблю… Просто у нас давно… как бы это сказать…
И тут я смутилась уже по другой причине – как я буду выглядеть, объясняя, что вместо стихов у нас популярны в лучшем случае «пирожки»? Да что там стихи, у нас и прозу-то особо не читают… разве что по школьной программе.
Вот что я буду за женщина в его глазах, если ни одной «древней поэмы» не знаю? А он – средневековый лорд, знает, и явно не одну.
– Я… у нас… все по-другому, понимаете? Так сразу и не объяснишь… Я могу попробовать, конечно… но это займет время… И вам, наверняка, будет не очень интересно…
Он вдруг шагнул ко мне и взял мое лицо в ладони, прерывая мой жалкий, оправдательный спич. И хорошо сделал, потому что я явно уже начала заговариваться, плывя от его близости и запаха.
– Твое имя означает «надежда», правильно? На твоем языке?
Я слабо кивнула.
– Да… А что?
– Тогда это про тебя… – он снова развернул меня к себе спиной и медленно, нараспев прочитал, водя пальцем по строчкам и выдыхая непонятные слова мне в ухо.
Непонятные, но безумно красивые – журчащие, как горная река…
– Я… ничего не поняла…
На самом деле, я не поняла бы, даже если бы он прочитал этот отрывок на чистом русском языке – в голове стоял полнейший туман. Чувствуя, что еще чуть-чуть и ноги мои подкосятся, я вздохнула и оперлась на него спиной…
И резко открыла глаза, чувствуя неладное.
Эллиор не набрасывался на меня, не тискал, не целовал в шею. Безусловно возбужденный, он просто крепко сжимал меня в своих объятьях – так крепко, что казалось, еще чуть-чуть, и моя грудная клетка затрещит под его руками.
И молчал, прижавшись щекой к моим волосам.
Я вдруг ахнула в понимании – он отпускает меня! Приготовил тот самый портал, о которым рассказал мне после нашей первой ночи, и готов открыть его, чтобы дать мне желанную свободу! Развернулась к нему лицом, оказавшись так близко, что мы почти стукнулась носами.
Глядя мне в глаза, он так же молча кивнул.
– Ты правильно поняла. Я больше не могу так… рисковать.
В горле снова пересохло, проклятая икота так и лезла наружу, а в груди уже клокотала черная, злая обида.
– Значит, домой меня отправляешь? Наигрался, получается…
– Надя… – он вздохнул. – Послушай…
Я дернулась из его рук – не хочу ничего слушать! Нет ничего более унизительного, чем вот это вот «послушай» перед расставанием!
Но он не позволил мне убежать – дернул обратно, прижав так близко, что и сантиметра не осталось между нашими телами. Утопил в жадных объятьях и зашептал, выдыхая каждое слово мне в волосы.
– Я слишком хочу тебя, понимаешь? Все время хочу – просыпаясь и засыпая, принимая гостей и разговаривая с этой моей треклятой невестой… И наши игры… они уже не помогают – это становится слишком опасным, – прервался и зарылся лицом мне в шею, судорожно вдыхая… вжимая меня в себя так сильно, что чуть сознание не потеряла. – Я ведь вернулся с охоты из-за тебя, хоть собирался там три дня пробыть… потому что не мог больше… чувствовал твой запах за три мили отсюда… Вот от тебя сейчас отбросами пахнет, а мне плевать – я сквозь них тебя чувствую… Я должен отпустить тебя, моя харимэ… или сломаюсь… Понимаешь?
Ясное дело, понимаю… Кому ж охота из повелителя огня в простого смертного превращаться…
Горечь затопила меня, выплеснулась на щеки предательскими слезами, которые я даже не пыталась сдерживать. Конечно, ему важнее… все это. Кто я такая, чтобы жертвовать ради меня титулом, угодьями и правом на престол?
– Сволочь ты… – всхлипнула ему в шею, сама не понимаю, отчего плачу. Ведь он даже не переспал со мной. Ну совсем ничем не обязан мне этот огнедышащий лорд из странного, чужого мира.
Предопределение, судьба… Навоображала себе бог весть что… Вот и живи теперь с своими девчачьими бреднями. А встречайся с такими, как господин управляющий…
Будто уже устранившись от обязанностей моего господина, лорд Варгос даже на «сволочь» не отреагировал. Шумно выдохнув, расцепил свои железные объятья, взял за руку и повел за собой – в смежное помещение. В спальню, где я так и не провела ни одной ночи.
В руки мне упало что-то тяжелое. Отирая слезы, я глянула – кошелек. Красивый, плотный, вышитый. И, судя по весу, под завязку набитый монетами…
– Я не знаю, что у вас там за деньги… Но это золото… Думаю, везде пригодится… – не глядя на меня, он поколдовал над каким-то странным прибором, высыпал на пол из холщового мешочка песок ровной полоской.
Руки его сильно тряслись, и несколько раз песок просыпался не туда куда нужно – он ругался и поправлял полосу ногой. Потом очертил прибором прямо в воздухе прямоугольник, нижняя грань которого совпала с полоской песка, сказал что-то еще более непонятное, чем поэма на драконьем…
И прямо в воздухе материализовалась дверь. Обыкновенная, деревянная дверь с округлой ручкой.
– Иди, – глухо скомандовал, открывая и прислоняясь к косяку. И специально ударился об него затылком, будто хотел сделать себе больно. – Должно открыться туда, откуда тебя и забрали.
Я кивнула, не в состоянии двигаться – ноги будто в пол вросли. Казалось, сделаю шаг – и боль станет настолько невыносимой, что я просто сдохну. Свалюсь в этот долбанный портал уже мертвая. А что? Удобно ведь – больница… сразу в морг и повезут…
– Эллиор… – еле слышно попросила, сама не зная о чем. Не понимая – когда?! Когда я успела втрескаться в этого самодура?!
– Иди… – процедил он сквозь стиснутую челюсть. – Если что не так, я буду какое-то время держать в портале руку – хватайся и убегай обратно. Если все нормально… тогда прощай, Надя.
Вдруг вспомнив, он опять сунул что-то мне в пальцы. Не глядя, наощупь, я поняла – листок бумаги, почему-то тут же промокший от моих слез…
– Прочитаешь, когда дверь закроется. Это зачаровано, ты сможешь понять.
Пошатываясь и прижавшись напоследок лбом к его плечу, я шагнула в открытую дверь портала…
Глава 17
Нет, я не умерла. И назад оглядываться не стала, чтобы не поддаться искушению схватить его за руку, позволить втянуть меня обратно, да еще и наврать с три короба – что мол у нас тут война, разруха, восстание зомби, так что забирай меня, мой лорд, обратно к себе.
Как можно быстрее вышла из пустой палаты, куда открылся портал, закрыла за собой дверь и остановилась, обессиленно прислонившись к стене.
Пару секунд сердце трепыхалось, ничего так не желая, как рвануть обратно и проверить – уже закрыл ту дверь? Уже бросил меня? Или все еще ждет?
Но я не стала возвращаться. Почему-то показалось, что это будет куда унизительнее моего вчерашнего «наказания»…
Постепенно слезы стали подсыхать, а окружающая меня действительность – принимать все более и более отчетливые очертания.
Боже, я действительно вернулась в свой мир! Вокруг – аккуратно выбеленные стены… люди, одетые в нормальную, человеческую одежду – женщины в коротких платьях… женщины в джинсах! Доктора, медсестры… яркий дневной свет от потолочных ламп…
Слишком яркий, слишком трескучий и какой-то весь неправильный этот свет… Я поморщилась, чувствуя подступающую головную боль… – неужели успела отвыкнуть до такой степени?
– Девушка… с вами все в порядке? – проходящий мимо молодой врач остановился, настороженно оглядывая меня и уделяя особое внимание подозрительному мешочку у меня в руках. – Вам нужна помощь?
Я помотала головой, чувствуя, что если хоть слово из себя выдавлю – тут же разревусь.
И поняла, что надо уходить отсюда – пока не вызвали охрану. Все же не каждый день в больницах можно встретить женщину в старинном платье в пол, грязную, растрепанную и с опухшими от слез глазами… Разве что в психиатричке.
Низко опустив голову, чтобы не встречаться ни с кем глазами, поспешила в конец коридора, юркнула в первую дверь с табличкой «Выход», сбежала по бетонной лестнице вниз, толкнула тяжелую, на пружине, наружную дверь… и задохнулась от плеснувшего в лицо холодного, осеннего ветра…
Господи, я и забыла, что покидала наш мир осенью – в том, другом, было довольно тепло. Хоть и грязно.
Прижав кошелек груди и чувствуя, что начинаю немного подмерзать, я стояла посреди шумной улицы совершенно потерянная, силясь вспомнить кто я в этом мире, как мне здесь вести себя, куда идти, и главное… зачем?
– Девушка, вы уронили… – проходящая мимо старушка подала мне какой-то клочок бумаги.
Я пялилась на нее пару секунд, ничего не понимая, потом сообразила – это же листок, который Эллиор сунул мне в руку перед расставанием. Все это время я сжимала его вместе с кошельком, а потом видать выпустила…
– Спасибо… – еле слышно поблагодарила я добрую женщину, взяла листок, развернула и прочитала – на том же, Общем языке, на коем и разговаривала в мире Огненных.
«Надежду свою, подобно
блестящему украшению,
из сердца, как из футляра,
я бережно вынимаю;
и с ней гуляю по саду,
и как невесту ласкаю.
И вновь одну оставляю.» (1)
Конец уже дочитывала через слово, почти слепая от слез. Сложила машинально листок вчетверо, сунула в карман фартука и поняла, что ничего так не хочу, как умереть. Прямо сейчас… Выйти, что ль, на проезжую часть?
Чувствуя, что ноги все же сдают, я села прямо на грязный бордюр, молча вытирая слезы.
А вокруг уже собрались люди – немного, человека три… Вероятно, компания студентов, спешащих на занятия… Поснимав наушники, они гурьбой возвышались над безумной молодой девушкой, прижимающей к груди какой-то странный туесок, и тихо переговаривались…
– Из этих что ль… из староверок?
Кто-то фыркнул.
– Каких староверок, дуреха? Ты, Ален, про бабу Агафью, по-моему, видосы пересмотрела…
– А может, террористка? Что там у нее в мешочке?
Я еще крепче прижала золото к груди.
И стихи, поняв, что хочу перечитывать их без конца, раз за разом, потому что они списаны из той книги его рукой – горячей и немилосердной…
Господи, неужели я только что была там, с ним, в его покоях?!
А теперь я здесь – посреди шумной, бурлящей, свободной жизни…
И я не хочу ее! Не хочу эту свободную жизнь!
Я нахмурилась, вдумываясь, анализируя свои чувства. Получается, у меня – стокгольмский синдром?
Может быть. И, безусловно, психолог именно так оценил бы мое подавленное состояние.
Плевать! Я просто хочу перечитать эти стихи еще раз.
Собралась с силами и как можно тверже ответила всем сразу, надеясь, что у меня не появилось акцента за время моего общения на другом языке.
– Я… не террористка. Я актриса… из театра. И меня только что… выгнали с работы.
– Оуу… – сочувственно завздыхали студенты. – Сочувствуем… Кофе хочешь? Или чего покрепче?
Хочу, поняла я. Очень хочу. Пить кофе в теплом, уютном кафе и перечитывать написанные его рукой стихи… до рыданий перечитывать, до щемящей боли в сердце – пусть сочинялись они не мне…
Но увы, не получится. Придется как-то добираться домой, пугать своим видом папу…
– У меня денег нет, – вздохнула я. – Могу дать монету золотую, но ее еще пристроить надо…
– Монету из театра? – высоко подняла брови аккуратная блондинка в короткой курточке – явно мажорка – и фыркнула. – Да не парься ты… Мы тебя угощаем…
Все трое помогли мне подняться и, будто диковинную зверушку, повели в ближайшее кафе – явно показать друзьям и там всем вместе надо мной потешаться.
И снова мне стало глубоко начхать – после всего, что произошло, меня довольно трудно было обидеть, и еще труднее напугать. Он не оставил ничего, что способно было обижаться, радоваться или даже удивляться – вообще, как-то остро реагировать на вещи…
Я была выжата, как тюбик от зубной пасты. И просто хотела кофе.
* * *
– Бренди? – вежливо спросил один из «приютивших» меня студентов.
Вадим, кажется.
Я подняла глаза от клочка бумаги с уже въевшимся в мой мозг стихотворением – стараясь не афишировать, парень показывал мне фляжку, пристроенную во внутреннем кармане его куртки. Молча протянула ему наполовину выпитую чашку кофе, позволив до краев наполнить ее ароматной, янтарной жидкостью. Бренди с кофе сейчас – самое то.
Папе я успела позвонить уже несколько раз с телефона моего нового знакомого – к сожалению, папа не отвечал. Но это еще было не самое страшное. Покопавшись в маминой страничке на Фейсбуке, я с удивлением узнала, что мама на мое исчезновение вообще забила – так же, как забила она и на пожар, случившийся на даче, и на мое последующее попадание в больницу.
С момента трагедии и до этого самого мама со своим новым мужем отдыхала в Испании и каждый божий день, а то и по нескольку раз в день, выставляя фотки себя любимой в пляжно-тропическом антураже, в прозрачных парео и широких соломенных шляпах.
Оставалось надеяться, что господа мажоры из крутейшего экономического ВУЗа меня не бросят – подгонят, как и обещали, кой-какую одежду и дадут денег на такси домой. Потому что идти в полицию и что-то там объяснять, просить, чтобы помогли, подвезли и прочее, не хотелось от слова совсем. Тем более, что вряд ли и помогут – разве что закосить под несовершеннолетнюю…
– А тебя из какого театра выгнали? – Вадим с интересом разглядывал меня, порозовевшую от алкоголя. – И почему переодеться не дали?
– Что? – я прокрутила у себя в голове вопрос. Ах театр! Убрала подальше листок со стихом и выдала уже заранее придуманный вариант. – Да вы не знаете, наверное… Маленький театр, молодежный… «Люди и сцена» называется. А переодеться дали бы… если б я с директором была поласковее…
– Ого… – студент показушно округлил глаза – как будто и сам только что не рассматривал меня в похожих целях. – Слушай, ты только попроси – я с тобой пойду, накостыляю этому гаду… А можем еще кой-кого подсобирать…
Я хмыкнула, почему-то представляя себе как гурьба лихих студентов уделывает ногами господина управляющего. И махнула рукой.
– Да ну его мараться… Вы и так мне помогаете, ни за что, ни про что…
Помогли мне и в самом деле знатно. Не прошло и получаса, как вернулись Алена с еще одним парнем и принесли мне какие-то джинсы, футболку, свитер – все, что полагается современной, молодой девушке в большом городе. Только обуви под мой размер не нашлось – пришлось так и остаться в грубых деревянных сабо с большими бляшками. Но это уже было не так страшно – могло сойти за эксцентричность завсегдатая богемной тусовки…
В общем, я была готова идти домой, а точнее ехать на другой конец города – почти в пригород.
Вот только отпускать меня, похоже, похоже, никто не собирался – ни ребята, ни бренди – успокаивающее и такое расслабляющее, что уже слипались глаза…
– Мы как раз едем в ту сторону – на вечеринку, за город. Можем подбросить и тебя, если хочешь… – вальяжно откинувшись на спинку стула, предложил Вадим. – У нас и тачка есть… тут недалеко припаркована.
Переводя взгляд с него на меня, Алена хмурилась, явно недовольная таким вниманием. И не мудрено – переодевшись, расчесавшись и умыв свое зареванное лицо, я выглядела более, чем сносно, и посамоутверждаться за мой счет теперь становилось крайне затруднительным.
В другой раз, я может и уступила бы ей – в благодарность за помощь и одолженную одежду. Но меня вдруг накрыла такая усталость, такая апатия, что даже из чувства благодарности я не могла отказаться от столь соблазнительного предложения.
Главное эту Алену с собой прихватить, а то мальчики, похоже, уже губы раскатали на интересное продолжение вечера…
К дому меня подвезли, когда уже начало темнеть – причем заснула я почти сразу же, положив голову недовольной Алене на плечо и крепко взяв ее под руку – чтоб даже не вздумала сбегать.
Снилось мне известно что. То есть сначала «известно что», а потом вдруг приснился дракон – тот самый, который у Эллиора на плече набит был, и загорелся, противясь нашему счастью. Превратившись в страшного, живого и огнедышащего, дракон наступал, все глубже и дальше загоняя меня в какую-то пещеру, где восседал на троне суровый старик с косматыми бровями.
«Твоя кровь…» – шипел старик, взмахивая посохом, похожим на тот, что был у Гэндальфа во «Властелине Колец». – «Нам нужна твоя кровь…»
Дракон дыхнул и погреб меня под лавиной огня… И все бы ничего, да только со мной под лавиной оказались другие – та спящая парочка, что погибла, сгорев на моей даче… Из последних сил я тащила их, уже мертвых, за руки, падая, царапаясь коленками и задыхаясь в дыму…
– Эй! Чо разоралась-то? – столкнула меня с плеча Алена, возвращая в реальность.
Я дернулась и села на сиденье – ровно, как палка, хлопая ресницами… В который раз за последние несколько дней пытаясь понять, что со мной и где нахожусь.
Остановив машину перед темным зданием, Вадим с Артемом смотрели на меня, обернувшись с переднего сиденья.
– Твой дом?
Я еще несколько моргнула, успокоила свое колотящееся сердце и выглянула из окошка.
– Мой…
Почему-то в душе забилась тревога – неясная, необоснованная.
Я попыталась рационализировать ее – мне просто тревожно, как отреагирует отец, уже, наверняка, сто раз похоронивший меня. А вдруг его сердце не выдержит моего появления посреди ночи?
О, господи, а вдруг он и сам уже… того? Если от потери матери он спился, страшно даже представить себе, что он сделает, потеряв еще и меня?
– Нууу… У нас нет всей ночи, девушка… – подогнала меня Алена, явно в нетерпении избавиться от конкурентки.
– Да ладно ты, не гони ее! – возмутился Артем. – Она ж сказала, что боится… ее будут ругать за увольнение…
– А хочешь, я с тобой пойду? – поспешил предложить Вадим, будто боялся, что предложат раньше него.
Неожиданно для себя, я кивнула.
– Хочу. Спасибо тебе…
И поняла, что действительно боюсь, не хочу идти домой одна. Потому что, если в этой квартире меня ожидает какая-нибудь засада в виде работорговцев из другого мира, или, что еще ужасней, висящий в петле отец… пусть лучше я буду не одна.
– Только быстро давайте – а то там без нас все закончится… – проворчала Алена, доставая пачку сигарет.
Вместе с Вадимом мы поднялись по темной лестнице на второй этаж. Я тихо постучала, не желая будить соседей.
– Никого… – прокомментировала очевидное спустя минуту.
– Позвони? – предложил Вадим.
Я позвонила – с тем же эффектом.
– Хм… – Вадим поднял руку – постучать самому… и дверь вдруг, скрипя, поддалась под его рукой, оказавшись незапертой.
– О нет… – прошептала я, прижимая руки ко рту.
С решительностью не мальчика, но мужа, Вадим отодвинул меня, толкнул дверь и вошел в квартиру.
– Есть кто дома?
Я просеменила за ним, держась за стенки и искренне готовясь упасть в обморок.
Однако квартира не походила на прибежище самоубийцы. В коридоре ярко горел свет, из кухни доносилась какая-то пошлейшая попса. В нос мне ударил запах алкоголя и блевоты – такой явственный, что руку ко рту захотелось прижать уже из-за него…
– Гребаный икебастус… – шепотом протянул молодой человек, замерев в дверях в гостиную – где я спала, жила, делала уроки и так любила поваляться с ноутом, поглядывая в телек по вечерам.
Выглянув из-за его плеча, я тоже ругнулась, отодвигая его в сторону.
На разложенном диване – моем! моем диване! – довольно похрапывая и обнимая какую-то незнакомую мне, крепко спящую тетку, развалился под покрывалом мой отец.
Негромко болтал телевизор, на придвинутом журнальном столике была накрыта настоящая поляна – остатки жаренной картошки со смальцем, порезанная копченая колбаска, крохотные огурчики в банке, и конечно же она – пузатая, полуторалитровая бутылка «Стандарта», выпитая почти полностью.
А в углу комнаты были свалены в кучу мои вещи – все, включая одежду.
– Вот теперь меня бросили все, – глухо, безо всякого выражения, произнесла я.
И пошла искать дорожную сумку.
–
(1) В нашем мире поэма принадлежит перу неизвестного испанского поэта 18-го века.