Текст книги "Путешествие на запад"

Автор книги: Любовь Федорова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Глава 5

Перепугав до полусмерти своего управляющего количеством пришедших с ним людей, Джел свалил на него все заботы по подготовке к приему, а сам с умным видом отправился вслед за Хапой, который пожелал осмотреть дом, пока еще не все собрались.

Hо Хапа и не подумал ему что-либо объяснить.

– Чтобы ты мог стать после меня Патриархом, нужно, чтобы тебя приняли в Совет Дома, – только и сказал он. – Для этого ты должен еще раз доказать, что ты Джел. Мне это не очень нравится, но все мы проходим подобные испытания, и не единожды в жизни. Ты везучий, у тебя все получится, как надо.

Джел хотел спросить, не помирать ли он собрался, но придержал язык. Настроение у Хапы было не из тех, когда с ним можно шутить. Да и собственные мысли Джела особой веселостью не отличались.

– Ты знаешь заранее, какое это будет испытание? – спросил он.

– Не знаю. Смысл испытания в том и заключается, что ты выбираешь его сам. Ты должен чувствовать, какие задачи тебе по силам. Сиди, слушай, выбирай, но не встревай в разговоры. Потом скажешь мне, решил ты что-нибудь, или нет.

– Понятно, – сказал Джел, хотя ему ничего пока понятно не было.

– Добавить тебе денег на корабли? – спросил его Хапа. – Самому строить новый флот тебе, должно быть, непросто. Наверное, ты мог бы сделать так, чтобы на борт ишулланских парусников можно было брать солдат, а не только грузы?

– Я подумаю, – обещал Джел, и они с Хапой расстались.

Hо ждать, пока все само собой разъяснится, пришлось еще долго. Когда число приглашенных и количество присутствующих все-таки совпало, наверное, можно было подавать ранний ужин.

К этому времени Джел уже порядком устал. По его представлениям, в доме у него творилось форменное безобразие. На всех входах и выходах стояла личная гвардия Патриарха. В дом пускали по спискам, на улицу не выпускали никого. Перед этим телохранители Хапы проверили все темные углы, камины, шкафы, чердаки и подвалы особняка. Что уж они искали, Джел не знал. Результатом поисков стали повисшие в воздухе тучи пыли; грязь, сажа и завалявшийся со времени ремонта строительный мусор разнеслись по всему дому, и, вдобавок, бесследно исчезла большая связка ключей на проволочном кольце. Обыск этот не привел в восторг ни Джела, ни домовую прислугу, но возмущаться было бы смешно, поэтому пришлось терпеть.

Джел вернулся к роли радушного хозяина приема, и в течение нескольких часов только и делал, что кланялся и улыбался из вежливости. Управляющий усадьбой, внизу, в поварне, с горестным видом щелкал костяшками счет, списывая аккуратные столбики золотых и серебряных монет в убыток, и несколько раз присылал к Джелу гонцов, чтобы сообщить, как идут дела и уточнить количество садящихся за стол и остающихся ночевать гостей.

Под Совет Дома выбрали одну из трех гостиных второго этажа, на большом овальном столе в которой разложили листы бумаги и расставили чернильницы. Окна наглухо закрыли ставнями, шторы задернули, хотя еще было светло; принесли и зажгли лампы. В соседнем зале прислуга готовила стол для ужина.

Едва на пороге появился последний из опоздавших, Хапа в гостиной зазвонил в колокольчик.

Джелы из Совета чинно расселись за столом. Для приглашенных, но не входящих в число избранных, вдоль стены поставлен был ряд стульев. Hо приглашенных, кроме Джела, не оказалось никого.

Хапа последний раз звякнул колокольчиком и опустил его на стол.

Заседание началось.

– Все мы знаем, зачем мы здесь собрались, – объявил Хапа. – Прошу вас не забывать, что не все вопросы подлежат обсуждению именно сегодня. Да не обидятся высокорожденные Джелы, если я своей властью прикажу кому-либо молчать. Таковы условия нашего Совета. – Он выдержал паузу и продолжил: – Вам известна и наша позиция в сложившейся ситуации. Мы против северной войны, мы можем даже объяснить, почему, просто нам никто не поверит. Получается так не в первый раз и, очевидно, не в последний, и ничего нового я пока во всем этом не вижу. Просто каждый раз мы должны доказывать, что мы хотим добра, что мы не враги и не воры в этой стране, – доказывать, сталкиваясь с таким противодействием, которое иначе, чем предательством интересов нации и государства назвать нельзя. Для Таргена опять наступают смутные времена. Я слушаю, что скажут по этому поводу высокорожденные…

– Смутные времена в этой стране я переживаю в семнадцатый раз, проскрипел со своего места столетний дед Аксара и Лаксара.

– Мы не можем действовать открыто, – глядя на чистый лист бумаги, лежащий перед ним, сказал ходжерский адмирал Вир Дьямар. – Они ведут на нас направленное наступление. Выйдите на улицу и послушайте, что говорят о нас северяне в Столице. Нас поливают грязью и на каждом шагу обвиняют во всех простительных и непростительных грехах. Терпеть это невозможно.

– Простите мою смелость, но нельзя сказать, что абсолютно все эти обвинения были не заслужены, – тихо сказал со своего места единственный не-Джел в Совете господин Диш, представляющий цеховых старшин архипелага.

– Нельзя? – надменно переспросил Вир Дьямар, к нему обернувшись.

– Нельзя, – вступился за Диша письмоводитель Совета Дома Иллун с острова Джэнэрэ. – Hо наш противник увлекся, клеветы в его нападках намного больше, чем правды. Да, мы не ангелы. Hо и они тоже. Об этом они помнят? Нет. Если мы начнем платить сейчас таргам той же монетой, это навредит не только им, потому что вылезут на общее обозрение вещи, о которых черни лучше не догадываться.

– Мы опоздали, – сказал Вир Дьямар. – Начинать нужно было раньше – до того, как война была объявлена.

– Верно, одними разговорами теперь дела не поправишь, – добавил кир Полликор. – Нужно предпринять что-то такое, отчего им перестали бы верить, или они перегрызлись бы между собой – хотя бы на некоторое время…

– Мы можем договориться с Римеридом, – сказал один из молодых владетелей с островов Северной Гряды. За столом их сидело трое. Сыновья одной матери, но разных отцов, во всех делах они предпочитали держаться друг друга и даже на Совете Дома сидели рядом.

– Если бы это было нам нужно, мы давно бы это сделали, – сказал Иллун с Джэнэрэ. – Hо, кроме осложнений, ничего от такого договора мы не получим.

– А какой договор у нас подписан с Арданом?

– Что мы не ведем военных действий на его территории, – ответил Хапа, на пару секунд выйдя из молчаливой созерцательности.

– Может быть, денег дать, но не таргам, а Ренну? – предложил зять Полликора Ваак. – Они купят оружие, наймут войско и будут драться. А тарги пусть не вмешиваются.

Хапа посмотрел на казначея Дома, кира Варрура.

Кир Варрур сворачивал трубочкой бумагу.

– Мы думали об этом. Мы можем выделить на всех – это шесть жреческих коллегий, с кем у нас подписаны хоть какие-то документы – не более тридцати миллионов кредита, – сообщил он.

– На шестерых – мало, – сказал старший владетель с Северной Гряды.

Кир Варрур развел руками.

– Они и так должны нам слишком большую сумму.

– И что, вы мне скажете, что на эти деньги нельзя воевать? спросил адмирал Вир Дьямар. – Если распорядиться с умом…

– Ум и жреческая коллегия – понятия несовместимые, – перебил его кир Полликор.

– А сколько нам на сегодняшний день должен Ардан? – спросил другой владетель с Северной Гряды.

– Достаточно много, чтобы считать это государство банкротом с того момента, когда Ходжер потребует вернуть долги, – ответил казначей Варрур.

– Слишком быстро выросли, потому и оказались должны, – прокомментировал Хапа.

– А у кого-нибудь есть более простые или, хотя бы, более дешевые идеи? – спросил Иллун с Джэнэрэ. – Чтобы или без большой политики или без больших денег.

Джелы посмотрели друг на друга.

Хапа сказал:

– Речь идет о том, что, если до лета нам не удастся удержать таргов от новой северной войны, я вынужден буду признать, что мы не владеем ситуацией в стране.

– Надо заметить, все наши неприятности начались с того момента, когда они убили нашего главного союзника в Государственном Совете Ирмакора, – сказал хозяин соседнего с Ишулланом острова Гор кир Оргор, человек умный и хорошо чувствующий во всем свою выгоду. – Здесь-то и выплыл один из сегодняшних наших героев. Не его ли рук это дело?

– Кто его знает, – сказал Вир Дьямар. – Я не верю таким людям, как Волк и его брат. Нельзя предсказать, на что способен человек, которого знаешь годы и о котором почти ничего за это время не узнал.

Джел насторожился. Надо сказать, он ждал подвоха совсем с другой стороны. Насколько он понял порядок престолонаследования в Таргене, ему сейчас не хватало выполнения только одного условия – его собственного наследника. Hо разговор о женитьбе никто с ним не заводил, и Джел уже решил про себя, что Дом, очевидно, предполагает каким-то образом обойти этот пункт договора.

– Волк – придурок! – вдруг громко сказал до этого сидевший с очень серьезным видом кир Полликор. – Вот это я о нем знаю наверняка.

– А что – Волк? – сразу заинтересовались властители с Северной Гряды. – Мы не были в Государственном Собрании. Мы не смогли туда войти.

– Военных вождей выбрали трех вместо одного, – объяснил кир Оргор с молчаливого разрешения Хапы. – Один человек, по их мнению, не мог заменить Армагора. Пойдут Волк, его брат, и Валахад во главе элитных штурмовых подразделений. Hо за то, что первые двое не сцепятся с Валахадом, можно ручаться головой. Валахад в данном случае – только наемник. У него не будет права голоса.

– Волк – придурок, – повторил кир Полликор уже менее эмоционально.

– Не надо ругаться, – сказал Хапа. – Волк силен и уверен в своих силах.

– Как выяснилось, он еще и при деньгах, – добавил кир Варрур.

– А к чему тут щепетильничать? – пробормотал Полликор. – Баран он упрямый, вот что.

– Если раньше мы думали, что денег на войну попросят у нас, продолжил кир Оргор, – то сейчас оказалось, что Волк сам согласен финансировать этот проект, внеся недостающую сумму. На месте главного стратега он предпочитает видеть собственного брата. Он платит – это его право. А Валахад взят в компанию ради того, чтобы заткнуть рот оппозиции – вот, мол, беспристрастный свидетель, что все происходит чисто и честно. Война из высших патриотических интересов, не больше, и не меньше того…

– Что самое смешное, ведь так оно и есть на самом деле, – усмехнулся Вир Дьямар. – Присвоила кобыла ременный кнут…

Джел, который до этого времени пользовался тем, что он в тени и не привлекает ничьего внимания, и поэтому сидел, свободно развалясь на стуле, поймал на себе внимательный взгляд Хапы, выпрямился и изобразил прилежного слушателя.

– И что вы предлагаете? – спросил Вир Дьямар. – Стравить их с Валахадом? Купить Валахада? Купить Римерида, чтобы напал на южные провинции?

– Хорошо бы скомпрометировать всю идею этого семейного военного похода вообще, – сказал Иллун с Джэнэрэ. – Когда хотят убить собаку, говорят, что она бешеная. Что мы можем сказать про семью хозяев Северной Агиллеи?

Властители с Северной Гряды дружно покачали головами.

– Северяне выбрали очень удачно, – сказал кир Оргор. – Волк пользуется уважением северных владетелей оттого, что его угораздило не вляпаться в грязь там, где для этого был широчайший простор возможностей. Брат его – идеальный кумир для солдат и черни. Чистокровный тарг, удачливый полководец, всю жизнь руководствовавшийся кодексом офицерской чести, у него блестящий послужной список, никаких недостатков, никаких пороков, ни одного темного пятна в биографии. Святой, да и только.

– Вот это и подозрительно, – сказал кир Полликор. – Безгрешных людей не бывает. Эту парочку еще не все признали за главарей. Достаточно будет любых скандальных слухов, чтобы в них усомнились, а это позволит нам выиграть время. Неужели же ничего кроме этого злосчастного каторжника не удалось отыскать?

Джел вдруг подумал, что если его сейчас спросят о том бредовом путешествии на "Солнечном Брате" или кто-то назовет его имя, ему придется выкручиваться, что-нибудь врать, и не на шутку перепугался. Хапа следил за ним краем глаза. Уж не давать ли показания позвал он его на свой Совет?

– Забудьте про каторжника, – сказал Вир Дьямар. – Я здесь один защищаю честь армии, а армия у нас с таргами пока одна. Поэтому я скажу: это все грязные сказки. Не могло такого быть. Агиллер же северянин. Рыбья кровь. С чего вдруг человеку большой моральной строгости пускаться в необыкновенного рода любовные авантюры? Как вы это объясните?

– Да никак, – сказал кир Полликор. – Как такое можно объяснить? Это либо случается, либо нет.

– В нем проснулся скрытый бес, – предположил господин Диш и пожал плечами.

– Скандал скандалом, но нужно и приличия соблюдать, – прошамкал дед Аксара и Лаксара. – Обвинения подобного рода, молодые люди, надо доказывать более убедительно. А у вас каторжник утонул, единственный оставшийся в живых свидетель – раб и поэтому не может давать показания в суде. В клевете обвинят вас же. И в какой клевете…

Джел вздохнул посвободнее. Он утонул. Ладно. Hо вот что случилось с Пиферомом?..

– Я знаю Агиллера из Агиллеи достаточно, чтобы быть уверенным: то, что он решил сделать, он сделает, даже если в этом мире верх и низ поменяются местами, – говорил Вир Дьямар. – Он все равно пойдет с Волком на север и поведет войско. Если он прилюдно обещал взяться за это дело и вдруг отступит, он изменит своей совести. А слово "честь" для него – не пустой звук.

– Конечно, было бы проще, если бы он оказался продажной шкурой или обычной политической марионеткой, – сказал Иллун с Джэнэрэ. – Hо этот человек действительно может стать реальным вождем.

– Наверное, его все-таки можно остановить, ноиначе, – вкрадчиво проговорил кир Оргор.

– Иначе? – Вир Дьямар скривил лицо.

– А что вы думаете, – сказал кир Полликор. – Если не удастся уладить дело по-хорошему, так и придется поступить. Это дешевле и действенней, чем платить деньги Римериду. Ирмакор снят с игровой доски. А по правилам "королевского войска" потери должны выравниваться.

– Ну а как можно рассчитывать уладить дело по-хорошему? – спросил кир Оргор. – Разве они станут нас слушать? Тем более, теперь. Кто мы для них?

– Враги, – сказал младший властитель с Северной Гряды.

– И метить надо не в Волка, – сказал кир Полликор. – Хоть я его и очень не люблю…

– И время не тянуть, – добавил господин Диш.

– Я, пожалуй, соглашусь с тем, что мертвый полководец лучше опозоренного полководца, – сказал Вир Дьямар.

С Джела было достаточно. Он принял информацию к сведению. Поймав мгновение, когда Хапа на него не смотрит, он тихо поднялся и выскользнул в зал для ужина. Хапа обернулся, когда Джел уже закрывал за собой дверь, и остановить его то ли не успел, то ли не посчитал нужным.

Джел почти бегом спустился на первый этаж, раздумывая, где бы спрятаться, чтобы за ним тут же не прислали. На лестнице возле кухни к нему бросились две зареванные служанки, одну из которых обидел охранник у парадного входа, другую – какой-то "господин с большим носом". Джел, обнял обеих, позволил им минуту рыдать у себя на груди и, вызвав недоуменные и неодобрительные взгляды специально приглашенных Хапой поваров из Ман Мирара, прошел в поварню, сел на хлебный ларь и велел себе и всем слугам налить вина.

Он думал, что он скажет Хапе, когда тот спросит его насчет испытания и всего прочего. Вывод его был таков: а что думает, то, пожалуй, и скажет. Если хапе не понравится – это проблемы Хапы.

***

Совет закончился поздно, в первую ночную стражу. За ужином звучали еще отголоски тайных разговоров, но Джелы, видимо, выяснили все, что хотели. Они были довольны.

– И мы, наконец, покажем, что мы можем сделать, – говорил Вир Дьямар.

Кир Оргор, человек не столь оптимистичный по натуре, отвечал:

– Ну, хоть раз в жизни нам нужно поучиться на чужих ошибках, а не на своих собственных.

Властители с Северной Гряды, перебивая друг друга, рассказывали, как они летом вели переговоры с пиратами и что из этого вышло.

Джел сидел против света и, упорно наклонив голову, крошил кусочек хлеба мимо тарелки. Слуга, наливавший ему розовое ифское вино, пролил его через край кубка на скатерть, но даже тогда Джел не проронил ни слова. Этим он добился того, что дед Аксара и Лаксара сделал ему комплимент:

– Вы самый молчаливый молодой человек из всех, кого я знаю, сказал он.

Джел кивнул в ответ. Хапа, кажется, намеренно не смотрел в комнате ни на что, кроме потолка и столовых приборов, и только в самом конце ужина показал Джелу глазами на дверь и сказал:

– Позже.

Позже он поджидал Джела в библиотеке, превращенной в импровизированную чертежную мастерскую, где днем три инженера занимались доработкой и приведением в понятный вид набросанных Джелом на листах записной книжки схем. Хапа как раз рассматривал один из готовых чертежей, поворачивая его то боком, то вверх ногами.

– Что здесь нарисовано? – спросил он, когда Джел вошел.

Джел мельком взглянул на чертеж.

– Экран водяного охлаждения для стекловаренной печи.

– А ты серьезно занялся этим делом, – сказал Хапа. – Молодец. Только почему ты ушел с Совета?

– Я слышал достаточно.

– Следовательно, выводы для себя ты сделал?

– Да. Сказать тебе, какие?

Джел приготовился было защищаться посредством нападения, но Хапа его разочаровал.

– Не надо. У меня с собой есть одна вещь, которую я хочу тебе сейчас показать.

Хапа откинул бахромчатую скатерть с продолговатого футляра, где в специальных выложенных бархатом углублениях покоились три составные части странного предмета, который Джел принял вначале за оружие. Хапа извлек сегменты из бархатного ложа, вставил их друг в друга, и в руках его оказался золотой посох, свитый из двух крылатых змей, перевязанных сверху черной эмалевой лентой. Внутри ленты сканью были нанесены рисунки и письмена. В воздухе повис тонкий звон маленьких треугольных подвесок на ажурных крыльях-гребешках змей, и Джелу показалось, что сразу стало светлее – яркими точками по всей комнате от посоха побежали лучи: в кольце змеиных шей заключен был огромный желтый камень-солнце необыкновенно насыщенного и теплого оттенка.

Джел наклонил голову набок, чтобы получше рассмотреть диковинку. Свет лампы преломился в гранях желтого кристалла и уколол ему зрачок. Джел вздрогнул и отшатнулся, словно камень был горяч.

Хапа ухмыльнулся. Хрустально-тонко звякнули подвески.

– Это что еще за штука? – спросил Джел.

Хапа поднес камень к свету и повернул, любуясь брызнувшими от него золотыми искрами, потом отдал посох Джелу. Джел взял осторожно.

– Это Таргский Жезл Власти, – сказал Хапа. – Нравится?

Джел держал посох на расстоянии вытянутой руки, поставив острым наконечником на пол. Головы змей – гладкая и крапчатая – смотрели друг на друга маленькими желтыми блестками той же природы, что и камень-солнце, который, попав в тень, переливался в глубине таинственным внутренним светом. Джел попробовал прочесть надпись на эмалевой ленте, но буквы так переплетались и цеплялись друг за друга, что узнать их не было никакой возможности.

– "Правители смертны – государство вечно", – подсказал Хапа, догадавшись о его стараниях. – Не очень правдивая фраза с точки зрения мировой истории, но одному человеку под таким девизом достойно прожить жизнь можно.

– Смотри-ка, ты заговорил, как бессмертный, – покачал головой Джел.

Еще некоторое время он рассматривал под разными углами змей и камень, потом вернул Жезл Власти Хапе.

– Очень красиво, – сказал он.

– Только и всего? – удивился Хапа. – Разве ты не чувствуешь силу, исходящую от этой вещи? Могучие цари, всесильные владыки передавали ее друг другу сотни лет, и всегда для всех она означала одно: высшую волю, власть без границ. Не знаю, как ты, а я не хотел бы, чтобы этот посох достался кому-нибудь вроде Волка. Такую вещь нельзя отдавать в недостойные руки – она может натворить множество бед.

Джел пожал плечами.

– Это всего лишь игрушка, которую люди сделали для собственного развлечения. Без владыки ее власть мертва. Для Волка или для тебя она, может быть, что-нибудь и значит. – Джел улыбнулся. – А я свою силу почувствую только тогда, когда снова поднимусь в Небо и посмотрю на мир сверху. Знаешь, Хапа, оттуда можно различить горы, долины, моря. И нельзя – границы, в которых простирается чья-то власть…

Хапа посмотрел на него очень странным взглядом.

– Я всегда забываю, откуда ты взялся, – проговорил он. – Мне думается, что ты – мой настоящий сын, тот самый, который должен был родиться в северных горах. А так думать – ошибаться. Жаль.

– Да-да, – сказал Джел. Подобного рода сентиментальные посягательства на него действовали мало. – Давай лучше поговорим обо мне. Я хотел бы знать все, что касается меня. Ведь это ты велел Ирмакору забрать меня из каторжной тюрьмы.

Хапа неопределенно повел подбородком. Он был занят тем, что развинчивал и укладывал на место части Жезла.

– Почему ты сразу не сказал все как есть, а вместо этого год морочил мне голову?.. – продолжил приставать к нему Джел. – А, впрочем, ты можешь не объясняться. Ты же все равно правды не скажешь.

Хапа скосил на него желтый глаз мудрой совы.

– Я ничего не мог "велеть" Ирмакору, – заявил он. – Ему передали мою просьбу, но он на нее не ответил. Тем не менее, когда за тобой пришел его помощник, я решил, что все теперь в порядке, и я могу, наконец, позаботиться о себе самом. Я из-за тебя на два месяца в тюрьму сел, между прочим.

– Нет, ты, пожалуйста, не путай, – покачал головой Джел. – Ты сел в тюрьму из собственных своих интересов, имевших ко мне лишь косвенное отношение. И то, что хорошо для тебя и хорошо для меня – по сей день все еще не одно и то же. Об этом ты так же постоянно забываешь. Зачем ты позвал меня на Совет? Думаешь, мне приятно было выслушивать ваши комментарии?

Хапа щелкнул замком на футляре от Жезла.

– Агиллер был тебе другом? – спросил он.

– Допустим.

– Тогда подумай о нем.

– А если он мой враг?

– Тогда подумай о нем дважды. Спокойной ночи, сын.

– Спокойной ночи, отец.

Дом был просто набит посторонними людьми, о большей части которых Джел даже не знал, кто это. Он привык быть здесь хозяином, гулять по пустым комнатам, сидеть вечерами в большом зале перед камином, подводя итоги дня минувшего и обдумывая планы на день следующий, и не испытывать недостатка ни в тишине, ни в покое, ни в одиночестве.

На кухне пришлые повара гремели пустыми котлами так, что слышно было в дальнем флигеле на втором этаже. Под лестницей командир охраны отчитывал подчиненного. В одной из комнат для гостей скулила и скребла дверь изнутри собака. Джел чертыхнулся, споткнувшись о ноги чьего-то слуги, уснувшего прямо на полу перед дверью его спальни. Он был зол на всех, кто явился сегодня в его дом. Он был зол на тех, кто за всю его жизнь хоть раз пытался ему солгать. Он был зол на Хапу, который, хотя и говорил обычно правду, но никогда – всю. От собственного раздражения против всех ему самому было тошно.

Он на ходу раздевался, бросая одежду, где придется, пнул завернувшийся от небрежно открытой дверцы шкафа ковер, стащил с вешалки халат и в сердцах швырнул его обратно в шкаф. Вода, приготовленная ему для умывания, почти остыла. И Джел представил, что хорошо было бы сделать с ним, чтобы он успокоился и начал мыслить разумно: взять за шиворот и обмакнуть головой в остывшую воду. Обмакнуть и подержать.

Он медленно вдохнул и выдохнул воздух. Меня никто ни к чему не принуждает, сказал он себе, стащил с лица ленточку, закрывавшую слепой глаз, перевернул кувшин с водой в таз и окунул туда голову.

Потом поставил зеркало и посмотрел на свое лицо. Правое веко было на три четверти опущено и так вросло. Под ним чуть-чуть видна была часть сохранившегося белка, но зрелище в целом казалось не из приятных. Плакать этот глаз еще мог, видеть – уже никогда.

Джел приложил к лицу полотенце.

Что мог любить в нем Агиллер? То, на что смотрел. Теперь этого нет. Он испугается. Он не станет слушать.

Распуская заплетенные в короткую косичку волосы и шаркая ночными туфлями, Джел добрел до кровати и повалился на одеяло. В комнате было слишком жарко натоплено, чтобы укрываться, а к утру станет холодно. За окном с неба, как с прорванной дамбы, рушились потоки ледяной воды. Было слышно, как она, словно большое животное, бормочет в водосточных трубах и плещется в переполненных каменных бочках внизу. В проливе, должно быть, разыгрался нешуточный шторм, до островов сейчас не доберешься. Джелы застрянут в Столице надолго. Хорошо бы только из собственного дома их как-то выжить…

Так уж получалось, что, как бы Джел ни старался для блага Дома, он все равно оставался от настоящих Джелов на расстоянии. Не потому, что они не принимали его за своего, совсем нет. Как раз для них он давно стал одним из многих, и не самым последним в семье. Hо он не был островным Джелом для себя. Он оставался вне их жизни, и в душе его поселилось одиночество.

Чувство долга отдельного человека перед обществом было заложено в него на Аваллоне и ВС очень глубоко и крепко. Там же его научили ценить время и не сидеть сложа руки. Поэтому он никогда и ничего в жизни не принимал, как должное, и был доволен, что занимается делом и приносит пользу. Безделье в самом деле тяготило бы его. Hо, играя в "королевское войско" по правилам, надо выбирать, на чьей ты стороне. От того, что в энленских шахматах фигуры не черные и белые, а золотые и зеленые, смысл противостояния не меняется. Если ты не выиграл, ты проиграл. А там, где перед человеком стоит выбор стороны, следует готовиться и к тому, что в один прекрасный день логика вещей и событий может оказаться сильнее пресловутой человеческой воли.

Делать выбор Джел не хотел. Ему и без того в последнее время было непросто. Происходящие в его жизни события виделись ему словно в нарушенной перспективе. И, собственными стараниями вписываясь в эту систему, он искажал свое восприятие мира так же просто, как при работе с классической миниатюрой смещал линии и изменял пропорции предметов ради соблюдения канонов традиционной композиции. Вот эта-то простота перемещения по шкале координат, где понятие "необходимость" сохраняется постоянным, а значение "плохо" и "хорошо" меняются произвольно, ему теперь и не нравилась. Он догадывался, что, если к искажениям привыкнуть, они становятся нормой. А если ты не сохранил себя, ты себя потерял. "Королевское войско" – только на первый взгляд простая игра.

Джел ощутил пустоту вокруг себя и обнял подушку, чтоб хоть чем-то ее заполнить.

"Ну что же, сказал он себе. Из-за собственной глупости, нерасторопности и трусости я послужил причиной несчастий уже слишком многих людей, чтобы теперь еще увеличить их количество. Я не должен вмешиваться в игры "королевского войска". Hо я в самом деле могу перераспределить расстановку сил, и я не прощу себе, если на этот раз не вмешаюсь."

***

Предсказывать погоду Джел не умел, в чем еще раз убедился. Следующее утро встретило его светом бело-голубого зимнего неба, непрозрачный купол которого блестел, как энленская глазурь на фарфоре.

Когда Джел зашел к Хапе поздороваться, тот был занят. Его причесывали, и он в это время что-то быстро строчил на неровно обрезанных по краям листах бумаги. Секретари сидели здесь же. Приметив Джела, Хапа, не отрывая взгляд от записей, сообщил ему две новости: во-первых, что сам он должен быстрее возвращаться на острова, пока позволяет погода, а, во-вторых, что у него, вообще-то, болит зуб, поэтому вести какие бы то ни было переговоры он не расположен. Тем дело и кончилось.

"Ах, вот как, – сказал про себя Джел, после того, как аудиенция была закрыта. – Мало, что меня вынуждают черт-те чем заниматься, я, оказывается, должен ориентироваться в этом бардаке сам. А я могу и ошибиться – слишком многое мне приходится додумывать. Ну, пусть тогда пеняют на себя."

Он отправился в Государственное Собрание, просидел там всю первую дневную стражу и начало второй, подперев щеку рукой и пропуская мимо ушей слова выступающих. Ему не хотелось идти к Агиллеру просто потому, что он боялся за себя. Он вполне способен был представить ситуацию, в которой он может потерять контроль над собой и будет сожалеть потом о том, что сделал и что наговорил. На свете существовали некоторые вещи (высокие красивые блондины, например), о которых Джел с некоторых пор считал правильным говорить: "Это прекрасно, но это мне не нужно". Существовали и напрашивающиеся на затрещину идиоты, с которыми вообще не следовало общаться ни под каким предлогом во избежании дурацких приключений. Агиллер, как рыба-перевертыш, мог оказаться тем, и другим. А Джел повзрослел. Казался серьезным взрослым человеком самому себе. Только вот темперамент его подводил изредка.

У Торгового Совета было свое здание в административном центре Столицы, на Гранитном острове. С одной стороны оно примыкало ко дворцу Государственного Собрания, другой обрывалось в канал, набережная по ту сторону которого носила название Тюремной. Приставленный следить за перемещениями Агиллера человек прислал записку, будто кир явился в свой кабинет на второй этаж и отпустил трех из пяти своих помощников, а четвертого отправил с поручением. Джел решил, что момент подходит и, в сопровождении двух хапиных телохранителей, покинул императорскую ложу.

На второй этаж палаты Торгового Совета он попал через общую для двух зданий галерею-балкон над каналом, где не было стражи. В послеобеденное время в Торговом Совете было пусто. Джел без труда нашел нужную дверь и, не стучась, вошел в небольшую приемную.

Такой вещью, как охрана собственной персоны, кир Агиллер пренебрегал. Скромно одетый молодой секретарь, сидевший за письменным столом, поднял голову от бумаг, где отчеркивал что-то красным карандашом. Секунду помедлив, он все-таки встал и поклонился. Никакого вопроса задать он не успел, потому что Джел, не удостоив его поклон вниманием, шагнул к внутренней двери в кабинет с намерением немедленно войти. Hо секретарь Агиллера неожиданно резво выскочил из-за стола и оказался у него поперек дороги.

– Кир Агилер не принимает, – сказал он.

Джел, ничего не говоря, отодвинул его в сторону и взялся за ручку двери.

Секретарь вцепился в дверной косяк.

– Кир Агиллер не принимает, он не велел к себе пускать, – упрямо повторил он.

Войти Джелу нужно было во что бы то ни стало. Кроме того, он знал, что Агиллер там один. Чтобы удалить досадное препятствие, он взял секретаря двумя пальцами за ухо, и, отводя побледневшего молодого человека обратно к столу, проговорил:

– Знай свое место, раб, – и кивнул телохранителям.

Рабочий кабинет пустовал. Джел, знакомый с устройством внутренних помещений в подобных зданиях, направился к противоположной стене, нашел за стенным ковром еще одну маленькую дверцу и вошел в следующую комнату.