Текст книги "Путешествие на запад"

Автор книги: Любовь Федорова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Джел принялся за Ишуллан всерьез, рассудив, что наличие надежной базы будет выгодно в первую очередь для него самого. Одним из условий получения им во владение острова было то, что он не станет просить у Хапы денег, если таковые ему зачем-либо понадобятся.

Для начала он решил утереть нос корабелам Хофры, чьи суда считались признанным совершенством кораблестроения, улучшив мореходность обычного ходжерского торгового парусника. Он сам взялся за подготовку чертежей – сделать расчеты так же точно и быстро, как он сам, вряд ли кто еще был способен.

Hо на капитальную перестройку флота, – а из доставшихся Джелу трех дюжин кораблей не оказалось ни одного моложе его самого, – нужны были деньги, и немалые. Из чего их вытянуть на Ишуллане, Джел тоже придумал сам.

Благодаря любителю светлых комнат с одной стороны, и любителю астрономических наблюдений с другой, Ишуллан обладал развитой технологией производства довольно хорошего стекла. Два больших стекловаренных завода острова обеспечивали чистым листовым стеклом Ходжер, где в моде были оранжереи и зимние сады, а за оптическим стеклом высшего качества на Ишуллан приезжали даже с Хофры. На материке же, без умения достигнуть высоких температур варки и без искусства правильно составить и очистить стекольную массу, хорошего стекла изготовить пока не умели.

Джел занимал в Столице небольшой особнячок на набережной Зеленного Рынка, против обители Неспящих, что на Грантином острове. Он выбрал этот ничем не примечательный домик из полусотни принадлежащих Дому за одно неоспоримое достоинство: от дворца Государственного Собрания его отделяли всего лишь несколько шагов по набережной, мост, братский корпус монастыря и внешняя ограда арданского посольства. Этому-то скромному двухэтажному зданию Джел и предназначил стать основой будущего благосостояния и великой славы Ишуллана. Он велел переделать в доме все окна и остеклить балконные и внутренние двери. На первом этаже вместо обычных наружных решеток в стекло было вплавлено золотое крученое кружево, а дверные стекла внутренних залов и окна верхнего этажа расписаны тонким золотым и серебряным зеркальным узором. Покрытые от времени оспой выщербин мраморные дракончики на крыше и под водосточными трубами были заменены молочно-белыми стеклянными, а беседка в небольшом садике обрела витражи.

Еще долгое время после того, как работы были закончены, перед домом на набережной толпился народ, дивясь на маленькое подобие Стеклянного Дворца и его хозяина, заведшего эдакую, доселе в Столице невиданную, роскошь. Джел даже думал, что стекла из зависти побьют, но с этим обошлось.

Три дня спустя на Ишуллан посыпались заказы с материка. Цены на чистое стекло и без того были сумасшедшими, но Джел велел поднять их вдвое. Он не просчитался, и всего через какую-то декаду на остров хлынули деньги, что вскоре позволило заложить на верфи сразу три новых корабля и запланировать строительство еще одного стекольного завода с большими печами для промышленной варки. Хапа, посмеиваясь над ловкостью выдумки, заказал комплект лучших стекол для Ман Мирара, а Джел думал, что бы такого еще ввести в моду с пользой для себя. Ему хотелось открыть на Ишуллане штурманское училище и шелковые мануфактуры, вернуть острову фактории Кадеш и Ираш на Белом Берегу, расширить обсерваторию, организовать непрерывность научных астрономических наблюдений и систематизировать уже накопленный опыт, но с этими замыслами нужно было пока подождать.

Ночи в Столице становились длиннее, дни короче. Заканчивались четыре длинных осенних месяца, но не еще более длинная таргская осень.

Туман сменялся дождем, дождь туманом. Гуляя по окрестным холмам, ветер в течение дня успевал обойти все направления, и, временами, казалось, дул со всех четырех сторон света сразу. Тяжелые свинцовые тучи, как отсыревший потолок, нависали над городом, почти задевая набрякшими сыростью и мокрым снегом животами золоченые флюгеры на монастырских крышах и граненый шпиль обелиска на площади перед Палатой Правосудия. В те же редкие дни, когда стеклянистое солнышко просвечивало сквозь серебряную чешую облаков, хрупкий лед быстро подергивал лужи, а после заката в такие вечера от моря подолгу шел серый свет, освещая притихший берег потусторонним отблеском негаснущих сумерек.

Вся страна подчинялась законам климата. С каждой переменой времени года торговая и политическая жизнь Таргена менялась.

Морская навигация на север была уже закрыта, на юг – приостановлена до окончания осенних штормов, и чужеземцев в Столице заметно убавилось. Зато по осеннему паводку из самых отдаленных северных и западных провинций, где до сих пор не знали, что такое дороги, шли к морским гаваням груженые лесом, торфом, рудой, белыми рабами и прочими северными товарами плоскодонные речные суда, баржи и плоты. Северные аристократы, – те, кто мог позволить себе такое удовольствие, – переезжали на зиму в окрестности Столицы и Эгироссу. Зимовать в собственных владениях считалось уделом крестьян и простонародья.

Урожай с окрестных поместий Столицы был частью распродан, частью прибережен до весны. И сам город, словно большая деревня, ожидал появления Красной Луны и сопутствующих ей первых заморозков, после которых можно будет бить нагулявших жир свиней и домашнюю птицу. Пока же горожане, одев старые плащи и обувь поплоше, шлепали по лужам мощеных улиц и непролазной грязи немощенных переулков, кашляли, чихали, мучились насморком, ревматизмом и осенней мигренью.

Джел, хотя быстрые перемены здешней погоды были ему не в диковинку, тоже чувствовал себя странно. Местные простуды и разнообразные лихорадки к нему не привязывались, вот только засыпал он в дождливые дни прямо на ходу. Ему все большего труда стоило взглянуть на себя критически. Двигался он давно уже не так легко и быстро, как раньше, да и силы у него, пожалуй, поубавилось. Зато появился второй подбородок, что само по себе было не очень хорошо, хотя и легко объяснимо. Голодать ему более не приходилось, работал он за столом с бумагами, поесть любил, до всего прочего был ленив, и как летит мимо время, почти не замечал. Верхом он ездил только по необходимости, пешком по грязи гулять не очень-то хотелось. Однажды Хапа прислал ему учителя фехтования, который дал Джелу в руки тонкий гвардейский меч и начал урок словами: "Меч требует дистанции". Джел сразу же вернул оружие помощнику мастера со словами: "Нет, я не был рожден для этого, не стоит и пытаться что-то изобразить," – подумав, что, имея дистанцию, ему бояться кого-то не имеет смысла, а без таковой меч, оказывается, и вовсе не нужен.

Покушаться на его жизнь никто пока не пытался, хоть Хапа несколько раз и предупреждал, что это возможно. Не представляя, что это такое, наемных убийц Джел не боялся. Плохую или хорошую, но десантную подготовку на Внешних Станциях он получил, а в тюрьме его дважды избили как следует, прежде, чем он окончательно усвоил уроки искусства Хшат и сумел-таки преодолеть внутри себя некий барьер, не позволявший ему прежде ударить живого человека. Да и зачем тогда содержать охрану, если сам умеешь все на свете? Ведь помимо собственных людей Джела, вывезенных им с Ишуллана, Хапа настоял на том, чтобы прислать ему шесть собственных телохранителей, которые усердны были до потери чувства реальности, так как отвечали за его жизнь собственными головами. Они менялись по двое и по условию Хапы должны были сопровождать Джела везде, где можно и нельзя, отправлялся ли он в Собрание, к Ум, давней своей приятельнице, с которой знаком был с первых дней появления в Столице, к настоятелю обители Неспящих на обед, или к консулу Карагушу на вечер с музыкой. Две неизменные тени за спиной вначале просто слегка раздражали Джела, потом стали злить, потом как-то раз дежурная парочка с оружием наголо вломилась в третью стражу ночи в спальню Ум, когда он нечаянно уронил в темноте стул, и Джел поставил собственное условие: или Хапа ограничивает усердие своих людей какими-то приличными рамками, или он, Джел, велит их связать, запереть дома в винном погребе, и будь тогда, что будет.

Никаких прежних знакомств, кроме Ум, Джел в Столице не возобновлял. Кир Агиллер заседал в Государственном Совете, правительстве Тау Тарсис, состоящем из двадцати различных по рангу советников и трех верховных судей. С Джелом дорожки их пересекались только на гербовой бумаге официальных документов, многие из которых ни тот, ни другой вовсе не читали, или читали, не обращая внимания на подписи.

Hо в то, что Агиллер знать не знает о его воскрешении, Джел не верил. Ему хотелось бы думать, что причина, по которой кир никак не напоминал о себе, была той же, по какой не искал встречи с ним сам Джел. Оба они знали друг друга совсем не теми людьми, которыми должны были казаться в Столице. С изменением общественного положения каждого из них, в силу вступали другие законы человеческих взаимоотношений. Это было кстати и Джелу, поскольку позволяло ему быть выше всякой суеты и плевать на мелкие житейские непонятности, которые мешали, смущали или были неприятны, и киру Агиллеру, для которого имперское прошлое страны было свято, а наследник престола с родовым именем Джел являлся врагом, так как находились они в разных политических лагерях. Мировоззрение приверженцев партии "Север" содержало в себе множество противоречий, и первое из них состояло в том, что они должны были боготворить нового императора, так как он являлся повелителем и судьей для них по воле Неба и по закону, но на деле они не хотели, во-первых, отдать кому-то власть, а во-вторых, отдать эту власть Дому.

Хапа пытался объяснить Джелу все тонкости связей Дома внутри страны, но Джел на приводимых им примерах только утверждался в мысли, что искусство вести политику состоит в умении удачно действовать наобум, держа на всякий случай кукиш в кармане и камень за пазухой.

Впечатление его о Таргене Тау Тарсис после нескольких прочитанных ему Хапой лекций тоже сложилось не очень-то благоприятное: слишком большая страна, сохраняющая подобие стабильности лишь по инерции, по старой памяти о существовавшей когда-то в ее границах железной империи, и которая платит ныне долги по счетам имперской политики.

Северными таргскими провинциями владели аристократы – тарги, савры, полукровки, иногда даже высокорожденные красноглазые. Центр и Северный Икт принадлежали торговым магнатам, не всегда северянам, хозяевам сотен и тысяч купеческих судов и караванов, создавших славу новой таргской республики. В Южно-Таргских провинциях в сохранности остался имперский институт наместничества. Во всей стране только там одним из товаров, который покупался и продавался, была земля. Сотню лет назад это должно было привлекать туда северян-поселенцев, сейчас же сделалось камнем преткновения между Центром и Югом.

И однажды Тарген Тау Тарсис уже разваливался на отдельные самостоятельные части: Ходжер, Саврский Восток, Таргский Север, Таргский Юг и шесть центральных провинций, у каждой из которых было по богатой морской гавани. Тогда эти куски были заново стянуты, сшиты и старательно отглажены по швам умелыми людьми. Тем не менее, шум от вселенского крушения железной империи-воина еще звучал в умах и сердцах многих граждан нынешней республики.

Последний император принял гигантскую страну, разоренную политикой завоеваний. Все его старания были направлены только на то, чтобы удержать в руках покоренные его предшественниками территории, и это ему с трудом, но удавалось. Внешние конфликты были сведены к минимуму, начато строительство дорог, общественных зданий и большого торгового флота. К сожалению, оказалось, что военная империя не может жить без войны, и, непривычные держать оружие в ножнах, ее бравые солдаты в один прекрасный день принялись друг за друга.

"Мне в тот год исполнилось столько лет, сколько тебе сейчас, рассказывал Хапа. – Отец мой был одним из тринадцати братьев императора, сыном третьей жены, предпоследним в списке претендентов на престол. Мать – владетельницей Ишуллана. В самый момент переворота они находились на островах и, видимо, благодаря этому остались живы. Меня тоже не оказалось тогда в Столице. В Мертвой пустыне я искал золото. Потом из Ардана меня доставили на Ходжер и держали там чуть не под арестом. Отец очень боялся за меня. Лишь по его рассказам я могу представить, что тогда происходило на материке.

Страна была залита кровью. Все воевали со всеми. Кого-то объявляли новым императором, а через несколько дней несчастного настигал яд или кинжал убийцы. Бесконечные армии прокатывались от северных предгорий до южных морей. Столица горела. Люди жили одним днем. Одни шли на войну неизвестно за что, другие в безумном веселии проводили каждый свой день, как последний. В тронных залах Царского Города были устроены казармы и разбит лагерь солдатских девок.

Потом, когда уже почти все прямые, близкие и дальние наследники трона были истреблены, когда отец мой метался по стране, пытаясь примирить одичавших в кровопролитиях властителей, а на Нефритовом Берегу высадились пираты и осадили Столицу, отцу удалось объединить силы нескольких самых сильных военных вождей Севера и сбросить пиратов обратно в море. Тогда между ним и военными вождями было заключено соглашение о том, что государство будет управляться коллегиально. Он отказался от Жезла Власти для себя и для меня до того времени, пока в стране не воцарится прочный мир, а престолонаследие и династическая непрерывность не будут обеспечены сыновьями его внуков. Залогом того, что соглашение будет соблюдаться, стало уничтожение крепостных валов вокруг Столицы. Тарген больше не должен был пережить то, что случилось с ним в кровавые годы Солдатский Войны. После этого те, кто не присоединился к союзу по доброй воле, были принуждены к тому силой.

На севере отложились Энлен, Ренн и другие Белые области, на юге Ардан из провинции превратился в самостоятельное государство под патронатом таргской республики.

Шесть лет спустя, когда в стране был восстановлен порядок, отстроена Столица, возрождена торговля, изданы новые законы и составлен Гражданский Кодекс, моего отца все-таки убили.

С того самого дня я никому не напоминал о своих правах на престол. Страна и без того всегда принадлежала нам. Мы были советниками и банкирами, мы вырастили это государство, как садовник зимой выращивает розу под стеклянным колпаком. Военная империя, военная республика, торговая республика… Теперь она должна стать торговой империей, золотой империей. Нашей империей. Ведь мы не чужие здесь. Мы тоже немного тарги, в нас есть их кровь. И таргам от этого никуда не уйти. Наша династия теперь – их династия."

Джел пытался представить себе паутину, сплетенную Домом в Таргене, себя в центре этой паутины, контролирующего все и вся, дергающего, когда надо, за нужные ниточки, и ничего у него не получалось. Для оживления призрака таргской империи ему не хватало то ли фантазии, то ли масштабности мышления, то ли чего-то еще.

Дом в Таргене действовал по принципу "разделяй и властвуй". Ссориться с аристократией ни в коем случае не входило в его планы. В какой-то мере, северные аристократы действительно являлись гарантией стабильности в Таргене. Под их влиянием находилось более половины населения страны. Каждый из них мог выставить снаряженное войско, а все вместе они являлись огромной силой. Правда, в последние сто лет никто не пробовал проводить их полной мобилизации, но, если бы это случилось сделать, ни одна армия в мире не сравнилась бы с таргской по силе. Другое дело, что, не явись у них единый вождь, сами они никогда бы под одно знамя не встали. С одной стороны, все они были родственниками, с другой – торговыми конкурентами, следовательно, врагами. И отнюдь не все они принадлежали и к партии "Север", столь популярной в центральных областях республики. Савры, например, в политических столичных играх участия почти не принимали, их делом было удерживать свою часть страны от проникновения варваров с востока и таргских законодателей и сборщиков налогов с запада и юга. Многие на севере придерживались монархических идей. И многие же считали любые идеи бредом, предпочитая мудрствованиям в парламенте привычную добрую жизнь разбойников на большой дороге.

Сейчас, опираясь на аристократов, как на основного союзника в стране, Дом должен был разбить коалицию "Севера" с торговыми магнатами, которым тесно стало на освоенных ими территориях и которые готовы были уже идти не только на север, но так же на юг, запад и восток одновременно, лишь бы это прибавило им влияния и денег. На стороне Ходжера открыто выступали южно-таргские наместники, которые, как Дом, боялись Ардана (но при удобных обстоятельствах с великим удовольствием выступили бы с ним заодно и вцепились бы Дому в глотку), и Народная Партия, небольшая по численности в Государственном Собрании, но пользующаяся широкой поддержкой среди небогатых слоев населения.

И, конечно, отказ таргов от военного похода на север не был основной целью Дома, но лишь прелюдией к событиям гораздо более серьезным и важным, чем просто демонстрация политического влияния внутри страны.

Чем больше Джел запутывался во всем этом, тем более не по себе ему становилось. Он сбежал бы, если бы мог, на Ишуллан или даже в Мертвую пустыню, но в городе наконец заговорили о нем, – что Дом поменял масть с рыжей на вороную, и что сын на отца походит одними только повадками, а больше ничем, – вещи, на взгляд Джела, не очень лестные, но Хапу это устраивало, и он просил потерпеть еще немного, а с Хапой выгоднее было соглашаться.

Пока все обсуждения в Государственном Собрании вертелись вокруг предложения Ардана рассмотреть возможность выхода его из-под патроната в ближайшие пять лет, и его просьбы снять ограничения на ввоз в Тарген шелка-сырца и хлопка, взамен на увеличение торговых пошлин, а разговоры о предстоящей войне носили лишь неофициальный характер, Джел мог чувствовать себя относительно свободно.

Реннские посланники приезжали дважды. Hо, поскольку военный поход был изначально задуман не как спешная помощь Ренну, а как война принципов в Столице, мало кто в Собрании толком знал, что на севере случилось. По слухам, некий новый князь Внутренней Области, разбойник и выскочка, ежегодно получавший с Ренна за военную помощь что-то около ста тысяч ларов, решил, что сумма эта мала и надо бы ее удвоить, а, когда реннские власти ему отказали, пообещал, что захватит город и возьмет все деньги разом, и начал устрашающие приготовления. Поскольку же Белые области никогда не славились хорошими солдатами, Реннская жреческая коллегия, зная возможности своих защитников, мгновенно ударилась в панику и стала созывать помощь, хотя ничего ужасного пока не произошло.

Северянами в своем кругу давно велась детальная разработка военных операций и распределение кусков возможной добычи, но никого из посторонних – ходжерцев, южан, и иже с ними – в эти планы не посвящали. Реализация военных проектов на некоторое время повисла в воздухе из-за того, что в начале осени умер легендарный маршал Армагор, за свою жизнь проигравший только одно сражение – с собственным сыном за сердце известной столичной красавицы. Кандидатуры на место военного вождя были, но в сравнении с фигурой покойного маршала смотрелись бледно.

И все-таки однажды день настал.

Предыдущим вечером Джел не очень-то готовился заниматься с утра пораньше серьезными государственными делами. Беззаботная Ум осталась досыпать в мягкой постели, а он, Александр Джел, владетельный кир, хозяин острова, человек знатный и богатый, или, во всяком случае, считающийся таковым, должен был тащиться по растаявшей утром грязи на какое-то Государственное Собрание, словно он там за ногу привязан или этому Собранию обязан всем на свете. Ну и опоздает он, ничего не случится. Хорошо еще, что он не пил вчера вина, или почти не пил, иначе и к обеду бы не проснулся…

Примерно таковы были его мысли, когда он обнаружил на ведущей к императорской ложе лестнице людей из свиты Хапы, с терпеливым видом рассевшихся на ступеньках, а в самой ложе Хапу с секретарями, своего двоюродного дядю Полликора, его сыновей – братьев-близнецов Аксара и Лаксара, – их столетнего деда, расположившегося в его, Джела, личном кресле, и разряженного в усыпанные бриллиантами белые шелка красноглазого Энленского посла.

Зал Государственного Собрания был набит битком. Кому не хватало места на скамьях и собранных со всех кабинетов стульях, стояли. Джел рассмотрел внизу в зале даже темнокожих дипломатов Ирабху и посланников Брахида. На председательских местах лицом к залу восседал Государственный Совет в полном составе советников и судей – всех их вместе Джел раньше тоже не видел никогда. А на вынесенной над залом кафедре стоял кир Ариксар, прозванный Волком, владетель чуть не всей северной Агиллеи, и, как было Джелу известно, старший брат кира Агиллера. Волк показывал сверху пальцем на какого-то южанина и почти кричал:

– То, что какие-то выскочки в Столице решают, ничего не значит для нас там, на Севере! Мы – хозяева северных территорий, и у нас там своя политика, отличная от вашей. Вы болтаете, мы – действуем. И к вам мы приходим не за помощью – сил у нас достаточно!

– Не имеете, не имеете права так говорить! – перекрикивал Волка южанин. – Вы не решаете за всех! Север – это еще не весь Тарген!

– Да? Посмотрел бы я на вас, столичных павлинов, на северной границе! – встрял кто-то из савров. – Вам бы наши трудности!

– Вот-вот, а вам бы наши! – раздалось с тех мест зала, где сидели ходжерцы.

Хапа усмехнулся.

– Что происходит? – шепотом спросил у Хапы Джел, присаживаясь рядом на край застеленной ковром лавки.

– Это я у тебя должен спросить, – отвечал ему Хапа. – Это твоя, между прочим, обязанность. А тебя все утро везде искали.

Джел пожал плечами.

– Заранее предупреждать надо было.

– Меньше по бабам шляться надо было, – проворчал в ответ Хапа и под лавкой наступил ему на ногу.

Джел прикусил язык. Пререкаться с отцом при посторонних не годилось.

– Я понимаю, почему у всех здесь такие сложности с принятием решений, – обратился к Хапе энленец. – Государственный Совет считает, что это его страна, ты считаешь, что твоя, а высокорожденный Волк, наверное, думает, что его…

Волк в это время уже говорил что-то о единодушии, которое должно быть между хозяевами Севера и политиками Центра, поскольку они одной крови.

Для кого как, а для Джела это был дурной признак. Похоже, война объявлена, и теперь ни о каком возвращении на Ишуллан, или, тем паче, поездке в пустыню, и речи не заведешь.

– Самое главное я уже пропустил? – спросил он Хапу.

– Да, – ответил тот и поднялся.

Все тут же встали.

– Мы, с позволения господина посланника, его покидаем, – объявил Хапа, слегка поклонившись красноглазому. – Сегодня у нас будет свое Собрание. Идемте, господа.

Минута на взаимные раскланивания, и вот они в сопровождении полусотни человек идут через площадь мимо углового здания с черно красной эмблемой Ардана над воротами, мимо монастырского корпуса к мосту Джелу эта дорога была известна гораздо лучше, чем всем остальным. Наконец, Хапа пояснил ему, куда именно они направляются:

– Надеюсь, ты не рассердишься, узнав, что я назначил встречу у тебя дома? – поинтересовался он. – Сегодня у тебя будет много гостей, кир Александр Джел.