Текст книги "Дом интриг"

Автор книги: Луиза Хоффман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Луиза Хоффман
Дом интриг

Глава первая

Посвящается Дику Коллинзу

Серое небо отливало бронзой, а легкая снежная пороша, подгоняемая северо-восточным ветром, на мгновение покрывала туманными узорами тротуары и исчезала. Наверное, даже в солнечный день эта серенькая улочка выглядела угрюмо.

Такси остановилось перед домом № 37. Фасад выходил на террасу. Вызывающе высокое крыльцо соперничало белизной с ажурными занавесками на окнах. На одном подоконнике был виден тщательно начищенный латунный горшок с цветами.

Мне вдруг неизвестно почему стало страшно. Может, следовало все-таки послушаться свою подругу Энджи Уильямс и не ворошить это дело? С другой стороны, что я могу потерять от встречи с миссис Оливер?..

Ее письмо, которого я совершенно не ждала, пришло четыре месяца назад. Всего через несколько дней после ужасной автокатастрофы, в которой погибли мои приемные родители Лейла и Билл Ральстоны. Очевидно, миссис Оливер обнаружила в газете сообщение об этой аварии, а также о том, что единственной наследницей Ральстонов является их приемная дочь, настоящий отец которой был убит на войне за границей, а мать, Сара Армитедж, погибла под бомбежкой.

В письме довольно сбивчиво говорилось, что в 1949 году у миссис Оливер квартировала некая молодая вдова, ее также звали Сара Армитедж, и муж ее тоже погиб во время войны за границей, а дочь звали Дженни, и она была удочерена другими людьми. В то время я не придала письму значения, полагая, что это не более чем замечательное совпадение. Моя мать погибла под обломками отеля «Маджестик Тауэр» при прямом попадании, и она никак не могла быть той женщиной, которая квартировала спустя несколько лет у миссис Оливер.

Но неделю назад я случайно наткнулась на связку старых писем в ящике письменного стола «шератон», принадлежавшего моей приемной матери. Эти пожелтевшие по краям дорогие для меня листочки бумаги предназначались исключительно для глаз Билла. Его жена посылала их, когда он с армией находился за границей. Ослепленная слезами, я уже хотела было предать их огню, как вдруг наткнулась на имя Сары Армитедж. Я знала о своей настоящей матери настолько мало, что не могла удержаться от того, чтобы не прочитать письмо, а прочитав его, решила просмотреть заодно и все остальные.

Лейла писала, что одна из ее подруг будто бы видела Сару живой на следующий день после ее «смерти». Правда, она узнала ее только по знаменитым серебристым волосам и шубке, отороченной розовым мехом. В следующем письме сообщалось, при каких обстоятельствах Лейле была переслана банковская книжка моей матери. Счет Сары был закрыт, и последние несколько фунтов, остававшиеся на нем, были сняты уже после ее «смерти». Из письма я поняла, что Лейла, потрясенная гибелью моей матери, не придала значения этим странностям, а потом, тщательно все обдумав, решила, что ее подруга обозналась и деньги со счета снял какой-нибудь мошенник, который нашел сумочку и подделал подпись на чеке.

И тут я вспомнила о письме миссис Оливер. Тело моей матери опознали только по браслету, который валялся рядом с изуродованным до неузнаваемости трупом, причем некоторых из жертв бомбежки так никогда и не идентифицировали. Возможно ли, что моей матери каким-то чудом удалось выжить? В таком случае… она меня бросила? Хотя, если верить рассказам Лейлы, мать души во мне не чаяла. Отец был убит незадолго до того налета, а все ее родные погибли – также под бомбежкой – еще в самом начале войны. Кроме меня, у нее никого не осталось. Но Лейла могла и ошибаться в своих оценках. Я не исключала такой вариант: после налета у матери наступила амнезия, а позже, восстановив память, она уже сознательно решила оставить меня на попечение Лейлы и Билла. У Лейлы не было своих детей, и меня она обожала. А Сара, возможно, решила, что не сможет создать мне тех условий, которые создали Ральстоны.

– Приехали, леди.

Нетерпеливый голос водителя такси ворвался в мои мысли, и от неожиданности я буквально выпрыгнула из машины.

– Хотите, могу подождать?

Я расплатилась и отрицательно покачала головой. Обратно в город я могла доехать и на автобусе.

Несколько минут я неподвижно стояла и смотрела на дом. Скользя взглядом по окнам комнат, я думала о том, что, возможно, в 1949 году в одной из них жила моя мать. Что могло привести ее в Ньюкасл? Почему она оказалась здесь, а не где-нибудь в другом месте? У нее в этом городе не было родни – ни своей, ни по мужу. Мой отец воспитывался в лондонском сиротском приюте.

Во время войны Сара работала секретаршей у актрисы Аннелизы Винтерс. По настоянию последней, кстати, она в конце концов и перебралась от Лейлы, у которой квартировала, в отель «Маджестик Тауэр». Лейла была счастлива взять меня под свою опеку, к тому же мать навещала меня почти ежедневно. Ей очень хотелось поскорее уехать из военной Англии, тем более что Аннелизе был предложен контракт с Голливудом, и она пообещала матери взять ее с собой. Лейла рассказывала, как моя мать любила строить радужные планы относительно нашей с нею жизни в Штатах.

А потом случился налет немецкой авиации, и в отель было прямое попадание бомбы. Аннелиза Винтерс, как и многие другие, погибла, и вместе с нею погибли мечты об Америке. Мы были уверены в том, что во время той бомбежки погибла и моя мать. Теперь же, через много лет, эта уверенность впервые была поколеблена.

На протяжении моей недолгой жизни смутный образ Сары то и дело вставал перед моим мысленным взором, впрочем не задерживаясь подолгу и не становясь более отчетливым. Порой меня захлестывала острая печаль от осознания того, что жизнь молодой женщины была прервана так рано и столь трагически, но и эта печаль была мимолетна. У меня были Лейла и Билл, самые замечательные и близкие люди в мире. Теперь и они погибли. Внезапно и столь же трагически. Именно в эти дни, наполненные чувством горчайшей утраты, образ Сары вдруг стал вырисовываться яснее и реальнее. Ирония судьбы. Мне вдруг явилось ощущение ее близости: протяни руку – и достанешь…

Моя рука дрожала, когда я нажимала кнопку звонка. Дверь открыли почти сразу. На пороге стояла маленькая гибкая женщина с умными серыми глазами. Взгляд ее быстро скользнул по мне сверху вниз, задержавшись поочередно на шубке из снежного барса, крокодиловой сумочке и туфлях.

– Миссис Оливер? – спросила я.

– Да.

– Меня зовут Дженни Армитедж.

Она скользнула руками по складкам рабочего фартука, плотно облегавшего ее фигуру, и бросила быстрый взгляд на свои руки. Я заметила под ее ногтями следы от муки.

– Я… я сегодня никого не ждала. Прошу прощения за свой вид.

– Это вы меня извините. Конечно, мне следовало предупредить вас о приезде письмом.

Черты ее остренького личика расслабились, и она улыбнулась.

– Ну, если вас не смущает мой вид, значит, все нормально, мисс. Признаться, я уже перестала ждать от вас весточки. Столько времени прошло… Ну, входите же.

Она провела меня в небольшую комнату с открытой старомодной духовкой, откуда доносился запах свежеиспеченных лепешек.

Приняв шубку, она решительно подтолкнула меня к стулу. Глаза ее зажглись интересом, когда она спросила:

– Надеюсь, вам не было неприятно получить письмо от совершенно незнакомого вам человека? Просто меня поразило столь точное совпадение. Имя той женщины и то, что ее дочь звали, как и вас, Дженни. Это не могло не заинтриговать меня.

– Наоборот, я вам крайне признательна за письмо.

– Уверяю вас, дело не только в совпадении имен. Вообще, если бы речь шла о ком-нибудь другом, я бы и не вспомнила, но… видите ли, у меня всегда было чувство, что моя квартирантка Сара Армитедж что-то скрывает… или от кого-то скрывается.

– Что вас натолкнуло на эту мысль?

– Ну… Во-первых, она никогда не рассказывала о себе в отличие от всех прочих жильцов. Я пыталась неоднократно вызвать ее на откровенность, но тщетно. Сара относилась к той категории людей, которые обладают способностью, отвечая на вопросы, не сообщать никакой информации. Она отвечала на все удивительно уклончиво, ни о чем нельзя было догадаться.

– Но ведь она в конце концов рассказала вам о том, что у нее есть дочь по имени Дженни.

– М-м… И да, и нет.

Увидев на моем лице крайнее недоумение, она порозовела.

– Видите ли, мисс, дело было так. Однажды, убирая у нее в комнате, я наткнулась на фотографию ребенка. Перевернув ее, я прочитала на оборотной стороне: «Моя дочь Дженни. 1944 год». Вдруг в комнату вошла Сара и застала меня за этим занятием. Вы бы видели, каким гневом у нее полыхнули глаза, мисс! Впрочем, она быстро успокоилась и извинилась передо мной за несдержанность, а потом сказала, что на фотографии действительно изображена ее дочь, которую она после гибели мужа оставила на попечение каких-то своих друзей.

При этих словах я сильно взволновалась и даже почувствовала головокружение.

– Продолжайте, – быстро сказала я.

– Она еще сказала, что теперь жалеет о своем поступке, но обратной дороги нет. Муж ее убит в Бирме, всех родственников унесла война. Она понимает, что не в силах обеспечить своему ребенку достойный уровень жизни, к какому тот уже привык у своих состоятельных приемных родителей.

Взглянув на свои руки, я увидела, как сильно они дрожат. Неудивительно, ведь мой отец погиб как раз в Бирме.

– Вы не знаете случайно, она устроила так, что ее дочь была официально принята в семью других людей?

– Не могу сказать. Она сообщила только, что оставила дочь на попечение друзей.

– А не назвала ли она вам имен этих людей?

– Нет. Сказала только, что они живут в Лондоне.

– Может, вам еще что-нибудь запомнилось в связи с этим, миссис Оливер?

– О Саре Армитедж я могу рассказать вам очень немного, мисс. Она была скрытной девушкой, о чем я уже упоминала. Она и о дочери своей никогда не рассказала бы, если бы я случайно не наткнулась на фотокарточку.

– Она где-то работала?

– Да, в приемной у дантиста. Секретаршей. Но у меня, помню, было такое ощущение, что она привыкла к более сладкой жизни.

– Почему вам так казалось?

– Достаточно было взглянуть на ее одежду, мисс. Платья были поношенны, но, несомненно, очень дорогие.

И это сходилось. Лейла кое-что рассказала мне об отношениях матери с Аннелизой. Актриса заботилась о том, чтобы ее секретарша прилично выглядела. Иногда она одалживала ей наряды из собственного гардероба и давала после себя донашивать.

Но я не могла понять одного: каким образом матери удалось спастись из разбомбленного, пылающего здания отеля, да еще со всеми своими туалетами?

– Какая у нее была внешность? – спросила я.

Миссис Оливер сняла металлический чайник с огня и заварила чай.

– Что могу сказать, мисс? Сара Армитедж была очень привлекательной девушкой. Когда шла по улице, все мужчины оборачивались. Настоящая красавица.

– Вам не запомнился случайно цвет ее волос?

– Как же не запомнился? Запомнился! Роскошные серебристые волосы, как лунные лучи. Красивее волос я и не видела ни у кого. Синие глаза, такого, знаете, сочного оттенка. Гордость в лице, как у королевы. Остальные квартиранты считали ее заносчивой и за глаза называли их высочеством.

У моей матери были серебристые волосы и синие глаза, однако Лейла не находила ее заносчивой. Наоборот, по ее рассказам, моя мать была робкой, душевно очень уязвимой женщиной.

– Вы ведь недолюбливали ее, правда, миссис Оливер, – проговорила я. Это был не вопрос, а утверждение.

Тень смущения пробежала по лицу пожилой женщины. Чтобы скрыть неловкость и отвлечь мое внимание, она протянула мне чашку и стала с особой старательностью наливать в нее дымящийся янтарный напиток.

– Что ж, мисс… Если выражаться более точно, мы все не до конца понимали ее. В основном, конечно, из-за ее скрытности. Она была на редкость необщительным человеком и, похоже, совсем не имела друзей. К ней даже письма не приходили. Но после того, как я услышала ее рассказ о ребенке, я решила, что это несчастье, возможно, и сделало ее такой сдержанной. Я всегда говорила своему старику, что у этой женщины какая-то тяжесть на душе, словно она о чем-то тоскует. Вероятнее всего, это было вызвано гибелью мужа и тем, что она рассталась со своей дочерью.

– Она долго у вас жила?

– Около полугода. После того случая, когда она застала меня за рассматриванием фотографий, она почти сразу же съехала.

– Значит, там были еще какие-то снимки?

– Кажется, на второй карточке был изображен ее муж. Впрочем, у меня не было достаточно времени, чтобы хорошо рассмотреть. Она вошла в комнату и…

– А куда она от вас уехала?

– Не знаю. Я спрашивала ее, но она ответила, как всегда, уклончиво. Я чувствовала, что она не желает со мной откровенничать.

Я упала духом.

– Хотя… погодите, – продолжала миссис Оливер, – возможно, она до сих пор живет в Ирландии.

– В Ирландии?! С чего вы взяли, что она живет в Ирландии?

Миссис Оливер неторопливо прихлебывала свой чай, давая мне тем самым понять, что привыкла к спокойному течению разговора.

– Спустя примерно год после того, как мы с нею расстались, я была на приеме у того дантиста, где она раньше работала, и новая секретарша сказала мне, что Сара Армитедж вышла замуж за какого-то фермера и уехала жить в Ирландию. Должна признаться, это сообщение весьма удивило меня, так как, по моему разумению, Сара Армитедж вовсе не похожа на тех женщин, которые становятся женами фермеров.

– А вам не называли случайно имени этого человека?

К моему искреннему удивлению, она кивнула.

– Секретарша сказала, что его зовут О'Мара. Это имя почему-то застряло у меня в памяти на всю жизнь. Шон О'Мара, так его звали.

Я достала из сумочки единственную имевшуюся у меня фотографию матери и протянула ее миссис Оливер. Снимок был старым и поблекшим.

С минуту она молча вглядывалась в лицо симпатичной девушки с белокурыми локонами до плеч и наконец проговорила:

– Не могу поручиться, что это была именно она. Прошло уже больше двадцати лет, к тому же фотография совсем ветхая… Но я бы сказала, что моя квартирантка и изображенная здесь девушка могут оказаться одним и тем же лицом.

Вернув мне фотографию, она добавила:

– Знаете, если бы ваши волосы были не каштановыми, а серебристыми, то вы были бы определенно похожи на нее. У вас те же синие глаза и сходные черты лица, но… если вы позволите мне сказать это… в вас все-таки нет того, что отличало ее больше всего. Нет ее горделивости…

От волнения я какое-то время не могла вымолвить ни слова, но наконец, справившись с собой, робко попросила:

– А вы не могли бы дать мне адрес того дантиста?

– Боюсь, вам это не поможет. Лет двенадцать-тринадцать назад он уехал на юг страны.

– Вы, конечно, не знаете, куда именно в Ирландию она уехала жить с новым мужем?

– Как раз-таки знаю, мисс. Она уехала в графство Галвей. В маленький городишко на побережье. Кажется, Балликейвен. Я бы сама никогда не запомнила это название, если бы не заглянула в карту.

Я была готова обнять и расцеловать эту женщину!

– Так вы думаете, что она ваша мать, мисс?

– Возможно, так и есть.

– Я была бы вам очень признательна, если бы вы сообщили мне как-нибудь о результатах ваших поисков. Мне вся эта история страшно интересна.

– Конечно, я сообщу вам.

Достав свою банковскую книжку, я выписала чек.

– Я вам очень признательна за помощь, миссис Оливер, и прошу принять это в качестве скромного знака моей благодарности.

– О, спасибо вам, мисс! Хотя это было совсем необязательно…

Через неделю я была на пути в Ирландию, плывя на ночном корабле до Дан-Лэри. Прежде чем спуститься в свою каюту, я прошла в буфет. Чувство смутной неопределенной тревоги охватывало меня все больше и больше, и я была уверена, что не засну.

Почему она за все эти годы не связалась со мной? Допустим, она оставила меня ради моего же блага, но почему не спросила о том, как я живу? Почему не объявилась? Она хорошо знала Лейлу и могла рассчитывать на понимание с ее стороны и даже оправдание своего поступка. Лейла была чутким, отзывчивым человеком и не упрекнула бы мою мать в том, что она бросила меня. Почему она молчала? Я не могла этого понять, хотя в глубине души догадывалась, что ее мог удерживать страх. В сущности мое сиротство было обманом, за который она несла полную ответственность. Она боялась за последствия этого обмана.

И только на корабле мне пришло в голову, что ее может смутить сам факт моего неожиданного появления. Оно оживит болезненные воспоминания, с которыми, как она полагает, покончено навсегда, пробудит чувство вины, с которым ей трудно будет совладать. Больше того! Возможно, у нее сейчас своя семья, и члены ее не подозревают о моем существовании. При мысли об этом у меня захватило дух. Мне это казалось невероятным. Не то, что у Сары может оказаться семья, а то, что до этого момента я совершенно не принимала в расчет ее нового мужа, который, возможно, никогда не слышал обо мне.

Мое неожиданное появление может тяжело отразиться на ее жизни и породить неприятные слухи. Захваченная этими мыслями, я едва не решила прекратить поиски, но поняла, что не смогу остановиться на полпути. Хорошенько обдумав все возможные последствия, я пришла к выводу, что назовусь ее дочерью лишь в том случае, если это ничем не повредит ее счастью. Мы прожили жизнь отдельно друг от друга, и теперь, когда я почти нашла ее, мне трудно будет жить так, как жила до сих пор. Но другого пути нет, даже если она действительно окажется моей матерью. А в этом я уже практически не сомневалась.

Выйдя из состояния задумчивости, я подняла глаза и увидела высокого, крепко сложенного молодого человека, который как раз входил в буфет. Наши взгляды встретились, и он повернул в мою сторону.

– Не возражаете, если я присяду рядом?

Сейчас я была не в том настроении, чтобы заводить беседу с незнакомцем, и хотела резко заметить, что свободных мест в зале достаточно, но у меня не хватило смелости. Если бы он был нахальным, я отшила бы его без колебаний, но он вел себя очень вежливо, почти робко, и это не могло не найти отклика в моей душе.

– Конечно, садитесь, – ответила я тихо, едва расслышав собственный голос.

Я наблюдала за ним, когда он подошел к стойке, чтобы сделать заказ. Свободный темно-серый костюм хорошо сидел на его мускулистой фигуре, подчеркивая ее достоинства.

Вскоре он вернулся с чашкой кофе и, сев напротив, вытянул длинные ноги. Мне понравилось его по-мужски суровое, со здоровой кожей лицо, глубоко посаженные серые глаза… Вряд ли это случайное, мимолетное знакомство. Его скромность пробудила во мне чуть ли не материнское чувство. Захотелось взять над ним нежную опеку. Впрочем, вскоре это желание исчезло, я почувствовала, что передо мной сидит мужчина, который сам способен взять опеку над кем угодно.

Он улыбнулся:

– Вы англичанка, не так ли?

Я кивнула.

– И не туристка? Сейчас совсем не туристский сезон.

– Вы правы. Я еду навестить одну знакомую в Балликейвен.

– Да что вы! Я ведь направляюсь туда же!

Лицо его выражало искреннюю радость, но я пожалела о своих словах. Теперь придется отвечать на неизбежные вопросы, а если промолчишь, он сочтет, что ты скрытная и вообще странная.

– Может быть, я знаю… – начал он, но я его перебила, прекрасно пенимая, что именно он хочет спросить.

– Вы ведь тоже не ирландец, правда? У вас совсем нет акцента.

– Я не ирландец. Просто мои родители купили несколько лет назад в Балликейвене отель, и я приехал к ним в отпуск.

– Выходит, вы сейчас в отпуске?

Он кивнул.

– Только что вернулся из Африки. Я инженер-строитель.

– Представляю, как будут вам рады ваши родители.

– Собственно, я уже виделся с ними, так как приехал на прошлой неделе. Просто нужно было заглянуть на пару дней в Лондон. Дела, знаете ли.

Пока я придумывала, чем еще отвлечь его внимание от своей персоны, он проговорил:

– Эта подруга, к которой вы едете… Может, я знаю ее или ее родных?

– Она не подруга мне. Знакомая. Еду навестить, – довольно резко ответила я.

Он тут же опустил взгляд на свою чашку, и мне стало стыдно. Он задал вполне нормальный вопрос, а я повела себя так, будто считаю, что он сует нос не в свое дело.

Когда наши взгляды вновь встретились, он сказал:

– Простите ради Бога, я не хотел показаться излишне любопытным.

– Не извиняйтесь. Вы правы. Просто моя поездка – это… сугубо личное дело, и мне не хотелось бы рассказывать о ней на каждом углу.

Произнеся это, я тут же прикусила губу, чувствуя, что выгляжу высокомерной, и быстро добавила:

– Мне трудно объяснить это, но… человек, к которому я еду, возможно, встретит меня без воодушевления, а я не хочу причинять ему беспокойство.

– Понимаю.

Я знала, что он не понял. Не мог понять.

– У вас есть где остановиться в Балликейвене?

Я отрицательно покачала головой.

– Мои родители почтут за честь принять вас у себя в отеле, – сказал он тут же и покраснел до корней волос, так как понял, что его слова могли быть расценены мной как нескромная реклама. – Простите, возможно, с моей стороны это не совсем тактично… Но мне кажется, что вам он понравится. Отель называется «Юная русалка» и находится в самом центре города.

– Я уверена, что мне там будет удобно…

– Тогда я позвоню им, как только мы прибудем в порт. Вы сразу поедете в графство Галвей?

– Н-нет… Я думаю провести завтрашний день в Дублине.

Эта мысль пришла мне в голову только сейчас. Представляя, какие повороты судьбы могут ожидать меня в Балликейвене, я не была уверена, что уже готова к ним.

Он широко улыбнулся.

– Мне повезло. Я тоже собираюсь завтра остаться в Дублине. У меня там небольшое дело, и я подумывал о ночевке. Теперь решено – заночую. У меня и машина там стоит в гараже, так что послезавтра, когда вы отправитесь в Балликейвен, она и я – к вашим услугам.

Этот план мне очень понравился, хотя про себя я не уставала удивляться собственным чувствам.

– Спасибо. С удовольствием принимаю ваше предложение.

– Кстати, меня зовут Джеф Лангтон.

– А меня Дженни. Дженни Армитедж.

Называя себя, я следила за его реакцией, но было видно, что моя фамилия ни о чем ему не говорит.

Мы замолчали, и пауза накрыла нас, словно ватным одеялом. У меня было подозрение, что Джеф Лангтон поначалу рассчитывал на то, что я буду более разговорчива, но смирился и теперь согласен был принимать меня и молчаливой. Внезапно мне захотелось довериться ему.

– Простите за мое секретничанье относительно этой поездки. Мне кажется, вы ждете объяснения и…

– Нет, нет, что вы, Дженни! Я действительно нелюбопытен по природе.

Я опустила глаза на свои руки. Они не дрожали. Конечно, никому не будет вреда, если я скажу ему, кого именно собираюсь навестить. И потом, мне было интересно, знает ли он ее…

– Вы случайно не знаете Шона О'Мара? – вдруг вырвалось у меня.

Его лицо затуманилось, и мне вдруг стало не по себе. Я почти боялась услышать его ответ.

– Не к нему ли вы едете? – спросил он озабоченно. Он говорил мягко, но в его голосе звучала тревога.

– О нет. Еще несколько дней назад я даже не знала о его существовании.

– Рад это слышать.

– Почему?

– Шон О'Мара умер, и я боялся, что это сообщение вас шокирует.

– Когда это случилось?

– Давно. Пятнадцать-шестнадцать лет назад. Мои родители тогда еще и не думали ехать жить в Ирландию.

– Вы знаете его вдову?

– Сару О'Мара?

Я взволновалась от одного звука ее имени.

– Да.

– Что ж, я знаю ее.

– Расскажите мне о ней, если вам не трудно.

В его глазах промелькнула настороженность.

– Что конкретно вы хотели бы узнать? Сразу должен предупредить вас, что лично с нею я почти не общался.

О, я хотела его расспросить о стольких вещах! Если бы он знал… Но мои вопросы могли показаться ему нескромными.

– Я слышала, что она живет на ферме.

Он кивнул.

– Да, сразу за Балликейвеном. В хозяйстве ей помогает человек, которого зовут Кевин Салливан.

– У них большое хозяйство?

– Когда-то эта ферма была крупнейшей во всей округе, но теперь, боюсь, настали другие времена. Хозяйство в упадке. Сара О'Мара была вынуждена продать много земли и скота. Фермерство не женское занятие. Особенно для такой женщины, как она.

– Что вы имеете в виду? – с подозрением спросила я.

Он улыбнулся:

– Просто внешне весьма и весьма проблематично обнаружить хоть какую-нибудь связь между Сарой О'Мара и сельским хозяйством.

– А какая она внешне?

– Ну… – Он явно колебался, но я подбодрила его вежливой улыбкой. – Она умна, привлекательна и… Я таких, как она, всегда называл «городскими женщинами».

– Если все так худо, как вы говорите, то почему она не продала ферму после смерти мужа?

– Насколько мне известно, это хозяйство все заложено-перезаложено. Проблемы начались сразу после того, как Шон О'Мара женился на ней. Насколько мне известно, этот брак в считанные годы превратил его из обычного трудяги в настоящего любителя земных утех. Денежки стали утекать между пальцев. К тому же было два-три года неурожая у местных фермеров. Словом, закончилось все для Шона О'Мара весьма плачевно. Он умер, так и не успев привести дела в порядок. Сара, похоже, предпринимала серьезные попытки вновь встать на ноги со своим хозяйством, но у нее до сих пор ничего не вышло и, на мой взгляд, ничего не выйдет.

– А скажите… у нее есть семья? – спросила я осторожно.

– Нет.

– Родственники?

– Говорят, что нет. Впрочем, о ней почти ничего не известно. Местные рассказывали мне, что когда Шон О'Мара, бывало, напивался, он частенько жаловался на то, что совсем не знает свою жену.

– Загадочная женщина.

– Она очень сдержанная и необщительная.

– Должно быть, остро переживает свое одиночество.

– Ну, у нее есть, наверно, пара друзей…

– Почему вы ее недолюбливаете? – спросила я неожиданно для самой себя.

Он рассмеялся:

– Интересно, откуда вы взяли, что я ее недолюбливаю? Я ее почти не знаю.

Он сказал, что не питает по отношению к Саре враждебных чувств, но я почувствовала по его тону, что на самом деле это не так. Он не стал отрицать своего прохладного к ней отношения, и у меня возникло ощущение, что он говорит отнюдь не все, что знает о ней… Впрочем, я не была уверена, что хочу услышать абсолютно все.

– Какого цвета у нее волосы?

– Она блондинка.

– С серебристым оттенком?

– Д-да, пожалуй, можно сказать и так.

– Она была счастлива с Шоном О'Мара?

– Понятия не имею. Он был намного старше ее, и мне кажется, что некоторые старожилы Балликейвена до сих пор не оправились от шока, вызванного тем, что он женился на такой женщине, как Сара. Они были полными противоположностями друг другу. Шон слыл убежденным холостяком.

Я закрыла глаза, почувствовав признательность Джефу за сообщенные сведения. Теперь я знала, что особых сложностей в ее жизни с моим появлением не возникнет. Я смогу прийти к ней, сразу же сказать, кто я такая, и ей ничто не помешает признаться в том, что она моя мать. Впрочем, ничто также не помешает ей сказать, что она не является моей матерью, и я легко выйду из ее жизни, ничего не потеряв. Но если она все-таки моя мать? Дрожь пробежала по телу при этой мысли. Достаточно ли будет одного фактического подтверждения? Я чувствовала, что мне самой предстоит узнать Сару Армитедж. Если верить Лейле, то она была милой, чувствительной и застенчивой девушкой. Этот образ мало походил на тот, что был описан Джефом и миссис Оливер. И все же… возможно, именно робость явилась причиной ее замкнутости, которую люди истолковывали как надменность и высокомерие.

Открыв глаза, я увидела, что Джеф Лангтон с участием смотрит на меня.

– Кем приходится вам эта женщина, Дженни?

– Мои приемные родители много лет знали ее.

Он устремил на меня пронзительный взгляд, и я поняла, что ответ не совсем удовлетворил его. Я покраснела.

– У меня к ней есть один очень важный разговор, вот и все.

Он промолчал и на это.

– Мне пора к себе в каюту, – сказала я.

– Завтра в четыре у меня в Дублине деловая встреча, но потом я свободен. Хотите, я покажу вам город?

– С удовольствием.

Это была не отговорка, я действительно почувствовала, что нашла друга.

Корабль спокойно рассекал волны, но я не могла заснуть. Неизвестно почему мне вдруг припомнились ночные кошмары, которые постоянно мучили мою подругу Энджи Уильямс. Энджи относилась к типу людей, не отличающихся большим воображением, но эти видения пугали ее, она считала их недобрым предзнаменованием. Впрочем, я не могла лишь на этом основании отказаться от поездки в Ирландию, с моей стороны это выглядело бы просто глупо.

В кошмарах Энджи отчетливо виделся наполненный силами зла старый дом, пол в котором должен провалиться, а потолок обрушиться на меня. Дом этот захлестывает огонь, а я заперта внутри. Но больше всего пугало Энджи появление в каждом кошмаре гнусно хихикающей старухи, которая исчезала в дыму в ту минуту, когда дом обрушивался.

Я не принимала эти сны близко к сердцу и не верила в них, как Энджи, но они и мне казались чем-то вроде недоброго знака. Если бы я знала тогда, какой водоворот ужасов поджидает меня впереди, я вернулась бы в Англию на следующем же корабле.