Текст книги "Одинокие боги"

Автор книги: Луис Ламур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 30 страниц)

Глава 56

Томадо сидел возле костра, весь превратившись во внимание. Юноша скользнул в тень, поближе к лошадям.

– Оставь ее в покое, – приказал Томадо Иглесиасу.

Иглесиас и бровью не повел, равнодушно столкнулся с ненавидящим взглядом.

– Старый дурак! Кто узнает? Кто придет?

– Иоханнес Верн узнает. Он читает по следам, как апачи. И обязательно придет... найдет вас.

– Ха! Он мертв! Его убили в пустыне: а эту птичку поскорее надо общипать! Она – голубка, а мы – ястребы.

Бискал встал, третий парень тоже оказался вдруг рядом с ней. У Мегги медленно и тяжело забилось сердце. Ее рука сжимала маленький пистолет, скрытый в складках платья. В нем было всего две пули, значит, она могла сделать два выстрела и промахнуться не имела права.

Сейчас она уже почему-то совсем ничего не боялась, страх ушел. Ее отец, не раз участвовавший в стычках с китайскими и малайскими пиратами, нередко говаривал ей: «Думай и действуй хладнокровно. Делай то, что необходимо делать».

Она прежде не вникала в смысл отцовских слов, но теперь...

Томадо смотрел на нее сквозь огонь костра и тихо говорил, не глядя на нее:

– Иоханнес сейчас у своих друзей кахьюллов. Скажи им, Мегги, когда отыщешь их, что ты его девушка, они станут и твоими друзьями.

Кахьюллы? Ее друзьями? Бедный старый Томадо еще надеется, что ей удастся бежать, что она доберется до индейцев!..

Бандиты, словно волки, окружали ее кольцом, которое постепенно сжималось.

– Стоять! – вдруг крикнул Томадо и наклонился за ружьем, лежащим возле его ног. И в этот момент Бискал выстрелил.

Мегги видела, как Томадо пошатнулся, и незнакомец, присоединившийся к ним последним, имени которого она не знала, устремился к ней. Подняв свой маленький пистолет, она выстрелила ему прямо в живот и увидела внезапную вспышку ужаса в глазах этого человека: ведь он был не более чем в четырех футах от нее. Пистолет стал для него неожиданностью, и он даже не успел остановиться, уклониться в сторону, продолжая идти на нее.

Его рот открылся в беззвучном крике, но Мегги стояла достаточно близко, чтобы услышать тяжелый хлопающий звук пули сорок четвертого калибра, вошедшей в его тело.

Быстро сделав шаг назад, она целилась теперь в Бискала и Иглесиаса.

– Сеньорита! – раздался истошный крик юноши. – Сеньорита, пожалуйста!

Рядом стояла оседланная лошадь. Но она все-таки сделала еще один выстрел. И промахнулась. Потом нащупала луку седла; юбка еще касалась земли, а нога уже перелетела через него. Не успела она опомниться, как умное животное уже неслось прочь от костра.

Позади раздались выстрелы, крики. Потом вдруг наступила тишина.

В кого стреляли? В юношу? Опять в Томадо? – об этом она могла лишь догадываться. Мегги совсем забыла, что лошадь можно и пришпорить в случае необходимости, но в этом не было нужды – она со своей наездницей мчалась в ночь, перелетая через камни, кусты и кактусы.

На юг! Мегги должна как можно скорее попасть в пустыню, которую так любил Иоханнес. Надо постараться найти его, найти индейцев кахьюллов, которые были его друзьями. Томадо не отговаривал ее ехать, как все это делали, не напомнил ни разу о ее возвращении в Лос-Анджелес... Почему? Наверное, старик боялся, что на обратной дороге она могла встретить еще более жестоких бандитов? Значит, пустыни ей надо было опасаться меньше, нежели незнакомых людей?

Приподнявшись на стременах, она прислушалась: ее никто не преследовал. Что же с бедным Томадо? Жив ли он? Что с юношей? В ней боролись противоречивые чувства: душой она рвалась к ним. Но если она сейчас вернется, все их жертвы окажутся напрасными и положение дел не улучшится, наоборот, станет еще более ужасным.

Мегги взглянула на звезды. Побывав несколько раз в море с отцом, она проявила интерес к науке о звездах. Конечно, девушка еще не умела ориентироваться по ним в пути, но Полярную отыскать могла. Она нашла две звезды в хвосте Большой Медведицы и тотчас повернула лошадь на юг.

Справа от нее шли горы Сан-Бернардино, показавшиеся ей на фоне неба не очень высокими. Если она доберется до них, то окажется в относительной безопасности. Там, наверное, можно будет пустить лошадь на траву, а вдруг отыщется еще и вода...

А около догорающего костра, теперь уже далеко от Мегги, в кустах, лежал юноша, еле сдерживаясь, чтобы не закричать от досады. Старик тяжело ранен, может быть, даже убит – он не знает. Но ведь сделано все, что тот приказывал: приготовил лошадь для Мегги, вовремя подвел...

– Что будет с вами? – спросил юноша Томадо, когда уже стали ясны намерения бандитов в отношении его хозяйки.

– Я стар. И выполню то, что требует от меня мой долг. Хочу быть чистым перед Богом, когда предстану перед Ним на Страшном Суде. Эти люди злые, насильники, а Мегги – порядочная молодая девушка.

И в последний момент юноша не растерялся: посадив Мегги на лошадь, он сбежал, уведя с собой еще одну. Теперь же выжидал, затаившись, когда бандиты уйдут и он сможет подойти к Томадо. У юноши не было семьи, старик приютил его, нашел работу.

А Томадо лежал возле костра, скорее всего раненый, не убитый. И юноша все надеялся, что он жив после выстрела бандита.

Одного застрелила девушка, того смуглого самонадеянного парня, которого юноша не знал и который прискакал вместе с Бискалом. Может быть, приходило ему в голову, он был членом банды Вентуры?

Томадо по-прежнему лежал у костра, глаза его были закрыты: рана кровоточила и была не из легких. Он лежал очень тихо, стараясь не издавать ни единого звука, чтобы не привлекать ничьего внимания: пусть бандиты решат, что он умер, ведь он потерял так много крови и ощущал ее повсюду – под собой, на руках... Они не могли этого не видеть. И все же им овладело чувство радостного удовлетворения: Мегги убежала и юноша скорее всего тоже. Так и должно быть. Он уже старик, страдания от ран ему не внове, он выдержит.

Ах, если бы его ружье лежало чуть поближе!.. Он сумел бы пристрелить еще одного или обоих сразу. Тогда вернулся бы мальчик и они вместе сумели бы помочь сеньорите.

Ха! Маленький пистолет! Надо же? Кто бы мог подумать, что у нее есть такая вещица и она умеет с ней так ловко обращаться?.. Вдруг старый Томадо услышал шаги: Иглесиас шел прямо к нему. Старик уловил, как его сапоги протопали рядом по земле. Внезапно бандит изо всей силы ударил Томадо по ребрам, но старик не издал ни звука: стон, не родившись, умер внутри него.

– Это был маленький пистолет! – кричал Бискал. – В нем всего-то две пули! Я видел такие, они называются крупнокалиберными, из них можно сделать всего два выстрела!

– Теперь-то она безоружна, ведь обе пули выпущены!..

– Конечно! Давай поскачем за ней следом! Дикая страна!.. Пусть девка заблудится и растеряется. Побудет без воды и, знаешь, с радостью кинется нам на шею!

Бискал кисло посмотрел на неподвижно лежащего у костра сообщника, потом перевел взгляд на другого.

– Это дело рук крошки, она застрелила его, – заметил он. – Он мертв.

– Такой маленький пистолет! – не мог успокоиться Иглесиас. – Кто бы мог подумать?! – Он посмотрел на Томадо. – А этот... старый дурак, да кто он такой, чтобы вставать у меня на пути?

Взяв ружье, Бискал направился к кустарнику, где были привязаны оставшиеся лошади.

– Она не могла далеко ускакать, – решил он. – Наши лошади найдут ее. Поехали!

Иглесиас посмотрел по сторонам:

– Приведи-ка сюда лошадей!

Когда Бискал отошел, Иглесиас наклонился над убитым и обшарил его карманы.

– Пятьдесят песо, – бурчал он. – У тебя было где-то пятьдесят песо... – Найдя деньги, Иглесиас направился к Томадо. Громко хмыкнув, он осмотрел его карманы.

– А у тебя не нашлось даже на глоток! И правильно, старик, что ты умер.

Томадо лежал без движения до тех пор, пока не затих стук копыт. Но, попробовав шевельнуться, почувствовал резкую боль, пронзившую его тело. Он полагал, что пули прошли навылет и поэтому под ним образовалась лужа крови.

Кофейник по-прежнему стоял на огне, они даже не затушили костер. Ни Бискал, ни Иглесиас не интересовались благородным напитком, думал Томадо, им мила была одна текила, а с каким бы удовольствием старик сделал бы сейчас глоток крепкого кофе!..

Медленно, осторожно озираясь, вышел из своего укрытия юноша, ведя за собой лошадь.

– Чем я могу помочь? – опустившись на колени около Томадо, спросил он.

– Сеньорите – ничем. Она сейчас – в руках Божьих. – Томадо взглянул на юношу. – И я, как и ты, тоже в Его власти.

– У меня нет опыта, сеньор.

– Выпьем немного кофе?.. Потом ты вскипятишь воду и обмоешь кожу вокруг моих ран. Не знаю, поможет ли, но, наверное, так будет лучше.

– Раны очень опасные, сеньор?

– Не думаю. Это ведь не первое мое ранение, – ответил он бодро. Но юноша видел, как посерело лицо Томадо, под глазами залегли глубокие тени. – В сумке осталось немного текилы. Дай, я сделаю глоток. После того как ты промоешь раны, протри их текилой. Не знаю, надо ли это делать, но посмотрим.

Томадо повернулся на спину и закрыл глаза.

– Здесь растут целебные травы. Моя добрая матушка знала все их названия. Я подумаю, я должен вспомнить. – Юноша положил под спину Томадо одеяло.

Они выпили по чашке кофе.

– Теперь, – сказал Томадо, – иди вскипяти воду.

Костер весело потрескивал, рассыпая брызги искр. Наполнив кофейник водой, юноша повернулся к Томадо и в страхе остановился.

В свете костра возник человек, но он был не похож ни на кого из их мучителей.

Ведя за собою лошадь, подошел ближе.

– Да, – произнес незнакомец, взглянув на юношу и старика. – Здесь, я вижу, было горячо. Не беспокойся, я осмотрю его. А пока буду это делать, ты расскажешь мне, что тут произошло.

Якуб Кан, а это был он, присел на корточки возле Томадо, сбросил свою куртку, потом острым, как лезвие бритвы, ножом разрезал окровавленную рубашку раненого.

– Говори все, парень, ничего не утаивай! Где та девушка, которая была с вами?

Пока юноша рассказывал, Кан перенес к костру свои седельные вьюки. Занимаясь привычным делом, он одновременно внимательно слушал. Когда вода закипела, обмыл раны на груди и спине Томадо.

Веки старика дрогнули, он открыл глаза. Нахмурив брови, недоверчиво всматривался в незнакомца.

– Не волнуйтесь, – успокаивал его Кан. – У меня есть опыт в этом деле. В свое время я повидал немало людей, получивших полевые ранения: порубанных саблями, затоптанных лошадьми... Хуже всего – последнее. Сейчас я сделаю все, что нужно.

На рассвете Томадо уснул.

– Пусть отдыхает, – сказал Кан. – Когда проснется, напои, парень, его отваром из сушеного мяса. Скоро я опять буду проходить мимо этой дорогой и загляну. – Он помолчал. – А ты... если меня не будет пять дней, отвези его домой...

Выбившись из сил, Мегги заснула беспокойным, прерывающимся сном. Начинался рассвет, и бескрайнее пространство пугало ее. Мегги проснулась у подножия горы среди деревьев, ее лошадь мирно щипала траву. Мучили жажда и голод, думать об этом не хотелось. Напившись из ручья и оседлав лошадь, Мегги направила свою лошадь дальше на юг.

Томадо умер, она теперь в этом уверена. А если и не умер, то пребывает в таком тяжелом состоянии, что помочь ему ничем уже нельзя. Юноша, если ему удалось бежать, тоже вряд ли знал, что надо делать в таких случаях. Не помог, верно, даже если бы был рядом, – и, очевидно, попытается вернуться домой.

Иглесиас и Бискал не оставят ее в покое. Они хорошо ориентируются, умеют по следам отыскивать человека и быстро догонят ее. Мегги предполагала, что, наверное, как-то можно скрывать оставляемые следы. Но даже если бы она и знала – как, у нее все равно на это не было бы времени. Что ей сейчас необходимо, так это какое-нибудь оружие. Пистолет у нее был, а вот заряжать его нечем. Но, может, все же в ее седельных вьюках случайно обнаружится хоть пара патронов?

Мегги старалась передвигаться по краю пустыни, по едва заметной тропе, оставленной, как ей казалось, индейцами. Предгорье, вдоль которого она ехала, было покрыто редким лесом.

Внезапно тропа проступила заметнее, и Мегги поскакала быстрее. Достигнув гребня возвышенности, поднялась на стременах, чтобы оглядеться.

Но что это там за пыль позади?..

Мегги посмотрела вперед: дорога спускалась, петляя между деревьями, потом вновь поднималась вверх по противоположному склону. Когда и она начнет карабкаться вверх, то окажется на виду. Но помощи ждать неоткуда, и она поскакала дальше, время от времени оглядываясь назад. Достигнув низины, Мегги уже собиралась было начать подъем, когда вдруг ее лошадь стремительно бросилась в сторону, едва не выбросив ее из седла.

Несколько секунд девушка едва удерживала ее, стараясь успокоить, чтобы можно было продолжать путь. Что стряслось с лошадью? Чего она испугалась? Горного льва? Волка? Медведя?..

Неожиданно слева от нее зазмеилась другая тропинка, ведущая из пустыни и сливающаяся с первой, по которой двигалась Мегги. Нахмурившись она снова взглянула вперед.

Никого! Но оглянувшись, заметила среди деревьев всадника. Боже! Иглесиас!..

Пришпорив лошадь, Мегги рванулась было вперед, но в тот же миг из кустов, как стрела, вылетела веревка, просвистев возле самого уха ее лошади. Та, встав на дыбы, неожиданно сбросила Мегги. Девушка тяжело рухнула на землю, ударившись головой о камень.

Мегги мгновенно почувствовала удар, ее окатила волна невыносимой боли, смешанной с ужасом. Потом наступила темнота.

Она потеряла сознание.

Из кустов, сматывая веревку, вынырнул Бискал. Взглянув на лежащую без сознания Мегги, он привязал свою лошадь рядом с ее.

– Ты бы поторопился, Иглесиас, – подгонял он. – Думаю... – Он не договорил.

Бискал присел на корточки возле Мегги, и внезапно его взгляд упал на ногу, появившуюся рядом с ним, – ногу, обутую в мокасин такого гигантского размера, какого он в жизни своей не встречал.

В страхе он откинулся назад, стараясь взглянуть на обладателя гигантской ноги. Раскрыв от удивления и ужаса рот, он поднимал глаза все выше и выше, издавая одновременно при этом пронзительный длинный вопль.

Бискал попятился, а гигантская рука только слегка подтолкнула его к обрыву. Бандит угодил прямо на камень в десяти футах ниже, но его тело соскользнуло с глыбы и, перекатываясь на крутом склоне, все более отдалялось.

Подняв к небу глаза, Бискал заскулил, стараясь подтянуть колени и замедлить это адское движение. Но не смог, поскольку его позвоночник не выдержал и сломался.

Иглесиас... где Иглесиас? Тень скользнула по его лицу, и Бискал в ужасе открыл глаза.

Над ним низко кружил канюк.

Глава 57

В темноте Мегги открыла наконец глаза. Перед ними плясали сверкающие огоньки. Она лежала, наблюдая за этим фантастическим танцем, не сознавая, что есть явь, а что сон. Огоньки были похожи на ее... головную боль. Она снова прикрыла веки и погрузилась в сон. А когда проснулась, снова увидела огоньки и причудливые тени, танцевавшие удивительный танец на потолке пещеры.

Такого не может быть, думала девушка. Место, где она очутилась, и в самом деле напоминало ей пещеру. Но что она делала тут? Как попала сюда? Надо закрыть глаза, чтобы избавиться от головной боли, явившейся, несомненно, результатом падения...

Падения? Какого падения? О да, конечно! Она упала со своей лошади или была сброшена с нее? Но кем?.. Ее рассудок еще пребывал в тумане, с трудом справлялся с только что пришедшей в голову мыслью.

Она припоминала. Кто-то бросил из кустов лассо... лошадь испугалась и сбросила ее.

Бискал, вот кто это сделал! Он вышел из кустов, скручивая лассо и направлялся к ней. Это было последнее, что она помнила.

В панике Мегги широко раскрыла глаза, пальцы ее задрожали. Она лежала на шкуре какого-то животного и в самом деле находилась в пещере. Кто-то укрыл ее одеялом.

Мегги была одета в то же платье для верховой езды, ботинки... они стояли рядом с нею. Она попыталась сесть, но взрыв боли заставил ее снова опуститься на ложе из шкур. Что-то скользнуло по ее глазам, и, поднеся руку ко лбу, Мегги нащупала влажную материю, сложенную в несколько раз и чем-то смоченную. В ней опять стало медленно расти чувство страха.

Мегги старалась прислушаться к звукам, доносившимся сюда, в пещеру, которые могли бы ей что-то объяснить. На огне ничего не стояло. Мегги скосила глаза так, чтобы заглянуть в глубину темной пещеры. Напротив задней шероховатой стены стояла подставка с двумя ружьями, рядом с ними – пара огромного размера мокасин. На каменной полке выстроились книги.

Книги в пещере?.. Мегги повернула голову к огню.

Камин был выстроен у стены, и, судя по пламени, огонь поддерживался сухими дровами. Неподалеку прилепились и другие полки, заполненные разнообразной утварью. Под ними деревянный ящик, на котором лежали топор и пила. Было ясно, что это не временное пристанище, а место, где кто-то жил, пусть не постоянно, а время от времени, но все же жил.

Кто принес ее сюда? Что за существо могло обитать в таком странном месте? Добротная дверь на петлях у входа была, под стать мокасинам, таких необъятных размеров, каких Мегги не видела даже в конюшнях. Еще раз внимательно осмотревшись, она поняла, что это жилище – дело рук аккуратного, заботливого человека, любящего вдобавок и читать книги. Им, слава Богу, не могли быть ни Бискал, ни Иглесиас, превратившиеся из ковбоев в бандитов.

Внезапно щелкнула задвижка, заскрипела дверь, открываемая рукой, размером, наверное, с большую обеденную тарелку. Мегги испуганно села, а в проеме возникло самое громадное существо, какого она еще никогда в жизни не видывала: гигантская голова, нависшие брови, выпирающие скулы, массивный череп... Он вошел в пещеру, аккуратно прикрывая за собой дверь.

– Не пугайтесь. Я ваш друг.

С этими словами человек осторожно опустил возле Мегги ее седельные вьюки.

– О вашей лошади я позаботился. С ней все в порядке. Вы можете спокойно отдыхать.

Его голос звучал, будто доносился из глубокого колодца.

– Бандиты? Не бойтесь их. Они уже не существуют.

– Что с ними произошло? – любопытство пересилило страх.

Человек сел прямо на пол. Но, даже сидя, он оставался намного выше лежащей девушки.

– Один из них напугал вашу лошадь своей веревкой. И очень удивился, когда я вышел из-за скалы. Но все же стал искать свое ружье. Я легонько толкнул его, и он упал вниз с обрыва. – Гигант, видела Мегги, смутился, говоря это.

– А что произошло со вторым?

– Испугалась его лошадь. – В огромных глазах великана сверкнули искорки смеха. – Я всегда произвожу неожиданное впечатление на лошадей, которые меня не знают. Ну, его лошадь и умчалась вместе с ним.

Будете кофе? – Он повернулся к огню. – Вы должны меня извинить за скудную обстановку. Я просто иногда останавливаюсь здесь, когда оказываюсь в горах. – Он посмотрел на Мегги. – Порой мне бывает нехорошо, часто мучают головные боли, тогда я живу тут. А мой дом в Сан-Джакинто. – Гигант показал своей огромной рукой на юг.

– Вы Тэквайз? – неожиданно пришел в голову Мегги этот вопрос.

Гигант хмыкнул. Звук получился удивительный, необычный.

– Тэквайз! Тэквайз обычно воровал молодых девушек, тащил их к себе в пещеру и съедал. – Он посмотрел на Мегги долгим взглядом. – Но я не голоден.

– Я страшно рада, что вы не голодны, мистер, зато я смертельно хочу есть.

– У меня здесь немного припасов. – Он протянул ей кофе. – Посмотрю, что можно приготовить из того, что есть. – Он опять посмотрел на нее. – Вы Мегги Лаурел. А меня зовут Альфредо.

Взяв сковороду и кусок бекона, великан начал резать его необычайно острым ножом и укладывать на сковородку.

– Знаете, кто такой Альфредо? Альфредо это позор рода, Альфредо это призрак!.. Альфредо родился слишком большим и стал очень быстро расти, приводя в замешательство собственного отца. Поэтому он спрятал его, то есть меня, а потом тайно отправил в Калифорнию на корабле. Потом нанял служанку и заплатил ей, чтобы она увезла меня, куда ей будет угодно, но куда-нибудь... только подальше от него.

Альфредо подбросил в огонь дров.

– Она была замечательная женщина, эта служанка. И очень-очень добрая. Она вместе со мной приехала из Испании, любила мою мать и меня тоже... если вы, конечно, можете мне поверить.

– Я верю вам, Альфредо.

– Эта женщина была не похожа на других, говорила, что она – колдунья. Она родилась в пустыне. Она берберка. Вы не слышали о берберах? Это белые кочевники, которых можно встретить по всей Сахаре и к северу от нее. Кочевники...

Отец хотел, чтобы меня убили или бросили где-нибудь, но она ночью увезла меня в отдаленную индейскую деревню. Когда по ночам я не мог спать из-за головных болей, она укачивала меня и пела песни своего народа. Я до сих пор помню их...

На следующий год она отвезла меня в Мехико к священнику, который оказался мудрым человеком. В нем текла та же кровь, что и в ней. Он научил меня читать, писать, считать и еще многим другим вещам. Это был очень хороший человек. Очень образованный для своего времени.

Он объяснил мне, что я могу вырасти очень большим, а люди боятся всего, что не похоже на них самих. Такой глубоко скрытый примитивный страх свойствен только диким животным. Чтобы белый волк выжил среди серых, он должен быть бесстрашным борцом. В противном случае он будет убит. Возможно, это боязнь того, что привлекает внимание, а следовательно, и вызывает опасность.

Священник сказал мне, что, если я хочу выжить, Мегги, я должен быть терпимым, пусть даже другие будут нетерпимыми по отношению ко мне, что я должен быть очень осторожным...

Иоханнес – мой племянник. Его мать, Консуэло, – была моей родной сестрой. Мы с ней стали двойным позором для нашего отца: я – потому что родился гигантом, а она – оттого, что вышла замуж за бедного моряка...

Альфредо положил на тарелку несколько кусков бекона, насыпал пригоршню орехов и добавил холодных маисовых лепешек.

– Здесь совсем немного запасов, – будто извиняясь, повторил он. – Если бы я ждал гостя, то, поверьте, сумел бы подготовиться как следует.

Мегги смущенно улыбнулась.

– Я и так доставила вам немало хлопот, – тихо сказала она. – Хочу теперь спросить вас, а где Иоханнес? Я должна увидеть его. Непременно! С ним все в порядке? Скажите.

– Он жив, но очень много пережил в последнее время. Думаю, он хочет теперь разделаться со своими врагами. Это так похоже на него и на его отца!

– Вы уверены, что с ним все в порядке, Альфредо? Я должна найти его! Я люблю его, поверьте, очень люблю и боюсь, что он не вернется в Лос-Анджелес.

– Не беспокойтесь, Мегги, он вернется.

– Вы не понимаете... Дон Федерико пришел познакомиться со мной. Он был очарователен, ну, полагаю, мне это льстило. Взрослый мужчина, такой красивый... Я рассказала Иоханнесу, но никогда не думала...

– Вы должны быть мудрее, Мегги. Молодость – не оправдание, все мы люди! Иоханнес не хочет бывать там, где может встретить его, этого дона Федерико, человека непорядочного, в нем это заложено с детства: он рос злым ребенком. Думает только о себе. – Альфредо улыбнулся. – Федерико верит, что я умер. Или хочет в это верить. Возможно, настало время намекнуть ему...

– Вы можете отвезти меня к Иоханнесу? Я должна видеть его!

– Я могу отвезти вас туда, где он находится, или, по крайней мере, находился. Хотя я предпочел бы, Мегги, знать, что вы в безопасности и уже в Лос-Анджелесе.

– Отвезите меня к нему! Я должна его увидеть! Должна увидеть до того, как он снова куда-нибудь уедет!

– Хорошо. Тогда надо собираться. И когда встанет солнце... Пока оставайтесь здесь... Здесь вы как за каменной стеной. А у меня есть другое место для ночлега. – Он махнул рукой в сторону темнеющего леса.

– Почему бы вам, Альфредо, не поехать вместе со мной в Лос-Анджелес? Вам, наверное, нет нужды оставаться здесь?

Альфредо грустно улыбнулся.

– Думаю, Лос-Анджелес трудно чем-нибудь удивить. Там привыкли к чрезмерной пышности, изящные доны скачут на своих породистых лошадях в седлах, расшитых серебром. Но это все не для меня. Вы, Мегги, можете себе представить меня, живущим там? Человек ростом даже в шесть футов считается, по вашим меркам, необычайно высоким, большинство мужчин имеют рост пять футов восемь дюймов и меньше. – Альфредо смущенно улыбнулся. – Во мне семь футов и восемь дюймов, а вешу я – четыреста фунтов! Да они там все пооткрывают рты от удивления, станут пялить на меня глаза и все время спрашивать, каков мой рост. А потом будут страшно разочарованы, что сами не столь высоки... Двери в ваших домах, Мегги, очень узки, потолки низки, а кресла рассчитаны на карликов.

Здесь, в горах, все по-другому. В сравнении с горами я кажусь совсем маленьким, и среди деревьев – ощущаю себя человеком среднего роста. Там у вас, внизу, все пропитано ненавистью, страхом и завистью, а здесь свежий воздух, простая пища и мои книги.

Знаете ли, я вообще превратился в ночное существо. В темноте я вижу так же хорошо, как летучая мышь или сова. Хожу по тропинкам, по которым не ходит никто, кроме меня: у меня есть излюбленные места, где я подолгу сижу и смотрю вниз на пустыню или на горячие источники, где растут пальмы. Оттуда я нередко наблюдал и за своим другом – Иоханнесом...

– Вы разговаривали с ним?

– О нет! Возможно, потому что он мой друг. Мы обменивались книгами и, думаю, некоторыми мыслями. Он знает, что я есть, знает, что я существую. Может быть, даже знает, кто я такой. Мне хотелось, чтобы он узнал обо мне, поэтому я оставил ему свой след-подпись, считая, что это объяснит ему больше, чем просто мои слова.

Чтобы жить в городе, человек должен либо подняться над окружающей его средой, либо слиться с толпой. Здесь же, в пустыне, в горах, человек может ощутить себя частью Вселенной, а при желании может даже парить в воздухе вместе с орлами и облаками. Но тут, увы, могут жить не все люди.

Для меня не было в жизни иного пути. Там, внизу, я буду выглядеть чудовищем, монстром. Если мой собственный отец считал меня таким, чего же мне ждать от остальных?

– И вас никто никогда не видел?

– Может быть, индейцы, но они ведь очень учтивы. Я никогда не навязываюсь, а они избегают меня.

– Они думают, что вы Тэквайз.

– Чепуха! Они зовут меня так, потому что я живу один на горе, где и этот Тэквайз. Он вроде бы жил когда-то тут, но, думаю, им обо мне все известно. А Тэквайз – что ж, это просто их шутка, выдумка.

– По-моему, индейцы очень простые люди.

– Простые в своих потребностях, на самом деле индейцы – довольно сложный народ.

– Вы тоже, Альфредо, сложный человек.

– Нет, Мегги, напротив. В этом гигантском создании, – он показал на себя, – из плоти и крови живет спокойный человек, предпочитающий заниматься разными ремеслами. Или, может быть, он – поэт, мечты которого слишком необъятны и возвышенны, чтобы выразить их словами.

Мой дом среди гор. А человек уничтожает все, что недоступно его пониманию. Распяли же Сына Божьего, хотя Он пошел на муки ради людей... Я не желаю, чтобы меня пытались понять, поэтому хочу остаться один. Ваш Иоханнес поступает правильно, он разумный, хороший человек.

– Вы ощущаете когда-нибудь свое одиночество, Альфредо?

– Разве я могу не быть одиноким? Такой человек, как я, всегда будет один, где бы он ни находился. Я человек, старающийся держаться в стороне, и сумел за долгие годы приспособиться к этому. У меня есть мои горы и мои книги. Еще у меня есть дружба с Иоханнесом...

Встав, Альфредо казался рядом с девушкой непомерно великим, и Мегги инстинктивно отпрянула он него.

– Вот видите? И вы... Ну, хорошо, ложитесь спать. Я вернусь завтра утром. Только у меня к вам просьба... проснитесь пораньше. Мне бы хотелось, чтобы вы увидели, как из-за гор встает солнце, освещая первыми лучами пустыню. До тех пор, пока вы не увидите восхода солнца отсюда или откуда-нибудь с Сан-Джакинто, вы ничего не поймете.

Наклонив голову, Альфредо шагнул за дверь и мягко прикрыл ее за собой.

Проснувшись среди ночи, Мегги представила себе, как он идет по темным ночным тропинкам, где, неслышно махая крыльями, летают среди сосен совы, а сосны эти словно солдаты. И только ветер – его попутчик.