Текст книги "Одинокие боги"

Автор книги: Луис Ламур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 30 страниц)

Глава 40

В первые годы нашей жизни в Лос-Анджелесе население его едва ли составило бы три тысячи человек. И при всем этом ежегодно происходило от пятидесяти до шестидесяти убийств. К счастью, на сей раз нам удалось перегнать лошадей на ранчо, принадлежащее мисс Нессельрод, без особых проблем: все остались целы и невредимы. Даже черный жеребец не доставил нам дополнительных хлопот, лишь все норовил отодвинуться в сторону, когда я, проезжая мимо, ласково трепал его по крупу.

Ранчо располагалось в тихом спокойном месте, где под огромными старыми платанами приютился глинобитный домик. Отсюда на Лос-Анджелес открывался вид изумительной красоты.

На следующее утро, после того как мы перегнали лошадей, мисс Нессельрод занялась уже другими делами, и мне пришлось самому открывать лавку, принимать товар и раскладывать свежие газеты, прибывшие из Вилмингтона с утренней почтой. Вот почему уже рано утром я оказался там. Улицы были пустынны, если не считать человека в фартуке, старательно подметавшего возле нас деревянный пешеходный настил. Кончив приготовления к новому рабочему дню, я едва успел взять с полки книгу и усесться поудобнее, чтобы ее почитать, как скрипнула дверь. Обернувшись, я увидел того самого мужчину, который несколько дней назад наблюдал за нашим заведением.

Рассмотрев его теперь повнимательней, я увидел человека, как говорится, средних лет в добротном сером костюме, у его шляпы были модные узкие поля. Короче, выглядел он вполне респектабельно. Кивнув в знак приветствия, посетитель поинтересовался, есть ли у нас бостонские газеты и, если таковые имеются, он с удовольствием почитал бы их.

– К сожалению, они десятидневной давности, – уточнил я. – Хотя по-прежнему представляют для жителей Лос-Анджелеса интерес.

– Для меня тоже, – улыбнулся незнакомец, но глаза его при этом оставались холодными и пронизывающими. – Очень симпатичная у вас лавка. Вы ее владелец?

Он явно на что-то наводил разговор, поэтому я весь превратился в слух и внимание. Было тут и еще что-то встревожившее вдруг меня: в его речи я ощутил хотя и легкий, но неуловимо знакомый акцент.

– Могу я присесть? Эта комната предназначена для чтения? – спросил он.

– Разумеется, – ответил я и начал распаковывать очередную коробку с товаром. Достав из нее несколько книг Балмера-Литтона, следом вытащил сборник рассказов Эдгара По и принялся его рассматривать, поскольку он вызывал у меня особый интерес: автор когда-то был другом моего отца, да и сам я в те времена немного знал писателя.

Увидев книгу, странный посетитель спросил:

– Это Эдгар Аллан По? Знаете, он неожиданно стал очень популярен в Европе.

– Это одна из первых его книг, которую мы получили, – ответил я дотошному посетителю. – Мой отец был знаком с По, да и сам я встречался с ним, когда был маленьким.

– Слышал, он не так давно скончался.

Эта новость меня поразила.

– Я не знал. – На мгновение непонятная резкая боль пронзила меня чуть пониже левого плеча, напомнив навсегда ушедшее прошлое. – Раньше он был военным, мне рассказывал отец. Кажется, два года прослужил сержантом.

Незнакомец испытующе взглянул на меня.

– Несомненно, вы были знакомы с ним не в этой стране?

– Мы раньше жили на востоке. Отец рассказывал, что писатель с детства увлекался плаванием и мечтал переплыть Ла-Манш.

– Его счастье, что он не сделал этого. Никто не может переплыть Ла-Манш. Это абсурд! – категорически заявил гость. И снова вернулся к прежней теме разговора: – Очень симпатичная лавка! Она ваша? – будто забыв, что уже задавал этот вопрос, снова спросил он. Чуть раньше я ему, кажется, не ответил. И намеренно!

– Она принадлежит мисс Нессельрод, – нехотя произнес я.

– Нессельрод? Очень интересная фамилия! Вы давно знакомы с этой дамой?

– Довольно давно. Замечательная женщина!

– Не сомневаюсь... Просто меня, простите, мучает любопытство. Понимаете, уж очень необычная это фамилия. Думаю, я встречался с нею; когда-то. Высокая такая, красивая молодая женщина?..

– Да, – выдавил я из себя, все более настораживаясь.

– Большинство женщин ее возраста уже давно замужем, – совсем уж удивил он меня своей осведомленностью. Поэтому я оставил его комментарий без ответа.

А он, притворившись, что увлечен газетой, делая время от времени вслух ни к чему не обязывающие замечания, наверняка выискивал что-то, разнюхивая, весьма недвусмысленно интересуясь всем, что касалось мисс Нессельрод. Внезапно мне пришла в голову мысль, совершенно ошарашившая меня: ведь она уже не та молодая женщина, с которой я когда-то познакомился, путешествуя в фургоне! Я никогда не задумывался над тем, что и для нее, как и для всех других, идут годы.

– Интересно, – почти небрежно бросил он ни с того ни с сего, – как она заполучила свою фамилию?

– Полагаю, как и большинство из нас, – не сдержавшись на сей раз, дерзко ответил я. – Без сомнения, как и вы получили свою. – Мне пришлось оторваться от работы. – Раз уж мы перешли к вопросу о фамилиях, настало время представиться: Иоханнес Верн.

– Алексис Марчинсон, – услышал я в ответ.

Интересно! Марчинсон, конечно, может быть фамилией английской, но вот Алексис... Может быть, он русский?..

Гость между тем взял свою газету и уселся поудобнее, делая вид, что углубился в чтение. Но это продлилось недолго – он снова вскинул на меня любопытствующий взгляд, и, чтобы предотвратить очередной его вопрос, я спросил:

– Вы не покупаете коров? Может быть, вас интересуют лошади?

– В России у нас было много лошадей, – не видя подвоха, ответил он.

– Так вы из России? Не из Англии? – Я угадал: теперь понятен стал его странный акцент. Но где я слышал его раньше? Где?..

– Это имеет какое-то значение, откуда я приехал? – раздраженно бросил Марчинсон.

– Вовсе нет! Русские живут в Калифорнии с самого начала ее освоения. Думаю, они, как и другие, стремились получить здесь землю. Что касается вашего имени, я просто любопытный. Как, кстати, и вы. Теперь в Калифорнии много иностранцев. Одни ищут золото, другие что-то покупают или продают. Третьи, – добавил я чуть иронично, – исследуют.

– Я путешественник, – признался он, не поняв намека. – И фамилия Нессельрод просто заинтриговала меня своей необычностью.

– Тут, сэр, нет ничего необычного, – пояснил я как можно спокойнее. – В свое время я знавал нескольких Нессельродов. Поверьте! Когда жил на востоке и был совсем ребенком, впервые встретился с этой фамилией, – вдохновенно сочинял я. – Ее носило многочисленное семейство. Если же вас заинтересовала сама фамилия, думаю, смогу найти для вас адрес Нессельродов, обосновавшихся и в Филадельфии. Глава семьи, если мне не изменяет память, художник, его жена дает уроки балета, когда у кого-то возникает желание получить их...

Он сложил газету, бросил ее на стол, с недоверием посмотрел на меня, сухо поблагодарил.

– Не за что! – ответил я. – В следующий раз, когда возникнет необходимость что-либо узнать, приходите и спрашивайте без всякого стеснения!

Он взглянул на меня, будто хлестнул кнутом, но я продолжал учтиво улыбаться. Марчинсон ушел, гордо подняв голову и гневно хлопнув дверью.

Весьма довольный собой, я продолжал расставлять новые книги по полкам. Улицы постепенно заполнялись людьми, спешащими по своим делам или торопящимися в лавки за покупками. Но меня не оставляла мысль: откуда этот знакомый акцент? Русский... Где же, где я слышал нечто подобное? Но я не мог припомнить, как ни старался.

С уходом незнакомца вернулись прежние недоуменные мысли, связанные с мисс Нессельрод. Все-таки кем она была до Лос-Анджелеса?.. Интерес Марчинсона продиктован исключительно познавательным моментом? А осведомленность о ее возрасте? Как быть с этим? Я ощутил какой-то душевный дискомфорт, непонятный для меня самого, когда снова подумал о том, что мэм уже не та, кого называют молодой девушкой. Но по-прежнему она оставалась стройной и грациозной, и я, как ни старался быть пристрастным, не находил в ней никаких перемен.

Неожиданно появилась и сама мисс Нессельрод, правда, не настолько неожиданно, чтобы я не расслышал стука ее каблучков еще на крыльце.

Она закрыла за собой дверь и огляделась. Меня всегда поражала ее интуиция, а мое настроение было написано на моем лице.

– Ханни? Что тут без меня произошло? – раздался закономерный и на этот раз вопрос.

– Заходил один человек, который... помните, наблюдал за лавкой? По-моему, он хотел что-то выяснить о вас. Не думаю, что его интерес был исключительно романтичным, хотя могу и ошибаться.

– Романтичным? – улыбнулась она. – Боюсь, Ханни, что это мне уже не по возрасту.

– Я так не считаю, – отрезал я и, помолчав немного, сообщил: – Его зовут Алексис Марчинсон.

Мисс Нессельрод сняла перчатки.

– Нет, – произнесла она, будто отвечая каким-то своим мыслям. – Нет! Этого не может быть! Спустя столько времени...

Она подошла к перегородке, отделяющей ее рабочий уголок от полки читальни: там стояли легкие кресла и стол.

– И что же ты рассказал этому человеку?

– Что я мог рассказать? Только то, что мне известно самому. Что вы прекрасная женщина, владелица этой лавки... Что я еще знаю о вас, мэм? Да ничего!

Она словно играла со мной.

– Я же никогда ничего тебе такого не рассказывала, Ханни! Не так ли?

– Да, и я знаю не намного больше, чем до его прихода, – заметил я. – Марчинсон говорил с едва заметным акцентом. Он меня озадачил: где я мог слышать такой акцент прежде? – Я взглянул на нее, меня словно осенило, и я вдруг выпалил:

– Вы русская, мэм, не так ли?

– Да! Была ею много лет назад. Теперь американка, калифорнийка.

– Наконец-то что-то начало проясняться после стольких лет! И вы не собираетесь возвращаться обратно в Россию?

– Не могу! Видишь ли, Ханни, меня сослали в Сибирь, а я бежала оттуда. Беглецов было девять, и лишь троим повезло. Я была тогда совсем юной девушкой, когда мы попытались пробраться в Китай. Моего брата убили в Сибири, еще до того, как мы решились на побег, другой умер в бедности и нужде, а третий был умерщвлен каким-то подлецом в Монголии, ограбившим нас. Я единственная осталась в живых из всей моей семьи, и мне, увы, некуда возвращаться, Ханни. Кроме того, там меня могут снова арестовать...

Она посмотрела на залитую солнечным светом улицу, по которой промчалась повозка.

– Добравшись до Китая, я устроилась в одну английскую семью преподавать детям французский язык. Когда стала постарше, пошла служить гувернанткой. Копила деньги, приняв решение уехать навсегда в Америку. Я была такой бедной, Ханни, и не хочу снова ею стать. Поэтому работаю, планирую, коплю...

Долгое время мы сидели молча, просто наблюдая за прохожими на улице. В полном молчании: мисс Нессельрод – оттого, что впервые была так откровенна со мной, я же – пораженный до глубины души всем услышанным.

Потом она сказала:

– Мы были так молоды, Ханни, так наивны. Хотели изменить мир. Из-за своей молодости я не принимала активного участия в движении: просто слушала своих братьев и их друзей, разделяла их восторг и энтузиазм: ведь они жаждали реформ и перемен в России, подобно тому, как это сделали в Англии и Франции.

Моя мать была англичанкой, поэтому свои каникулы мы всегда проводили в Англии. Жалели своих крепостных и думали, что правительство предпримет какие-то шаги, чтобы освободить их, но мы не представляли, насколько глубоко укоренились в русской душе те принципы, которые нам хотелось изменить.

Мои братья были членами тайного общества «Союз благоденствия», организованного офицерами Семеновского полка. Русское общество в 1821 году стояло накануне перемен. Мой старший брат, оставшийся верным своим идеалам, перебрался в Тульчин, где жил полковник Павел Пестель, один из вдохновителей движения. Там они создали «Южное общество».

После смерти Александра I должны были начать восстание. Мечтатели-идеалисты, они не имели связи с армией, которая, по их плану, должна была присоединиться в назначенный день.

Их выступление называют восстанием декабристов, которое было подавлено быстро и жестоко. Пятерых казнили, в том числе и Пестеля, сто двадцати одному было предъявлено обвинение в измене родине, а сто девять из них не достигли и тридцати пяти лет. Одних приговорили к каторжным работам, других сослали в Сибирь. Пострадали и многие близкие: нам семьи...

– Но вы же были тогда совсем молоденькой!

– Это не имело никакого значения. В России, ли кто-то из семьи был в чем-то замешан, наказывались и остальные: нас сослали в Сибирь, там из надежных источников мы получили сведения, что нас вот-вот должны были негласно ликвидировать, после чего мы решились на побег[5]5
  Здесь в трактовке событий восстания декабристов против самодержавия и крепостничества и его последствий (1825 г.) автор придерживается, очевидно, собственной версии.


[Закрыть].

– И что же теперь, мэм?

– Я не могу туда вернуться, нас по-прежнему считают врагами отечества. И тот факт, что мы бежали, только усугубляет вину.

– Вы должны быть очень осторожны, мэм.

Она изучала меня несколько долгих минут, потом неожиданно спросила:

– Ты думаешь о доне Исидро?

– Он никогда не выходит у меня из головы, но... есть и другие вещи... – Я внезапно поднялся. – Беспокоюсь... о пустыне.

– Что тебя связывает с ней, Ханни, скажи? Естественно, красота, но ведь есть еще что-то?

– Не знаю, – нахмурился я. – В том-то и дело, – я подошел к окну, повернулся к ней лицом, – там есть что-то, что крепко держит меня; вроде что-то неоконченное, что я должен, обязан завершить... Понимаете? Здесь, – я сделал неопределенный жест рукой, – человек может стать богатым и преуспевающим. Но хочу ли я этого? Или существует что-то иное, что мне более по душе? То, что нашли мои родители...

– Ты уверен, что они что-то обнаружили? Может быть, просто бежали отсюда и все? Они были счастливы, нам это известно, а что еще может быть?

Я вспомнил, как много лет назад меня в пустыне нашел Смит Деревянная Нога. Я не раз старался воскресить свои тогдашние чувства: был ли я испуган, обрадован, равнодушен. Но не смог. Знал одно: я оказался в беде и должен был как-то спасаться.

Я не имел права не справиться. Смит спас мне тогда жизнь. Без него я бы умер там, в горячих песках, поскольку почти ничего не знал о пустыне.

Что же так томительно тянуло меня назад? Мой дом возле родника? Сама пустыня?..

– Кто-то идет, – неожиданно прервала мои мысли мисс Нессельрод. – Будь осторожен.

Я отошел от окна, повернувшись лицом к двери. Она тихонько приоткрылась, и на пороге появился маленький мальчик с выразительными черными глазами и в большой соломенной шляпе. Он переводил взгляд с мисс Нессельрод на меня, потом подбежал ко мне, сунул мне в руки сложенный вчетверо листок и исчез за дверью прежде, чем я успел что-то произнести.

На листочке знакомым почерком было написано:

"Не мог бы ты прийти, Ханни? Ты мне очень нужен. Я в отчаянии!

Мегги".

Молча протянув мисс Нессельрод в качестве объяснения записку, я мгновенно оказался на улице.

Дом Мегги стоял неподалеку, и я мог оказаться там через несколько минут.

Глава 41

До смерти перепуганная служанка отворила входную дверь.

– О, синьор! Входите скорее и будьте осторожны! – только и произнесла она.

Я шел за ней, она показывала мне дорогу. Пересек дворик и задержался в дверях гостиной.

Мегги сидела лицом ко мне и к человеку, стоявшему спиной к двери. Мне не надо было заглядывать ему в лицо, чтобы узнать его: это был Ред Хубер.

– Доброе утро, Мегги, – поздоровался я. – Извини, что задержался. – Я шагнул в комнату, и в тот же момент Хубер обернулся на мой голос. – Давненько мы не встречались с тобой, Ред!

Наверняка он весил теперь фунтов на сорок больше чем я, и был, пожалуй, на дюйм выше. Но во всем его облике угадывалась какая-то первобытная неуклюжесть, жестокая звериная сила, и была при этом еще какая-то незавершенность, что ли. А может, это явилось проявлением какой-то сложной закомплексованности? Не знаю!

– Уходи! – только и прорычал он, кивнув мне головой на дверь. – Уходи, пока можешь идти сам!

– Извини, Ред! – Я постарался придать своему голосу уверенность и независимость. – Но нам с Мегги надо поговорить, капитан Лаурел просил меня зайти и привести тут в порядок кое-какие дела. Понимаешь?

Он стоял, широко расставив ноги и свирепо глядя на меня: не иначе как жаждал столкновения, просто добивался его. Но проблема состояла в том, что здесь присутствовала Мегги, а пуля не всегда попадает в намеченную цель.

– Проходи! – снова прорычал он. – Да поскорей делай свое дело, а потом проваливай!

– Наше дело конфиденциальное, – выдавил я из себя улыбку. – И с тобой, Хубер, никак не связанное. Я здесь по приглашению, а ты, Ред? Если память не изменяет мне, в прошлом году на виселицу были вздернуты несколько человек только за то, что навязывали свое внимание леди. Ты можешь оказаться следующим.

– Я ухаживаю за ней! – рявкнул он в качестве объяснения.

– Но я просила его оставить меня в покое, – умоляюще посмотрела на меня Мегги. – А он пришел, потому что узнал, что отец в плавании.

– Это и есть одно из тех дел, которое мы должны обсудить, – сказал я, прохаживаясь по комнате. – Твой отец, Мегги, просил перед отъездом, чтобы я нашел парней в «Эль-Монте», которые бы на случай опасности подежурили бы здесь, поблизости.

И, повернувшись к Реду, добавил:

– Сюда прибывает компания техасских ребят с «Эль-Монте». Когда они окажутся тут, думаю, было бы неблагоразумно оставаться дольше...

– На днях, – он уставился на меня в упор, – мы где-нибудь встретимся с тобой. Только ты и я! Без свидетелей.

– Естественно, Ред. Мы оба этого хотим, не правда ли? И когда все будет кончено, я наконец займусь другими, более важными делами.

– Ты займешься? Да ты откинешь копыта!

Я улыбнулся, терпеливо пояснив:

– На самом-то деле, ты не очень меткий стрелок и не умеешь обращаться с оружием, поскольку всегда надеешься лишь на силу. Потом, ты упустил время, Ред, а ведь это – главное.

Я никогда не видел, как стреляет Ред Хубер, но он об этом не знал, и моей главной целью было заставить его усомниться в себе. Если это произойдет, он станет колебаться, тянуть, медлить, постарается выкинуть из головы сомнения, но они будут угнетать и, естественно, смущать его. Он попробует еще и еще раз стрелять, чтобы понять, почему я не верю в его способности. Конечно, мне не было известно, выйдет ли прок от моего тактического хода, но все же это был шанс.

– Ты ничего собой не представляешь! – заявил он. – Как и раньше!

– Справься по этому поводу у человека, который хотел украсть моих лошадей возле родника Голдвотер, – предложил я в ответ.

Он подошел к двери, обернулся, как бы желая сказать что-то еще, но потом открыл дверь комнаты и ушел, позвякивая шпорами. Я стоял и ждал, пока за ним закроется входная дверь.

Мегги подошла ко мне.

– О, Иоханнес! Право, мне так неловко! Опять втянула тебя в конфликт!.. Но я была просто в отчаянии, не знала, что делать, кого звать на помощь.

– Кого же еще кроме меня, Мегги? – Я сжал ее руки в своих. – Знай впредь: буду весьма разочарован, если ты позовешь кого-то другого. Надеюсь, если у тебя снова возникнут сложности, ты всегда будешь обращаться только ко мне.

– Но из-за меня у вас с Редом снова вражда. Однажды, помнишь, я уже послужила причиной вашей драки.

– Но мы бы в любом случае столкнулись с ним. Он искал повода для ссоры еще до того, как я в школе сел на твое место, пока ты отсутствовала, а теперь появился новый.

– Хочешь кофе? – Мегги приветливо взглянула на меня, и я не отказался.

Дворик с трех сторон был окружен галереей, под ее сводами стоял стол, за которым мы с нею уселись, любуясь переливающимися на солнце брызгами фонтана. Поговорили об ее отце, который сейчас был на пути в далекий Китай, потом вспомнили о Келде О'Брайен и Делле Корт... – Но все, находившееся за стенами дворика, казалось мне теперь очень далеким и каким-то нереальным.

Вокруг нас благоухали цветы – несмотря на жестокость нравов, царившую в Сонора-Тауне и таких местах, как Калле-де-Лос-Негрос, – наш город ковбоев будто превратился в прекрасный остров цветов, деревьев и винограда: Лос-Анджелес оставался приятным для жизни местом. И так почти в каждом дворике... Вместе с тем Финес Бэннинг открыл перегон между нашим городом и Вилмингтоном, собираясь строить железную дорогу. Многие калифорнийцы, и среди них Андрее Пико, стали выдающимися горожанами, и в спокойном с виду Лос-Анджелесе кипели свои скрытые страсти и амбиции, ибо люди претворяли в жизнь свои мечты и планы.

– Ты не должна оставаться одна, когда твой отец в отъезде, – беспокоился я. – Разговор о ребятах с «Эль-Монте» – это просто к слову пришлось, но почему бы тебе и в самом деле не позволить мне привести сюда парочку из них: пусть поживут в хижине, а? Они люди хоть и грубые, но порядочные, а главное, мало найдется охотников связываться с ними: надо, чтобы в твоем доме были настоящие мужчины.

– Он придет, он будет здесь завтра, не беспокойся, Ханни.

– Да о ком ты? Это кто-то из знакомых твоего отца?

Она на мгновение заколебалась, смутившись.

– Да, отец знает его. Наш друг прислал его пожить... в хижине рядом с загоном.

– Когда твой отец вернется, мне хотелось бы снова поговорить с ним, кое-что разузнать. Мне кажется, Мегги, он знает о моей семье гораздо больше, чем я сам.

– Отец беспокоится, боится за тебя, – сказала она, едва заметно поколебавшись перед тем.

– Считает, что проблема может появиться там, где я вообще и не предполагаю?

Она снова помолчала, потом заметила:

– Просто отец часто бывает подозрителен без всяких на то оснований.

– Возможно. Но все равно, думаю, он знает о чем-то, о чем не знаю я. Первый раз услышал от него историю о том, как дон Федерико пытался убить на борту корабля какого-то мальчика...

– Ну, это просто одна из историй, отец знает их множество. По-моему, между ними произошла тогда обычная ссора, вот он и...

– Интересно, что же все-таки произошло с тем мальчиком? Нет, не с доном Федерико: этот-то, конечно, здесь.

– Отец думает, что мальчик умер. Он все собирается спросить об этом донну Елену.

– А она, думаешь, знает?

– Если вообще кто-нибудь что-то и знает, то только она. Кажется, мальчика еще тогда взяла к себе какая-то пожилая женщина, путешествовавшая вместе с ним. Никто не видел, куда они отправились, но это и не важно. Не сомневаюсь, мальчик живет где-нибудь тут, поблизости, возможно, мы даже его знаем, встречаем иногда.

– Я не слишком-то хорошо знаком со своей тетей Еленой, но, думаю, что постепенно проникаюсь к ней теплыми чувствами, начинаю любить ее.

– И мне она нравится. Знаешь, донна Елена нередко заходит к нам. – После паузы, вздернув подбородок, Мегги добавила: – Как, впрочем, и дон Федерико.

– Что? – Я был ошеломлен этим признанием.

– Мы как-то встретились на фанданго, – объяснила она. – Он изумительный танцор!..

Возможно, беспричинно, но я почувствовал, что меня предали. Тут же глотнул кофе и обжег рот, мысленно выругавшись. Потом подумал: кто я такой, чтобы возникать по таким поводам? Она вольна встречаться с кем и когда захочет. Но интересно все же когда это началось? Уверен, что уже после отъезда капитана Лаурела.

– Федерико бывает очень обаятельным, когда захочет, – продолжала Мегги. – Кажется, он задумал какую-то серьезную сделку с твоим дедом.

– Я не видел моего деда с тех пор, когда был маленьким мальчиком.

– Дон Федерико, конечно, моложе, но между нами нет такой большой разницы в возрасте, как, скажем, между доном Абелем Стерном и его женой.

Задохнувшись от этого неожиданного сообщения, я еле слышно проговорил:

– Но ты же не собираешься выходить за него замуж?

Она улыбнулась.

– Не скрою, он подумывает об этом.

После долгого молчания изменившимся от волнения голосом я наконец проговорил:

– Он мой враг и вознамерился уничтожить меня еще тогда, когда я был мальчиком.

– Ты и в самом деле уверен, что это хотел сделать именно он? Прошло так много лет, ты был тогда совсем маленьким.

– Я хорошо запомнил его, слишком хорошо!

– Нет, ты, должно быть, ошибаешься. Однажды я упомянула о тебе в его присутствии, и, мне показалось, дон Федерико никак не реагировал на мои слова. Он не знает тебя, уверена, – говорил, что знаком здесь с очень немногими англичанами.

Внезапно меня пронзило острое желание оказаться вдруг как можно дальше от дома капитана Лаурела – места, где я больше всего хотел бы быть, быть рядом с ней, с той, которую я так любил или думал, что любил... В конце концов, горько подумалось мне в это мгновение, что мне вообще-то известно о любви?

– Он отличный всадник! – будто не замечая или делая вид, что не видит моего состояния, продолжала она. – И самый обаятельный мужчина из всех, кого я когда-либо встречала.

Очарование исчезло. Вода все так же падала из фонтана в бассейн, по-прежнему шелестели листья, цвели цветы. Но этот дом посещал мой враг. Возможно, сидел на том же самом месте, где сейчас сижу я, и пил из той же чашки, которую я только что держал в руках. Я решительно поднялся.

– Мне нужно уходить, меня ждут.

Мегги удивленно оторвала взгляд от цветов, которые начала поливать.

– Должен уходить? Но ведь ты только что пришел!

– Я должен поехать на ранчо.

Ее глаза изучающе смотрели на меня, но, надеюсь, ничего не могли прочитать на моем лице. Да кто я такой, в который раз спрашивал я себя, чтобы запрещать ей кого-то принимать?

– Ты уходишь, а я хотела поговорить о твоем черном жеребце. Ты объездил его?

– Нет пока. Но он уже берет еду из моих рук и пьет воду из ведра, которое я ему приношу.

Что-то неуловимое исчезло между нами. Как и я, она прекрасно понимала это. Несколько мгновений мы так и стояли лицом к лицу, каждый порывался что-то сказать другому, но не находили нужных слов.

Оказаться наедине с Мегги!.. Это стало с недавних пор моей мечтой, превратившейся сейчас в явь. Я ничего не желал так горячо, как исполнения этого, и мое желание наконец сбылось. И вот... Резко отвернувшись от нее, я зашагал к двери.

– Иоханнес? Ханни? – меня догнал ее голос.

Я остановился возле двери, ведущей из дворика на улицу.

– Ты не могла, Мегги, знать всего, что произошло со мной. Мой дедушка и твой дон Федерико загнали моих родителей в пустыню, охотились за ними, словно за дикими животными, стремясь уничтожить их. Тогда им это не удалось. Но в конце концов, спустя много лет, они все-таки настигли моего отца и убили его.

– Но это сделал твой дедушка!

– Дон Федерико был заодно с ним. Он тот человек, который хотел убить и меня, бросил умирать в пустыне. Он хотел и непременно сделал бы это, попадись я ему в руки.

– Я не могу поверить этому, Ханни! Не верю! Я знаю его!..

– Конечно, ведь он красивый мужчина и изумительный танцор!

– Это не имеет к делу никакого отношения...

– Я должен идти, Мегги.

– Но ведь ты еще вернешься? Придешь?

– Приду, когда понадоблюсь тебе... в любом другом случае. – Я секунду колебался, потом твердо сказал: – Нет, теперь не приду, Мегги. А вдруг встречусь здесь с ним?

– Надеюсь, в таком случае ты будешь вести себя как джентльмен?

– А как должен вести себя джентльмен в присутствии человека, который вознамерился когда-то его убить? Который бросил его умирать в пустыне?

– Я уже сказала тебе, что не верю ни одному твоему слову! Ты глубоко заблуждаешься в отношении его.

– Ты знаешь, как выглядит иногда убийца? – вдруг спросил я ее. И тут же сам себе ответил: – Он может быть симпатичным, улыбающимся юношей или изящным джентльменом. Не внешность выдает в нем убийцу, а то, что внутри него...

– Абсурд! Я бы знала наверняка! – повысила голос Мегги в качестве неопровержимого доказательства своей правоты.

– Не сомневаюсь, что ты обладаешь особым даром распознавать людей. Надеюсь, он всегда будет помогать тебе!

С этими словами я вышел. И, оказавшись в седле, постарался взять себя в руки. Она стояла возле ворот, наблюдая за мной. А я думал о том, что этот человек не раз бывал здесь, в этом доме, и, несомненно, придет сюда снова. Ее отец, очевидно, не одобрил бы этого, но он далеко, на пути в Китай... Не оглядываясь, я поскакал прочь.

Мой день закончился, мой прекрасный день, превратившийся в один из самых грустных. Ничто в моей жизни не предвещало подобного. Я верил, что был рожден для чего-то большого, светлого, но не для такого же! Нет!.. Я никогда прежде не любил, не знал этого чувства, но мне казалось, что именно его я испытываю в отношении Мегги – единственной, кто мне был нужен, о ком я мечтал. А теперь...

Я все еще продолжал думать о ней. Ни на кого больше я не посмотрю, мне не нужен был никто другой.

Дон Федерико. Страшно подумать!..

Я обратил свой взгляд к горам. Уйти бы туда, затеряться в них! Или вернуться назад, в пустыню Оставить Мегги ему. Забыть. Раз и навсегда.

Я горько вздохнул. Неожиданно вдруг ощутил, что почти загнал свою бедную лошадь. Замедлил бег. Незачем убивать доброе создание из-за того; что у меня идет все из рук вон плохо. Что я за человек? Убеждал себя, что я сильный, что могу стать отважным... Всегда думал о себе как о человеке с характером. А тут совершенно потерял себя из-за нескольких слов, сказанных девчонкой.

Пустив лошадь шагом, я огляделся: рядом шла старая индейская тропа.

Вдалеке завихрилось облако пыли, движущееся навстречу. Я схватился было за ружье в чехле, потом раздумал и вытащил из-за пояса пистолет. Моя осторожность оказалась напрасной: это оказался Монте с одним из парней с «Эль-Монте». Завидев меня, они ускорили бег своих коней.

– Ханни! – крикнул Монте в нетерпении. – Мы едем за тобой! Он убежал! Убежал!

– Кто убежал? Что случилось?

– На ранчо было совершено нападение. Мы вступили в схватку с бандитами, но им удалось угнать нескольких лошадей, другие же просто сбежали в открытую дверь загона. Среди них оказался и твой черный жеребец, – грустно закончил Монте. – Он смертельно ранил своим ударом пытавшегося поймать его бандита, а потом сбежал. Твой большой черный жеребец вернулся назад, на холмы.