Текст книги "К далеким голубым горам"

Автор книги: Луис Ламур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

– Никогда не слышал о таких..

– Я тоже не слышал о некоторых из них, зато Питер слышал. А я старался учиться, стал любопытен, и со временем узнал о них больше. И еще Питер рассказывал о странном незнакомце, который пришел однажды к нему в лавку в переулке Сент-Полз продать какую-то старинную рукопись, человеке, который говорил о некоем мудреце по имени Адапа и о Спрятанном Сокровище какого-то Тайного Писания. И говорил он странно, словно ожидал, что Питер откликнется. Но Питер ничего не знал ни о каком Адапе, хоть эти разговоры его и встревожили.

Да, о многих вещах мы с Питером толковали – и это именно он будет заниматься продажей моих мехов и леса, когда я уеду. Мои корабли будут приходить в Англию, он будет распродавать мои товары и заказывать то, что нужно мне.

И, наконец, у него есть книги, которые мне нужны, и карты той страны, куда мы отправляемся.

– Но это же новые земли! Откуда могли взяться карты?

– Хороший вопрос, но эти земли могут быть новыми только для нас, потому что наши знания ограничены. А для тех, кто жил до нашего времени, эти земли могли быть старыми. Хотя история многое сохраняет, но еще больше было утеряно. Люди всегда уходили в море, Том, и некоторые из них делали записи. Да если мы не оставим записей, кто узнает, куда мы ходили и что свершали? Я постараюсь все это записывать, Том.

– Эх, а я писать не умею…

– Точно так же не умели другие, разбредавшиеся по миру. Так много сделано, так мало записано. Правда, многое было записано, но потом затерялось. Питер рассказывал мне о людях и народах, о смертях и битвах, о которых я в жизни не слышал.

Скажем, Авиценна – кто это? Где-то я слышал его имя, а Питер – тот знал: великий мыслитель, великий писатель, человек глубоких познаний во многих областях, воистину великий человек. И если такой человек мог прожить свою жизнь, а мы о нем не знаем, то как много могло быть других?

Вот тот незнакомец, который зашел к Питеру, а больше никогда уже не приходил, – кто это был? Где нашел он рукописи и карты, которые продавал? Кто был тот, кого он называл Мудрым Адапой? Даже Питер никогда не слышал о таком, ни знакомые ему ученые в Кембридже.

Я сам видел карту Андреа Бьянко, на которой точно изображены берега Бразилии, а начерчена она была в 1448 году… И, говорят, Магеллан нашел пролив, названный его именем, потому что у него тоже была карта, – а кто ее начертил?

– Наверное, все так и есть, как ты говоришь, – ядовито заметил Том, – только куда больше, чем карты дальних земель, меня беспокоит, как найти дорогу в Лондон, на которой нас не поджидали бы люди королевы.

– Хуже всего, что я даже не знаю, кто мои враги, – вздохнул я. – Кто-то стоит у них за спиной, кто-то с туго набитым кошельком, иначе они не забрались бы в такую даль на свой страх и риск…

Мы спали по очереди, и когда я проснулся после отдыха уже перед вечером, барка находилась у мыска с деревьями – здесь тростники, окаймляющие берега, словно расступились.

– Все, лодку бросим здесь.

Я встал и потянулся, с удовольствием ощущая мускулы под рубашкой. Я чувствовал, как прокатываются по ним волны, воспринимал их силу – да, пока мы снова окажемся на борту корабля, они мне понадобятся, это угадать не сложно… Мы заметили крутую крышу церкви и разрушенную башню. Торни, должно быть, недалеко.

– Давай к мыску, – сказал я Тому. – Высадимся там.

Сведя на берег лошадь, мы двинулись вверх по проезду к дороге, ведущей в деревню. Вокруг никого не было. Тени уже стали длинными, понемногу сгущались сумерки.

Улица была почти пуста, лишь несколько человек повернули головы нам вслед, когда мы проходили по булыжной мостовой. За деревней я сел в седло, Черный Том привычно ухватился за стремя и мы быстро одолели милю дороги, после чего поменялись местами.

Дорога, обсаженная ивами, привела нас в Уиттлси. Рыночная площадь была безлюдна, повсюду разливались тени. Начали появляться редкие огни.

– У меня тут дружок есть, – сказал Том. – Сейчас постучим к нему – и будет у нас место для ночлега, а утром сможем быстро двинуться в путь.

Подняв глаза на колокольню церкви Святой Марии, я сообразил, что проспал вечерний звон – обычно мы слышали здешние колокола далеко на болотах, когда отправлялись ловить угрей или резать тростник. Много раз я прерывал работу, чтобы послушать их…

Мы здесь, в Фенланде, помогаем друг другу в трудах, и мне не раз приходилось работать в разных концах Кембриджшира и Линкольншира, куда я добирался по узким протокам, чтобы встретиться с друзьями, с которыми рыбачил вместе. Мы, ребята из болотного края, куда меньше прикованы к своему дому, чем другие люди нашего времени – те и слыхом не слыхивали о местах, удаленных от их хибар на несколько миль.

Перемены нас настигали повсюду. Наш век был беспокойный и кровавый. Деревенские мужики поднимались с насиженных мест и уходили в море с Дрейком, Гаукинсом и Фробишером, или же с Госнолдом и Ньюпортом[6]6
  Известные мореплаватели и пираты.


[Закрыть], и хоть лишь некоторые из них возвращались с золотом, зато все как один – с рассказами…

Том остановился перед дурного вида домиком на краю деревни, отступившим подальше за деревья и поближе к реке.

На стук никто не ответил, на второй тоже. Том начал раздраженно бурчать, но тут в угловом окне показалась какая-то тень и неприветливый голос поинтересовался:

– Кто там?

– Плохой из тебя хозяин, Ричард, раз не торопишься открыть дверь и не бежишь рысью за элем. Перед тобой два тихих и спокойных человека, которые так и останутся спокойными, желая лишь поесть и побыстрее уехать утром, еще до рассвета, не докучая содержателям таверн, у которых слишком хорошая память. Так что, впустишь ты нас?

– А как же, Том, уж тебя-то я впущу – и заберу те два шиллинга, что ты мне остался должен две недели назад.

Он исчез. Через некоторое время загремела цепь и дверь открылась. Когда мы вошли внутрь, Ричард разворошил угли в камине; огонь вспыхнул и осветил наши лица.

Ричард оказался длинным тощим человеком с суровым лицом. Но я присмотрелся, когда отблеск пламени упал ему на щеку, и увидел, что морщинки от веселого смеха давних времен выткали вокруг глаз и губ сетку, свидетельствующую о добром нраве.

– Там лошадь снаружи, Ричард, ее надо бы растереть, почистить и накормить. Позаботишься об этом?

– Позабочусь… только наброшу на себя что-нибудь.

Он, двигаясь еще сонно, налил два кувшина эля, выставил на стол тарелку с хлебом и сыром.

– Могу подать еще яблоки, – добавил он, – если вы не станете спрашивать, откуда они взялись.

Пока мы ели, он отправился в конюшню, а когда вернулся, Том заметил:

– Ричард, тут могут случиться всякие расспросы, так нам не хочется никаких разговоров, что мы тут проезжали.

– Не похоже на то, чтоб я вдруг стал разговорчивым, Том, но мне хотелось бы, чтоб вы задержались на денек. Тут обнаружился неподалеку отличный кусочек мореного дуба, который может принести несколько пенни, но мне для этого понадобится пара-другая крепких рук.

Такие находки случались время от времени, и для бедного человека найти мореный дуб было все равно что выкопать клад. Большие деревья, захороненные века назад то ли провалом земли, то ли подъемом уровня моря, лежали под толстым слоем торфа, отлично сохраненные им, и если немедленно распилить их на брусья или доски, становились немалой ценностью для нашедшего. Но если дерево оставить валяться открытым, древесина сгниет, так что работу надо делать сразу, а потом уже дать доскам как следует высохнуть на воздухе.

– Том, а что, все эти разговоры насчет осушения болот – правда?

– Правда. И когда их осушат, тут будут самые лучшие пахотные земли на все королевство.

– Ну да, – буркнул Ричард, – только ловля угря пропадет и птицы уже столько не будет. Мы сейчас совсем неплохо живем без всякого осушения, гусь на столе когда только захочешь, угри и щуки хоть для еды, хоть на продажу, а наши делянки хлеба ни один сборщик налогов не сыщет. А если болота осушат, сюда понаедут чужаки. Говорят про нас, мы, дескать, народ дикий и законов не признаем, и воняет от нас нашими болотами, но зато мы свободные люди – и такими нам лучше оставаться. А как джентри, дворянчики, дознаются, до чего богата эта земля, так тут же отберут ее у нас всякими правдами и неправдами, а то еще поналезут со своими законами, чтоб не давать нам охотиться, торф копать или тростник резать. И доведется нам работать у них на фермах, как лошадям, вместо прежней свободной жизни.

Он был во многом прав, и мне это было доподлинно известно, – ведь большая часть болот считалась вроде бы как общей собственностью. И как только их осушат, тут же пропадет отличная вольная жизнь, а с нею вместе – угорь и птица. Мы жили хорошо, зачастую лучше, чем лорды в своих замках, потому что все это добро было вокруг – только не поленись взять.

И все же я бросал все это ради нового мира, нового, совсем другого образа жизни. Может, я дурак? Может, бросаю надежность и уверенность ради ненадежного случая? Не имеет значения. Мой путь выбран. Ни на минуту не подумаю отказаться от него.

Может, глубоко во мне закопано какое-то особое влечение? Может, в крови и в костях у меня имеется какое-то хитрое устройство, выбирающее меня и немногих других таких же, чтобы толкнуть на поиски приключений? Чтобы мы шли дальше и дальше. Чтобы проникали все глубже в новое и неизведанное… Может, сама природа выбрала нас, таких, для этой цели? Можем ли мы управлять своими поступками, или же мы просто орудия в руках порядка вещей, который должен безостановочно идти вперед?

Уильям останется на месте, Ричард останется, даже Питер Таллис останется, но я пойду. И мой друг Джереми Ринг пойдет, и Черный Том Уоткинс. Конечно, вы можете сказать, что он просто удирает от петли, – да, но сколько всяких прочих здесь в Британии точно так же удирают от нее, и все же никуда не уезжают?

– Ричард, мы пойдем спать, – сказал я, – ибо завтра нам с Томом предстоит продолжать путешествие – далеко и быстро.

Глава третья

Лондонские улицы были темны и мокры от дождя. Мы продвигались узкими переулками, избегая улиц, где нас кто-то мог увидеть – и потом говорить.

– Нам лучше держаться подальше от таверн, – заметил Том.

– Не беспокойся, Том, нас ждет место, надежное место. Это дом жены моряка, там чисто и пища хорошая.

– Женщины сплетничают.

– Только не эта женщина. Она – славная девчонка. Дом ей достался в наследство. Она сдает комнаты с кормежкой людям, которым хочется чего-нибудь получше и почище, чем таверны, и дожидается, пока ее моряк вернется с моря.

– Одинокая жизнь.

– Да – но у Мэг подходящая натура.

Свернув за угол, мы увидели впереди дом с высоким забором. Я спешился и постучал в дверь.

– Кто там?

Это был голос Мэг.

– Друг Джереми, которого вы знаете. Со мной еще один человек и лошадь.

– Я открою ворота.

Окно бесшумно скользнуло вниз, закрываясь, а мы повели коня за угол, к воротам, выходящим в темный переулок. Ворота распахнулись, Мэг прошептала:

– Я наброшу на себя что-нибудь. В конюшне есть сено и зерно.

– Она видать, оборотистая, эта моряцкая жена, – заметил Том.

– Она хорошая женщина. – Я хотел, чтобы у него на этот счет не осталось никаких сомнений. – И таких немало. Ты-то ведь знаешь моряцкую жизнь.

– Ну да, – отозвался он без всякой обиды. – Один раз меня бросили на берегу, несколько раз я чуть не утонул, дважды меня захватывали в плен пираты, а когда сходил на берег, меня вечно грабили сухопутные крысы. Уж лучше контрабандой заниматься, чем плавать в открытом море.

Мэг держала дверь приоткрытой, дожидаясь нас.

– Я набрала эля. Он на столе, и поесть там что-то найдется. – Ее глаза прошлись по моему лицу. – У тебя все в порядке?

– Оказывается, существует королевский ордер на мой арест, Мэг, но, я думаю, он будет отозван. А пока что мне надо поспать, а утром передать весточку Питеру Таллису, в переулок Сент-Полз.

– Я знаю этого человека. Как там Джереми?

– Неплохо. Я оставил его на борту. Мы плывем в Виргинию.

– Да ну?! По-моему, это далеко. Джек все мечтал сплавать туда, часто говорил об этом. Он знал капитана Ньюпорта и очень хотел плавать с ним. Мой Джек – канонир, и неплохой.

Мы поели и завалились спать, но утром, едва я раскрыл глаза, Мэг была уже у дверей.

– Одевайтесь, – прошептала она через щелочку. – Питер придет сюда. А нам надо кое о чем поговорить.

Проснулся Том.

– Что, уже утро?

– Питер придет сюда попозже. Мэг как-то передала ему весточку, – сказал я.

Мэг села вместе с нами и налила стаканчик себе тоже.

– Я послала к Питеру соседского мальчонку. У него есть голова на плечах, а за двухпенсовик он доставит любую весть и ничего не пропустит – все увидит и все услышит. Он и новости мне приносит. Лорд Эссекс находится в Доме Йорков, дожидаясь милостей королевы, но есть слух, что она его не захочет видеть, слишком она рассердилась и расстроилась. И еще где-то за городом была драка, умер человек по фамилии Дженестер… говорят, предательски убит.

– Убит в честном бою, – возразил я.

Она уставилась на меня, Том тоже.

– Мы отправились туда выручить больного человека, которого он увез на смерть…

…а они нас ждали. Мы все там были, и Джереми тоже, но это я убил его – один на один, в поединке.

– Старик, которого он увез туда умирать, был другом моего отца, потому мы поехали туда, чтобы привезти его обратно и обеспечить нужный уход. Дженестер надеялся унаследовать имущество старика после его смерти. Дженестер собирался дать ему умереть без помощи. Но у Дженестера есть друзья в суде, а у меня нет.

– Они бросят тебя в Ньюгейт до суда, – предупредил Том. – А это – настоящий ад, грязный, вши там так и кишат. Там сидят хорошие люди – за долги, а вперемешку с ними – любые твари человеческой породы.

– Я сделал лишь то, что должно было сделать, – сказал я. – А теперь я должен увидеть Питера и попасть на свой корабль.

– А не будут ли за ним следить?

– Будут. – Я взглянул на Мэг.

Она сложила руки, опершись локтями на стол.

– Виргиния, – проговорила она. – Земля Рэли… Это и вправду такое замечательное место?

– Обширная страна, с лесами, реками и лугами, подобных которым ты никогда не видела. Красивая страна, Мэг, место, где можно растить высоких и смелых сыновей.

– У меня нет сыновей, – сказала она.

– У тебя еще есть время, девочка. Бери своего морячка и отправляйся в Америку. Говорят, Рэли собирает людей, чтобы поселить там. Если все пойдет хорошо, мое судно вернется сюда. Питер будет знать, когда оно придет, потому что он будет продавать мои товары и покупать что надо для меня. Давай, я найду для тебя место.

– Мой отец плавал с Гаукинсом в шестьдесят седьмом году, – сказала она. – Он много рассказывал о новых землях, о дикарях, об испанцах, которые дальше, на юге.

И тут мне пришла в голову мысль.

– Мэг, у тебя есть сейчас другие постояльцы?

– Сейчас – всего один. Он здесь уже две недели, если не больше. Вперед заплатил, да, вперед, и щедро.

– Моряк?

Она приподняла одно плечо.

– Кто знает? Конрад Польц – так его зовут, довольно обходительный, только говорить не перестает. С самого первого дня.

– И о чем же он говорит? Задает вопросы?

– Он объявил себя знакомцем Джека, мол, знает его. Только, думаю, это неправда. Расспрашивал про других здесь. Встает рано и проводит весь день на реке, наблюдая за кораблями.

Конрад Польц? Я не знал такого человека.

Мой друг Коувени Хазлинг может знать этого Конрада Польца, но о Хазлинге известно, что он мой друг, за ним могут следить. Кстати, именно Хазлинг некоторым образом дал мне мой первый шанс. Это был старый добрый человек, который интересовался древностями и бродил по стране, покупая старинные вещи, найденные землекопами, резчиками торфа и всякими такими людьми. Когда я нашел несколько старинных золотых монет, я понес их к нему, он купил несколько сам и организовал продажу остальных.

Таллис тоже мог знать этого Конрада Польца.

Питер Таллис был человеком, составленных из разных частей, человеком многих необычных талантов. Он был искусным подделывателем, славился умением изготовить документ или подправить его, а также всякими другими способами помогать нарушителям законов. Я пришел к нему, когда мне нужна была копия книги Лиленда о древних местах Англии. Известно было, что в рукописном виде эта книга существует, но до сих пор она не была отпечатана, а я, до того, как уплыл в Америку, подумывал заняться поиском древностей для продажи.

Мало такого случалось в Англии, о чем не знал бы Питер Таллис, и его лавка в переулке Сент-Полз была расположена очень удобно для того, чтобы слышать обо всем происходящем, и служила центром сбора и распространения сведений и слухов для всего Лондона.

Лондон был огромным плавильным тиглем, быстро вырастающим из несколько провинциального города прежних дней. Корабли приходили из новых земель и опять отправлялись туда – ловить рыбу, торговать, нападать на испанские суда. Они привозили на рыночные площади Лондона незнакомые странные товары – и еще более странные истории. Люди, побывавшие в плену, возвращались со своими рассказами о Берберийском Береге, о Леванте, о берегах Гвинеи и солнечных островах. И все главные ниточки дергала сама Елизавета – как из-за сцены, так и в открытую.

Далеко не один корабль, ушедший к Испанскому Материку[7]7
  Испанский Материк – захваченные испанцами территория Южной Америки и прилегающие к ней моря.


[Закрыть], был тайно снаряжен самой королевой. Король Генрих VIII[8]8
  Генрих VIII Тюдор (1491 – 1547) – король Англии с 1509 г.


[Закрыть], отчаянно пытавшийся породить наследника мужского пола, который продолжил бы начатое им строительство Английской империи, не знал, какую наследницу оставил он в лице Елизаветы. Со своего кресла в Валгалле для умерших королей он, должно быть, поглядывает на землю с изумлением и гордостью, видя, что за наследницу подарила ему Анна Болейн *** в лице этой маленькой рыжей дочери… которую он при жизни замечал так редко.

* * *

Мой отец часто рассказывал мне о королях и людях, о правительствах и битвах, об управлении народом.

«Король должен думать не только о нынешнем дне, – не раз говорил он, – но и о завтрашнем и послезавтрашнем. Издавая новый закон, он должен понимать, какие будут последствия. Более того, он должен всегда думать о своих преемниках.

Генрих Восьмой очень ясно видел всех врагов, какие имелись у Англии, и четко понимал, что за ним должна последовать твердая рука. Мы – маленький остров в штормовом море, а у такого народа найдется много врагов. Король Генрих понимал: нам нужна сила, чтобы выстоять в одиночку, и по мере того, как проходили годы, а наследника у него так и не появилось, начинал опасаться, что все его труды пойдут насмарку.

Он женился снова и снова, появлялись дети, но ни один сын так и не выжил. Да, конечно, была Елизавета, дочь Анны… Была у него Елизавета, но он не верил в способность женщины устоять против бурь, которые будут обрушиваться на Англию. Хватало у Генриха и других женщин – на этих ему не надо было жениться. Он хотел сына, наследника, который смог бы сидеть на английском троне, сочетая мудрость и силу. Генрих умер, так и не узнав, кого он произвел на свет в лице Елизаветы».

Питер Таллис повторял многое из того, что говорил мой отец, мы немало толковали вместе в те дни, перед первым моим путешествием в Америку. Теперь я хочу повидаться с ним снова.

Мы вернулись в свою комнату дожидаться Питера. Пока мы лежали, полусонные, до моего слуха донеслись негромкие звуки из комнаты над нами, как будто кто-то двигался бесшумно, не желая быть услышанным. Еще было очень рано, в такой час любой старается двигаться потише, дабы не разбудить соседей, которым хочется еще поспать. Но я продолжал прислушиваться, и постепенно ухо мое привыкло к естественным скрипам и шорохам старого дома и легко отличало их от других звуков, как ни тихи они были.

Наверху тихо закрылась дверь, слабый скрип ступеней доложил, что кто-то спускается по лестнице.

Мэг вернулась в свою комнату по другую сторону коридора. Тот – не знаю кто, неизвестный, – тихо прошел по коридору к нашей двери и застыл, прислушиваясь. Я различал его дыхание, мне хотелось вскочить и резко распахнуть дверь, но я сдержался и продолжал лежать очень спокойно.

Через некоторое время его шаги удалились по коридору в обратную сторону, и я услышал, как сперва открылась, а потом закрылась наружная дверь.

Я немедленно вскочил на ноги. Том открыл глаза, я объяснил, в чем дело.

– Не нравится мне это, – заключил я. – Он, возможно, шпион.

Я поднялся, пристегнул к поясу шпагу и, перейдя через коридор, постучал в комнату Мэг. Она открыла.

– Мэг, передай Питеру, чтобы нашел нас в таверне «Вид на Уитби». Этот Конрад Польц меня беспокоит. Мы будем в «Уитби», как пробьет одиннадцать, и подождем там в течение часа. Не больше. Если Питер не найдет нас там или не сможет прийти к назначенному часу, тогда пусть поищет в «Гроздьях». Мы там задержимся. А потом нам придется отправиться на корабль.

Мы торопливо прошли в конюшню – но моя лошадь исчезла!

Нам хватило одного взгляда. Развернувшись на месте, мы вышли за ворота. Я быстрым шагом направился к реке.

– Если у тебя на уме лодка, так он уж об этом позаботился, не сомневайся, – предупредил Том.

– Тогда двинули вверх вдоль реки, и быстро.

Ныряя в извилистые переулки и проходы, мы торопливо пробирались между домами и через скотные дворы, каких в Лондоне имелось немало. И внезапно оказались перед старой таверной, где я впервые повстречал Джереми Ринга.

Какой-то человек вел по двору лошадь к поильной колоде, и я сразу узнал в нем одного из той шумной компании, которая выпивала вместе с Джереми Рингом в тот вечер, когда мы с ним встретились в первый раз.

– Ты меня помнишь?

Он усмехнулся на одну сторону:

– Вспомню, если нужда будет, но так же легко могу и забыть.

– Вот и ладно. Помни достаточно долго, чтобы сказать, где тут взять лодку, а потом забудь, что вообще видел меня когда-нибудь.

– У меня есть лодка у старого причала внизу, но я не хотел бы ее потерять.

– Знаешь «Гроздья»?

– Ага.

– Вот там ты найдешь свою лодку, надежно привязанную, когда нам она больше не будет нужна. А пока что мне очень обидно думать, что ты можешь зайти в «Гроздья» и не выпить там ни капли. На, – я положил ему на ладонь монету, – потрать вот это – или часть.

– Как там Джереми? Мы тут без него скучаем.

– Мы с ним плавали вместе, он меня ждет на корабле. Скоро собираемся в новое плавание.

– Да ну! Я и сам об этом подумывал.

– Так подумай еще малость, и если соберешься в Землю Рэли, поспрашивай обо мне потихоньку. Там – новая страна, где нет ни лордов, ни егерей, а воздух пахнет свободой. Просторная страна, где человеку хватит места двигаться и дышать.

– А дикари?

– Их мало, а земли много. Хлеба они почти не выращивают, живут больше охотой. Я думаю, мы с ними сможем ужиться, – по крайней мере те, кого я встречал, были люди неплохие, хоть они и любят тропу войны.

– Здесь я на каждом шагу знаю, чего ожидать и куда поворачивать.

– Конечно, зато там нет ни армейских, ни флотских вербовщиков – и ни одной долговой тюрьмы.

– Дай время, – угрюмо сказал он, – и появится у них и то, и другое.

– Вполне возможно – только я думаю, что нет. У тех, кто отправляется за море, мозги устроены по-другому. Хватит там и ругани, и драк, они ведь всего только люди, а не ангелы, но начинать на пустом месте лучше с такой компанией…

Оказавшись в лодке, мы вовсю налегли на весла, торопясь в «Уитби», но старались держаться поближе к берегу, где нас не так легко будет заметить. Меня ждал мой корабль и мне не терпелось добраться до него и снова оказаться на его палубе.

– Мы должны уплыть в Америку, Том, чтобы выковать там новую страну, ты, я и другие люди вроде нас с тобой.

– Вроде меня?

– А почему нет, Том Уоткинс? Почему бы и нет, в самом деле? Там ни для кого нет привилегий, и давай постараемся, чтобы и не было. Ты – человек, Том Уоткинс, мужчина, ты повидал жизнь. Ты ошибался, как и любой из нас, но мы знаем, что правильно и что справедливо. Земля там свежая, широко открытая для таких, как мы с тобой, и если мы начнем повторять там старые ошибки, то вина будет только наша. А если будем ясно видеть все вокруг, то сможем построить что-то новое.

– Я человек простой, Барнабас. Я о таких вещах никогда не раздумывал. Это занятие для тех, кто получше меня…

– Получше? А кто лучше, если он сам не сделал себя таким? Ты можешь быть одним из тех, для кого сочиняют законы, если пожелаешь, но можешь и сам стать сочинителем законов.

– Да ну, я и читать-то не умею, Барнабас. Неученый я.

– Зато ты повидал жизнь, Том! Сам делал хорошее и плохое, видел, как другие делают точно так же. Ты знаешь, что уважаешь, а что нет, так что остается тебе только сравнить каждый закон, каждую мысль с тем, что ты знаешь, решить, какая жизнь тебе придется по вкусу, а потом поработать, дабы сделать ее такой.

– Землей завладеют большие господа. Ходят разговоры, что королева подарит им тамошние земли.

– Не видел ты тех земель, Том. Это тебе не крохотный остров, ограниченный морем, это огромная земля, уходящая далеко на запад. Если тебе не понравится, что там начнут делать лорды, сможешь уйти на запад, но стоит тебе один раз вдохнуть воздух Америки, и ты больше не станешь тревожиться из-за больших господ. Англия и сама изменится, но в первую очередь она изменит жизнь там, где страна новая…

Мы снова налегли на весла – времени на долгие беседы у нас не было, да и мне, по правде говоря, лучше было подумать сейчас о том, что не имело касательства ни к королям, ни к лордам, ни к свободному воздуху новой страны. Сперва нужно было угадать, кто преследует меня и почему ордер королевы на мой арест все еще в силе. Куда проще получить ордер, показав под присягой, что человек виноват, чем отменить уже выданный, а это может быть именно тот ордер, которого добился Дженестер, мой давний враг. Но чутье подсказывало, что должна быть другая причина, о которой я просто ничего не знаю.

И снова пришла мне в голову мысль о тех голубых горах и, сколь ни любил я Англию, стремление увидеть их было сильнее, оно лишило меня покоя навсегда. Но есть ли у меня право забирать с собой Абигейл в такие дальние края? Впрочем, разве не жила она на корабле вместе со своим отцом? А с Англией ее мало что связывает.

Да, я не имел права – но, стоило мне это сказать самому себе, как я посмеялся собственной глупости: имею право или нет, все равно нет у меня другого выхода. Абигейл сказала твердо, что не останется. Она будет там рядом со мной.

Мы подплыли к небольшому причалу, привязали лодку к железному кольцу и поднялись к «Уитби». Я вошел внутрь, Том остался снаружи.

В зале сидели два человека, и одним из них был Питер Таллис. Второй, незнакомый мне, был крепкий, приземистый, со шрамом на правой щеке. Он кутался в черный плащ.

Мы пересели за столик в углу и заговорили вполголоса.

– У нас совсем мало времени, – тихо начал Питер. – Если тебя найдут, мы оба окажемся в Ньюгейте, а ты – на пути к Тайберну.

– К Тайберну! – ошеломленно повторил я.

– У Дженестера хватает друзей, и они постарались пробудить гнев королевы. Тебя обрисовали как опасного бунтовщика, убийцу и смутьяна. Они сказали, что ты напал на капитана своего корабля, украл корабельную шлюпку и похитил груз.

– Но меня захватили силой! Оглушили ударом по голове! Мои собственные товары были украдены!

– Они скажут, что ты завербовался во флот. И тебя арестуют по обвинениям в убийстве, пиратстве в открытом море и еще Бог знает в чем.

– А граф мне не может помочь?

– Он – человек старый и больной. Он не в состоянии хоть что-нибудь сделать. Однако одно он уже сделал: подарил тебе корабль. Передал полностью, от киля до клотика.

– Подарил?! Я так понял, речь шла только о том, чтобы доставить меня за море, а мои товары – обратно.

– Корабль оформлен на твое имя. Судно старое, но крепкое. Капитан Темпани на борту вместе с полной командой, однако за кораблем следят, хоть пока и не знают, что ты – его владелец. Но они тебя схватят, так или иначе.

– Не понимаю. Теперь, когда Дженестер мертв, я думал…

– Ты продал какие-то золотые монеты Коувени Хазлингу?

– Продал.

– Ты говорил, что нашел их в канаве возле Излучины?

– Да при чем здесь они?

– Барнабас, ты попал в куда большую беду, чем думаешь, и я не вижу для тебя никакого выхода. Эти монеты, что ты нашел, были золотые, римские. Какое-то количество таких монет имелось в королевской казне вместе с «Драгоценностями Короны», когда король Джон[9]9
  Король Джон – Иоанн Безземельный (1167 – 1216) из династии Плантагенетов, брат Ричарда Львиное Сердце, ставший королем Англии после его смерти в 1199 г.


[Закрыть] потерял их в водах Уоша.

– Но…

– Королева, а также некоторые другие, более преданные себе самим, чем Ее Величеству, поверили, что ты нашел Королевские «Драгоценности Короны», все королевские регалии.[10]10
  "Драгоценности Короны» – королевские регалии (короны, скипетры, державы и др. драгоценности); используются монархом на официальных церемониях.


[Закрыть]

– Что-о?!

Мой голос несколько повысился, и второй человек, сидевший в зале, оглянулся на нас.

– Слушай, это же глупость! Регалии утонули в Уоше!

В голосе Питера, как и в его взгляде, явно почувствовалась ирония:

– А кто появился из болот возле Уоша? Ты. У кого вдруг оказались золотые монеты? У тебя.

Эту историю знает каждый англичанин, но мы в Фенланде имеем причины знать ее лучше всех – может, потому, что случилась она, что называется, прямо у нашего порога.

Войска короля Джона двигались из Уэйбека к переправе через Уиллстрем. В обозе, следующем за ними, на одной из повозок находились «Драгоценности Короны», все королевские регалии вместе со многими старинными сокровищами Англии, которые ценились не меньше, чем сами регалии. Много золотых и серебряных блюд, самоцветы без числа, золотые монеты, отмеченные гербами многих царств и королевств, а также меч Тристана[11]11
  Тристан (Тристрам) – герой средневековых романов Артуровского цикла, один из рыцарей Круглого стола, возлюбленный Изольды.


[Закрыть].

Все, чем обладал король Джон, было там, и вот он двигался вперед к месту ночлега, намеченного у Суайнсхеда. Король страдал от подагры, ему не терпелось слезть с лошади и лечь, а Уиллстрем, самая обыкновенная речка, как будто не представляла собой никакой опасности.

Если они и думали вообще о морских приливах, то все равно не представляли, сколь свирепым может стать поток в том месте, где вода, гонимая мощью моря, внезапно попадает в сужение речного устья.

Случившееся оказалось для них внезапностью. Обоз был в воде, перебирался через речку вброд, и тут вверх по течению всей силой рванулась приливная волна. В одно мгновение все повозки залило, в следующее они исчезли – лишь тут и там человек либо конь боролся с несущейся водой и только немногим удалось выбраться на берег.

Так в один миг пропали все накопленные за века сокровища английских монархов, поглощенные приливом. То ли были похоронены в речном иле, то ли унесены в более глубокие воды залива Уош – лишь для того, чтобы погрузиться в морской ил.

Удар был тяжким. Через несколько часов умер и сам король Джон – возможно. отравленный, как говорили одни, но, более вероятно, просто умер после того, как простыл, промок, а потом и обожрался доброй королевской пищей в Суайнсхеде.