Текст книги "Том 1. В дебрях Индии (с илл.)"

Автор книги: Луи Жаколио

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 43 страниц)

Трудно довести до большего совершенства любовь к закону. Не думайте, пожалуйста, что мы преувеличиваем; эти факты и еще сотни других подтверждены самыми безупречными авторитетами: «в течение двух лет, уже по окончании революции, англичане наводняли кровью всю Индию, избивая стариков, женщин и детей с сознательным намерением оставить такие страшные воспоминания, чтобы раз и навсегда отбить у индусов охоту стремиться к восстановлению своей независимости».

Каким ужасным зверем может сделаться англо-саксонец, когда он боится что-нибудь потерять, – а он боялся на этот раз потерять Индию!

И подумать только, что эти люди в своих газетах осуждали французских солдат за жестокость в Тонкине [15]15
  Тонкин – европейское название северных районов Вьетнама в XVI–XIX вв.


[Закрыть]и других местах… Никогда французская армия не согласилась бы, даже в течение двадцати четырех часов после подавления восстания, выступать в роли палача, которую английская армия исполняла два года.

Пусть мирно покоится в пыли родной почвы прах сотен тысяч индусов! По ту сторону Афганистана постепенно надвигаются на быстрых лошадках донские и уральские казаки. Киргизские наездники и кочевники Туркестана проходят выучку под знаменами белого царя, и не пройдет и четверти столетия, как правосудие Божие, следующее за нашествием русских, отомстит за мертвых и покарает убийц.

Сердару не решились, однако, нанести оскорбление в лице суда из трех солдат, по уши начиненных виски; военный суд, перед которым он предстал вместе со своими спутниками через четверть часа после своего прибытия в Пуант-де-Галль, состоял из председательствующего генерала и ассистентов-офицеров: приговор был вынесен заранее, их судили только для проформы. Боб Барнет как американец протестовал против суда, учрежденного для дел, изъятых из общего судопроизводства, и потребовал, чтобы его выпустили на поруки. Ему фыркнули в лицо и объяснили, что такое военный суд… Он не впал в уныние и принялся доказывать свою неподсудность, прося отсрочки на две недели, чтобы иметь время…

– Бежать? – перебил его любивший пошутить генерал.

– Не упущу случая! – отвечал Барнет при общем смехе присутствующих.

Он потребовал затем адвоката, ему отказали; потребовал чтения протокола, ему сказали, что нашли бесполезным писать его; напомнил, что он иностранец, потребовал своего консула, испробовал, одним словом, все обходы судейской процедуры, с которыми познакомился в бытность свою ходатаем по делам, заставляя этим судей надрываться от смеха, и достиг лишь того, что его вместе с товарищами присудили к смертной казни через повешение на восходе солнца.

Чтобы не расстреливать, их судили как лиц гражданского ведомства, обвиненных в заговоре против государственного строя. По окончании суда им объявили, что ввиду скорости, с какой солнце восходит в этой стране, им остается всего десять минут для того, чтобы приготовиться дать отчет о своей жизни перед верховным судьей.

Сердар с улыбкой выслушал приговор, как будто это его совсем не касалось.

Когда осужденных привели в тюрьму, Боб Барнет продолжал суетиться по-прежнему. Он потребовал завтрак, который ему тотчас же подали и который он съел со своим обычным аппетитом. Затем он написал пять или шесть писем: одно Барнету-отцу, которого уведомлял, что по случаю восстания он лишился генеральского чина и будет повешен через семь с половиной минут; второе – капитану Максвеллу, сообщая ему, что к великому сожалению ему удастся свести с ним счеты только в долине Иосафата в день Страшного суда; отрезал пять или шесть прядей волос, разложил их по конвертам и передал одному из сторожей, чтобы тот немедленно снес их на почту.

Сердар тем временем спокойно ходил взад и вперед по камере, когда через решетчатое окно к ногам его упала крошечная записка; он поднял ее и быстро пробежал глазами. В ней было всего несколько слов:

Не бойся, ми здесь!

Духи Вод

Радостная улыбка осветила его лицо, но он сейчас же прогнал ее, не желая, чтобы кто-нибудь заметил это.

Название «Духи Вод» присвоили себе члены многочисленного тайного общества, приверженцы которого были рассыпаны по всей Индии и Цейлону и целью которого было стремление к ниспровержению власти чужеземцев в древней стране брахманов. Благодаря деятельности этого общества проявилось то единодушие, с которым в один и тот же день и час перешли индусы на сторону революции. Сердар был душой и руководителем этого общества еще до начала восстания и не переставал возглавлять его даже и теперь, хотя с осуществлением великого заговора узы, соединявшие всех членов, ослабели, ибо для успеха дела уже больше не нужно было проводить тайные собрания.

У них не было, разумеется, приверженцев среди местного населения – сингалов, так как между ними и членами общества существовала рознь на почве религиозной ненависти, возникшей после проведения буддистских реформ; но на Цейлоне имеется известное количество малабарских колонистов, составляющих третью часть всех жителей. Все они живут в городах, имеют профессии купцов, банкиров, судовладельцев, золотых и серебряных дел мастеров, кузнецов, токарей, резчиков, горшечников и так далее, а потому все города и преимущественно Пуант-де-Галль, Коломбо, Джафна почти исключительно населены индусами Малабарского и Коромандельского берегов.

Все они принадлежали к обществу Духов Вод, и вот что произошло после ареста Сердара и его двух спутников. Молодой Сами и Рама-Модели наблюдали за арестом с верхнего плато Соманта-Кунта, где они притаились в чаще бурао, готовясь каждую минуту бежать на спине Ауджали к долине Анурадхапура, если бы сингальские сипаи вздумали подняться на верхние склоны горы. Но потому ли, что об их присутствии не было известно, или их аресту придавали мало значения, офицер, командующий отрядом, удовольствовался, как мы видели, арестом главных пленников, которых поймали благодаря хитрой уловке шпионов.

Как только отряд скрылся из виду, Рама-Модели взобрался вместе с Сами на спину Ауджали и погнал его со всей скоростью, на какую тот был способен, к Пуант-де-Галлю, держась лощины, которая была известна ему одному и шла по горе, сокращая спуск наполовину.

Он прибыл в город раньше отряда и тотчас же созвал к себе в дом группу друзей; он сообщил им, какой опасности подвергается Сердар, принесший столько неоценимых услуг их общему делу, а затем предложил провести совещание, чтобы выработать основы плана для спасения Сердара и его товарищей.

В Пуант-де-Галле находилось восемьсот членов общества, которых решили немедленно уведомить о случившемся, поручив каждому из присутствующих передать это известие своим знакомым, чтобы те передали следующим. При таком количестве послов достигнуть цели можно было менее чем за полчаса.

План, предложенный Рамой-Модели своим друзьям, был принят ими с восторгом, и все они тотчас же рассыпались по городу, чтобы предупредить всех членов общества и исполнить первую часть плана. Что касается второй, то мы вскоре увидим, каким образом скомбинировал ее заговорщик пантер, чтобы добиться легкого и быстрого успеха. Быстрого особенно, так как пушки Королевского форта, находившиеся в двадцати пяти шагах от эспланады, где должна была совершиться казнь, всегда стояли с открытым и начиненным картечью жерлом с самого начала восстания сипаев-индусов.

Что касается записки, полученной Сердаром, то ее передал сторож Тхава, приятель Рамы-Модели, бросив в камеру заключенных.

Как только Сердар прочитал ее, первой его мыслью было сообщить об этом генералу, но тот был настолько поглощен исполнением таких классических в данной ситуации обязанностей, как написание писем родным и друзьям, составление завещания, распределение прядей волос и других маленьких подарков на память, – священные обычаи, от которых осужденные на смерть никогда не отступают, – что боялся, помешав ему в этих интересных занятиях, вызвать какое-нибудь восклицание с его стороны и тем внушить подозрение относительно планов, затеваемых для их спасения.

Честный Барнет писал с таким спокойствием, что беспристрастный свидетель этой странной сцены, где комизм так тесно соединялся с драматизмом, что их нельзя было отделить друг от друга, возымел бы самое лестное мнение относительно его мужества. Янки решил пожертвовать своей жизнью и умереть, как джентльмен, не забыв ни одного из обычаев, установленных бесконечным рядом осужденных. Особенно замечательным было его завещание: он не имел решительно никакого имущества, но как уйти из этого мира, не сделав никакого завещания!

Барнет взял последний лист бумаги и написал:

Это мое завещание.

Сегодня я, находясь в здравом уме и твердой памяти, готовясь насильственно умереть по вине негодяя Максвелла – да будет на нем проклятие Божие – завещаю своей семье…

Смущенный, он остановился на этом слове.

– Что мне завещать своей семье, Фред?

– Свои последние мысли, – отвечал, улыбаясь, Сердар.

– Правда ведь, а я не подумал об этом.

И он продолжал:

Завещаю своей семье мои последние мысли и четыре пряди волос, приложенные здесь. Передаю младшему брату своему Уильяму Барнету все мои права на дворцы, рабов и огромные богатства, конфискованные у меня англичанами в аудском королевстве, и разрешаю делать с ними все, что он пожелает.

Я умираю американцем, как и родился им; я прощаю всех, кого ненавидел в этом мире, за исключением этого негодяя Максвелла, без которого я, наверное, достиг бы глубокой старости.

Барнет прочитал завещание вслух.

– Все, не правда ли, Фред?

– Превосходно! – отвечал Сердар, который вопреки всей торжественности этой минуты еле сдерживался, чтобы не засмеяться.

Боб Барнет, довольный его одобрением, подписал завещание и запечатал, а затем встал и позвал одного из стражей, которому и вручил запечатанный конверт.

В эту минуту в камеру вошел офицер, командующий взводом солдат, которые должны были вести осужденных к месту казни, и объявил, что наступила роковая минута.

– Нам забыли дать стаканчик виски и последнюю сигару, господин офицер, – сказал Боб с чувством собственного достоинства. – Неужели вам неизвестны эти традиции?

Офицер немедленно распорядился, чтобы ему дали то, о чем он просил.

Боб залпом выпил стакан виски и закурил сигару.

– Идем, – сказал он, – я готов.

Такое удивительное и истинно американское мужество поразило всех свидетелей этой сцены. Честный Барнет считал, что следует позировать для истории, и он позировал.

VI

Планы побега. – Последняя сигара. – Шествие на казнь. – Сожаление Барнета. – Спасены слоном.

МЫ ДОЛЖНЫ СКАЗАТЬ, ЧТО СЕРДАР НЕ СМОТРЕЛ на предстоящую трагедию с таким хладнокровием, как Барнет, придававший всему комическую окраску. Накануне Сердар спокойно встретился бы со смертью, хотя и сожалел бы, что не может довести до конца дело, которому он посвятил всю свою жизнь. Да разве его голова не служила ставкой в той игре, которую он играл и проиграл теперь?.. Но после встречи с молодым Эдуардом Кемпбеллом он сделался совсем другим человеком. Что же это были за воспоминания, веселые или грустные, которые заставляли его с таким отчаянием цепляться за жизнь, чего раньше он не испытывал?.. Какие таинственные узы привязанности, родства, быть может, могли соединить его с матерью молодого англичанина, чтобы в несколько секунд, при одном лишь воспоминании о ней, жгучая ненависть, переполнявшая его сердце, вдруг исчезла под наплывом нежного чувства?

Да, действительно, имя Дианы де Монмор было каким-то могущественным талисманом, если ненавистное ему до сих пор имя Кемпбелла, которое он произносил не иначе как с презрением, до того изменилось в его глазах, что он даже не сомневался в его невинности. «Диана не могла бы соединить свою судьбу с человеком, способным на такие преступления!» – сказал он себе, и этого было достаточно, чтобы усомниться в виновности этого человека, хотя во время избиения он был старшим комендантом крепости Хардвар-Сикри.

И теперь у него не было никакой другой цели, никакой другой мысли, кроме желания бежать при помощи своих друзей, чтобы спасти того, кого еще вчера он готов был расстрелять без всякой пощады.

Дверь тюрьмы раскрылась, и осужденные вышли, высоко подняв голову и не испытывая, по-видимому, ни малейшего волнения. Барнет курил с наслаждением, бормоча про себя:

– Удивительно, право! Последняя сигара всегда кажется самой хорошей!

Сердар окинул быстрым взглядом толпу, и лицо его осветилось едва заметной мимолетной улыбкой. Туземные сингалы, живущие в Пуант-де-Галле, были буквально затоплены волнами малабарцев, которые пришли сюда вместе со своими семьями. Все случилось так быстро, что туземные жители, живущие в деревнях, не успели прибыть в город. Эспланада, на которой выстроили эшафот с тремя виселицами, находилась всего в трехстах метрах от тюрьмы, и два батальона солдат-сипаев, составлявших весь гарнизон города, с трудом удерживали напиравшую к месту казни толпу.

Три английских парохода, прибывших накануне, были сплошь забиты зрителями, а все их реи буквально облеплены человеческими телами. Все это общество, видимо, старалось разместиться таким образом, чтобы ничего не упустить из предстоящего зрелища, тем более что суда стояли на якоре всего в кабельтове от берега. На французском пакетботе было зато совсем пусто, и флаг его был спущен.

– God bless me! – воскликнул Барнет, заметив, какое небольшое пространство отделяет его от места казни. – Я не успею докурить своей сигары.

Пленники не были связаны… но где же было им бежать, когда они со всех сторон были окружены сипаями?.. Им даже разрешили идти вольным шагом.

В ту минуту, когда они выходили из тюрьмы, кто-то шепнул Сердару на ухо:

– Идите медленно, мы готовы.

Он попробовал угадать, кто мог шепнуть ему эти слова, но вокруг никого не было, кроме бесстрастных сипаев.

Двигаясь вперед, Сердар к великому своему удовольствию заметил, что женщины и дети попадаются реже и эшафот окружен одними только мужчинами.

Не понимая еще, какой план задуман его друзьями, он все же догадывался, что такое распределение малабарцев должно в значительной степени облегчить его исполнение.

На террасе губернаторского дворца собралось множество офицеров, чиновников и дам в нарядных туалетах, которые, несмотря на ранний утренний час, жаждали видеть смерть знаменитого Сердара, подвиги которого занимали всю Индию.

Генерал Хейвлок, похищение которого было задумано Сердаром и должно было совершиться в Мадрасе, сидел рядом с губернатором и держал бинокль, чтобы лучше рассмотреть противника, с которым он приехал сражаться и который должен был окончить свою жизнь на виселице, как обыкновенный преступник.

Несколько англичан, прибывших из своих вилл, распорядились, чтобы кареты их стояли по возможности ближе к линии сипаев, желая вполне насладиться приятным зрелищем. Великолепный белый слон, покрытый богатой попоной, с охотничьим хаудахом [16]16
  Хаудах – кабинка на спине слона.


[Закрыть]и карнаком на спине, стоял возле них, подготовленный, разумеется, для охоты на черную пантеру, куда приехавшие англичане собирались отправиться по окончании казни. Таково было, по крайней мере, всеобщее предположение, объясняющее присутствие красивого животного.

Продолжая идти к месту казни, Сердар всматривался в лица и заметил, что большинство смотрят на него с ободряющим видом, а между тем никто не двигается с места, и он начинал уже спрашивать себя, не парализованы ли намерения его друзей воинственной обстановкой, созданной по распоряжению губернатора. Тщетно присматриваясь к расстоянию, отделяющему его от эшафота, он все же не мог понять, почему спасители его медлят и ждут, пока пленники приблизятся к эспланаде с находящимися на ней двумя батальонами сипаев.

По мере того как уменьшалось расстояние до виселицы, тревога все больше и больше сжимала его сердце, лицо покрывалось каплями холодного пота, лицо начинало судорожно подергиваться, и ему приходилось употреблять всю свою силу воли, чтобы идти спокойно… В мужестве его не могло быть никакого сомнения, но он не хотел умирать теперь… Погибни он во время бесчисленных стычек с англичанами, это было бы естественным явлением войны… Вот уже двадцать лет как завеса прошлого скрыла его воспоминания, но сейчас… не лежит ли на нем обязанность великого долга?.. Переживет ли Диана смерть своих детей? Виновен или невиновен этот человек, он должен его спасти. Не налагает ли на него эту законную обязанность прошлое?.. И этот железный человек, который во всякое другое время шел бы на казнь, как на последний подвиг, видя теперь свою беспомощность, чувствовал, что ноги его дрожат, а глаза заволакиваются слезами, тогда как Барнет, продолжая курить сигару, посылал в лицо сипаям, пораженным его дерзким видом, душистые клубы дыма.

Нариндра был фаталист; по его мнению, «что должно случиться, то случится»; он даже не упрекал себя в том, что неосторожное преследование его было причиной гибели его друзей: это было написано в книге судеб, и ее предначертание сбылось, а потому он никого не обвинял и не позировал перед смертью, как Барнет.

Еще несколько шагов, и железный крут, образованный штыками сипаев, должен был сомкнуться за пленниками, когда тот же голос снова шепнул на ухо Сердару:

– Пусть Сердар предупредит своих друзей! Прыгайте на слона и бегите к горе!

Сердар обвел взглядом вокруг… вблизи него не было ни одного малабарца, который мог бы сказать ему это. Неужели кто-нибудь из сипаев был подкуплен? Но он не стал долго останавливаться на этой мысли и поспешно повторил Бобу по-французски только что услышанные слова, уверенный, что никто из присутствующих не поймет его.

Это сообщение произвело страшное впечатление на янки… Лицо его побагровело от внезапного прилива крови к мозгу, и в течение нескольких секунд можно было подумать, что с ним случится апоплексический удар.

– Спокойствие и хладнокровие! – сказал ему Сердар.

Оставалось всего несколько шагов до того места, где стоял слон, мимо которого должны были непременно пройти пленники, когда тот, как бы по внезапному капризу, стал на дыбы, брыкнул ногами и двинулся назад, а затем, поравнявшись с пленниками, упал вдруг на колени. Пленникам ничего больше не оставалось, как прыгнуть в хаудах, и чтобы облегчить им эту операцию, толпа малабарцев, густо сплотившаяся в этом месте, хлынула влево, как бы испуганная слоном, испуская громкие крики и увлекая за собой пикет сипаев в противоположную от пленников сторону.

– Вперед, Индия и Франция! Ко мне, Нариндра! – крикнул Сердар тем же громовым голосом, каким он призывал к битве, и одним прыжком очутился в хаудахе, куда за ним тотчас же последовали Барнет и Нариндра.

– Ложитесь! Ложитесь! – крикнул им карнак, голос которого они сразу узнали.

Это был Рама-Модели, так же ловко переодетый, как и великолепный слон Ауджали, темную кожу которого смазали сначала соком манго, служившим первоначальным грунтом для дальнейшей окраски с помощью извести.

Следуя словам карнака, все трое бросились на дно хаудаха. Ауджали не надо было подзадоривать, он сам пустился галопом по направлению к горе. И странная вещь! Толпа, как будто заранее кем-то предупрежденная, расступилась, стараясь не мешать его движению.

Все это случилось так просто и с такой быстротой, что сипаи, оглушенные криками толпы и пробовавшие проложить себе путь сквозь напиравшие на них толпы людей, не заметили исчезновения пленников. Они не могли видеть их, потому что те успели лечь на дно хаудаха прежде, чем поднялся слон.

Всем, кто не был предупрежден или не был близким свидетелем этой сцены, казалось, что слон бежит к горе по приказанию своего карнака. Вот почему малабарцы, народ вообще веселого и насмешливого нрава, не могли удержаться от взрыва громкого хохота, когда услышали приказание английского офицера, командовавшего взводом сипаев, вести скорее пленников на эспланаду.

Зато с террасы губернатора были видны все детали замечательного приключения, поэтому можно представить себе гнев губернатора и волнение всех окружавших его.

Под влиянием первого впечатления губернатор хотел немедленно отдать приказ стрелять в толпу, участвовавшую, очевидно, в этом смелом побеге, но тут же понял его бесполезность. Желая, однако, чем-нибудь вознаградить себя, он бросился в свой кабинет, где у него был телеграфный аппарат, соединенный с аппаратом Королевского форта, и отдал приказание стрелять без передышки по слону, который благодаря особому расположению горы в течение получаса представлял собой прекрасную мишень для пушечных выстрелов.

Единственная лощина, как мы уже видели, прорезанная небольшими плато на известном расстоянии друг от друга, давала возможность подняться по почти отвесному склону Соманта-Кунта, и теперь, когда об их присутствии на Цейлоне должны были, разумеется, дать знать по всему острову и разослать вооруженные отряды по всем его направлениям, в распоряжении беглецов оставалось только одно: поспешно бежать в джунгли Анурадхапура, где Боб едва не погиб при встрече с носорогом.

Спустя несколько минут после отданного губернатором приказания крепостная пушка загремела с остервенением, покрывая дальнобойными снарядами склоны горы, так как расстояние до нее было слишком велико, чтобы картечь попадала в цель.

Толпа с жадным любопытством следила за первыми выстрелами: всем было хорошо видно, с какой головокружительной быстротой подымался слон в гору, взбираясь с необыкновенной ловкостью по самым крутым извилинам. Всех интересовал исход этой странной дуэли; но дело в том, что английские артиллеристы, несмотря на всю свою ловкость, не могли попасть в цель, так как у них были старые пушки, которые действовали в Индии еще во времена Дюплекса и затем в течение трех четвертей столетия спокойно спали на укреплениях форта Пуант-де-Галля.

Выстрелы достигали горы, но уклонялись в сторону из-за того, что цель отстояла на расстоянии ста пятидесяти – двухсот метров; это немало способствовало ликованию малабарцев, радующихся побегу своего легендарного героя. С того момента, когда пушка оказалась ненужной, дальнейшее применение ее становилось смешным, и не прошло и четверти часа, как губернатор приказал прекратить стрельбу.

Так закончился смелый побег Сердара, бесспорно «исторический» эпизод великого восстания 1857 года, рассказы о котором переполняли в течение двух месяцев все журналы и газеты Индийского океана, от Пондишери до Маврикия и от Калькутты до Сингапура. Старинные колонисты, – ибо и это приключение теперь уже старо, – вспоминая иногда прошлое, никогда не забывают рассказать вновь приехавшим забавную историю губернатора, который ничего лучшего не придумал, как стрелять из пушки в пленников, спасенных своим слоном и бежавших на нем от подножия самой виселицы.

Часа через два беглецы были в безопасности в обширном бассейне девственных непроходимых лесов и торфяных топких болот, который называется джунглями Анурадхапура. Они могли быть уверены, что англичане не последуют туда за ними, так как в этих недоступных лабиринтах, кишащих хищниками, четыре решительных человека могли постепенно уничтожить все отряды, высланные на их поимку.

Несмотря на то, что они были спасены в данный момент, положение их ни в коем случае нельзя было назвать блестящим; они не могли вечно оставаться в джунглях, и в тот день, когда вздумали бы выйти оттуда, неминуемо попали бы в руки своих противников, которым достаточно было стоять у двух единственных проходов, чтобы помешать им выйти из этих ужасных дебрей. В этом случае беглецам ничего не оставалось бы, как, забыв всякую осторожность, сделать попытку силой прорваться через отряд неприятеля.

Так действительно и поступил губернатор Цейлона, побуждаемый к этому генералом Хейвлоком и вице-королем Индии, потребовавшими, чтобы он не выпускал из рук человека, который был руководителем всего восстания и приехал на Цейлон с единственной целью доставить новые неприятности своим врагам.

Они рассчитывали на то, что Нана-Сахиб, лишенный поддержки Сердара, не замедлит совершить какую-нибудь важную ошибку, которая будет способствовать подавлению восстания и отдаст его самого в руки англичан.

Поэтому можно смело сказать, что Сердар никогда еще не находился в таком отчаянном положении, как теперь.