Текст книги "Том 1. В дебрях Индии (с илл.)"

Автор книги: Луи Жаколио

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 43 страниц)

Страшное общество Духов Вод перестанет существовать через несколько минут и – кто бы мог поверить – в этом помогает ему собственный племянник Сердара, друга Нана-Сахиба, брахматмы, Анандраена из Велура и большинства влиятельных членов общества.

Теперь оставалась только поимка Нана-Сахиба, без которой он не мог получить трость с золотым набалдашником и титул мирасдара. Но если общество Духов Вод будет уничтожено, а Сердара задерживают в Европе его собственные интересы или удовольствия, то похищение принца было вопросом нескольких дней. И тхуг в своих мечтах видел себя уже в другой обстановке, среди своего мирасдарата, господином своих рабов, и окруженным почестями, подобающими раджам. Он решил, что примет одно из имен своей семьи, а так как официально он считается умершим, то никто не узнает повешенного в Велуре душителя Кишнайю в лице мирасдара Граджапати.

В своей радости тхуг совсем упустил из виду, что он был прекрасно известен молодому офицеру, сопровождавшему его, так как Эдуард Кемпбелл был его пленником, и что похищение молодого офицера и его семьи было главной причиной казни тхугов, которой Кишнайя избежал благодаря ордеру сэра Лоуренса, служившему ему до некоторой степени пропуском.

Эдуард Кемпбелл, подчиняющийся военной дисциплине, повиновался приказанию своего начальника, не позволив себе ни малейшего замечания, но дальнейшие события покажут, что для Кишнайи было бы несравненно лучше, если бы молодой офицер остался в этот день в покоях сэра Лоуренса.

Роковому случаю было угодно, чтобы ни один запоздалый туземец не повстречался на пути шотландцев, и поэтому некому было предупредить скрывшихся в Джахара-Бауге; шотландский батальон таким образом смог окружить жилище брахматмы, и ни один из присутствующих не догадался об этом. К своему несчастью Арджуна, который первое время не имел никаких оснований подозревать Совет Семи, указал Старшему-Из-Трех все потайные комнаты, все скрытые выходы, которых было несравненно меньше, чем во дворце Семи Этажей. Кишнайе ничего не стоило расставить часовых таким образом, чтобы не выпустить никого.

Когда все приготовления были кончены, Эдуард Кемпбелл вошел во дворец, а с ним и его шотландцы со штыками наперевес. Сопротивление оказалось невозможным; брахматма, Анандраен, шесть членов нового Совета Семи, четыре факира, состоящих при Арджуне, и два дорвана, или сторожа, – все были схвачены и скручены веревками. Все они признали бесполезность борьбы и отвечали солдатам молчанием, полным достоинства.

Только в тот момент, когда их уводили, Арджуна вдруг заметил самозваного члена Совета, который прятался позади солдат, и крикнул:

– Все вы – индусы, мои братья, и вы, солдаты Европы, – должны знать, кто этот подлый человек, который явился в маске и прячется среди вас. Этот человек присвоил себе высокое положение в нашем обществе, убив наших братьев и надев на себя их одежду. Этот человек, добившийся того, чтобы нас арестовали сегодня, не кто иной, как душитель Кишнайя; он выдавал себя за умершего, дабы ему было легче исполнить задуманные им злодеяния.

Крик негодования и бессильной злобы вырвался из груди индусов, а шотландцы с отвращением отступили от человека, о котором только что говорил брахматма.

– Это неправда! – отвечал тхуг, который понял, какой опасности подвергает он себя, если оставит без протеста такое обвинение и все в Биджапуре узнают его настоящее имя. – Я Старший-Из-Трех, старейшина Совета Семи общества Духов Вод.

– Ложь! – не мог не воскликнуть Эдуард Кемпбелл.

– Ты дашь отчет в этих словах сэру Лоуренсу, – отвечал Кишнайя офицеру и затем обратился к Арджуне, как бы думая, что оскорбление исходит от него.

– Ложь? Ты осмелился это сказать, убийца полковника Уотсона! Да, друзья мои, – продолжал наглый тхуг, обращаясь к шотландцам, – человек, арестованный вами, – тот самый, который приказал убить сегодня ночью несчастного полковника в двух шагах от комнаты вице-короля. И сэру Лоуренсу он предназначил ту же участь, не успей мы предупредить его, упросив вице-короля дать нам возможность арестовать этого человека, позорящего общество Духов Вод.

Ропот гнева пробежал по рядам английских солдат.

– Ты говоришь правду? – спросил старый сержант, обращаясь к тхугу.

Эдуард Кемпбелл закусил губы, заметив, какую ошибку он сделал, вмешавшись в разговор. Смерть Уотсона давала все преимущества Кишнайе, но и поручик в свою очередь нарушил правила дисциплины своим вмешательством в дело, которое его не касалось. Чтобы положить конец этой сцене, которая угрожала принять весьма неприятный оборот, Кемпбелл крикнул:

– Молчать! Берите пленников и вперед… Марш!

– Ты не прикажешь вставить кляп этим людям, сахиб? – спросил Кишнайя.

– Я исполняю лишь то, что мне сказано, и ничего больше, – отвечал офицер, бросив на тхуга презрительный взгляд.

– Не думаю, чтобы вице-король позволил арестованным шуметь, когда запретил это твоим людям. И если хочешь, сахиб, я скажу тебе желание твоего начальника; мне известно, по крайней мере, что у него есть весьма важные причины, чтобы аресты такого рода держались втайне.

Молодой офицер колебался… Он боялся порицания вице-короля, но, с другой стороны, как честный воин, чувствовал отвращение к приемам, применяемым к каторжникам.

– Мы будем счастливы, сахиб, – вмешался в разговор брахматма, – если нам удастся примирить твое чувство долга с чувствами благородного человека; а потому даем тебе слово сдерживать себя во время перехода по городу. Даю слово и за своих товарищей.

– Верю твоему слову, – отвечал Эдуард Кемпбелл, довольный счастливым окончанием инцидента.

И он стал во главе своих солдат, чтобы избежать соприкосновения с душителем.

Возвращение во дворец Семи Этажей совершилось без всяких затруднений, и ни один из жителей Биджапура не подозревал, какой удар нанес им вице-король. Пленников поместили в одной из комнат, предназначенных для шотландцев, где они должны были ждать решения своей участи. Убийство полковника Уотсона придавало всему этому делу исключительную важность, и сэр Джон хотел созвать совещание, чтобы решить, какие меры следует принять в этом случае.

Мнение Кишнайи взяло верх над остальными, и решено было скрыть это событие от туземцев, чтобы облегчить успех экспедиции для поимки Нана-Сахиба; предполагали, что экспедиция удастся, если никто не предупредит принца об аресте брахматмы и его верных товарищей.

До сих пор принца, несмотря на отсутствие его верного защитника Сердара, всегда уведомляли обо всех опасностях, которые угрожали обществу Духов Вод. Если же он ничего не будет знать о случившемся, то Кишнайя и его приверженцы будут занимать свое прежнее место и играть перед жемедарами роль Комитета Трех и Совета Семи, распространив слух, что брахматма послан ими с тайным поручением. Общество таким образом будет продолжать действовать, как будто бы ничего не случилось, и маленький отряд людей под видом посольства, отправленного Старшим-Из-Трех и брахматмой к Нана-Сахибу, проберется в пещеры Нухурмура, где скрывается принц, которого и арестует вместе с его защитниками. Решено было, что Кишнайя в этот же вечер отправится туда вместе с несколькими членами своей касты – настоящими висельниками, которые ни перед чем не отступали и давно уже были известны ему своей смелостью.

Суд над убийцами Уотсона и торжественное уничтожение общества Духов Вод были отложены до поимки Нана-Сахиба. Долгая борьба вождя восстания против английских властей приходила к концу, ибо ничто не предвещало неудачи столь искусно задуманного плана.

Английские солдаты получили строгое приказание хранить втайне события ночи; решено было даже не допускать их до общения с туземцами. Но что делать с пленниками? В городе не было тюрьмы, настолько хорошо охраняемой, чтобы сообщение с ними извне было невозможно.

Сэр Лоуренс думал в течение нескольких минут, как уладить это затруднение, и Кишнайя, глядя на него, вдруг злобно улыбнулся: он вспомнил о Колодце Молчания.

– Доверь мне твоих пленников, – сказал он вице-королю, – я верну тебе их по возвращении из экспедиции. Клянусь тебе, что во время моего отсутствия они не в состоянии будут никому дать знать о своем положении.

– Ты своей головой отвечаешь мне за них, – сказал сэр Лоуренс. – Подумай о том, каким посмешищем я сделаюсь, когда после своего донесения Сент-Джеймскому кабинету об открытии и аресте убийц Уотсона я вынужден буду признаться, что мы не сумели их удержать под стражей.

– Головой ручаюсь за них! – воскликнул тхуг. – Место, предназначенное мною для них, никогда не отдавало тех, кого доверяли ему.

В тот же день под покровом ночи Кишнайя и его приверженцы отвели брахматму вместе с товарищами в подвал, известный под мрачным названием Колодца Молчания.

Вторую плиту заделали цементом и замазали известкой.

– Это их надгробная плита, – сказал тхуг, – одни только мертвые не мстят за себя.

Потом он прибавил со смехом, который казался еще более ужасным, разносясь эхом под этими мрачными сводами:

– Я ведь не обещал вернуть их живыми!.. А теперь идем, – сказал он своим спутникам. – Через пять дней Нана-Сахиб будет в нашей власти.

Кишнайя старался произнести эти слова погромче, чтобы их слышали в подвале.

– Через пять дней! – пробормотал брахматма на языке, неизвестном другим пленникам. – Через пять дней тебя повесят, и на этот раз по-настоящему.

VII

Странное сходство. – Кто этот человек? – Спасенные брахматмой. – Необходимый отдых. – Трогательное признание.

ЗВУК ГОЛОСА АРДЖУНЫ, ГОВОРИВШЕГО на иностранном языке, глубоко взволновал Анандраена; уже второй раз он встречался с брахматмой и второй раз отмечал странное сходство с кем-то, ему знакомым, – сходство, которое сильно взволновало его… Но как и тогда, на собрании жемедаров, так и теперь он отогнал от себя эти мысли, осаждавшие его, тем более, что среди этого многочисленного собрания он не нашел никого, кто мог бы помочь ему проверить себя. Общество за два или три года до восстания, не желая обращать на себя внимание англичан, избегало назначать общие собрания, которые происходили обычно каждый год; а потому никто из приглашенных не знал брахматму настолько, чтобы сообщить Анандраену сведения на этот счет… И вот здесь, в темном подвале, где зрение не могло играть никакой роли, слух подтвердил то же впечатление… Затем этот иностранный язык, звуки которого тождественны были с теми, которые он слышал так часто… И мысли начальника поста Велура полетели на крыльях фантазии…

Когда шум шагов душителей замер в отдалении, брахматма обратился к своим товарищам:

– Братья, – сказал он, – вы, вероятно, спрашиваете, куда этот негодяй, продавший себя англичанам, запер нас? Вы слушали, не издав ни единой жалобы, как замазывали над нашей головой плиту, которую Кишнайя назвал нашим надгробным памятником, – и мольбы наши не порадовали сердце этого чудовища в образе человеческом!.. Вы мужественны и сильны – и я был прав, когда выбрал вас, чтобы спасти общество Духов Вод и отомстить за Индию… А между тем вы думаете, вероятно, что жизнь ваша, которую заранее принесли в жертву, уже кончена? Да, человеческие останки, которые вы попираете ногами, говорят вам, что мы находимся в подвале дворца Омра, куда прежние раджи бросали жертв своей мести. Мертвецы, предшествовавшие нам, указывают, какая участь ждет и вас. Скажите, кто из вас согласился бы сохранить свою жизнь, изменив и древнему обществу, которое всегда защищало слабого от сильного, и изгнанному принцу, который там, в неведомом уголке Малабарского берега, хранить знамя независимости? Есть ли между вами хоть один, который согласился бы отказаться от того и другого, чтобы вернуть себе свободу и выйти из этой могилы?

Единодушные восклицания встретили эти слова брахматмы.

– Нет! Нет! Скорее смерть, и пусть наши кости присоединятся к костям мучеников, спящих здесь! – сказал Анандраен от имени всех.

И в ту же минуту раздался общий крик, повторенный три раза:

– Да здравствует Нана-Сахиб! Смерть англичанам! Да здравствует брахматма!

Старый Анандраен, схвативший Арджуну за руку, судорожно сжал ее, и вдруг, как бы пораженный какой-то внезапной мыслью, громко крикнул:

– Друзья, мы забыли благородного чужеземца, который двадцать лет посвятил себя нашему делу. Если его нет здесь, чтобы руководить нами, то покажем по крайней мере, что он всегда занимает должное место в наших сердцах… Да здравствует Сердар!

Все присутствующие с восторгом подхватили этот крик. Анандраен почувствовал при этом, что рука брахматмы, которую он держал в своих, начала судорожно подергиваться.

– Кто ты такой, ради самого неба? – шепотом спросил его Анандраен.

– Темнота мешает тебе узнать того, чью руку ты пожимаешь, мой милый Анандраен!.. Это я, Арджуна-Велайя, сын Дамары-Велайи… Я все дни радуюсь счастливому случаю, давшему мне возможность встретить тебя.

– И мое счастье велико, – отвечал начальник поста Велура, – ибо боги, желая, вероятно, увеличить мою привязанность к тебе, дали тебе черты и голос самого дорогого из моих друзей; не будь лицо твое бронзового цвета, как у сыновей страны Лотоса, я подумал бы, что какие-нибудь важные причины не позволяют тебе признаться тому, кто любит тебя, как своего сына.

– Боги посылают иногда сходство лиц тем, кто сходен сердцами, – отвечал Арджуна.

Анандраен вздохнул и замолчал.

– Друзья! – начал снова Арджуна, обращаясь ко всем. – Тхуг осмелился нас назвать убийцами за исполнение приговора над Уотсоном, который с сигарой во рту присутствовал при избиении в Серампуре. Более двух тысяч человек пало под ударами его солдат, а в деревне не было ни единого человека, который в состоянии был бы держать в руках оружие; желая избежать мести красных мундиров, индусы без боязни оставили дома детей, матерей и седовласых старцев, думая, что слабость и невинность – лучшая защита для них… Нет, никогда еще не было столь справедливого приговора и исполнение его не было так законно!.. Теперь очередь сэра Лоуренса… Более миллиона человеческих существ было хладнокровно убито по приказанию этого тигра, жаждавшего крови, – хотя борьба была уже прекращена… Он должен отправиться туда же, чтобы отдать отчет Богу! Три раза уже предупреждали его, чтобы он остановил потоки крови, наводнившей всю Индию, но он не принимал этого к сведению… Бросим же Англии, как вызов, голову ее вице-короля! Вы спрашиваете, как могу я говорить такие слова, пока мы находимся во власти нашего жестокого врага? Изменник Кишнайя думал, что устанавливает над нами надгробный памятник, когда замазывал цементом верхние плиты. Но это подземелье принадлежит к числу тех, в которых имеется несколько потайных сообщений; некогда они служили палачам для того, чтобы приходить сюда тайком и наслаждаться криками своих жертв или подслушивать тайны, которыми те делились между собой, мучимые голодом и жаждой. Следуйте же за мной! Через несколько минут мы выйдем отсюда.

Несмотря на окружающую тьму, брахматма твердым шагом направился в сторону подвала, противоположную той, где падиал и Утсара нашли отверстие и ход к вытяжному колодцу. Он нажал рукой часть стены, которая тотчас повернулась и открыла проход, куда через бойницу лился слабый свет, достаточный для того, чтобы идти по узкому коридору. Арджуна шел впереди и легко справлялся с разными механизмами, которые встречались им на пути; достаточно было видеть его уверенность, чтобы понять, как обстоятельно составлен план потайных ходов, который брахматмы передавали друг другу. Арджуна привел своих товарищей в большой круглый зал, устроенный во внутренней башне, которая была совершенно скрыта стенами дворца. Этот зал, превосходно освещенный сверху, остался таким же, каким был во времена Дора-Адил-шаха: широкий диван шел вдоль всей стены зала, посередине которого стоял большой стол из красного дерева, покрытый лаком; в стол на некотором расстоянии друг от друга были вделаны шахматные доски, состоящие из белых и черных квадратиков – слоновая кость и черное дерево. Всего было девять досок, и все они были расположены таким образом, чтобы у каждой могли сидеть два игрока в шахматы.

Это был зал Адил-шаха, куда он удалялся вместе со своими друзьями, чтобы отдохнуть от государственных дел.

– Вот чудный зал для совета, – сказал Арджуна, – и несмотря на указ, уничтожающий общество Духов Вод, мы можем показать нашим врагам, что оно по-прежнему грозно и могущественно.

Когда факир и дорваны удалились через ходы, указанные им Арджуной, последний предложил Совету Семи немедленно устроить заседание для обсуждения серьезных обстоятельств данного момента.

Согласно решению, принятому на общем собрании жемедаров, последним были даны новые инструкции, которые относились к дню, назначенному для восстания. В этот же день сэр Лоуренс, на котором лежит ответственность за самые бесчеловечные и жестокие указы, Хейвлок, который ознаменовал себя самыми кровавыми экзекуциями, и пять членов Совета, способствовавших вице-королю в гнусных репрессиях, должны были пасть под ударами Кинжала Правосудия. Пусть мир узнает об их смерти в одно время с известием о пробуждении Индии, которая вторично взялась за оружие, чтобы отомстить за умерших и вернуть себе независимость.

Был также обсужден вопрос о том, следует ли потребовать вице-короля к ответу перед Советом Семи, и решен утвердительно. Ввиду отсутствия Утсары, исчезновение которого брахматма никак не мог себе объяснить, это требование поручено было передать Судазе, исполнителю приговора над Уотсоном, доказавшему свою необыкновенную ловкость в этом деле.

Покончив со всеми неотложными делами, брахматма, остаться один, предложил членам Совета пойти отдохнуть. Большинство из них достигли довольно пожилого возраста и чувствовали себя разбитыми после пережитых в течение последней ночи волнений. На Совете, устроенном брахматмой, они несколько раз переглядывались с улыбкой: последний говорил так, как будто он не был в заключении, а только что вышел из Джахара-Бауга. Все они не прочь были отдохнуть, но для этого не хватало, по-видимому, места. Арджуна понял их мысли и улыбнулся в свою очередь… Он открыл нечто вроде шкафа, вделанного в стену, где спрятаны были еще шахматы, служившие свите раджи, нажал пружину – и стенка шкафа вместе со всеми полочками отодвинулась в сторону, открыв перед глазами Семи маленькую винтовую лестницу.

– На каждом этаже, – сказал Арджуна, – находится такая же комната, как и эта, но только разделенная на четыре спальни с широкими диванами; они ничем не освещаются, так как башня устроена в месте пересечения четырех внутренних стен. В темноте сон ваш будет еще крепче, и вы без всяких опасений можете отдыхать; нигде нет ни малейшего сообщения с нижним этажом, и пройти к вам можно только через этот зал.

Все Семь удалились, и брахматма остался один.

– Наконец, – сказал он, – наступает тот день, когда я приму участие в борьбе, о которой мечтаю в течение двадцати лет. Юг Индии восстанет, как один человек, под управлением четырех раджей, которых я склонил на свою сторону, а север, хотя и истекающий кровью, с тем же неистовством возьмется за оружие по призыву Нана-Сахиба. Полк морской пехоты, расположенный в Пондишери и управляемый одним из моих друзей, доставит нам три тысячи человек, которые дадут нам возможность снабдить туземные войска достаточным количеством офицеров. «Диана», «Раджа» и четыре других судна Ковинда-Шетти только что прибыли в Гоа, снабженные пушками, ружьями нового образца и всеми необходимыми снарядами. Недели через две мы двинемся против красных мундиров с двумя миллионами хорошо вооруженных людей – и тогда конец Индийской империи и британскому владычеству… Честь моя восстановлена, но я не могу забыть, что двадцать лет тому назад англичане несправедливыми обвинениями разбили мою жизнь. К моей ненависти человека прибавляется еще ненависть француза, ибо я не могу забыть, что Англия в течение нескольких столетий всегда пользовалась самыми тяжелыми моментами нашей истории, чтобы разорить Францию, вырвав лучшие жемчужины из ее колоний… Теперь я вырву у нее Индию! Все идет по моему желанию, и в этот час я вознагражден за все мои страдания. О! Сэр Джон Лоуренс, ты думаешь, что я нахожусь во Франции и спокойно наслаждаюсь шестимесячным отпуском?.. Какое тяжелое пробуждение готовлю я тебе, и ты не знаешь, что близок уже час возмездия за все твои преступления…

Подумать только, что не приди мне в голову мысль воспользоваться этим странным сходством и просить Арджуну позволить мне присутствовать на последнем собрании жемедаров, чтобы узнать настроение умов, – все принятые мной меры потерпели бы полную неудачу! Этот проклятый Кишнайя нашел способ взять в свои руки даже управление обществом Духов Вод! Хорошо еще, что я переписывался с одним только Арджуной, – иначе все мои тайны, все проекты были бы известны этому негодяю. Кроме часа, назначенного для восстания, Кишнайя ничего не знает о наших союзниках, о действительных наших силах, не знает, наконец, о моем пребывании в Индии. А последнее его покушение на нас, которое он считает необыкновенно ловким ударом, совсем отдает его в наши руки. Слишком понадеялся он на толщину плит, заделанных над нашей головой! Я затеял рискованную игру, допустив арест, которого мог избежать, но бывают случаи, когда смелость полезнее осторожности. Это было единственное средство усыпить бдительность наших противников, дав им возможность наслаждаться своим триумфом. Без этого события могли бы развиваться так, что пришлось бы начинать борьбу, не будучи еще к ней подготовленными. Недели две необходимы нам для того, чтобы вооружить наших людей, а в это время Кишнайя, совершенно успокоенный на наш счет, устроит экспедицию в Нухурмур, где все уже подготовлено Барбассоном к его приему. Вице-король будет терпеливо ждать взятия в плен Нана-Сахиба, в котором он теперь вполне уверен. И только после этого он собирается начать действия против раджей Декана.

Пока брахматма говорил вполголоса, делая обзор всего положения вещей, чтобы проверить, приняты ли все предосторожности и не упущено ли чего-нибудь из виду, в зал неслышно вошел Анандраен и остановился позади кресла мнимого Арджуны, рискуя выдать свое присутствие охватившем его волнением.

Сердар – читатель, конечно, узнал его – сидел несколько минут молча, подперев голову руками и погрузившись в глубокие размышления. Затем продолжал:

– Я так прекрасно замаскировался, что никто меня не узнал, за исключением Анандраена… Честный друг! Неуверенность, вызванная моими словами, заставила его страдать, я уверен в этом… А между тем мои старания уклончиво отвечать на все его вопросы должны были показать ему, что он не ошибается!.. Мое недоверие в этом случае огорчило его, конечно, но он должен был понять, что я не мог признаться при факирах и дорванах; я не хотел открывать своего инкогнито и другим членам Совета. Тайна, известная стольким лицам, – уже не тайна… Что касается старого Анандраена, то сегодня же вечером я предупрежу его…

– Ты, следовательно, прощаешь мою нескромность, – сказал Анандраен, который не в состоянии был больше удержаться от душившего его волнения…

– Ты здесь! – воскликнул Сердар, оборачиваясь к нему.

– Это так же верно, как то, что в течение двадцати лет ни одно облачко не омрачило моей привязанности к тебе; верно и то, что я пришел сюда не для того, чтобы подслушивать твои мысли… Когда ты появился на собрании жемедаров, я узнал тебя глазами и сердцем, несмотря на твою туземную одежду и бронзовый цвет кожи, натертой куркумой… Напрасно старался я заснуть в комнате над тобой, которую я сам себе выбрал, я решил прийти и сказать тебе: «Сердар, это ты! Зачем ты скрываешься от своего верного друга?»

– А я отвечаю тебе: «Да, это я, и у меня нет тайн от моего самого преданного и старинного друга»… Ты первый человек, с которым я познакомился в Индии, Анандраен…

– И ты прощаешь меня?

– Нужно ли это?

– Какое счастье видеть тебя снова!

Оба крепко пожали друг другу руку.

– Что ты слышал? – спросил Сердар.

– Все или почти все, – отвечал Анандраен.

– Одобряешь ты меня?

– Совершенно.

– Как я играл свою роль, по-твоему?

– Превосходно! Ты обманул даже Кишнайю… Никогда Арджуне, который вот уже несколько месяцев ведет с ним борьбу, не удалось бы проникнуть во все его хитрые планы.

– Его странное поведение и пробудило во мне подозрение… Мне нечего больше прибавить тебе.

– Есть еще один пункт, оставшийся непонятным для меня.

– Какой?

– То, что ты говорил о солдатах Пондишери.

– Все это очень просто… В качестве губернатора владений моей родины в Индии я назначил одного из моих друзей полковником тамошнего гарнизона; он предан делу, которое я защищаю, и в одну прекрасную безлунную ночь, недели через две, в тот час, когда вся Индия будет вооружена, этот полк покинет французскую территорию и присоединится к нам. Индийской армии не хватает командиров, к которым она питала бы доверие; всех офицеров полка мы произведем в генералы, унтер-офицеров – в полковники, а солдат – в капитаны. Полковник де Лотрек будет назначен командующим армией, которая отправится в Бенгалию против Хейвлока; командир батальона Картье де Ла Шене направится в Мадрас, тогда как Нана-Сахиб и я двинемся во главе западной армии на Бомбей. Четыре раджи во главе двухсот тысяч маратхских всадников под начальством Нариндры займутся очисткой центра, не давая англичанам соединиться и отрезая их от всех пунктов, откуда доставляются съестные припасы… Если все удастся, как я рассчитываю, недель через шесть в Индии не будет ни одного красного мундира.

– Да услышит тебя Шива! – сказал Анандраен. – Это прекрасный сон, и я боюсь, чтобы он, как и все сны, не был далек от действительности.

– Откуда у тебя такие мрачные предчувствия?

– Я боюсь, что раджи Юга лишатся решительности и смелости в последнюю минуту.

– Они слишком скомпрометированы, чтобы колебаться. Не сами ли они, впрочем, всеми силами старались побудить народ к этому восстанию?

– Да, я знаю. Пока речь идет о заговорах, о героических решениях, они всегда впереди других, но как только от слов нужно перейти к делу, так никого нет. Один за другим все изнеженные потомки наших древних королей позволили англичанам ограбить себя и лишились трона, и ни один из них не сел на коня, чтобы защитить наследие своих предков, ни один из них не предпочел славную смерть на поле битвы сомнительной чести украшать собой придворный кортеж вице-короля Калькутты.

– Я это знаю, Анандраен! Но в то время древняя Индия не дошла еще до того состояния, чтобы с дрожью нетерпения ждать свержения чужеземного ига. Соперничество между провинциями, между навабами и раджами были главной причиной торжества наших врагов. Но последние увидят теперь перед собой настоящее народное движение, в котором мусульмане севера соединятся с брахманистами юга для достижения одной и той же цели. И поверь мне, трудно бороться с народом, состоящим из двухсот пятидесяти миллионов человек! Но оставим это, мой старый друг, теперь время не разговаривать, а действовать… Пойди и отдохни несколько часов; я должен быть один, мне нужно отправить важное письмо Барбассону и закончить еще несколько неотложных дел… Не забудь, что для всех здесь я по-прежнему Арджуна.

– Не беспокойся, я не выдам твоей тайны… Еще одно слово, и я покину тебя: где скрывается тот, которого ты так удачно заменил собой?

– Настоящий Арджуна? Я послал его в Нухурмур к Нана-Сахибу, чтобы он на словах передал ему обо всем, что происходит в Биджапуре; я жду его возвращения с нетерпением, чтобы вернуть ему его титул, а себе – свободу действий.

После ухода Анандраена Сердар несколько часов подряд работал один.

Но всякая энергия имеет свои границы. Вот уже несколько дней, как этот железный человек не отдыхал ни минуты; глаза его закрылись помимо его воли, а голова начала медленно клониться над столом, пока не встретила точки опоры, после чего он заснул глубоким сном.