Текст книги "Том 1. В дебрях Индии (с илл.)"

Автор книги: Луи Жаколио

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 43 страниц)

Приближалась полночь; маленькая яхта бежала по направлению к земле; вдали виднелся уже маяк и огни дамбы Джафны. Барбассон разбудил Сердара и его друзей, и все вышли на мостик; затем он отправился к сэру Уильяму и обратился к нему тем же шутливым тоном, каким обычно говорил с ним:

– Ваше превосходительство прибыли к месту своего назначения.

– Благодарю, господин герцог, – отвечал англичанин тем же тоном. – Верьте мне, я никогда не забуду тех кратких минут, которые я провел на вашем судне.

– Ба! – отвечал Барбассон, – людская благодарность – такая редкая вещь!.. Только позже ваше превосходительство поймет всю важность услуги, которую я ему оказываю сегодня!

Яхта входила на рейд, и он быстро крикнул:

– Слушай! Спусти лодку! Готовься! Руль направо! Стоп!

Все приказания исполнялись с поразительной точностью, и «Раджа», сделав полукруг, сразу остановился по направлению руля, который поставил судно кормой к берегу, чтобы оно было готово немедленно двинуться в открытое море. Яхта остановилась в двадцати метрах от берега; в десять секунд была спущена лодка, и Барбассон, пожелавший сам доставить на берег благородного лорда, сказал ему, отвесив глубокий поклон:

– Лодка вашего превосходительства готова!

– Не забудьте моих слов, Сердар, – сказал сэр Уильям, – через два дня… У Ковинда-Шетти.

– Если вы сдержите ваше слово, я постараюсь позабыть все зло, совершенное вами.

– Не хотите ли дать мне руку в знак забвения прошлого, Фредерик де Монморен?

Сердар колебался.

– Ну, это уж нет, вот еще! – воскликнул Барбассон, становясь между ними, – спускайтесь в лодку, да поживее, не то, клянусь Магометом, я отправлю вас вплавь на берег!

Барбассон призывал Магомета только в минуту величайшего гнева; губернатор понял по его голосу, что опасно и, не сказав ни единого слова, поспешил в лодку.

– Вот так-то лучше! – вздохнул Барбассон, в свою очередь занимая место в лодке. – Греби! – крикнул он матросам.

В несколько ударов весел лодка была у набережной, и сэр Уильям поспешно прыгнул на землю.

Таможня находилась от него в десяти шагах, и губернатору нечего было бояться больше; приложив руки ко рту вместо рупора, он крикнул:

– Фредерик де Монморен, я уже один раз держал тебя в своей власти, но ты бежал; ты держал меня в своих руках, но я ускользнул из них, значит мы квиты!.. Чья возьмет? До свидания, Фредерик де Монморен!

– Негодяй! – донесся с яхты звучный и громкий голос.

Тогда Барбассон привстал в лодке и величественным жестом послал ему в свою очередь приветствие, сказав насмешливым тоном:

– Уильям Браун, предсмертное завещание полковника Бёрнса достигло своего назначения.

И, потрясая в воздухе бумагой, которую он так ловко похитил, Барбассон крикнул своим матросам:

– Налегай на весла, ребята! Дружней!

Сэр Уильям поднял дрожащую руку к груди и вытащил бумажник… он оказался пустым. Негодяй испустил крик бешенства, в котором ничего не было человеческого, и тяжело рухнул на песок.

Он солгал, чтобы провести Сердара: это признание Бёрнса было страшной уликой для него… Оно сообщало факт, который ставил не только его честь, но даже жизнь в зависимость от доброй воли тех, кого он оскорбил.

Дня четыре спустя авантюристы прибыли в Нухурмур, где их ждало ужасное известие.

V

Приезд в Нухурмур. – Зловещее предчувствие. – Анандраен. – Что случилось? – Исчезновение Дианы и ее семьи. – Пленники тхугов.

КОГДА СЕРДАР И ЕГО СПУТНИКИ ВЗОБРАЛИСЬ на верхушку большого пика Велур, господствовавшего над отрогами всех окружающих гор, солнце находилось в зените, освещая во всем своем великолепии открывающийся перед ними ландшафт. Природа, залитая потоками солнца, казалась преисполненной такого величия и такой необыкновенной красоты, что при взгляде на нее даже человек с весьма прозаической натурой останавливался пораженный восторгом и ослепленный. Он чувствовал, как вокруг него звучат аккорды чудного гимна, который поэты называют гармонией природы. Когда перед вами открывается подобное зрелище, вы невольно испытываете жалость к некоторым художникам, которые стремятся идеализировать природу, как будто может существовать идеал красоты вне живой природы.

– Какой чудный день! – сказал Барбассон после нескольких минут молчаливого созерцания дивного пейзажа, выражая таким образом чувства всех своих спутников.

В ту же минуту Ауджали три раза воздал «salam» солнцу, став одним коленом на землю и протянув вперед хобот; затем, узнав издали озеро и очертания Нухурмура, он от радости испустил два довольно негромких, тихих для него крика, напоминающих звуки тромбона.

– Ну уж это, мой толстый дяденька, совсем не подходит ко всему окружающему, – сказал провансалец, – тебе следовало бы взять несколько уроков гармонии у твоего маленького соловья.

Все тотчас же двинулись в путь после шутки Барбассона, который никогда еще не был в таком хорошем настроении.

Сердар, имея на руках признание полковника Бёрнса, испытывал величайшую радость, потому что восстановление его чести умирающим избавляло его от несчастья всей его жизни. Ужасное обвинение полковника против Уильяма Брауна доказывало самым неоспоримым образом, что адъютант герцога Кембриджского не ограничился одним только преступлением, в котором обвинял Сердара, но торговал в течение многих лет, злоупотребляя своим положением, секретными бумагами, планами защиты и атаки адмиралтейства. Это на несколько минут омрачило радость авантюриста – всегда великодушный, он не мог не думать о детях и жене негодяя. Но решив, что все преступления Брауна не подлежат наказанию за давностью лет и что на этом основании он легко убедит заседание военного совета, чтобы в приговоре не было упомянуто имя виновного, Сердар успокоился, и ничто больше не смущало его.

Тем не менее, приближаясь к Нухурмуру, он, как бы по контрасту с красотой окружающей природы, почувствовал, что им снова овладевают мрачные мысли. Что случилось в пещерах? Какие новые сюрпризы ожидают его там? Затем он вспоминал, что найдет пустым обычное место бедного Барнета, так ужасно погибшего при столь ужасных обстоятельствах. Все это наполняло его душу самыми грустными предчувствиями.

– Что с вами, Сердар? Вот уже несколько часов, как веселое расположение духа покинуло вас.

– Я очень беспокоюсь, не случилось ли чего-нибудь во время нашего отсутствия, мой милый Барбассон!

– Ничего худого, Сердар, поверьте мне, а вы знаете, что предчувствия мои всегда сбываются. Смерть Барнета, например, – я могу сказать, что предвидел ее. А маневры Рам-Шудора – кто первый разгадал их? А Уильям Браун? Видите ли, когда я говорю, что есть что-то в воздухе, надо быть настороже, когда же я говорю, как сегодня, что ничего, положительно ничего нет, то можно плыть без боязни! Мы приедем и увидим, что Сами просто-напросто занимается приготовлением «popotte», [28]28
  Суп на языке французских детей. – Примеч. перев.


[Закрыть]а Нана-Сахиб тянет свою вечную гуку. Вот субъект, который поистине ведет жизнь ракушки.

– Хотелось бы, чтобы была твоя правда, – отвечал Сердар, который не мог сдержать улыбки, слушая тираду провансальца.

– Кстати о Нана, – продолжал последний, – надеюсь, он будет очень доволен предложением Ковинда-Шетти, который взялся свезти его на «Диане» на маленький остров около Пуло-Кондора, где у него, кажется, есть табачная плантация. Нана может там курить в свое удовольствие.

– Вряд ли принц согласится на это.

– А между тем придется. Надеюсь, он не претендует чтобы мы вечно охраняли его? При бедном Барнете жизнь во время вашего отсутствия была вполне сносной. Мы так хорошо понимали друг друга: две половины одного и того же лица, да! Но теперь, когда нет Пилада, не останется и Орест. Сколько слов я наговорил; вот посмеялся бы он, правда только двадцать четыре часа спустя… понимал-то он туго, не сразу. Но раз, бывало, поймет, так уж не остановится.

– Вы слишком веселы сегодня, Барбассон, – сказал Сердар, которого очень забавляло это южное многословие, – а это, знаете, приносит несчастье.

– Нечего бояться, говорю вам… Мои предчувствия, видите ли, Сердар, непогрешимы… Я только им и верю.

Рама и Нариндра шли молча; они знали Кишнайю и были уверены, что он не упустит случая воспользоваться их отсутствием, чтобы устроить какой-нибудь фокус. Оба так хорошо понимали друг друга, что не находили нужным делиться своими мыслями.

Путешественники приближались к месту назначения. Еще несколько шагов, и они увидят таинственную долину, которая служила садом для жителей пещер; у каждого из них сердце билось от волнения. Даже Барбассон молчал, чувствуя, что на нем отражается общее настроение. На повороте, скалистом и очень крутом, который Барбассон в своем «курсе» географии Нухурмура окрестил «Дорогой в рай», Сердар остановился. Часть этой дороги, которая затем сразу поворачивала в сторону, шла на расстоянии нескольких метров вдоль пропасти, где находилась долина, дно которой нельзя было видеть из-за ее необычной глубины; но зато листва деревьев подымалась так высоко, что сразу бросалась в глаза. Сердар слегка наклонился и заглянул туда; затем он бросился на землю и свесился над пропастью, держась руками за кусты.

– Берегитесь, – крикнул ему Рама-Модели, – я как раз так упал в тот день, когда нашел наше убежище.

– Держите меня покрепче, чтобы я мог высунуться еще дальше, – отвечал Сердар, – мне кажется, я что-то вижу на верхушке одного из фикусов.

Нариндра, отличавшийся необыкновенной силой, взялся держать Сердара, и последний, совсем почти повиснув над пропастью, мог наконец удостовериться в том, что он видит. На одной из самых верхних ветвей неподвижно сидел какой-то туземец.

– Кто этот человек, сидящий в такой выжидательной позе? – спросил Сердар, в высшей степени заинтригованный этим. Как только он замолчал, из глубины долины послышался слабый голос, точно шепот, едва доносившийся до слуха присутствующих.

– Он говорит, – обратился Сердар к своим друзьям, – но не настолько громко, чтобы я мог понять; замолчите, я хочу слушать.

На этот раз голос с видимым усилием крикнул громче:

– Это я, Сами, эхо доносит ко мне сюда каждое ваше слово, а также малейший шум в горах.

– Зачем ты забрался туда? – с тревогой спросил Сердар.

– Чтобы первому узнать о твоем приезде. Тебя здесь ждут на пике Велур; я со вчерашнего дня то и дело прихожу сюда… Анандраен в пещерах, он имеет сообщить тебе нечто важное.

– Хорошо, мы сейчас спустимся.

Сердар встал с помощью Нариндры и передал товарищам все, что слышал, потому что только он один мог настолько ясно слышать слова Сами, чтобы понять их. Странная вещь! Звук передавался только вниз, но не вверх. Сердар был очень бледен, и легкое дрожание голоса указывало на беспокойство, причиненное ему словами молодого метиса.

– Вы видите, Барбассон, – грустно сказал ему Сердар, – что сегодня мои предчувствия вернее ваших.

Они двинулись вперед со всей скоростью, какую только позволял уклон горы; до входа в пещеры со стороны озера оказалось добрых полчаса ходьбы.

– Что может быть нужно от нас Анандраену? – говорил Сердар, спускаясь с горы. – Здесь должно быть что-нибудь не терпящее отлагательства, если он решился оставить свой дом и поселиться в Нухурмуре.

Но вот они достигли входа и вбежали в пещеру, где их ждал Анандраен. Им не понадобилось даже спрашивать его.

– Вот, наконец, и вы, – сказал он, как только заметил их. – Я еще со вчерашнего дня жду вас и не ушел бы до вашего приезда.

– Что случилось? Говори скорее, – сказал Сердар с невыразимом волнением.

– Пароход, который привез твою сестру, ее мужа и детей, приехал шесть дней тому назад, когда ты уезжал на Цейлон. Мне дал знать об этом член нашего общества в Бомбее; в то же время он сказал мне, что на настоятельные вопросы твоей сестры, удивленной, что ты не встретил ее, он нашел нужным открыть ей тайну твоего убежища и сообщить о том, какой долг чести удерживает тебя вдали от нее. «Не я, само собой разумеется, буду порицать брата за то, что он остался верен другу в несчастье», – сказала она.

– Милая и благородная сестра! – воскликнул Сердар. – Продолжай, Анандраен!

– Она попросила провести ее к вам в Нухурмур.

– Так она здесь!.. У тебя, быть может? – прервал его Сердар с криком радости.

– Мужайся, Сердар!

– Ну говори же, не томи меня.

– Ты прерываешь меня и замедляешь мой рассказ, – спокойно отвечал ему индус.

Сердар понял и замолчал. Анандраен продолжал:

– Меня уведомил твой корреспондент, что он отправил ко мне маленький караван, который я должен провести в Нухурмур; леди Кемпбелл, ее муж и дети выехали дня четыре тому назад на повозках, запряженных буйволицами…

– Ну? Ради Бога!

– Ну… с этой минуты о них ничего больше неизвестно.

– Но это невозможно! – воскликнул Сердар, – они должны были приехать к тебе еще вчера.

– Нет! Иначе мой сын проводил бы их сюда.

– Но…

– Спокойствие, Сердар, спокойствие! Выслушай меня сначала, а затем будешь возражать, хотя несравненно лучше, если ты вместо возражений подумаешь, что тебе предпринять, Я сказал, что о них никто и ничего больше не слышал, потому что они не явились в назначенный день. Обеспокоенный их отсутствием, я пошел им навстречу и дошел до самого Бомбея, но нигде не встретил их. Тогда я поспешил назад с несколькими членами общества Духов Вод; мы обыскали дорогу по всем направлениям, расспрашивали жителей, с которыми встречались, но не смогли узнать, что с ними случилось. Я разделил все пространство между своими товарищами, чтобы они продолжали поиски, а сам поспешил сюда.

Несчастный Сердар ломал руки от отчаяния и то и дело повторял:

– А я-то, я уехал! Ах! Будь проклято это путешествие!.. Да буду я проклят за то, что не был там, чтобы помочь им, защитить!..

– Успокойся, Сердар, – сказал Анандраен и повелительным тоном. – Теперь некогда горевать, надо действовать.

– Ты прав, извини меня! Я не могу рассуждать, я действую, как сумасшедший! Я успокоюсь… Да, я… О! Горе тому, кто вздумал поставить им западню!.. Нет такой ужасной пытки, нет такой медленной смерти…

– Сердар, все мы твои друзья – мы просим тебя не допускай таких взрывов гнева, которые лишают тебя способности рассуждать и мешают нам хладнокровно обсудить дело и найти средство выйти из трудного положения.

– Да, вы мои друзья… Я вас слушаю; видите, я спокоен теперь…

Однако поступки несчастного не согласовывались с его словами; он, как безумный, вцепился ногтями в свое тело и рвал на себе волосы… Но это был кризис, и надо было дать ему пройти. После целого потока слез, рыданий, вскрикиваний он снова стал тем энергичным человеком, каким его знали.

– Довольно. Теперь поговорим, – сказал он мрачным тоном. – Если они погибли, я буду жить, чтобы отомстить за них.

– И мы с тобой, Сердар! – крикнули хором присутствующие.

Анандраен принадлежал к числу самых важных членов тайного общества Духов Вод. Это – не выдумка романиста; оно действительно существует в Индии и существовало в течение многих веков подряд. Оно ведет свое начало с первых времен мусульманского владычества и было создано с целью защиты народа от лихоимства завоевателей. Только благодаря этому обществу Нана-Сахиб и Сердар могли подготовить великое восстание, которое едва не положило конец английскому владычеству; также благодаря ему Нана-Сахиб мог до сих пор еще укрываться от поисков англичан. Всем известен тот бесспорный исторический факт, что принца нигде не могли найти, что он бежал, унеся с собой скипетр императоров Дели, и живет в никому неведомом уголке далекого Востока под покровительством этого могущественного общества.

Анандраен был спокойным, хладнокровным человеком по праву давнего знакомства с Сердаром он мог говорить с ним так, как не осмелился бы говорить никто из окружающих.

– Сердар, – сказал индус, видя, что тот успокоился, – я исполнил свой долг и должен вернуться к моему посту, но сначала хочу высказать тебе свое мнение об этом печальном для нас происшествии. Твои родные похищены тхугами, в этом не может быть никакого сомнения; тебе, я думаю, только чудом удастся найти их и явиться туда вовремя, чтобы спасти их. Я говорю это не для того, чтобы лишить тебя мужества, а чтобы ты употребил все свои усилия и собрал все силы своего ума, всю свою энергию, так как великая пуджа, или праздник душителей, будет через три дня, и все пленники, которых они забрали несколько месяцев тому назад, будут зарезаны на алтаре богини Кали по случаю этого торжества. На этот раз они так сумели скрыть свои следы, что мы никак не могли найти место, назначенное для исполнения их кровавых таинств, а между тем я пустил в ход своих самых искусных людей. Мне остается одна только надежда. Если Рудра приехал из Бихара, где он живет и куда я специально послал за ним, он, может быть, преуспеет там, где другие потерпели неудачу. Это самый удивительный человек на свете; ты знал его во время войны за независимость и видел его в деле. Если он у меня, я сейчас пришлю его к тебе.

– Благодарю тебя, Анандраен, – отвечал Сердар, который слушал последнего, не прерывая, – благодарю, что ты не скрыл от меня ужасной истины. Мы с друзьями постараемся по возможности скорее составить план кампании; нельзя же ехать наудачу, несмотря на неотложную спешность дела, но через час мы будем во всяком случае в дороге.

– Спускайтесь по Слоновой горе, это самый долгий, может быть, зато самый легкий путь сюда; я указал его Рудре на тот случай, если бы он вздумал явиться сюда в Нухурмур. Я очень удивлен, что его нет до сих пор. Салам, Сердар, и да хранят тебя боги!

– Салам, Анандраен! Доверяю тебе принца на все время нашего отсутствия… У меня не так много людей, и я вынужден взять с собой Сами.

– Я пришлю кого-нибудь на его место. Не беспокойся, впрочем, одни только тхуги могут задумать что-нибудь против него, но они не посмеют сунуться сюда.

– Не беспокойся обо мне, – сказал принц, присутствовавший при этом разговоре, – я слишком многим обязан тебе, мой друг, чтобы не сочувствовать твоему горю. Иди спасай своих родных, со мной может случиться лишь то, что угодно небу.

VI

Последнее совещание. – Где тхуги. – Совет Барбассона. – Каста душителей. – Жертвы, предназначенные для великой пуджи. – Следы похитителей. – Подвиги Рудры. – Барбассон и изменник Максвелл. – Засада. – Поимка тхугов. – Диана спасена. – Правосудие и месть. – Съеден пантерами. – Восстановление чести.

НЕ УСПЕЛ АНАНДРАЕН УЙТИ, КАК ТОТЧАС ЖЕ началось совещание, – проходившее без излишних праздных споров; все находились в крайне лихорадочном возбуждении, каждый понимал трудность предприятия после серьезных слов, сказанных начальником поста Велура.

– Тхуги должны были иметь какое-нибудь основание, – начал Сердар, – чтобы оставить развалины Карли, где они могли выдержать продолжительную атаку, но где их легко было открыть. В то время, как все думали, что они находятся там, они были в другом месте, в каком-нибудь мрачном убежище среди чащи леса, и занимались там приготовлениями к празднеству, куда затем из предосторожности и отправились в последнюю минуту.

– Да ушли ли они из этих развалин? – сказал Барбассон. – Они тянутся на громадном расстоянии, с самыми разнообразными разветвлениями; тхуги могли вернуться обратно через какое-нибудь место, выходящее в лес, сделав предварительно вид, что совсем покидают развалины.

– Это необходимо проверить, – отвечал Сердар. – Не думаю во всяком случае, чтобы они ушли далеко. Их более двухсот человек, не считая женщин и детей, а такая толпа не может ведь не оставить после себя следов. Если бы Анандраен не заверил меня, что он послал на поиски своих самых ловких ищеек, я бы ни за что не поверил, чтобы их не могли найти в течение целых четырех дней.

– Позвольте мне сказать слово, Сердар! – вмешался снова Барбассон.

– Говори, мой друг! Мы научились ценить справедливость ваших слов.

– Я буду по возможности краток, – отвечал провансалец, – позвольте мне только высказать несколько соображений, поскольку я всегда придерживаюсь логических выводов. В нашем распоряжении три дня: это мало и в то же время много. Вы сейчас увидите, почему. Я утверждаю, что время, потраченное на обсуждение, не только не потеряно, но, напротив, будет употреблено с величайшей пользой, ибо от нашего решения, принятого твердо и быстро исполненного, зависит успех нашего предприятия. Ваши родные покинули Бомбей четыре дня тому назад, ровно через двадцать четыре часа после того, как корреспондент из этого города уведомил Анандраена об их отъезде. Последний тотчас же отправился к ним навстречу, следовательно, уехал из Велура в то время, как путешественники двинулись в путь; он должен был встретить их почти на половине дороги, то есть у развалин Карли. Но он никого не встретил и дошел до самого Бомбея. Это указывает яснее ясного, что ваши родные исчезли в первый же день своего отъезда и что тхуги, совершив это похищение, не выказывают больше признаков жизни. Подумайте: в этом случае им оставалось всего несколько часов, чтобы оставить эту местность и перекочевать в другую. Если же они действительно уехали, как же случилось, что Анандраен и его люди не встретили их, несмотря на то, что два раза в один и тот же день избороздили одну и ту же дорогу, а после них исколесили всю местность посланцы общества Духов Вод? Я считаю физически невозможным, чтобы Кишнайя и его приверженцы могли сделать хоть один шаг и не быть замеченными, если вспомнить при этом, что местность заселена как с одной, так и с другой стороны развалин. Ручаюсь собственной головой и головой почтенного Барбассона-отца, – провансалец ни при каких обстоятельствах не мог отказаться от шуток и всегда разнообразил ими свою речь, – да, я ручаюсь двумя этими благородными головами, что тхуги набросились на караван, затащили его в подземелье Карли и затем уничтожили свои шалаши, избушки и палатки, устроенные вокруг храмов, чтобы заставить всех думать, будто они ушли. Это самое простое, что они могли сделать, потому что жить постоянно в уединенной местности они не могут и должны вернуться в деревню после исполнения своих мистерий… Я сказал и не прибавлю больше ни единого слова, потому что, видите ли, логика – вот главное!

По лицу Сердара, несмотря на его горе, проскользнула слабая улыбка удовольствия.

– Барбассон, – сказал он, – вы избавили нас от целого часа споров и хождений ощупью. Ваше рассуждение так ясно, так точно, что нет возможности не согласиться с ним. Тхуги, действительно, не имели времени удалиться в другое убежище, если бы даже оно было у них приготовлено, как я думал сначала. Остается направить поиски в Карли, и это подает мне некоторую надежду; нам ни при каких обстоятельствах не может хватить трех дней на то, чтобы тщательно осмотреть двадцать миль, покрытых лесами, горами, долинами и ущельями, которые отделяют нас от Бомбея.

– Это не уменьшает предстоящих нам затруднений, – заметил Нариндра. – Я слыхал, что подвалы и подземелья Карли так обширны и многочисленны, что в первые годы мусульманского завоевания в них несколько месяцев подряд скрывалась часть жителей целой провинции.

Факт, приведенный маратхом, неоспоримо верен. В Индии, а именно в Эллоре, Элефанте, Сальсете и Карли, встречается огромное количество пещер, подземелий и храмов, высеченных из цельного гранита; они относятся к первобытным временам троглодитов, когда человек не умел еще строить и рыл себе жилье прямо в земле вокруг храмов, посвященных богам. С тех пор, как англичане стали преследовать касту тхугов, последние воспользовались этими местами, пустынными и покрытыми густыми лесами, для совершения своих ужасных мистерий.

В Европе рассказывали множество самых нелепых басен относительно этой мрачной касты, которая в настоящее время насчитывает очень мало приверженцев. Изложим в нескольких словах суть их верований. Тхуги составляют собственно не касту, а религиозную секту, в которую принимают людей всех каст Индии, начиная от последнего шудры до брахмана, за исключением парий, которые принадлежат к касте «неприкасаемых» и считаются отбросами человечества. В этой стране различных пережитков данная секта является последним остатком эпохи, когда на всем Индостане совершались человеческие жертвоприношения. Со времени смягчения нравов, естественного явления цивилизации, эти жертвоприношения перестали быть общей принадлежностью культа всей нации и сохранились только среди небольшого количества фанатиков, которых не смели преследовать, пока длилось владычество брахманов, на том основании, что они представляли собой первобытные традиции предков, а ни в какой стране не уважают так традиции, как в Индии.

Мусульманское нашествие хотя и не могло совершенно уничтожить их, все же принудило поклонников Кали приносить свои кровавые жертвы втайне среди пустынных мест. Ужас, который они внушали всем, был так велик, и они так ловко умели скрывать свое местопребывание, что англичане в течение ста лет своего владычества не подозревали даже о существовании такой секты. С тех пор они делали все возможное, чтобы уничтожить ее, и воображают, из-за полного и непроницаемого молчания, воцарившегося вокруг них, что тхугов в Индии больше не существует или, по крайней мере, что их кровавые жертвоприношения представляют собой что-то исключительно редкое. На самом же деле тхуги научились прятаться более тщательно и по-прежнему продолжают праздновать каждый год знаменитую пуджу, или великий праздник Кали, который является в настоящее время единственной церемонией культа, отправлявшегося в течение столетий.

Тхуга нельзя отличить ни по каким признакам; он может быть вашим соседом, другом, родственником, и вы не будете этого знать. В один прекрасный день он вступает в секту и затем каждый год с помощью знаков, понятных только ему, получает таинственное уведомление о том, что в такой-то час, а такую-то ночь и в таком-то месте будет совершено кровавое жертвоприношение. Место для этого выбирается всегда в каком-нибудь мрачном лесу, на пустынном песчаном берегу, в развалинах древнего храма, в древних пещерах троглодитов или же в уединенном доме, принадлежащем одному из их вождей.

Это место никогда не освещается ярко, чтобы посвященные, мужчины и женщины, не могли узнать друг друга; одна только коптящая лампочка бросает зловещий свет на алтарь, где приносятся жертвы. Обычно их бывает восемь-десять и более; предпочитается четное число. Обнаженные, они привязаны к столбу и ждут своей очереди. Жрец вскрывает тело одним ударом огромного ножа, вытесанного из камня, ибо металлический нож считается непригодным, а затем погружает руки в дымящиеся внутренности, как это делали древние гаруспики [29]29
  Гаруспики – в Древнем Риме жрецы, гадавшие по внутренностям жертвенных животных.


[Закрыть]и волхвы, и начинает целый ряд предсказаний. Каждый зритель мог подойти и задать оракулу свой вопрос; сердце и внутренности сжигались потом на треножнике. Когда последняя жертва будет убита, когда последний крик прозвучит под мрачными сводами развалин, в уединенных подвалах или на пустынных песчаных берегах, тогда лампа гаснет и начинается оргия, описать которую не решится ни одно пристойное перо. Затем участники этих отвратительных собраний уходят крадучись домой и не думают о них до будущего года.

На западе, вблизи гор и джунглей Малабарского берега, некоторые деревни, целиком населенные тхугами, оставались нетронутыми до последнего восстания сипаев; но англичане воспользовались присоединением Индии к королевским владениям вследствие этой войны, которая показала неспособность Ост-Индской компании, и разослали повсюду до того строгие приказы, что тхуги рассеялись и слились с остальным населением, как и их собратья из других провинций.

Такова была участь, ожидавшая родных несчастного Сердара, если бы он не поспел вовремя спасти их. Какое сверхчеловеческое мужество надо было иметь этому человеку, чтобы не пасть под тяжестью горя и смертельного беспокойства, удручающих его!

Была минута, когда он думал воспользоваться амнистией и отправиться в Бомбей, чтобы, захватив там с собой 4-й шотландский полк, командир которого находился в плену у тхугов, напасть с ним на развалины, не оставив в живых ни одного из скрывающихся там негодяев. Но Рама остановил его:

– Не делай этого! Ты хорошо знаешь Кишнайю, и потому должен знать, что при первом шуме, при первой твоей попытке все жертвы будут безжалостно убиты.

Увы, он был прав! Надо было спасать осторожно, пробраться в это логово ползком, схватить за горло палачей и, воспользовавшись общим смятением, вырвать у них добычу… Какую страшную нравственную пытку испытывал Сердар, думая о своей сестре Диане, о прелестной, юной Мэри, доставшихся этим диким зверям!

– Скорее, друзья мои, – сказал он, – каждая лишняя минута усиливает мою душевную тревогу… Я чувствую, что только тогда успокоюсь, когда мы доберемся до места, где укрываются эти проклятые.

– Отправляемся, – отвечал Барбассон, – вы сами увидите, Сердар, что я был прав.

Это был уже не тот Барбассон, который так любил удобства и ничего больше не желал, как окончить свои дни в Нухурмуре. Как хорошая охотничья собака, почуявшая дичь, провансалец, дорвавшийся до дела, жаждал приключений и опасностей.

В ту минуту, когда все приготовились следовать за Сердаром, вдруг послышался сигнал, хорошо известный всем посвященным. Нариндра побежал отворить вход; не успел повернуться камень, как в пещеры вбежали два человека и крикнули:

– Закройте, закройте скорее! Нас преследуют!

Это был Анандраен и с ним какой-то неизвестный авантюристам туземец.

– Сердар, положение усложняется, – сказал он, входя в пещеру, где заседало совещание. – Я встретил по дороге Рудру и первые его слова были: «За мной по пятам гонятся два тхуга и английский офицер». Мы бросились с ним в хорошо знакомую мне лощину, думая, что преследователи будут продолжать свой путь по склону Слоновой горы. Но, огибая озеро, мы увидели вдруг, что они быстро карабкаются по горе, направляясь в нашу сторону. Этот офицер – известный негодяй Максвелл.

– Убийца моего отца! – прервал его Рама-Модели с выражением необыкновенной радости. – Да будет благословен Шива, посылающий его мне, – на этот раз он не убежит от меня.

Анандраен продолжал:

– Спутники офицера – это проклятые души Кишнайи, его правые руки во всех экспедициях; все трое идут сюда для осмотра местности, так как главарь тхугов узнал от Рам-Шудора, что тот нашел убежище Нана-Сахиба, хотя не мог указать ему, где находится вход в пещеры, потому что сам этого не знал.

– Мы все же отправимся, – отвечал Сердар, энергию которого ничто больше не могло сокрушить, – и тем хуже для препятствий, которые мы встретим по дороге: мы их устраним.

– Худое известие вознаграждается хорошим, – отвечал Анандраен. – Рудра – я представляю его тебе – пришел вчера и, узнав от моего сына, чего я хочу от него, тотчас же направился прямо к развалинам Карли, чтобы отыскать следы тхугов и… впрочем он здесь, а потому сам лучше меня расскажет, что с ним случилось.