Текст книги "В стране чудес"

Автор книги: Луи Жаколио

Соавторы: Луи Русселе
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Л.РУССЕЛЕ и Л.ЖАКОЛИО

В СТРАНЕ ЧУДЕС

ИЗ ЖИЗНИ И ПРИРОДЫ ИНДИИ

ПЕРЕРАБОТАНО ДЛЯ ДЕТЕЙ

ПОД РЕДАКЦИЕЙ

М. ЛЕОНТЬЕВОЙ

ГЛАВА I

НА БЕРЕГАХ ГАНГА

Утро в Индии. – „Заклинатель" змей. – Крокодил

Занималась заря. На далеком небосклоне показалось неясное зарево, предвещавшее восход ослепительного солнца Индии. Яркие звезды меркли

одна за другой, и только созвездие Южного Креста боролось еще с восходящим светилом.

В чистом, прохладном воздухе царила невозмутимая тишина. Даже в джунглях, где только-что раздавалась перекличка шакалов и завывание гиен,

внезапно воцарилось полное безмолвие. Дикие звери спешили скрыться в свои логовища, и неясные тени их быстро мелькали в кустах.

Глубокая тишина всегда сопровождает в Индии момент быстрого перехода от непроглядной ночи к ясному дню. Здесь нет сумерек и медленного

рассвета, едва лишь первые лучи солнца позолотят легкие облака, как вся природа вдруг оживает, как бы очнувшись от ужасов ночи.

Ничто не нарушало мертвой тишины голой,

обширной равнины. Но вот, на тропинке, извивающейся вдоль правого берега Ганга, показался старик. Он шел, согнувшись под тяжестью двух

больших корзин, которые нес, по индускому обычаю, на концах гибкой бамбуковой жерди.

По временам старик останавливался для отдыха, ставил свою ношу на землю и, выпрямившись, озабоченно посматривал на горизонт.

Первые лучи утренней зари, осветившие смуглую худощавую фигуру путника, наполовину прикрытую лохмотьями, придавали ему странный

фантастический вид. Это был странствующий нищий.

Старик, повидимому, совершил далекий путь и изнемогал от усталости.

Подвигаясь шаг за шагом по высокому берегу Ганга, он вдруг очутился на краю глубокого, наполненного водою оврага, пересекавшего тропу.

Чтобы не делать далекого обхода, путники обычно переходили вброд этот узкий залив, покрытый водорослями.

Наш незнакомец не был, повидимому, склонен к этому. При виде мутных вод залива, у него вырвался крик отчаяния, и он в изнеможении опустил свои корзины на землю.

– Неужели же я никогда не дойду до моей цели! – воскликнул он безнадежно.– С самого заката солнца иду я по бесконечному берегу Ганга,

и новый день наступит раньше, чем я и мои друзья успеем найти себе убежище! На перекрестке дороги в Каунпор я встретил старого

брамина, совершавшего богослужение. Я совсем окоченел от холода и просил его дозволить мне погреться перед жертвенным огнем. Но он пре-

зрительно отказал мне, сказав: „Прочь нечистый!

Твое присутствие осквернит священное пламя".

Изнемогая, я побрел дальше. Завидев, наконец,

издали гостеприимный кров, я „надеялся вскоре отдохнуть, как вдруг этот проклятый овраг преграждает мне путь! Вверять ли мне мое слабое

тело этим темным водам, убежищу страшного крокодила?

Вопрос старика остался без ответа. Желая скорее добраться до видневшегося вдали гостеприимного крова, он поднял свою ношу, опираясь на посох, спустился по откосу в овраг, измерил посохом глубину его и вошел в воду. Ноги его скользили по илистому дну, а длинные стебли ло

тоса замедляли его путь, тем не менее, он вскоре достиг противоположного берега. Но едва успел он вступить на берег, как из воды показалась

отвратительная голова огромного крокодила, и острые зубы чудовища крепко вонзились в ногу старика. Старик с громким криком упал на землю,

корзины его разлетелись в разные стороны, из них торопливо выползло множество змей, которые быстро скрылись в высокой траве.

Несчастный старик, падая, ухватился за крепкий тростник, покрывавший берег. Крокодил, не ожидавший встретить сопротивление, поднял над во-

дой голову, пытаясь увлечь за собою свою жертву.

Борьба продолжалась всего несколько мгновений. Выбившись из сил, старик выпустил из рук тростник, быстро повернулся к чудовищу и, ухва-

тившись за его голову, мгновенно выдавил ему оба глаза.

Животное закричало от боли, выпустило добычу и быстро скрылось в мутной воде.

Несмотря на ужасную рану на ноге, путник поспешно отполз подальше от берега. Но раньше, чем взобраться на откос, отделявший его от

равнины, он принялся искать свои корзины. Он вскоре нашел их и убедился, что они пусты.

– Увы, все ушли! – вскричал он в отчаянии. – Где вы, мои милые спутники, мои дорогие друзья? – продолжал он мягким, ласковым голосом, как бы ожидая ответа от своих любимцев, скрывшихся в густой траве. – Все до единой ушли! Неужели я затем лишь спасся от страшных челюстей кро-

кодила, чтобы разлучиться с дорогими моему сердцу друзьями? Возвратитесь, мои кормилицы!

В ответ на его зов в траве послышался легкий шорох и вслед затем показалась великолепнаячерная кобра (очковая змея), одна из самых ядо-

витых змей. Она тихо подползла к ногам старика, поднялась перед ним и с легким свистом раздула свой капюшон.

При этом знакомом звуке несчастный „заклинатель" змей быстро нагнулся, взял осторожно змею в руки, и вместо того, чтобы положить в корзину, сунул ее за-пазуху, под лохмотья.

Борьба продолжалась всего несколько мгновений

Змея, повидимому, была знакома с этим уютным местом и, довольная, тотчас свернулась клубком у самого его сердца.

Старик снял висевшую у него на боку сопилку и стал извлекать из нее нежные звуки в надеждевернуть своих любимиц. Он нежно звал их, суля

несбыточные награды, – но все было напрасно:

на его зов отзывалось одно лишь эхо. Прождав напрасно некоторое время, старик взял свой посох и корзины и с трудом поднялся на откос.

Это был Мали, укротитель змей. Он возвращался с ярмарки в Голи, где заставлял своих змей танцевать перед богиней Кали. Но верующих

в Индии становится все меньше, и дары их оскудевают, так что Мали возвращался таким же нищим, каким он прибыл на ярмарку.

Тем временем солнце уже взошло на безоблачном небе и осветило необозримую равнину. Старик выбрался на дорогу, но силы скоро изменили

ему, страдая от раны, он в изнеможении опустился на землю, несмотря на то, что оставалось не более версты до красивого здания, принадлежавшего, повидимому, европейцу-плантатору. Но и этот короткий путь был для него слишком велик. Передохнув с минуту, старик поднялся и снова побрел, но сделав несколько шагов, он упал от невыносимой боли и вскоре лишился чувств.

ГЛАВА II

СЕМЕЙСТВО БУРКЬЕН

Европеец-плантатор. – Возвращение Андре. —

Брат и сестра. – Утренняя прогулка. – Нищий

Мали не напрасно расчитывал на отдых под крышей дома, до которого ему так трудно было добраться. Там жил саиб, европеец Буркьен, один из самых богатых землевладельцев края.

Буркьен не был чужестранцем и не походил на тех европейцев, которые селятся в Индии с целью разбогатеть и затем вернуться на родину, эти временные владельцы только разоряют страну и, угнетая население, возбуждают к себе общую ненависть.

Туземцы считали Буркьена скорее индусом,

нежели европейцем, и хотя переделали его французское имя на свой индусский манер, называли не иначе как Бур-хан, т. е. .злой хозяин", – однако, любили его за доброту и щедрость.

Буркьен родился в Индии и пользовался почетом индусов, прежде всего, как внук славного деда своего, Гектора Буркьена, храброго защитника Алигара.

Гектор Буркьен, родом парижанин, принадлежал к числу тех французских искателей приключений, которые в конце прошлого столетия поступали на индусскую службу, чтобы сражаться против англичан.

Женившись на дочери владетельного индусского принца, Гектор Буркьен получил за нею в приданое поместье Гандапур, на берегу Ганга,

между Каунпором и Битуром. После поражения при Ласвари, он поселился в этом поместье с женою и сыном, и основал здесь обширную факто-

рию индиго.

Внук его, Арман Буркьен, посетил Европу. Там он женился в Париже и вскоре вернулся в Индию.

Когда сыну его Андре исполнилось двенадцать лет, он отослал его в Париж для окончания образования. Через два года после отъезда сына, он

лишился матери, а вскоре затем и жены, которая оставила ему прелестную девочку, четырнадцатилетнюю дочь Берту.

Одиночество показалось плантатару до того невыносимым, что он решил вызвать сына домой.

В январе 1857 года юноша прибыл в Калькутту и через месяц, побывав в чудесном Бенаресе,

приехал в Гандапур, – накануне того дня, с которого начинается наш рассказ.

Андре был красивый, стройный юноша пятнадцати лет. Его смуглое лицо с прекрасными голубыми глазами соединяло красоту двух типов —

индусского и французского. Париж поразил его своею лихорадочною жизнью, огромными домами и мощеными улицами. Но замкнутая жизнь лицея так резко отличалась от простора Индии, что он давно стосковался бы по родному крову, если бы не обещал матери прилежно учиться. И действи-

тельно, Андре учился прилежно и мужественно переносил затворническую жизнь. В лицее он оставил по себе самые лучшие воспоминания.

Вызов отца несказанно обрадовал его, и он с радостью вступил на индийскую почву.

Сгорая желанием повидать знакомые, дорогие места, Андре поднялся на другой день на заре и поспешил в конюшню, чтобы оседлать свою лю-

бимую лошадь Жальди. Вдруг он услыхал чьи-то легкие, торопливые шаги и, повернув голову, увидал на пороге конюшни свою сестру.

– Ах, ты хитрец! – воскликнула молодая девушка, грозя ему пальцем. – Едва успел приехать,

как уже снова собрался бежать, забыв совсем о своем товарище детства!

– Нет, не забыл, – отвечал Андре, целуя Берту, – но я всю ночь не мог сомкнуть глаз от нетерпения повидать знакомые места и хотел поско-

рее прокатиться, чтобы вернуться к твоему выходу.

– Пустые отговорки! Изволь, в наказание, сейчас же оседлать мою Нилу и ехать со мною!

– Подчиняюсь безропотно этому наказанию!– засмеялся Андре, и поспешил оседлать лошадей.

Несколько минут спустя молодые люди мчались по обширной равнине. Первые лучи солнца уже золотили вершины стройных пальм, не успев

еще коснуться роскошной растительности полей, окутанных синеватым туманом. Перед глазами наших героев расстилалась необозримая равнина

с прекрасными, обработанными полями, на которых колосья ячменя поднимались выше голов лошадей, затем следовали обширные поля индиго

с золотистыми цветами, гряды с многоцветным маком, волнующиеся нивы и поля с сахарным тростником, далее виднелись зеленеющие леса,

в которых в изобилии встречались фиговые, грушовые и апельсиновые деревья, обремененные зрелыми плодами. Насколько мог видеть глаз,

благодатная почва повсюду в изобилии снабжала

владельца самыми разнообразными дарами при-

роды.

Андре был в восхищении от окружавшей его природы, чем не мало удивлял свою сестру.

– Тебе, сестрица,– воскликнул он, – все это кажется весьма естественным, потому что ты не бывала в других странах и привыкла видеть эту

благодать!

– Мне кажется, Европа не менее прекрасна,– заметила девушка с легким вздохом сожаления.

– Конечно, дорогая сестра, но если бы почва Индии обрабатывалась так же прилежно, как в

Европе, она могла бы прокормить миллиард людей, вместо населяющих ее двухсот миллионов. Здесь все поражает величием и грандиозными разме-

рами!

Альпы ничто в сравнении с нашими Гималаями. Чтобы образовать такую реку, как наш могучий Ганг, пришлось бы слить в одну множество европейских рек. У нас солнце круглый год согревает почву, между тем, как там целыми месяцами лучи его слабо пробиваются сквозь свинцовые тучи. Там с наступлением зимы вся природа погружается в долгий сон. Тогда солнце лишь изредка показывается на далеком небосклоне, деревья теряют свою листву, с полей исчезают цветы и плоды, и почва покрывается

белым снежным покровом, реки застывают, течение их как будто останавливается под толстою ледяною корою, и жители укрываются в домах

или выходят, укутавшись в теплые одежды, из опасения простудиться и захворать.

– Брррр! Меня от одних слов твоих бросает в озноб! – воскликнула Берта.

– Тем не менее европейцы совсем не считают себя несчастными. Благодаря трудолюбию и изобретательности, они легко переносят суровый

климат. В то время, как индус довольствуется ничтожной тряпкой, прикрывающей его пояс и голову, утоляет голод несколькими плодами и

ищет себе защиты от непогоды под лиственным кровом, —европейцы должны иметь теплую одежду, питательную пищу и прочный кров, под которым они проводят большую часть своей жизни.

В Европе нельзя быть праздным , "-там идет беспрерывная борьба за существование. Но довольно, я философствую точно профессор, вместо того,

чтобы восхищаться окружающей нас красотою.

Солнце жгло невыносимо, и Берта напомнила брату, что пора вернуться домой, так как отец наверно ожидает их с нетерпением.

– Я хочу поклониться Гангу – нашему кормильцу и отцу, как называют его индусы. Вперед, сестрица! Мы скоро домчимся до берега.

Молодые люди галопом поскакали вперед и вскоре увидали залитые солнцем прекрасные, голубые воды реки. Вдруг Жальди, лошадь Андре,

так неожиданно бросилась в сторону, что едва не сбросила седока. Укрепившись в седле, Андре стал успокаивать своего коня. В то же время он

заметил, что сестра его изменилась в лице и

быстро осадила лошадь.

– Что с тобою, сестрица?– крикнул он ей. – Неужели ты сделалась трусихой? Жальди, как видно, не узнает меня, но я докажу ему, что меня

не так-то легко сбросить с седла.

– Взгляни сюда!– вскричала девушка в ужасе, указывая на лежавшего на дороге путника.

Андре быстро спешился и, бросив сестре поводья, подошел к старику Мали. С трудом оттащил он его к откосу дороги. Он убедился, что нищий жив, хотя одежда его была вся в крови, а на ноге зияла большая рана.

Оставив раненого под надзором сестры, успевшей тем временем успокоиться и сойти с лошади, – Андре побежал к реке, намочил платок и, вернувшись, обвязал им голову бедного путника. Из груди старика вырвался глубокий

вздох, он вскоре очнулся и с изумлением взглянул на молодых людей.

– Ах, саибы! – пробормотал он едва слышно.

– Да, старик, мы саибы,—ответил Андре, – но будь покоен, мы не обидим тебя. Скажи, что с тобой случилось?

– При переходе через овраг на меня напал крокодил,– ответил Мали, – я так ослабел, что не могу идти дальше.

– Как ужасно! – вскричала Берта. – Мы возьмем тебя с собою, я уверена, что отец наш приютит тебя.

– Вы слишком добры,– ответил Мали слабым голосом, – но я не в силах дотащиться до вашего дома. Оставьте меня здесь и пришлите мне не-

много пищи. Я отдохну тут с денек, а потом,

надеюсь, как-нибудь дотащусь до моей хижины.

– Нет, это невозможно, друг мой, – заметил Андре.—Солнце еще больше растравит твою рану.

Садись на мою лошадь, и мы скоро доберемся до дому.

– Сесть на вашу лошадь! – удивился Мали. – Разве вы не видите, что я нищий, презренный нат!

– Нищий ли ты, или нет – мне все равно, садись на мою лошадь, – я требую этого. Настойчивость Андре заставила старика повиноваться. Он пробормотал несколько слов в виде извинения и с помощью молодых людей взобрался на лошадь, которую Андре повел в поводу домой. Вид нищего, сопровождаемого молодыми европейцами, представлял невиданное зрелище для Индии, где глубокая бездна разделяет все касты (классы). Такой поступок со стороны саибов, властителей страны, мог считаться настоя-

щим подвигом.

Немудрено, что многочисленная дворня Буркьенов была поражена видом странного поезда, прибывшего в факторию. Молодые люди не напрасно

расчитывали на гостеприимство отца: по его распоряжению, укротителя змей 'поместили в маленькой хижине фермы, где ему была оказана

необходимая помощь.

ГЛАВА III

КОБРА САПРАНИ 1 )

Таинственная собеседница.– Сапрани. – Рассказ

Мали.– Ум змей

На другой день утром Андре и Берта отправились проведать старика. На пороге они встретили туземного врача, которого еще накануне

позвали к больному. Он успокоил молодых людей, сказав им, что кости не повреждены и рана поэтому не опасна, через несколько дней Мали

совсем оправится.

Довольные этою вестью, Андре и Берта направились к больному, но, подходя к хижине, остановились, услышав, что старик ласково раз-

говаривал с кем-то.

– Ты, моя Сапрани (царица змей),– говорил старик, – моя верная подруга. Все покинули меня в минуту невзгоды, и лишь ты одна, моя красавица, осталась мне верною. Зато отныне все ласки, вся любовь моя принадлежат тебе. В Бенаресе я куплю тонкой кисеи для твоего мягкого ложа и

и украшу мой тумриль х ) кораллами, чтобы радовать твой ясный взор, а когда поймаю беглецов,

заставлю их в торжественные дни ползать перед тобою.

Кто же эта таинственная подруга, с которой так нежно разговаривал нищий? Молодые люди тихо подошли к порогу и с любопытством загля-

нули в хижину.

Каково же было их изумление, когда они увидели, что Мали полулежал на тростниковой цыновке, и взор его с любовью отдыхал на прекрасной, черной кобре – самой ядовитой змее Индии. Поднявшись на свернутом в кольцо хвосте и раздув свой капюшон, пресмыкающееся мерно покачивалось перед стариком из стороны в сторону, как бы прислушиваясь к обещаниям и

нежным именам, ласкавшим ее слух, подобно чудесной музыке.

У Берты вырвался невольный крик ужаса, испугавший змею, она быстро развернулась и с шипением скрылась под цыновку. Выдав таким образом

свое присутствие, молодые люди вошли в хижину.

– Это вы, добрые саибы ! – воскликнул Мали. – Добро пожаловать!

Заметив, что молодые люди не решаются подойти к нему, он успокоил их:

– Не бойтесь, добрые саибы! Моя Сапрани умеет отличать моих друзей и не причинит вам никакого зла. Она сделалась робкой вследствие

последних наших невзгод и потому испугалась вашего прихода.

– Значит, ты разговаривал с этой гадкой змеей,– сказала Берта.—Я ненавижу змей, и отец мой приказал убивать этих гадов, где бы они не

встретились.

– Змея змее рознь, – возразил Мали. – Я уверен, что ваш отец не обидит моей подруги. И вы сами полюбите мою милую Сапрани, когда позна-

комитесь с нею поближе.

– Ну, этого, кажется, никогда не будет, – заметил Андре,– моя сестра ужасная трусиха, ну, а отец, конечно, не обидит твоей змеи, к которой

ты так сильно привязан.

Берта слегка поморщилась при замечании брата относительно ее мужества, но ничего не возразила.

– Как ты чувствуешь себя сегодня?– спросил Андре старика. – Доктор успокоил нас и сказал, что ты вскоре будешь в состоянии отправиться в

путь.

– Я еще слишком слаб, – ответил старик, – надеюсь, вы позволите мне отдохнуть здесь несколько дней...

– Конечно, друг мой, – прервал его Андре, – оставайся здесь, сколько хочешь. Отец охотно разрешит тебе это.

– Благодарю вас, добрый саиб. – Дня через два я все-таки должен отправиться в путь. Во время моего несчастного приключения я растерял

всех моих змей, за исключением Сапрани. Я уверен, что они уползли недалеко, и надеюсь скоро отыскать их.

– На что вам эти отвратительные гады? – спросила Берта, содрогнувшись.

– Это мои кормильцы. Я приучил их слушаться моего голоса и показываю их в городах и селах. Завидев толпу народа, я останавливаюсь

и начинаю играть на моем тумриле. Змеи выползают из корзин одна за другой, становятся у ног моих в ряд, и раздув свои капюшоны, пляшут под

такт моей музыки. В заключение они обвиваются вокруг моего тела, всползают мне на голову и, составив из себя венец с шипящими головами,

делают меня похожим на самого грозного Сиву.

Тогда медные деньги дождем сыплются на меня со всех сторон. От Гималаев до реки Нербудды все знают Мали, укротителя змей. Нет праздника,

куда не пригласили бы меня, потому что никто не сможет так искусно заставить змей плясать перед алтарем красной Кали.

Андре ласково перебил старика:

– Ты обещал нам рассказать историю твоей любимицы кобры. Расскажи, мы рады тебя послушать. Эти слова, повидимому, обрадовали старика.

Берта из предосторожности села близ дверей, а Андре растянулся на цыновке возле укротителя змей.

– Года два тому назад, – начал Мали, – я отправился с моими змеями на ярмарку в Бильзу.

Вы знаете, конечно, что этот город более 20-ти столетий славится своими прекрасными памятниками, равно как и своим положением при истоке

Бетвы, изливающейся из Виндийских гор. Окрестности отличаются диким видом, покрыты непроходимыми лесами и населены кровожадными гон-

дами и жестокими билями ). Но мне нечего было опасаться этих дикарей: они чтили меня и дрожали от страха при одном моем виде. Мне угро-

жала другая опасность– встреча с дикими зверями, которые водились во множестве в тех местах.

Поэтому я вынужден был итти днем, во время сильного зноя, когда хищные звери скрываются в своих логовищах.

Однако, я счастливо добрался до селения, от которого мне оставался лишь один день пути до Бильзы. Но там я узнал от жителей, что в окрестностях свирепствует тигр-людоед, жертвой которого сделались за неделю перед тем два неосторожных путника. Меня убеждали итти по другой дороге, но для этого мне пришлось бы делать далекий обход, требовавший лишних 3 дня пути.

Время было дорого, мне надо было поспеть к открытию ярмарки. Поэтому я решился итти прямым путем и, несмотря на все предостережения,

Тигр валялся в припадке бешеной ярости

бодро направился к лесу. По мере того, как я углублялся в чащу, мною постепенно овладевал страх. К тому же мои корзины были очень тяжелы

и сильно затрудняли мой путь, за несколько дней перед тем я поймал несколько молодых кобр, которые значительно увеличивали вес моей ноши.

Я шел уже часа два и приближался, как мне казалось, к опушке леса, я радовался, что избрал прямой путь,—как вдруг, обходя большую скалу,

очутился с глазу на глаз с огромным тигром, величиною с буйвола.

Выронив со страху мои корзины и не замечая, что змеи мои расползаются во все стороны, я остановился, как вкопанный, перед страшным

врагом. Он медленно приближался ко мне, но я и не думал спасаться. Тигр испустил дикий рев и, сделав, огромный прыжок, мгновенно бросил меня

на землю. Закрыв глаза, я задыхался под тяжестью огромного зверя и чувствовал, '.как когти его вонзились в мою грудь и ноги. Я находился еще

в полном сознании и недоумевал, почему зверь щадит мою жизнь,– как вдруг, к моему изумлению, почувствовал себя свободным. Открыв глаза,

я увидал, что шагах в трех от меня тигр валялся в припадке бешеной ярости. В течение четверти часа метался он по земле в предсмертных судоро-

гах и, наконец, растянулся неподвижно на траве.

В течение нескольких минут я не двигался с места. Наконец, убедившись, что зверь неподвижен, я поднялся и осторожно подошел к нему. —

Оказалось, что тигр околел. Собрав своих змей, скрывавшихся в соседних кустах, я уже намеревался удалиться от этого злосчастного места, как

вдруг заметил, что у меня недостает молодой кобры, одной из самых разумных и преданных мне любимиц. Все мои поиски оказались тщетными.

Уходя, мне вздумалось еще раз взглянуть на тигра—и что же представилось моим глазам? Моя юная Сапрани обвилась вокруг шеи чудовища и

впилась в его горло своими ядовитыми клыками.

Тут я понял все : Сапрани спасла меня от смерти.

Когда я в тот же день прибыл в Бильзу, весть о моем чудесном спасении быстро разнеслась по всему городу. Народ громко– ликовал, все хотели

видеть царицу змей, и я ушел из Бильзы осыпанный подарками. Как же мне после этого не любить мою добрую, преданную подругу? Не далее, как

вчера, она одна осталась мне верной и не покинула меня во время несчастья.

– Вы правы, – воскликнула Берта, – Сапрани обладает хорошими качествами! В награду за это я с сегодняшнего дня прикажу давать ей по

чашке молока.

– О, вы можете быть уверены, что она будет вам за это благодарна!– ответил Мали.

В это время змея, как будто поняв, о чем шла речь, высунула голову из-под цыновки, а затем, сделавшись смелее, выползла на середину хижины.

Это было слишком большое испытание для мужества Берты, – она закрыла лицо руками и опрометью выбежала из хижины.

Андре был мужественнее сестры. Он остался со стариком, желая ближе взглянуть на его любимицу. Сапрани была прелестная кобра, длиною в

два аршина, ее блестящее, гибкое тело было покрыто черной чешуей, украшенной правильными рядами желтых пятен. По данному Мали знаку,

кобра поднялась и, раздув свой капюшон, показала два черных очкообразных круга, украшавших ее шею.

– Неужели такое небольшое животное в состоянии убить в несколько минут тигра?– спросил юноша укротителя.

– Укушенный коброй тигр околевает менее чем в четверть часа,– ответил Мали.

– А человек?

– Человек умрет в несколько минут.

– В несколько минут!—удивился юноша.

– Да, калькутские ученые утверждают, что яд кобры убивает человека в полторы минуты.

– Это ужасно! – воскликнул Андре. – Надеюсь, Сапрани никогда не примет меня за врага.

– На этот счет будьте покойны, дорогой саиб,– ответил с живостью старик.– Отныне Мали и Сапрани всецело принадлежат вам. Вы можете

располагать ими по своему усмотрению.

ГЛАВА IV

У БИТУРСКОГО РАДЖИ

Андре. – Бенарес. – Обычаи. – „Дурна" и „Тра-

га". – Танец янц. – Два слова о классовом раз-

личии. – Первое предостережение

Андре был очень впечатлительным юношей.

Бьющее в глаза неравенство классов в Индии поразило его. Посетив Бенарес и некоторые другие замечательные места страны, он увидал бесправие

низших классов, отверженность париев, надменность браминов и богачей. Разделенный на касты (подобие европейских классов) народ задыхался в

этих клеточках, изобретенныххитроумными священнослужителями, которые поддерживали такой порядок, пользуясь народной темнотой и невежеством.

Андре знал, что в Париже тоже не все люди равны между собой, что и там блага жизни предоставлены людям далеко неравномерно, и тем

не менее, в Индии нищета и бесправие одних и безмерная власть и богатство других поразили его. Еще в лицее он задумывался над сущностью

человеческих отношений. Он видел, что рабочие в своих мастерских, крестьяне на своих полях – обречены на полуголодное существование бесправных рабов, а плодами их трудов пользуются привиллегированные классы, не ударяющие пальцем о палец для создания этих благ. Такое положение возмущало честного юношу, и он обещал себе

в дальнейшей жизни трудиться, не покладая рук наравне с рабочими, внушавшими ему симпатию.

Андре ясно не сознавал, в чем именно будет состоять эта работа, но ему представлялась полной удовольствия и радостного труда жизнь в фактории

отца – с полевыми работами, с посещениями леса и лугов, где пасутся отцовские стада. Эти идиллические картины, которые Андре рисовал себе

еще в Париже, побледнели и расплылись, когда юноша прибыл в Индию. Все, что он успел увидеть до приезда в дом отца, за тот месяц, который

он провел, путешествуя по Индии, наводило его на печальное размышления. Юноша спешил поделиться своими впечатлениями с сестрой Бертой,

которая вовсе не знала жизни.

Через несколько дней, когда Андре отдохнул от путешествия, он уединился с Бертой в отдаленном уголке сада и рассказал ей о Бенаресе.

– В Бенарес я прибыл незадолго до заката, причалив у лестницы Гаты, неподалеку от знаменитой пагоды Шивы, где брамины так обирают

легковерных индусов.

Когда подымаешься вверх по Гангу, то прежде всего замечаешь верхушки минаретов, возвышающиеся над громадами дворцов. Эти грациозные

башенки живописно разбросаны по всему берегу на протяжении многих кварталов.

Нельзя забыть панорамы, которую составляют храмы, башни, колоннады, высокие набережные, террасы с балюстрадами в сочетании с пышной

листвой баобабов, тамариндов и бананов, прекрасное зрелище представляют собою величественные деревья, осыпанные кистями цветов, и здания,

покрытые скульптурными украшениями.

Вместо набережных – гигантские лестницы, ступени которых спускаются к самым водам Ганга.

Наверху стоят Гаты, нечто вроде монументов, состоящих из четырех колонн, соединенных между собою одним карнизом. От восхода до заката

солнца эти лестницы покрыты толпами кули (грузчиков), которые разгружают и нагружают небольшие суда, снующие вверх и вниз по реке и доставляющие товары из Бенгалии, Европы и Азии.

Кули трудятся очень тяжело. Голые, изможденные тела их облиты потом. Мускулы их напряжены, жилы на лбу вздуты. Почти не отдыхая, питаясь

незначительными порциями риса, эти люди работают не меньше вьючных животных, едва вырабатывая себе на пропитание. Мне было очень тяжело

видеть грузчиков в Бенаресе.

– А каковы бенгальские женщины?– перебила брата Берта. – Говорят, они очень красивы?

– Да, я видел их в Бенаресе– начал Андре: – на закате солнца тысячи мужчин и женщин спускаются по ступеням Гат, чтоб совершить вечернее

омовение в священных водах Ганга. Как прекрасны женщины Бенгалии! Если только они не изнурены тяжкими работами под палящими лучами солнца, то все они почти без исключения замечательно красивы. У них крошечные ручки и ножки, легкие грациозные движения, большие томные глаза, волосы длинные и шелковистые, кожа тонкая и нежная. Ни один скульптор или художник не нашел бы в бенгальских женщинах никаких недостатков.

– Где ж ты жил в Бенаресе? – спросила Берта.

– О, мой дом был построен по очень оригинальному плану, – ответил Андре. – Все окна в нем выходили только в одну сторону и из всех окон

виден был Ганг. Дом состоял из семи этажей, и все комнаты выходили на крытые галлереи и на террасы, спускавшиеся к набережной. При этом сооб-

щение между этажами было очень странное. Для того, чтобы попасть из одного этажа в другой, нужно было сначала пройти всю амфиладу комнат

и затем уже по лестнице в две, три ступенки подняться в следующий этаж, здесь тоже пройти все комнаты, в последней– вновь лестница в третий

этаж, и так до шестого, а в седьмой можно было попасть лишь по подъемному мостику на цепях.

В седьмом этаже был удивительно чистый и свежий воздух и великолепный вид на Ганг.

С потолка спускались на бронзовых цепях лампы, в виде шаров молочного цвета, так что свет проникал во все уголки комнаты, позволяя читать даже самую мелкую печать. Тут были небольшие медные жаровни, на которых постоянно лежали тлеющие угли. Время от времени угли посыпались душистым порошком, в состав которого входит сантал, корень ириса, ладан и мирра. Таким образом, воздух в комнате всегда был благовонным.

– Расскажи мне, Андре, еще что-нибудь о самом городе, – попросила девушка.

– Чтобы иметь настоящее представление о городе, надо углубиться внутрь, пройти узкие и извилистые улицы, многочисленные лабиринты

и с какой-нибудь возвышенной точки взглянуть на каждый квартал. Лучше всего влезать на минареты мечетей, но лестницы мечетей, лишенные

решеток, узки и круты, так что довольно опасны для того, кто страдает головокружением.

Когда я однажды достиг купола минарета, я был награжден великолепным видом Бенареса.

У моих ног расстилались чудесные сады, красивые площади и дворцы, а вдали я видел плодородные равнины, кудрявые леса и величавую реку. Ты-

сячи небольших, но удивительно красивых особняков окружены прелестными цветниками, и почти в каждом из них центральное место занимает фонтан. Легкий ветерок разносит его серебристую