Текст книги "Остров в огне"
Автор книги: Луи Анри Буссенар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)
ГЛАВА 3
Раненые поправляются. – Вот что случилось с матросом из Прованса. – Все таланты, все добродетели, кроме скромности. – Преемник Барка. – Мадемуазель Фрикет. – Ее прежняя жизнь. – Три военных кампании. – Китай. Мадагаскар. Абиссиния. – Страшная новость.
Прошло три недели с тех драматических событий, которые послужили как бы прологом к нашему повествованию.
Внимание к больному, глубокие знания и природный ум Фрикет сделали свое дело: кубинская героиня Долорес Вальенте пошла на поправку. Врачам удалось спасти ей левую руку, размозженную во время атаки.
А поначалу доктора решили, что нужна срочная ампутация. К этому же склонялась и Фрикет. Однако, поразмыслив, девушка потребовала консультации с главным врачом. Тот тоже счел ампутацию необходимой.
Сама же Долорес категорически возражала, и ее оставили в покое. Тогда-то она и решила свершить то, что все полагали невозможным. Результат превзошел ожидания. Но ценой каких усилий, какого напряжения, какой стойкости!
Долорес начала ходить, держа, как солдат, руку на перевязи, и сразу же взялась помогать Фрикет.
Вместе со своей благодетельницей, а теперь и подругой, Долорес ходила по палатам, где в бреду стонали больные и раненые, старалась утешить их, пострадавших от братоубийственной войны, часами просиживала рядом с несчастными. Она была как луч солнца, проникший в царство отчаяния.
Пошел на поправку и ее брат Карлос. Рана быстро затягивалась, а легкие оказались незатронутыми. Как и его командир Масео, дважды получавший проникающие ранения, полковник выздоравливал на глазах. Он уже вставал с постели, неплохо ел, хотя, конечно, был еще очень слаб.
Наконец и матрос, столь необыкновенным образом вернувшийся к жизни, когда Фрикет собиралась начать вскрытие, совсем вылечился. Ну и удивительным типом оказался этот провансалец! Он даже среди своих соотечественников слыл за оригинала – шумный, болтливый, подвижный, словно обезьяна, сильный, как мул, готовый выполнить любую работу, удивительно расторопный и в то же время бесконечно добрый, несмотря на почти устрашающую внешность. Буйная шевелюра затеняла его лицо до самых глаз, едва заметных под лохматыми, точно углем намазанными бровями, кожа чернела, будто у магрибинца [19]19
Магрибинец – житель Магриба, региона на западе Африки, включающего несколько государств.
[Закрыть], а зубами, представлялось, можно дробить камни. Добавьте к этому трубный голос и своеобразный акцент, которым так гордится Прованс.
Мариус все повидал, всюду побывал, даже, по его словам, в гостях у черта, откуда, однако, вернулся на свет Божий.
Через неделю больному уже нечего было делать в госпитале и, поскольку мест не хватало, его стали готовить к выписке. Но тут выяснилось, что корабль, где француз служил, отплыл. Выйдя после лечения, Мариус просто оказался бы на улице. Сама по себе такая перспектива не ахти как его пугала, беспокоило другое. При мысли, что придется расстаться с той, кто неожиданно воскресила его, провансалец впадал в отчаяние. Ему невероятно хотелось выразить Фрикет бесконечную признательность, но, как это сделать, он не знал.
Перед уходом, робея, чего-то стыдясь, комкая в руках матросскую шапочку, бедолага пошел проститься с Фрикет. И та, человек тактичный, умеющий дарить, не обижая, предложила ему небольшую сумму денег из своего невеликого достатка. Сглатывая слезы, моряк вежливо отказывался, бормоча:
– Нет, мадемуазель… Нет! Никаких монет, прошу вас. Дело в том, что… ну вот… я хотел бы… да… конечно… Но… Распроклятая жизнь! У меня как будто клок пакли в глотке… Я не осмеливаюсь…
– Вы не осмеливаетесь… Чего? Ну же, говорите, дружок… Я сделаю все, что могу, для такого славного парня, как вы.
– Ну так вот… Возьмите меня своим ординарцем.
Услышав просьбу, которой она, мягко говоря, не ожидала, сестра милосердия расхохоталась. Подумав, что он сказал нечто ужасное, моряк сгорбился, опустил голову; весь покрывшись потом, он не знал, в какую бы дыру забиться, как сделать, чтобы под ним разверзлась земля.
Девушке стало не по себе: неужели она обидела этого достойного человека, решившего, не имея ничего, подарить благодетельнице самого себя и молившего о добровольном рабстве. Успокоившись, она протянула ему руку и сказала:
– А впрочем, почему бы и нет? Вы займете место моего верного Барка… Учтите только: я не как другие женщины – моей обслуге приходится туго.
– Вот здорово! Конечно, я с-согласен! В-вы правильно делаете, мадемуаз-зель! – в восторге заорал он. – В-вы увидите, и такая старая акула, как я, на что-то сгодится. Мне с-сорок пять лет, а с-служба на флоте – с-суровая школа. З-знаете, я умею делать в-все… Да-да, в-все! И даже больше…
От радости Мариус заговорил с провансальским акцентом: опять зашуршали, зазвенели согласные, которые за минуту до того почти не были слышны.
Все больше увлекаясь, он говорил:
– Если нужно, я смогу быть матросом, кавалеристом, пехотинцем, учителем фехтования, артиллеристом, плотником, егерем, оружейником, п-портным, с-сапожником, рыболовом, санитаром… И еще: для меня разорвать канат – все равно, что бечеву… А! Разве перечислишь все, что я умею…
– Вижу, вы не страдаете отсутствием скромности.
– Ну!.. Ну!.. Не очень… Скромность, мадемуазель, – это что-то вроде извинения, которое просят люди, лишенные таланта.
С этого философского изречения, сделанного безапелляционным тоном, и началась служба Мариуса-Альбана-Батиста Кабуфига. Отныне его видели повсюду. Он занимался самыми различными, иногда несовместимыми между собой делами, и со всеми превосходно справлялся; по примеру арабов, в рот не брал вина, был предельно честен, чистоплотен, как голландская хозяйка, а огромные волосатые лапы с когтями вместо ногтей оказались воистину золотыми руками. В общем, француз сразу стал незаменимым помощником.
Со смеху можно было умереть, глядя, как он, будто слон, пытающийся приучить птичек, справляется со всеми этими хрупкими штучками, какими Фрикет пользовалась при анализах, или как он расставлял безделушки на полках.
С «мадемуазель» Мариус оставался почтителен, молчалив, даже робок, а с другими – шумен, криклив, назойлив, доводя испанцев до изнеможения своими фантастическими историями на невозможной смеси провансальского, арабского, итальянского и кастильского языков и диалектов.
Матроса все любили за доброту и услужливость. От его веселых шуточек морщины разглаживались даже у самых больных и угрюмых.
Однажды мадемуазель Фрикет сидела на идущем вокруг всего госпиталя настиле и болтала с Долорес. Рядом, растянувшись в шезлонге, о чем-то размышлял с сигаретой в руке полковник Карлос. Француженка рассказывала кубинке о своей жизни, учебе, надеждах, опытах, прожектах. Долорес и Карлос с восторгом слушали яркую, образную речь и, казалось, сами принимали участие в описываемых событиях.
Фрикет поведала им, как еще совсем ребенком прочитала «Кругосветное путешествие юного парижанина» и как ее охватила страсть к дальним странствиям Маленький горожанин Фрике, герой этого романа, вскружил ей голову Имя Фрике не сходило у нее с уст, и родители в конце концов шутя прозвали дочку Фрикет, чем она очень возгордилась.
Чтение романа и новое имя предопределили ее дальнейшую жизнь. Мадемуазель Амелия Робер, по прозвищу Фрикет, решила повторить судьбу и стать достойной своего любимого героя. А это требовало многого.
Фрике был подростком, почти мужчиной. И, хотя в его кошельке гулял ветер, юноша, закаленный нищенской жизнью, полный сил и изобретательности, имел все, чтобы включиться в борьбу.
А мадемуазель Фрикет? Хрупкая девушка, почти дитя. Но с такой железной волей, что многие сильные и смелые мужчины позавидовали бы ей. Родители, ремесленники предместья Сен-Антуан, жили на весьма умеренный заработок и, конечно, не имели возможности удовлетворить желание дочери. Естественно, дальние путешествия требовали денег.
Тем не менее мадемуазель Фрикет нашла весьма благородный, хотя и очень трудный способ достичь цели. Она решила изучить не хуже любого мужчины все гуманитарные и естественные науки. Да-да, латынь, греческий язык, историю, курс изящных искусств, математику, физику, ботанику, зоологию. Тогда уже появились учебные заведения для девушек, где изучали все эти предметы, и мадемуазель поступила экстерном [20]20
Экстерн – в данном случае приходящий ученик, не живущий, а только занимающийся в так называемом «закрытом» учебном заведении.
[Закрыть]в лицей имени Виктора Гюго [21]21
Гюго Виктор (1802–1885) – французский писатель, прозаик, драматург, поэт, автор знаменитых романов.
[Закрыть].
Нужно ли говорить о том, что девушка стала образцовой ученицей, умной и очень старательной. Она занималась многие годы, не щадя себя, и наконец получила один за другим – браво! – сразу два диплома бакалавра [22]22
Бакалавр – первая ученая степень во многих странах.
[Закрыть]филологических и естественных наук. Да зачем же ей потребовались эти дипломы? Чтобы изучить медицину! А медицина-то почему понадобилась? Да потому, что профессия врача дает особо полезные людям знания, независимость в принятии решений, уважение и – что особенно важно для женщин – свободу размышлять, оценивать факты, решительно действовать. К тому же диплом доктора медицины дает или, во всяком случае, должен дать приличные средства к существованию.
Как следует поразмыслив, все взвесив, Фрикет, тогда еще совсем юная, пришла к разумному выводу: «Когда я стану доктором, добьюсь от правительства научных командировок, которые позволят мне уехать далеко-далеко, и я получу возможность многое увидеть и изучить».
Все было хорошо продумано: маленькую головку переполняли великие идеи.
Долгие годы Фрикет постоянно обдумывала свои планы и шаг за шагом шла к их реализации. Примерная ученица лицея стала ни с кем не сравнимой студенткой. Все удивлялись ее увлеченности работой, поразительным успехам. Вполне понятно, что преподаватели, заинтересовавшись, узнали о ее замыслах.
Упорная француженка уже очень продвинулась в учении. Но тяга к дальним странствиям не покидала ее. А тут разразилась война между Японией и Китаем [23]23
Война между Японией и Китаем – происходила в 1894–1895 годах, имела целью утвердить японский контроль над Кореей и проникнуть в Китай. Увенчалась победой Японии.
[Закрыть]. И однажды будущему доктору медицины пришла в голову великолепная мысль: «А что, если отправиться туда санитаркой?» Ее нередко посещали неординарные идеи, осуществить их, однако, было не так-то легко. Где достать деньги? Один проезд из Парижа в Иокогаму [24]24
Иокогама – город в Японии, важнейший порт страны.
[Закрыть]и обратно стоит три тысячи франков [25]25
Франк – денежная единица Франции и ее заморских департаментов, равная 100 сантимам (су). Введен в 1799 году.
[Закрыть]. Да еще экипировка [26]26
Экипировка – снаряжение, обмундирование, одежда; снабжение всем этим.
[Закрыть], накладные расходы, само пребывание за границей и, конечно, нужен какой-то запас на всякий случай.
У нее не было и десяти луидоров [27]27
Луидор – французская золотая монета, чеканилась в 1640–1795 годах.
[Закрыть]в кармане, пришлось поступить как ее знаменитый предшественник Фрике. Она нашла-таки способ выкрутиться. И, как обычно бывает в подобных случаях, ей помогли люди и обстоятельства.
Один из преподавателей, оценив редкие качества ученицы, познакомил ее с главным редактором крупной парижской газеты, который намеревался послать корреспондента в район военных действий. Фрикет, далекая от армейских дел, по просьбе учителя сумела сразу получить это назначение. Так она стала хоть и не очень видной, но все же достаточно уважаемой персоной, перед которой открывались все двери.
А главный редактор газеты, в свою очередь, обратился к службе морских перевозок, и та предложила ей бесплатный проезд на одном из своих великолепных кораблей. Компания же «Париж – Лион – Марсель» выдала железнодорожный билет до Марселя. Так что проезд не стоил ей ни сантима.
Наконец профессора, выдающиеся хирурги, дали ей рекомендательные письма к своим бывшим ученикам из Японии, ставшим там начальниками армейских служб.
Мечта детства и ранней юности начала обретать реальные черты.
Все шло как по маслу. Она добралась до места назначения, ни разу не раскрыв кошелька. Да еще побывала в Корее, где ее ожидали самые невероятные ситуации. Впрочем, все эти события подробно описаны в нашем романе «Подвиг санитарки. Путешествия и приключения мадемуазель Фрикет».
Потом она сразу, не возвращаясь во Францию, участвовала в тяжелом мадагаскарском походе [28]28
Мадагаскарский поход – вооруженное вторжение Франции на остров Мадагаскар (1895 г.), которое привело к захвату этой территории.
[Закрыть], прославившись самопожертвованием.
Наконец, еще цепь приключений, какие с полным основанием можно назвать необыкновенными, привела ее в армию негуса [29]29
Негус – в Эфиопии до упразднения монархии (март 1975 г.) сокращенный титул императора (негус негусов – царь царей). (Примеч перев.)
[Закрыть]Менелика, когда война в Абиссинии [30]30
Абиссиния – неофициальное название Эфиопии, употреблявшееся в прошлом. (Примеч. перев.)
[Закрыть]уже подходила к концу.
Вернувшись в Европу и еле оправившись от геморрагической [31]31
Геморрагическая лихорадка – заболевание, проявляющееся в лихорадке, кровоизлияниях, головных и мышечных болях, бессоннице и т. п.
[Закрыть]лихорадки, что едва не стоила ей жизни, Фрикет снова пустилась в путь – на Кубу, где грохотало пушками восстание. Она думала о том, что там страдают люди, что она сможет продолжить столь захватившие ее исследования, что ей предстоят новые приключения. Жажда путешествий неутолима.
На этот раз мадемуазель Фрикет не пришлось преодолевать трудностей, подобных тем, какие встречались прежде. Две газеты сразу предложили должность корреспондента. Всеми уважаемый директор Трансатлантической компании господин Эжен Перейр не только предоставил девушке возможность проезда на борту теплохода, курсировавшего до Антильских островов и обратно, но еще и снабдил рекомендациями ко всем агентам компании. Наконец, министр народного образования дал ей официальное письмо к послу Франции на Кубе. Чего еще было желать?
Так что Фрикет уехала из Сен-Назера в Гавану и прибыла туда без всяких происшествий.
Испанские военные власти встретили ее приветливо. Она тотчас приступила к выполнению своих обязанностей, ибо медицинская служба – увы! – находилась в плачевном состоянии.
Прошло три месяца с тех пор, как Фрикет обосновалась на острове. Ее полюбили за доброту, бескорыстие, стойкость и в особенности за самоотверженность. Тут-то и произошли события, описанные нами выше.
Итак, трое вели дружескую беседу, сидя на настиле. Долорес и Карлос даже забыли на какое-то время о своих ранах – от звонкого радостного смеха француженки на душе стало тепло и покойно.
И тут появился Мариус, как всегда босой. Он был угрюм и явно чем-то обеспокоен.
– Эй, Мариус!.. Qu’ès aco, парень? – спросила Фрикет, по-дружески передразнивая его.
Провансалец, оглядевшись с таинственным видом по сторонам, боясь, что кто-нибудь увидит, вытащил из кармана огромный кулак, в котором, как ребенок бабочку, зажал конверт.
– Мне передал один доброволец, – сказал моряк шепотом, протягивая письмо. – Один неизвестный друг… И при этом сказал: «Спрячь хорошенько. Не дай Бог кто-нибудь увидит, как я передаю или как другие его читают. Всех расстреляют!»
Фрикет надорвала конверт и, слегка побледнев, заявила:
– Это важно!
– Прочитайте, мадемуазель, прошу вас, – попросил Карлос Вальенте.
Девушка не стала возражать.
«Полковник Карлос!
Преданный вам друг только что получил печальную весть, она касается вас и сеньориты Долорес.
Вы вроде поправились. И сеньорита тоже. Вскоре вас посадят на военный корабль и отвезут в лагерь Сейта».
– На каторгу!.. Меня! – воскликнул с возмущением полковник.
«Вас отправят без суда в это чистилище, где умирают медленной смертью ваши товарищи по оружию. А вашу сестру поместят в одну из тюрем метрополии [32]32
Метрополия – государство, имеющее колонии.
[Закрыть].Приказ или будет вот-вот подписан, или, быть может, уже подписан. Предупреждаю вас, потому что считаю себя должником. Теперь решайте!»
– На каторгу!.. В тюрьму!.. Лучше умереть! Верно, Долорес?
– Да, брат, лучше умереть.
– Нет, сначала нужно попытаться что-то сделать. Ведь смерть – это надолго, – прервала Фрикет, даже в столь серьезный момент неспособная обойтись без шутки. – Можно попробовать удрать, как об этом намекают в письме.
– Но убежать-то невозможно.
– А попробуйте! Вернее, давайте попробуем!
ГЛАВА 4
Куба. – Рабство. – Дискриминация по цвету кожи. – Бойкот французскому офицеру. – План побега. – Гавана. – Предложение Мариуса. – Поездом или пароходом. – Переодевание. – Соревнование в великодушии. – Делай то, что обязан.
Куба, первая из крупных земель Нового Света, открытая Колумбом в 1492 году, протянулась от мыса Майси до мыса Сан-Антонио на тысячу двести километров. Значит, Куба по длине больше (намного), чем остров Британия или Япония (точнее, крупнейший ее остров Хонсю), а расстояние между крайними точками Кубы примерно такое, как между Брюсселем и Мадридом.
Ширина острова не столь велика – сто десять, иногда даже всего сорок километров. Из-за неправильной вытянутой формы с небольшим изгибом на северо-западе испанские географы прозвали Кубу «птичьим языком».
Наконец, поверхность Кубы, если считать и остров Пинос, – примерно 110,9 квадратных километров, то есть по площади она больше Португалии и занимает немногим менее четверти площади Испании.
Население ее составляют более полутора миллионов жителей, включая и шестьдесят тысяч китайских кули [33]33
Кули – носильщик, грузчик, чернорабочий в Индии, Китае, Японии, Индонезии.
[Закрыть]. После весьма запоздалой отмены рабства [34]34
Можно лишь с грустью констатировать, что Испания имела наглость сохранить до 1886 года ужасный институт рабства! Поэтапное освобождение, провозглашенное в 1880 году, завершилось лишь к 1886 году. Свободу получили 25 000 рабов. Так что всего двенадцать лет назад человек на территории, принадлежащей одному из великих европейских народов, был еще на положении животного! (Примеч. авт.)
[Закрыть]они за гроши и почти на тех же условиях выполняют работу прежних рабов.
Там до сих пор существует глупая, мерзкая традиция, о которой говорят как о «превратном отношении к цвету кожи». За этими неуклюже завуалированными словами кроется отвращение, презрение со стороны белых по отношению не только к черным, но и к людям смешанных кровей.
Вот яркий пример. Всякий, кто не принадлежит к белой расе, каким бы богатым, почтенным и уважаемым среди своих он ни был, не имеет права проехать верхом на лошади или в экипаже по большому бульвару, где прогуливается светское общество Кубы! И конечно, такой запрет, если уж он касается даже столь незначительных вещей, еще более строго действует, когда речь идет о дружеских связях между людьми и в особенности о браках.
Мало того, этот дурацкий предрассудок разделяют официальные круги и правительство метрополии. Всякий, кто имеет хоть несколько капель черной крови, будь у него кожа белее, чем у самого белого из белых, ни в коем случае не допускается к исполнению официальных обязанностей. Самый достойный человек «из таких» никогда не сможет стать ни пехотным или морским офицером, ни судьей, ни преподавателем, ни правительственным чиновником.
Этот поражающий кретинизмом обычай, без сомнения, – последствие рабства. Он возник в день, когда негра, изгоя колониальной цивилизации, привезли на острова, те, что благодаря его труду должны были стать краем изобилия. Негров превратили в скот, предназначенный для выполнения самых тяжелых работ под свист хозяйского кнута.
Презрение, с коим к ним относились, распространялось и на потомков, даже на тех, кто обрел свободу, кто стал в результате ряда брачных и внебрачных связей почти белым. Ничто пока не изменилось.
Вот еще один пример. Офицер французского флота, очень порядочный и умный человек, был родом с Мартиники и имел почти черный цвет кожи. В 1885–1886 годах он служил капитан-лейтенантом на одном первоклассном крейсере.
Однажды этот корабль на несколько недель застрял на рейде в Гаване. Естественно, офицеры-французы во время стоянки не раз сходили на берег, где посещали открытые для иностранцев увеселительные заведения. Особенно полюбилось им кафе, принадлежавшее, кстати, одному из их соотечественников.
В первый раз, когда они явились вместе с коллегой – капитаном-лейтенантом, все местные завсегдатаи при виде негра в форме морского офицера встали и ушли. Так же поступали они в следующие дни при появлении наших моряков с черным. Наконец владелец, отозвав в сторонку одного из белокожих, чтобы поговорить с глазу на глаз, сказал: «Господин, я француз, и мне этот предрассудок, из-за чего жители Гаваны не хотят общаться с цветными, кажется чудовищным. Но ведь я коммерсант и должен вам признаться: приводя с собой цветного, вы отпугиваете мою клиентуру. Поэтому умоляю вас: будьте любезны, попросите вашего уважаемого сослуживца больше не показываться здесь, а то я разорюсь».
Офицеры отнеслись к просьбе однозначно: из солидарности они ушли все, решив лучше никогда не посещать это общественное место, чем выполнять требования, недостойные и оскорбительные для культурного человека.
Подобные факты, недоступные пониманию воспитанных на идее равенства французов, нередко порождали непримиримую вражду и – как станет видно дальше – становились причиной кровавых драм.
Иного и ожидать было нельзя. Кубинцы, чья кровь волею судеб смешалась с кровью чернокожих, – народ мягкий, чувствительный, гуманный, честный, добрый и склонный к благородству. Но в кубинце слились воедино достоинства и недостатки обеих рас. Он способен и глубоко ненавидеть, и беспредельно любить. Привязанность его столь же сильна, сколь безудержно злобное неприятие.
И не стоит заблуждаться. Куба живет так, как жили когда-то наши колонии. Людей со смешанной кровью тут, вне сомнения, больше, чем белых, хотя официальные документы и говорят об обратном. Расизм процветает во всех здешних поселениях, но особенно он дает о себе знать в Гаване. У белых прямо-таки нюх на тех, у кого «голубая кровь» хоть слегка подпорчена черной.
Фрикет, конечно, никак не могла понять, почему даже вполне порядочные люди столь ограниченны, и смело выступала за полное равенство.
За неделю до получения таинственной записки, где речь шла о полковнике Карлосе и его сестре, Долорес в нескольких словах и довольно невразумительно поведала Фрикет о причине жгучей ненависти сеньора Агилара-и-Вега:
– У меня и Карлоса один отец, но разные матери. Моя мама белой расы, а мать Карлоса, хотя и такая же белая, как и мы с вами, – квартеронка [35]35
Квартероны – в Америке потомки от браков мулатов (европеец, вступивший в брак с индианкой или негритянкой) и европейцев; квартероны, следовательно, имеют ¼ часть «черной» крови.
[Закрыть].
– Ну и что? – прервала ее Фрикет.
– На мой взгляд, решительно ничего… Да и по мнению Карлоса тоже. Я люблю его как брата от всей души. Но испанцы, недалеко ушедшие в этом плане от своих первобытных предков, думают иначе.
– Идиоты! – серьезно сказала Фрикет.
– Так вот, – продолжала Долорес, – мой брат какое-то время поддерживал с семьей дона Маноэля Агилара тесные отношения. Какие именно – этого я вам пока сказать, к сожалению, не могу.
– Я не собираюсь, дружок, влезать в ваши тайны.
– О! Потом-то вы все узнаете. А сейчас пока помните: счастье брата, его жизнь зависят от этой тайны…
На этом разговор и закончился. Фрикет поняла, что здесь скрывается одна из тех ужасных трагедий, которые возникают из-за безумных страстей, достигающих особого накала под тропическим солнцем.
И вот свобода друзей, с которыми молодую француженку связывали общие дела, оказалась под угрозой. Карлосу был уготован Сейтский лагерь, страшная каторга, ад, где под палящими лучами мучаются кубинские патриоты, поселенные вместе с уголовным отребьем; его сестре – вечное заточение в одном из каменных мешков, вырубленных по приказанию палачей инквизиции. Что тут делать? Конечно, бежать из Гаваны, бежать как можно скорее. Легко сказать, но как это сделать?
Столица Кубы – большой красивый город, где живет более двухсот тридцати тысяч человек. Увидев ее впервые с моря, поражаешься величественностью и размерами Гаваны. Вообще она особенно хороша издали. В ней что-то свое, неповторимое, чарующее. Беспорядочное нагромождение веселых домиков, выкрашенных в разные тона – розовые, зеленые, голубые, желтые. Буйство красок, что прекрасно сочетаются с пышной зеленью, залитой светом яркого солнца…
Но – увы! – Гавана – один из самых нездоровых городов в мире. Это постоянный очаг инфекций – не успеет закончиться одна страшная эпидемия, как разражается другая. Здесь как бы навечно поселились желтая лихорадка, дизентерия и холера, они ежегодно уносят сотни тысяч жизней.
Беспечные креолы, хоть и страдают от этого, ничего не предпринимают. Метрополия за десять лет восстания (1868–1878 гг.) [36]36
У автора неточность: Десятилетняя, или Большая, война началась 10 октября 1868 года.
[Закрыть]потратила миллиарды песет [37]37
Песета – в ту пору денежная единица Испании и Кубы, равна тогдашнему франку.
[Закрыть], погубила тысячи и тысячи человек, но не нашла десяти миллионов для очистки одного из самых восхитительных в мире портов! Тут не вода, а отвратительная липкая густая жижа. От каждого поворота корабельного винта на поверхность поднимаются груды распространяющих зловоние отбросов.
Гавана находится на 23°9′ северной широты и 80°42′ западной долготы. Она расположена на небольшом полуострове, идущем с запада на восток.
Бывшие крепостные стены делят столицу на две неравные части: новый город – на западе и старый – на востоке. Теперь эти укрепления стали бульварами, и в город можно войти через многочисленные ворота.
На юге старого города, к северо-востоку от порта, находятся, в частности, арсенал и госпиталь. Расположение последнего сыграет важную роль, когда брат с сестрой решат осуществить побег.
Скрыться со стороны залива было невозможно. Там постоянно снуют суда, и власти неусыпно следят за происходящим. Действовать нужно было иначе: пересечь весь старый и новый город и выйти на равнину.
На пути осуществления такого плана стояло множество почти непреодолимых препятствий. Из-за военного положения крайне строгие меры принимались не только в отношении подозрительных, но и подозреваемых в чем бы то ни было лиц. Что же делать? Требовалось посоветоваться. Пригласили и Мариуса. Такой знак доверия возвысил его в собственных глазах. Провансалец знал ситуацию как никто другой. Поэтому именно ему предложили высказаться первым.
– Вы хотите прогуляться… Так! Для этого есть два способа… Пароходом или по железной дороге…
– Слушай, приятель, – прервала его Фрикет. – Ты сообщаешь о хорошо известных вещах. Это же глупо. Пароход, ты же знаешь, для нас отпадает. А железная дорога – в руках испанцев, за ней так следят, что и комар туда не проникнет.
– Да и движение почти приостановлено, – добавил полковник. – Все поезда, за редким исключением, служат для перевозки солдат и военного имущества.
– Значит, – откликнулся Мариус, – кто-то все же ездит по железной дороге!
– Да, солдаты… Ну и что?
– Не сочтите за обиду, полковник, но вы рассуждаете как житель суши. Мы же, обитатели моря, сначала должны узнать, откуда ветер дует, а потом уж намечаем план действий.
Полковник только руками развел, выражая полное непонимание. Да и у девушек был недоумевающий вид.
– Мы тоже не понимаем, – сказали они.
– Так вот! – нисколько не смущаясь, продолжал провансалец. – P-раз поезд перевозит с-солдат, мы с полковником переоденемся испанскими с-солдатами, с-сядем в вагон и уедем на край с-света.
– Черт возьми! – воскликнул Карлос. – А почему бы и нет?
– Но ведь нужна форма…
– Здесь есть одежонка умерших от желтой лихорадки…
– Не очень-то приятно… Но на войне как на войне Верно?
– Да, но… главное – заполучить одежду, какой бы она ни была!
– Вы говорите: «Мыпереоденемся». Кто это мы?
– Ну, вы и я… я и вы…
– Неужели вы согласитесь разделить нашу участь? Ведь нас ждут разные тяготы и почти верная смерть.
– Ох, проклятая судьба! А как же иначе… Не в обиду будь сказано, вы едва стоите на ногах… Вам нужен крепкий человек, чтобы подставить плечо и не дать сойти с курса.
– Матрос, – сказал взволнованный Карлос Вальенте, – у вас добрая и благородная душа.
– К вашим услугам, полковник!
– А как же быть с моей сестрой? Как ее вызволить отсюда? В госпитале на каждом шагу часовые. Да еще этот свирепый приказ стрелять по всякому, кто пытается выйти, не зная пароля.
– Этим займусь я, – прервала его Фрикет. – Мариус предложил помощь вам, а я беру на себя вашу сестру. Милая Долорес, я сделаю все, что нужно…
– Нет-нет, – решительно сказала испанка, – я не могу и не хочу втягивать вас в эту авантюру. Вы рискуете жизнью.
Фрикет отмахнулась.
– Ну и что! – сказала она. – Смерть приходит только раз.
– Да нет, мадемуазель, – широко улыбаясь, произнес провансалец. – Я так помирал по меньшей мере раз шесть!
– И потом, – продолжала Фрикет, – у меня нет привычки менять решения. Будь что будет, но мы все должны уехать с первым же военным эшелоном… А сейчас давайте займемся одеждой!
Долорес Вальенте, в чьей душе боролись любовь и чувство долга, снова попыталась возразить. Она бросилась в объятия француженки, говоря прерывающимся голосом:
– Друг мой, сестричка, я не допущу такого самопожертвования. Подумайте, ведь, содействуя изгнанникам, вы сами окажетесь вне закона… Наши злейшие враги станут и вашими. А что такое ненависть испанца, вы еще не знаете! Вас ждут беспросветная нищета, бесконечные лишения, постоянная опасность… Зачем это вам? Вы далеки от наших национальных интересов, борьбы, требований… Нет, нет, умоляю вас, откажитесь от своего решения.
– Никогда! – твердо сказала Фрикет. – Или вы будете на свободе, или мы вместе погибнем. Да, да, я так хочу, ибо в своих делах руководствуюсь принципом: «Делай то, что обязан».
