Текст книги "Приключения знаменитых первопроходцев. Америка"

Автор книги: Луи Анри Буссенар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц)

Всадники и пехота, толпящиеся за монументальными воротами, размеры которых позволяли ринуться им толпой на площадь, ждали сигнала.

Однако время шло, а король не появлялся. Королевский кортеж, медленно собиравшийся в это утро, отправился в путь с опозданием. Писарро топтался на месте, и его соратники, как охотники в засаде, стонали от нетерпения. Пришло сообщение. Король приносит свои извинения, что не смог прибыть в назначенное время. Уже слишком поздно, и он войдет в город завтра утром. Но негодяя, охваченного нервным возбуждением, это не устраивало, к тому же поздний час давал ему новые преимущества. Ночные тени могли содействовать успеху. Итак, он настаивал, чтобы король вступил в город в тот же день, и отправил послание, в котором просил его величество оказать ему честь, отужинав в его компании.

Атауальпа, подкупленный такой настойчивостью, которую принял за свидетельство уважения, приказал кортежу отправиться в путь. Короля несли в роскошных носилках в сопровождении отборного отряда, численность которого испанские историки определяют примерно в восемь тысяч человек, рядом шли слуги и знать его двора.

Процессия прибыла на середину большой площади, король построил свой отряд, и когда он уже был готов принять Писарро, то увидел, что в середину свободного пространства, предназначенного для встречи, вступил одетый в длинную одежду человек с бритой головой, лицо которого скрывала густая борода, в одной руке у него было распятие, в другой большая книга.

Это был доминиканский монах Висенте Вальверде, которому стало суждено сыграть первый акт этой трагедии. Историки эпохи завоевания не сумели сохранить, и не без основания, текст его речи, но смысл ее они передали достаточно хорошо, особенно Зарат. Доминиканец объявил перуанскому монарху, что испанцы пришли в Перу, чтобы обратить его величество перуанского короля и подданных его величества в истинную веру. Он быстро и очень ясно передал суть Нового и Ветхого Заветов, рассказал о полномочиях пап, представляющих на земле Христа, и показал изображение Сына Божьего. Объяснив это важное положение, монах поведал, что папы, представители Бога на земле, возложили на испанского короля миссию победить и обратить в христианство народы Нового Света и что этот монарх послал Писарро, чтобы просить инков отречься от культа поклонения Солнцу, принять христианскую веру и признать зависимость от испанского короля[176]176
  Доминиканец говорил через переводчика, некоего Филипильо.


[Закрыть].

Атауальпа, очень удивленный этой речью, которая представляла Писарро в роли божественного посланца, с достоинством ответил, что не желает быть зависимым от какого-либо человека, и папа не имеет права распоряжаться в стране, не принадлежащей ему. Что касается религиозных вопросов, то он хотел бы знать, на какой авторитет опирается монах и как тот собирается доказать преимущество своей веры над его. Тогда Вальверде протянул королю Библию, которую держал в своих руках. Тот полистал ее, потом вдруг резко бросил на землю, со словами, что испанцы поплатятся за нанесенную обиду.

Именно на это и рассчитывал Писарро со своими компаньонами.

Едва священная книга коснулась земли, как Висенте Вальверде поднял крест и вскричал:

– Осквернение!.. Осквернение!.. К оружию, солдаты истинной веры, к оружию!

Солдаты, ждавшие сигнала, бросились, чтобы захватить короля, но его эскорт, настоящая армия, сгрудились вокруг него, а Вальверде ловко спрятался. Всегда осторожный Писарро сделал несколько залпов из пушек[177]177
  Пушек у испанцев было всего две; командовал столь малочисленной артиллерией грек Педро де Кандиа, то есть Петрос с Крита.


[Закрыть], чтобы расшатать зыбкую крепость. Ядра, врезаясь в плотные ряды королевских защитников, произвели страшное опустошение, а вспышки разрывов посеяли страх. Перуанцы пассивно сопротивлялись, теснились вокруг своего монарха и перекрывали ему все пути для бегства. Пехотинцы, вооруженные аркебузами, поливали их градом пуль и еще больше увеличивали сумятицу. Когда опустилась ночь, во всю ширь распахнулись ворота, и через них ринулась кавалерия во главе с Писарро. Перед их натиском обезумевшая толпа раздвинулась, смятая лошадьми, и всадники с поднятыми шпагами пробились к Верховному Инке, дрожащему от страха в своих носилках.

Писарро, слегка раненный в щеку, лично взял его в плен и отвел в здание, занятое испанскими войсками, предупредив, чтобы никто не пытался пробиться к нему, в противном случае король будет заколот!

Битва длилась всего полчаса. Погибли тысячи перуанцев, и только один из испанцев, Писарро, получил царапину.

Вокруг плененного Атауальпы выставили надежную охрану, но, зная алчность испанцев, он предложил хороший выкуп за свою свободу. Приступили к переговорам, и Писарро, боясь продешевить, колебался назвать сумму.

Верховный Инка, веривший как в свою личную значимость, так и в богатство своей страны, предложил победителю наполнить золотом комнату, в которой он находился, на такую высоту, чтобы испанский полководец смог достать до нее рукой.

Писарро согласился. Но пока королевские подданные занимались сбором такого колоссального выкупа, Уаскар, лишенный власти законный наследник престола, все это время остававшийся пленником у людей своего брата, узнал о происходящем и предложил конкистадору за свою свободу еще больше золота, чем тому было обещано Атауальпой.

Писарро был верен себе: узнав о предложении Уаскара, он сразу решил принять оба предложения, обобрать обоих братьев и сделать затем своим ставленником того, сделка с которым ему покажется наиболее выгодной. Но Атауальпа предвидел это. Он секретно отдал приказ приближенным утопить соперника, чтобы остаться одному перед победителем. Страшный приговор был приведен в исполнение.

Между тем в Перу прибыл старый компаньон Писарро Альмагро и привез ему столь желанное подкрепление: сто пятьдесят человек пехоты и пятьдесят всадников. Полководец, видя себя во главе настоящей армии, решает, что стоит продолжать завоевание, а не ждать полного выкупа от Атауальпы, персона которого начинала к тому же сильно обременять его.

Он разделил между своими солдатами огромное количество уже полученного золота, присвоив вместе с Альмагро большую часть, и приказал задушить Атауальпу, обвинив в заговоре против испанцев. Но перед этим насильно окрестил его[178]178
  Девятнадцатого августа 1533 года, сразу после захода солнца, Атауальпу вывели на городскую площадь Кахамарки, где Вальверде прочитал ему смертный приговор. В том случае, если бы инка отказался креститься, его ждал костер. Но Атауальпа предпочел принять крещение (он был наречен Хуаном), после чего и был задушен.


[Закрыть].

Писарро устроил Верховному Инке пышные похороны и назначил наследником его брата Топарку[179]179
  После казни Атауальпы испанцы провозгласили инкой Манко, брата убитого Уаскара, который вскоре бежал в горы и возглавил борьбу против завоевателей.


[Закрыть]. Коронование нового Великого Инки произошло в Куско, и, естественно, испанская армия отправилась в столицу присутствовать на этой величественной церемонии. По крайней мере, таким был официальный предлог. Что касается истинной причины… Известно, что Куско изобиловал богатством, и шли переговоры о займе, естественно, как его понимали конкистадоры. Эта мирная экспедиция была такой плодотворной, что некоторые компаньоны Писарро, нагрузившись золотом, покинули его, считая себя слишком богатыми, чтобы оставаться простыми искателями приключений. Но на место десяти ушедших приходили сто новых, привлеченных ни с чем не сравнимыми богатствами, которые в действительности превосходили все, что можно было о них рассказать и предположить.

Писарро, награбив несметные сокровища, нагрузил несколько кораблей богатыми трофеями и отправил их Карлу V. И Карл V, будучи очень дальновидным сувереном, с радостью принял трофеи щедрого подданного и в награду за услуги подтвердил его титулы, расширил наместничество до семидесяти лье к югу от первых границ и по тому же случаю предоставил к югу от этой последней концессии двести лье Альмагро. Эрнан Писарро, брат конкистадора, доставив королю военные трофеи, принес весть о назначениях и наградах и привез новых добровольцев. После того как Писарро приобрел известность, у него обнаружились братья, как и он, внебрачные, рожденные якобы от одного дворянина, но разными матерями. Их было четыре: Эрнан, Хуан и Гонсало Писарро и Франсиско де Алька́нтара[180]180
  Это не совсем так: Франсиско Мартин де Алькантара был сводным братом Ф. Писарро по матери, тогда как Хуан, Гонсало и Эрнан – по отцу, однако если трое из вышеназванных были, как и Ф. Писарро, внебрачными детьми, то Эрнан являлся законным наследником старшего Писарро.


[Закрыть].

Франсиско Писарро, желая быть единственным властелином в Перу, моментально избавился от своего компаньона Альмагро, который его стеснял. Поскольку король только что назначил последнего наместником территории, включающей в себя Чили, перуанский диктатор легко убедил его отправиться осваивать свою вотчину и официально принять ее в свое владение. Впрочем, экспедиция была со всех точек зрения неудачной и не принесла практического результата. С другой стороны, Писарро за это время набрался сил. Когда умер Великий Инка Топарка, конкистадор для установления равновесия между требованиями двух королевских семей назначил королем Манко, законного брата Уаскара. Он очень рассчитывал сохранить свою власть над ним, но Манко сумел ускользнуть из-под его влияния и возглавил группу знати, восставшей против испанской тирании. Восстание нашло поддержку у соотечественников и распространялось с неслыханной быстротой. Вскоре новый Великий Инка смог во главе двухсот тысяч человек осадить Писарро в Куско.

Эта героическая осада длилась пять месяцев, несмотря на огромный пожар, разожженный осаждающими, и на жесточайший голод, свирепствовавший в обеих армиях, испанской и перуанской. Снята она была только в момент, когда Альмагро, возвращаясь из Чили, отбился от пятнадцати тысяч перуанцев, пытавшихся его арестовать, а потом и разбил их вдребезги.

Тогда-то между двумя старинными друзьями, Писарро и Альмагро, разразился такой жестокий конфликт, что между испанцами началась настоящая война, которой индейцы, на их несчастье, не сумели воспользоваться. Союзники в нищете, бывшие компаньоны, разбогатев, начали завидовать друг другу, увидев, что фортуна улыбается им в равной мере. Впрочем, личность Писарро в конце концов вряд ли могла быть приятной человеку с характером Альмагро, благородному, любителю роскоши, верному, с рыцарскими наклонностями, в то время как первый был коварный, жадный, заносчивый и невероятно эгоистичный.

Это соперничество, начавшееся еще во время путешествия Писарро в Испанию, откуда он привез для Альмагро должность коменданта крепости Тумбес, возобновилось из-за тяжбы, предметом которой было владение Куско.

Альмагро требовал включить Куско в границы губернаторства, которое Карл V предоставил ему на юге, а Писарро, естественно, придерживался противоположного мнения. Началась драка, и два испанских отряда втянулись в настоящую битву. С одной и другой стороны ожесточение было неслыханным, а перуанцы не осмелились вмешаться.

Наконец Альмагро был побежден и взят в плен в битве при Салинасе. Писарро и его четыре брата устроили над ним суд и приговорили к смерти как бунтовщика. Он был задушен в тюрьме, потом публично обезглавлен. Ему исполнилось шестьдесят пять лет. Это было в 1538 году.

Писарро не долго пользовался плодами своего преступления. Альмагро оставил после себя совсем еще юного, но отважного, боевитого, благородного сына, безгранично любившего своего отца[181]181
  Сына Альмагро звали Диего.


[Закрыть]. Юноша сделал все, чтобы отомстить, и провел целых три года в подготовке кровавого искупления. Он стал душой огромного и грозного заговора, в котором принимали участие все многочисленные враги Писарро. Заговор обнаружился в момент, когда еще не все было готово для его успеха. Заговорщики, понимая, что находятся на грани провала и не сомневаясь в расправе, которую им устроит человек с темпераментом Писарро, приняли решение действовать безотлагательно.

Они неожиданно устремились ко дворцу губернатора с криками: «Да здравствует король!.. Смерть тирану!..» В мгновение ока заговорщики набежали со всех сторон, выломали двери дворца, перерезали стражу.

Восставшие поспешили в залы дворца, крича и разбивая все вокруг. Захваченный врасплох Писарро не потерял хладнокровия. Вместе с двумя соратниками и братом Франсиско де Алькантара он забаррикадировался в одной из комнат и бесстрашно отбивался от нападающих.

Разъяренный, всегда надеющийся на помощь извне, он защищался, как старый лев, выкрикивая громкие призывы и прочерчивая грозной шпагой кровавые круги вокруг себя.

Но день высшего искупления настал, все было кончено! Франсиско де Алькантара упал замертво, два соратника Писарро также погибли, и, оставшись один перед лицом многочисленного противника, знаменитый завоеватель испустил дух, буквально изрешеченный ударами. Как Альмагро, ему было шестьдесят пять лет (1541 год)[182]182
  Диего Альмагро тоже погиб насильственной смертью. Прибывший вскоре в Перу посланец короля Вака де Кастро обвинил юношу в неповиновении монарху и в измене; Диего был арестован и казнен.


[Закрыть].

Эта страшная, безжалостная и беспощадная война длилась еще семь лет и закончилась казнью Гонсало Писарро, который сумел все это время продержаться у власти[183]183
  Гонсало смог окончательно захватить власть лишь в конце 1544 года, при этом его государство стало фактически независимым от метрополии; испанцы тщетно пытались одолеть последнего из Писарро при помощи оружия. Свергнуть его удалось только путем хитрейших дипломатических сделок и уговоров скромному священнику Педро де ла Гаска, по указанию которого Гонсало был схвачен и повешен на одной из площадей Лимы.


[Закрыть].

Чтобы помешать повторению подобных эксцессов, король Испании решил, что впредь вице-королевство будет подчиняться монарху через председателя Совета по делам Индий…

Из братьев Писарро остался только Эрнан. Хуан был убит еще в 1536 году в Куско во время восстания. Эрнану пришла неудачная мысль отправиться в Испанию, чтобы испросить прощение для Франсиско за убийство Альмагро. Он был арестован и просидел в тюрьме целых двадцать лет.

ГЛАВА 7

Вальдивия. – Эрсилья-и-Суньига. – Острова Хуан-Фернандес и Александр Селькирк

За исключением Христофора Колумба, звезда которого, казалось, таинственным образом парит над веком открытий и завоеваний, и Магеллана, более жесткого, но всегда симпатичного, первооткрыватели и завоеватели показали себя жестокими авантюристами, лишенными каких-либо моральных устоев, драчунами, алчными стяжателями, кровожадными и фанатичными. Первым вопросом, который они задавали местным жителям, едва прибыв в неизвестную страну, был: «У вас есть золото?..» И к несчастью для последних, оно было всегда и повсюду. К тому же эти люди жили счастливо и спокойно, но имели культуру и религию, отличные от европейских, что было большим пороком в глазах белых людей, прибывших из Европы.

И эти белые пришельцы, нетерпимые и алчные, не думая, что совершают по меньшей мере преступление против человечества, высокомерно представляли себя как реформаторов, требовали немедленной отмены вековых вероисповеданий, резали и грабили тех, кто осмеливался сопротивляться, вытесняли и разоряли тех, кто подчинялся, жгли, убивали, повсюду сеяли безнадежность и смерть под предлогом стремления обеспечить в этой и другой жизни счастье людям, не просившим об этом, по меньшей мере подобным образом.

Взять одного за другим всех этих конкистадоров: Бальбоа, Грихальва, Кортес, Писарро, Альмагро и множество других сеньоров меньшего размаха – они, как отливки из одной формы, похожи друг на друга алчностью, фанатизмом и жестокостью.

Но среди этих миссионеров в кирасах[184]184
  Кираса – легкие металлические латы, защищавшие грудь и спину; применялись преимущественно в кавалерии.


[Закрыть], этих жадных рубак, историк с явным удовольствием для себя найдет некую преданную, симпатичную, бескорыстную личность, не похожую на прочих, занятых исключительно выжиманием последней капли золота и крещением на смертном одре предварительно обобранных аборигенов.

Но такие люди, редкие в подобную эпоху, не очень-то интересовали хроникеров, ослепленных подвигами конкистадоров, и об этих гуманистах с трудом можно найти несколько строк.

Так было с честным и неудачливым Педро де Вальдивия[185]185
  Вальдивия Педро де – род. в 1500 г., ум. в 1554 г.


[Закрыть], погибшим в тридцать девять лет от рук араукан[186]186
  Арауканы – воинственный индейский народ, обитающий в Чили и на западе Аргентины, прославившийся своей длительной борьбой за независимость. Их европейское название взято из языка индейцев кечуа, где слово «аука» означает бунтовщиков, врагов. Самоназвание народа – «мотуче» («воины, или люди, с запада») или «мапуче» («люди земли»). Народ представляет собой отдельную группировку в рамках андо-экваториальной этнографической семьи; современная численность араукан – около 800 тыс. человек.


[Закрыть], славную жизнь и жестокий конец которого прославил поэт Эрсилья-и-Суньига[187]187
  Эрсилья-и-Суньига Алонсо де (1533–1594) – испанский поэт. Участвовал в подавлении восстания чилийского племени араукан. Его поэма «Араукана», посвященная этому событию, сыграла важную роль в формировании чилийской литературы, высоко оценена М. Сервантесом, Вольтером, Ф. Шатобрианом.


[Закрыть].

Вальдивия один из героев, которых нельзя упрекнуть в бесчестном поступке. Истинный рыцарь исчезающей эпохи, он строил города – Сантьяго, Консепсьон, Вильярика, Вальдивия – вместо того, чтобы разрушать их, развивал сельское хозяйство, а не опустошал поля, любил индейцев и налаживал их быт, вместо того, чтобы убивать их, и умер в бедности, подобно прекрасному человеку Педро де ла Гаска, пришедшему на смену братьям Писарро.

Этот труженик добровольно сменил Альмагро, хорошо зная, в каком трудном положении находится страна. Его доброта, решительность, талант администратора, честность решили трудную задачу завоевания мирным путем всей территории, и еще более трудную – научить дорожить завоеванным.

Взяв на себя обязанность оказывать поддержку основанным им городам против набегов араукан, периодически разоряющих страну, он попал в засаду и умер после трех дней невероятных мучений.

Тот, кто воспевал его храбрость, славу и беды, Алонсо де Эрсилья-и-Суньига, представляет завоевание как нечто артистическое, живописное и в высшей степени бескорыстное. Выходец из знатной и богатой семьи, молодой, красивый, прекрасный наездник, стремящийся к славе и совершенству, любитель дальних прогулок верхом, поэт и воин, отправился в Новый Свет и смешался с толпой грубых авантюристов, от которых выгодно отличался своим высоким и изысканным интеллектом. Он видел новые горизонты, испытывал волнения, хмелел иногда от пороха, прославлял победителей, находил слова жалости для побежденных, воспевал всеобщее мужество и всегда рассказывал о необыкновенном подъеме чувств.

Впрочем, все это совершалось инстинктивно, как доказали его стихи, написанные в высоком литературном стиле, которые слагались понемногу повсюду, как он сам позаботился сообщить об этом в предисловии к поэме «Араукана», ставшей действительно знаменитой. Эрсилья постарался отразить в ней истинные события и для этого, по его словам, сочинял ее во время военных действий, на маршах, в осадах, записывая, за неимением бумаги, на коже, на обрывках писем, часто таких узких, что на них с трудом можно было разместить шесть строчек; потому, утверждал он, позже было так трудно их собрать вместе…

Вот при каких обстоятельствах Алонсо де Эрсилья принял участие в битве, во время которой испанцы чуть было не потеряли Чили, называвшуюся тогда Новый Толедо. Как уже было сказано, Вальдивия был только что захвачен врасплох превосходящими силами противника и попал в плен к арауканам. Последние, возглавляемые Кауполиканом, предали его смерти с изощренной жестокостью, в которой, впрочем, сами конкистадоры имели большие навыки. Вальдивия погиб, его заместитель Франсиско де Бильягро принял командование. Это была огромная ответственность, но он мог взять ее на себя, будучи достойным своего предшественника. Арауканы, объявившие себя врагами испанцев и их многочисленных союзников – индейцев, разрушили цитадель Пурену, потом – крепость Пенко, наконец, пошли на цитадель Кантеу и прочно закрепились около Сантьяго. Четыре раза бесстрашный Бильягро предпринимал попытку вытеснить их, и каждый раз безуспешно, с огромными потерями. И только на пятый измученные, по большей части раненные люди взяли крепость в отчаянном порыве, перебив затем араукан.

Именно с этого момента участие Эрсильи становится особенно активным. Прибыв из Европы с подкреплением, присланным королем, он был прикомандирован лично к командующему кавалерией дону Гарсии, сыну дона Андрео Уртадо де Мендосы, маркиза де Канет, наместника короля в Перу. Как человек военный, насколько искусный, настолько и осторожный, дон Гарсия, вместо того чтобы ввязаться в партизанскую войну с недисциплинированными, но опасными ордами кочевников, начал операцию с того, что отправил войска на казарменное положение на остров Кинкина и приказал соорудить редут перед разрушенной крепостью Пенко, занятой врагом. Когда редут был построен, дон Гарсия, не опасаясь больше быть сброшенным в море в случае поражения, приказал решительно атаковать араукан. Но отвага этих кочевников была такова, что потребовалась вся мощь, дисциплинированность, задор этих свежих отрядов и, наконец, превосходство их вооружения, чтобы добиться частичного успеха. Победа стала окончательной только после нескольких очень яростных атак, в результате которых испанцы овладели крепостью Пенко. Они возвели новые укрепления, оставили там сильный гарнизон и отправились освобождать также полуразрушенную крепость Тукапель. Перед тем как прибыть на место, где испанцы прежде потерпели поражение и так трагически погиб несчастный Вальдивия, дон Гарсия нанес новое, еще более жестокое поражение арауканам. Побежденный снова, но не разбитый, неукротимый противник остановился недалеко от Тукапели, цитадели, уже восстановленной заботами дона Гарсии.

Мир устанавливался медленно, но уверенно. Оставалось направить оружие на Каутан, чтобы окончательно вытеснить врага. Эта операция, проведенная доном Гарсией с обычными для него осторожностью и отвагой, увенчалась успехом. Он вернулся победителем в Тукапель, сопровождаемый верным Эрсильей, не покидавшим его с начала этой выдающейся кампании, которой посвящены взволнованные строфы поэмы «Араукана».

Полководец прибыл в Тукапель накануне дня, когда Кауполикан, касик араукан, душа этой беспощадной войны, предпринял ночную атаку на крепость, все поставив на карту. Но бдительность дона Гарсии нельзя было обмануть. Кауполикан, предполагая захватить испанцев врасплох, сам попал в ловушку, был полностью разбит и взят в плен.

Око за око, зуб за зуб! Дикарь, замучивший Вальдивию, умер в таких же муках. Эрсилья, который поведал об этих славных и жестоких эпизодах, посвятил несколько сочувственных слов побежденному врагу и как поэт и христианин высказался против пыток, которым дикарь был подвергнут людьми, считающими себя цивилизованными и проповедующими религию милосердия.

Такая праведная, интеллектуальная и рыцарская жизнь поэта-солдата чуть было не кончилась трагически, когда он возвращался с доном Гарсией из трудной и дальней экспедиции, предпринятой на остров Чилоэ. Эрсилья, втянутый в ссору с другим дворянином из свиты генерала, был вызван на поединок. А поскольку дуэли были запрещены в армии под страхом смерти, обоих приговорили к смертной казни, хотя потерпевшей стороной был поэт. Дон Гарсия, узнав, что того спровоцировали, помиловал его и смягчил наказание, заменив смертную казнь ссылкой.

Эрсилья вернулся в Испанию, осыпанный почестями современников, женился, совершил путешествия в Германию, Австрию, Богемию[188]188
  Богемия – распространенное в средневековой Европе название Чехии.


[Закрыть] и умер в очень преклонном возрасте.

Еще несколько строк о другом испанском мореплавателе, чуть позже участвовавшем в этих завоеваниях, имя которого случайно известно не столько его заслугой, сколько достаточно странным совпадением. Этот мореплаватель – Хуан Фернандес[189]189
  Фернандес Хуан – род. в 1536 г., ум. ок. 1602 г.


[Закрыть].

Его имя связано с исследованием чилийских земель, но не из-за открытий, которые он сделал. Известность ему принесли острова, носящие его имя. Прежде моряки считали, что плыть с севера на юг вдоль побережья Перу так же трудно, как между тропиками с востока на запад по Тихому океану. Но Хуан Фернандес открыл, что, удаляясь к западу на достаточно большое расстояние от земли, встречаешь южные ветры, которые, доходя до широты переменных или западных ветров, позволяют морякам приставать к земле на юге, чего бы они не смогли сделать, оставаясь около побережья.

Во время одного из своих путешествий моряк открыл в ста семидесяти лье от побережья Чили несколько островов, среди которых Сан-Фелис, Сан-Амбросио и группа островов, получивших название Хуан-Фернандес[190]190
  Архипелаг Хуан-Фернандес находится в Тихом океане, примерно в 450 километрах от побережья Чили и состоит из трех вулканических островков: Мас-а-Тьерра (ныне названный в честь героя романа Д. Дефо островом Робинзона Крузо), Мас-Афуэра (позднее получивший имя Александра Селькирка) и Санта-Клара; общая площадь островов – 185 кв. км. Архипелаг был открыт в 1565 году.


[Закрыть]. На одном из этих островов в течение четырех лет прожил английский моряк Александр Селькирк, рассказ которого дал Даниелю Дефо сюжет для бессмертного романа «Робинзон Крузо».

Селькирк, родившийся в 1660 году[191]191
  Согласно данным Британской энциклопедии, Александр Селькирк (или Селкрейг) родился в 1676 году, а умер в 1721 году.


[Закрыть] в Ларго, в графстве Файф, в Шотландии, совсем молодым поступил в английский флот и дослужился до старшего матроса. В 1704 году он плавал на корабле «Сэнк-Порт», когда его капитану, которого звали Стредлинг, после каких-то столкновений, так и оставшихся невыясненными, пришла мысль бросить строптивого моряка на совершенно пустынном и находящемся в стороне от морских дорог островке из архипелага Хуан-Фернандес. Селькирк прожил на нем в одиночестве четыре года. Он остался бы там и еще дольше, если бы капитан Вудз Роджерс не заметил столб дыма, поднимающийся с острова, который всегда считался необитаемым.

Интересно прочитать страницу бортового журнала, написанную этим капитаном, в таком виде, в каком она была опубликована в 1712 году и послужила отправной точкой для Даниеля Дефо.

«31 января 1709 года. – В семь часов утра мы увидели острова Хуан-Фернандес.

2 февраля. – Я послал туда ялик, и когда он не вернулся, отправил на его поиски плоскодонку. Вскоре она вернулась и привезла множество раков и человека, одетого в шкуры диких коз, который казался таким же диким, как и сами козы. Четыре года и четыре месяца тому назад он был оставлен на этом месте Стредлингом, капитаном корабля “Сэнк-Порт”, на котором наш гость был старшим матросом. Его имя Александр Селькирк. Когда капитан Дампир[192]192
  На каперском судне «Дьюк», которым командовал Вудз Роджерс, Дампир плавал штурманом.


[Закрыть], знавший команду “Сэнк-Порт”, сказал мне, что этот человек был лучшим моряком на борту, я немедленно принял его на наше судно на ту же должность. Это он разжег огонь, который мы заметили предыдущей ночью, по некоторым признакам признав в нас англичан. Во время его пребывания на острове он видел, как вблизи прошло несколько кораблей; и только два бросили якорь. Присмотревшись к ним, он догадался, что это испанцы, и это заставило его тотчас спрятаться. Если бы это был французский экипаж, он открылся бы им, но что касается испанцев, то ему лучше было умереть с голоду в этой пустыне, чем попасть им в руки. По его словам, они убили бы его или отправили как раба на работы в рудники, поскольку вряд ли пощадили бы иностранца, которому в такой ситуации пришлось бы волей обстоятельств открыть секреты, относящиеся к пути в Южное море. Ему стоило большого труда уйти от них, поскольку его заметили, открыли огонь и преследовали до леса, где он взобрался на вершину дерева, у подножия которого преследователи остановились, чтобы набрать воды, и убили нескольких коз; но испанцы ушли, не обнаружив его.

Селькирк был высажен на этом острове по приказу капитана, с которым у него возникла ссора. Ему оставили одну смену одежды, гамак, ружье, немного пороха, несколько пуль, табак, топор, нож, котел, Библию, несколько молитвенников, морские приборы и книги. В течение первых восьми месяцев своего пребывания он с трудом боролся с удручающей его меланхолией и с трудом преодолевал страх одиночества. Он построил две хижины из перечных деревьев, покрыл их длинными травами и обтянул внутри шкурами коз, которых убивал, чтобы добыть пропитание. Мясо было его единственной пищей до тех пор, пока не кончился оставленный ему фунт пороха, а огонь он добывал интенсивным трением двух палочек, зажав их коленями.

В маленькой хижине, расположенной на некотором расстоянии от другой, он готовил пищу. В большой спал, читал, распевал псалмы и молился, будучи больше христианином в этом одиночестве, чем прежде, и каким не будет, возможно, потом. Сначала он принимал пищу, только когда его принуждала к этому необходимость, из-за грызущей его тоски, а также отсутствия хлеба и соли. Спать он ложился тоже только тогда, когда его совсем одолевал сон. Перечное дерево, дававшее светлое пламя, служило ему одновременно для обогрева и освещения, а бальзамический древесный запах утешал.

Селькирк ловил столько рыбы, сколько мог съесть, но недостаток соли делал ее вредной для здоровья; только некоторые раки, большие, как омары, казались ему вкусными всегда. Он их готовил двумя способами: варил или пек. Мясо коз, обитавших на островах Хуан-Фернандес, ему казалось лучше, чем мясо наших коз, и всегда обеспечивало ему отличный бульон. Бедняга подсчитал, что за время своего пребывания убил почти пять сотен коз и еще больше поймал, а затем отпустил, поставив метки на ушах. Когда его небольшой запас пороха был исчерпан, он ловил их, бегая за ними вдогонку, и такой образ жизни, требовавший постоянного движения, сделал его очень ловким, мы это видели, когда он бежал через лес среди скал и холмов за козами, которых ловил по нашей просьбе. Несколько раз мы отправлялись с ним, чтобы помочь в охоте, брали одного бульдога и нескольких наиболее расторопных матросов, но вскоре он оставлял позади людей и собак, устремлялся за козами, ловил их и приносил к нам на спине. Селькирк рассказал, как однажды, преследуя козу, в азарте чуть не поплатился жизнью. Настигнув ее на краю пропасти, скрытой кустарником, он упал вместе с ней с огромной высоты, а когда пришел в себя, пролежав примерно сутки без сознания, разбившийся, подавленный, увидел рядом с собой мертвую козу; было очень трудно дотащиться до хижины, находившейся более чем в двух тысячах шагов, где он десять дней пролежал потом без движения.

Через некоторое время мясо без хлеба и соли показалось ему лучше, чем в первые дни. В сезон у него было огромное количество прекрасной репы, посеянной людьми из экипажа капитана Дампира и покрывавшей тогда несколько акров земли. Пальма хамеропс (капустная пальма) давала ему листья, напоминавшие по вкусу капусту; плодами перечной мирты, называемой обычно ямайским перцем, он приправлял свои блюда, рос здесь и черный перец или малажита[193]193
  Видимо, имеется в виду разновидность перца, называемая по-французски «малагет» (malaguette) или «манигет» (maniguette); это растение известно также как «гвинейский перец».


[Закрыть], который помогал ему при различных недомоганиях.

Его ботинки износились очень быстро, впрочем как и одежда, но ступни так затвердели, что он мог ходить повсюду, не испытывая ни малейшего неудобства. Потом ему было очень трудно привыкнуть надевать обувь.

Первое время его очень мучили кошки и крысы. Эти животные, завезенные на остров кораблями, которые останавливались здесь набрать воды и дров, невероятно размножились. Крысы кусали его за ноги и грызли одежду, пока он спал. Чтобы избавиться от грызунов, Селькирк стал бросать кошкам мясо, вскоре приручил их, и они стали являться сотнями и очень быстро избавили его от крыс.

Он приручил также несколько коз, которых научил, как и кошек, танцевать под звуки своих песен. Когда одежда превратилась в лохмотья, ему пришлось сделать себе плащ с широкими рукавами и колпак из козьих шкур, все это было собрано из различных кусков при помощи нитей, выдернутых из старого тряпья. После того как нож отслужил свой срок, Селькирк заменил его новым, изготовленным с грехом пополам при помощи камней из кусков обручей от бочек, подобранных на песчаном берегу. Поскольку у него было немного полотна, он сшил себе рубашки тем же способом, что и плащ; во всех операциях такого рода иглой ему служил гвоздь.

В первые моменты свидания с нами он был вне себя от радости, но в одиночестве бедняга почти забыл язык, с большими интервалами произносил отдельные слова, не связывая их, и мы с трудом понимали его. По истечении трех дней речь начала к нему возвращаться, и он признался нам, что молчание, которое он хранил до этого времени, было совершенно невольным. Мы предложили ему стакан водки, но поскольку он с момента его высадки не пил ничего, кроме воды, то не захотел даже пригубить; прошло достаточно много времени, прежде чем он смог вернуться к привычке есть нашу обычную пищу».

Став, как сказано выше, старшим матросом на корабле Роджерса, Александр Селькирк вернулся в Англию в 1711 году, где слух о его приключениях придал ему некоторую известность, как и месту его изгнания.