Текст книги "Демократия. История одной идеологии"

13. ПРОСТО ДЕМОКРАТИИ, ПРОГРЕССИВНЫЕ ДЕМОКРАТИИ, НАРОДНЫЕ ДЕМОКРАТИИ

Смена союзников, вылившаяся затем в ялтинский мир[480]480
  Ялтинский мир – базовые соглашения между Рузвельтом, Сталиным и Черчиллем о послевоенном мироустройстве были достигнуты на Ялтинской конференции 4-11 февраля 1945 г. (прим. пер.).


[Закрыть], выстроила с самого начала совершенно другую ситуацию, и не только в военно-политическом плане. Ситуацию, по отношению к которой все определения, все лозунги, выдвинутые в период между двумя войнами, оказались недостаточны. Неверно было бы думать, что «учредительные» группы в правительствах, возникавшие в разных странах (Франции, Италии) на основе антифашистских союзов и как бы продолжая их деятельность, которая привела к разгрому Оси, каким-то образом следовали линии довоенных «фронтов». Та страница была перевернута, начиналось что-то иное, рожденное в ходе долгих, тяжелейших боев, вновь соединивших те силы, которые оказались раздроблены в 1939-1941 годах. Напрасно Франсуа Фюре в своей последней, проникнутой горечью книге «Le passe d’une illusion» [«Прошлое одной иллюзии»] (1995) не раз карикатурно изображает европейский антифашизм как «дурачка на службе» Сталина. Несколько лет, весьма плодотворных в институциональном плане, антифашизм был точкой пересечения политических культур, переживших фашизм именно потому, что ими был выбран путь борьбы, и поставивших перед собой общую цель: не возвращаться к старым «либеральным демократиям», которые взрастили фашизм. Знаменательно, что порыв к обновлению затронул даже Англию – единственную европейскую страну, институциональная последовательность в которой ни разу не прерывалась, – что и определило сразу же после победы над Германией неоспоримую победу лейбористской партии и поражение Черчилля.

В Италии такой лидер, как Тольятти, прошедший через испытания, описанные нами в предыдущей главе, приходит к убеждению, что в период, наступивший после крушения фашизма, в задачу его партии (которая уже заслужила определение «новая») входит обнаружить и оценить те возможности – направленные на установление «передовой» демократии – какие таили в себе силы, связанные с иной идеологией, возникшие из иного источника, но проявившие себя в общей борьбе против фашизма. Целью теперь становится политически и экономически развитое общество, «прогрессивная демократия», основанная на передовой конституции и направленная на радикальные «структурные преобразования» (вроде тех, какие начал осуществлять в Англии Эттли); не прозябание в ожидании штурма гипотетического Зимнего дворца, но наилучшая политическая программа, какую могло на тот момент принять рабочее движение. Понятие «антифашизм» приобрело более широкий смысл: из отрицания, отвержения фашизма, оно сделалось конструктивным, направленным на преобразования. Основная идея Тольятти состоит в том, что в итальянском обществе существуют силы, группы, оказывающие давление; течения, более или менее «подспудные», и они потенциально направлены к действиям и решениям, совпадающим с интересами и целями, которые в свое время породили фашизм; и что долгая, упорная борьба с такими силами, в новой обстановке, обусловленной участием в послевоенных правительствах всех сил, сражавшихся с фашизмом, сама по себе может преобразить итальянское общество, сделать его более прогрессивным. Именно потому, что вся и недавняя, и отдаленная история нации привела к фашизму, – это наблюдение можно распространить и на всю Европу, которая постепенно скатилась к фашистской идеологии, – обратный путь, путь выкорчевывания фашизма тоже должен составить долгий исторический период. Отсюда и вывод, ясный уже из первого выступления Тольятти по возвращении в Италию[481]481
  La politica di unità nazionale dei comunisti, Napoli, 11 апреля 1944 г.; недавнее переиздание (1999): Ed. Robin, Roma.


[Закрыть], что речь идет не о тактических, конъюнктурных решениях, а о программе «на будущее», без каких-либо сиюминутных целей.

Таким образом, история не начиналась заново с heri dicebamus[482]482
  Вчера мы говорили (лат.).


[Закрыть], вырвавшись за «скобки» фашизма; но, обогатившись всем, что произошло за это время, продолжалась с совершенно иной точки. Даже и то, что вызвал к жизни фашизм – своим межклассовым характером, во многом сходным с рузвельтовским «Новым курсом» – должно было войти составной частью в обширную, разнообразную «сырьевую базу», нуждавшуюся в переработке; туда же неизбежно попадало все то, что в плане конкретных достижений осуществил и закрепил в Конституции 1936 года советский опыт. Эта огромная лаборатория, которую сегодня недобросовестная историография пытается представить гигантским концентрационным лагерем, вызывала интерес в тридцатые годы – до того, как гитлеризм поставил мир на грань катастрофы, – ее опыт принимали критически, или принимали tout court в самых разных слоях, уделяя пристальное внимание и совершенно необычной форме конституции, и результатам планирования экономики. Сильвио Трентин в обширной, восторженной статье комментирует советскую Конституцию 1936 года[483]483
  Commento sulla Costituzione dell’Urss, в «Giustizia e libertà» (Париж), июль 1936 г.


[Закрыть], а парижский журнал «Europe», который издает «радикал» Ридер, в 1931 году посвящает «первому пятилетнему плану»[484]484
  Farbman M., Le pian russe, «Europe», 25, 1931, pp. 526-557. Автор склоняется к мысли, что настаивать на НЭПе означало бы устроить «термидор большевизма».


[Закрыть] одну статью за другой. Радикальная новизна этой Конституции состоит в приоритете, предоставленном уже в Главе I описанию «общественного устройства», порядку владения собственностью и социальным правам, подробно, во всех деталях описанным в Главе X (следует обратить особое внимание на статьи 121, 122 и 123, где предусматривается наказание по закону за «расовое или национальное пренебрежение»). Впервые конституционная хартия включает в себя «право на материальное обеспечение в старости, а также в случае болезни и потери трудоспособности» (ст. 120); или право на бесплатное образование, включая высшее (ст. 121); или «право на получение гарантированной работы с оплатой труда в соответствии с его количеством и качеством» (ст. 118); не говоря уже об основном принципе, заявленном в статье 12: «Труд в СССР является обязанностью и делом чести каждого способного к труду гражданина по принципу: “кто не работает, тот не ест”», – поразительный отголосок проповеди апостола Павла[485]485
  «Второе послание к Фессалоникийцам», 3:10.


[Закрыть]. Перед нами совершенно новый конституционный стиль.

Разумеется, существовал по меньшей мере еще один источник, авторитетный и относящийся к недавнему прошлому, хотя его значимость и затмил трагический конец германской республики: то была общественная мысль, отразившаяся в статьях Веймарской конституции, особенно в 165-й, закладывавшей фундамент нового социального порядка, к созданию которого стремилось немецкое государство. Она гласила: «Рабочие и служащие призваны сотрудничать (mitwirken) на основании паритета (gleichberechtigt in Gemeinschaft) с предпринимателем, совместно регулируя заработную плату и условия труда, так же как и комплексное развитие производительных сил». Общественные классы при такой формулировке неизбежно становятся – к каким бы противоречиям это ни привело в конституционном плане – источниками права, пусть даже в статье и разъясняется, что такая ситуация может сложиться только при условии сотрудничества (mitwirken). Другой прецедент, который имели в виду европейские законодатели, работая над новыми конституционными хартиями эры антифашизма, – «Новый курс» Рузвельта, которому, однако, тенденциозно консервативный Верховный суд Соединенных Штатов навязал ограничения, замедлив его осуществление. Перебравшийся в США под конец жизни Артур Розенберг, за плечами которого был непосредственный опыт революции в Европе; который был лично знаком со всеми ее ведущими деятелями из НСДПГ, а потом из КПГ, усмотрел – в труде, подводящем итоги нелегкой жизни, «Демократия и социализм», – как раз в «Новом курсе» зародыш системы, способной преодолеть губительное расхождение между двумя враждующими принципами.

Таким образом, именно все это, то есть плоды борьбы и завоеваний первой половины века, законодатели старались перелить в конституции, которые писались с 1946 года и далее. В Италии, Франции, Федеративной Германии вводятся – благодаря объединенным усилиям как левых, так и католических партий, – мощные элементы социальной демократии. Сюда включается и принцип, уже наличествовавший в наброске к немецкой конституции 1848 года (ст. VII, § 26)[486]486
  Ее текст можно прочесть в труде под редакцией Габриэллы Валеры (Gabriella Valera): Mommsen Th., / diritti fondamentali del popolo tedesco, commento alla Costituzione del 1848 (Leipzig, 1849), 1st. it. per gli studi storici [Итальянский ин-т исторических исследований], Napoli, 1994, р. 124: «§25: Право собственности неприкосновенно. § 26: Экспроприацию можно осуществлять лишь по причинам, связанным с общественным благом, только на основании закона и при условии равноценной компенсации». Моммзен комментирует: «Экспроприации, разумеется, всегда будут, но теперь их можно будет проводить только после полного возмещения» (р. 75).


[Закрыть], согласно которому частная собственность подчинена критерию всеобщей пользы и им верифицируется. То же сказано и в статье 2 итальянской конституции (параграф 3: «Частная собственность может быть в случаях, предусмотренных законом, и с возмещением убытков экспроприирована, если того требуют общие интересы»). В подкомиссии спорили, не следует ли поставить «равноценное», или «справедливое» возмещение убытков. Но докладчик по вопросу, выдающийся христианский демократ Паоло Эмилио Тавиани, отверг поправку, заметив, что, если под «равноценным» понимать экономический эквивалент имущества, подвергаемого экспроприации, такая формулировка сделает невозможной аграрную реформу.

В месяцы, когда принималась конституция, на Сицилии ширилось движение против латифундий, за раздел земли между крестьянами. Чтобы запугать активистов и подавить движение в зародыше, сицилийские землевладельцы наняли наводящую страх банду Сальваторе Джулиано[487]487
  Сальваторе Джулиано (1922-1950) – сицилийский сепаратист и бандит; вначале выступал как своеобразный итальянский Робин Гуд и пользовался поддержкой населения; но по мере того как сепаратистское движение на Сицилии сходило на нет, стал заниматься похищением людей ради выкупа, а также осуществлять заказные расправы над лидерами левых движений. 1 мая 1947 г. на перевале Портелла-делла-Джинестра попытался захватить видного сицилийского коммуниста Джироламо Ли Каузи, в результате чего были убиты 14 человек, включая женщину и троих детей, 30 человек были ранены. Инцидент вызвал возмущение во всей стране; на банду Джулиано началась настоящая охота, в итоге сам он был обнаружен и застрелен «при попытке оказать сопротивление» (прим. пер.).


[Закрыть], того самого, который устроил массовую расправу над путниками на перевале Портелла-делле-Джинестре (1 мая 1947). Но ведь крестьяне действовали на законных основаниях, в русле декретов, обнародованных министром Гулло осенью 1944 (проект конституции предоставлял ему определенные этико-юридические основания). А общественные силы, вооружившие Джулиано, – землевладельцы и мафия – вскоре нашли прибежище в той же партии, к которой принадлежали такие люди, как Тавиани. Разрыв между конституцией писаной и конституцией «реальной» уже намечается в подобных событиях, а впоследствии обнаружится со всей очевидностью.

Во Франции расстановка парламентских сил в Учредительной комиссии была такова, что ФКП даже смогла предпринять попытку предложить свой проект конституции. На самом деле шанс был упущен: текст получился слишком бедным (всего 18 статей) и не оправдал надежд. Первая статья, в терминологии которой слышались отголоски языка Первой французской республики, гласила: «Французская республика представляет собой демократию, суверенитет в которой принадлежит исключительно Нации». Ничего не говорилось о праве на собственность, которое и не значилось среди прав, перечисленных в статье 4; зато из советской конституции 1936 года перенимались некоторые основные принципы общественного устройства сталинской эпохи: право на труд и на получение гарантированной работы; материальное обеспечение за счет государства во всех случаях потери трудоспособности; бесплатное образование на всех уровнях; бесплатное судопроизводство. Так или иначе, проект был отвергнут.

Зато в тексте, одобренном Конституционной комиссией 19 апреля 1946 года, право на собственность трактовалось в статьях 35 и 36. Оба принципа, которые мы видели в итальянской конституции, утверждены и здесь: экспроприация «ради общественной пользы» (ст. 35) и приоритет «общественных нужд» над правом собственности (ст. 36); однако же формула о возмещении убытков звучит так: «справедливое возмещение убытков, определенное согласно закону». В начале статьи 35 поражает почти дословное, с одним только знаменательным отличием повторение статьи 6 «Декларации прав человека», предложенной Робеспьером в 1793 году. У Робеспьера: «Собственность есть право каждого гражданина пользоваться и располагать по своему усмотрению той частью имущества, какую ему гарантирует закон». Французская конституция 1946 года, ст. 35: «Собственность есть неотъемлемое право иметь при себе, пользоваться, располагать имуществом, гарантированное каждому по закону». Подхват еще более очевиден, если прочесть статьи, следующие за упомянутыми. Робеспьер (ст. 7): «Право на собственность ограничено, как и все другие права, обязанностью уважать права других людей». Конституция 1946 года, ст. 36: «Право на собственность не может осуществляться вопреки общественной пользе, или в ущерб безопасности, свободе, существованию или собственности других людей». Перекличка с декларацией Робеспьера заметна с первого взгляда. То же самое явствует из определения, какое тот и другой текст дает «свободе». Робеспьер: «Свобода есть принадлежащая человеку власть проявлять по собственной воле все свои способности; мерой ее является правосудие». Конституция 1946 года, ст. 3: «Свобода есть возможность совершать все, что не нарушает права других людей. Условия проявления свободы устанавливаются законом»[488]488
  Тексты проекта ФКП и проекта, одобренного 19 апреля 1945 г., можно прочесть в Saitta A., La Quarta Repubblica francese e la sua prima Costituente, Sansoni, Firenze, 1947, pp. 202-233.


[Закрыть]. Тут речь уже идет не только о якобинском влиянии, но о влиянии именно Робеспьера. Статьи 6 и 7 проекта, написанного Робеспьером, «вылились» в «Декларацию прав человека», соответствующим образом принятую и положенную в основу конституции 1793 года, которая, вместе с конституцией 1848 года, нашла отклик в преамбуле французских законодателей апреля 1946-го. Если быть точным, две статьи (6 и 7) робеспьеровского наброска превратились в одну (16), где уже ничего не говорится о привязке к закону или об ограничениях, им поставленных: «Право на собственность есть право, принадлежащее каждому гражданину, пользоваться и располагать по своему усмотрению своим имуществом, своими доходами /это слово отсутствовало в проекте/, плодами своего труда и своей деятельности».

Очевидно, что законодатели апреля 1946 года опирались не только на конституцию 1793-го, но более всего в том, что касается основных принципов, именно на предложение Робеспьера, на его собственноручный текст. Филиппо Буонарроти в своей работе «Заговор во имя равенства, именуемый заговором Бабёфа» (1828) в сноске к первой главе опубликовал текст Робеспьера, представив его следующим образом:

Этот замечательный документ проливает свет на истинные цели, какие ставили перед собой люди, подвергавшиеся яростным нападкам после смерти великого законодателя /то есть именно Робеспьера/ Восхищение вызывает определение права на собственность, исключенное из числа основных прав /.../, ограничения, наложенные на право собственности; введение прогрессивного налога и т. д.[489]489
  Итал. перевод под редакцией G. Manacorda: Einaudi, Torino, 1946, pp. 26-27.


[Закрыть].

Но все усилия по выработке текста пропали втуне из-за сокрушительного провала: избиратель не принял вариант, одобренный в первом чтении благодаря голосам социалистов и коммунистов (309 против 249). В самом деле, постановление от 17 августа 1945 года, назначавшее выборы в Учредительную комиссию, в частности, гласило: «Конституция, принятая Ассамблеей, должна быть одобрена электоратом, состоящим из французских граждан, путем референдума, назначаемого не позже, чем через месяц после ее принятия Ассамблеей». Референдум проходил 5 мая 1946 года, и проект конституции был отвергнут 53% голосов против 47%. Очевидное доказательство дискразии, которая всегда существует между избранниками и избирателями. Ведь Учредительная комиссия была избрана за каких-то шесть месяцев до того, 21 октября 1945 года! Кроме того, это в очередной раз доказывает, что правящие группировки «обгоняют» свой электорат. В итальянской Учредительной комиссии думающая часть демохристианских законодателей работала (даже после окончательного прекращения сотрудничества с правительством в феврале-марте 1947 года) в полном согласии с левыми. Но и в Италии таким образом выработанный текст мог не выдержать испытания референдумом. Демохристианский электорат был, конечно же, более отсталым, чем руководители партии.

С интересующей нас точки зрения существенно новым в новой конституции, которую выработала вторая французская Учредительная комиссия, избранная 2 июня 1946 года (в тот же день, что и итальянская), одобренной на референдуме 13 октября, было то, что статьи 35 и 36 исчезли. Преамбула была сильно расширена, и в ней были изложены основополагающие принципы. Исчезла отсылка к конституциям Первой и Второй республик (упоминание о 1793 годе вряд ли могло прийтись по нраву католической части общества, широко представленной в Народно-республиканском движении); осталось лишь обращение к «Декларации прав человека и гражданина» 1789 года, где собственность находится на самом первом месте (ст. 2), а о праве на труд даже не заходит речи. В плане собственности больше не говорится об ограничении этого права, но, как отголосок национализации, предпринятой за несколько месяцев до этого в Англии лейбористским правительством[490]490
  Национализация шахт, Банка Англии, железнодорожного и городского транспорта, поставок газа, электроэнергии и т. д. Всё это торжественно провозгласил перед страной Георг VI в своей коронной речи 15 августа 1945 г.


[Закрыть], полагается, что «Всякое предприятие, эксплуатация которого имеет или приобретает характер национального достояния или фактической монополии, должно перейти в общественную собственность».

Третий пример – Федеративная Германия. В Grundgesetz (Основном законе) Федеративной Республики Германии аналогичное ограничение выражено в статье 14. Она находится среди основополагающих понятий (Grundgerechte), в первой части конституционного уложения. «Собственность и право наследования гарантированы. Содержание и ограничения таковых прав установлены законами».

Католическая общественная мысль тоже внесла свой вклад. Некоторые представители этого направления, с трудом преодолевавшего глубокие компромиссы католической церкви с фашизмом, тоже входили в число законодателей как в Италии, так и в Германии. Лидер итальянских демохристиан Альчиде Де Гаспери[491]491
  Де Гаспери, Альчиде (1881-1954) – итальянский политик, премьер-министр Италии с декабря 1945 по август 1953 г. (прим. пер.).


[Закрыть] – имевший за плечами продолжительную карьеру, которая началась в 1911 году, когда он представлял итальянское меньшинство в парламенте старинной двуглавой австро-венгерской монархии, – государственный деятель с огромным стажем, переживший, вращаясь в орбите Ватикана, долгий период фашизма, даже участвовавший в испанской войне на стороне «националистов», теперь признавал – искренне, без задних мыслей – «христианское величие усилий, предпринятых коммунистической Россией» ради «сокращения дистанции между классами общества»[492]492
  De Gasperi A., La democrazia cristiana e il momento politico (1944) в Discorsi politici под ред. T. Bozza, Cinque Lune, Roma, 1956, pp. 15-16.


[Закрыть].

Экономист Фанфани[493]493
  Фанфани, Аминторе (1908-1999) – итальянский политик, лидер христианско-демократической партии, одна из доминантных фигур на политической арене Италии второй половины XX в., с 1954 по 1987 гг. пять раз занимал пост премьер-министра. Председатель Генеральной ассамблеи ООН в 1965-1966 гг. (прим. пер.).


[Закрыть], получивший образование в Католическом университете отца Джемелли[494]494
  Католический университет отца Джемелли – католический университет Святого Сердца (Università Cattolica del Sacro Cuore), самый большой в Италии частный университет, основанный в 1921 г. францисканцем о. Агостино Джемелли (1878-1959), убежденным сторонником фашистского режима (прим. пер.).


[Закрыть] (эпицентре клерикального фашизма), теперь, войдя в Учредительную комиссию и представляя левое крыло своей партии, ратовал за «общественный контроль над экономической жизнью», который «облегчит развитие личности»[495]495
  Секретариат Христианско-демократической партии Италии, Guide del propagandista, брошюра 5, L'economia orientata, Fan-fani A., Ed. Spes, Roma, 1946, pp. 19 и 21.


[Закрыть]. Крупный итальянский законодатель, бывший среди создателей конституции, обнародованной 1 января 1948 года, Пьеро Каламандреи, точно определил жанр конституционных актов, рожденных после краха фашистских режимов. Он заметил – в первую очередь относительно итальянской конституции, – что это «полемические» тексты. Причина тому становится ясной по прочтении «основных принципов»: эти тексты ставят под вопрос существующий общественный порядок. Это – настоящая революция как в истории конституционной мысли, так и в ее практике. Особенно «подрывной» представляется третья статья итальянской конституции, предложенная Лелио Bacco. В ней говорится: «В задачу Республики входит устранить все препятствия экономического и социального порядка, которые, ограничивая на деле свободу и равенство граждан, мешают полному развитию человеческой личности и деятельному участию всех трудящихся в политической, экономической и общественной жизни страны»[496]496
  Calamandrei Pietro, Discorso sulla Costituzione-, 28 января 1955 г. (к десятой годовщине Освобождения Италии). Существует также электронное издание, выпущенное издательством Cetra (литературная серия под ред. Нанни де Стефани). Следует также напомнить, что Каламандреи способствовал выходу в свет Commentario sistematico della Costituzione; книга была опубликована во Флоренции в 1950 г. и, по причине крайней пестроты авторского состава, отличается некоторой непоследовательностью.


[Закрыть]. Лелио Bacco по праву назвал ее – через тридцать лет, когда уже четко определилась дистанция между этой нормой и конкретными событиями истории республики – «ключевой статьей всей конституции, основной, стержневой статьею». И добавил такой комментарий: «Эта статья утверждает, что никакой демократии не будет, пока остается экономическое и социальное неравенство. Значение этой статьи в юридическом плане колоссально»[497]497
  Basso L., State e cittadino, выступление в Миланском университете 28 февраля 1975 г. в рамках празднования тридцатой годовщины Освобождения, в AA.W., 1945-1975. Italia: fascismo, anti-fascismo, Resistenza, rinnovamento, Feltrinelli, Milano 1975, p. 419.


[Закрыть].

Ее новизна неоспорима. Новым является само понятие о том, что «устранить препятствия» входит «в задачу Республики»; такое выражение неслыханно, оно не встречается даже в «антифашистских» конституционных актах той же самой эпохи. Французская конституция 1946 года (принятая второй Учредительной комиссией) устанавливает во вводной декларации: «Республика гарантирует всем мужчинам и всем женщинам, проживающим на территории Французского Союза, индивидуальное и коллективное осуществление широкого ряда прав», которые Bacco определяет как «основанные на доверии», но ничего не говорит об этих «гарантиях». Конституция Федеративной Республики Германии (1949) в статье 3, параграф 2, использует почти тот же язык, что и статья 3, параграф 2 итальянской конституции, но делает упор на действительное равноправие мужчин и женщин: «Der Staat fòrdert die tatsàchliche Durchsetzung der Gleichberechtigung von Frauen und Manner, und wirkt auf die Beseitigung bestehender Nachteile hin» (Государство способствует действительному осуществлению равноправия мужчин и женщин и берется устранить ситуации, которые до сих пор ему препятствуют). Масштаб формулировки, принятой итальянскими законодателями, гораздо шире, они провозглашают основополагающее понятие, чреватое неисчислимыми последствиями: «препятствия» к «подлинному» и сущностному равенству и их обязательное «устранение». Мысль, которая подразумевалась и на тот момент преобладала, знаменовала собой прозрение, что в равенстве – сама суть демократии, если под ним понимать «не чисто формальное, но сущностное равенство всех людей», по меткому определению Норберто Боббио[498]498
  Норберто Боббио (1909-2004) – выдающийся итальянский философ, историк, политолог (прим. пер.).


[Закрыть], который в том же контексте так сформулировал свою мысль: «эгалитаризм есть сущность демократии»[499]499
  Bobbio N., L'ideologia del fascismo (Milano, 10 января 1975 г.), в AA.W., 1945-1975. Italia, pp. 47-48. В своих следующих работах, например, Il futuro della democrazia (Einaudi, Torino, 1984, p. X), Боббио склонен отождествлять демократию с «правилом большинства».


[Закрыть].

И, разумеется, на выражении «устранить препятствия» сосредоточились нападки либеральной части итальянской Учредительной комиссии. Экономист Корбино предложил изменить фразу следующим образом: «В задачу государства входит предоставить все возможности для полного развития личности». И заметил настороженно: «Что же все-таки означает – устранить препятствия экономического и социального характера? Не значит ли это, случайно, что следует убрать с дороги все препятствия юридического, экономического и социального характера; отнять у государства его государственную природу!» (Акты Учредительной комиссии, с. 2424). Очевидно, что формулировка этой статьи родилась вследствие встречи и взаимовлияния католической общественной мысли («полное развитие человеческой личности») и левых сил («деятельное участие всех трудящихся в политической, экономической и общественной жизни страны»).

Здесь было бы не лишне припомнить одну немаловажную историческую деталь. На заседаниях итальянской Учредительной комиссии широко обсуждался вопрос, следует ли предпослать самому тексту конституционного акта некую преамбулу, которая бы заключала в себе некую перспективу, «послание» в будущее, такое, например, как то, что превратилось впоследствии в статью 3. В то время именно Каламандреи поддерживал идею такой преамбулы. Он считал, что преамбула необходима, поскольку сам текст конституции как таковой должен включать в себя лишь «нормы», которые могут оказаться эффективными на практике, с юридической точки зрения. (Французские законодатели тоже приняли преамбулу, очень краткую, где изложили основные принципы, такие как равноправие мужчин и женщин и национализация. Их преамбула открывалась полной пафоса отсылкой к «Декларации прав» 1789 года[500]500
  Зато редакция, проваленная избирателями 5 мая 1946 г., апеллировала, что любопытно, к конституциям 1793, 1795 (к Робеспьеру и к Термидору сразу!) и 1848 годов. Конституция Третьей республики (1875) (посредственная) была полностью отвергнута.


[Закрыть]. А в Grundgesetz Федеративной Германии все принципы, установленные и определенные в первых статьях, включены в текст конституции). Тольятти, отвечая Каламандреи, развил мысль, которую через десять лет сам Каламандреи положит в основу своей «Речи о конституции».

Наша конституция должна выражать нечто большее, должна иметь программный характер, по крайней мере, в некоторых ее частях, особенно в тех, где утверждается необходимость придать новое содержание правам граждан /.../ В конституции закрепляется не только существующее положение вещей, но и нормы, которые будут освещать дорогу последующим законодателям. Это можно было бы отразить в преамбуле. Но какое значение имеет преамбула? В Статуте Карла Альберта[501]501
  Статут Карла Альберта – либеральная конституция, утвержденная 4 марта 1848 г. королем Сардинского королевства Карлом Альбертом Савойским (1798-1849) (прим. пер.).


[Закрыть] тоже была преамбула, но сейчас о ней никто не помнит. Записанные в преамбуле, нормы теряют всякое значение[502]502
  Togliatti Р., Discorsi alla Costituente, под ред. G. Pallotta, Roma, Newton Compton, 1976, pp. 64-65.


[Закрыть].

Итак, настороженность сторонника свободной торговли, консерватора Эпикармо Корбино была вполне обоснованной – разумеется, с его точки зрения. На том заседании Учредительной комиссии Тольятти начал свои рассуждения с недвусмысленной ссылки на исторический процесс, в ходе которого появляется новейший способ формализации, представления конституционных положений в форме «директив», имеющих «программный характер».

Советская конституция носит совершенно определенный характер: она кодифицирует в лапидарных нормах факты, порожденные революцией; кодифицирует ситуацию, созданную революционной деятельностью за двадцать лет /он имеет в виду Конституцию 1936 года/ В Италии такая ситуация не сложилась, и не только потому, что революция не произошла, но и потому, что, по всеобщему мнению, в современных условиях, при существующих политических отношениях между классами и нациями как в Италии, так и во всей Европе можно провести глубокие социальные преобразования, следуя другим путем. Конституция должна это учитывать. Следовательно, если она утвердит лишь то, что существует в Италии сейчас, она не будет соответствовать тому, чего огромное большинство народа ждет от конституции. Наша конституция должна быть чем-то большим...

То, что конституционная зрелость страны социализма породила, в том числе, новизну антифашистских конституций Западной Европы – особенно Италии, – невозможно выразить яснее. Знаменателен тот исторический факт, что столь ярко выраженное влияние совершенно согласовывалось с политико-парламентарной ситуацией тех лет. Поэтому послевоенные конституции можно действительно рассматривать как кодификацию расстановки сил между классами и их политическими проекциями после падения фашистских режимов.

В формулировке начальной статьи («Италия – демократическая республика, в основе которой лежит труд») тоже слышится отголосок споров вокруг прецедента, которым является определение советского конституционного строя. Формулировка, предложенная левым крылом и подписанная, в числе прочих, Ненни, Bacco, Тольятти, гласила: «Италия – демократическая республика трудящихся». Центристы и либералы предложили: «Итальянское государство имеет республиканский, демократический, парламентарный, антитоталитарный строй». На левом крыле объединились республиканцы; от них выступил Паччарди, который заявил, что формулировка, выработанная тремя крупнейшими представителями левых, совершенно соответствует заветам «Обязанностей человека» Мадзини[503]503
  «Обязанности человека» Мадзини – «Об обязанности человека» – один из главных трудов Джузеппе Мадзини (см. прим, к с. 7, Джузеппе Мадзини); основная идея – утверждение идеала общества, которое есть «собрание людей, условившихся между собою силою многих защищать права каждого». Долг каждого человека, в понимании Мадзини, – это «стремление к усовершенствованию себя и других», «борьба с несправедливостью и заблуждением». «Стать лучше» – в этом должна заключаться цель каждого отдельного человека. Переход индивидов к этическому осознанию необходимости высшего политического порядка происходит через религию, представляющую собой своеобразный синтез морального воспитания. Свобода, по убеждению Мадзини, – это автономия политически ответственного субъекта (прим. пер.).


[Закрыть]. Ла Мальфа[504]504
  Ла Мальфа, Уго (1903-1979) – итальянский политик либерально-демократических убеждений (прим. пер.).


[Закрыть] (Партия действия), наоборот, выступил против, говоря, что дополнение «трудящихся» после слов «Италия – демократическая республика» рискует «вызвать в памяти исторический опыт великой ценности, который, однако, не является именно нашим политическим опытом современной демократии»[505]505
  La costituzione della Repubblica nei lavori preparatori della Asemblea Costituente, Ed. Camera dei Deputati – Segretariato generale, Roma, 1970, I, p. 575 (дневное заседание 22.03.1947).


[Закрыть]. Он, очевидно, имел в виду опыт Советского Союза, конституция которого (1936) как раз открывалась словами (ст. 1): «Союз Советских Социалистических Республик есть социалистическое государство рабочих и крестьян», за которыми следует, как иллюстрация, статья 3: «Вся власть в СССР принадлежит трудящимся города и деревни в лице Советов депутатов трудящихся». На заседании 11 марта Тольятти провозгласил:

Мы снова вносим предложение, чтобы Итальянская республика была определена как Итальянская республика трудящихся, и этим не намереваемся никого подвергать остракизму, и никого не хотим лишить гражданских и политических прав; мы всего лишь хотим установить, что правящий класс республики должен быть новым правящим классом, напрямую связанным с трудящимися классами[506]506
  Togliatti P., Discorsi parlamentari, Ed. Camera dei Deputati, Roma, 1984, I, p. 75.


[Закрыть].

Тем самым он заранее отвел возражение, которое Ла Мальфа высказал в корректной форме, в отличие от других, выступавших в рамках комиссии и вне ее. Проблему составляло фундаментальное различие, которое имело место в советском строе еще с обнародования «Декларации прав трудового народа»: различие между трудящимися и не трудящимися, приводившее к тому, что последние лишались политических прав (ст. 7): это, понятно, предполагало, что часть населения оказывалась лишена гражданства; но истолковывать данную статью следовало в свете указания, выраженного в статье 12 Конституции: «Труд в СССР является обязанностью и делом чести каждого способного к труду гражданина». А статья 7 «Декларации прав трудового народа»[507]507
  «Декларация прав трудового народа» – точнее, «Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа» – один из первых конституционных актов Советской республики, принятый 12 (25) января 1918 г. третьим Всероссийским съездом Советов; определил как основные задачи Советского государства уничтожение всякой эксплуатации человека человеком и установление социалистической организации общества (прим. пер.).


[Закрыть] ясно говорит о том, что политических прав следует лишить «эксплуататоров»[508]508
  НЭП (Новая экономическая политика) снова внедрила капиталистических дельцов в советское общество, отсюда и стремление поставить эти слои, потенциально враждебные социализму, в положение политического меньшинства.


[Закрыть]. Грамши в «Тюремных тетрадях» определяет советские выборы как некую форму «добровольной вербовки государственных чиновников определенного типа» и отличает «обычного законопослушного гражданина» от «того, кто соглашается на нечто большее, берет на себя обязательство сделать что-то еще»[509]509
  Gramsci, Quaderni del carcere, p. 1626.


[Закрыть]. Тольятти намеревается рассеять сомнения и поэтому уточняет, что формулировка «трудящихся» не подразумевает «лишения кого бы то ни было гражданских и политических прав». Но предложение было отвергнуто с перевесом в несколько голосов, и тогда прошла, при поддержке левых, формулировка, придуманная Фанфани (из левых демохристиан): «демократическая республика, в основе которой лежит труд».

Тем временем происходило рождение «народных демократий».

При осмыслении явлений, к которым мы сейчас обратимся, еще долго будет нелегко обойтись без страстей, обид и клише. Все еще живут и здравствуют представители либо наследники почти всех политических формирований – как тех, которые держали бразды правления, так и тех, кто им противостоял. Тем не менее осмыслить эти явления неоходимо всем – и апологетам, и противникам, и еретикам, и победителям. Кроме того, эйфорическое ощущение триумфа, вырвавшееся на свободу в 1989-1990 годах, когда эти политические режимы один за другим распадались, уже уступило место более осторожным оценкам, что имело двойную мотивацию: а) наступившее разочарование, очевидной причиной которого является возврат к власти, под другим облачением, тех же самых политических формирований, которые и раньше правили в той или иной стране; б) дикий облик, который приняла там заново внедренная «рыночная» экономика, обострившая социальные противоречия и вернувшая к жизни «левые» формирования, так или иначе «осовременившие» свой лексикон и свои программы.

Основной фактор, который нужно учитывать, – причем в обеих зонах влияния, на которые разделилась Европа с 1945 года и далее, – международное положение. Это было совершенно новым в истории континента. Континент, который диктовал законы миру, сделался теперь, в результате войны, развязанной Гитлером, зоной влияния двух победителей, США и Советского Союза, а также Великобритании в немаловажной роли дублера Соединенных Штатов, «западного» победителя. Собственно, первый раздел на зоны влияния состоялся между Черчиллем и Сталиным в Москве 9 октября 1944 года; в тот день произошла памятная сцена с «процентами», которые Черчилль высчитал по собственной инициативе и запечатлел собственной рукой.