Текст книги "Тихая гавань"

Автор книги: Луанн Райс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Глава 11

Четверг приближался, и девчонки ходили за тетей хвостом – как цыплята за наседкой. Договорились, что в Хаббардз-Пойнт приедет Марта и останется на ночь. Куинн ворчала не переставая:

– Нью-Йорк так далеко, ты не должна ехать туда одна. Возьми нас, тетя Дана. Мы тебя будем охранять.

Дану это растрогало. По представлениям Куинн, все плохое случалось только со взрослыми, с родителями.

– Я же еду всего на один день, – сказала Дана.

– На день и на ночь, да еще часть завтрашнего дня прихватишь, – помрачнела Куинн. – А как же твоя картина?

– Нью-Йорк очень уж далеко! – Элли схватила Дану за локоть.

– Ну все, хватит! Слушайте меня внимательно, – не выдержала Дана. – Мне надо ехать, и это факт. Я буду очень осторожна. Я в своей жизни повидала много городов, в том числе и Нью-Йорк. А еще я обязательно привезу вам подарки.

– Подарками нас не купишь, – сказала Куинн. – Нам на них плевать.

– Куинн, ну ты что! Все-таки подарки, – шепнула сестре Элли.

– Идите сюда, я вас обниму, – сказала Дана и прижала к себе обеих племянниц.

Ее сердце разрывалось от любви к ним. Но ей нужно было денек передохнуть. Сходить на ленч со взрослыми людьми, побродить, как прежде, по галереям. И встретиться с Сэмом. В семь часов вечера в Линкольн-центре.

– Что это? – спросила Куинн, имея в виду ключ, висевший у Даны на шее.

– Это мамин? У нее был такой же, – сказала Элли.

– А ты знаешь, от чего он? – спросила Дана.

– Кажется, от ее дневника, – ответила Элли. – Она попробовала открыть им дневник Куинн, но он не подошел. Тогда она его взломала.

– Элли, заткнись!

– Что тогда произошло? – спросила изумленно Дана.

Куинн густо покраснела и замотала головой.

– Мама прочитала ее дневник, – объяснила Элли. – Она говорила, что волнуется за Куинн. Что не хотела, но пришлось – для блага Куинн. А Куинн жутко разозлилась.

Куинн трясло. Она стояла мрачная, с пунцовыми щеками. Дана ласково взяла ее за руки.

– Я тебя не осуждаю, – сказала она. – Твоя мама не должна была так поступать.

– Даже ради моего блага?

Дана грустно вздохнула и вспомнила события тридцатилетней давности.

– Куинн, должна тебе признаться: в нашей семье всегда находились любители почитать чужие дневники. Когда нам с Лили было приблизительно столько же, сколько тебе сейчас, наша мама прочитала наши дневники. У меня было ощущение, словно она прочитала мою душу.

– И у меня, – кивнула Куинн.

– Наверное, Лили дала тогда волю материнским инстинктам и забыла, каково это – быть маленькой девочкой. Не сердись на нее. Это говорит только о том, что она очень тебя любила и не смогла сдержаться.

– Жаль, что она мне этого не сказала.

– И мне тоже... – вздохнула Дана.

Она доехала до Пенсильванского вокзала, а потом на подземке до Гринич-Виллидж. Она побродила по городским улочкам, заглянула в кафе выпить эспрессо, поглазела на витрины и на прохожих. Отчего почувствовала себя совершенно другим человеком – одинокой свободной художницей в большом городе.

Она перешла Хьюстон-стрит и оказалась в Сохо. Путь ее лежал в Галерею Деграфф. В витрине были выставлены два ее морских пейзажа, а на стекле белой краской было выведено: «Дана Андерхилл, Нью-Йорк».

Дана открыла дверь, и Виктория Деграфф, ее подруга и галеристка, одетая в широченный тибетский балахон, кинулась к ней навстречу. Она трижды – как принято в Бельгии – поцеловала Дану, а потом уже по-американски обняла.

– Ох, драгоценная моя, как же я по тебе соскучилась!

– И я по тебе, – ответила Дана.

– И вот ты здесь! И ты, и твои работы! Ну, что скажешь?

– Это же все старое, – сказала Дана, оглядевшись. – Я это писала пять лет назад.

– Знаю. И слава богу, что ты столько наработала.

Вики взяла Дану под руку и повела показывать галерею. Дана встречалась со своими картинами, как со старыми знакомыми: вот это написано на Корсике, это – в Позитано, две картины с острова Уайт, а остальное из Онфлёра. Она заметила, что Вики выставила одну совсем старую работу, сделанную еще в Мартиных Виноградниках.

– Откуда у тебя это? Кажется, раньше ее здесь не было.

– Умер один из первых твоих коллекционеров, – сказала Вики. – Его жена выставила все собрание на продажу, и я купила тебя. Ты – ценное приобретение, радость моя. Ну, пошли. Нас ждет ленч со Стерлингом Форсайтом из «Арт таймс». Скажу тебе по секрету: он в тебя просто влюблен.

Куинн почувствовала себя в доме хозяйкой. Бабушка – не тетя Дана. Она тихо уселась у окошка и, каждую минуту о чем-то вздыхая, смотрела на пляж и на отдыхающих. Куинн поднялась в спальню родителей, легла на кровать. Она снова нюхала их подушки и рассматривала ночные столики. И снова играла с русалкой в стеклянном шаре.

– Ты, русалка, мне скажи, как девчонке жизнь прожить? – спросила она.

И получила ответ.

Куинн придумала: надо сделать в гараже окно, чтобы у тети Даны был там северный свет. Она помчалась вниз. Теперь-то уж тетя Дана останется здесь, будет жить спокойно и писать свои картины, и никакая Франция ей не понадобится.

Она с трудом открыла тяжелую дверь в гараж и проскользнула внутрь. На стене были развешаны папины инструменты. Взобравшись на стремянку, она достала пилу, определила, где север, и взялась за работу.

Стоя на стремянке, она внимательно исследовала стену. Она была старая, в щели между досками проникал свет. Куинн просунула пилу в зазор и принялась водить ею вперед-назад.

Тетя-Дана, тетя-Дана – словно пела пила. А если тетя Дана решила не возвращаться? Мама всегда говорила, что у тети Даны душа бродяги, что ничто не может удержать ее на месте.

– Останься здесь, – твердила Куинн, продолжая пилить.

Визг пилы казался ей оглушительным, но кто услышит? Бабушка давно глуховата, а если появится Элли, Куинн ее припугнет: пригрозит, что уничтожит Кимбу. А вот Сэм – он пусть слышит. И, вспомнив о Сэме, Куинн стала пилить еще быстрее. Сэм ругаться не будет. Что-то подсказывало ей, что Сэм не меньше ее хочет, чтобы тетя Дана осталась здесь.

Она пилила из всех сил и думала о своей тете – художнице, которой нужен северный свет.

Дане ленч очень понравился – приятно поесть в ресторане с крахмальными салфетками. Итальянская еда была потрясающе вкусна, но лучше всего было то, что ей не надо было ни о чем думать. Ни о Куинн, сидящей на камне, ни о том, чтобы вовремя отвести Элли на урок плавания, ни о том, что приготовить на ужин.

Как же замечательно просто сидеть, наслаждаться едой, слушать комплименты Вики и Стерлинга Форсайта, разговаривать о своих работах и думать о предстоящей встрече с Сэмом. Они сидели снаружи, на выкрашенной в синий и белый цвет узкой веранде. Тихонько жужжал диктофон Стерлинга, напоминавший о том, что это еще и интервью.

– Подводный мир, – сказал Стерлинг.

Это был огромный мужчина с темными вьющимися волосами и блестящими глазами. Такая у него была манера – произносить отдельные слова и ждать, что собеседник сам заговорит на эту тему.

Дана накрутила на вилку спагетти.

– Морские глубины, – сделал он еще одну попытку. – Вы жили в разных уголках света, от Америки до Японии, так ведь? И что вам понравилось больше всего?

– Новая Англия, – ответила она.

– Но здесь вы не жили больше десяти лет. Почему же не возвращались в место, которое, как вы утверждаете, любите больше всего?

Дана молча ела. Сколько раз она задавала себе тот же самый вопрос. Может, она уехала именно потому, что так здесь все любила? А любовь – это ведь непрекращающаяся сердечная боль. Куда как проще жить в местах, к которым не так привязана. Но она сказала совсем другое:

– Я хотела посмотреть мир. Думала, что это поможет мне писать лучше.

– Осмелюсь сказать, что так оно и вышло, – сказал Форсайт. – И вот еще одна тема. Синий цвет. Ваш коронный. Сколько оттенков синего вы использовали в своих работах?

– Сто четыре тысячи шестьсот один.

– Вы это серьезно?

– Абсолютно.

Вики не могла решить – то ли рассмеяться, то ли рассердиться. Дана ей улыбнулась. Она терпеть не могла давать интервью. И что она может сказать такого уж важного? Она всего-навсего нашла способ зарабатывать на жизнь так, чтобы использовать данный Богом талант. Но этого говорить было нельзя. Надо было играть в игру.

– Любовь, – произнес Стерлинг и положил руку на скатерть. – Давайте поговорим о любви. Весь художественный мир с интересом следил за тем, как вы шефствовали над Джонатаном Холлом. Впрочем, лично я всегда считал, что он вам уступает. Он авантюрист.

– Вовсе он не авантюрист, – сказала Вики. – На редкость талантливый художник. И первой это разглядела Дана.

– Вики, я тебя обожаю! – расхохотался Стерлинг. – Но интервью я беру не у тебя. Дана, позвольте пригласить вас сегодня на ужин. Уверяю вас, общество мужчины моего возраста вовсе не так уж утомительно.

– Благодарю вас, – ответила Дана, с трудом сдерживая ярость, – но, к сожалению, я не могу. Сегодня вечером я встречаюсь с одним своим другом.

– Не с Джонатаном Холлом?

Дана молча покачала головой.

– Лично меня это весьма радует. Хотя из этого можно было бы сделать замечательный финал статьи – вы двое снова вместе.

– Никогда.

– Никогда не говори «никогда», – заметила Вики.

– Никогда, – твердо повторила Дана.

– Никогда не кончится история Даны, – рассмеялась Вики. – Не пытайся загнать ее в угол. Тогда она просто переселится на другой континент.

Окошко получилось хоть куда. Куинн и сама изумилась. Она пропилила двадцать пять сантиметров в высоту, двадцать пять в ширину. Папа бы ею гордился. Работа заняла весь день, и теперь мышцы на правой руке натруженно болели, но в недостатке решимости ее никто бы не мог обвинить. Это было лучшее окно, не окно, а мечта любого художника.

Куинн только принялась собирать отпиленные доски, как поблизости раздались голоса. На дороге стояли бабушка и старуха Аннабелла и о чем-то разговаривали.

– Бог ты мой... – в ужасе выдохнула бабушка.

– Марта, я же тебе говорила, что слышала звук пилы, – сказала Аннабелла.

– Куинн, что ты натворила!

– Это окно для тети Даны.

– Надо было сначала у меня спросить, – сказала бабушка. А если ты задела опорную балку? И тогда картина твоей любимой тети вообще погибла бы – ее бы завалило.

– И люди могли пострадать, – добавила Аннабелла.

– Опорную балку я не трогала, – огрызнулась Куинн.

Уж этому-то ее папа научил, об опорных балках ей все известно.

– А ну выходи, пока гараж не рухнул, – велела бабушка.

– Позвони Полу Николсу, – посоветовала Аннабелла. – Он укрепит стену, и все будет в порядке.

– Чтобы ему заплатить, придется еще неделю торговать хот-догами, – рассмеялась бабушка.

Летним вечером у фонтана было весело и многолюдно. Под ручку прогуливались парочки. Дул легкий ветерок, и прохлада освежила Дану. В соседних домах уже зажигали свет, на небе загорались первые звезды.

Сэма она увидела издалека. И сердце забилось быстрее. Какой же он видный и красивый. И ведь большую часть отпуска провозился с ней и с девочками.

– Ты не забыла... – сказал он, подойдя к ней.

– А ты думал, забуду? – улыбнулась она.

Они в некотором смущении стояли друг перед другом, и тут Дана вспомнила троекратный поцелуй Вики и проделала то же самое: чмокнула Сэма в одну щеку, в другую. На третьем поцелуе он перехватил инициативу и поцеловал ее в губы.

– Ты потрясающе выглядишь, – шепнул он ей на ухо.

– Спасибо. Ты тоже.

– Мне так хотелось встретиться с тобой там, где нет песка под ногами.

– Ты выбрал подходящее место, – рассмеялась Дана, оглядываясь по сторонам. Шум фонтана напоминал ей про Лондон и Рим. – Здесь кажется, будто ты в Европе, на каком-нибудь знаменитом музыкальном фестивале.

– Да, кстати... – Он достал из кармана пиджака два билета. – Мы идем на концерт. Будем слушать Моцарта.

– Мой любимый композитор.

– Знаю. Ты часто ставишь его в Хаббардз-Пойнте.

– Сэм...

Дану искренне растрогала его заботливость, но Сэм не стал дожидаться нового потока благодарностей. Он взял ее за руку и повел через площадь, мимо огромных концертных залов к небольшому амфитеатру.

Они сидели под звездами и слушали «Маленькую ночную серенаду». Музыка радостная, но Дана улавливала в ней нотки грусти. Мелодия почему-то навеяла ей мысли о Куинн и Элли, и, взглянув на Сэма, Дана догадалась, что он тоже думает о них.

Она посмотрела в его зеленые, цвета первой весенней травы, глаза и подумала о том, как давно его знает. Она привязалась к мальчишке, с которым познакомилась в Ньюпорте, и чувство это переросло в любовь к мужчине, которым он стал, к мужчине, который умеет угадать любое ее желание.

Концерт закончился, и они, держась за руки, пошли к фонтану. Она не знала, куда они идут, и ей было все равно. Они говорили о музыке и брели куда-то на восток.

Она рассказала о своей мастерской в Нормандии: старинный дом, амбар во дворе, огромное окно, выходящее на север.

– Ты скучаешь по Франции?

– Все лето скучала.

– А теперь?

– Теперь... теперь не знаю... – тихо сказала Дана.

Сэм только молча кивнул. Они прошли еще немного, и он поймал такси. Шоферу он назвал адрес на Бликер-стрит.

Они приехали в джаз-клуб.

– Моцарт был для тебя, – сказал Сэм, – а теперь послушай мою любимую музыку.

В клубе было темно, как в пещере, и только на столиках горели свечи под синими стеклянными колпаками. Дана с Сэмом сели в уголке. Играло трио – пианино, контрабас и труба.

Моцарт был летом, а эта музыка напоминала о зиме. Теплые, тягучие мелодии растопили душу Даны.

– Никогда не забуду, как впервые услышал живой джаз, – сказал Сэм. – Брат мне столько лет про это рассказывал.

– И наконец взял с собой?

– Нет, я пошел сам. Десять лет назад, в Мартиных Виноградниках.

Дана молчала, но сердце ее взволнованно забилось.

– Я знал, что ты на острове. Я никогда не упускал тебя из виду.

– Мы же были знакомы только одно лето. И тебе тогда было восемь лет.

– Ты даже не представляешь, как тоскливо мне жилось. И твои занятия были самым прекрасным событием моей жизни. Они так много для меня значили. А потом лето кончилось, и снова я не был нужен никому. Я так ждал следующего лета.

– А я в Ньюпорт не вернулась, – сказала Дана.

– Не вернулась. Я пошел в яхт-клуб, но меня оттуда прогнали. Новый инструктор даже не захотел со мной разговаривать.

У Даны сжалось сердце. Она молча смотрела на трепетное пламя свечи.

– Но я нашел себе занятие. Пошел на лето работать в артель, которая занималась ловлей омаров. Так и проработал там до окончания школы.

К соседнему столику подошла официантка взять заказ. Кто-то громко рассмеялся, и Сэм подождал, пока все стихнет.

– Мне исполнилось девятнадцать – примерно столько было тебе, когда мы познакомились. Но вспомнил о тебе, только когда поступил в университет, и мне так захотелось узнать, как ты живешь, чем занимаешься. Я позвонил в твою школу искусств – сказал, что хотел бы приобрести твою картину. И мне сообщили, что твоя галеристка – Виктория Деграфф из Нью-Йорка.

– Она так ею и осталась.

– Она была очень мила и доброжелательна. И я спросил, где ты сейчас работаешь.

– А она сказала, что в Виноградниках, – шепнула Дана.

– Да. Она рассказала, что ты там поселилась. Я не знал этого острова, но мне рассказал о нем Джо. Правда, он был против того, чтобы я тебя разыскивал. Не хотел, чтобы мне причиняли боль.

– А разве я причинила тебе боль?

– Нет, что ты!

– И что было потом?

– Я отправился за тобой. Гей-Хед – место маленькое. В те времена там стояло всего несколько домиков. Я отправился к маяку.

Дана отлично помнила красное кирпичное здание на холме.

– А потом нашел твой дом. Я сразу догадался, что это он, потому что ты натянула тент, под которым рисовала. Это был кусок холста, привязанный к трем деревьям, а под ним – мольберт с картиной. Твой морской пейзаж – первый, который я увидел.

– Так почему же ты со мной не повидался?

– Я видел тебя. – Сэм на мгновение отвел взгляд, но потом снова посмотрел на нее. – На пляже. У скал Закс.

Дана едва сдержала смех.

– На нудистском пляже?

– Ты, обнаженная, резвилась в волнах. Ничего прекраснее я в жизни не видел.

Музыканты снова заиграли, и все притихли. Дана не сводила глаз с Сэма.

– Пойдем отсюда, – предложил он. – Не будем мешать им своими разговорами.

На улице он обнял ее за плечи, и Дана прижалась к нему. Они брели по Гринич-Виллидж, повсюду встречались милые кафе, но им не хотелось никуда заходить. Когда они дошли до Шестой авеню, Дана решилась отвести его к себе в отель.

Они с Сэмом вошли в крохотный лифт. Наверху Сэм взял у нее ключ и отпер дверь номера.

Он обнял ее, и они долго стояли, не произнося ни слова. Дана щекой чувствовала тепло его кожи. Она запрокинула голову, и он поцеловал ее в губы. Поцелуй был страстным и требовательным, и Дана отвечала тем же. Услышав тихий стон, Дана с удивлением поняла, что издала его она сама.

Сердце ее колотилось так быстро, что Дане казалось: еще мгновение, и она потеряет сознание.

Сэм осыпал поцелуями ее шею.

Их взгляды встретились, и Дана окончательно потеряла голову. Вся тоска, мучившая ее целый год, рвалась наружу. Она крепко обняла Сэма, прижалась к нему. А он смотрел на нее, и любовь, которой был напоен его взгляд, согревала и успокаивала ее. Ей хотелось закрыть глаза, хотелось сохранить это ощущение навсегда, но она не могла отвести глаз от Сэма.

– Забудь все, что было раньше, – сказал он. – Мы начинаем жизнь заново.

– Не могу.

– Забудь о тех, кто тебя обидел. Забудь о боли. Я никогда не оставлю тебя. Никогда.

– Сэм... – Она будто качалась на теплых и ласковых волнах. Дана закрыла глаза. – Что это, Сэм?

– Любовь, – ответил он.

– Я люблю тебя, Сэм.

– Я люблю тебя, Дана.

Высоко в небе сияли звезды. Текли реки, ехали куда-то машины, а чуть подальше шумели, зовя их назад, океанские волны.

Но для Даны с Сэмом в этот миг весь остальной мир не существовал.

Глава 12

Проснулись они в объятиях друг друга. Дана еще не успела открыть глаза, как сердце ее забилось быстрее. Сэм лежал рядом. И им обоим было хорошо и спокойно. Сэм поцеловал ее, погладил по голове, и они занялись любовью – нежно и неспешно. Потом она снова задремала, а Сэм спустился вниз – за кофе и газетой.

Утро стояло жаркое и тихое, но небо на востоке было красноватым. Сэм вспомнил старинную присказку: «Утром небо красное – моряку жизнь опасная». Когда Дана проснулась, он подал ей завтрак в постель.

– Какая погода? – спросила она.

– Хотел бы я сказать: да какая разница, – ответил он, – но, увы, похоже, будет гроза.

– Ой, а я лодку оставила на берегу, – забеспокоилась Дана.

– Может, там погода пока постоит. Грозы идут с запада, – сказал Сэм и поцеловал ее в шею. – Да и домой ты поедешь со мной. Я тебя вмиг домчу. Мы успеем убрать лодку.

Дана взяла его за руку. Рядом с ним было так спокойно. И во многом потому, что он отлично понимал, как связана она с домом, с Хаббардз-Пойнтом. Сэм был по натуре человеком семейным, только вот без семьи, а Дана – одинокая тетушка с целым семейством на руках. Она закрыла глаза и притянула его к себе, мечтая лишь о том, чтобы это утро не кончалось никогда.

Для Сэма началась новая жизнь. Жизнь, о которой он прежде и мечтать не мог. Он держал в объятиях Дану. Он провел с ней всю ночь и утро. И она вовсе не стремилась расставаться с ним.

Что изменилось? Он и сам толком не понимал. В начале лета она была к нему равнодушна. Но шли недели, и их отношения мало-помалу начали меняться. Они вместе занимались девочками, вместе расследовали обстоятельства гибели Лили и Майка.

И вот сейчас она выпустила его руку только для того, чтобы одеться, после чего тут же взяла ее снова.

– Я вчера заехал в корпорацию «Сан», – сказал Сэм и достал из сумки рекламные буклеты. – Человек, с которым я беседовал, знал о Майке. Лично они знакомы не были, но о том, что произошло, он слышал.

– Он ничего такого не говорил?

– Да нет. Ничего плохого я от него не слышал.

Дана взяла брошюру, взглянула на фотографию: пожилые люди в бассейне занимаются йогой. Выглядело это как-то фальшиво и искусственно и казалось очень далеким от жизни Даны и ее семьи. Сэм забрал у нее брошюру.

– Дана...

– Он действительно не сказал ничего плохого?

– Действительно.

Она бросила взгляд на брошюру.

– Майк понимал, что рекламные материалы помогут ему выгодно продать объект, – сказала она. – Но думаю, его это и самого немного смущало.

– Потому что Лили была очень естественной, да?

– Наверное. Иногда мне кажется, что ей было лучше не знать всех подробностей. – Дана с грустью взглянула на Сэма. – Не хочу больше об этом думать. Хочу просто вернуться домой, к девочкам, и хочу, чтобы все у нас было хорошо.

– Прекрасно тебя понимаю. Майк давно мертв, и, что бы он ни натворил, теперь это значения не имеет.

– Нет, – вздохнула Дана, – имеет. Это важно и мне, и Куинн.

– Значит, мы постараемся все выяснить.

– Бабушка! – крикнула на бегу Элли. – Ее нет в комнате! Ее нигде нет!

– Александра, отдышись, успокойся. О чем это ты?

– Куинн не ночевала дома! На кровати под одеялом лежит куча ее одежды. Будто это она там спит.

– Она дома не ночевала?

Элли замотала головой.

– Так, давай соображать, – сказала Марта, – куда она могла подеваться.

– Литл-Бич! – воскликнули хором Элли и бабушка.

Марта быстро надела соломенную шляпку, сунула ноги в шлепанцы, и они с внучкой отправились на поиски Куинн.

Куинн сидела на своем камне и смотрела вдаль. Погода стояла чудесная. Ярко светило солнце, море было спокойное. Рядом с ней лежали дневник, рюкзак с запасом провизии, жестяная коробка и подарок, который она приносила сюда каждый день. Подарки она будет приносить и дальше, только уже не сюда.

Куинн твердо решила покинуть родной дом. Слишком уж больно было находиться здесь. Теперь она понимала тетю Дану. В Хаббардз-Пойнте все наполнено воспоминаниями. Куда бы Куинн ни взглянула, она думала о маме с папой. Были хорошие воспоминания: вот они сажают цветы, собирают в корзинку продукты для пикника, а были и плохие: как она стоит в коридоре на втором этаже, а за дверью ругаются родители, как приходит бабушка и говорит, что мамы с папой больше нет. И еще – жестяная коробка у тети Даны под кроватью.

Об этом мама и говорила – о взятке. Все остальное Куинн додумала сама. Очень хочется, чтобы тетя Дана на нее не злилась. Куинн надо кое-что исправить, а для этого понадобятся деньги.

Из ума не шли те страшные слова, которые родители наговорили друг другу в последнюю ночь.

– А если кто-нибудь узнает? – прошептала Лили. – Ты и раньше так делал? Ты нас погубил, ты уничтожил свою семью. Неужели мы всегда жили на взятки?

– Лили, ты прекрасно знаешь, что это не так. И не это тебя беспокоит.

– Этот райский уголок... Священное для нас место.

– Лили, все равно его кто-нибудь начал бы застраивать. Владелец умер. Наследники обратились ко мне, потому что знают, что к этой земле я отнесусь с уважением.

– Жимолостный холм...

– Нам надо будет учить девочек. Надо оплачивать счета. Лили тихонько плакала. Она молчала, и Майк заговорил снова:

– Ты же знаешь, я взяток не беру. Джек Конвей боялся, что я не найму его, – Майк горько усмехнулся, – если он меня не задобрит.

– Ничего смешного в этом нет! Джек уже лет двадцать ничего не строил, – сказала Лили. – Что, если его дома рухнут?

– Да ладно тебе, Лили. Джек просто хотел в этом участвовать. Он же не будет начальником строительства.

– Меня не деньги волнуют. Я знаю, ты их ему отдашь. Но Жимолостный холм...

– Понимаю. Я бы сохранил его, если бы мог. Но раз выкупить его у нас средств нет, так уж лучше застройщиком стану я, а не кто-то еще.

– Нет, – упрямо прошептала она.

– Лили, родная моя... Девочки спят. Давай выйдем в море и все обговорим. Я люблю тебя. Сама знаешь, людям свойственно ошибаться. Если я сделал что-то не так, прости меня. Я хотел поддержать старика.

– Понимаю.

– Пойдем, любовь моя. Сегодня чудесная лунная ночь. Выйдем в море.

– Ой, не знаю. А вдруг они проснутся?

– Да ничего не случится. Нас не будет всего пару часов.

Куинн вспомнила все это и содрогнулась. Прошлой ночью она не спала дома и безумно устала. Когда бабушка на нее накричала, она схватила фонарик и побежала сюда, к дневнику. А потом, вместо того чтобы вернуться домой, забралась на «Русалку» и ночевала там.

Проснувшись, она разработала план. Она уплывет отсюда, уплывет на «Русалке» далеко-далеко.

Дневник был с ней, завернутый в два пакета – чтобы не намок. Оставалось только положить на песок подарок.

– Бабушка, осторожно, не споткнись о корень, – услышала Куинн голос Элли.

Куинн лежала, свернувшись калачиком, под камнем. Она слышала, как сестра подбежала к камню, заглянула за него и тут же побежала обратно.

– Бабушка, ее тут нет! – крикнула Элли.

– Я так волнуюсь. Ну, будем надеяться, она уже дома.

В глазах Куинн стояли слезы. Она понимала, что будет скучать по бабушке, а еще больше – по сестре. Скучать по ее светлым косичкам и огромным глазам, по тому, как Элли сосет большой палец и закручивает на указательный палец волосы.

А вот про то, что мама больше всего любила белые цветы, помнит не одна Элли. Куинн, снова оставшись одна, полезла в рюкзак и достала подарок.

Она оставляла его каждый день – для мамы. Белый цветок.

– Тебе, мамочка, – прошептала Куинн и пустила лилию по волнам, а потом долго смотрела, как она плывет к Охотничьей мели.

Куинн скоро тоже будет там. Она поплывет за цветком, за мамой, туда, куда придется плыть.

Гроза мчалась по пятам за машиной Сэма. Впереди дорога была сухая, а позади них все уже залил дождь. По радио сообщали о задержках авиарейсов. В Ныо-Джерси и Коннектикуте уже бушевал торнадо.

– Мы уйдем от грозы, – пообещал Сэм, взглянув на небо.

Над Нью-Йорком небо было свинцово-серое, а над Коннектикутом еще светило солнце.

– Очень на это надеюсь, – сказала Дана. – Бедная моя лодочка...

– Мы не допустим, чтобы «Русалку» смыло в море, – сказал Сэм. – Это ведь такая же яхта, как та, что свела нас.

Дана улыбнулась. Надо всего-то спасти лодку, думала она, держа Сэма за руку. Но почему пересохло во рту, почему так неспокойно на душе? У нее было предчувствие, что дело не только в лодке, что надо скорее добраться до дома, пока не случилось что-то ужасное.

Паруса были огромными и тяжелыми. Куинн сначала поставила кливер, потом пристроила все свои пожитки – рюкзак, одеяло и жестянку с деньгами – на носу. Грот она подняла последним. И когда он взвился на мачте, Куинн показалось, словно она объявила о своих намерениях всему миру.

Куинн попыталась столкнуть лодку на воду.

– Куинн, подожди меня!

– Вот черт, – буркнула себе под нос Куинн, увидев Элли, вприпрыжку мчащуюся по берегу с Кимбой в обнимку.

– Думаешь, я не видела тебя у камня? Еще как видела! И не сказала бабушке.

– Об этом тоже не говори, – сказала Куинн с угрозой.

– Кому мне говорить? Я отправляюсь с тобой.

– Нет, – сказала Куинн. – Ты будешь ныть. Ты еще маленькая. Ты даже со своим дурацким Кимбой ни на минуту расстаться не можешь.

У Элли из глаз покатились огромные слезинки, губы задрожали. Куинн было ее безумно жалко. Но надо было поскорее уплывать, пока бабушка не увидела.

– Я оставлю Кимбу дома, – всхлипнула Элли.

– Эл, я не могу взять тебя с собой, – сказала Куинн, сама готовая разрыдаться.

– Ты куда собралась?

– Далеко, Элли. Очень далеко.

У Куинн сердце разрывалось. Никого в мире она не любила так, как Элли. Да, путешествие действительно предстоит дальнее, и ей будет так одиноко.

– Ну ладно, Элли. Прыгай в лодку.

– Я сбегаю отнесу Кимбу домой, а?

– Да уж бери с собой.

– Ой, Куинн, спасибо! – заверещала Элли и забралась на «Русалку».

Куинн полезла следом. Она выправила румпель, выровняла руль. Надела оранжевый спасательный жилет и велела Элли сделать то же самое.

– Куда мы плывем? – спросила Элли, когда лодка отошла от берега.

Куинн достала из кармана компас.

– К Мартиным Виноградникам.

– Зачем?

– Отдать долг за маму с папой. Все очень просто, Эл. Нам надо идти все время на восток. Следи за компасом.

Марта взволнованно ходила по двору. Куинн не ночевала дома, и Элли побежала ее искать. Аннабелла с Марни сели в машину и ездили по дорогам к пляжу. Камерон и Джун искали на скалах.

Марта заметила, что у холма остановился старенький фургон. Оттуда вышли улыбающиеся Дана и Сэм. Дана тут же направилась к гаражу.

– Что это? – спросила она.

– Твоя племянница решила, что тебе для работы необходим северный свет, – сказала Марта, показывая на неровный квадрат окна.

– Куинн сама это сделала? – обрадовалась Дана.

– Да. Но, увы, не обратила внимания на то, что это несущая стена. Я попросила Пола помочь чем можно, тем более что гроза надвигается. Будет шторм.

– Куинн в порядке? – спросила Дана.

– Понимаешь... – начала Марта.

– Это она убрала лодку? – спросила Дана.

– Лодку?

– Ну да, «Русалку».

– Куинн нет дома, – сказала Марта. – Я думала, она опять пошла на Литл-Бич, но мы ее там не нашли. Марни с Аннабеллой ее ищут.

– Лодки на берегу нет, – побледнела Дана.

– Надо сообщить береговой охране, – сказал Сэм.

Дана не находила себе места. На море разыгрался шторм, волны захлестывали берег. Весь пролив был в белых бурунах. Лили с Майком погибли в тихую лунную ночь. Что же может случиться с девочками в такую непогоду?

Сэм отправился в море с береговой охраной. Марта сидела у окна. Стекло заливали потоки дождя, но она продолжала высматривать в волнах белый парус. Дана думала о том, что пришлось пережить матери, и у нее сжималось сердце. Она подошла к Марте и встала рядом.

– Надо было получше за ними следить, – сокрушалась Марта. – Надо было сразу же, как я поняла, что Куинн не ночевала дома, вызвать полицию. А я все говорила себе: девчонка просто гуляет.

Они сидели рядом и думали о Лили, о том, как она всегда присматривала за девочками. Дана устала ждать, устала от неизвестности. Ей хотелось пойти в гараж и нарисовать магический талисман, который бы привел девочек домой. Она дотронулась до висевшего на шее ключика и вспомнила про медальон, который всегда носила Лили.

– Помнишь магазинчик мисс Элис? – спросила Дана мать.

– Конечно, помню. Вы с Лили тратили там все свои карманные деньги.

– Я заходила в офис Майка, – сказала Дана. – И подумала, как здорово, что он устроил его в том самом доме. Как ты думаешь, это Лили ему посоветовала?

– Наверняка. Лили во всем любила отыскать связь. А этот дом был ее связью с тобой, с детством. Лили отнесла туда свою секретную шкатулку.

– Шкатулку?

– Да. Она была небольшая – размером с книгу. Ты наверняка ее видела. С лунными камнями на крышке. Когда я прочитала ее дневник, в чем до сих пор раскаиваюсь, она стала прятать его туда.

Шкатулка с лунными камнями. Дана столько лет о ней не вспоминала.

– Очень жалею о том, что я все это делала. Проверяла ваши комнаты, читала ваши дневники. Я вам не доверяла. А вы у меня получились такие замечательные. Я всегда с таким беспокойством смотрела на эту шкатулку, – продолжала мать. – Я ее специально убрала в комод, чтобы больше не видеть. Мне было так стыдно.