Текст книги "Тихая гавань"

Автор книги: Луанн Райс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Луанн Райс
Тихая гавань

Пролог

25 августа 1981 года

Ветер разыгрался не на шутку, гонял по ньюпортской гавани бурунчики волн. Дана Андерхилл пристально вглядывалась в море. Был последний день занятий по парусному спорту. Сегодня должна была состояться заключительная гонка, потом они с Лили вручат призы, и все – лету конец.

Лили было восемнадцать, Дане – двадцать, и они были неразлучны. Обе обожали ходить под парусом и летом зарабатывали тем, что обучали этому богатеньких ньюпортских деток. А деньги им были нужны на школу искусств, где они обе учились.

Небольшая флотилия четырнадцатифутовых яхт стояла у пристани яхт-клуба. Паруса были уже поставлены, и экипажи готовы были тронуться в путь.

– Отец мне сказал: без приза домой не возвращайся, – сказал Хантер Уиткомб. – Победа или смерть!

– Неужели отцы такое говорят? – шепнула Лили.

– Наш бы не сказал, – ответила Дана.

Управляться с парусом сестры научились в Хаббардз-Пойнте, штат Коннектикут, на тихом семейном пляже, в атмосфере совсем иной, чем та, что царила в ньюпортском яхт-клубе.

Дана помолчала и перевела взгляд на Сэма Тревора.

– Наша яхта выиграет, – заявил он, улыбаясь во весь рот.

На Дану этот смешной мальчишка в круглых очках смотрел с нескрываемым восхищением. Сэм, самый младший из всех ребят, занимался кливером, а Джек Девлин встал у румпеля.

– Думаешь? – улыбнулась Дана.

– Размечтался, ты, четырехглазый, – фыркнул Ральф Катлер.

Барби Дженкс, его напарница, презрительно рассмеялась:

– Да как ты здесь вообще оказался, крысенок портовый?

– Прекрати, – одернула ее Дана.

Но Барби в чем-то была, увы, права. Сэм рос в бедной семье. Ходил в бесплатную школу, мать его работала в рыболовецкой артели. Дана приметила его на пристани еще в начале лета. Он вызвал ее на соревнование: кто лучше вяжет узлы, и Дана не нашла в себе сил отказаться.

Этот третьеклассник оказался очень милым и симпатичным парнишкой. Но узлы вязать совсем не умел. Дане стало жалко паренька – мать работает, старший брат учится в колледже, и бедняга все лето болтался один. Поэтому Дана взяла его к себе в группу.

– Я им еще покажу! – крикнул Дане Сэм, сверкая глазами.

– Отправляйся домой, Сэм, – сказал Хантер Уиткомб. – Да и всем остальным здесь делать нечего. Это будет гонка между Ральфом и мной.

– Сынкам торговок рыбой эта наука не по зубам! – добавил Ральф.

– Может, она и чистит рыбу, – ответил, густо покраснев, Сэм, – но она в десять раз больше гордится мной, чем кто-нибудь когда-нибудь будет гордиться вами, жалкие снобы! Давай старт, Дана! Я им покажу!

Дана смотрела в глаза Сэма. Он едва сдерживал слезы.

Джек держал румпель, а Сэм ставил кливер. Он стоял спиной к Джеку, и поэтому тот не видел, что Сэм все еще с трудом сдерживает слезы. Но не из-за того, что наговорили Хантер и все остальные. Он просто очень боялся, что погода испортится и Дана отменит гонку.

Но зря он боялся. Дана – настоящий друг. Они подружились в первый же день знакомства. К сожалению, их дружба началась с вранья. Он вынудил ее записать его в свою группу. Целую неделю он наблюдал за занятиями и наконец решился. Ранним июльским утром Сэм вышел на пристань яхт-клуба ловить крабов. И когда услышал за спиной шаги, у него от волнения чуть сердце из груди не выпрыгнуло. Мать его работала с утра до ночи, старший брат Джо уплыл на корабле куда-то за тысячи миль. Сэму было так тоскливо и одиноко – словами не выразить. А ходить под парусом ему хотелось ужасно. Он надеялся, что так он сможет переиначить свою тусклую жизнь.

– Ты на что ловишь? – спросила Дана.

– Я? На рыбьи головы, – ответил Сэм.

– А потом этих крабов ешь?

– Нет, я их изучаю, – сказал он. – Я буду океанографом, когда вырасту. Как мой брат.

Она улыбнулась, и лицо ее засияло ярче солнца. На пальцах у нее были следы краски – зеленой и синей. Заметив, что он смотрит на ее руки, она сказала:

– Ой! Я плохо краску смыла.

– А что ты рисовала?

– Вот эту гавань.

– Ты что, художница? Здорово! А я-то думал, ты всего лишь инструктор по парусному спорту... Я не хотел сказать «всего лишь инструктор», – тут же смутился он. – Вообще-то это очень интересно – быть инструктором.

– Ну, мы квиты. Я тоже думала, что ты просто крабов ловишь, а ты, оказывается, будущий океанограф.

И тогда он рискнул:

– Мне бы так хотелось научиться ходить на яхте.

– Правда? – улыбнулась она.

– Больше всего на свете.

– Рада буду тебе помочь, – сказала Дана, и с этого момента Сэм стал ее учеником.

– Эй, Сэм! – прервал его воспоминания Джек. – Сосредоточься, пожалуйста.

– Ты за меня не волнуйся, – сказал Сэм и деловитым жестом поправил очки.

Яхта шла вперед, и Сэм, выравнивая парус, навис над водой. Они шли к линии старта. Дана с Лили были на спасательном катере. Лили только что дала сигнал минутной готовности.

Сэм обернулся, и Дана помахала ему рукой. Сэм просиял.

– Эй, Сэм! – завопил Джек. – Не отвлекайся!

Лили дала сигнал тридцатисекундной готовности, Сэм включил секундомер. Дана отвела катер в сторону и кивком показала Сэму, как лучше пройти.

– Развернись вон туда! – крикнул Сэм Джеку.

– Можем столкнуться, – ответил Джек.

– Нет, места достаточно, – сказал Сэм, прикинув расстояние и скорость яхты. – Мы окажемся на старте первыми.

– Правый борт! – крикнул Джек, обойдя Хантера.

– Да пошел ты! – ругнулся Хантер.

– Это тебе за торговку рыбой! – прокричал Сэм. – Девять, восемь...

– Готов! – бросил Джек.

Он так увлекся, что неправильно рассчитал направление ветра. Сэм понимал, что Джек допустил ошибку, но Джек был капитаном, и Сэму пришлось повиноваться. Он взялся за кливер, но, упустив линь, потянулся за ним.

– Какого черта!.. – заорал Джек.

Два, один... Лили дала старт.

– Сэм, пригнись! – крикнула Дана, и это было последнее, что услышал Сэм: гик со всего размаху стукнул его по голове, и Сэм полетел за борт.

– Дана, он весь в крови! – закричала Лили.

Сэм, решив показать, какой он смельчак, нарушил правила и вышел в море без спасательного жилета. Прошло всего несколько секунд, но он уже скрылся под водой. Дана решительно скинула тапочки, расстегнула молнию на жилете и поняла, что Лили делает то же самое. Они переглянулись и прыгнули.

Доплыли до него обе одновременно. Из ссадины над ухом Сэма сочилась кровь, вода вокруг была бурой. Дана подхватила его под спину с одной стороны, а Лили с другой, и они подняли мальчика на поверхность. Дана прижалась губами к губам Сэма и начала делать искусственное дыхание.

Сэм закашлялся и принялся отплевывать воду.

– Что произошло? – спросил он, отдышавшись.

Они плыли лицом к лицу, и, когда он увидел Дану, глаза его изумленно распахнулись.

– Это ты...

– А ты думал, русалка? – рассмеялась Лили.

– Да она тебе жизнь спасла! – крикнул с лодки Джек Девлин.

– Правда? – спросил Сэм восторженно.

По щеке у него текла струйка крови – как у персонажа из фильма ужасов.

– Я никогда этого не забуду, – сказал он, беря Дану за руку.

– И Лили тоже, – сообщил Джек. – Они тебя спасли.

– Я серьезно, – сказал Сэм, утирая кровь с лица. – Никогда. Пока буду жив, буду помнить. Вы обе можете не волноваться: что бы ни случилось, я приду к вам на помощь.

Дана с Лили молча улыбались.

– Думаете, я просто болтаю? – обиделся он. – Ну и что, что я маленький. Вы погодите, вот вырасту и докажу.

– Ты настоящий храбрец, – сказала Дана весело. – И я знаю, к кому мне обращаться за помощью. А сейчас давай-ка в катер. Нас ты спасешь в другой раз, договорились?

– Договорились, – ответил Сэм, и это было похоже на торжественное обещание, данное им всему миру.

Глава 1

Двадцать один год спустя

Родные сестры Куинн и Элли Грейсон сидели на ограде и ждали, когда же приедет из аэропорта тетя Дана, художница, удивительная и ни на кого не похожая. Каждый раз, когда в их проулок сворачивала машина, девочки вытягивали шеи, пытаясь разглядеть, кто сидит за рулем, и у Куинн почему-то холодело в животе. Ей очень хотелось узнать, чувствует ли Элли то же самое.

– Опять не она, – сказала Элли, когда мимо проехал зеленый микроавтобус их новых соседей Тилсонов.

Еще одна соседка, миссис Макгрей, притормозила около девочек и опустила стекло. Миссис Макгрей прожила здесь всю жизнь и знала маму и тетю сестер совсем маленькими.

– Дана приехала? – спросила она.

– Еще нет. Ждем с минуты на минуту, – сказала Элли.

– Как это замечательно! Подумать только – летит из Франции домой на открытие собственной выставки. Мы все ею так гордимся!

– Тетя Дана – самая лучшая, – сказала Элли.

– Совершенно с тобой согласна. Передавайте ей привет. Завтра вечером увидимся на вернисаже. Мы все придем!

И миссис Макгрей уехала.

– Вот уж нам повезло! – прошипела сквозь зубы Куинн.

Элли уселась поудобнее и обернулась к сестре.

– Ну почему ты не переоделась? – спросила она, глядя на рваные джинсы и линялую фуфайку Куинн. А от прически сестры – шестидесяти трех тонюсеньких косичек, похожих на кучку выдернутых из грядки сорняков, – Элли вообще бросало в дрожь. – Хочешь, чтобы она поскорее уехала?

– Уедет, останется – мне плевать, – бросила Куинн.

– Ой, ну какая же ты... – вздохнула Элли и снова стала смотреть на дорогу.

Тени от высоченных дубов и сосен были такими глубокими, что казалось, будто появившаяся в проулке машина таинственным образом возникла из тьмы. За спиной у девочек хлопнула дверь. Куинн даже не обернулась – она и так поняла, что это выглянула из дома бабушка. Из машины вышла миниатюрная шатенка с пронзительно голубыми глазами, в джинсах и ветровке.

– Она так похожа на маму... – изумленно выдохнула Элли, словно забыла, что они видели тетю всего год назад.

Куинн не могла вымолвить ни слова. Элли была права – тетя Дана с мамой всегда были удивительно похожи.

– Вы обе так вымахали за год, – сказала тетя Дана. – Я вас едва узнала.

Элли кинулась к ней обниматься.

– Ты надолго? – спросила она.

– На недельку, – ответила тетя Дана и, глядя поверх ее головы, улыбнулась Куинн. – Акуинна, неужели это ты?

Куинн спрыгнула с ограды и шагнула было к тете, но передумала и, развернувшись, помчалась со всех ног по Крестхилл-роуд в сторону дома миссис Макгрей, за которым начинался берег моря, к своему тайному месту, где никто – даже тетя Дана – ее не найдет.

Сэм Тревор стоял в аудитории Йельского университета и, вставлял в магнитофон кассету – хотел дать послушать студентам-океанографам запись песен китов, которые его брат записал в Греции.

– Очень надеюсь, вы воспримете услышанное как неопровержимое доказательство того, что киты разговаривают друг с другом на собственном языке, который мы пока не научились понимать, – сказал Сэм.

Очки соскочили у него с носа, но он успел их поймать одной рукой, а другой вставил кассету.

– У нас всего два занятия до экзаменов, – сказала темноволосая девушка. – Я думала, вы сегодня прочтете лекцию.

– Я и собирался, – ответил Сэм, – но потом решил, пусть лучше киты скажут все сами за себя. А на экзамене мы поговорим о том, что вы услышали и, главное, как вы это интерпретировали. – Он включил запись и, выйдя из аудитории, пошел на парковку.

Сэм всегда относился к занятиям ответственно и надеялся, что студенты не подумали, будто он решил сачкануть. Его ждало дело – очень важное и неотложное.

В прошлые выходные он просматривал газету и вдруг в разделе культуры увидел знакомое имя: Дана Андерхилл.

Открытие выставки работ художницы состоится в четверг, 17 июня, с 18 до 20 часов в галерее «Блэк-Холл». На нем будет присутствовать сама мисс Андерхилл, в настоящее время проживающая во Франции, в городе Онфлёр.

Сэм и не надеялся, что они когда-нибудь встретятся снова. Он окончил университет, затем аспирантуру, а потом он получил работу в Йеле и в Нью-Хейвене снова начал думать о ней. Дана и ее сестра Лили жили в пятидесяти километрах к востоку от Нью-Хейвена, в Хаббардз-Пойнте.

Полтора года назад он случайно встретился с Лили в Нью-Хейвене, в театре Лонг-Уорф. Она была с мужем, а Сэм с очередной девушкой.

– А как Дана? – поинтересовался Сэм, когда Лили рассказала ему про свою жизнь.

– Ох, Сэм, она так далеко... – вздохнула Лили. – Я по ней ужасно тоскую, и утешает меня только одно – она решила воплотить в жизнь свою мечту.

– Какую мечту? – спросил Сэм.

– Она хочет написать все моря на свете, – сказала Лили. – Где она только не побывала! Помнишь, когда мы с тобой последний раз виделись – лет восемь или девять назад, – я тебе говорила, что Дана снимает домик в местечке под названием Мартины Виноградники? С этого все и началось. Дана стала искать идеальный морской вид. Но я точно знаю: когда-нибудь она вернется домой.

Сэм заметил грусть в глазах Лили. Ее чувства были ему очень понятны. У него самого брат Джо стал океанографом и занимался поиском сокровищ на затонувших кораблях, поэтому постоянно путешествовал. Сэм безумно по нему тосковал.

– Конечно, вернется, – сказал Сэм. – Вы с ней всегда были так близки. Она не может расстаться с тобой надолго.

– Очень на это надеюсь, – усмехнулась Лили. – Племянницы скучают по ней не меньше моего.

– А вы давно знакомы? – спросил муж Лили.

– Ой, Майк, извини, – сказала Лили, беря его за руку. – Я увидела Сэма, и тут же нахлынули воспоминания. Если кто и может знать, как я скучаю по Дане, так это Сэм.

Лили достала из сумочки конверт и протянула Сэму фотографию. На снимке была Дана. Еще красивее, чем та, которую он знал когда-то. С глазами цвета неба.

– Она замужем? Дети есть?

– Нет. Мы с ней учили Сэма ходить под парусом, – чуть смущенно сказала она девушке Сэма.

– Если бы не они, меня бы не было в живых, – сказал Сэм.

– Человек за бортом, – объяснила Лили. – Такое со всяким может случиться.

– А где она теперь? – спросил Сэм, не отводя взгляда от фотографии.

– Этот снимок сделан во Франции, – торопливо ответила Лили. В фойе начали гасить свет, и зрители потянулись в зал. – Она там живет на побережье Нормандии.

И вот она вернулась домой, думал Сэм, выезжая на своем «фольксвагене» на автостраду. Дана приехала в Блэк-Холл на открытие своей выставки. В заметке написали, что она по-прежнему живет в Онфлёре, значит, приехала домой ненадолго, возможно, специально на выставку. Ну и что, ничего особенного, он просто едет повидаться со старой знакомой.

Во всяком случае, себе он это объяснял именно так.

На следующий день после ее приезда в галерее «Блэк-Холл» собрались любители живописи, соседи, друзья и знакомые. Дане не верилось, что этот день наступил.

Элли, младшая племянница Даны, крепко держала ее за руку. А вторая племянница, Куинн, куда-то исчезла.

Окинув взглядом зал, Дана заметила, что галерист беседует с Огастой Ренвик – вдовой Хью Ренвика, одного из лучших художников Блэк-Холла, – и двумя ее дочерьми.

– Даже не верится, что они пришли ради моей скромной персоны, – сказала Дана.

– А это так и есть, радость моя, – ответила ее мать. – Здесь весь город.

Дана обернулась в поисках Куинн и заметила девочку у стола с закусками. Куинн заставили надеть платье в цветочек, но она дополнила слишком девчачий, по ее мнению, наряд черными тяжелыми ботинками.

– Попроси, пожалуйста, Куинн подойти ко мне. Она за сутки и пары слов мне не сказала, – обратилась Дана к Элли.

Та нехотя выпустила тетину руку и пошла к сестре. Дана увидела, как Куинн выслушала Элли, а потом решительным шагом направилась на улицу, и Элли за ней. Когда Дана с матерью пробрались к выходу, девочек уже и след простыл.

– Ну вот, опять сбежали! С Элли вообще-то проблем нет, это все Куинн. В воскресенье я застала ее с сигаретой. Едва двенадцать исполнилось, а туда же – курить!

– Я с ней поговорю.

– Без толку. Думаешь, она станет тебя слушать?

Мать заметно постарела, взгляд небесно-голубых глаз стал жестким. Дана взяла ее за руку, но мать на пожатие не ответила. Вроде бы близкие люди, а что-то в отношениях сломалось.

Марта Андерхилл высвободила руку и вернулась в галерею. А Дана устало прикрыла глаза. Ей вспомнился домик у Ла-Манша, его беленые стены. Что ей, собственно, этот домик? Обычное жилье, пусть и в живописном месте. Одно время они с Джонатаном пытались – правда, не очень-то успешно – превратить его в любовное гнездышко.

Перед глазами Даны стояли яхты в гавани Довиля; картины у нее продавались не часто, и, чтобы заработать денег, она иногда давала уроки – учила желающих ходить под парусом. Она вспомнила Лили.

Как же ее не хватает!

Дана грустно спустилась по ступеням и пошла, вдыхая свежий летний воздух, вдоль изгороди. И тут ее внимание привлек синий фургон. Из него вышел рослый и широкоплечий мужчина с изящным букетиком маргариток. В его сильных руках они казались совсем крохотными. У Даны забилось сердце. Совсем молодой – лет тридцать, не больше. Огаста Ренвик, заметив его, радостно вскрикнула, мужчина обернулся к ней, Дана отвернулась.

И быстро зашагала по дорожке – искать племянниц.

– Она говорит, ты ей и двух слов не сказала, – ныла Элли.

– Да пошла ты! Сказала я ей два слова, – огрызнулась Куинн.

Глаза Элли налились слезами. Куинн попыталась отвести взгляд. Выйдя из главного входа, они проскользнули в галерею через боковой и забрались под стол, накрытый скатертью, так что их никому видно не было. Куинн было трудно притворяться, что она не замечает слез Элли.

– Прекрати! – строго велела она.

– Чего прекратить? – спросила Элли, шмыгнув носом.

Она знала, что Куинн презирает плакс, и изо всех сил пыталась сдержаться.

Чтобы сменить тему, Куинн вытащила из-за уха окурок, который нашла на лестнице. А уж стащить спички со стола было пара пустяков. Она чиркнула спичкой и затянулась.

– Ой, не надо! – взмолилась Элли. – А если ты умрешь? Курение смертельно опасно.

– Все умирают, – бросила Куинн. – Кого это волнует?

– Меня, – тихо сказала Элли.

Больше она не могла сдерживать слез, и они горячими ручейками покатились по ее щекам.

– Элли, а ты знаешь, зачем она приехала?

– На выставку.

– Дура ты! Вовсе не за этим.

Куинн вдруг стало страшно и душно под столом. Она затушила сигарету и сунула ее обратно за ухо. А потом откинула скатерть и поползла наружу. Элли – за ней. Люди глядели на них с изумлением, но Куинн было плевать. Ей надо было поскорее выбраться отсюда.

Блэк-Холл остался точно таким, каким его помнила Дана: спокойным и элегантным городком, залитым прозрачным желтоватым светом, который словно поднимался от болот и прибрежных бухт, освещая дома и шпили церквей. Именно здесь начинался американский импрессионизм.

– Привет! – окликнул Дану чей-то голос. – Ты далеко собралась?

Она обернулась и увидела все того же молодого человека с цветами. Да, она не ошиблась, ему лет двадцать восемь – двадцать девять, не больше.

– Мне надо кое-кого найти, – ответила она и не спеша пошла дальше.

Июньский воздух был свеж и прохладен. Дул легкий ветерок, и Дана поплотнее запахнулась в черную кашемировую шаль, наброшенную поверх белого шелкового платья.

– Ищешь детей? Племянниц?

– А вы откуда знаете?

– Я видел их. Они так похожи на вас с Лили.

– Вы знаете Лили?

– А я подумал, ты меня узнала. Не помнишь? Вы с Лили учили меня ходить на яхте. – Он протянул ей цветы. – Правда, это было очень давно.

Она взглянула, прищурившись, ему в глаза. И словно вернулась в свое последнее студенческое лето – она оканчивала школу дизайна на Род-Айленде. Они тогда подрабатывали инструкторами по парусному спорту. Неужели это один из тех детей, с которыми они занимались?

Дана присмотрелась повнимательнее, и в душе у нее что-то дрогнуло. Море, волны, они с Лили тащат к берегу потерявшего сознание мальчишку...

– Сэм! – Имя тут же всплыло в памяти.

– Вспомнила? – радостно улыбнулся он.

– А мы тебя никогда и не забывали. Лили мне рассказывала, как она тебя встретила. В театре, да?

– В театре, – кивнул он. – Чуть больше года назад.

– А здесь ты как оказался? Ты художник?

– Ну что ты! – рассмеялся он. – Я ученый. Океанограф. Помнишь крабов?

– А то, – ответила она и, вспомнив его худенькую фигурку на пристани, усмехнулась.

Сэм стоял, чуть наклонившись к ней. Так вымахал – ей, чтобы заглянуть ему в лицо, приходилось задирать голову. А еще он светился добротой и дружелюбием. И в стеклах его очков отражались золотистые лучи заходящего солнца.

– Я биолог, занимаюсь морем и его обитателями, – сказал он. – Мой брат тоже океанограф.

– Я помню твои рассказы о брате.

– Я теперь преподаю в Нью-Хейвене. В Йеле. – Сказав это, он смущенно пожал плечами – не хотел, чтобы она подумала, будто он хвастается. – Джо и Каролина поженились два года назад, они много путешествуют, но всякий раз, когда возвращаются, я приезжаю с ними повидаться. Это так здорово! – Он засмеялся и взглянул ей в глаза. – Да зачем я это рассказываю? Тебе это и так понятно.

– Понятно? – переспросила она, решив, что он говорит о брате.

А Каролина – это, наверное, Каролина Ренвик, дочь легендарного художника Хью Ренвика.

– Ну да – как это замечательно, приехать домой, повидаться с сестрой. Она здесь?

Дана не ответила. Мысли о Хью Ренвике тут же улетучились.

– Ты приехала повидаться с ней и детьми? – не унимался Сэм.

– Я приехала к ее детям. Они находятся под моей опекой. – Фраза получилась такая канцелярская, что она не удержалась и фыркнула. Насколько естественнее прозвучало бы: «Чудные мои племянницы, мои обожаемые девочки, дочки моей сестры». – Она так распорядилась в завещании: если что случится с ней или Майком, я должна позаботиться о девочках.

– В завещании? – тихо переспросил Сэм.

– Там говорилось, что мне нужно будет вернуться домой и взять воспитание девочек на себя. А я тогда была во Франции, пыталась работать. На похороны я, разумеется, прилетела. Но всю заботу о девочках взяла на себя моя мама...

– Дана, а что произошло?

– Они утонули. И Лили, и Майк.

– Боже мой, Лили... – Голос Сэма дрогнул. – Искренне соболезную.

– Спасибо.

Из галереи вышли несколько человек – искали ее. Дана слышала их голоса, но издалека. Она словно впала в транс.

– Она умерла десять месяцев назад.

– И ты вернулась воспитывать ее дочерей?

– Нет, – покачала головой Дана. – Я забираю их к себе во Францию.

– Вот как...

Дану наконец заметили и окликнули. Пора было резать торт и говорить тосты.