355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лотар Рендулич » Управление войсками » Текст книги (страница 13)
Управление войсками
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 15:57

Текст книги "Управление войсками"


Автор книги: Лотар Рендулич



сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

К вечеру 9 октября высланный на юг мотоциклетный дозор доложил, что в 60 км южнее Козельска он натолкнулся на противника, – видимо, его охранение.

С восточного берега противник вел интенсивный пулеметный и одиночный артиллерийский огонь по городу. На рассвете 10 октября на восточном берегу были обнаружены многочисленные заново отрытые окопы противника.

С утра 10 октября разведывательный батальон вел бой за Перемышль. Однако овладеть этим населенным пунктом, расположенным на небольшой высоте, не удалось. С пятнадцатью танками противник сам предпринял атаку, но, потеряв семь машин, отошел. Я приказал разведбатальону перейти к обороне и не допустить прорыва противника, двум ротам самокатчиков быть готовым к быстрой переброске в район Козельска.

Около полудня 10 октября после короткого артналета противник перешел в наступление на Козельск. В двух местах ему удалось ворваться в город, но после короткого боя он снова был отброшен на восточный берег реки, откуда открыл огонь, сила которого постепенно нарастала.

Мы взяли в плен несколько человек, в том числе двух офицеров. Теперь обстановка прояснилась.

Против нас действовала 13–я кавалерийская дивизия. Она состояла из четырех кавалерийских полков, артиллерийского полка, саперного батальона, артиллерийского дивизиона и приданного дивизии мотострелкового батальона. Пленным было известно, что к вечеру ожидается подход стрелкового полка. Один из пленных показал, что он якобы слышал о подходе двух стрелковых полков. Дивизия понесла большие потери.

В атаке участвовали два кавалерийских полка с задачей овладеть Козельском, что обеспечивало благоприятную возможность для нанесения фланговых ударов по нашим позициям, примыкавшим к городу с юга и севера.

Узнав, с каким родом войск противника нам пришлось столкнуться, я приказал всем обозам дивизии, разместившимся в нескольких мелких населенных пунктах, подготовиться к круговой обороне. [161]

Утром 11 октября кавалерийская дивизия, как выяснилось позже, своими тремя полками совместно со стрелковым полком атаковала позиции 52–й дивизии в Козельске и по обе стороны города (стрелковый полк наступал на правом фланге). Противник атаковал на фронте 4 км. На участке разведывательного батальона все было спокойно. Поэтому две роты самокатчиков я подтянул к населенному пункту Подборки, расположенному на шоссе посредине между Козельском и Перемышлем, а затем ближе к дивизионному резерву.

Бой шел с переменным успехом. Сильно рассредоточенным войскам все время удавалось ликвидировать небольшие вклинения. Но около 8 час., когда 181–й пехотный полк остался без резервов, противник на широком фронте прорвал наши позиции в Козельске и на склоне севернее города. Командир 205–го полка доложил, что и на его участке русским удалось в нескольких местах неглубоко вклиниться в оборону и что он уже ввел в бой часть сил резервного батальона. Командир этого полка, кроме того, докладывал, что южнее его правого фланга в пределах видимости кавалерийский полк противника в конном строю продвигается на плато в западном направлении. Стало ясно, что бой вступил в свою критическую стадию. В этой обстановке мне, конечно, было нелегко выполнить свою задачу – отбросить противника за реку Жиздру. А такая задача передо мной стояла, и ее нужно было выполнить. Но чистой обороной – после некоторой стабилизации фронта путем ввода в бой резерва – решить эту задачу было так же невозможно, как невозможно было обеспечить уверенность в том, что после этого нам удастся удержать в своих руках Козельск. Успех могли обеспечить только наступательные действия, а именно – контратака.

Я решил силами дивизионного резерва и двух рот самокатчиков контратаковать во фланг прорвавшегося севернее Козельска противника. Командиру 205–го полка, который предусмотрительно еще сохранял в резерве небольшие силы и в распоряжение которого я дополнительно выделил две роты из состава саперного батальона, был дан приказ также контратаковать.

Одна саперная рота оставалась на месте, чтобы не оголять фланг и тыл дивизии там, где наблюдалось продвижение кавалерийского полка противника. Впрочем, после [162] того как этот полк был замечен, один из его эскадронов приблизился к расположению саперного батальона и был рассеян пулеметным огнем.

Предпосылкой успешного осуществления моего замысла – и это следует подчеркнуть – явилось то, что русские, заняв наши позиции, стали продвигаться дальше. Из опыта же было известно, что, пока русские находятся на позициях, выбить их оттуда нелегко.

Следовательно, нужно было выждать момент, а это действовало на нервы. Зная способность своих офицеров всегда проявлять инициативу, я незадолго до начала наступления русских решительно запретил командирам батальонов дивизионного резерва вступать в бой до получения моего приказа.

Этот момент, как мне казалось, наступил в 9.00, когда 181–й пехотный полк был оттеснен на гребень высоты, а противник выходил из города. В это время дивизионный резерв, которому мой замысел был известен задолго до того, как определился характер действий русских, получил мой приказ перейти в контратаку. Почти одновременно контратаковал и 205–й полк, которому удалось образовать значительное вклинение чуть южнее Козельска.

Фланговая контратака с севера была для противника неожиданной. Поддержанная сосредоточенным огнем легкого и тяжелого артиллерийских дивизионов, пехота стала быстро продвигаться вперед.

Взаимодействие осуществлялось как на маневрах. Русские, действовавшие севернее Козельска, спешно отошли на восточный берег Жиздры.

Теперь огонь всей артиллерии был сосредоточен перед фронтом 205–го полка, который там, где были введены в бой саперы, уже овладел значительным участком местности. И здесь противник был отброшен на восточный берег.

Бой за Козельск кончился, опасность, угрожавшая главным силам, устранена. Наши потери были незначительными.

Под Перемышлем противник, остававшийся во время боя пассивным, отошел за Жиздру. Небольшая группа, прикрывавшая переправу, была рассеяна. Кавалерийский полк, обошедший наш правый фланг с юга, никаких действий не предпринимал.

12 октября дивизия, пройдя Перемышль, расположенный [163] на западном берегу Оки, соединилась с главными силами корпуса.


Сражение под Орлом в июле 1943 года.

Советское наступление зимой 1942/43 года в полосе группы армий «Юг» (командующий группой фельдмаршал Манштейн) было остановлено между Донцом и Днепром. В ходе контрнаступления, проведенного в середине марта 1943 года, линия фронта, проходившая по Донцу, была отодвинута до Белгорода. 2–я армия группы армий «Центр» была оттеснена на рубеж Сумы, Рыльск, Севск, в результате чего образовалась так называемая Курская дуга. На севере к ней примыкала выгнувшаяся на восток Орловская дуга, на которой располагалась сначала 2–я танковая армия, а позднее – 9–я армия.

5 июля началась операция «Цитадель». Она проводилась с целью окружить войска, находившиеся на Курской дуге. Южная ударная группировка, наступая из района западнее Белгорода, и северная (9–я армия генерала Моделя) должны были соединиться в районе Курска. В результате сильного сопротивления русских войск наступление 9–й армии уже 9 июля было остановлено. 15 июля Гитлер приказал приостановить наступление и группы армий «Юг», так как войска были нужны ему для ведения боевых действий в Италии. Русские сразу же перешли в контрнаступление с далекоидущими оперативными задачами. Действовавшие на их южном крыле 63–я и 3–я танковые армии нанесли удар восточнее Орла по войскам 35–го корпуса.

23 октября 1942 года меня, прибывшего из 52–й пехотной дивизии, назначили командиром корпуса 2–й танковой армии, которая располагала лишь пехотными войсками. Штаб армии находился в Орле, штаб корпуса – в 20 км южнее Орла.

Местность в районе действий корпуса и у противника была слегка пересеченной и, несмотря на несколько небольших рощиц, хорошо просматривалась. Сильные дожди затрудняли передвижение по местности и использование грунтовых дорог.

От Орла плохие шоссейные дороги вели в Курск, Новосиль, Мценск и Брянск. Одноколейные железнодорожные линии шли на Курск, Елец, Мденск и Боянск. [164]

Со времени боев зимой 1941/42 года на фронте армии никаких крупных боевых действий не велось.

В начале лета 1943 года в состав корпуса входили 34, 56, 262 и 299–я пехотные дивизии. Дивизии состояли из трех пехотных полков (по два батальона в каждом), артиллерийского полка (три легких дивизиона и один тяжелый), противотанковой роты и саперного батальона.

Все части корпуса имели штатную численность.

Полосы дивизий были необычно широкими. Так, 34–я и 262–я дивизии занимали полосы шириной по 30 км, а ширина полос каждой из двух других дивизий доходила до 40 км. Таким образом, фронт корпуса был растянут на 140 км.

В полосе действий корпуса противник имел шесть дивизий в первом эшелоне и две–три дивизии в резерве. Кроме того, примерно в 80 км от его фронта, в районе Тулы, находилась 3–я танковая армия, насчитывавшая, по нашим предположениям, 600–800 танков.

Корпус, 2–я танковая армия и группа армий «Центр» не имели никаких резервов. Лишь командиры дивизий держали в резерве по одному батальону.

Поэтому взять из дивизий силы для создания постоянного резерва было невозможно. Но поскольку дальнейшие изменения в обстановке могли поставить корпус перед необходимостью иметь хотя бы небольшой резерв, я нашел выход из положения: приказал командирам дивизий подготовить выделенные в резерв батальоны и артиллерийский дивизион таким образом, чтобы эти силы в случае необходимости в день получения моего приказа, самое позднее к полуночи, могли прибыть в мое распоряжение. Командирам дивизий было также приказано подготовить транспортные средства для быстрой переброски выделенных в резерв подразделений. Это мероприятие позже полностью оправдало себя.

С русской стороны к фронту подходили две одноколейные железнодорожные линии: одна – через Мценск, другая – южнее Новосиль. Кроме того, в этих же направлениях шли две шоссейные дороги. Для России эти дорожные условия на обеих сторонах фронта считались хорошими.

В середине июня в корпусе побывал командующий группой армий «Центр» генерал–фельдмаршал Клюге. Несколько часов мы провели в окопах двух дивизий. Большие [165] промежутки между войсками были заняты отдельными наблюдательными пунктами. В блиндажах отдыхали наблюдатели. На каждую роту приходилось по 1–1,5 км фронта. На 30–40 км имелся один батальон резерва. В конце обхода фельдмаршал сказал: «Это же чистейшее безумие. Как вы собираетесь удерживать эти позиции? Поддержки ни от армии, ни от группы армий не ожидайте».

В конце июня перед центром 35–го корпуса было замечено передвижение войск противника, которое я оценил как начало сосредоточения крупных сил. Мне стало ясно, что ожидавшееся наступление противника не за горами. С этого момента я делал все для того, чтобы определить силу и состав русских войск, направление их главного удара, время наступления.

Разведка работала отлично. Особенно ценными оказались сведения подразделений радиоразведки. В моем распоряжении имелся единственный разведывательный самолет. Но он справлялся со своими задачами и доставлял ценнейшие данные. Ежедневно вечером летчик приходил ко мне с докладом; срочные сведения каждый день по телефону сообщались начальнику разведки. Выслушав доклад, я давал летчику указания на следующий день. Возможности наблюдения с переднего края были весьма ограниченными.

С начала июля отмечалось постоянно усиливающееся движение поездов противника по железной дороге от Ельца в направлении Орла. На аэрофотоснимках были видны эшелоны, груженные танками. В населенных пунктах по обе стороны Новосиля постепенно накапливалось все больше войск. Усиленно велось оборудование огневых позиций артиллерии. Вновь появившиеся многочисленные батареи вели пристрелку. По всему было видно, что здесь полным ходом идет сосредоточение и развертывание крупных сил противника. Такая же информация поступала и от левого соседнего корпуса, разведка которого обнаружила севернее Волхова крупные скопления войск противника.

Мысль о слабых силах, с которыми мне предстояло действовать в условиях сложной обстановки, не давала мне покоя. Но мне не раз удавалось с успехом выходить из почти безнадежного положения, и этот опыт позволял [166] мне спокойно готовиться к предстоявшим событиям. Этому во многом способствовал и тот факт, что я был вынужден находиться в обстановке, которую не мог изменить, и мне не оставалось ничего другого, как по возможности лучше решать свои задачи. К тому же по опыту я знал, что незначительное колебание или малейшая неуверенность несут в себе зародыш неуспеха. Своеобразие опасной и даже кажущейся безнадежной обстановки состоит в том, что она, с одной стороны, может вызвать малодушие и уныние, а с другой – способна заставить мобилизовать все духовные силы.

Все возможности воспрепятствовать проведению противником его мероприятий наши наземные средства использовали полностью. Прежде всего как можно ближе к переднему краю были выдвинуты отдельные батареи и противотанковая артиллерия. Но для противника это были всего лишь булавочные уколы. Единственной возможностью сорвать сосредоточение его сил и подготовку к наступлению или существенно помешать этому было бы использование авиации. Обстановка обусловливала именно такое решение. Но вопреки всем представлениям и докладам этого не последовало. Такое положение сохранялось и во время развернувшихся потом боев, как следствие неправильного развития авиации, вызванного ограниченностью и твердолобостью Геринга, который к тому же не имел никакого представления о проблемах сухопутных войск.

Русская авиация также ограничивалась случайным использованием небольших групп самолетов–штурмовиков, которые существенного воздействия на наши войска не оказывали. Оставив в стороне действия разведывательных самолетов, можно с полным правом сказать, что подготовка к сражению под Орлом проходила так, словно в составе вооруженных сил авиации не было.

10 июля, в день, когда, по моим первоначальным предположениям, должно было начаться наступление, на оперативной карте было отмечено сосредоточение в районе Новосиль не менее двенадцати стрелковых дивизий, 3–й танковой армии и нескольких отдельных танковых бригад. Многочисленные батареи были сведены в артиллерийские дивизии. Нам было известно, что каждый из трех корпусов 3–й танковой армии имеет в своем составе 250 средних и тяжелых танков. Эти данные подтверждались [167] показаниями пленных. С началом наступления выяснилось, что стрелковых дивизий было в полтора раза больше, чем мы предполагали. Хочу сразу же сказать, что на самом деле противник располагал 21 дивизией и 1460 танками. Несмотря на расхождение данных, все же нужно отметить, что работа нашей разведывательной службы была отличной.

Само собой разумеется, интенсивная разведка велась во всей полосе корпуса. Особый интерес проявлялся к району Мценска. Однако замыслы наступления противника раскрыты не были.

10 июля, когда мы сопоставили все данные, стало ясно, что русские нанесут мощный удар из района Новосиля. Сделать такой вывод помог противник.

В результате интенсивнейшей работы оборонительные позиции корпуса уже давно были оборудованы должным образом. Если сравнить огромную протяженность фронта с численностью личного состава корпуса, станет ясно, что была проделана гигантская работа. Передний край представлял собой сплошную линию окопов глубиной 1,5–2 м со стрелковыми ступенями. В 200–300 м от переднего края проходила вторая, но не везде сплошная линия окопов; за ней находилась сильно эшелонированная в глубину система опорных пунктов. Часть этих пунктов была прикрыта проволочными заграждениями. Огневые позиции артиллерийских батарей оборудованы для ведения круговой обороны, для чего отрывались стрелковые окопы и строились проволочные заграждения. В некоторых из них устанавливались противотанковые мины. Основная масса артиллерийских батарей готовилась для ведения огня по танкам прямой наводкой на дальности от 600 до 1000 м. Перед передним краем было установлено сплошное проволочное заграждение шириной 3, а местами 6 м. Перед и за этим заграждением были поставлены противопехотные мины, кроме того, значительная часть позиций прикрывалась противотанковыми минными полями.

Оборону корпуса усиливали еще и реки, по которым проходил наш передний край. Левую половину фронта 34–й дивизии прикрывала Ока – широкая водная преграда местами с танконедоступными крутыми берегами. Реку Зуша, протекавшую перед остальной частью фронта 34–й дивизии, а также перед 56–й и 262–й дивизиями, во многих местах можно было перейти вброд, однако благодаря [168] своим крутым берегам и илистому дну она представляла серьезное препятствие для танков. Такую же роль в нашей обороне играла и Озерка.

Наличных сил было недостаточно для занятия всех элементов оборонительных позиций. Поэтому на переднем крае силы и средства распределялись по системе опорных пунктов, а тяжелое оружие находилось в глубине оборонительных позиций.

Плотность обороны корпуса была далеко не достаточной, особенно если учесть силы противостоявшего противника. Без хорошо обеспеченного направления основных усилий, соответствующего направлению главного удара противника, удержать позиции было бы невозможно. То, что русские нанесут свой главный удар из района Новосиля, сомнений не вызывало. В первые дни сосредоточения войск противника имелось предположение, что это мероприятие может быть лишь демонстрацией. Однако после того как стал известен размах подготовительных работ противника, выявилась несостоятельность этого мнения. Было ясно, что удар придется по 262–й дивизии. Однако для определения направления основных усилий при такой растянутости фронта дивизии (30 км) это соображение представлялось нам слишком общим. Постоянно увеличивавшееся число новых батарей противника (до 200), их скученность в небольшом районе перед левофланговым (432–м) полком дивизии, оборудованные на этом же участке выжидательные позиции танков, которые, несмотря на тщательную маскировку, были обнаружены воздушной разведкой, повышенная активность пулеметов перед фронтом этого полка – все это были для меня более чем точные исходные данные, позволявшие сделать вывод, что свой главный удар противник нанесет на участке 432–го пехотного полка. Ширина его участка по фронту составляла около 10 км. Если учесть силы противника, такая узость полосы его главного удара не могла не заставить меня задуматься.

Для определения направления основных усилий обороны значительную роль играют чутье и интуиция, особенно в случаях, когда ощущается недостаток в реальных исходных данных. Такой случай имел место и в этой обстановке.

Определить направление основных усилий обороны, соответствующее направлению ожидаемого главного удара [169] противника, – не значит что‑то сделать. Главное – обеспечить его соответствующими силами и средствами. Но их у нас тогда не хватало.

Поэтому мне казалось, что удержать наличными силами район Орла в нормальных условиях, то есть если неожиданно не возникнут какие‑то факторы, значительно улучшающие возможности нашей обороны, – задача едва ли выполнимая. Такой точки зрения придерживался не только я. Об этом свидетельствует хотя бы приведенное выше высказывание генерал–фельдмаршала Клюге. Когда я после сражения докладывал ему о вступлении в должность начальника штаба одной из армий, он сказал: «Когда мне доложили о начале русского наступления, я подумал, что ваш корпус разлетится как мякина и что к вечеру русские будут в Орле».

Когда в ходе подготовки к сражению я строил предположение относительно будущих действий противника, я все время останавливался на мысли, что если он будет действовать правильно, то основными силами – разумеется, на достаточно широком фронте – нанесет главный удар по Орлу, предварительно проведя ряд демонстративных или отвлекающих ударов на других направлениях. Судя по крайне узкому в сравнении с его силами фронту наступления и по тому, что до сих пор он не предпринимал никаких демонстративных действий, я сделал вывод, что русское командование допускает грубые ошибки, которые я расценил как приятный подарок нашей обороне.

Накопленный опыт подсказывал мне, что в данном случае, как и в многочисленных предыдущих сражениях, должно быть, отсутствуют творческие предпосылки, столь необходимые при организации боевых действий больших масштабов. Численность войск – не единственный критерий для оценки их силы или слабости.

По предыдущим боям я знал возможность 262–й дивизии, которая почти полностью была укомплектована австрийцами. В окопах я беседовал со многими офицерами и солдатами. Все они знали о подготовке русских к наступлению, все были спокойны и надежны. Это еще больше укрепило во мне уверенность в правильности проводимых мной мероприятий.

По опыту я знал: ничто не может так подорвать силы, как неожиданность. Поэтому я приказал разъяснить всем солдатам, что предстоящие бои будут тяжелыми, что придется [170] действовать под сильнейшим артиллерийским огнем, отражать атаки многих танков. Я еще раз напомнил пехоте о необходимости пропускать танки через себя и немедленно закрывать образующиеся в обороне бреши.

Вскоре после того как в районе Новосиля было обнаружено скопление войск противника, я отдал приказ об оборудовании позиций для подразделений, которые составят резерв корпуса. Принять решение об изъятии у дивизий этих подразделений в условиях, когда перед фронтом корпуса сосредоточивались такие крупные силы противника, было нелегко. Трудность принятия этого решения усугублялась еще и тем, что настоятельные просьбы командиров дивизий оставить у них эти подразделения были весьма убедительны. Но я чувствовал, что в данном случае нужно идти на крайние меры – иного пути для достижения успеха обороны не было. Это побудило меня пойти еще дальше и забрать у двух дивизий даже противотанковые роты.

Эти силы (три батальона, три артиллерийских дивизиона, две противотанковые роты) с 6 июля начали стягиваться в район, расположенный в полосе 262–й дивизии. Артиллерийский дивизион и противотанковая рота сразу же заняли огневые позиции, остальные батареи, оставаясь в выжидательных районах, вели топографическую привязку огневых позиций, по нескольку для каждой батареи. Командиры батальонов и рот осваивались с условиями местности, знакомились с расположением позиций и изучали вероятные направления ввода в бой их подразделений.

Меня не покидало чувство, что, обеспечивая направление основных усилий обороны, я поступаю слишком рискованно. Но я говорил себе, что в рамках моих возможностей помочь может только осуществление всех намеченных мной мероприятий. Я говорил себе также, что, если противник помимо главного удара нанесет удар еще где‑нибудь в другом месте, обеспечение второго направления основных усилий будет делом безнадежным. Здесь мы видим, что не всегда тактические мероприятия следует оценивать как правильные или неправильные, как допустимые или недопустимые, исходя лишь из теоретических положений или применяя строгую мерку общепринятых принципов. На войне обстановка складывается по–разному. Бывают и крайние случаи. При этом последнюю [171] оценку действий военачальника могут дать лишь успех или неуспех. Если бы предстоящее сражение по иной причине привело к поражению, например в случае, если бы противник нанес удар по какой‑нибудь другой, оголенной дивизии – на это я тоже рассчитывал, – то все мои мероприятия были бы расценены как неоправданные. Но бои закончились нашим полным успехом: осуществления своих замыслов противник не добился. Основа этого успеха была заложена в результате принятых крайних мер по обеспечению направления основных усилий обороны. Генерал–полковник Модель, в начале сражения принявший командование 2–й танковой армией, охарактеризовал такое сосредоточение сил на решающем направлении как «особенно смелый выход из трудного положения». Похвала военачальника и его разнос всегда рядом. Но он не должен обращать на это внимания.

Конечно, в течение всего сражения мысль о том, что противник наряду с нанесением главного удара в районе Новосиля может нанести один или несколько ударов на других участках полосы обороны корпуса, была источником постоянных тревог, и к такой возможности я готовился – продумал соответствующее изменение тактики боя. Я понимал, что в этом случае об удержании позиций не могло быть и речи, а проведенное сосредоточение сил на основном направлении потеряло бы всякий смысл, так как эти силы никакого влияния на ход боевых действий на других участках фронта корпуса оказать не могли. В такой обстановке корпусу пришлось бы постепенно отходить к Оке, ее притоку Оптуше и в район южнее этих рек. При этом особое внимание уделялось бы сохранению целостности фронта, что, несмотря на значительную мощь танковых сил противника, было возможно. Сосредоточенные на основном направлении силы, которые по сравнению с другими соединениями корпуса были значительно мощнее, могли бы быть использованы на направлении ожидаемого главного удара противника на Орел.

Такой план действий сохранял бы свою силу и в том случае, если бы нам удалось сдержать натиск противника на основном направлении.

Для полного описания сражения потребовалось бы места по крайней мере в три раза больше, чем отводится в этой книге. Поэтому постоянно и быстро изменявшаяся обстановка, сотни телефонных разговоров, сбивавшие [172] с толку тревожные доклады и ложные сообщения, многочисленные, следовавшие одно за другим соображения и предложения, огромные трудности своевременного Снабжения войск, противоречившая правилам работа медицинской службы и многое другое остается за пределами нашего повествования. В самых общих чертах здесь показывается лишь общий ход самого сражения. Следует заметить, что решающий вопрос о сохранении или перемещении направления основных усилий обороны не сходил с повестки дня в течение всего времени тяжелых боев.

Сражение началось на рассвете 12 июля. Огонь 120–150 батарей обрушился на оборону 432–го пехотного полка. Прилегающие к нему участки обороны также оказались под сильным огнем противника. Наши шесть батарей огневого резерва тотчас же открыли ответный огонь, ибо направление главного удара противника уже никаких сомнений не вызывало.

В 6.00 русская пехота поднялась в атаку. Завязалась борьба за первую траншею. 432–й пехотный полк героически сражался с многократно превосходившими силами противника. На его вклинение наши части и подразделения тут же отвечали контратаками. После шести часов неравной борьбы, в ходе которой в бой был введен резервный батальон, к середине дня большая часть первой траншеи была занята противником. Но нашей пехоте все же удалось закрепиться в несплошной второй траншее, расположенной в 200–300 м за первой, и в быстро созданных опорных пунктах. Тем временем русские навели мосты для танков через Зушу.

Во второй половине дня русские при поддержке 150 танков возобновили бой. Танки прошли часть нашей оборонительной позиции и, попав под огонь артиллерийских батарей и противотанковых орудий, понесли большие потери. Вводом в бой батальона из резерва корпуса нам в результате беспримерного по напряженности боя удалось отстоять свои позиции. Около 60 танков противника было подбито, остальные отошли за боевые порядки своей пехоты. С наступлением темноты накал боя спал. Во всем районе установилось относительное затишье, и только русская артиллерия вела беспокоящий огонь. Решающую роль в успехе сыграло то, что пехота спокойно и хладнокровно пропускала танки через себя и там, где она была вытеснена из своих окопов, закреплялась [173] в непосредственной близости от утраченных позиций. Показания пленных были для нас неожиданными. По их сведениям, в наступлении на участке 432–го пехотного полка участвовали пять стрелковых дивизий (!) и три тяжелые танковые бригады, в каждой из которых имелось по 60 танков КВ-1. Это был самый тяжелый из всех известных нам типов танков. Таким образом, на каждый немецкий батальон приходилась одна русская стрелковая дивизия, не говоря уже о танках. Подтвердились наши предположения о наличии на фронте 3–й танковой армии в составе 3 танковых корпусов. Полной неожиданностью для нас было появление здесь мотомеханизированного корпуса, а также 6 отдельных танковых бригад. Русское наступление проводилось с целью прорыва в направлении на Орел. Три танковые бригады КВ-1 имели задачу: нарушить нашу сильную противотанковую оборону и тем самым проложить путь для последующего наступления танков.

Потери нашей пехоты оказались значительными. Был нанесен урон и артиллерии – как в людях, так и в материальной части. Расход боеприпасов оказался огромным. Из дивизий докладывали, что, несмотря на беспокоящий огонь противника, им удалось подвезти продовольствие и боеприпасы.

Ввести в бой второй резервный батальон я решиться не мог. Из состава батальона были выделены лишь небольшие группы для занятия опорных пунктов, расположенных за потерянными участками оборонительных позиций.

На основе данных, полученных в ходе боя и добытых разведкой, мы пытались определить, какие действия может предпринять противник на следующий день. Снова встал вопрос о направлении его главного удара. Как поступят русские, узнав о силе нашей обороны на этом участке фронта и о трудностях осуществления своих замыслов? Не перенесут ли они направление главного удара? Против этого предположения говорил тот факт, что пять их дивизий уже вели бой с нашими войсками на этой стороне Зуши. И наконец, воздушная разведка, проведенная в конце дня, не обнаружила никаких передвижений в другом направлении. Поэтому оснований для изменения направления основных усилий обороны корпуса у меня не было. Большой загадкой для меня оставалась русская [174] тактика. Для меня было необъяснимым, почему после форсирования водной преграды они не ввели в бой главные силы пехоты и танков с целью прорыва на Орел. И хотя я знал, что в сражение вступила пока лишь небольшая часть сил противника и что самые тяжелые бои еще впереди, моя уверенность в успехе возросла. Она стала еще большей после того, как я узнал, что командующий действовавшей справа от нас 9–й армии генерал–полковник Модель 13 июля принимает командование также и 2–й танковой армией. Я знал Моделя как особенно деятельного военачальника. Знал также, что 9–я армия, готовясь к наступлению, имела много войск и боевой техники, и надеялся получить оттуда подкрепление, так как наступление на Курск 11 июля практически было приостановлено.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю