Текст книги "Левая рука Кальва (ЛП)"

Автор книги: Лори Витт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)

– Больше никому я бы не смог доверить эту тайну, но я боялся, что ты меня оттолкнешь, – он запинается, – из-за того, кем я пытаюсь быть. Кто я есть на самом деле.

Я скольжу взглядом по знакомому силуэту. В другое время, в момент страсти, возможно, я бы отверг его. Не знаю, как бы я повел себя при иных обстоятельствах. Но сейчас мне известно лишь то, что Друс жив, и это самое главное.

Я нежно обнимаю его за плечи и касаюсь губами его губ.

– Я с самого начала знал, что ты не такой как все, – говорит он.

Я тихо смеюсь в ответ:

– Я же говорил тебе, что левша.

Друс хохочет:

– Ну конечно, в этом все дело.

Смех стихает, я провожу рукой по его волосам:

– Что теперь? Куда ты пойдешь?

– Не знаю, – тяжело вздыхает он, – на сей раз я не могу остаться в Помпеях, – его голос и взгляд полны отчаяния, – но и сына оставить я не могу.

– Этого не случится, – я целую его в лоб. – Я позабочусь о нем, обещаю.

Друс отводит глаза и отстраняется. Поддев пальцем цепочку, висящую у меня на шее, он медленно вытаскивает жетон из-под туники. Сжимает его в кулаке и только после этого поднимает взгляд.

Не говоря ни слова, дергает цепочку, она врезается в кожу и рвется.

Мы долго молчим. Друс держит ее в руке, жетон покачивается из стороны в сторону, поблескивая в свете лампы.

– Я обращаюсь к тебе не как к рабу, – порванная цепочка скользит между его пальцев и с глухим стуком падает на пол, – как мужчина к мужчине, Севий. Я прошу, а не приказываю.

Я беру его за руку.

– Просто скажи мне, что делать

– Спасибо. Ты не представляешь, как много… – он умолкает, будто ему не хватает дыхания, чтобы договорить.

Я молча наклоняюсь и целую его. Начинаю отстраняться, но передумываю и обнимаю его за плечи. Друс отрывисто вздыхает, пускает мой язык себе в рот, кладя руку мне на бедро. Придерживая его за затылок, я склоняю голову и углубляю поцелуй.

Оторвавшись друг от друга, мы стоим на месте, соприкоснувшись лбами.

Я облизываю губы.

– Думаю, я знаю, как вернуть Каесо. Но мне надо застать твоего отца одного.

========== Глава 15 ==========

Непрестанно оглядываясь по сторонам, я приближаюсь к дому Лауреи. Я был здесь лишь раз, когда прибыл в Помпеи, а гладиатор, объявившийся на пороге дома патриция, просто напрашивается на то, чтобы его кровью обагрили улицу.

Четыре тяжело вооруженных охранника вытянулись перед главными воротами, каждый держит щит в одной руке и копье в другой. При моем приближении один из них направляет оружие в мою сторону.

Показываю пустые ладони:

– Я хочу говорить с Атаем.

Страж сжимает челюсти:

– Что тебе нужно от…

– У меня дело к Атаю. И тебя оно не касается, – огрызаюсь я.

Охранники переглядывается, и один кивает:

– Жди здесь.

Он заходит во двор, шепчет что-то другому стражу, и тот не торопясь направляется в сторону дома.

Сердце бешено колотится. Теперь, когда Верина мертва, я не нужен Кальву, и он может легко и без последствий приказать одному из своих людей перерезать мне горло прямо посреди улицы. Я хочу сыграть на его жажде мести и надеюсь, что его стремление разделаться с Друсом сильнее желания избавиться от меня.

Дверь виллы распахивается, и во двор выходит Атай. Он топает ко мне, сверкая единственным глазом:

– Где ты был? Я звал…

– У меня разговор к господину Кальву.

Он не сдвигается с места.

– Все свои дела ты можешь решить со мной.

– Не думаю, – я наклоняюсь к нему и понижаю голос, – передай ему, что у меня есть сведения, интересные для него в свете вчерашних событий.

Слуга приподнимает брови:

– Какие сведения…

– Если ему это интересно, пусть приходит один в бордель матушки Геласии до заката.

Атай поджимает губы:

– Не смей приказывать хозяину, гладиатор.

– Поскольку только я знаю то, что нужно хозяину, – наглею я, – думаю, что смею.

– Это не…

– До заката, Атай.

Он брызжет слюной и изрыгает проклятия, но я разворачиваюсь и ухожу, не оглядываясь. Кальв Лаурея придет в ярость, тем более что ему выдвигает требования раб, но я не сомневаюсь: он осознает, что сейчас ситуация в моих руках.

Он хотел, чтобы я стал его левой рукой. Жаль, что он недооценил преимущества левшей.

***

В тусклом свете тени кажутся особенно мрачными, от жаркого и тяжелого от благовоний воздуха в тугой комок скручиваются внутренности. Солнце садится. Кальв может прийти сюда в любой момент.

Но что потом? Он может перерезать мне горло лишь потому, что я перестал быть для него полезным.

Скрипят дверные петли, и я шлю последнюю молитву Фортуне с просьбой позволить выйти отсюда живым.

Кальв заходит в комнату, его лицо искажено от ярости

– Севий, – он захлопывает дверь и, криво ухмыляясь, приближается ко мне, – ты или идиот, или невероятный наглец, если зовешь меня сюда и думаешь, что я выпущу тебя отсюда живым.

– Прости меня, доминус, – я склоняюсь, заламывая руки, – у меня есть сведения. Сведения о твоей…

– Молчать! – рявкает он. – Осторожнее выбирай слова, гладиатор. Сведения о чем?

Я поднимаю голову и смотрю ему в глаза.

– О мужчине, которого ты ищешь. Я знаю, где он находится.

Кальв не реагирует.

– Мне сказали, он мертв.

Я качаю головой:

– Он ранен, но жив. И никто не знает, где он. Кроме меня.

– Тогда говори! – огрызается он. – Быстро!

Я выдерживаю его взгляд.

– Ты можешь обещать мне жизнь, если я все тебе расскажу?

Кальв выпрямляется:

– Ты о чем?

Я скрещиваю руки на груди.

– Выдав его местонахождение, я стану бесполезен для тебя. Ты можешь поручиться, что я выйду отсюда живым?

Он делает шаг ко мне:

– Ты ступаешь на опасную дорожку, гладиатор.

Я сокращаю оставшееся между нами расстояние, вынуждая его отклониться.

– А у меня есть информация, которую ты можешь получить только от меня. Хочешь узнать, где находится любовник твоей жены? Или предпочтешь убить меня и позволить ему выйти сухим из воды?

Он прищуривается:

– Кажется, ты не понимаешь, в какую игру ввязываешься, гладиатор.

– Правда? – я склоняю голову и сжимаю руки в кулаки. Пожимая плечами, отвечаю. – Я раб. Моя жизнь стоит ровно столько, сколько за нее готовы заплатить, и ты можешь безнаказанно убить меня, – я делаю паузу. – Безнаказанно, если не учитывать, что твоя репутация будет окончательно уничтожена. Твоя собственная кровь тоже может пролиться, – еще одно пожатие плечами, – а может случится и то, и другое, если я не получу то, что хочу.

– Ты получишь только меч в живот, когда магистрат и твой ланиста узнают, что ты украл у них двести сестерциев.

– Я ничего не крал, и мы оба знаем об этом.

Кальв едко смеется.

– И ты думаешь, что кто-то поверит не мне, а рабу. Да ты всего лишь…

– Думаю, Кальв, – я снова скрещиваю руки на груди, – и тебе следует знать, что если я не выйду из этого борделя в целости и сохранности, к вечеру последний нищий в Помпеях будет знать о твоей гулящей жене и поддельных документах, которыми ты меня снабдил. И о пятистах сестерциях для Друса.

Он ошарашенно смотрит на меня.

Я едва сдерживаю торжествующую улыбку.

– Ну и кто теперь играет в опасные игры, Кальв?

– Что ты хочешь? – сжав зубы, спрашивает он.

– Мальчика. Каесо.

Кальв округляет глаза еще сильнее.

– Каесо. Зачем он тебе?

– Не твое дело. Так где он?

– Ты не имеешь права…

– Все, что мне нужно – это мальчик, – рычу я, – мальчик и моя собственная жизнь, когда я уйду отсюда. И тогда твоя репутация может пострадать не так сильно, как ты того заслуживаешь.

Кальв иронически хмыкает.

– К рассвету он покинет Помпеи, сидя в телеге, если уже не покинул.

Мое сердце замирает.

– О чем ты?

– Мне не нужен ублюдок, – огрызается он.

– Ты продал его? – шиплю я. – Продал собственного внука?

Он презрительно кривит губы:

– Незаконнорожденному сироте не место в доме Лаурея.

– Где мне искать его?

– А где мне найти любовника жены?

Я злобно сощуриваюсь.

– Если я не получу то, что мне нужно, к рассвету твоя репутация превратится в пыль. Выбор за тобой.

Он нервно дергает щекой и сжимает губы в тонкую линию.

– Скажи мне, где находится мужчина, который обесчестил мою жену и привел ее к гибели.

– Скажи мне, где находится мальчик. Без него я ничего тебе не дам.

Он мгновение молчит, а потом зло выдыхает.

– Торговца зовут Махарбаал. Он водит караван между Помпеями и Карфагеном.

– И он все еще в городе?

– Не знаю. Я продал ему мальчишку, забыв поинтересоваться дальнейшими планами, – он нетерпеливо переступает с ноги на ногу и пронзает меня бешеным взглядом.

– Так где любовник моей жены?

Я киваю ему за спину. Кальв вздергивает брови. Медленно, не отводя от меня взгляд, он поворачивается.

Из тени за спиной, бледный как смерть, скрестив руки на груди, появляется Друс.

Кальв набирает воздух.

– Ты…

– Да, – Друс делает шаг вперед, и тусклый свет лампы освещает его лицо, – я.

– Да я тебя… – патриций замирает, когда лезвие моего кинжала упирается ему в спину.

– Стой на месте, – приказывает Друс, делая еще один шаг, – и закрой рот, пока я не приказал своему гладиатору вырезать твое сердце.

– Он моя собственность, ланиста. Не твоя, – со смешком отвечает Кальв.

– Но по моему слову он приставил нож к твоей спине, – Друс изгибает бровь и позволяет едва заметной улыбке мелькнуть на губах. – Похоже, главный тут я.

– Что ты хочешь? – рявкает Кальв. – Я уже сказал вам, где найти щенка.

– Сказал, – соглашается Друс с легким кивком, – Но мои дела с тобой еще не закончены.

– Тебе было мало трахать мою жену?

– Я никогда не прикасался к твоей жене.

– Тогда что…

– Посмотри на меня, – цедит Друс, – Узнаешь?

– Конечно, – шипит Кальв, – всем Помпеям известна твоя торгашеская физиономия, ты…

– Нет, Кальв Лаурея, – Друс подходит к нему вплотную, – смотри внимательнее.

Кальв отшатывается, насколько ему позволяет лезвие.

– Ты ланиста, что еще…

– О яйца Юпитера, идиот! Присмотрись как следует! – Друс машет рукой перед носом Кальва. – Не узнаешь меня? Совсем? – его глаза суживаются. – Не узнаешь собственную плоть и кровь?

У Кальва перехватывает дыхание.

– Я не… ты не…

– Я.

Патриций расправляет плечи.

– Это невозможно. Ты не моя дочь.

От движений Друса кожа нагрудника скрипит.

– Нет, я не твоя дочь. Но раньше ты звал меня Стацией.

– Моя дочь Стация мертва! – рявкает Кальв.

– Уверен, ты оплакивал ее каждый день на протяжении последних восьми лет, – Друс толкает его, – так же, как и мать.

– Твоя мать была шлюхой, как и ты.

Друс бьет отца кулаком в лицо, и я едва успеваю убрать кинжал, чтобы Кальв на него не напоролся.

– Не смей говорить о моей матери в таком тоне, – цедит Друс, – она никогда не касалась другого мужчины.

Свирепо глядя на сына, Кальв ощупывает нос и губы. Он набирает воздуха, чтобы заговорить, но Друс не дает ему такой возможности.

– Я спрошу тебя один единственный раз, – в тихом голосе Друса звучит угроза. – Где. Мой. Сын.

Кальв делает шаг назад и, словно забыв о кинжале в моей руке, натыкается на лезвие. С удовлетворением в голосе он отвечает:

– Я сказал тебе все, что знаю. Я продал его Махарбаалу.

– Где мне найти этого Махарбаала?

Кальв корчится, зажатый между сыном и моим клинком.

– Я сказал тебе! Я даже не знаю, в Помпеях ли он…

– Убей его, – беспечно заявляет Друс.

Я нажимаю на рукоять.

– Подождите! – кричит Кальв. – Подождите! Умоляю!

Друс кивает, и я ослабляю давление.

Кальв выдыхает:

– Я приказал Атаю убедиться, что мальчишку увезут из города.

Друс, нахмурившись, играет желваками, но молчит.

– Махарбаал сказал, что отправит его в Карфаген, – говорит Кальв, – и там продаст. Клянусь, это все, что мне известно.

Они сцепляются взглядами и замирают на несколько долгих безмолвных мгновений. Наконец Друс шепчет:

– Ты продал собственного внука.

– Моего…

– Побереги дыхание, – выплевывает Друс, – я стал ланистой, потому что лишь так мог выжить. Моя мать, твоя жена, мертва. А твоего родного внука посадили в клетку и везут куда-то в рабство.

Прежде чем его отец успевает заговорить, Друс подает мне знак.

Я пинаю Кальва под колени, и он мешком падает на пол. Опускаюсь рядом и связываю его запястья веревкой. Поднявшись, я дергаю его голову назад и прижимаю к горлу лезвие.

Друс наклоняется и, оскалившись, смотрит Кальву в глаза.

– За все что ты натворил, отец, за все страдания, которые ты принес нам, надеюсь, боги покарают тебя десятикратно.

– Стация…

– Стация мертва. И ты тоже должен быть мертв.

Друс отводит взгляд и кивает.

Кальв пытается заговорить, но я засовываю ему в рот скомканную тряпку. Он давится, пытаясь вырваться из пут.

Я убираю кинжал от его горла и встаю перед ним, так что теперь он видит не сына, а меня. За все годы, что я прожил как раб и как гладиатор, я ни разу не испытывал большего удовлетворения, чем сейчас, наблюдая за нескрываемым ужасом, с которым Кальв Лаурея смотрит на мой кулак.

Я бью его в лицо, он заваливается на бок, хватаю его за грудки и вздергиваю обратно на колени. Удерживая его за тогу, бью снова. И снова.

Он стонет и мычит, из разбитого носа струей льется кровь. Еще удар, и он, закатив глаза, обессиленно роняет голову. Я жду, пока он придет в себя, и снова замахиваюсь.

Рука удерживает меня за локоть.

– Спокойнее, Севий, – мягко говорит Друс.

Кальв таращится на нас с пола, окровавленный, в полубессознательном состоянии, и он совершенно, безумно напуган. Как того и заслуживает.

Белки его глаз блестят в тусклом свете масляной лампы.

По одной его щеке стекает кровь, пачкая белоснежную тогу.

Я смотрю на Друса.

– Уверен, что хочешь оставить его в живых?

Коленопреклоненный у моих ног, Кальв хнычет, как напуганный ребенок.

Друс кивает.

– Зная, что услышат все жители Помпей с рассветом? Мне нужно, чтобы он остался в живых и стал свидетелем собственного краха.

Я фыркаю.

– Тогда пошли отсюда. Он скоро придет в себя.

Но ужас в глазах патриция продолжает расти.

Друс наклоняется, почти соприкасаясь лицом с окровавленным напуганным лицом отца.

– Никогда не забывай об этой ночи и никогда не забывай мое лицо. Если с моим сыном что-то случится или если его нет там, где ты сказал, я найду тебя. И убью.

Кальв смотрит на него, сломленный и беспомощный, и я сомневаюсь, что он бы смог заговорить, даже не будь его рот заткнут тряпкой.

Друс плюет ему в лицо. Кальв зажмуривается и снова начинает дергать веревки, но не может ни сдвинуться, ни вытереть лицо. Когда Друс отходит, я последним ударом в висок отправляю Кальва на пол.

– Слишком долго я ждал этого, – говорю, стряхивая с руки боль от удара, пока Кальв валяется без сознания.

– Не ты один, – тихо смеется Друс. – Пошли. Тот работорговец может покинуть Помпеи в любой момент.

Мы оставляем Кальва видеть сны в луже собственной крови и уходим, аккуратно закрыв дверь за собой.

Мама Геласия смотрит нам вслед, но не произносит ни слова.

– А теперь, – говорит Друс, проскальзывая рукой мне под локоть, когда мы выходим в ночь, – мы найдем этого проклятого Махарбаала.

========== Глава 16 ==========

Кальв благоразумно сказал правду, и мы находим лагерь работорговцев рядом с городом.

Стоя на невысоком холме, мы с Друсом видим пылающие костры и прогуливающихся охранников.

– Вопрос в том, как нам вывести оттуда Каесо, – я хмуро смотрю вниз, – тут стражи больше, чем на вилле твоего отца.

– Первым делом попробуем договориться. Это безопаснее.

– Думаешь, сработает?

Он кивает.

– Я знаю работорговцев. Мерзавцы, но деловые мерзавцы. Если мы сторгуемся, у нас будет больше шансов получить Каесо живым.

– Тебе точно хватит денег?

Друс сухо усмехается.

– Их достаточно, чтобы вернуть сына и безбедно прожить много лет.

Мне нечего ему возразить. Мы опустошили казну лудуса, оставив его обитателям вольные и средства на то, чтобы начать новую жизнь.

Бросаю еще один взгляд на лагерь.

– Думаю, будет лучше, если я пойду один, а ты подождешь здесь.

– Нет, – спорит Друс, – я должен…

– Если переговоры зайдут в тупик, драться ты не сможешь.

– Как и ты.

– Но если придется выбирать, для Каесо лучше, чтобы в живых остался ты.

Глядя на огни, Друс хмурит брови.

– Просто подожди меня тут, – я поворачиваю его лицом к себе и целую в лоб, – я приведу мальчика.

Делаю первый шаг, но Друс хватает меня за руку.

– Стой!

Я удивленно замираю.

Он сглатывает.

– Ты уверен, что узнаешь его, когда увидишь?

– Да, – я целую Друса в губы, – поверь, я узнаю его.

– Спасибо тебе, Севий, – шепчет он, – ты уже сделал для меня гораздо больше, чем я мог просить, и это…

Я останавливаю его еще одним поцелуем.

– Позже сочтемся. Когда увезем твоего сына из этого проклятого города.

Друс кивает, проведя языком по нижней губе, и отпускает меня.

– Я зажгу костер, – он указывает нам за спины, – его не увидят из лагеря, и буду ждать тебя здесь.

– Хорошо. Надеюсь, это не займет много времени.

– Я тоже надеюсь, – он быстро меня целует. – Да пребудут с тобой боги.

После последнего быстрого поцелуя мы расстаемся, и я направляюсь в лагерь торговца.

– Эй, ты! – рявкает охранник, направляя на меня копье. – Стой на месте!

– Я хочу увидеть Махарбаала, – спокойно отвечаю я.

– Махарбаала? – он не опускает оружие. – Тогда приходи днем, как и все.

– Я не могу ждать до рассвета. Дай мне поговорить с ним, и я пойду своей дорогой.

Охранник молча изучает меня, затем резко взмахивает копьем,

– Пошли.

Он отводит меня к хорошо охраняемой палатке в центре лагеря и бесцеремонно вталкивает внутрь.

Работорговец – мужчина гигантского роста, наверно, на голову выше и угрожающе шире меня в плечах. Он восседает на груде мехов, за его спиной в полумраке виднеются два телохранителя, и, когда он опускает бокал, в его взгляде нет и следа радушия.

– Пол! Чего тебе? – брюзжит он. – Я не занимаюсь делами посреди ночи.

– Я хочу купить у тебя раба, – быстро говорю я.

Выражение его лица не меняется.

– Я же сказал, что не…

– Особого раба.

Он хмурится.

– Какого раба?

– Ты купил в Помпеях мальчика. У патриция, Кальва Лауреи.

Работорговец морщит лоб, но качает головой.

– Не припоминаю.

– Ты не ведешь учет? – я смотрю на него сверху вниз. – Какой работорговец не записывает, кого и где он покупает?

– Хорошо, я делаю записи, – он откидывается на спину и скрещивает руки на груди, – но тебя они не касаются.

– Я пришел сюда не для того, чтобы играть в игры. Мне нужен мальчик.

– Какой мальчик?

– Мальчик, которого ты купил у Кальва Лауреи. Я знаю, что он у тебя, так что давай не…

– Он у меня, – не шелохнувшись соглашается Махарбаал. – Частью сделки было то, что я не продаю мальчишку, пока не увезу его подальше от Помпей, – он ухмыляется, – а я не нарушаю договоренности с теми, кто постоянно пополняет мой кошелек.

Делаю шаг вперед и понижаю голос:

– У тебя есть выбор. Ты можешь продать мальчишку мне или я просто заберу его и тех, кто попадется мне на глаза.

Торговец вскакивает и бросается на меня. Он хватает меня за горловину туники:

– Хочешь, чтобы я перерезал тебе горло, ты?..

Внезапно он замирает, почувствовав лезвие моего меча, прижатое к его животу. Двое телохранителей выныривают из тени, держа оружие наготове, но Махарабаал предупреждающе поднимает руку. Они останавливаются, но не отступают.

– Я не закончил, – рычу я, – я освобожу мальчишку и всех рабов, оказавшихся рядом, и прикончу любого, кто попытается остановить меня. Включая тебя.

Он открывает рот, но я сильнее нажимаю на меч, едва не взрезая его плоть.

– Тебе выбирать, торговец, – тихо продолжаю я, – я куплю мальчишку или просто заберу. И не думай, что убив меня, ты что-то изменишь, потому что, будь уверен, я работаю не один.

Он криво ухмыляется и отпускает мою тунику.

– Пятьсот сестерциев.

Я моргаю.

– За маленького мальчика?

Ухмылка превращается в торжествующую улыбку.

– Хочешь его? Тогда плати мою цену.

– У меня только двести.

Он пожимает плечами:

– Тогда никакого мальчишки.

Я стискиваю зубы.

– Это во много раз больше той суммы, которую ты заплатил за него, и за которую сможешь продать его в Карфагене. Я отдам тебе все деньги, что у меня с собой, ты получишь огромную прибыль, и я больше не причиню тебе неприятностей.

Махарбаал молча обдумывает мое предложение. Затем кивает.

– Хорошо. Двести сестерциев.

Он протягивает руку.

Я не двигаюсь.

– Хочу сначала его увидеть. Лучше ему быть живым и без клейма.

Работорговец раздраженно вздыхает.

– Ты получишь двести сестерциев за мальчишку, – со злостью говорю я, – я не расстанусь с деньгами пока не увижу, за что плачу.

– Хорошо, – он поворачивает голову и рявкает, – Акбар! – один из стражников заходит в палатку. Махарбаал делает ему знак рукой. – Приведи мальчишку-слугу. Того, что высокородный дурак продал нам сегодня утром.

Тот отвечает что-то на непонятном языке и уходит. Спустя пару минут он возвращается с маленьким мальчиком, и я понимаю, что узнаю эти черты где угодно. Ребенок смотрит на меня слишком знакомыми голубыми глазами и пятится от страха.

– Каесо? – шепотом спрашиваю я.

Он вздрагивает. Кивает.

Я кивком подзываю его к себе.

Махарбаал вцепляется Каесо в плечо.

– Не торопись. Где мои деньги?

– Где моя гарантия, что ты не навредишь мальчику, получив плату?

Глаза Каесо расширяются. Работорговец не ослабляет хватку.

– Докажи, что у тебя есть деньги, – рычит он.

– Они тут, – я достаю кошелек, – а теперь отпусти мальчишку.

– Акбар, – Махарбаал показывает на меня, – забери у него деньги.

Акбар тянется за мешочком, но я отвожу руку.

– Давай проясним. Если на мальчике появится хоть одна новая царапина, я прослежу, чтобы к утру здесь не осталось живых.

– Я торговец, – говорит Махарбаал, – а не вор. Отдай ему деньги.

Не отводя от него взгляда, я передаю кошелек Акбару. Освободившись от тяжести монет, чувствую, как быстро бьется сердце.

– А теперь отпусти его, – требую я.

Махарбаал не реагирует. Он смотрит на Акбара, который развязал мешочек и раскладывает монеты.

Наконец он кивает.

– Здесь вся сумма.

Махарбаал толкает ко мне Каесо.

– Убирайтесь отсюда. Оба.

Я сажусь на корточки перед мальчиком и кладу ладонь ему на плечо. Боги, если раньше я лишь подозревал, чей он сын, то теперь у меня не осталось сомнений. Голубые глаза, заострившиеся черты лица – передо мной явно сын Друса.

– Ты в порядке? Они не ранили тебя?

Он не отвечает, только энергично трясет головой.

– Слава богам, – шепчу я и жестом зову за собой, – Пошли. Давай выбираться отсюда.

Каесо артачится.

– Ты вернешь меня к дедушке? Я не хочу…

– Не верну. Обещаю.

Беру Каесо за руку и вывожу его из палатки в тяжелую душную ночь.

– Куда мы пойдем? – спрашивает Каесо, когда мы направляемся к выходу из лагеря.

– В безопасное место, – я оглядываюсь по сторонам, прислушиваясь к тем, кто может попытаться остановить нас.

Каесо больше не задает вопросы и только крепче сжимает мою ладонь.

Завидев мерцающий свет, я ускоряю шаг.

По другую сторону костра на ноги поднимается Друс, и в слабом свете огня я вижу, как распахиваются его глаза и учащается дыхание.

Каесо останавливается. Изумленно раскрывает рот.

– Друс?

– Каесо, – выдыхает Друс. – Спасибо богам!

Друс раскрывает объятия бегущему сыну. Мальчик обхватывает его руками, и Друс болезненно вздрагивает и резко втягивает воздух, но не отталкивает его. На время он застывает, прикрыв глаза и крепко прижимая к себе Каесо.

Затем отпускает и отступает, разглядывая сына.

– Ты в порядке? Они не обижали тебя?

– Они ничего мне не сделали, – радость Каесо меркнет, на его глазах закипают слезы, – но бабушка умерла.

Друс проводит рукой по его волосам.

– Я знаю.

Я трогаю Друса за плечо.

– Нам нужно уходить из Помпей. К рассвету нас будет искать весь город.

Друс встает и берет сына за руку.

– Верно. Пора отправляться в путь.

========== Глава 17 ==========

Мы крадемся в ночи, удаляясь от города. Мои ноги еле плетутся, и я могу только представить боль, терзающую Друса, но он не останавливается, даже когда каждый шаг заставляет его стискивать зубы и изрыгать проклятья. Мы идем по извилистой дороге, которая огибает поля и ведет к холмам вдали Помпей.

Близится рассвет, когда мы наконец останавливаемся на привал. Вдали от дороги, спрятавшись в пещере, мы падаем на землю без сил.

Проснувшись первым, я осторожно сажусь. Мое тело, особенно нежная плоть, что пытается нарасти на израненной спине, протестует против каждого движения. Солнце едва встало, мускулы ноют от усталости, но мы не можем рисковать, оставаясь здесь подольше.

Друс лежит, приобняв раненой рукой Каесо, маленькая фигурка мальчика свернулась калачиком, макушкой упираясь Друсу в подбородок.

Ресницы Друса дрожат, он слегка отодвигается, морщась и задерживая дыхание.

– С тобой все нормально? – спрашиваю я.

Он кивает.

– Зарастет. Бывало и хуже, – он криво усмехается, – уверен, у тебя тоже.

Я хмыкаю.

– Пожалуй.

Он смотрит на сына и нежно пропускает волосы мальчика сквозь пальцы.

– Спасибо тебе, Севий, – шепчет он и поднимает взгляд на меня. – Я с тобой вовек не сочтусь.

– Ты подарил мне свободу. Невозможно просить о большем, – улыбаюсь я.

Он улыбается в ответ, но не отвечает.

Через какое-то время я нарушаю молчание.

– Мне кое-что интересно.

– Хм? – выгибает бровь Друс.

– Когда я только прибыл в лудус, ты собрал всех аукторатов по поводу письма.

Странная, лукавая ухмылка медленно освещает его усталое лицо.

– И?

– Что в нем было?

Друс тихо смеется, любуясь спящим сыном.

– Ничего.

– Что? – вскидываю я голову. – О чем ты?

Он смотрит на меня из-под темных ресниц.

– Я блефовал.

Моя челюсть отвисает.

Друс снова смеется. Морщась от боли, он пытается усесться поудобнее и не разбудить при этом Каесо. Устроившись, он объясняет.

– Я знал, что в фамилии есть предатель. Я не знал, ни кто он, ни что ему надо, но любому ланисте, который хочет дожить до утра, прекрасно известно, что его бойцы не так верны, как говорят.

– Но как ты узнал, что это был аукторат?

– А я и не знал, – он прислоняется затылком к стене пещеры, – во всяком случае, не был уверен. Что-то в них казалось мне неправильным. Почти полдюжины аукторатов пришли в мой лудус за пару месяцев? При этом один другого подозрительнее? – он медленно качает головой. – Что-то в этом было не так.

– И ты сблефовал, – говорю я, – показав нам поддельное письмо.

Он кивает.

– Заставил их поверить, что не только я слежу за ними, но шпион есть и среди них. Напугал их в надежде, что они совершат ошибку.

Я смеюсь.

– Ну, по крайней мере, с одним это сработало.

Друс изгибает бровь, напомнив мне ланисту, который вызвал у меня ужас при первой встрече.

– И ты был одним из тех, кто пришел ко мне с поддельными документами?

– Да.

– Никогда не переходи дорогу ланисте, Севий, – говорит он с легкой улыбкой.

– Запомню, – снова смеюсь я.

Каесо начинает ворочаться и спустя минуту поднимает голову, сонно моргая.

– Где мы?

– Это знают только боги, – отвечает Друс, – но нам пора двигаться дальше.

Он морщится, пытаясь подняться. Я протягиваю ему руку, и он принимает ее, позволив мне помочь.

– Куда мы идем? – спрашивает Каесо, потирая глаза кулачками.

Друс ерошит его волосы.

– Узнаем, когда доберемся.

– Куда бы мы ни пришли, – вмешиваюсь я, – мы будем там никем. Я не гражданин, а тебя арестуют, как только кто-нибудь узнает тебя. Будет нелегко заработать на жизнь, но ноги моей больше не будет в лудусе.

– Поверь, мне тоже хватило, – бормочет он, – но я уже подделывал собственную жизнь, смогу сделать это снова, – затем он улыбается, – я слышал, Рим – прекрасный город.

Я морщу нос:

– Уж лучше было остаться в трущобах Помпей. Как насчет Александрии?

– Только если ты скажешь, где нам найти лошадей и корабль, чтобы забраться так далеко. Когда мы окажемся там, Каесо успеет состариться.

– Может, Карфаген? – спрашивает Каесо.

– Разве он не так же далеко, как и Александрия? – спрашиваю я.

– Думаю, да, – Друс пожимает плечом, глядя на меня, – но чем дальше отсюда, тем лучше. Александрия, Карфаген… Давайте просто оставим этот проклятый город за горизонтом.

– Согласен.

Пусть мы все еще не знаем, куда держим путь, где окажемся, но мы выходим на дорогу и отправляемся на юг.

Когда дорога выводит нас на вершину холма, я останавливаюсь и оборачиваюсь, чтобы запечатлеть в памяти вид Помпей, просыпающихся в тени Везувия.

Прямо сейчас все в фамилии узнали, что свободны. Если у них хватит мозгов, они возьмут оставленные деньги и документы и покинут лудус, а, возможно, и Помпеи.

Город, должно быть, уже полнится слухами. Рисунки на стенах и объявление, которое приколол Арабо к двери Форума, оставят мало простора для воображения о том, что Кальв сделал со своими женой и внуком. Даже если он избежит наказания, грязные языки смертельны для политика так же, как и яд цикуты.

– Севий?

Я поворачиваюсь.

Друс склоняет голову набок.

– Что-то случилось?

Я бросаю на Помпеи последний взгляд, мотаю головой и иду вслед за Друсом и мальчиком.

– Ничего. Просто немного жаль, что мы не смогли остаться в Помпеях, – я кладу руку на спину Друса. – Знаешь, мне начал нравиться этот город.

Теперь оборачивается Друс.

– Если сейчас я вижу это место в последний раз, – отвечает он, обняв меня за талию, осторожно не задевая раненые места, – я умру счастливым человеком.

– Быстрее! – зовет нас Каесо. – Вы идете слишком медленно! – и припускает по пыльной дороге.

Друс тяжело вздыхает и качает головой:

– Нам понадобятся лошади, если мы хотим догнать его.

Я фыркаю.

– Наверно, ты прав.

Мы хохочем и продолжаем идти в облаке пыли, поднятой Каесо.

Украдкой я бросаю еще один взгляд назад. Помпеи уже скрылись, видна лишь вершина Везувия.

Где бы мы ни оказались, в каком городе бы мы втроем ни обрели дом, я не сомневаюсь, что умру счастливым человеком. Счастливым свободным человеком.

А боги могут забрать себе Помпеи.