Текст книги "Пленники ночи"
Автор книги: Лоретта Чейз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)
Лейла не могла пошевелиться. Дыхание почти остановилось. Волна вожделения прокатилась по всему телу и начала пульсировать внизу живота.
Лейла заглянула в его синие глаза.
– Вчера, – сказал он.
– Да, – еле слышно выдохнула она.
– Вы сказали, что хотите меня.
«Беги!» – кричал внутренний голос, а перед глазами вставали образы прошлого: она извивается от желания… Фрэнсис смеется… он открыто издевается… стыд.
Но бежать было поздно. Она уже попала в ловушку, как это уже случалось бессчетное количество раз. Запуталась в сетях дьявола. Она желала этого человека с самого начала… и сейчас…
– Да, – беспомощно прошептала Лейла и утонула в бездонной глубине его глаз. – Да, все еще. И даже больше.
– Больше? – тихо повторил Исмал.
Он наклонился. Снова вспыхнули блики на золотом и голубом… зашуршал шелк, натянутый мускулами… Лейлу окутало тепло… и запах. Она задрожала от этого запаха, как животное, почуявшее приближение особи противоположного пола. Но вместе с тем ее обуял страх – безумный страх неконтролируемого желания и унижения, которое она почувствует, когда все закончится.
Исмал провел пальцем по щеке Лейлы, и она задрожала. От желания. От страха.
– Лейла, – прошептал Исмал. – На персидском языке это имя значит «ночь». Ты – все мои ночи. Я каждую ночь вижу тебя во сне.
– Я тоже тебя вижу во сне. Но это кошмарные сны. – Лейла хотела его предупредить. – Я… нехорошая.
– Я тоже.
Исмал провел рукой по волосам Лейлы и потерся щекой о ее щеку.
– Я не могу быть сегодня хорошим. Я слишком тебя хочу. – Он провел губами по ее уху, и горячая волна пробежала по телу.
Лейлу уже лихорадило, но она пыталась оставаться спокойной, несмотря на ласки Исмала. Она схватила его руку – ей хотелось, чтобы он поторопился, но просить об этом она боялась. Ее пальцы впились в железные мускулы.
– Не надо бороться с собой, Лейла.
– Ты не знаешь… – Она не могла закончить фразу, не могла сказать ему правду.
– Я доверился тебе сегодня. Доверься и ты мне.
Он рассказал ей о себе все, и Лейла понимала, как ему было нелегко. В глубине души Исмал тоже испытывал стыд. Ради нее он рисковал большим, чем своей гордостью.
Лейла тоже должна ему довериться.
Она повернула голову и поцеловала его так, как хотела, – глубоко и отчаянно. Потому что она любила его, каким бы он ни был в прошлом, в настоящем или в будущем. Она жаждала, чтобы он опустошил и ее тело, и душу. Чтобы он овладел ею, сжег, поглотил без остатка.
Лейла засунула руки под халат Исмала и провела пальцами по контурам твердых мускулов. Оторвавшись от его рта, она начала целовать его в шею, в горло, в плечо.
– Я хочу тебя. – Стыд пропал. – Очень.
– Ах, Лейла.
Исмал увлек ее за собой на подушки и вмиг оказался сверху. Лейла обняла его ногами, упиваясь тяжестью его тела, его жарким дыханием, твердой плотью, которую она чувствовала через юбки. Исмал овладел ее ртом, и ритмичные движения его языка отдавались в каждой клетке ее тела.
Ее руки скользнули ему за спину по шелку, который заскрипел от прикосновения, и дальше вниз – по восхитительно прекрасному телу… тонкой талии… стройным бедрам.
Он застонал и немного отстранился.
– Кажется, я тебе нравлюсь. – Его голос звучал глухо.
– Да. Да поможет мне Бог.
Лейла начала расстегивать пуговицы корсажа. Исмал уже видел ее грудь, так что Лейле нечего было скрывать. Да она и не хотела. Напротив, она желала, чтобы он целовал и ласкал ее – руками, губами, языком…
Исмал отстранил руку Лейлы и быстро расстегнул корсаж. Она затаила дыхание и позволила Исмалу раздеть себя. Если бы он даже порвал платье, ей было бы все равно. Лейла хотела принадлежать ему. Пусть он делает с ней все, что захочет.
Движения Исмала были быстрыми и нетерпеливыми, так что сердце Лейлы стало биться еще сильнее – в предвкушении наслаждения. Наконец вся одежда была снята. Напряженный взгляд Исмала медленно скользнул по дрожащему обнаженному телу Лейлы.
– Скажи мне, чего ты хочешь, – нетвердым голосом спросил он.
Он легко провел пальцами по ее горлу и дальше – по груди.
– Нравится?
– Да. – Прикосновение казалось непринужденной лаской, но взгляд был напряженным. – Мне нравятся твои руки. Твой рот, глаза, голос. Твое прекрасное тело. Я хочу, чтобы ты взял меня всю, хочу быть твоей ночью, твоей мечтой, Исмал. Я хочу все.
Быстрым движением Исмал развязал кушак. Халат распахнулся, и у Лейлы перехватило дыхание.
– Ты боишься?
– Да. Но мне все равно.
Он был богом. Ослепительно красивым. Если бы Микеланджело увидел тело Исмала, он заплакал бы в отчаянии и разбил бы своего Давида: широкие прямые плечи и мускулистый торс, переходящий в тонкую талию. Исмал был похож на мраморную статую… но со светлыми блестящими волосами на груди и руках…
– Как ты прекрасен, – прошептала Лейла и провела рукой по его груди.
Исмал выдохнул сквозь стиснутые зубы.
– Ты сводишь меня с ума, Лейла. – Он оттолкнул ее руку. – Будь осторожна. Я не такой ручной.
Исмал поцеловал ее, а потом начал медленно гладить ее плечи, руки, набухшие груди, живот. Его движения были так мучительно нежны, что внутри у Лейлы все заныло от наслаждения.
Она знала, что Исмал держит себя в узде. Она могла бы сказать ему, что в этом нет необходимости, что если он хочет, он может разорвать ее на куски. Но она хотела, чтобы он овладел ею так, как нравится ему. Если сейчас ему нужно себя контролировать, то она позволит ему разжигать пламя постепенно.
Исмал опять ее поцеловал, а потом обхватил ладонями ее груди и начал их мять. Лейла вздохнула и выгнула спину, чтобы заполнить собой его руки, позволить ему получить удовольствие от этой ласки. И в первый раз в своей жизни она была рада своему слишком пышному телу, потому что оно доставляло наслаждение Исмалу.
Когда он наклонил голову и провел языком по твердому соску, по телу Лейлы прокатилась горячая волна. Она запустила пальцы в волосы Исмала и позволила себе плыть по этой волне, пока он не взял сосок в рот и слегка его не потянул, так что по коже побежали мурашки. «Не останавливайся, – молила она про себя. – Только не останавливайся». Сердце Лейлы сжималось так, будто Исмал тянул не за сосок, а за само сердце, но боль была сладостной и обжигающей одновременно. Исмал поднял голову, чтобы взглянуть на Лейлу.
– Я никак не могу насладиться тобой.
– А я – тобой.
Она провела руками по его торсу и на секунду остановилась, когда почувствовала под пальцами рубец от шрама. Но только на секунду, потому что у нее не было сил остановиться. Ее руки скользили все ниже и ниже… пока она не дотронулась дрожащими пальцами до его твердой плоти.
– Господи, – прошептала Лейла, – я такая ненасытная. Она услышала, как Исмал с шумом задержал дыхание, и отдернула руку, но потом вновь посмотрела на Исмала.
– Я хочу любить тебя, – робко произнесла она.
– Да, прикасайся ко мне, – сказала он. – Я твой, Лейла. – Исмал направил ее пальцы по пульсирующей плоти. – Твой. А ты – моя, Лейла.
Потом он отдернул ее руку и сделал то же, что сделала Лейла. Он просунул руку ей между ног, и его пальцы начали гладить влажные бугорки, а потом проникли в самую середину влажной и горячей плоти. Исмал провел большим пальцем по чувствительному бутону, так что Лейла вскрикнула, и снова приник губами к ее рту.
Больше Лейла уже ни о чем не могла думать. Исмал гладил нежные складки, находил тайные места, о которых она и не подозревала, вызывая у Лейлы всплески безумного наслаждения. Воля, разум – все исчезло, и Лейла поплыла, не сопротивляясь, по бурному течению, которое подбрасывало ее выше и выше. Из горла вырывались какие-то странные звуки. Горячие волны то и дело окатывали ее, кровь бурлила, и Лейле казалось, что она поднимается куда-то высоко-высоко. А Исмал продолжал свои ласки, которых она никогда не знала и даже не могла себе вообразить и от которых она сначала погрузилась в темноту исступления, а потом у нее перед глазами неожиданно вспыхнул ослепительный свет… и наступило… освобождение.
Ошеломленная, испытывая невероятное наслаждение, Лейла замерла и откуда-то издалека услышала голос Исмала:
– Люби меня, Лейла.
– Да, – вырвалось у нее, словно рыдание. – Да.
Одним мощным движением Исмал вошел в нее, и Лейла выгнулась, чтобы принять его и заполнить им себя. Толчки были ритмичными, сильными, безжалостными, требовательными. Но Лейле хотелось этой страсти, этой ярости, грозившей разорвать ее на части.
– Я люблю тебя, Исмал.
– Лейла.
Она услышала протяжный прерывающийся стон, а вместе с ним наступил последний толчок, разорвавший, словно удар молнии, тьму, которая в тот же миг рассыпалась на мелкие кусочки.
Исмал очнулся первым. Кроме биения их с Лейлой сердец, тиканья часов и потрескивания поленьев в камине, он услышал, как за окном шуршит дождь.
Он поцеловал Лейлу в припухшие губы и, обняв ее, перекатился на бок. Лейла была теплая, обмякшая от усталости, а ее кожа – слегка влажная.
Наконец-то она принадлежала ему.
Она сказала, что любит его. Это был бесценный подарок, и это немного его пугало.
Страх был суеверным – ведь Исмал, что ни говори, все еще оставался дикарем. Он часто принимал любовь других, но никогда не позволял себе поддаваться этому чувству, потому что уже давно понял, что любовь коварна. Она в одно мгновение может превратить рай в ад, а потом поменять ад местами с раем.
Мир для Исмала внезапно изменился с этой ночи, когда своей отчаянной просьбой назвать его настоящее имя Лейла нанесла ему глубокую рану прямо в сердце. Эта рана, конечно, не была смертельной, но она была такой же глубокой и жгучей, как рана от пули лорда Иденмонта десять лет назад. Однако сейчас даже мази Эсме не смогли бы смягчить боль.
Исмал не мог потерять женщину, которая нанесла ему эту рану – она и есть его единственное лекарство. Она призналась ему в любви, и любовь превратилась в волшебство. Когда Исмал пришел в дом Лейлы сегодня вечером, он знал, что ее любовь подобна змее, которая в любую минуту может смертельно ранить, выпустить на него яд своего отвращения, страха и презрения.
И все же он дал Лейле то, чего она так хотела, – у него просто не было выбора, – а потом стоически стал выжидать, когда змея нападет. Отказ Лейлы не убьет, уверял Исмал себя. Наоборот, этот отказ наконец освободит его через год или чуть больше. А желание со временем пройдет, как не раз бывало раньше.
Но судьба распорядилась иначе.
Судьба определила ему Лейлу на хранение. И он понял с чудовищной ясностью, что его покой теперь полностью зависит от того, спокойна или нет эта женщина. Уже слишком поздно опасаться предательской магии ее любви. Чего он действительно должен опасаться, так это потерять ее.
Исмал крепче обнял Лейлу и погрузил лицо в мягкий шелк ее волос. Лейла зашевелилась, а потом вдруг открыла глаза и посмотрела на Исмала в недоумении.
– Ты заснула, – не мог он удержать улыбки. – Тигрица наконец-то насытилась и… заснула.
Лейла покраснела.
– Я ничего не могла с собой поделать. Я была… это было… ты был…
– Слишком требовательным, – подсказал Исмал и поцеловал Лейлу в лоб.
– Да. Но… – Она закусила губу.
– Ну же, говори.
– Я точно не знаю.
– Тогда расскажи приблизительно. – Исмал погладил Лейлу по гладкой спине.
Она вздохнула.
– Раньше такого со мной никогда не было. – Большим пальцем Лейла стала рисовать круги на груди Исмала. – Не знаю, из-за тебя ли… или я что-то делала не так. – Лейла бросила на него смущенный взгляд. – Это похоже на сыпь.
– Ах, на сыпь.
– Ну да. Чем больше чешешь, тем сильнее чешется.
Другими словами, понял Исмал, муж ее не удовлетворял. Однако удивительного в этом ничего не было. Наркотики и алкоголь ослабляют потенцию мужчины. А Боумонт обвинял в этом Лейлу, в чем тоже не было ничего удивительного.
– Вот что случается с англичанами. В них воспитывают неправильное отношение к женщине. Их учат, что женщины слабы и ниже их по уровню, а следовательно, не стоят того, чтобы их понимали. Албанцы не так невежественны. Нас учат с колыбели, что женщины сильны и опасны.
– Так уж и опасны! Вы поэтому держите их в гаремах? – улыбнулась Лейла.
– А еще для того, чтобы их не украли другие мужчины, – в тон ей ответил Исмал. – Женщины похожи на кошек. Они такие же независимые и непредсказуемые. Ты просто умираешь, чтобы дать женщине все, что она хочет, чтобы она была довольна. И вдруг, в один прекрасный день, мимо ее окна проходит какой-нибудь мужчина и говорит: «Красавица! Взгляд твоих жгучих глаз пронзил мое сердце. Иди ко мне, душа моя». И твоя женщина, забыв тебя, уходит, точно так же как кошка забывает о скелетике бедного воробья, которого съела накануне.
Лейла рассмеялась так весело, что сердце Исмала растаяло.
– Скелетики воробьев! Как романтично!
– Но это правда. Женщину контролировать невозможно. Можно только ублажить ее и то временно.
– Понятно. Так ты рассказал мне эту историю только для того, чтобы меня ублажить?
– И чтобы развлечь. Все равно если бы я стал развлекать кошку клубком ниток.
– Тебе это удалось, – призналась Лейла. – Я просто в восторге. Ты меня ублажил.
– Нет, – печально возразил Исмал. – Ты тоже меня хотела, и я понял, что это судьба. Я сказал себе: «Исмал, это надо сделать. Вспомни своего отца, этого могущественного воина. Он не стал бы уклоняться, даже если бы ему грозила смерть. Будь мужественным. Богиня требует жертвы. Положи себя на ее алтарь и молись, чтобы она сжалилась над тобой». Я так и сделал. – Исмал лизнул Лейле ухо. – Хотя мое сердце было готово вырваться из груди от страха.
Лейла отстранилась.
– Не надо. А то я стану считать себя слабоумной.
– Я знаю. – Исмал почувствовал, что его снова охватывает вожделение, хотя он еще не оправился до конца после первой бури. Он отпустил Лейлу и, гладя ее гладкую и белую, как алебастр, грудь, сказал:
– Ты вспыхиваешь мгновенно. Это пугает. К счастью, я албанец, сын сильного воина.
– И сын колдуньи. – Карие глаза Лейлы вдруг потемнели. – Это немного утешает. Я по крайней мере согрешила не с обычным смертным.
– Это не грех. Мы любим друг друга. И мы свободны, никому не принадлежим. Мы…
– Оба свободны? А как же твои жены? Указательным пальцем он написал свое имя на груди Лейлы.
– Что-то тебя слишком беспокоят эти жены.
– Я могу понять, если у мужчины неприятности из-за одной жены. Но если ему разрешается иметь их десятками, то ведь и проблем становится во много раз больше. Вероятно, я опоздала со своими возражениями, но мне интересно узнать. Просвети меня. Почему такой высококультурный человек, как ты, сбился с пути истинного? Или таковы были обстоятельства? Ты вынужден был оставить своих жен в Албании?
Исмал вздохнул.
– Я поклялся себе, что не стану отвечать на твои расспросы по крайней мере сегодня. – Он снова устроился между ее ног. – Пожалуй, надо тебя отвлечь.
– Нет, нет! Я не переживу еще одного… О, о, – застонала Лейла, потому что пальцы Исмала уже гладили нежную женскую плоть.
– Нехорошая, любопытная кошка. Я дал тебе все, что ты хотела, а тебе все мало, неблагодарное существо.
Взгляд Лейлы затуманился.
– Боже милостивый. О, не надо! О!
Исмал провел губами по ее груди, а потом взял зубами дрожащий сосок. Со стоном Лейла запустила пальцы в волосы Исмала.
А он стал медленно водить губами, языком, зубами по ее телу, спускаясь все ниже и ниже. Лейла схватила его за волосы, когда он достиг самой середины влажной, пульсирующей плоти. Первый раз Исмал овладел ею, как дикарь, теперь ему хотелось насладиться медленной победой.
Исмал провел языком по нежному бутону. На этот раз стон Лейлы отозвался в его мышцах, и его сердце завибрировало, подобно струнам лютни.
Лейла была его ночью, а ночь была как горячий густой мех. Лейла принадлежала ему. Ее слабые стоны тоже были предназначены только ему. Исмал снова и снова подводил Лейлу к вершинам наслаждения, и его власть над нею пьянила его.
– Прошу тебя, Исмал. Пожалуйста, – задыхалась Лейла. – Я хочу почувствовать тебя внутри себя.
Исмал приподнялся, улыбаясь от счастья.
– Вот так, сердце мое? – хрипло спросил он, входя в самую глубину ее влажной плоти.
– Да. Да!
Теперь Исмал двигался медленно. Любовно. Лейла принадлежит ему… она хотела, чтобы он был внутри ее. Ее тело приняло его с радостью и удерживало в самом интимном объятии, двигаясь в заданном им ритме любовного танца.
Лейла была ночью, и ночь пела в его сердце, тихо и заунывно, как музыка его родины. Она была средиземноморским ветром, поющим в ветвях сосен. Дождем, который омывал пересохшее и одинокое сердце изгнанника, чтобы возродить его душу. Лейла была морем и горами, взмывающим в небеса орлом и бурной рекой… всем тем, что он потерял. В ней он нашел себя.
Музыка желания уже звучала громче, ритм ускорился.
Лейла была желание, а желание было безумным танцем, в котором она поднималась и опускалась вместе с Исмалом, забыв обо всем, так же как и он. И все же Лейла была с ним, она держала его и вместе они достигли вершины.
Лейла была бесконечностью. А бесконечность – это бескрайнее ночное небо с мириадами звезд. Исмал соприкоснулся с ней своей тоскующей душой, и они взлетели ввысь, в бесконечность. «Лейла. Не отпускай меня».
Глава 14
Вопреки приказаниям Ник не ложился спать и ждал Исмала, вернувшегося на рассвете.
– Вернулся Эриар, – сообщил он, принимая у хозяина пальто и шляпу. – Он… Что, черт возьми, вы сделали со своим галстуком? – Ник с отвращением посмотрел на болтавшийся на шее Исмала мятый галстук. – Надеюсь, никто не видел вас в таком виде. А где другие ваши вещи? Неужели вы их оставили Это Исмал вспомнил Лейлу в его шелковом халате, с повязанным на голове кушаком, в широких шароварах.
– Их украли. А как ты узнал насчет Эриара? Я думал, что он не вернется раньше первого апреля.
– Через десять минут после вашего ухода приехала леди Брентмор. Она просто горела желанием сообщить вам какие-то новости. Но вас не было дома, и ей пришлось забрать миссис Боумонт у леди Кэррол и отправиться с ней играть в карты.
– Полагаю, новости герцогини Брентмор могут подождать до утра.
– А сейчас и есть утро, если вы не заметили.
– Тогда расскажешь мне после того, как я посплю. Я немного устал.
– Я тоже. Я вообще не ложился, потому что вы не разрешаете мне ничего записывать, а если я усну, то могу забыть какие-нибудь важные детали.
Исмал поднялся в спальню и, сняв галстук, сел на край кровати.
– Ну хорошо. Рассказывай, – приказал он, снимая сапоги.
– Старая леди, по-видимому, получила сведения от своих доносчиков ближе к вечеру. Пункт первый: в конце декабря герцог Лэнгфорд заплатил две тысячи фунтов за акции компании, которой не существует.
– Что ж. В этом есть какой-то смысл. Лорда Эйвори родители держат на относительно скромном содержании, поэтому Боумонту было выгоднее потрошить отца, чем сына. Хотя это и было более опасно.
– Я бы сказал – равносильно самоубийству. Потому что – и это пункт второй – у герцога Лэнгфорда имеются весьма интересные друзья в полусвете. Например, дюжие парни, с которыми я бы не советовал вам встречаться в темном переулке. Или талантливая куртизанка по имени Хелена Мартин. Лэнгфорду принадлежит дом, который он сдает ей в аренду.
– Это очень интересно. – Эсмонд наконец снял сапоги. – По сведениям Квентина, Хелена в молодости сделала довольно успешную карьеру как воровка. – Исмал не считал это чем-то необычным или важным. Сотни детей из лондонских трущоб воруют и занимаются проституцией, чтобы выжить. Хелена Мартин была редким исключением: она смогла подняться. Искусный и осмотрительный вор мог иногда быть весьма полезным. Боумонт наверняка пользовался их услугами в Париже.
– Это уже третий пункт. Но я сказал леди Брентмор, что вы все это уже знаете. А четвертый – это напоминание о том, что люди Квентина не нашли ни единого документа в доме Боумонта, который можно было бы использовать для шантажа.
– Либо их не было, либо их украли. Может… Хелена украла их… для Лэнгфорда?
– Опытный вор знал бы, где их искать, не так ли? Уж не говоря о том, что Хелена могла бывать в доме и раньше. Боумонт нередко приводил в дом проституток в отсутствие жены.
– Дело в том, что, если бумаги были украдены, не было необходимости убивать шантажиста. – Исмал снял рубашку и бросил ее Нику.
– Может быть, у Хелены были свои причины… или Лэнгфорд решил, что лучше и безопаснее раз и навсегда избавиться от Боумонта?
– Интересная теория. Но не более того. Нам нужно что-либо более существенное, чем догадки. Это все? Могу я теперь отдохнуть?
– Остался пятый пункт.
– Неудивительно, что ты боялся заснуть. У старой ведьмы оказался длинный список.
– Старая ведьма занималась делом, – возразил Ник. – Чего не скажешь о некоторых.
– До чего же утомительное дело. – Исмал зевнул. – Я предпочитаю, чтобы скучную работу делал кто-нибудь другой, например, вы с леди Брентмор. Будь так добр, перечисли побыстрее остальные пункты, только комментарии оставь при себе.
Ник стиснул зубы.
– Хорошо. Сэр. Пункт пятый: леди Брентмор получила информацию – каким способом, она не объяснила – относительно финансового положения миссис Боумонт. Благодаря финансовому гению ее поверенного, мистера Эндрю Эриара…
– Это имя мне знакомо. Продолжай.
– Благодаря целому ряду удачных инвестиций, доходы миссис Боумонт весьма значительны. Несколько крайне рискованных операций оказались сверхприбыльными. Но никаких странностей или несоответствий нет. Никаких нарушений этики. Ничего.
– Как мы и предполагали.
– Да, все в полном порядке, за одним исключением. Исмал подождал, пока Ник выдержит эту полную драматизма паузу.
– Состояние миссис Боумонт началось всего с одной тысячи фунтов.
– В этом нет ничего удивительного. – Исмалу стало немного не по себе, хотя он был уверен, что герцогиня не обмолвилась ни словом о тайнах десятилетней давности. – Насколько я знал, ее отец был банкротом.
– Леди Брентмор, по-видимому, полагает, что изначально денег было гораздо больше. Мне приказано сообщить вам – и это пункт шестой, – что леди Брентмор намерена вступить в контакт со своими осведомителями в одном парижском банке. Она считает, что Боумонт успел наложить руки на эти деньги до того, как Эриар принял дела.
– Я не понимаю, что надеется узнать ее светлость, – немного раздраженно заметил Исмал. – Все это было десять лет тому назад, а украсть деньги у сироты – вполне в характере Боумонта. Это будет лишь еще одно зло из длинного списка зол, которое он причинил своей жене. Но поскольку это не миссис Боумонт его убила, то это не имеет отношения к расследованию.
– Я тоже указал на это леди Брентмор, но она сказала, чтобы я не совался не в свое дело, а только слушал, что она говорит. Так что пункт седьмой.
– Аллах, ниспошли мне терпение! – Исмал упал на подушки и закрыл глаза. – И когда только кончатся эти проклятые пункты? Наверно, я к тому времени состарюсь.
– В следующий раз я заставлю старую леди ждать. Хотел бы я посмотреть, как вы отреагируете на ее убийственные комментарии. Я еще не рассказал вам и половины…
– Пункт седьмой, – холодно напомнил Исмал.
– Господи. Пункт седьмой. Новости из заграницы. Из Турции.
Исмал открыл глаза.
– Джейсон Брентмор покинул Константинополь три месяца назад. Он находится на пути домой. Леди Брентмор сказала, что вам это будет интересно.
И Ник вышел, хлопнув дверью.
Лейла почувствовала, как струйка пота потекла у нее между грудями. К счастью, несколько слоев одежды скрывали этот факт от посторонних глаз.
Лейла была на вечере у леди Силз, и около нее стояли всего два человека, обсуждавшие политическое положение во Франции. Одним из них, стоявший совсем рядом, словно для того, чтобы защитить ее, был Эндрю Эриар – воплощенное спокойствие и элегантность. Другим – так называемый граф Эсмонд – в темно-синем камзоле и ослепительно белой рубашке из тончайшего полотна. – Лейла догадывалась, что именно Исмал, по всей вероятности, был причиной тому, что Эндрю вспомнил о своей роли опекуна.
Приехав к ней днем, Эндрю в своей обычной ненавязчивой манере дал понять Лейле, что он обеспокоен. Нет, он одобрял появление Гаспара и Элоизы. Они, по-видимому, надежные и хорошо воспитанные люди, и к тому же усердные люди – идеальная чистота в доме свидетельствовала об этом. Что верно, то верно, поддержала Лейла, даже в студии не осталось следа от ее распутного поведения прошлой ночью: ни разбросанной одежды, ни разлитого коньяка, ни единого волоса на ковре или подушках, нигде ни пылинки. Будто ничего не случилось.
Но ведь случилось, и Лейла со стыдом вспоминала об этом во время своего разговора с Эндрю. Как и в юности, когда она слушала его наставления, Лейлу мучило чувство вины. Сегодня Эриар не читал ей нотаций, но, одобрив выбор слуг, несколько раз очень осторожно намекнул на то, что хорошо бы ей найти компаньонку, которая жила бы в доме. Лейла сделала вид, что не поняла намеков, а Эндрю, к счастью, не настаивал.
Сегодня она делает вид, что не понимает, думала Лейла, а завтра это уже станет обманом, Она предала Эндрю и низко пала, но у нее злое сердце и ей все равно. Все, что ее заботило – как любую закоренелую грешницу, – это чтобы ее не поймали. Она была настоящей дочерью Джонаса Бриджбертона.
Исмал – Эсмонд, напомнила себе Лейла – ничем ей не помогал. Он продолжал разговаривать с Эндрю так, словно тот был его лучшим другом. Он явно пытался втереться в доверие к Эндрю, но Лейла была уверена, что Эндрю, будучи умным человеком, все понимал. А ей оставалось только потеть и вспоминать прошлую ночь.
– Король Карл мог бы иметь советника получше, – говорил Эндрю.
– Согласен. Не следует восстанавливать против себя буржуазию. Это на нее легло бремя закона о компенсации, что ее и оттолкнуло. Потом его величество распустил национальную гвардию и назначил министром Мартиньяка, что с его стороны было совершенно неосторожно. – Эсмонд покачал головой. – Мир изменился. Даже король Франции не может повернуть время вспять. Он не может вернуть старый режим, как бы он этого ни хотел.
– И все же нельзя винить дворянство Франции в желании возродиться, – сказал Эндрю. – Ваша семья, например, потеряла очень много. Насколько я знаю, Делавенны были казнены во времена Террора.
Сочувствие показалось Лейле искренним, но она поняла, что Эндрю прощупывает Эсмонда. То же, вне всякого сомнения, делал и Эсмонд.
– Их извели и небезуспешно. В большое древо Делавеннов словно ударила молния. Уцелел всего лишь один незаметный побег. Я совершенно уверен, что, если бы король так отчаянно не захотел возродить дворянство, я так и остался бы в заслуженной безвестности.
– Вы не верите тому, что заслужили безвестность. Вам ведь вернули ваш титул.
– У меня не было выбора, месье. Многие монархи открыто давали мне понять, что мой долг – стать графом Эсмондом.
Какой же он необыкновенный лжец, думала Лейла. Или, скорее, гений, приспосабливающий правду к своим целям. Он, например, не стал настаивать на том, что «уцелевший побег» с древа Делавеннов – это он, а просто так построил предложение, чтобы можно было истолковать фразу так, как это было нужно ему.
Вслух она сказала:
– Вы не могли не подчиниться приказам королей. Эсмонд притворно вздохнул.
– Возможно, я большой трус, но особенно трудно было возражать царю Николаю. Это поняли и Веллингтон, и султан.
Как тонко он переменил тему, восхитилась Лейла.
– Да, царь поставил Англию в безвыходное положение, – ответил Эндрю. – Из-за зверств турок над греками британская общественность призывает положить конец турецкому господству. А политики, с другой стороны, не очень-то хотят допустить контроля России над восточными портами. Для практических целей лучше отдать предпочтение контролю над более слабым, – пояснил он Лейле.
– Я понимаю. Леди Брентмор объяснила мне про турок. Ее сын Джейсон весь этот год жил в Константинополе, играя неблагодарную роль посредника и, судя по его последнему письму, он страшно разочарован. По мнению леди Брентмор, проблема заключается во врожденной неспособности человека не прикасаться к тому, с чем он в силу умственных способностей не может справиться.
– Думаю, леди Брентмор рассуждает правильно, – сказал Эсмонд.
Лейла покачала головой.
– Ее светлость считает, что ни одна проблема не может быть решена, если в ней замешан мужчина.
– Леди Брентмор известна тем, что всегда была весьма невысокого мнения о мужчинах.
– Но она права, – вмешался Эсмонд. – Мужчины – более низкие существа. Адам был создан первым, а первая попытка всегда самая простая и, так сказать, черновая, разве не так? Следующие попытки более совершенны. – Он метнул еле заметный взгляд на Лейлу, а потом с невинным видом посмотрел на Эндрю.
– Интригующая теория. Полагаю, что вы можете объяснить и появление змея в райских кущах?
– Пожалуйста. Искушение. Оно делает жизнь интересной.
– Однако мы должны помнить, что история сотворения мира была записана мужчинами, – вставила Лейла.
– Так сказала бы и леди Брентмор. Она необыкновенная женщина, – сказал Эндрю. – Да и вся ее семья представляет интерес с точки зрения изучения характеров. Не правда ли, Лейла?
– Вы имеете в виду – в качестве объектов живописи?
– Да, если вам удастся заставить кого-либо из них какое-то время сидеть смирно, чтобы позировать вам. Я говорю о Брентморах. Иденмонт – другое дело. Он всегда производил на меня впечатление безмятежного острова посреди бушующего моря. Вы с ним знакомы, месье?
– Мы встречались. – Эсмонд отвел взгляд. – А вот и леди Брентмор. Будет ругать нас за то, что мы единолично захватили ее подопечную.
Лейла заметила, что вопрос Эндрю как будто застал Эсмонда врасплох, но леди Брентмор отвлекла ее.
– Я уже начала думать, – мрачно выпалила ее светлость, – что вы трое пустили здесь корни.
– На самом деле у нас была увлекательная дискуссия об островах, – не задумываясь парировала Лейла. – Эндрю считает лорда Иденмонта безмятежным островом.
– Да, он довольно ленив – если вы это имеете в виду.
– При всем к вам уважении, миледи, – сказал Эндрю, – я считаю, что он усердно выполняет свои парламентские обязанности. Надеюсь, мы скоро снова увидим его в Лондоне. Я понимаю, что леди Иденмонт в настоящее время не под силу развлечения сезона, но для его светлости Лондон не так уж далеко от его поместья и он будет в городе наездами.
– Насколько я понимаю, это произойдет нескоро, – буркнула себе под нос леди Брентмор. – Вряд ли еще в этом веке.
– Иногда долг по отношению к семье выше долга общественного, – возразил Эсмонд. – Но пострадаем мы. Я уверен, что всем нам будет их не хватать. Я надеюсь, миледи, вы передадите мои наилучшие пожелания. А теперь прошу меня извинить. У меня назначена встреча, и я не хотел бы опоздать.
Эсмонд слегка коснулся губами руки Лейлы:
