Текст книги "Пленники ночи"
Автор книги: Лоретта Чейз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)
– Ах, это произошло в детстве?
– Да, с мальчишками такое случается.
– Должно быть, вам было очень больно. Перелом, видимо, был в нескольких местах? Вам повезло, что все так хорошо срослось. Могло получиться так, что вы бы ее потеряли.
– Да. Могло быть гораздо хуже.
Что-то в тоне его голоса заставило Лейлу снова посмотреть на графа. Но он был все так же спокоен.
– Вы поэтому не любите писать?
Эсмонд метнул на нее взгляд, но ресницы тут же опустились.
– Нет. Рука действует хорошо. Просто я ленив. Писать четко и красиво слишком утомительно.
Лейла не понимала, зачем он лжет, зачем вообще ему это надо. Она была уверена, что граф что-то скрывает. Ей хотелось настаивать, но обжигающий блеск синих глаз как бы предупреждал ее: будь осторожна, не играй с огнем!
Фрэнсис предостерегал ее от этого человека: он неотразим, но подобно наркотику – так же коварен. Не следует слишком к нему приближаться. Не надо поддаваться любопытству и позволить ему подчинить себя.
В душе Лейла не так-то уж и отличалась от Фрэнсиса. Она приучила себя избегать искушений, потому что не была уверена, что сможет им противостоять. Любопытство может оказаться первым маленьким шажком на пути вниз, а дальше – к гибели. Она и так подпустила графа слишком близко.
– Это более честное признание, чем мое оправдание нежелания писать. Я уверяю себя, что моя рука не поспевает за моими мыслями. – Лейла взяла ручку и посмотрела на сломанный I кончик пера.
– Вы утомлены.
– День был таким длинным…
– Мне следовало бы это учесть. Вам пришлось дважды рас – :сказывать свою в высшей степени неприятную историю. Я знаю, это потребовало от вас большой смелости. Мне надо было позволить вам отдохнуть сегодня вечером, а работу начать завтра.
«Лучше бы эта работа никогда не начиналась», – подумала Лейла. У нее было предчувствие, что ничем хорошим все это не кончится. Скорее всего ее сердце будет разбито… И она будет страшно разочарована…
– Признаться Квентину оказалось гораздо легче, чем я себе это представляла. Но человек всегда предполагает худшее. Я привыкла работать по многу часов. Иногда портреты моих заказчиков даются мне с большим трудом, и тогда каждый мазок можно сравнить с поднятием огромных тяжестей или прокладыванием туннеля в угольной шахте. Это происходит подсознательно, но утомляет меня не меньше.
– Я понимаю. В нашем случае я, к сожалению, окажусь похожим на трудного клиента. Утомительного и несносного. И боюсь, что я буду самым несносным из всех. Но на сегодня хватит, мадам.
Эсмонд взял составленный Лейлой список, сложил и спрятал в карман.
– У меня будет чем заняться до завтрашнего вечера. – Он улыбнулся. – А потом я снова стану вам досаждать. Советую лечь пораньше и как следует выспаться. Я скажу Нику, чтобы он вас не тревожил.
Направляясь к черному ходу, Исмал не то что не сказал Нику ни единого слова, он даже едва его заметил. Но и Ник удостоил своего хозяина разве что мимолетным взглядом, продолжая чистить кухонный стол. Было бы напрасной тратой времени говорить Нику, что новая экономка по прибытии начнет снова мыть этот стол, но уже своим средством. Ник не мог оставаться равнодушным, если поблизости был какой-нибудь предмет мебели, он обязательно должен был им заниматься: чистить, полировать, втирать масла и травяные настойки. Ни один раб в гареме не мог с такой любовью ухаживать за наложницей, как Ник за каким-нибудь поцарапанным старым столом.
Стол в студии мадам тоже был старым, вспомнил Исмал, проходя по саду. И она заставила его положить на него руку.
Бесполезно было надеяться на то, что Лейла ничего не заметит. Надо было ее как-то отвлечь. Он же умел это делать. Но почему-то не сделал. Он подчинился… и пережил десять маленьких смертей от стыда и еще десять – от удовольствия.
Он не сказал ей правды: что это лорд Иденмонт набросился на него и сломал ему руку, когда Исмал, как зверь, боролся за Эсме – женщину, которая скорее перерезала бы себе горло, но не подчинилась бы Исмалу. И все же он желал ее, и в то время он совершил бы любой варварский поступок, чтобы заполучить Эсме.
Теперь он возжелал другую женщину, и снова все его мысли были заняты только ею. Лейле Боумонт стоило лишь прикоснуться к его руке и пожалеть его, как Исмала обуяло дикое желание.
Он чуть было не сказал ей правду, а что хуже – чуть не показал ей, какой он на самом деле человек в душе. Ему хотелось смести все с ее ободранного стола и прямо на нем удовлетворить свое желание. Как и следовало дикарю без чести и совести, каким он был на самом деле.
Мрачные мысли одолевали Исмала всю дорогу до дома. Только когда дверь была заперта и задвинут засов, а Лейла Боумонт оказалась вне его досягаемости – и, стало быть, в безопасности, – он позволил себе поразмышлять об удовольствии.
Он прошел в библиотеку, снял пальто, развязал шейный платок и, достав из кармана список, растянулся на диване и стал изучать ее почерк.
Как она и сказала, аккуратным он не был. Строчки набегали друг на друга, буквы иногда сливались. В общем, этот почерк походил на ее движения, он был такой же небрежный и вызывающий.
Исмал провел пальцем по строчкам списка. Он почти почувствовал, как под его пальцами бьется ее пульс, так же как когда он прижал к запястью Лейлы большой палец. Это он заставил ее пульс биться неровно. Он как бы занимался любовью с ее рукой. Это было безумием… но как приятно! Ее обычно проницательный взгляд затуманился, пусть всего лишь на мгновение, но он это видел.
Исмал понял, что мог бы пойти еще дальше. Он хотел прижаться губами к этому пульсу… прикоснуться к ее коже… к ее шее, плечам, груди…
Хотеть что-либо так страстно, особенно женщину, было губительно. Ему уже тридцать два года, а он, даже будучи зеленым юнцом никогда не терял головы из-за женщины. Он всегда был расчетлив, в том числе и когда соблазнял и завлекал женщину в постель. Даже когда Исмал был во власти любовной страсти, он себя контролировал.
А вот Лейлу Боумонт он как следует не мог контролировать. То она была мягкой, будто глина в его руках, то каким-то образом ускользала и… начинала задавать вопросы. Причем не всегда легкие.
И все же самым тревожным было то, что она, казалось, чувствует, когда он говорит неправду. Его ложь по поводу сломанной руки не удовлетворила ее так же, как отговорка насчет плохого почерка. Исмал сомневался, что даже если бы он, преодолев прирожденную осторожность, изложил все на бумаге, Лейла и тогда вряд ли бы ему поверила.
Однако осторожность засела в нем слишком глубоко, чтобы ее можно было так легко преодолеть. Она воспитывалась в нем с раннего детства. Из-за того, что кругом были шпионы Али, в Албании не существовало такого понятия, как частная переписка. Уже в ранней юности Исмал понял, что даже самое безобидное замечание могло быть неверно истолковано. Поэтому переписка становилась в его стране частью игры за выживание. В те крайне редкие случаи, когда Исмал доверял свои мысли бумаге, он подделывал чужой почерк: иногда, чтобы защитить себя, но чаще – чтобы подставить кого-то другого.
В его теперешней профессии это, несомненно, ему пригодилось. Например, никто бы не догадался, кто разослал осторожные предупреждения наиболее уязвимым клиентам дома «Двадцать восемь» одновременно с анонимными жалобами на это злачное место в парижскую полицию.
Было бы проще простого подделать ради мадам чей-либо почерк, но это было слишком рискованно. Она непременно заметит подлог, точно так же, как все поняла, взглянув на его руки. И посеяла смуту в его голове и душе.
Лейла смотрела на его руки с таким сочувствием, дотрагивалась до них так нежно и непроизвольно придвигалась к нему все ближе… слишком близко… так что его окутал и проник в его кровь ее запах… а ее волосы… такие мягкие… ее шея… они просто сводили его с ума.
Так что он пережил десять смертей в попытках контролировать свои низменные инстинкты.
«Идиот, – корил он себя. – Глупец».
Исмал заставил себя сосредоточиться на списке.
На широком листе было четыре с половиной колонки имен. Он по нескольку раз изучил каждую колонку. Большинство имен было ему знакомо. Нескольких человек он сразу вычеркнул – они были слишком глупы, чтобы совершить преступление. Другие имена не вызвали у него никаких подозрений, возможно потому, что они были связаны с Лейлой Боумонт.
Исмал еще раз прочел первую колонку и отметил тех, кого он знал лучше. Среди них было пятеро: Гудридж, Шербурн, Селлоуби, Лаклифф и Эйвори…
В конторе Квентина Лейла сказала, что Боумонт обладал талантом привлекать невинных, а потом развращал их. Но те, которых она включила в первую колонку, вряд ли подходили под это определение.
Завтра вечером Исмал расспросит Лейлу об этих людях.
Но как же еще долго ждать завтрашнего вечера, подумал он. Ему уже не терпелось. Ему, который был самым терпеливым из всех людей на свете.
Исмал встал и подошел к окну. Газовые фонари были еле видны в окутанной туманом темноте улиц. Было еще не так поздно. Почти весь Лондон еще не спал. А жизнь полусвета вообще еще только начиналась.
Наверняка он сможет отвлечься в уютном заведении Хелены Мартин. В настоящее время Хелена была самой модной куртизанкой в Лондоне, поэтому Исмал не сомневался, что найдет у нее некоторых мужчин из списка мадам. Однако совсем не обязательно, чтобы визит ограничился только работой. Хелена давно официально приглашала Исмала. А приглашение несколько иного рода он прочел в ее прекрасных черных глазах.
Да, это как раз то, что нужно. И покойный Боумонт любил повторять: если мужчина не может завлечь в постель одну женщину, ему следует поискать другую.
Ирония заключалась в том, что оба они вынуждены были искать замену одной и той же женщине.
Что ж, пожал плечами Исмал, жизнь полна иронии.
Глава 6
Уже через десять минут после того, как Исмал оказался в толпе поклонников Хелены Мартин, он увидел трех мужчин из списка Лейлы. Двое из них – Малькольм Гудридж и граф Шер-бурн – были заняты тем, что добивались расположения Хелены. Обменявшись с ними несколькими фразами, Исмал решил, что не станет следовать их примеру. Хотя Хелена была очень красивой и живой женщиной, он сразу же отметил, что она не сможет заменить ему Лейлу.
Поскольку двое из возможных подозреваемых были страшно заняты, а поблизости не было ни одной женщины, которая могла бы его хотя бы немного отвлечь, Исмал решил заняться третьим господином из списка – лордом Эйвори, наследником герцога Лэнгфорда.
Маркиз явно чувствовал себя здесь не в своей тарелке. Правда, он пытался флиртовать с рыжеволосой танцовщицей, но Исмал был уверен, что барышня на самом деле его мало интересовала. У мужчины, который намерен получить удовольствие от общения с женщиной, не могло быть такого загнанного взгляда.
Поскольку они познакомились на похоронах Боумонта, Исмалу не составило труда заговорить с маркизом. А отвлечь его от рыжеволосой красавицы было еще легче, учитывая тот факт, что молодому человеку и самому этого хотелось.
Уже через полчаса Исмал с Эйвори распили бутылку вина в одном из отдельных кабинетов клуба. Исмал восхитился картиной итальянского живописца Каналетто, висевшей над камином, после чего завязался разговор об искусстве и очень скоро всплыло имя Лейлы Боумонт. Оказалось, что лорд Эйвори весьма высоко оценивает ее талант.
– Дело не только в том, что ее портреты исключительно хороши, – восхищенно говорил маркиз. – В них видны индивидуальность и характер изображаемых ею людей. Настанет день, и ее портреты – помяните мое слово – станут бесценными. Я все отдал бы за любой из них.
– Разве у вас нет своего портрета? Вы же ее хороший друг.
– У нее не нашлось для меня времени. – Эйвори в задумчивости вертел в руке стакан.
– Сочувствую. Для меня тоже. Я почти потерял надежду, однако леди Кэррол сказала, что сейчас у мадам нет новых заказов.
– После того как она закончила портрет леди Шербурн, миссис Боумонт отказывала всем. Это было перед Рождеством. С тех пор как Лейла Приехала в Лондон, она беспрерывно работала и теперь решила немного отдохнуть. Так она мне сказала.
– Я этого не знал, – заметил на эта Исмал. Интересно, почему ему не сказали об этом ни сама художница, ни леди Кэррол? – Все же я думал, что у мадам найдется время для меня. Но она неожиданно покинула Норбури-Хаус, и я помчался за ней в Лондон. – Он печально улыбнулся. – Я и предположить не мог, что мне придется в этом признаться коронеру и коллегии присяжных. Но я об этом не жалею. Если бы не мое тщеславие и желание непременно получить свой портрет, я не приехал бы в дом Боумонтов в тот момент, когда, как оказалось, нужна была помощь.
– Представляю, в каком состоянии была миссис Боумонт. Я узнал о несчастье только поздно вечером. А визит нанес лишь на следующее утро, но к тому времени у миссис Боумонт уже была леди Кэррол. Я решил, что лучше будет оставить миссис Боумонт в покое, и посоветовал своим друзьям последовать моему примеру. Они так и поступили, хотя наверняка сгорали от любопытства.
Маркиз помолчал.
– Странно, не правда ли? Общество весьма редко проявляет такое сочувствие, даже к своим, а она… э-э… вы, наверное, сказали бы… она не одна из нас, хотя это жуткий снобизм.
Интересно, подумал Исмал, сколько из этих аристократов не нанесли визита из сочувствия к горю вдовы, а сколько – из боязни себя скомпрометировать? Боумонту были известны секреты многих из них, и они боялись, что он рассказывал о них своей жене. Нужно узнать, угрожал ли он Эйвори.
– Хорошо, что друзья мадам отнеслись с уважением к ее горю.
– Честно говоря, я был рад, что мне не надо присутствовать на расследовании. Я бы сошел с ума, слушая, какие ей задают вопросы. – Маркиз все вертел и вертел в руках стакан. – Мой отец рассказал мне, что вас допрашивали первым и сразу же после этого вы покинули зал.
– Я посчитал, что так будет лучше. Все присутствовавшие, кроме ее уважаемого поверенного, были либо пожилыми, либо простыми людьми. Я был единственным ее поклонником. Я хотел, чтобы присяжные занялись расследованием, а не раздумывали о том, являюсь ли я любовником миссис Боумонт. Поскольку вы и другие благовоспитанные джентльмены предпочли устраниться, я слишком… выделялся.
Эйвори потянулся за бутылкой.
– Полагаю, что выи так выделялись бы, независимо от того, кто там был. Вы довольно необычный человек.
Исмал и сам отлично это знал. Понимал он и то, что маркиз как будто его прощупывает, но пока не догадывался, чего именно он хотел узнать.
Поэтому Исмал молчал, выжидая.
Маркиз наполнил стаканы. Так как Эсмонд все еще молчал, у маркиза начала заметно дергаться щека.
– Я не хотел вас обидеть, поверьте, – наконец сказал он. – Вы наверняка заметили, как реагируют женщины на ваше присутствие: чуть в обморок не падают. Даже если вы к этому привыкли, вы должны сознавать… – Маркиз поставил на место бутылку. – Я, как обычно, вмешиваюсь не в свое дело…
Лицо Исмала выражало легкое любопытство, не более того.
– Я считал, что вы понимаете, что были исключением, – упорно продолжал маркиз. – Я хочу сказать… Фрэнсис никогда ни к кому из своих знакомых не ревновал. Он никогда не беспокоился за миссис Боумонт… до тех пор, пока не появились вы. Я был уверен, что вы об этом знаете.
Ревность Боумонта явно интриговала маркиза. Возможно, Боумонт намекнул Эйвори на то, в чем была истинная причина его ревности, если бы они с маркизом были близкими друзьями. Это было разумное предположение, если учесть, что Боумонта в одинаковой степени привлекали и женщины, и мужчины, а Эйвори чувствовал себя неловко, общаясь с куртизанками. Это могло служить объяснением его преданности человеку старше его по возрасту и гораздо ниже по положению.
Выяснить это не составляло труда.
– Боумонт был утомителен и недобр. Мне не следовало бы так отзываться о вашем друге, но, по правде говоря, он меня очень раздражал, – заметил Исмал.
– Да, он мог быть… неприятным.
– Из-за того, что он открыто ревновал меня к своей жене, я не мог даже просто поболтать с мадам, дабы не вызвать скандала. Разве он не понимал, что это губительно для ее репутации, не говоря уже о том, что совершенно несправедливо?
– Он не всегда был… тактичным.
– Я надеюсь, что я разумный человек, – продолжал Исмал. – Если мадам не желает этой связи, я должен считаться с ее желаниями и довольствоваться теми малыми привилегиями, которыми ей угодно меня одаривать, – танцем, беседой, флиртом. Я удовлетворился этим. Почему Боумонт не мог сделать то же самое?
– Вы имеете в виду его отношения с миссис Боумонт? Боюсь, я не понял…
– Нет, нет, – нетерпеливо возразил Исмал. – Я говорю о себе. У меня никогда не было такого рода проблем ни с одним мужчиной. Мне казалось, я был достаточно тактичен. Я сказал ему, что он меня не интересует – и другие мужчины тоже – в этом смысле. Я…
– Господи! – Эйвори вскочил, расплескав вино. Дрожащей рукой он поставил стакан на стол.
Значит, на один вопрос Исмал получил ответ. Маркиз даже не подозревал, что Боумонт был увлечен графом Эсмондом. Исмал сделал вид, что раздосадован.
– Прошу вас извинить меня за неделикатность. Я расстроился и забыл, где нахожусь. Подобные темы в вашей стране открыто не обсуждаются.
– Обычно нет. Особенно с не слишком близкими знакомыми.
– Забудьте о том, что я вам сказал. У меня и в мыслях не было вас обидеть, но с вами так легко разговаривать, что я не задумываясь выболтал то, о чем не следовало.
– Нет, я не обижаюсь. Мне даже льстит, что вы считаете меня приятным собеседником. Просто… я был несколько… обескуражен. Я знал, что вы его раздражаете. Но мне никогда не приходило в голову, что он ревновал… в этом смысле.
Маркиз взял свой стакан и сел.
– Казалось бы, после двух лет знакомства с ним меня ничто не должно было бы удивлять. Но он никогда… я даже ни о чем не догадывался.
– Я старше вас и я – француз…
– Я никак не могу этого понять. – Эйвори забарабанил пальцами по подлокотнику. – Он… он их высмеивал – таких мужчин. Как он только их не называл! Вы, наверное, слышали обо всех этих прозвищах.
Исмалу было ясно, что маркиз не мог быть любовником Боумонта. А тогда откуда такая странная дружба? Было ли это случайностью или Боумонт знал какой-нибудь секрет маркиза? Возможно, маркиз был любовником кого-то другого? Поскольку Эйвори не знал, что Боумонт виновен в таком же преступлении, его легко можно было шантажировать. Это был неплохой мотив для убийства, хотя и не единственный.
Придется расследовать дальше, решил Исмал. Он был этому рад, что разговор с Эйвори помогал ему отвлекаться от мадам. По крайней мере на какое-то время.
– Я знаю с десяток таких прозвищ, причем на двенадцати языках.
Собеседник Исмала с радостью ухватился за возможность перевести разговор в другое русло.
– Неужели на двенадцати? Впечатляет. И вы так же хорошо говорите на этих языках, как по-английски?
Хотя Исмал не назвал точного времени своего прихода, Лейла решила, что Эсмонд придет на следующий день в восемь часов вечера. Но он появился на пороге ее студии на час раньше, когда она сидела за столом, склонившись над альбомом для эскизов. На ней было то же платье и сомнительной чистоты рабочий халат, которые Лейла надела после ленча.
Могло быть и хуже, сказала она себе. Эсмонд вообще мог застать ее у мольберта, где от нее за версту несло бы масляными красками и лаком. Впрочем, какое это имело значение? Человек, который намерен каждый вечер по нескольку часов допрашивать художника и который, более того, появляется неожиданно, в час, когда его не ждут, вряд ли может претендовать на то, что будут соблюдены светские приличия.
– Вы, очевидно, прокрались через черный ход? – сказала Лейла, закрывая альбом.
– Как и обещал – так, чтобы меня никто не видел. – Исмал снял шляпу и положил ее на свободный табурет рядом с Лейлой. – Когда появятся Элоиза и Гаспар, это будет делать гораздо легче.
– Полагаю, вы имеете в виду парижских слуг? Тех, что «преданы и надежны».
– Вы работали. – Не обращая внимания па колкость, Исмал кивнул на альбом.
– Ничего особенного. Так… наброски. Чтобы чем-то себя занять. – Лейла закрыла альбом и положила его на кипу таких же тетрадей и аккуратно поправила края. – Мне вообще не следовало бы этим заниматься. Это невежливо по отношению к усопшему. С другой стороны, Фрэнсиса рассмешило бы, если бы он узнал то, что я не работаю, потому что горюю о нем.
– Лорд Эйвори сообщил мне, что вы прекратили принимать заказы на портреты более месяца назад. Я не знал, что это было ваше собственное решение, оказывается, предложения поступали, но вы их отвергали?
– Я хотела отдохнуть.
– Именно так мне и сказал лорд Эйвори вчера вечером.
– Вы встречались с Дэвидом вчера вечером? – удивилась Лейла. – Но я думала, что вы будете размышлять над моим списком.
– Что я и делал. А потом я решил немного отвлечься и случайно встретил маркиза.
Ей незачем так ужасаться. Глупо думать, что граф Эсмонд, как пай-мальчик, ляжет спать до полуночи. Где же он встретился с Дэвидом среди ночи? Наверняка в казино. Или в публичном доме. Удивляться нечему, убеждала она себя. Тем более тратить душевные силы на то, чтобы расстраиваться из-за Дэвида. А что касается Эсмонда – ночные похождения вполне согласуются с его характером и репутацией. Однако Лейла вдруг представила себе его дьявольские руки, ласкающие… кого-то другого… и у нее застучало в висках.
– Он был в вашем списке. Но кажется, у вас есть возражения?
– Никаких. Полагаю, вы знаете, что делаете.
– Но вам это не понравилось. – Исмал отошел от Лейлы и сел на софу, уставившись в потертый ковер на полу. – Я читаю на вашем лице явное неодобрение.
Лейла надеялась, что Эсмонд не заметит ее огорчения, хотя у нее не было никакого права осуждать графа за то, как он развлекается. С другой стороны, нет необходимости скрывать от кого бы то ни было свои чувства к Дэвиду.
– Ладно. Вы правы. Мне это не нравится. Я не хотела включать в список имя Дэвида, но вы попросили, чтобы я перечислила всех друзей Фрэнсиса, а Дэвид проводил с ним много времени. Но подозревать маркиза смешно. Вы можете себе представить его тайком подмешивающим яд в настойку опиума?
– У меня хорошее воображение, мадам. Вы даже не представляете, что я могу себе навоображать.
Лейла сидела спиной к окнам, так что Эсмонд вряд ли мог видеть, как краска прихлынула к ее щекам. В тоне его голоса слышался такой намек, что даже если бы граф сказал таким тоном простое «здравствуйте», оно прозвучало бы как двусмысленность.
А может быть, и нет.
Скорее всего все дело в ее собственном буйном воображении.
– Что ж, прекрасно. Если вам не жалко попусту тратить время – это ваша забота или забота того, кто вам платит.
– Вам нравится лорд Эйвори?
– Он интеллигентный и приятный молодой человек.
– Не похож на тип человека, который обычно составлял компанию месье Боумонту.
– Вы хотите сказать, на повесу? Но Фрэнсис очень часто общался с более молодыми и менее опытными людьми.
– И сбивал их с правильного пути.
– Фрэнсиса вряд ли можно было назвать человеком, который вел бы их в обратном направлении. Большинство из них в недавнем времени возвратились из большого путешествия по континенту. А с Фрэнсисом они совершали большое путешествие по полусвету.
– Отдавали дань увлечениям молодости?
– Да.
– Но что касается молодого человека, о котором мы говорим, вам бы хотелось, чтобы он этого не делал?
Какой смысл пытаться что-либо от него скрывать? Эсмонд расследует убийство, и ему необходимо знать все. Он уже вчера предупредил ее: вопросы будут бесконечными и многие из них —
дерзкими.
– Мне бы хотелось, чтобы Дэвид вообще не знал моею мужа. Он не похож на остальных. В нем нет ничего от типичного праздного аристократа. К сожалению, у Дэвида ужасные родители.
Они не имеют ни малейшего представления о том, как с ним обращаться. Они никогда не предполагали, что он станет наследником. Он вообще не должен был родиться. Между ним и его младшей сестрой Энн большая разница в возрасте.
– Его рождение, очевидно, оказалось большой неожиданностью для родителей.
– У него есть две старшие сестры, не помню их имен. Я с ними не знакома. Много лет тому назад Фрэнсис познакомился с его старшим братом Чарлзом.
– У Эйвори есть старший брат? Он никогда о нем не говорил.
– Чарлз умер примерно три года тому назад после несчастного случая на охоте – сломал шею. Его мать до сих пор носит по нему траур.
– Не может смириться с потерей?
– Герцогиня Лэнгфорд, кажется, ни с чем не может смириться и ничего не желает понимать. А герцог еще хуже, чем она. Их титул – это огромная, тяжелая ноша, даже для молодого человека, которого воспитывают как наследника. Но родители Дэвиду не помогали. Они просто ждали, что он станет Чарлзом – переймет все его привычки и вкусы, а вместе с ними – и друзей. Дэвид, естественно, взбунтовался. И вполне понятно, что, самоутверждаясь, он впадал в крайности.
– Мадам, ваш рассказ на многое раскрыл мне глаза. Я получил полезную пищу для размышлений. О причинах необычных привязанностей и дружбы. Мне бы хотелось продолжить разговор на эту тему, но я пообещал маркизу пообедать с ним и не хочу опаздывать.
«А после этого вы пойдете к проститутке? – подумала про себя Лейла. – Или к любовнице?» Она наверняка у него есть. Но ей-то что до этого? – напомнила она себе.
– Это означает, что на сегодня мы закончили?
– Я мог бы вернуться после обеда. Но полагаю, это было бы… неразумно.
Лейла попыталась убедить себя, что не слышала никакого скрытого намека.
– Несомненно. Обед может затянуться до рассвета.
– Как знать.
– Во всяком случае, вы будете страдать от последствий чрезмерных возлияний.
– Похоже, что у вас не менее живое воображение, чем у меня.
Лейле показалось, что Эсмонд смеется, но когда она на него взглянула, то увидела, что он даже не улыбается, а взгляд его непроницаемых синих глаз остановился на ее волосах.
– У вас сейчас выпадет шпилька.
Лейла тут же подняла руку, но опоздала – Эсмонд уже воткнул шпильку на место.
– Ваши волосы всегда такие мягкие, – пробормотал он, не отнимая руки.
Лейла могла бы отстраниться, или убрать его руку, или еще каким-то образом выразить свой протест. Но тогда бы Эсмонд догадался, как сильно он на нее действует.
– И непослушные. Подчас мне бывает трудно с ними справиться.
– Интересно, какой они длины? Хотелось бы увидеть.
– Не думаю…
– Мы встретимся снова не раньше чем через неделю. И все это время этот вопрос будет меня мучить.
– Я могу вам рассказать, какой они… Почему только через неделю?
– После того как приедут Элоиза и Гаспар. До этого мои приходы и уходы сопряжены с неудобствами. Поэтому мне пока лучше держаться подальше от вашего дома.
Говоря это, Исмал вынул шпильку, которую только что воткнул на место, и осторожно вытащил прядь волос.
– А-а, они до пояса, – улыбнулся он.
– Я могла бы вам рассказать на словах, – с бьющимся сердцем сказала Лейла.
– Я хотел убедиться своими глазами. Мне нравятся ваши волосы. Они так восхитительно спутаны.
Лейла могла бы сказать, что и Фрэнсису тоже нравилось, когда ее волосы были в беспорядке. Но вкрадчивый голос Эсмонда и его легкое прикосновение начисто вытеснили из ее головы Фрэнсиса со всеми его колкостями.
– Я не терплю, когда слуги меня причесывают. Я не могу? спокойно сидеть даже у парикмахера.
– Полагаю, вы не только сами причесываетесь, но и одеваетесь? По этой причине все ваши платья застегиваются спереди?
Лейла еле удержалась, чтобы не прикрыть руками корсаж. Но это был бы бессмысленный жест: Эсмонд уже изучил ее наряды во всех деталях, даже успел понять, что и застежки карее-1 та тоже расположены спереди.
– Какой же вы наблюдательный.
– У меня пытливый ум. Это одна из причин, почему я все делаю так хорошо.
Улыбка Исмала была обезоруживающей. Лейле пришлось напрячься, чтобы не улыбнуться в ответ.
– Возможно, вы забыли, что я не отношусь к числу подозреваемых.
– Однако мне не удается забыть, что вы женщина. Он все еще задумчиво наматывал на палец ее локон.
– Именно по этой причине вы флиртуете со мной? Но кажется, вы забыли о Дэвиде? Несколько минут назад вы были обеспокоены тем, что можете опоздать на обед с ним.
Исмал вздохнул, отпустил локон и взял свою шляпу.
– Ах да. Эти утомительные подозреваемые. Тешу себя тем, что лорд Эйвори по крайней мере интересный собеседник. Слишком многие среди друзей вашего мужа не блещут, скажем прямо, интеллектом. Они ни о чем другом, кроме спорта и женщин – а женщины для них всего лишь спорт, – говорить не могут. Мне придется с ними изрядно поработать, если я хочу что-нибудь у них выудить. С помощью Эйвори, который будет моим гидом, я смогу встретиться с этими господами в привычной для них обстановке, где они будут сами собой.
– Интересно, что вы узнаете? – Лейла взяла в руки карандаш. – Как вам удастся их разговорить и что они вам выболтают? Я никогда не представляла вас в роли детектива. Хотелось бы мне быть мужчиной, чтобы посмотреть, как вы работаете.
– Полагаю, вам хотелось бы понаблюдать за вашим молодым фаворитом, – улыбнулся Исмал.
Это, конечно, было не все, но в этом она могла признаться.
– Более того. Если бы я могла, я набросила бы Дэвиду на шею поводок. Но не могу.
– Вот как? – Исмал приблизился к Лейле, и его запах окутал ее, словно паутина. – Хотите, я сделаю это за вас, мадам? Вам станет легче?
– Вам-то это зачем? – Лейла не отрывала взгляда от карандаша. – Разве это не помешает вашему расследованию?
– Нет, если только Дэвид захочет, чтобы его сдерживали. У меня создалось впечатление – после того, что вы мне о нем рассказали – что он был бы не прочь, если какой-нибудь друг был бы с ним строг, и вместе с тем он мог бы ему доверять. Вы меня понимаете? Я очень внимательно вас слушаю и я совсем не прочь, чтобы меня направляли. Но мне надо идти и собирать улики. До свидания, до следующей недели, когда приедут Элоиза и Гаспар.
– Значит, до следующей недели. – Лейла раскрыла альбом, чтобы избежать рукопожатия: она не была уверена, что сможет отпустить руку Эсмонда. – Спокойной ночи, месье, – вежливо попрощалась она.
Спустя неделю в доме появились Элоиза и Гаспар.
Каждый из них мог бы запросто в одиночку взять Бастилию.
Рост Элоизы был пять футов десять дюймов, а сложением она была похожа на памятник. Она была бы идеальной женщиной для Микеланджело – если бы его вообще волновали женщины. Один из учителей Лейлы уверял ее, что все модели Микеланджело были мужчинами.
– Надо просто внимательно изучить их мускулатуру, – настаивал мэтр. – Это, несомненно, были мужчины.
Можно только сожалеть, что мэтр не видел Элоизы.
Ее густые волосы были выкрашены в черный цвет, зачесаны в большой, тугой пучок и блестели так, словно их покрыли лаком. Глаза были такими же черными, как волосы, и так же блестели, так что создавалось впечатление, что и они покрыты лаком. Черты лица были словно высечены из мрамора: внушительных размеров нос, широкие скулы, огромный рот с крупными белыми зубами и челюсти, напоминавшие щипцы для орехов.
