Текст книги "Билет в ад"

Автор книги: Лоран Ботти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 28 страниц)

91

Белые стены… Слишком белые, режущие глаз…

Хочется спать… Это так хорошо – спать… Забыть, забыть обо всем… навсегда.

Белые стены… Одна из палат клиники «Надежда»?.. Ее опять накачали таблетками?..

Нет, это не «Надежда»… Комната была не такой большой и не такой мрачной, как палаты клиники. Но… но что тогда здесь делает Фабиан?

– Фа… Фабиан?..

Человек, который, казалось, дремал в кресле, опустив голову на грудь, выпрямился и взглянул на нее. Шарли прищурилась, вглядываясь в его лицо. Оно показалось ей знакомым, но это было не лицо Фабиана. Потому что Фабиан… был мертв, уже давно, и…

– Мадам Жермон? Шарли? Вы меня слышите?

Человек приблизился к ней. Сквозь пелену слез Шарли различила резкие черты лица и неверную походку. Полицейский. Тот самый, который лежал, раненный в ногу, в полутемном холле клиники «Надежда». На которого она нацелила пистолет, перед тем как оттуда убежать. Вот каким оказался итог ее жизни: очнуться в больничной палате и не увидеть рядом никого, кроме полицейского… Таков конец ее нескончаемого бегства. Но это уже не имело никакого значения. Она вдруг разом все вспомнила. И осознала ужасную истину: Давид мертв.

Да, она была в этом уверена. Он не мог остаться в живых.

Но она сама удивилась, когда услышала свой собственный едва различимый шепот:

– Мой сын… Что с ним?

Тома Миньоль слегка наклонился над ней:

– Он… с ним все в порядке. То есть… в общем, врачи вам все объяснят. Но его состояние стабилизировалось. Сейчас он вне опасности.

– Спа… спасибо… – наконец с трудом выговорила Шарли. – Я… могу его увидеть?

– Не знаю… не уверен. Врачи вам обо всем расскажут, но… послушайте меня.

Шарли взглянула на него с совершенно детским выражением лица, никак не соответствующим образу преступницы, который Тома нарисовал себе в начале расследования. Теперь он точно знал, что принял правильное решение.

– А что с Джорди? – спросила Шарли, не догадывающаяся о его недавних распоряжениях.

Тома помрачнел:

– Джорди сильнее пострадал. Он не здесь – его перевезли в ожоговый центр. Он вынес вас с Давидом из дома как раз вовремя и закрыл своим телом в момент взрыва. У него серьезные ожоги спины – сильные, но не смертельные. Ему потребуется специальный курс лечения, провести который в Лавилле нет возможности, поэтому его и увезли. Но он в сознании и может говорить. Я провел с ним долгую беседу… Вы слышите меня? Это очень важно. У нас не так много времени.

Шарли кивнула. Тома пожалел, что не может дать ей хоть немного времени, чтобы прийти в себя.

– Через несколько часов или даже минут – словом, как только полицейские узнают, что вы очнулись, – они начнут задавать вам вопросы. И журналисты тоже. Сейчас я вкратце изложу вам ту версию вашего дела, которая поможет вам избежать обвинения в убийстве. В тот вечер, когда вы обнаружили дома видеокамеры, вы испугались и решили скрыться вместе с сыном. Вашего гражданского мужа на тот момент не было дома, но вы не стали его дожидаться, поскольку опасались за свою жизнь. Вы знали, что члены общества астрософии разыскивают вас, и опасались агрессивных действий с их стороны. По этой же причине вы последние годы жили под чужим именем, что мешало вам обратиться в полицию с жалобой на непрерывное домашнее насилие. А дальше расскажете о том, что было на самом деле. Об убийстве вашей подруги, о похищении вашего сына… И… о вашей матери, – после некоторого колебания добавил Тома. – Со своей стороны полиция высказывает предположение, что Сержа Тевеннена могли устранить члены общества астрософии, поскольку он мешал их планам…

Тома отвел взгляд, чувствуя, что краснеет.

– Впрочем, множество документов свидетельствует о том, что они пытались привлечь внимание ГИС к его деятельности, чтобы вывести его из игры. Среди вещей Джорди Фонте были обнаружены бумаги, написанные рукой Тевеннена, в которых идет речь о преступной деятельности многих теневых бизнесменов, а также его собственных коллег. Мы начали проверять его денежные счета – официальные и тайные. Уже очевидно, что вы ничего о них не знали, поскольку в последнее время ни с одного из них не сняли ни сантима.

По поводу астрософов вы скажете, что вам точно не известно, за что они так злы на вас, но что они вас постоянно преследовали. Судя по всему, это может быть связано с медицинскими экспериментами, которые они над вами проводили против вашей воли, по настоянию вашей матери. Это же подтверждают и первые результаты полицейского расследования. Мы уже начали понемногу распутывать этот клубок, хотя это оказалось очень непросто. Речь идет о некоем научном проекте, однажды уже вызвавшем крупный скандал. К тому же единственная из уцелевших членов общества, которую мы на данный момент арестовали, отказывается давать показания. Это владелица книжного магазина «Вертекс». Она почти ничего не говорит, лишь твердит какие-то бессмысленные фразы о будущем спасителе мира… Но вас это не касается – вы понятия не имеете, о ком речь.

Теперь пришла очередь Шарли отвести взгляд.

– Кольбер мертв, – сообщил ей Тома, чтобы немного приободрить. – Он был убит в момент взрыва – точнее, вскоре после него.

Шарли растерянно моргнула. По выражению ее лица, в котором смешались ужас и изумление, он понял, что она вообще не знала о присутствии Кольбера рядом с домом.

– Что до самого взрыва, вы скажете, что его причиной стала утечка газа. Смерть вашей матери… стала результатом несчастного случая.

Какое-то время Шарли не могла произнести ни слова, потрясенная жестокостью этих откровений и предстоящих ей лжесвидетельств.

– Мы были не одни, – прошептала она наконец. – Там была еще… Клео. Вдова.

– Вы в этом уверены?

– Да. Это она… убила мою мать.

Тома с силой сжал руками голову, словно для того, чтобы помочь себе быстрее соображать. Стало быть, Вдова тоже была замешана в этой истории. Ну что ж, по крайней мере, Жамель сказал правду. Теперь расследование будет разворачиваться сразу по множеству направлений, и пройдет немало времени, прежде чем удастся распутать весь клубок. Это дает Шарли дополнительные шансы. Однако до сих пор не было никаких доказательств присутствия Вдовы в доме в момент взрыва.

Разве что… тот странный расплывчатый силуэт, словно вознесшийся над развалинами… черная тень на фоне красноватого задымленного неба… возникшая сразу после того, как он выстрелил в Кольбера. И серый автомобиль, очень похожий на тот, который он прежде заметил в сотне метров от клиники «Надежда», – не промелькнул ли он в поле его зрения, наполовину скрытый за деревьями, в стороне от дороги, ведущей к дому Жермонов?..

– Мне очень жаль, – тихо произнес он. – Я… не знал, что это ваша мать. То есть… тело было буквально растерзано, так что даже отправлять его на вскрытие не имело смысла… Что касается Вдовы, она исчезла бесследно. Возможно, ей удалось сбежать. Но в бумагах Тевеннена немало доказательств ее вины…

– Она была в доме. Вместе с нами.

– Но если вы будете это утверждать, вам придется объяснить, что она там делала.

Шарли поняла, что он хочет ей сказать: чем меньше сведений она сообщит, тем меньше будет риска для нее.

– Хотя… – задумчиво продолжал Тома, – вы можете сказать, что она явилась, чтобы забрать у вас те самые папки с компрометирующими документами. – Он пристально взглянул на Шарли и добавил: – Так или иначе, вам будут задавать очень много вопросов. И вам придется по много раз встречаться со множеством людей, потому что расследованием этого дела занимаются сразу несколько полицейских подразделений. Поэтому самое лучшее для вас… – Немного поколебавшись, он продолжал: – Придерживаться правды, насколько это возможно. Давать самые простые ответы, всегда одни и те же. Ну а пока отдыхайте, приходите в себя. Вот моя визитка, – добавил он, кладя визитную карточку на ночной столик. – На всякий случай я записал вам и номер мобильного – возможно, я скоро перейду на другую работу, так что проще всего будет связаться со мной по нему. Расследованием этого дела я больше не занимаюсь, поэтому, скорее всего, сюда больше не приеду.

Он улыбнулся Шарли, и эта улыбка ее ничуть не удивила: она уже разглядела за суровым выражением его лица человечность и сострадание. Он скрывал их и, кажется, даже стыдился, но улыбка свидетельствовала об их подлинности.

– И последнее. У Джорди Фонте более сложная ситуация, чем у вас. Вы сами понимаете – все эти камеры, принадлежность к преступной группировке… Даже с учетом того, что он спас жизнь вам и Давиду, он причастен к серьезным преступлениям. Поэтому ему нужна ваша поддержка. Нужно, чтобы ваши показания свидетельствовали в его пользу.

На сей раз улыбнулась Шарли, и по этой немного печальной улыбке Тома понял, что его последний совет излишен.

– Ну вот и все, – в заключение произнес он.

Говорить «до свидания» в таких обстоятельствах показалось ему неуместным, и он молча направился к выходу.

– Но почему вы?..

Шарли произнесла эти слова слабым, прерывающимся голосом. Она даже не закончила вопрос, но Тома все понял.

Он обернулся и пристально взглянул ей в глаза. Но увидел перед собой не ту испуганную, обессиленную неравной борьбой женщину, которая была перед ним сейчас, а другую – ту, которая нацелила на него пистолет в клинике «Надежда». Тогда она тоже была испуганной, но вместе с тем полной решимости. Она умоляющим голосом просила дать ей уйти, одновременно угрожая пистолетом и прижимая к себе ребенка…

Вопреки ожиданию, именно этот образ запомнился ему лучше всего. Ни взорвавшийся дом, ни огненный хаос, ни безумный взгляд убийцы, готового броситься на него, – но только эта женщина. Тот миг, когда он увидел ее перед собой в полутемном холле клиники, изменил всю его жизнь. Может быть, даже в каком-то смысле изменил его видение мира. Тома не был в этом уверен, но…

Поэтому он просто ответил:

– Потому что все это чистая правда.

92

Шарли подошла к двери палаты – дрожащая, неуверенная, измученная ужасными предчувствиями и сильной болью: как ей объяснили, от удара взрывной волны Джорди рухнул прямо на нее, и теперь у нее страшно болела ушибленная спина и три треснувших ребра.

Перед дверью стоял полицейский – судя по всему, не последний, с которым ей предстояло столкнуться в ближайшее время. Однако Шарли была счастлива от сознания того, что Давид под надежной охраной. Вдову все еще не нашли. И никого из общества астрософии, скорее всего, тоже. Никто из них, конечно, не рискнет объявиться здесь, но все же…

Полицейский шагнул в сторону, пропуская ее в палату.

Войдя, Шарли сделала над собой усилие, пытаясь не смотреть на трубки и провода, опутавшие Давида со всех сторон, и полностью сосредоточиться на его лице.

Он спал глубоким сном. Слишком глубоким… Доктор Лабрусс объяснил ей:

– Пока еще рано говорить о коме. У него, как вы знаете, множество ушибов, к тому же сильный шок. Такой долгий сон – естественная реакция. Но все же он слишком долго не просыпается… – Врач замолчал. Затем, вероятно чтобы смягчить впечатление от этих слов, добавил: – Но вот что хорошо и даже удивительно: согласно обследованиям, его мозг в полном порядке. Конечно, центры памяти по-прежнему гипертрофированы, но повышенное кровяное давление исчезло. Опухоли нет. Даже если речь идет о коме, то не опухоль тому причиной.

Шарли поняла: нечто вырвалось из головы Давида наружу. Она помнила, что сказал ей Массиак в тот роковой день, когда она привела к нему Давида на осмотр: «Сильное потрясение может пробудить в нем нечто…» Так и произошло – после «той самой» сцены, вызвавшей у него шок, Давид увидел во сне (или в каком-то трансе) выигрышные лотерейные номера. И с тех пор нечто пыталось освободиться, вырваться наружу. Так продолжалось вплоть до того дня, страшные воспоминания о котором Шарли хотела бы навсегда стереть из своей памяти.

Она села на краешек кровати, склонилась над Давидом и потрогала ему лоб. Горячий и влажный. Но на его лице больше не было того напряженного, измученного выражения, как все последние дни, даже месяцы. Круги под глазами почти полностью исчезли. На губах была заметна слабая улыбка. Сейчас Давид находился в каком-то другом, спокойном и безопасном мире, очень далеко от того ада, через который ему пришлось пройти. И от Сержа… и от всех своих детских невзгод. Шарли осторожно взяла его руку, поднесла ее к губам и стала целовать по очереди каждый пальчик – так она делала, убаюкивая его, когда он был совсем маленький.

– Давид, все позади, – тихо говорила она. – Все. Ты победил. Нам с тобой больше ничто не угрожает. Нет больше ни Сержа, ни остальных. И той страшной черной дамы тоже нет. Больше никого. Только ты и я. И свобода…

Ты слышишь, радость моя?.. Я знаю, ты меня слышишь. Помнишь, я тебе обещала, что мы поедем в Бразилию, когда будем свободны? Так вот, теперь мы свободны. По-настоящему свободны. И все это благодаря тебе, дорогой. Тебе не нужно больше спать. Тебе больше нечего бояться – даже самого себя, Давид! Даже самого себя. Потому что ты полностью здоров. Врачи сказали мне, что эта сила, которая бушевала у тебя внутри, оставила тебя. И больше никогда не вернется. Тебе нечего бояться. Совсем нечего.

Ну, если хочешь, можешь поспать еще немножко. Ты ведь так устал… Только не слишком долго, хорошо? Нам с тобой нужно еще столько всего успеть…

Я буду здесь, Давид. Я никуда не уйду. Я буду тебя ждать…

93

Тома терпеливо ждал, несмотря на неудобный казенный стул и унылую пыльную обстановку. Сейчас он был гораздо более спокоен и расслаблен, чем когда бы то ни было в жизни. Но и более собран.

Он рассеянно скользил взглядом по объявлениям на стенах: правила посещений, рекомендации для родственников, списки дозволенного и запрещенного…

Наконец послышался скрежет замка и следом за ним – голоса.

Джошуа Кутизи вошел в переговорную.

Если он и удивился, увидев Тома, то никак этого не показал и сел на стул возле стеклянной перегородки с тем же невозмутимым видом, что и во время их первой встречи.

– Вы пришли, чтобы сообщить мне какие-то новости о Джорди? – спросил бывший гуру. – Или хотите исполнить свои обязательства, которые были частью нашего договора?

Тома, не отвечая, внимательно изучал собеседника. С первой же встречи Кутизи вызвал у него антипатию, столь же сильную, сколь и необъяснимую, – ведь, в конце концов, самопровозглашенный гуру не был растлителем малолетних. Ну да, мошенник, проходимец, в свою очередь ставший жертвой горстки медиков-авантюристов, которые использовали его адептов в корыстных целях. Но в этом не было ничего сверхординарного, что могло бы вызвать такую почти аллергическую реакцию. Однако сейчас Тома не чувствовал ничего, кроме любопытства: с самого начала расследования ему не давала покоя одна маленькая деталь. Одна смутная догадка, которую Кутизи мог подтвердить или опровергнуть.

– Не совсем так, но если хотите, я и в самом деле могу сообщить вам кое-что о Джорди, – спокойно ответил он. – Он сильно пострадал от ран, но надеюсь, все же выкарабкается. Хотя шрамы у него на спине останутся, надо полагать, на всю жизнь.

– Боевые раны, в каком-то смысле… Ну что ж, в целом это хорошая новость, – благодушно произнес Кутизи. – Кстати, в последнее время я получаю немало хороших новостей. Не в последнюю очередь благодаря вам…

– В самом деле? Однако несколько ваших бывших сподвижников арестованы…

Немного помолчав, Кутизи ответил:

– Да, но никогда еще об астрософии не говорили так много, как в последние дни. Что до меня, я могу этому только радоваться. Впрочем, это к делу не относится. Скажите мне наконец, что вас сюда привело.

– Один небольшой вопрос. Вы не обязаны на него отвечать, но…

– Вы сильно изменились, лейтенант. За такое короткое время… Очень заметная перемена! Вы кажетесь таким… умиротворенным. Безмятежным. Вам это уже говорили? Можете сами убедиться, какое благо астрософия несет миру! – полушутливым тоном добавил Кутизи.

Тома пожал плечами. Гуру оседлал любимого конька, и не стоило ему мешать – тем больше будет шансов получить ответ на свой вопрос.

Когда Тома решил, что настал подходящий момент, он произнес только одно имя:

– Катрин Клермон. Владелица книжного магазина…

– Да?..

– Вы назвали мне ее имя…

– Да.

– Почему?

Кутизи взглянул на него, не скрывая удивления:

– Когда передаешь полицейским информацию, они обычно не спрашивают, почему ты это делаешь…

– Однако я все же спрашиваю вас.

– Вы мне кое-что обещали, лейтенант.

– Лучшие условия содержания? Но я навел справки: ваши нынешние условия не так уж плохи. Вы же не рассчитываете на апартаменты в каком-нибудь ВИП-квартале вместо вашей камеры?

– Что ж… действительно не рассчитываю.

– Так каков же был ваш истинный мотив? Вы назвали мне имя Катрин Клермон и сообщили ее координаты, хотя, если принять во внимание, в какой стадии сейчас находится расследование, мы бы и сами до нее добрались. Но вы позволили нам выиграть время. Почему?

Кутизи погладил бороду с задумчиво-рассеянным видом. Или ироническим. Трудно понять, подумал Тома. Этот человек – прирожденный актер.

– Потому что может быть только один.

– Простите?..

– Вы задали мне вопрос, я на него ответил. Потому что может быть только один. Прощайте, лейтенант. Передайте привет Джорди. И пожелайте ему удачи от моего имени.

– Ну что?

Тома захлопнул за собой дверцу машины. Орели, сидевшая за рулем, выжидающе смотрела на него. В конце концов, это ведь она задержала владелицу книжного магазина, и, несмотря на то что сейчас ее, как и его, отстранили от расследования, чувствовалось, что ей небезразлично дальнейшее развитие событий.

Тома молчал.

Потому что может быть только один…

Вы не помешаете ему спасти мир…

Кутизи боялся, что кто-то другой займет его место?.. Гуру хотел быть уверенным в собственном будущем? Если его имя вновь всплывет в ходе полицейского расследования, он получит новый шанс для распространения своих теорий и методик. И поэтому он боялся появления конкурента, готового спасти мир вместо него?..

А впрочем… к чему терзаться бесплодными догадками? Он задал вопрос – получил ответ. Настало время перевернуть эту страницу.

– Ничего, – ответил Тома.

– Ничего?

– Ничего. Наверняка у него были свои причины, но…

– Хорошо. Тогда что именно ты от меня скрываешь?

Тома повернулся к ней.

– Да-да, ты правильно расслышал. Ты прекрасно знаешь, что в этом деле полно дыр. Прямо как в швейцарском сыре. Например, айфон.

Тома изо всех сил пытался не покраснеть.

– Айфон, оставленный в городской телефонной кабинке, – это что, свидетельство невиновности Шарли Тевеннен или совсем наоборот?.. – И, не дожидаясь ответа, Орели продолжала: – Но если уж к этому делу привлечено столько служб, надеюсь, они найдут ответы на все вопросы…

Молчание. Тома не знал, что ответить.

– Ну хорошо, что мы делаем сейчас? – спросила Орели.

– Что делаешь ты – я не знаю. А мне нужно сделать звонок.

– Понимаю. Ты увольняешься и переходишь на другую работу?

– Возможно.

– Что ж, хорошо. Возьмешь меня с собой?

Тома вздохнул. Потом ответил:

– Вряд ли…

– Мило…

– Это потому, что, если мы собираемся и дальше жить вместе, нам нельзя вместе работать, тебе не кажется? Двадцать четыре часа в сутки общаться с таким умным и проницательным коллегой, как ты… боюсь, мои мозги этого не выдержат!

Судя по улыбке, появившейся на лице Орели, он сказал именно то, что нужно.

94

Шарли остановила машину, вышла и, пошатываясь, направилась к дому.

Она долго стояла среди обугленных руин, в которые превратился дом ее детства. От фасада ничего не осталось; надежное сооружение, воздвигнутое ее отцом, было разрушено до основания, полностью отдано во власть стихии и мародеров. Здесь полуобгоревший диван… там обугленная балка… сломанное кресло… чудом уцелевшая фотография в рамке… сумка, ботинок, осколки фаянсовой раковины… и еще, и еще…

Шарли закрыла глаза, пытаясь избавиться от этого зрелища, обратить время вспять. Вспомнить счастливые сцены времен своего детства. Своего отца…

Его состояние огромно… Его власть губительна… Он променял меня на двух блядей…

Она встряхнула головой, пытаясь заглушить голос матери, навязчиво звучащий у нее в ушах.

Она вспомнила отца, стоявшего на крыльце в тот вечер накануне Рождества, облаченного в длинную красную куртку, похожего на Деда Мороза… и Брижитт, прикатившую сюда на велосипеде и с хохотом сообщавшую ей, что она «опять этим занималась»… и Фабиана, вместе с которым укрылась здесь после бегства из клиники… вспомнила его широко раскрытые от удивления глаза, когда он понял, что ее семья богата настолько, чтобы поддерживать в идеальном состоянии этот красивый загородный дом, в котором большую часть года никто не живет…

Этот дом рассказывал свою историю ей одной. Вплоть до невероятного финала, который уничтожил все, абсолютно все – все лица из прошлого, все воспоминания… Все, кто играл какую-то роль в ее жизни, как будто нарочно условились встретиться здесь. Даже те, кого она, в сущности, почти не знала – Кольбер, Вдова… Шарли не переставала думать об этом в последние четыре дня. «Даже Вдова, – повторяла она про себя, – даже Вдова…» В сущности, роль Клео в недавних событиях стала самой важной: именно на нее обрушилась та сила, которая наконец-то вырвалась из Давида. Страшно подумать, что было бы с ним сейчас, если бы этого не произошло…

Шарли открыла глаза, смахнула слезы – горечи, сожаления?.. Она не смогла бы сказать.

Что осталось ей из прошлого?

Ничего.

Может быть, отец… где-то далеко?..

Нет. Ничего.

Tabula rasa.[27]27
  Чистая доска (лат.).


[Закрыть] Без всякой надежды на возрождение чего-либо.

Это было совершенно очевидно.

Она приблизилась к груде развалин, обошла их и направилась к небольшому сарайчику, где хранился садовый инвентарь. Каким-то чудом он совершенно не пострадал от взрыва.

Шарли открыла дверь и вошла. Огляделась. Лопаты, какие-то инструменты, велосипеды… странно, что их еще не украли…

У дальней стены стояла старая тачка с проржавевшими колесами, как будто вросшими в земляной пол. Казалось, что никакая сила уже не сможет сдвинуть ее с места. На ней громоздились старые кастрюли, сковородки, еще какой-то хлам…

Шарли наклонилась, просунула под нее руку, нащупала плоскую металлическую коробочку. Поддев ногтем крышку, она на мгновение замерла, охваченная внезапной паникой. Но нет, он был здесь. Дрожащими пальцами она нащупала этот небольшой листок бумаги, осторожно вытянула его из коробочки и развернула. Цел и невредим.

Чувствуя, как сильно колотится сердце, она долго смотрела на свой билет к свободе, затем инстинктивно прижала его к груди. Когда-то она думала, что он спасет ее от Сержа. Потом – что поможет ей избежать тюрьмы. Но сейчас деньги нужны были ей для другой цели. Для лечения Давида. Он по-прежнему не просыпался, и она не настаивала на том, чтобы его попытались разбудить, хотя каждая минута его сна стоила ей новых мучений. Очнется ли он? Сейчас, имея тридцать четыре миллиона, она найдет средство его исцелить – здесь, во Франции, или в Соединенных Штатах… да хоть на Луне!

Она вышла из сарайчика и вернулась к машине.

Перед тем как уехать, она в последний раз взглянула на то, что осталось от дома, словно пытаясь восстановить в памяти его былой образ и такой приятный запах дерева…

Наконец она захлопнула дверцу машины и включила зажигание.